Текст книги "«На суше и на море» - 72. Фантастика"

Автор книги: Артур Конан Дойл

Соавторы: Сергей Абрамов,Александр Абрамов,Михаил Грешнов,Юрий Моисеев,Николай Петров,Олег Николаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– И все-таки это слишком гипотетично, – произнес инженер с сомнением, нахмурив брови. – Этого невозможно принять иначе как в качестве очередного вашего фантастического произведения, сочиненного, может быть, экспромтом. Я мог бы допустить что угодно, даже версию о спонтанном парапсихологическом контакте дядюшки с племянником, куда ни шло! Но взаимопроникающие мировые планы!.. Отдаю должное вашей фантазии, однако… увольте… увольте!..

Гости расхохотались, а Петр Николаевич пожал плечами и обратился к старику Крутогорову, склонившемуся в задумчивости у стола:

– Скажите, Сергей Ильич, не доводилось ли вам когда-нибудь впоследствии получать вести о вашем дядюшке?

Старый ученый поднял голову, обвел всех в гостиной взволнованным взглядом, тяжело поднялся с кресла и молча прошел в соседнюю комнату, а когда вернулся, в руке у него был небольшой, пожелтелый от времени листок бумаги.

– Вот собственноручное письмо моего дяди, пришедшее из Индии через несколько лет после той памятной ночи. Он пишет матушке, что ему довелось перенести много невероятного в странствиях, «настолько необычного для простых людей, что не стоит здесь об этом и распространяться». Он сообщал, что должен задержаться в Индии по некоторым важным соображениям.

– Таким образом, этот человек был определенно жив, когда явился той ночью в свой кабинет! – воскликнул Петр Николаевич.

– Но это еще не все, – продолжал старик. – Есть в этом письме несколько фраз, которые всегда вызывали у матушки недоумение. Да и я не вполне понимал их смысл. Вот эти строки, я прочту их: «Передай мой особый привет племяннику Сереже. Между прочим, дорогая, мне приятно, что твой старший сын – смышленый малый. Очень рад, что у мальчика мужественная душа, это ему пригодится в жизни. Лишь смелый найдет дорогу к далеким мирам…»

Толкуйте эти дядюшкины слова как хотите, но мне кажется, что теперь я гораздо яснее представляю, что они могут означать.

_{Об авторе}

_{Олег Николаев. Родился в 1928 году в Армавире. Окончил факультет журналистики МГУ, член Союза журналистов СССР. Публиковаться начал с 1944 года. Занимался переводами с языка урду. Автор многих статей, рассказов, очерков, рецензий в периодической печати. В последние годы автор предпочтительно пишет в жанре научно-философских фантазий, работая над циклом повестей, рассказов и статей. Автор занимается поисками в теории современной фантастической литературы; вопросами соотношения и взаимодействия в этом жанре науки, философии и фантазии. В нашем сборнике выступал неоднократно, начиная с выпуска 1967–1968 годов.}

Роберт Янг
НА РЕКЕ

Фантастический рассказ

В тот момент, когда он уже начал было подумывать, что Река предоставлена всецело лишь ему одному, Фаррел вдруг увидел на берегу девушку. Вот уже почти два дня, два речных дня, он плыл вниз по течению. Он был убежден, хотя и не мог выяснить этого наверняка, что время на этой Реке мало что имеет общего с реальным временем. Были тут и дни и ночи, это так, а от одного заката до другого протекали двадцать четыре часа. И все-таки между тем временем, в котором он когда-то жил, и теперешним существовала какая-то неуловимая разница.

Девушка стояла у самого края воды и махала маленьким носовым платком. Очевидно, ей нужно переехать на другой берег. Что ж? Работая шестом, он погнал плот по спокойной воде к небольшой заводи. В нескольких ярдах от берега плот коснулся дна, и Фаррел, опершись о шест, чтобы удержать плот на месте, взглянул вопросительно на незнакомку. Он был удивлен при виде ее молодости и красоты, а этого, по его предположению, никак не должно было быть. Допустим, что он сам создал ее, тогда вполне логично, что он создал ее приятной на вид. Ну, а если нет, тогда было бы крайне нелепо предполагать, что лишь только потому, что тебе тридцать лет, другим для разочарования в жизни также потребуется достичь именно этого возраста.

