Текст книги "Сфинкс. Приключения Шерлока Холмса (сборник)"

Автор книги: Артур Конан Дойл

Соавторы: Эдгар Аллан По
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Напротив, – бесстрастно возразил Холмс. – Я не сомневаюсь, что найду мистера Госмера Эйнджела.

Мистер Уиндибенк вздрогнул, да так сильно, что даже выронил перчатки.

– Рад это слышать, – проговорил он.

– Понимаете, в чем дело, – сказал Холмс, – любая печатная машинка имеет индивидуальные особенности, точно так же, как почерк человека. Даже совершенно новые машинки чем-то да различаются. Некоторые буквы стираются сильнее остальных, другие сбиваются больше с одной стороны. Заметьте, мистер Уиндибенк, ваша печатная машинка дает небольшое пятнышко над буквой «е», а у ее «р» сбита палочка. Есть еще четырнадцать других особенностей, но эти две самые заметные.

– В нашей конторе на этой машинке печатается вся корреспонденция, так что нет ничего удивительного в том, что она немного износилась, – сказал наш посетитель, настороженно глядя на Холмса маленькими яркими глазами.

– А теперь, мистер Уиндибенк, я покажу вам нечто действительно интересное, – продолжил Холмс. – Я думаю в ближайшее время написать еще одну небольшую монографию – о печатных машинках и об их изучении в сфере криминалистики. Некоторое время я занимался изучением этого вопроса. В моем распоряжении имеются четыре письма, которые приписываются исчезнувшему. Все они напечатаны на машинке. На каждом из этих писем над буквой «е» виднеется пятнышко, а у всех «р» отсутствует хвостик, но, если вы возьмете мое увеличительное стекло, то обнаружите на них и все остальные четырнадцать характерных особенностей, на которые я ссылался раньше.

Мистер Уиндибенк вскочил со стула и схватил цилиндр.

– Я не собираюсь тратить время на подобную болтовню, мистер Холмс, – в сердцах воскликнул он. – Если вы можете поймать этого человека – ловите. Когда поймаете, сообщите мне.

– Разумеется, – сказал Холмс, шагнул к двери и повернул в замочной скважине ключ. – Сообщаю, я уже поймал его!

– Что? Как? – вскричал он, бледнея на глазах и озираясь по сторонам, как крыса в крысоловке.

– Не стоит… Право же, не стоит, – мягко проговорил Холмс. – Вам не отвертеться, мистер Уиндибенк. Все слишком очевидно. Напрасно вы говорили, что мне не удастся решить такую простую задачу… Ну вот и хорошо! Садитесь, давайте поговорим.

Наш посетитель опустился на стул, лицо его было белым как мел, на лбу блеснули капельки пота.

– Это… это неподсудное дело, – пробормотал он.

– К сожалению, это так. Но, между нами, Уиндибенк, подобной жестокости, гнусности и подлости мне еще не приходилось встречать. Теперь я расскажу вам, как все было, а вы поправите меня, если я в чем-то ошибусь.

Мужчина поник, голова его низко склонилась на грудь. С видом совершенно раздавленного человека он лишь слегка качнул головой. Холмс, не вынимая рук из карманов, уселся в кресло, водрузил ноги на угол каминной решетки и начал говорить, обращаясь скорее к самому себе, чем к нам.

