Текст книги "12 лучших рассказов о Шерлоке Холмсе (по версии автора)"

Автор книги: Артур Конан Дойль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Да ведь это немой звонок, – удивился он.

– Разве он не звонит?

– Нет, к нему даже не приделано проволоки. Как интересно! Видите, шнурок висит просто на крючке под маленьким отверстием вентиляции у потолка.

– Как глупо! Я никогда не замечала этого.

– Очень странно! – пробормотал Холмс, снова дергая шнурок. – В этой комнате есть две-три несообразности. Так, например, к чему дурак-архитектор проделал вентиляцию в другую комнату, когда ему так же легко было сделать его в наружной стене?

– Это тоже недавно сделано.

– Должно быть, в одно время со звонком, – заметил Холмс.

– Да, в то время отчим затеял несколько изменений в доме.

– И, кажется, очень интересные изменения, – немые звонки и вентиляция, которая не пропускает свежего воздуха. Теперь, с вашего позволения, мисс Стонер, мы перейдем в соседнюю комнату.

Спальня доктора Граймсби Ройлота была больше комнаты его падчерицы, но так же просто меблирована. Походная кровать, небольшая деревянная полка с книгами, большею частью научного содержания, кресло у кровати, простой деревянный стул у стены, круглый стол и большой железный шкаф. Холмс медленно прошелся по комнате, с особенным вниманием осматривая каждую вещь.

– Что в этом шкафу? – спросил он, постучав пальцем в железную дверцу.

– Деловые бумаги отчима.

– Вы, значит, заглядывали в него?

– Только раз, несколько лет тому назад, и помню, что он был полон бумаг.

– Нет ли в нем, например, кошки?

– Нет. Какая странная мысль!

– А вы посмотрите сюда!

Он снял со шкафа блюдечко с молоком.

– Нет, у нас нет кошки, но здесь бегают пантера и павиан.

– Да, конечно. Пантера – это большая кошка, хотя блюдечко с молоком вряд ли удовлетворило бы ее аппетит. Тут есть еще одно обстоятельство, которое мне хотелось бы прояснить.

Он присел на корточки перед стулом и стал рассматривать сидение.

– Все ясно, – сказал он, подымаясь и опуская увеличительное стекло в карман. – А это что? Вот интересная вещь!

Предметом, бросившимся ему в глаза, была маленькая собачья плетка, висевшая на углу кровати. Плетка была свернута и завязана в петлю.

– Что вы думаете об этом, Ватсон?

– Совершенно обыкновенная плеть. Не знаю только, зачем она завязана?

– Это не так-то обыкновенно, не правда ли? Ах да! Мы живем в злое время, и когда умный человек задумает преступление, оно оказывается хуже всех. Теперь я, кажется, все видел, мисс Стонер, и с вашего позволения мы выйдем на луг.

Я никогда еще не видел моего друга таким серьезным и мрачным, как в эту минуту, когда мы покинули осмотренные им комнаты. Мы несколько раз прошлись по лугу взад и вперед, но ни мисс Стонер, ни я не прерывали его раздумья.

Наконец он сам заговорил.

– Теперь главное, мисс Стонер, чтобы вы с самой строгой точностью следовали моему совету.

– Непременно.

– Слишком серьезное дело. От этого зависит ваша жизнь.

– Уверяю вас, что в точности выполню все.

– Во-первых, мы с доктором Ватсоном должны провести ночь в вашей комнате.

Мисс Стонер и я – оба с удивлением посмотрели на него.

– Да, это необходимо. То, что виднеется там, постоялый двор, не так ли?

– Да, это гостиница "Корона".

– Хорошо. Оттуда видны ваши окна?

– Конечно.

– Когда отчим вернется домой, запретесь в своей комнате под предлогом головной боли. Как только вы услышите, что он пришел к себе спать, отворите ставни и отодвиньте задвижку у вашего окна. Поставьте лампу на подоконник в виде сигнала нам и, взяв с собой все, что может понадобиться, уходите в соседнюю комнату, которую занимали прежде. Я думаю, что, несмотря на начатую там перестройку, вы все-таки сможете провести там одну ночь?

– О, да, легко могу.