Волосы девушки, коротко подстриженные, были лишь чуть темнее яркого полуденного солнца. У нее были голубые глаза, россыпь веснушек усеяла ее маленький носик, слегка прихватив и щеки. Она была тонкой и гибкой и сравнительно высокой.

– Могу ли я сесть на ваш плот и поплыть с вами вместе? – донесся ее вопрос с берега – их разделяло несколько ярдов. – Мой собственный сорвало этой ночью с причала и унесло, и я с утра иду пешком.

Фаррел заметил: ее желтенькое платье в нескольких местах порвано, а изящные домашние туфли, охватывающие лодыжки, в таком состоянии, что их оставалось лишь выбросить.

– Разумеется, можно, – ответил он. – Только вам придется добираться до плота вброд. Я не могу подогнать его ближе.

– Это ничего…

Вода оказалось ей по колено. Фаррел помог незнакомке взобраться на плот и усадил рядом с собой, затем сильным толчком шеста погнал плот на середину Реки. Девушка встряхнула головой так, словно некогда носила длинные волосы, и, забыв, что теперь они коротко пострижены, хотела подставить их ветру.

– Меня зовут Джил Николс, – сказала она. – Впрочем, теперь это неважно.

– А меня Клиффорд, – ответил он, – Клиффорд Фаррел.

Она сняла мокрые туфли и чулки. Положив шест, он сел рядом с ней.

– Я уже было начал подумывать, что на этой Реке я один-одинешенек.

Свежий встречный ветерок дул на Реке, и она подставила ему лицо, будто надеясь, что волосы начнут развеваться. Ветерок старался вовсю, но сумел только слегка взъерошить маленькие завитки, спадавшие на матовый лоб.

– Я тоже так думала.

– По моим предположениям, эта Река являлась лишь плодом моего воображения, – сказал Фаррел. – Теперь я вижу, что ошибался – если, конечно, вы сами не плод моего воображения.

Она с улыбкой посмотрела на него.

– Не может быть! А я думала, что вы…

Он улыбнулся в ответ. Улыбнулся впервые за целую вечность.

– Быть может, сама Река – аллегорический плод нашей с вами фантазии. Быть может, и вам следует пройти такой же путь. Я хочу сказать, что и вам нужно плыть вниз по темно-коричневому потоку с деревьями по сторонам и голубым небом над головой. Верно?

– Да, – сказала она. – Я всегда думала, что, когда придет время, все будет выглядеть именно так.

Его осенила неожиданная мысль.

– Я считал это само собой разумеющимся, ибо попал сюда по доброй воле. Вы тоже?

– Да…

– Наверное, – продолжал он, – два человека, выражающие какую-то абстрактную идею посредством одной и той же аллегории, способны воплотить эту аллегорию в реальность. Быть может, на протяжении ряда лет мы, сами того не сознавая, вызывали Реку к существованию.

– А потом, когда время пришло, мы бросились плыть по ее течению… Но где находится эта Река, в каком месте? Не может быть, чтобы мы все еще пребывали на Земле.

Он пожал плечами.

– Кто знает? Возможно, реальность имеет тысячи различных фаз, о которых человечество ничего не знает. Не исключено, что мы в одной из них… Сколько времени вы уже плывете по Реке?

– Немногим больше двух дней. Я сегодня несколько замешкалась, потому что вынуждена была идти пешком.

– Я на ней почти два дня, – сказал Фаррел.

– В таком случае я отправилась первой… первой бросилась плыть…

Она выжала чулки и разложила их на плоту сушить, потом поставила неподалеку от них свои запачканные туфли. Некоторое время она молча смотрела на них.

– Интересно все-таки, зачем мы все это проделываем в такое время, – заметила она. – Ну какая для меня теперь разница, будут ли мои чулки сухими или мокрыми?

– Говорят, привычка – вторая натура, – сказал он.