– Мужчина женится на женщине намного старше себя ради денег, – сказал он. – Кроме того, пока с ними живет дочь этой женщины, он с удовольствием пользуется и ее доходами. Для людей с их положением капитал дочери представляет собой лакомый кусок, и ему бы не хотелось его лишиться. Стоило попробовать сохранить его. Дочь – девушка добрая и относится к отчиму, в общем, с симпатией, но она мила, сердце ее жаждет любви, поэтому ясно, что при ее достоинствах и деньгах она недолго останется одинокой. Понятно, что брак падчерицы означает для отчима потерю ста фунтов годового дохода. Что делает отчим? Естественно, самое очевидное: старается не выпускать ее из дома и запрещает встречаться с молодыми людьми одного с ней возраста. Но скоро ему становится понятно, что так вечно продолжаться не может. Она начинает сопротивляться, заявляет о своих правах и наконец сообщает о своем твердом решении вопреки запрету пойти на какой-то бал. А что же ее хитроумный отчим? В голову ему приходит идея, которая делает больше чести его уму, нежели сердцу. Заручившись одобрением и поддержкой жены, он гримируется, прикрывает свои ясные глаза темными очками, приклеивает фальшивые усы и густые бакенбарды, голос превращает во вкрадчивый шепот и, помня о близорукости девушки, отправляется на тот самый бал под именем Госмера Эйнджела, где и знакомится с ней, тем самым ограждая ее от других мужчин.

– Сначала это была просто шутка, – прохрипел наш посетитель. – Мы не думали, что она так увлечется.

– Весьма в этом сомневаюсь. Но, как бы то ни было, юная леди действительно очень увлеклась. Полагая, что отчим находится во Франции, она не могла заподозрить обман. Конечно, ей польстило внимание джентльмена, тем более что мать ее всячески поддерживала. Потом мистер Эйнджел начинает искать встречи с ней, поскольку ясно, что именно так в действительности повел бы себя в данной ситуации любой мужчина. Они ходят на свидания, следует помолвка, необходимая лишь для того, чтобы сердце девушки уже никогда не было бы отдано какому-нибудь другому мужчине. Но обман не может длиться вечно. Мнимые поездки во Францию доставляют массу хлопот. Становится ясно, что все это дело нужно закончить неким драматическим способом, чтобы произвести неизгладимое впечатление на девушку и заставить ее хотя бы на время не думать об ухаживаниях других молодых людей. Отсюда и клятвы на Библии, и предчувствие беды в день свадьбы. Джеймсу Уиндибенку нужно было накрепко связать мисс Сазерленд с Госмером Эйнджелом и в то же время сделать так, чтобы ей ничего не было бы известно о его судьбе. Он считал, что это как минимум лет на десять избавит ее от бракосочетания. Итак, он отправляет ее в церковь, и, поскольку дальше этого зайти не может, благополучно исчезает при помощи старого трюка: заходит в закрытую карету через одну дверь и тут же выходит через другую. Я думаю, все обстояло именно так, мистер Уиндибенк?

Пока Холмс говорил, наш посетитель успел прийти в себя, к нему вернулась самоуверенность. Он встал, на его бледном лице появилась холодная усмешка.

– Может быть, так, а может, и нет, мистер Холмс, – бросил он. – Но, если уж вы такой умник, вам должно быть известно, что сейчас вы нарушаете закон, а не я. Я не совершил никакого преступления, а вот вас за то, что вы заперли меня здесь, можно обвинить в нападении и незаконном лишении свободы.

– Вы правы, закон не может вас покарать, – сказал Холмс, отпирая и распахивая настежь дверь. – Но в этом мире еще не было человека, который заслуживал бы наказания больше, чем вы. Если бы у этой девушки был брат или друг, ему бы следовало взять хлыст и отстегать вас хорошенько. Клянусь Богом, – начал закипать он, видя ухмылку на лице наглеца, – это не входит в мои обязанности перед клиентом, но у меня под рукой как раз есть охотничья плеть, и я, пожалуй, воспользуюсь ею…

Он сделал два быстрых шага в сторону висевшего на стене кнута, но прежде чем он успел снять его, с лестницы донеслась торопливая дробь шагов, хлопнула тяжелая дверь в прихожей, и мы увидели в окно, как мистер Джеймс Уиндибенк со всех ног несется по улице прочь от нашего дома.

– Видали храбреца? – засмеялся Холмс, снова усаживаясь в кресло. – А ведь он на этом не остановится. Постепенно этот мерзавец дойдет до настоящих преступлений и сделает что-нибудь такое, за что будет отправлен на виселицу. Да, это дело не было лишено определенного интереса.