– Остальное будет уже в наших руках.

– Что же вы намерены делать?

– Мы проведем ночь в вашей комнате и постараемся узнать причину странного свиста, который так беспокоил вас.

– Мне кажется, мистер Холмс, что вы уже составили ясное представление об этом деле, – сказала мисс Стонер, положив руку на рукав пальто моего друга.

– Может быть.

– Прошу вас, сжальтесь надо мной и скажите, что было причиной смерти Джулии?

– Мне хотелось бы иметь более определенные улики, прежде чем сообщить вам это.

– Скажите, по крайней мере, верно ли мое предположение, что она умерла просто от испуга?

– Нет, не думаю. Теперь, мисс Стонер, мы должны покинуть вас. Если доктор Ройлот вернется домой и застанет нас, эта поездка окажется совершенно бесполезной. Прощайте, и не бойтесь. Если вы сделаете все, о чем я просил вас, – можете быть уверены, что мы скоро устраним всякую опасность, грозящую вам.

Мы с Шерлоком Холмсом без затруднения наняли комнату в деревенской гостинице "Корона". Она находилась в верхнем этаже, из окна видны были ворота и обитаемый флигель дома Сток-Моран. Когда начало смеркаться, мы видели, как доктор Граймсби Ройлот проехал мимо гостиницы. Громадная фигура его казалась еще больше в сравнении с мальчиком, сидевшим рядом с ним и правившим лошадью. Мальчик замешкался, отворяя тяжелые железные ворота, и мы слышали сердитый голос доктора, бранившего его, и видели, как он гневно грозил ребенку кулаком. Коляска поехала дальше, и несколько минут спустя блеснул свет между деревьями, когда зажгли лампу в одной из гостиных дома.

– Знаете что, Ватсон, – сказал Холмс, сидя рядом со мной в густевших сумерках комнаты. – Мне немножко совестно брать вас туда. Это не безопасно.

– Но ведь я могу быть вам полезен. Нет никаких сомнений, я пойду с вами в этот странный дом. Но вы говорите об опасности… Значит, в этих комнатах вы увидели что-то такое, чего я не разглядел?

– Нет, но мне кажется, что я сделал несколько выводов из того, что и вы видели вместе со мной.

– Я ничего особенного не видел, кроме звоночного шнурка, и должен признаться, что не понимаю, зачем он повешен.

– Вы видели также и вентиляцию.

– Да, но я не вижу ничего необыкновенного в том, что сделано маленькое отверстие между двумя комнатами. Оно так мало, что даже крыса не пролезет в него.

– Еще до приезда моего в Сток-Моран, я уже знал, что мы найдем вентиляцию в этой комнате.

– Что вы, Холмс?

– Да, знал. Помните, она рассказывала нам, что сестру ее беспокоил дым сигар доктора Ройлота? Это очевидно указывало на то, что было какое-то сообщение между обеими комнатами. Отверстие могло быть только очень небольшое, не то его непременно заметил бы при обыске следователь. Из этого я заключил, что это вентиляция.

– Но что же в нем особенного?

– Согласитесь, однако, что тут несколько странное сочетание обстоятельств. Делают вентиляцию, навешивают шнурок, – и девушка, спящая в кровати, внезапно умирает. Разве это не поражает вас?

– Я никакой связи не вижу.

– Вы не заметили ничего особенного в кровати?

– Нет.

– Она приделана к полу. Вы прежде когда-нибудь видели, чтобы кровати накрепко прибивали к полу? Кровать эту нельзя сдвинуть с места. Она всегда должна оставаться в одном положении относительно вентиляции и шнурка, который никогда не предназначалась для звонка.

– Холмс, – вскрикнул я. – Теперь я начинаю смутно понимать, на что вы намекаете. Мы только что успеем предупредить самое хитрое и страшное преступление.

– Да, и хитрое, и страшное. Когда доктор – злодей, он всегда бывает самым ужасным преступником. У него есть и смелость, и знание. Убийцы Пальмер и Причард были первоклассными учеными, а этот, кажется, еще замечательнее их. Нам с вами, Ватсон, надеюсь, удастся перехитрить его. Кто знает, какие ужасы предстоят нам в эту ночь! Выкурим по трубочке, в покое, и поговорим о чем-нибудь другом, – повеселее этого!