– Прошлый вечер в гостинице, в которой остановился на ночь, я побрился. Правда, там имелась электробритва, но мне-то, спрашивается, с какой стати было беспокоиться.

Она криво усмехнулась.

– Что же, и я вчера вечером в гостинице, где остановилась на ночь, приняла ванну. Хотела было сделать укладку, да вовремя опомнилась. Похоже, не так ли?

Да, так, но он промолчал. Впрочем, что тут скажешь? Постепенно разговор перешел на другие темы. Сейчас плот проплывал мимо маленького островка. Тут на Реке было множество таких островков – большей частью маленьких, лишенных растительности насыпей из песка и гравия, правда, на каждом из них хоть одно деревцо, да имелось. Он взглянул на девушку. Видит ли и она этот остров? Взгляд ее подсказал ему, что видит.

И тем не менее он продолжал сомневаться. Трудно было поверить, что два человека, которые по сути никогда и в глаза друг друга не видели, могли трансформировать процесс смерти в аллегорическую форму, живую до такой степени, что ее невозможно было отличить от обычной действительности. И еще более трудно было поверить, что те же самые два человека могли так вжиться в эту иллюзию, что даже встретились там друг с другом.

Все происходящее было чересчур странным. Он ощущал окружающее вполне реально. Дышал, видел, испытывал радость и боль. Да, дышал, видел и в то же время знал, что фактически не находится на Реке по той простой причине, что в другой реальной фазе действительности сидит в своем автомобиле, стоящем в гараже с включенным двигателем, а двери гаража крепко заперты на замок.

И тем не менее каким-то образом – каким, он не мог понять – Фаррел находился на этой Реке, плыл вниз по течению на странном плоту, которого он в жизни никогда не строил и не покупал, о существовании которого не знал, пока не обнаружил себя сидящим на бревнах два дня назад. А может, два часа?… Или две минуты?… Секунды?…

Он не знал. Все, что ему было известно, так это то (субъективно по крайней мере), что почти сорок восемь часов прошло с той поры, как он увидел себя на Реке. Половину этого времени он провел непосредственно на самой Реке, а другую – в двух пустых гостиницах; одну он обнаружил на берегу вскоре после обеда в первый день, другую – во второй.

Еще одна странность озадачивала его здесь. По Реке почему-то оказалось невозможным плыть по ночам. Не из-за темноты, хотя в темноте плыть опасно, а вследствие непреодолимого отвращения, которое он испытывал, отвращения, связанного со страхом и страстным желанием прервать неотвратимую поездку на срок достаточно долгий, чтобы отдохнуть. Достаточно долгий, чтобы обрести покой. Но почему покой, спросил он себя. Разве не к вечному покою несет его Река? Разве полное забвение всего не является единственным реальным покоем? Последняя мысль была банальной, но другого ничего не оставалось.

– Темнеет, – промолвила Джил. – Вскоре должна появиться гостиница.

Ее туфли и чулки высохли, и она снова надела их.

– Как бы нам не пропустить ее. Вы следите за правым берегом, я за левым.

Гостиница оказалась на правом берегу. Она стояла у самой кромки воды. Маленький волнолом вдавался в воду на десяток футов. Привязав к нему плот за причальный трос, Фаррел ступил на толстые доски и помог взобраться Джил. Насколько он мог судить, гостиница, внешне по крайней мере, ничем не отличалась от двух предшествующих, в которых он ночевал до этого. Трехэтажная и квадратная, она сверкала в сгустившихся сумерках теплым золотом окон.

Интерьер по существу также оказался во всем похожим, а небольшие отличия зависели, безусловно, от сознания Джил, поскольку и она ведь должна была принять участие в создании этой гостиницы. Небольшой вестибюль, бар и большая столовая. На второй и третий этажи вела, извиваясь, лестница из полированного клена, а вокруг горели электрические лампочки, вмонтированные в газовые рожки и керосиновые лампы.

Фаррел оглядел столовую.

– Похоже, мы с вами отдали дань старому колониальному стилю, – сказал он.