– Если честно, я не совсем понимаю, как вы обо всем догадались, – признался я.

– Ну, с самого начала, конечно же, было понятно, что столь странное поведение мистера Госмера Эйнджела должно было иметь какое-то основание. Кроме того, очевидным было и то, что единственный человек, которому действительно выгодно его исчезновение, – отчим нашей клиентки. Тот факт, что эти двое мужчин никогда не встречались и появлялись по очереди, тоже много о чем говорил. Да и темные очки, и необычный голос вместе с пышными бакенбардами и усами наводили на мысль о гриме. Мои подозрения подтвердились, когда я увидел напечатанную на машинке подпись в письмах. Это могло означать только одно: его почерк был настолько ей знаком, что она узнала бы его даже по одному-двум словам. Как видите, все эти отдельно взятые факты вместе с множеством других наблюдений указывали в одном направлении.

– Но вам же нужно было как-то проверить свои выводы?

– Поняв, как обстоит дело, удостовериться в неправильности было несложно. Я знаю, в какой организации работает этот человек. Я послал им его описание из газеты, устранив все, что могло быть частью маскировки – бакенбарды, очки, голос, – и попросил сообщить мне, работает ли у них коммивояжером такой человек. К тому времени я уже изучил особенности машинки, на которой были напечатаны письма. Я послал еще одно письмо, на этот раз самомý интересующему меня человеку по его рабочему адресу, попросив встретиться. Как я и ожидал, его ответ был тоже напечатан на машинке, причем обладающей теми же мелкими, но характерными дефектами. Вместе с его ответом пришло и письмо от «Вестхауз и Марбэнк» на Фенчерч-стрит, в котором меня извещали, что данное описание полностью соответствует одному из их работников – Джеймсу Уиндибенку. Voilà tout![28]28
  Вот и все! (Фр.)


[Закрыть]

– А как же мисс Сазерленд?

– Если я расскажу ей всю правду, она не поверит. Помните старинную персидскую поговорку: «Отнимать у тигрицы тигренка так же опасно, как лишать женщину ее заблуждений». У Хафиза не меньше здравого смысла, чем у Горация, и столько же знания мира.

Дело IV. Тайна Боскомской долины

Однажды утром, когда мы с женой завтракали, горничная внесла телеграмму от Шерлока Холмса. Вот что в ней говорилось:

«Располагаете парой свободных дней? Только что был вызван на запад Англии в связи с трагедией в Боскомской долине. Буду рад, если составите компанию. Обещаю изумительный воздух и природу. Поезд с Паддингтона в 11:15».

– Что скажешь, дорогой? – спросила жена. – Поедешь?

– Даже не знаю. У меня сейчас очень много пациентов.

– Анструзер тебя подменит. Ты в последнее время какой-то бледный. По-моему, смена обстановки пойдет тебе на пользу, к тому же тебя всегда так интересуют дела мистера Шерлока Холмса.

– Не интересоваться его делами было бы черной неблагодарностью, если вспомнить, что я обрел благодаря одному из них, – ответил я. – Но если ехать, собираться нужно прямо сейчас, до поезда всего полчаса.

Жизнь в военном лагере в Афганистане по меньшей мере научила меня в случае надобности тратить на сборы не больше нескольких минут и в дороге обходиться только самым необходимым. Поэтому на вокзал я приехал даже раньше обозначенного времени. Холмса я увидел сразу. Он расхаживал по платформе, и его длинный серый дорожный плащ и облегающая суконная шапочка делали его высокую худую фигуру еще более худой и высокой.

– Как хорошо, что вы пришли, Ватсон! – воскликнул он. – Для меня очень важно иметь рядом человека, на которого можно положиться. От местной помощи всегда мало проку, они либо вообще не в состоянии помочь, либо делают только хуже. Подержите два угловых места в вагоне, а я пойду за билетами.