Около девяти часов свет между деревьями исчез, и старинный дом погрузился во мрак. Медленно прошли еще два часа. Ровно в одиннадцать вдруг засветился яркий огонек в окне флигеля.

– Вот наш сигнал, – вскрикнул Холмс, вскакивая со стула. – Он горит в среднем окне.

Выходя, он сказал несколько слов хозяину гостиницы, объяснив, что мы отправляемся к знакомому и, может быть, проведем ночь у него. Минуту спустя мы спешили по направлению желтоватого света, горевшего в ночном мраке и указывавшего нам путь. Войти в сад было не трудно. В каменной ограде старого парка было много проломов. Пробираясь между деревьями, мы дошли до луга, перешли его и собирались уже влезть в открытое окно, как вдруг из группы лавровых кустов выскочило что-то, похожее на отвратительного кривляющегося ребенка. Существо это бросилось на траву, кувыркаясь и вопя, а потом неожиданно скрылось в темноте.

– Боже мой! – прошептал я. – Вы видели?

Холмс на мгновение тоже испугался. Пальцы его, как щипцы, стиснули мою руку. Потом тихонько засмеялся.

– Вот приятное общество! – пробормотал он. – Это павиан.

Я совсем забыл про своеобразных любимцев доктора. Здесь водилась и пантера, которая каждую минуту могла прыгнуть нам на плечи. Я, признаться, почувствовал некоторое облегчение, когда, по примеру Холмса, сняв башмаки, очутился в комнате. Спутник мой бесшумно закрыл ставни, переставил лампу на стол и огляделся в комнате. Все было совершенно в том же положении, как и днем. Подкравшись ко мне и согнув руку трубой, он шепнул мне в ухо так тихо, что я едва мог расслышать слова:

– Малейший звук расстроит все.

Я кивнул головой.

– Нам надо потушить лампу, а то он увидит свет в вентиляцию.

Я опять кивнул.

– Не засыпайте, жизнь ваша зависит от этого. Приготовьте на всякий случай пистолет, может быть, он понадобится. Я сяду на кровать, а вы на этот стул.

Я вынул револьвер и положил на угол стола.

Холмс захватил с собой длинную тонкую трость, которую положил около себя на постель. Рядом он поставил коробочку спичек и огарок свечки. Потом он потушил лампу, и мы очутились в полной темноте.

Забуду ли я когда-нибудь эти страшные часы бдения во мраке! В отдалении слышался звон церковных часов, отбивавших каждую четверть часа. Какими невыносимо долгими казались мне эти четверти часа! Пробило двенадцать, потом час, два и три, а мы все сидели и ждали, что будет.

Вдруг в отверстии вентиляции блеснул свет и сейчас же исчез, но вслед за ним стал распространяться запах горевшего керосина и разогретого металла. Кто-то в соседней комнате, очевидно, зажег глухой фонарь. Я услышал тихий звук движения, и потом все опять затихло, только запах керосина все усиливался. С полчаса я просидел, напрягая слух. Тут вдруг послышался новый звук, очень тихое шипение, как будто тонкой струйки пара, равномерно выходившей из маленького котелка. В то самое мгновение, как раздался этот звук, Холмс вскочил с постели, поспешно зажег спичку и стал изо всех сил бить тростью по висевшему на стене звоночному шнурку.

– Видите, Ватсон, – кричал он, – видите?

Но я ничего не видел. В ту минуту, как Холмс зажег огонь, я услышал негромкий свист, но внезапный свет ослепил мои усталые глаза и отнял всякую возможность разглядеть то, на что друг мой набросился с такой яростью. Я видел только, что лицо его было смертельно бледно и выражало ужас и отвращение.

Холмс перестал колотить по веревке и смотрел теперь вверх, на вентиляцию. Тут вдруг в ночной тишине раздался самый жуткий крик, который я когда-либо слышал. Он становился все громче и громче, в этом хриплом звуке слышались боль, ужас, гнев, соединенные вместе в один отчаянный человеческий вопль. Говорят, что в деревне и даже еще дальше, в доме пастора, крик этот разбудил спавших жителей. Мы как будто окаменели от ужаса, я смотрел на Холмса, а он на меня, пока последнее эхо этого звука не смолкло в ночной тишине.