Джил улыбнулась.

– Ну, это потому, что у нас с вами, видимо, много общего, так я полагаю?

Фаррел показал на сверкающий автомат-пианолу в дальнем углу комнаты и сказал:

– Однако же кто-то из нас немного напутал. Этот автомат никакого отношения к колониальному стилю не имеет.

– Боюсь, тут отчасти виновата я. Точно такие автоматы стояли в тех двух гостиницах, где я ночевала до этого.

– По-видимому, наши гостиницы исчезают в ту же минуту, как мы покидаем их. Во всяком случае я не заметил и признака ваших отелей… Вообще меня не покидает желание понять, являемся ли мы с вами той единственной силой, на которой все держится? Быть может, как только мы, да… как только мы уезжаем – вся эта штука исчезает. Допускаю, конечно, что она существовала и до этого вполне реально.

Она показала на один из обеденных столов. Застланный свежей полотняной скатертью, он был сервирован на двоих. У каждого прибора горели в серебряных подсвечниках настоящие свечи – то есть настоящие настолько, насколько могли быть настоящими предметы в этом странном мире.

– Ужасно хочется знать, что же все-таки мы будем есть.

– Полагаю, обыкновенную пищу, какую мы всегда едим проголодавшись. Прошлым вечером у меня оставалось денег на одного цыпленка, и именно он оказался на столе, когда я сел обедать.

– Интересно, каким образом нам удается творить подобные чудеса, когда мы решились на такой отчаянный шаг, – сказала девушка и добавила: – Пожалуй, надо принять душ.

– Пожалуй, да…

Они разошлись в душевые. Фаррел вернулся в столовую первым и стал ждать Джил. За время их отсутствия на полотняной скатерти появились два больших закрытых крышками подноса и серебряный кофейный сервиз. Каким образом эти предметы очутились там, он не мог понять, да, впрочем, и не слишком утруждал себя этим.

Теплый душ успокоил его, наполнив блаженным чувством довольства. У него даже появился аппетит, хотя Фаррел и подозревал, что это ощущение столь же реально, сколь та пища, которой ему предстояло удовлетворить его. Но какое это имеет значение? Он подошел к бару, достал бутылку крепкого пива и со смаком выпил. Пиво оказалось холодным, вяжущим и тут же ударило в голову. Вернувшись в столовую, он увидел, что Джил уже спустилась вниз и ожидает его в дверях. Она как могла заштопала дыры на платье, вычистила туфли. На ее губах была губная помада, а на щеках немного румян. И тут он окончательно понял, что она в самом деле чертовски красива.

Когда они сели за стол, свет в зале слегка померк, а из пианолы-автомата послышалась тихая музыка. Кроме двух закрытых подносов и кофейного прибора на волшебной скатерти стояла материализованная полоскательница… При свете свеч медленно, смакуя каждый кусочек, они съели редиску, морковь. Джил налила дымящийся кофе в голубые чашечки, положила сахару и добавила сливок. Она «заказала» себе на ужин сладкий картофель и вареный виргинский окорок, а он – бифштекс и жаркое по-французски. Пока они ели, пианола-автомат тихо наигрывала в гостиной, а пламя свеч колыхалось под нежным дуновением ветра, проходившего сквозь невидимые прорези в стенах.

Покончив с едой, Фаррел направился в бар и вернулся оттуда с бутылкой шампанского и двумя фужерами. Наполнив их, они чокнулись.

– За пашу встречу, – провозгласил он, и они выпили. Затем они танцевали в пустом зале. Джил была в его руках легка, как ветер.

– Вы, наверное, танцовщица? – сказал он.

– Была…

Он промолчал. Музыка звучала как волшебная флейта. Просторный зал был полон мягкого света и легких невидимых теней.

– А я был художником, – произнес он спустя некоторое время. – Одним из тех, чьи картины никто не покупает и кто продолжает творить и поддерживает себя обманчивыми надеждами и мечтой. Когда я впервые начал рисовать, то мои картины казались мне вполне стоящими и прекрасными. Однако этой уверенности хватило ненадолго, и, придя к выводу, что своими картинами мне не заработать даже на картофельное пюре, я сдался, и вот теперь я здесь.