В купе мы ехали вдвоем среди огромного вороха газет, которые принес Холмс. Их чтением он и был занят до самого Рединга, отвлекаясь только на то, чтобы сделать кое-какие записи или о чем-то поразмышлять. Но потом он совершенно неожиданно свернул их в гигантский шар и бросил его на полку.

– Вы что-нибудь слышали об этом деле? – спросил он меня.

– Ни слова. Я и газет не читал уже несколько дней.

– В лондонской прессе пока ничего толкового и не пишут. Я вот просматривал свежие газеты, чтобы найти подробности, и, судя по тому, что я вычитал, это происшествие – одно из тех простых дел, которые чрезвычайно трудно разгадывать.

– Звучит несколько парадоксально.

– Тем не менее это истинная правда. Необычность сама по себе является ключом к разгадке. Чем зауряднее и обычнее дело, тем сложнее доводить его до ума. В данном случае очень серьезное подозрение упало на сына убитого.

– Значит, речь идет об убийстве?

– По крайней мере, так считают, но я, пока сам все не увижу, не буду ничего решать. В нескольких словах я вам опишу положение вещей, каким оно мне представляется.

Боскомская долина – это небольшая деревенская местность недалеко от Росса в Хирфордшире. Самый крупный землевладелец в тех местах – мистер Джон Тэнер. Он какое-то время жил в Австралии, разбогател там и несколько лет назад вернулся в Англию. Одну из его ферм, а именно Хазерлей, арендовал некий мистер Чарльз Мак-Карти, тоже живший в Австралии. Эти двое познакомились еще в колониях, поэтому нет ничего удивительного в том, что, перебравшись в Англию, они держались поближе друг к другу. Тэнер был намного богаче, поэтому выходило, что Мак-Карти как бы жил при нем, тем не менее общались они на равных и их часто видели вместе. У Мак-Карти был восемнадцатилетний сын, а у Тэнера – дочь того же возраста. Оба старика были вдовцами. Они держались в стороне от соседей-англичан и вели замкнутый образ жизни, хотя оба Мак-Карти часто посещали скачки по соседству. Мак-Карти держал двух слуг, мужчину и девушку, а у Тэнера был целый штат прислуги, человек шесть. Это то, что мне известно о семьях. Теперь о самом деле.

Третьего июня, то есть в прошлый понедельник, около трех часов дня Мак-Карти вышел из Хазерлей и направился пешком к Боском-пул – небольшому озеру, образованному разлившимся ручьем, который протекал через всю Боскомскую долину. Когда утром с одним из своих слуг Мак-Карти ездил в Росс, он говорил, что ему нужно поторопиться, поскольку в три часа ему предстоит какая-то важная встреча. После этой встречи его не видели.

От фермы Хазерлей до озера четверть мили, и два человека встретили Мак-Карти, когда он направлялся на встречу. Одна – старуха, имя которой не упоминается, второй – Вильям Краудэр, егерь мистера Тэнера. Оба свидетеля показали, что Мак-Карти шел один. Егерь сообщил, что через несколько минут после встречи с мистером Мак-Карти он увидел его сына, мистера Джеймса Мак-Карти, который шел по той же дороге с ружьем в руках. Краудэр утверждает, что, когда он его увидел, старший Мак-Карти еще не скрылся из виду, поэтому сын наверняка шел следом за отцом. Больше об этой встрече он не думал, пока в вечерней газете не прочитал о трагедии.