– Что это? – спросил я, задыхаясь.

– Это значит, что все кончено, – отвечал Холмс. – Может быть, и к лучшему. Возьмите ваш пистолет, мы войдем в комнату доктора Ройлота.

Он зажег лампу и повел меня по коридору. Постучавшись в дверь два раза и не получив ответа, Холмс повернул ручку и вошел. Я следовал за ним, держа в руке пистолет с взведенным курком.

Нам представилось странное зрелище. На столе стоял полуоткрытый глухой фонарь, и яркий свет падал на железный шкаф, дверца которого была отворена. У стола, на деревянном стуле, сидел доктор Ройлот, одетый в длинный серый халат, из-под которого виднелись его голые ноги, всунутые в турецкие туфли без каблуков. На коленях лежала та самая короткая плетка, которую мы видели в его комнате днем. Подбородок доктора был поднят кверху, а неподвижный, ужасный взгляд широко раскрытых глаз устремлен в потолок. Вокруг его головы была обернута какая-то странная желтая лента, покрытая темными пятнами, и, казалось, плотно облегала ее. Когда мы вошли, Ройлот не обернулся.

– Вот она лента! Пестрая лента! – прошептал Холмс.

Я сделал шаг вперед. В ту же минуту странный головной убор зашевелился, и из-за волос доктора поднялась плоская, угловатая головка ядовитой змеи.

– Это болотная гадюка! – воскликнул Холмс, – самая опасная змея Индии. Доктор умер через десять секунд после укуса. Вот как зло наказывает злодея, и как он падает в яму, вырытую для другого! Бросим это отвратительное существо в сейф, а потом отвезем мисс Стонер в безопасное место и уведомим местную полицию о том, что случилось.

Говоря это, он быстрым движением схватил плетку с колен мертвеца, накинул петлю на голову змеи, стащил ее и, держа руку далеко от себя, кинул гадюку в железный шкаф, который тотчас же запер.

Вот достоверные факты, касающиеся смерти доктора Граймсби Ройлота из Сток-Морана. Нет надобности удлинять этот, без того уже длинный, рассказ подробным описанием того, как мы сообщили грустное известие испуганной девушке, как отправили ее с утренним поездом к тетке в Хэрроу, и как полиция, после долгого и сложного следствия, пришла заключению, что доктора постигла смерть во время опасной игры с прирученной змеей.

На следующий день, когда мы ехали домой, Шерлок Холмс добавил к этому делу все недостающие детали.

– Сперва, – говорил он, – я составил совершенно ошибочное понятие об этом деле, что доказывает, мой дорогой Ватсон, как опасно выводить заключения из недостаточных улик. Присутствие цыган и слово "лента", которым бедная умершая девушка хотела, вероятно, объяснить то, что поразило Джулию, когда она зажгла спичку, навели меня на ложный след. В свое извинение я могу сказать, что немедленно отказался от своего предположения, когда стало ясно, что никакая опасность не могла грозить жильцу этой комнаты ни со стороны двери, ни со стороны окна. Внимание мое, как я уже говорил, привлекли вентиляция и звоночный шнурок, висевший у постели. Открытие, что это немой звонок и что кровать прикреплена к полу, сейчас же внушило мне подозрение, что веревка служила проводником для чего-то, что могло пролезть в вентиляцию и достать до постели. Тут я подумал о змее, и, приняв в соображение, что доктору присылали разных животных из Индии, я понял, что попал на настоящий след. Мысль употребить такой яд, который нельзя было бы открыть химическим опытом, могла прийти в голову умному, злому человеку, знающему восточные уловки. Быстрота, с которой действует такой яд, была с его точки зрения огромным преимуществом. Судебному следователю надо было бы иметь очень зоркие глаза, чтобы рассмотреть на теле умершей две темные точки – следы ядовитых зубов. Тут я вспомнил и свист. Ройлоту необходимо было вернуть назад змею, прежде чем утренний свет обнаружит ее в комнате жертвы. Доктор приучил гадюку, вероятно, с помощью молока, которое мы видели, возвращаться на его свист. Он выпускал змею в вентиляцию в тот час ночи, который казался наиболее удобным, уверенный, что она сползет вниз по веревке в постель. Конечно, гадюка могла укусить или не укусить девушку, предположим даже, в продолжение целой недели мисс Стонер избегала бы укуса, однако рано или поздно она непременно должна была умереть. Я пришел к этим заключениям еще прежде, чем вошел в комнату доктора. Осмотрев стул, я увидел, что Ройлот имел привычку становиться на него ногами, что, разумеется, было нужно, чтобы достать до вентиляции. Вид железного шкафа, блюдечка с молоком, петли на плетке окончательно рассеяли все сомнения. Металлический звук, который слышала мисс Стонер, очевидно, был причинен поспешно захлопнутой дверцей шкафа за ужасной жилицей его. Решив все это про себя, вы знаете, что я сделал, чтобы проверить свои предположения. Услышав шипение змеи, что без сомнения, слышали и вы, я сейчас же засветил огонь и напал на нее.