– А я танцевала в ночных клубах, – сказала Джил. – Не совсем стриптиз, но нечто близкое к этому.

– Вы замужем?

– Нет, а вы женаты?

– Только на искусстве. Правда, я распрощался с ним недавно. С того самого момента, как взялся за раскраску визитных карточек.

– Интересно, никогда не думала, – сказала она, – что все будет выглядеть именно таким вот образом. Я имею в виду процесс смерти. Всякий раз, представляя себе эту Реку, я видела себя одинокой.

– Я тоже, – сказал Фаррел и добавил: – Где вы жили, Джил?

– Рапидс-сити.

– Послушайте, так ведь и я там живу. Видимо, это каким-то образом связано с нашей встречей в этом странном мире. Жаль, что мы не знали друг друга раньше.

– Что же, теперь мы восполнили этот пробел.

– Да, это, конечно, лучше, чем ничего.

Некоторое время они продолжали танцевать молча. Гостиница спала. За окном темно-коричневая под звездами ночи несла свои воды Река. Когда вальс кончился, Джил сказала:

– Я думаю, завтра утром мы встанем, не так ли?

– Конечно, – ответил Фаррел, глядя ей в глаза. – Конечно, встанем. Я проснусь на рассвете – я знаю, что проснусь. Вы тоже?

Она кивнула.

– Это обязательное условие пребывания здесь… вставать с рассветом. Это и еще необходимость прислушиваться к шуму водопада.

Он поцеловал ее. Джил замерла на минутку, а затем выскользнула из его рук.

– Спокойной ночи, – бросила она и поспешно ушла из зала.

– Спокойной ночи, – прозвучало ей вслед.

Некоторое время он стоял в опустевшей гостиной. Теперь, когда девушка ушла, пианола умолкла, свет ярко вспыхнул и утратил теплоту. Фаррел услышал шум Реки. Шум Реки навевал ему тысячи печальных мыслей. Среди них часть были его собственные, другие принадлежали Джил.

Наконец он тоже покинул зал и взошел по лестнице. На минутку приостановившись возле дверей Джил, он поднял руку, чтобы постучать, и замер. Слышались ее движения в комнате, легкий топот ее босых ног по полу, шелест платья, когда она его снимала, собираясь лечь в постель. Потом мягкий шорох одеяла и приглушенный скрип пружин. И все время сквозь эти звуки доносился до него тихий, печальный говор Реки.

Он опустил руку, повернувшись, зашагал через холл в свой номер и решительно захлопнул за собой дверь. Любовь и смерть могут шествовать рядом, но флирт со смертью – никогда!

Пока он спал, шум Реки усилился, и к утру ее властный говор гремел в его ушах. На завтрак были яйца и бекон, гренки и кофе, подаваемые невидимыми духами; в сумрачном свете утра слышался печальный шепот Реки.

С восходом солнца они отправились дальше, и вскоре гостиница скрылась из виду.

После полудня до них стал доноситься шум водопада. Сначала он был еле слышен, но постепенно усилился, возрос, а Река сузилась и теперь текла меж угрюмых серых скал. Джил подвинулась ближе к Фаррелу, он взял девушку за руку. Вокруг плясали буруны, то и дело окатывая их ледяной водой. Плот швыряло то туда, то сюда по прихоти волн, но перевернуться он не мог, потому что не здесь, на порогах, а там, за водопадом, должен был наступить конец.

Фаррел, не отрываясь, смотрел на девушку. Джил спокойно стояла, глядя вперед, словно стремнины и пороги для нее на существовали, как и вообще ничего не существовало, кроме нее самой и Фаррела.

Он не ожидал, что смерть наступит так скоро. Казалось, что теперь, когда он встретился с Джил, жизнь должна бы продлиться еще некоторое время. Но видимо, этот странный мир, вызванный ими к реальности, был создан не затем, чтобы спасти их от гибели.