Обоих Мак-Карти видели и после того, как их повстречал егерь Вильям Краудэр. Боском-пул находится посреди густого леса, озеро почти идеально круглое, берег его зарос невысокой травой и камышом. Недалеко от озера в лесу собирала цветы Пэшенс Морзан, четырнадцатилетняя дочь лесника. Она утверждает, что видела у озера обоих Мак-Карти рядом, они о чем-то ожесточенно спорили, и мистер Мак-Карти старший не стеснялся в выражениях в адрес своего сына. Она видела, что сын занес руку, как будто собираясь ударить отца, но их ссора так напугала девочку, что она убежала и дома рассказала матери, что двое Мак-Карти ругаются у озера и, похоже, дело дойдет до драки. Не успела она закончить свой рассказ, как к сторожке прибежал младший мистер Мак-Карти, сообщил, что нашел в лесу мертвого отца, и попросил лесника помочь ему. Он был очень возбужден, ни ружья, ни шляпы у него не было, его правая кисть и рукав были в крови. Последовав за ним, они увидели труп, лежавший на траве у самой воды. На его голове были явственно видны следы множества сильных ударов, нанесенных тяжелым тупым предметом. Это мог быть приклад ружья его сына, которое валялось в траве в нескольких шагах от тела. Это дало повод тут же задержать молодого человека. Во вторник во время дознания ему выдвинули обвинение в предумышленном убийстве, в среду он предстал перед мировым судьей Росса, который отложил дело до следующей выездной сессии суда присяжных. Вот основные факты, известные коронеру и полиции.

– Но тут же все ясно, как Божий день! – воскликнул я. – Ведь косвенные доказательства однозначно указывают на убийцу.

– Косвенные доказательства – штука хитрая, – задумчиво произнес Холмс. – Они могут ясно указывать на что-то одно, но, стоит лишь немного изменить собственную точку зрения, и они сразу начинают указывать на нечто совершенно другое. Однако нужно признать, что в этом случае дела молодого человека действительно плохи, и, скорее всего, он действительно является преступником. Однако есть и такие, кто считает его невиновным, среди них и мисс Тэнер, дочь местного землевладельца. Чтобы провести независимое расследование, она пригласила Лестрейда, вы, возможно, помните его в связи с «Этюдом в багровых тонах». Но Лестрейд ничем помочь им не смог и перенаправил дело мне, в результате чего двое джентльменов среднего возраста со скоростью пятьдесят миль в час несутся на запад страны вместо того, чтобы спокойно отдыхать после завтрака у себя дома.

– Боюсь, что в этом деле все настолько очевидно, что за него не стоило и браться, ни славы, ни денег оно вам не принесет, – заметил я.

– Нет ничего обманчивее очевидных фактов, – рассмеялся он. – К тому же, может быть, мы натолкнемся на какие-нибудь другие очевидные факты, которые не были так уж очевидны для мистера Лестрейда. Вы же слишком хорошо меня знаете и не думаете же, будто я буду заниматься каким-то делом только ради того, чтобы доказать Лестрейду, что я владею такими приемами, которые он не то что применить – даже понять не в состоянии. Вот, для примера, глядя на вас, я могу с уверенностью сказать, что в вашей спальне окно находится с правой стороны, но мистер Лестрейд не заметил бы даже такого очевидного факта.

– Но как вам удалось…

– Дорогой друг, я вас прекрасно знаю. Знаю и вашу армейскую аккуратность. Вы бреетесь каждое утро, и в это время года делаете это при свете солнца. Но, поскольку ваша левая щека выбрита хуже правой, а под левым ухом и вовсе неаккуратно, вывод о том, что свет падает на вас с правой стороны, напрашивается сам собой. Я не представляю, чтобы такой человек, как вы, удовлетворился бы подобным бритьем, если бы все лицо было освещено равномерно. Все это я говорю лишь затем, чтобы привести пример построения выводов на основании наблюдений. Это то, что у меня получается лучше, чем у других. Возможно, это мое качество пригодится в предстоящем нам расследовании. На дознании всплыли кое-какие факты, которые следует изучить повнимательнее.

– Какие именно?

– Если я правильно понимаю, младшего Мак-Карти арестовали не сразу, а только после того, как он вернулся на ферму в Хазерлей. Когда полицейский инспектор объявил ему, что его берут под стражу, он заметил, что это его не удивляет и что другого он и не заслуживает. Эти слова лишили следственную комиссию последних сомнений в его виновности.