– И этим заставили ее вернуться назад, в вентиляцию.

– Да, и кроме того заставил напасть на ее господина в другой комнате. Несколько ударов трости достигли цели и раздражили гадюку, она напала на первого человека, которого увидела. Я, конечно, косвенно виноват в смерти доктора Граймсби Ройлота, но не могу сказать, что это сознание тяготит мою совесть.

Союз рыжих

Это было прошлой осенью: я зашел к своему другу, мистеру Шерлоку Холмсу, и застал его за оживленным разговором с очень полным пожилым джентльменом с раскрасневшимся лицом и огненно-рыжими волосами. Извинившись за вторжение, я собирался уйти, но Холмс втащил меня в комнату и закрыл дверь.

– Вы пришли в самое подходящее время, дорогой Ватсон, – искренне произнес он.

– Я вижу, что вы заняты и не хотел мешать.

– Да, я занят, очень занят.

– Тогда я могу подождать в другой комнате.

– Наоборот! – он повернулся к гостю. – Мистер Вилсон, этот джентльмен был моим напарником и помощником во многих успешных делах. Я уверен, что и в вашем деле он будет весьма полезен.

Толстяк привстал и кивнул, изучая меня при этом своими маленькими, заплывшими жиром, глазами.

– Располагайтесь на диване, – сказал Холмс. Сам он устроился в кресле поудобнее. – Я знаю, Ватсон, что вы разделяете мою любовь к загадкам и странностям, ко всему, что вносит разнообразие в ход привычных вещей повседневной жизни. Свою страсть вы проявили в литературных записках, за которые взялись с особым рвением. Но, прошу меня простить, в них вы частенько приукрашаете наши маленькие приключения.

– Возможно, я слишком увлекаюсь, когда описываю ваши расследования, – пробормотал я.

– А помните, на днях мы обсуждали дело мисс Мэри Сазерленд, и я заметил, что жизнь всегда интереснее литературы. Даже самое искрометное воображение писателя не способно сочинить настолько интересную историю, как… Да вот хотя бы история Джэбеза Вилсона. Честно скажу, за всю жизнь я не слышал ничего подобного. Мистер Вилсон, окажите любезность – расскажите все с самого начала. Не только потому, что мой друг, доктор Ватсон, не слышал вступительную часть, но и мне бы хотелось заново услышать некоторые детали из ваших уст. Ваша история настолько не похожа на все, что я привык выслушивать, что вызывает особый интерес. Факты, о которых вы поведали, поистине уникальны!

Толстячок надулся от гордости, но не сказал ни слова. Он вытащил из внутреннего кармана пальто измятую газету, разложил ее на коленях и начал внимательно изучать колонку с объявлениями. Я с любопытством разглядывал этого человека, стараясь сделать выводы о роде его занятий по одежде или внешнему виду. Мой друг прочел бы незнакомца как открытую книгу, я же не слишком преуспел. Мистер Вилсон имел все признаки обычного заурядного британского торговца, тучного, напыщенного и медлительного. На нем были мешковатые клетчатые брюки, давно не чищенный черный сюртук, расстегнутый спереди. Из жилетного кармашка свисала тяжелая медная цепочка со странным брелоком в виде просверленной квадратной бляхи. На стуле рядом с ним лежали потрепанный цилиндр и выцветшее коричневое пальто с мятым бархатным воротником. Я вздохнул, признавая, что в этом человеке нет ничего примечательного, кроме копны волос, напоминающих пламя костра, и выражения крайнего огорчения и недовольства на его лице.