Но разве гибель – это не то, что ему нужно? А? Неужели неожиданная встреча с Джип в этом странном мире повлияла на его решимость и тем более на решимость Джил? Эта мысль поразила его, и, перекрывая шум бурлящего потока и грохот водопада, он спросил:

– Чем вы воспользовались, Джил?

– Светильным газом А вы?

– Угарным.

Больше они не проронили ни слова.

Далеко за полдень Река снова расширилась, а крутые скалы постепенно сменились пологими берегами. Где-то вдали смутно виднелись холмы, и даже небо поголубело. Теперь грохот водопада стих, а сам водопад, казалось, находился где-то далеко впереди. Быть может, это еще не последний день в их жизни.

Наверняка не последний. Фаррел понял это сразу же, как только увидел гостиницу. Она стояла на левом берегу и появилась перед самым заходом солнца. Теперь течение было сильным и очень быстрым потребовались их совместные усилия, чтобы загнать плот за маленький волнолом. Запыхавшиеся и промокшие до нитки, они стояли, прильнув друг к другу, до тех пор, пока не отдышались немного. Затем вошли в гостиницу.

Их встретило тепло, и они обрадовались ему. Выбрав себе номера на втором этаже, Фаррел и Джил обсушили одежду, привели себя в порядок, а потом сошлись в столовой, чтобы поужинать Джил «заказала» ростбиф, Фаррел – запеченную картошку и лангет Никогда в жизни он не ел ничего более вкусного и смаковал во рту каждый кусочек Боже, что за счастье быть живым!

Удивившись собственной мысли, он уставился па пустую тарелку. Счастье быть живым?!

Если так, то зачем сидеть в автомобиле с включенным мотором за запертыми дверьми гаража в ожидании смерти? Что он делает на этой Реке? Фаррел взглянул в лицо Джил и по смущению в ее глазах понял, что и для нее облик всего этого мира изменился. И было ясно, что как она ответственна за его новый взгляд на вещи, так и он ничуть не меньше виноват перед ней.

– Почему ты это сделала, Джил? – спросил он. – Почему ты решилась на самоубийство?

Она отвела взор.

– Я же говорила, что выступала в ночных клубах в сомнительных танцах, хотя и не в стриптизе… в строгом смысле этого слова. Мой номер был не так уж плох, но все же достаточно непристоен, чтобы пробудить во мне что-то такое, о чем я даже не подозревала. Так или иначе, но однажды ночью я сбежала и спустя некоторое время постриглась в монахини.

Она посидела молча немного, он тоже. Затем девушка взглянула ему прямо в глаза:

– Забавно все-таки с этими волосами, какое они могут, оказывается, иметь символическое значение. У меня были очень длинные волосы. И они составляли неотъемлемую часть моего номера на сцене. Его единственную скромную часть, ибо только они прикрывали мою наготу во время выступления. Не знаю почему, но волосы стали для меня символом скромности. Однако я не догадывалась об этом до тех пор, пока не стало поздно. С волосами я еще могла как-то оставаться сама собой: без них я почувствовала себя лишней в жизни. И я… я опять убежала, теперь уже из монастыря в Рапидс-сити. Там нашла работу в универмаге и сняла маленькую квартирку. Но одной скромной работы оказалось недостаточно – мне нужно было чего-то еще. Пришла зима, и я свалилась с гриппом. Вы, наверное, знаете, как он иногда изматывает человека, каким подавленным чувствуешь себя после этого. Я… Я…

Она взглянула на свои руки. Они лежали на столе и были очень худыми и белыми, как мел. Печальный рокот Реки наполнил комнату, заглушив звуки музыки, льющейся из пианолы-автомата. А где-то на фоне этих звуков слышался рев водопада.

Фаррел посмотрел на свои руки.