Холмс заметил мою досаду и улыбнулся:

– Вы правы, Ватсон. О нашем госте и сказать-то почти нечего. Помимо того, что мистер Вилсон когда-то занимался тяжелым физическим трудом, что он нюхает табак, что он масон, что он побывал в Китае и что в последнее время он много писал, я не могу сделать никаких выводов.

Джэбез Вилсон выпрямился в кресле, придавив газету указательным пальцем, чтобы не соскользнула, и выпучил глаза от удивления:

– Как же вы все это узнали, мистер Холмс? – воскликнул он. – Это так же верно, как Евангелие! Я действительно, в юности, работал плотником на корабле, но мало кому известно…

– Ваши руки раскрыли мне этот секрет, – перебил Холмс. – Мускулы на правой руке развиты гораздо сильнее.

– А насчет табака и масонства?

– Не стану оскорблять ваш интеллект, рассказывая, как я узнал про табак. С масонством еще легче: вы, вопреки строгим правилам вашего ордена, носите символы циркуля и наугольника на булавке для галстука.

– Ах, конечно, я забыл об этом. Но как вы поняли, что я много пишу?

– На что еще может указывать ваша правая манжета? Она лоснится, в отличие от левой. Зато слева ваш рукав потерт в районе локтя, там, где вы кладете руку на стол.

– Ну, а Китай? Я ведь и вправду там был!

– Это подсказала рыбка, которую вы накололи на запястье. Трюк с окрашиванием чешуи в нежно-розовый цвет характерен для Китая.

Я, знаете ли, провел большое исследование татуировок и даже написал монографию… Впрочем, и без рисунка на теле можно было догадаться. Достаточно было увидеть китайскую монету на цепочке ваших часов,

– Ну и дела, – рассмеялся мистер Вилсон. – Когда вы объясняете, все кажется таким простым!

– В этом я допустил ошибку, – усмехнулся Холмс.

– Нет-нет, вы точно угадали.

– Да, но не зря же древние римляне говорили: все необъяснимое кажется величественным! Возможно, я ошибаюсь, так подробно объясняя свои наблюдения. Моя репутация потерпит кораблекрушение, если я буду так откровенен с клиентами, – мой друг снова улыбнулся, он явно пребывал в отличном настроении. – Вы нашли нужное объявление, мистер Вилсон?

– Вот оно, – ответил он, тыча толстым пальцем в помятый лист. – С этого все началось. Прочтите сами, сэр.

Я взял у него газету и прочитал следующее:

«К Союзу рыжих: по завещанию покойного Иезекии Хопкинса из Ливана, штат Пенсильвания, США, теперь открыта еще одна вакансия. Она дает члену Союза право на зарплату – четыре фунта в неделю исключительно за номинальные услуги. Приглашаются рыжеволосые мужчины, здоровые телом и духом, старше двадцати одного года. Вас ждут в понедельник, в одиннадцать часов, в конторе Союза, Папский двор, 7, Флит-стрит, Лондон. Спросить Дункана Росса».

– Что, черт возьми, это означает? – пробормотал я, после того, как дважды прочитал необычное объявление.

Холмс хихикал и ерзал в кресле, как обычно в приподнятом настроении.

– Согласитесь, мой друг, это немного в стороне от проторенных дорог, не так ли? – сказал он. – А теперь, мистер Вилсон, приступайте к делу и расскажите нам все о себе, своем доме и о том, как это объявление повлияло на ваше состояние за прошедшие… Проверьте, Ватсон, когда напечатали объявление?

– Так… Это «Монинг кроникл» от 27 апреля 1890 года. Выходит, два месяца назад.

– Очень хорошо. Теперь вы, мистер Вилсон.