– Я, должно быть, тоже переболел, – сказал он. – Видимо, так. Я чувствовал какую-то опустошенность и тоску. Испытывали вы когда-нибудь настоящую тоску? Эту огромную, терзающую вашу душу пустоту, которая окружила и давит на вас, где бы вы ни находились. Она проходит над вами огромными серыми волнами и захлестывает, душит. Я уже говорил, что не мой отказ от искусства, которым я хотел заниматься, виноват в том, что я нахожусь на этой Реке, во всяком случае не виноват прямо. Однако тоска являлась реакцией на это. Все для меня потеряло смысл. Похоже на то, когда долго ждешь наступления веселого Рождества, а когда оно наступило, находишь чулок пустым, без рождественских подарков. Будь в чулке хоть что-нибудь, я, пожалуй, чувствовал бы себя лучше. Но там ничего не было совершенно. Сейчас мне ясно, это была моя ошибка, что единственный способ найти что-то в чулке – это положить туда требуемое в ночь перед Рождеством. Я понял, что пустота вокруг является просто отражением моего собственного бытия. Но тогда я этого не знал.

Он поднял взор и встретился с ней взглядом.

– Почему нам нужно было умереть, чтобы найти друг друга и жаждать жизни?… Почему мы не могли встретиться подобно сотням других людей в летнем парке или в тихом переулке? Почему нам надо было встретиться на этой Реке, Джил? Почему?

Она в слезах встала из-за стола.

– Давайте лучше танцевать, – сказала она. – Будем танцевать всю ночь.

Они плавно кружились в пустом зале, музыка звенела вокруг, захватив их; лились печальные и веселые, хватающие за душу мелодии, которые то один, то другой вспоминал из той далекой жизни, которую они покинули.

– Это песня из «Сеньора Прома», – сказала она.

– А вот эту, которую мы сейчас танцуем, я слышал в те далекие дни, когда был совсем ребенком и думал, что влюблен.

– И вы любили? – спросила она, нежно глядя на него.

– Нет, не тогда, – ответил он. – И вообще никогда… до сегодняшнего дня.

– Я тоже вас люблю, – сказала она, и из пианолы-автомата полилась задушевная музыка, продолжавшаяся всю ночь. На рассвете она сказала:

– Я слышу зов Реки, а вы?

– Да, слышу, – ответил он.

Фаррел пытался пересилить этот зов, Джил тоже, но безуспешно. Они оставили в гостинице невидимых духов, пляшущих в предрассветной мгле, вышли на мостик, сели на плот и отчалили. Течение алчно подхватило их и понесло, водопад загремел победным хором. Впереди над ущельем в тусклых лучах восходящего солнца курился легкий туман.

Усевшись на плоту, обнявшись за плечи, они плотнее прижались друг к другу. Теперь даже воздух был наполнен шумом водопада, и по Реке стлался сизый туман. Вдруг сквозь туман смутно замелькали неясные очертания какого-то предмета. «Неужели еще один плот?» – подумал Фаррел. Он устремил взгляд сквозь прозрачную пелену и увидел песчаный берег, маленькое деревцо. Какой-то остров…

Внезапно он понял, что означают острова па этой Реке. Никто из них, ни он, ни Джил, не хотят смерти, а значит, эти островки являются аллегорическими островами спасения. Значит, еще можно отсюда выбраться живым и невредимым!

Вскочив на ноги, он схватил шест и начал толкать им плот.

– Джил, помоги-ка мне! – вскричал он. – Это наш последний шанс на спасение.

Девушка тоже увидела остров и тоже все поняла. Она присоединилась к Фаррелу, и они принялись вместе работать шестом. Но теперь течение стало свирепым, стремнины – неистовыми. Плот качало и швыряло из стороны в сторону. Остров приближался, постепенно увеличиваясь в размерах.

– Сильней, Джил, сильней, – задыхаясь, шептал Фаррел. – Нам надо вернуться. Надо выбраться отсюда.

Но потом он понял, что им ничего не удастся сделать, что, несмотря на их совместные усилия, течение продолжает нести их дальше, мимо последнего на этой Реке островка, связывающего их с жизнью. Оставался только единственный выход. Фаррел сбросил ботинки.

– Джил, держи крепче шест! – закричал он, схватил в зубы кончик линя, бросился в кипящую стремнину и поплыл изо всех сил к острову.