– Так я же вам уже говорил, мистер Холмс, – Джэбез Вилсон нервным жестом вытер пот со лба. – У меня небольшой ломбард на площади Саксен-Кобург, недалеко от Сити. Крохотное дело, и в последние годы я с трудом свожу концы с концами. Раньше у меня было два помощника, но теперь я держу только одного. У меня и на этого олуха денег не хватает, но он готов трудиться за половину жалования, лишь бы научиться нашему делу.

– Как зовут этого услужливого юношу? – уточнил Шерлок Холмс.

– Винсент Сполдинг, и он не такой уж юный. Впрочем, его возраст определить трудно. Но более умелого помощника не найти, мистер Холмс. Уверен, что он мог бы найти работу получше и получать вдвое больше, чем я в состоянии ему дать. Но, в конце концов, если он доволен местом, а я доволен его сноровкой, зачем забивать Винсенту голову столь опасными идеями?

– Действительно, зачем? – кивнул Холмс. – Кажется, вам повезло с сотрудником. Расторопный, бескорыстный… Пожалуй, он даже интереснее, чем пресловутое объявление.

– О, у него тоже есть недостатки, – отмахнулся мистер Вилсон. – С недавних пор Винсент увлекся фотографией. Вечно щелкает своим аппаратом, а затем ныряет в подвал, как кролик в нору, чтобы проявить фотографии. Но в остальном он безупречный работник.

– Полагаю, он живет в вашем доме?

– Да, сэр. Он и четырнадцатилетняя девочка, которая готовит простые блюда и поддерживает чистоту – это все обитатели. Сам я вдовец, детей не нажил. Слава богу, есть крыша над головой и мелочь, чтобы платить по счетам. Я жил спокойно и тихо, но восемь недель назад Сполдинг заявился в контору с этой самой газетой в руке, и говорит:

«Какая жалость, мистер Вилсон, что я не родился рыжеволосым».

«Почему это?» – спрашиваю я.

«Почему? Да сами взгляните. В Союзе рыжих открыли новую вакансию. Она стоит немалого состояния для любого человека, который ее получит. Я так понимаю, что вакансий больше, чем претендентов, и попечители в полном недоумении, что делать с деньгами. Если бы мои волосы изменили цвет, Я бы со всех ног поспешил на Флит-стрит»

«С чего бы вдруг?» – спросил я. Видите ли, мистер Холмс, я стараюсь не выходить из дома без крайней необходимости. Мое дело не требует беготни по Лондону, а потому я мало что знаю о том, что происходит снаружи.

«Вы никогда не слышали о Союзе рыжих?» – спросил он, выпучив глаза.

«Никогда».

«Удивительно! Ведь вы имеете полное право на одну из вакансий!»

«А чего они стоят?» – спросил я.

«О, всего пару сотен в год, но работа небольшая, и она не должна сильно мешать другим занятиям».

Конечно, это заинтересовало меня, потому что дела мои шли из рук вон плохо, и такая куча денег спасла бы меня от разорения. Пара сотен фунтов, а?!

«Расскажи мне все об этом Союзе», – потребовал я.

«А чего тут рассказывать? Вы сами видите, – он протянул газету с объявлением, – что в Союзе открылась вакансия, и есть адрес, по которому вы должны подать заявку. Насколько мне известно, Союз этот был основан американским миллионером, который был большой чудак. Он оставил огромное состояние в руках попечителей с указанием тратить проценты на облегчение жизни всех желающих мужчин, с такими же волосами как у него. А он был огненно-рыжим».

«Но в мире полно рыжеволосых, – сказал я. – Наверняка на каждую вакансию претендуют миллионы мужчин».

«Не так много, как вы думаете, – ответил он. – Видите ли, пока в Союз приглашают только лондонцев. Этот американец сколотил свое состояние здесь, когда был молод, и потому решил отплатить добром старому городу. К тому же, в приоритете огненно-рыжие мужчины, вроде вас. Светло-соломенным или темно-каштановым бесполезно обивать пороги, их в Союз не примут. Но вы подходите идеально, мистер Вилсон. Но, возможно, и вправду не стоит тратить время на то, чтобы заработать всего пару сотен фунтов».

Вы сами видите, джентльмены, что мои волосы очень густые и цвет их особо-яркий, поэтому я решил, что, если грядет некое соревнование, то у меня есть отличный шанс на победу. Винсент Сполдинг знал об этом Союзе достаточно, а потому мог оказаться полезным, поэтому я взял его с собой. Мы закрыли ставни ломбарда и отправились по адресу, указанному в объявлении. На Флит-стрит толпились сотни человек с волосами всех оттенков рыжего: оранжевые, как апельсины, красные, как кирпич, палевые, как ирландские сеттеры. Два потока людей двигались навстречу друг другу – те, что шли в Союз рыжих, лучились надеждой и предвкушением, а те, что возвращались обратно, уныло опускали головы. Увидев такую толпу претендентов я, признаться, оробел и хотел уже повернуть назад, но Сполдинг подталкивал меня и постоянно повторял, что нигде поблизости нет ни одного столь яркого костра, как у меня на макушке. В конце концов, он вселил в меня уверенность. Мы вклинились в строй претендентов и вскоре оказались в конторе.

– Отменная история, – заметил Холмс, когда его клиент сделал паузу и освежил свою память понюшкой табака. – Прошу вас, продолжайте.

– В конторе не было ничего, кроме пары деревянных стульев и столика для переговоров, за которым сидел невысокий мужчина с головой, пожалуй, даже краснее моей.

«Это мистер Джэбез Вилсон, – представил меня помощник, – и он готов заполнить заявление на вакансию».

«И он превосходно подходит! – воскликнул хозяин конторы. – Право, мистер Вилсон, не могу припомнить, чтобы я видел что-нибудь настолько прекрасное».

Он сделал шаг назад, склонил голову набок и смотрел на мои волосы, пока я не покраснел от смущения. Затем он внезапно бросился вперед, сжал мою руку и тепло поздравил с успехом.

«Я бы отдал вам эту должность без колебаний, – сказал он. – Однако я уверен, что вы извините меня за принятие очевидных мер предосторожности».

С этими словами он схватил меня за волосы обеими руками и дергал, пока я не закричал от боли.

«Простите, мистер Вилсон, – сказал он, отпуская меня. – Приходится, знаете ли, быть осторожными. Нас дважды обманули париками и один раз – краской… Но теперь я убежден, что все в порядке».

Он подошел к окну и во весь голос прокричал, что кандидат на вакансию найден. Снизу донесся стон разочарования, и народ разошелся в разные стороны. Вскоре на Флит-стрит остались лишь две рыжие головы – моя и моего нанимателя.

«Меня зовут, – сказал он, – мистер Дункан Росс, и я тоже получаю деньги из фонда, оставленного нашим благородным благодетелем. Вы женаты, мистер Вилсон? У вас есть семья?»

Я ответил, что нет. Его лицо выразило глубокую печаль.

«Боже мой!» – сказал он серьезно, – «Мне жаль слышать это, сэр. Союз рыжих, в первую очередь, заботится о появлении достойного потомства у его участников, и обеспечения их безбедной жизни. Мистер Хопкинс мечтал, чтобы число истинно-рыжих людей год от года увеличивалось… Очень жаль, сэр, но мы не можем отдать эту вакансию холостяку».

Мое лицо вытянулось при этом, мистер Холмс, потому что я уже обрадовался и, чего греха таить, мысленно потратил все причитающееся мне жалование. Дункан Росс мерил шагами комнату, поглядывая то не меня, то за окно, где совсем недавно шевелилось море рыжих голов… Подумав несколько минут, он сказал:

«Ладно, сделаем исключение. Поверьте, любому другому холостяку я немедля указал бы на дверь, но человеку с такой шевелюрой, как ваша, отказать невозможно… К тому же, кто знает… Возможно, заработанные у нас деньги, подвигнут вас к женитьбе и появлению наследников, не так ли? Решено, это место ваше. Когда вы сможете приступить к своим обязанностям?»

«Даже не знаю… Видите ли, у меня уже есть дело», – сказал я.

«Ой, не беспокойтесь об этом, мистер Вилсон! – сказал Винсент Сполдинг. – Я смогу позаботиться о ломбарде».

«В какие часы мне требуется быть здесь?» – уточнил я у Росса.

«С десяти до двух».