Плот резко накренился, шест вырвался из рук Джил, и ее сбросило на бревна. Однако Фаррел ничего этого не видел, пока не достиг острова и не оглянулся. В его руках оставалось как раз столько троса, чтобы успеть обмотать им маленькое деревцо и крепко привязать к нему плот. Когда линь натянулся, деревцо покачнулось, плот рывком остановился на расстоянии каких-нибудь пяти-шести футов от края пропасти. Джил стала на четвереньки, отчаянно стараясь удержаться на плоту и не сорваться. Схватив трос обеими руками, Фаррел хотел подтянуть плот к себе, но течение было настолько сильным, что с равным успехом он мог бы попытаться придвинуть остров к плоту.

Маленькое дерево кренилось, корни его трещали. Рано или поздно его вырвет с корнем из земли, и плот исчезнет в пучине. Оставалось только одно.

– Джил, где твоя квартира? – закричал он, перекрывая грохот водопада и шум Реки.

Слабый, еле слышный ответ донесся до него.

– Дом 229, Локаст-авеню, квартира 301.

Он был поражен. Дом 229 по Локаст-авеню – так они же соседи! Вероятно, проходили мимо друг друга десятки раз. Быть может, встречались и забыли. В городе такие вещи случаются на каждом шагу.

Но не на этой Реке.

– Держись, Джил! – закричал он. – Я сейчас доберусь до тебя в обход.

…Неимоверным усилием воли Фаррел очнулся и оказался в своем гараже. Он сидел в автомашине, голова гудела от адской, тупой боли. Выключив зажигание, он вылез из автомашины, распахнул двери гаража и выскочил на пронзительно холодный вечерний зимний воздух. Он спохватился, что оставил пальто и шляпу на сиденьи.

Пусть! Он вдохнул полной грудью свежий воздух и потер снегом виски. Затем бросился бежать по улице к соседнему дому. Успеет ли? В гараже потеряно минут десять, не больше, но, может быть, время на Реке движется гораздо быстрее? В таком случае прошло много часов с тех пор, как он покинул остров, и плот уже успел сорваться в водопад.

А что, если никакого плота, Реки и девушки со светлыми, как солнышко, волосами вообще нет? Что, если все это просто привиделось ему во сне, в том самом сне, который подсознание нарисовало, чтобы вырвать его из рук смерти?

Мысль эта показалась ему нестерпимой, и он отбросил ее.

Добежав до дома, Фаррел ворвался в подъезд. Вестибюль был пуст, лифт занят. Он бегом проскочил три лестничных пролета и остановился перед дверью. Заперто.

– Джил! – закричал он и вышиб дверь.

Она лежала на кушетке, лицо ее при свете торшера было бледным, как воск. На ней было то самое желтое платьице, которое он видел в своем сне, но не порванное, и те же туфли, но не запачканные.

Однако волосы остались такими же, какими они запомнились ему на Реке, – коротко постриженными, слегка вьющимися. Глаза были закрыты.

Он выключил газ на кухне и широко распахнул окна в квартире. Подняв девушку на руки, он бережно отнес ее к самому большому окну на свежий воздух.

– Джил! – шептал он. – Джил!

Веки ее дрогнули и приоткрылись. Голубые, наполненные ужасом глаза, не мигая смотрели на него. Но постепенно ужас сменился пониманием окружающего, и она узнала Фаррела. И тогда он понял, что для них той Реки уже больше не существует.

Перевод с английского Н. Колпакова

_{Об авторе} 

_{Роберт Янг – один из талантливых американских писателей-фантастов, которого советскии читатель знает каь автора глубоко лирических рассказов «Срубить дерево» («Искатель», 1967, № 6); «Девушка-одуванчик» («Антология фантастических рассказов», «Молодая гвардия», 1967, т. 10); «Звезды зовут, мистер Китс» (книга «Звезды зовут…», «Мир», 1969). Роберт Янг опубликовал несколько сборников рассказов («Миры Роберта Янга», «Рюмка звезд» и другие). Рассказ «На Реке» взят из сборника «Рюмка звезд», изданного в Нью-Йорке в 1968 году.}