– Но это же прямое признание! – воскликнул я.

– Нет, потому что после этого он заявил, что невиновен.

– Судя по тому, что мы знаем, я бы не стал верить подобному заявлению.

– Напротив, – возразил Холмс. – Мне эти его слова кажутся главным доводом в его пользу. Не знаю, насколько он невиновен, но он не может быть настолько глуп, чтобы не понимать, что все обстоятельства складываются против него. Вот если бы он удивился, когда его пришли арестовывать, или стал бы протестовать и возмущаться, это бы у меня вызвало подозрение, поскольку подобное поведение в данных обстоятельствах выглядело бы очень неестественно, хотя именно так повел бы себя человек, желающий себя выгородить. То, что он безоговорочно принял действительность, говорит либо о его невиновности, либо о том, что это человек со стальными нервами. Его замечание по поводу того, что он заслужил наказания, тоже можно понять, если вспомнить, что в тот день, когда был убит его отец, он настолько забыл о своем сыновнем долге, что позволил себе ругаться с ним и даже, судя по чрезвычайно важным показаниям девочки, замахнулся на него. Подобное раскаяние и самобичевание скорее говорят о наличии у этого человека совести, чем о том, что она запятнана.

Я покачал головой.

– Немало людей было отправлено на виселицу на основании куда меньшего количества улик, – заметил я.

– Это так. И многие из них были невиновны.

– А что говорит сам молодой человек?

– Боюсь, ничего такого, что могло бы вселить надежду в тех, кто считает его невиновным. Хотя в его рассказе и есть парочка зацепок. Вы можете сами об этом прочитать.

Он выудил из вороха хирфордширскую газету, открыл нужную страницу и показал мне абзац, в котором несчастный юноша сам рассказывал о том, что произошло в тот день в лесу. Я уселся в угол купе и очень внимательно прочитал статью. В ней говорилось:

«Был допрошен и мистер Джеймс Мак-Карти, единственный сын покойного, он дал следующие показания:

– Я на три дня ездил в Бристоль и вернулся только в понедельник утром, третьего числа. Когда я приехал, отца дома не было, и горничная сказала мне, что он с Джоном Коббом, нашим конюхом, уехал в Росс. Вскоре я услышал во дворе шум колес его двуколки и, выглянув в окно, увидел, как он выпрыгнул и быстро куда-то пошел, куда именно, я не знал. После этого я взял ружье и направился к озеру, собираясь поохотиться на кроликов на дальнем берегу. По пути я встретил Вильяма Краудэра, егеря, как он и рассказал следователю. Только он ошибается, думая, что я шел за отцом. Я понятия не имел, что он идет впереди меня. Ярдах в ста от озера я услышал крик «Кууии!», наш с отцом обычный сигнал, поэтому ускорил шаг и увидел его на берегу. Заметив меня, он, похоже, сильно удивился и довольно грубо спросил, что я там делаю. Я тоже вспылил, и мы начали все больше ругаться, дело чуть не дошло до рукоприкладства – у отца был очень вспыльчивый характер. Видя, что он распаляется все сильнее и сильнее, я развернулся и ушел, но не успел пройти и полторы сотни ярдов, как сзади услышал ужасный крик. Естественно, я бегом бросился обратно. Отец лежал на земле, вся голова у него была разбита. Я отбросил ружье и приподнял его, но он почти сразу умер. Несколько минут я просидел рядом с ним на коленях, потом встал и пошел к леснику мистера Тэнера, чья сторожка ближе всех к тому месту, чтобы попросить помощи. Когда я разговаривал с отцом, никого рядом не было, и что с ним случилось, я не знаю. Соседи его недолюбливали за крутой нрав и неприветливость, но, насколько мне известно, врагов у него не было. Больше мне нечего добавить.

Следователь:

– Отец перед смертью вам что-нибудь сказал?

Свидетель:

– Пробормотал несколько слов, но я ничего не понял. Разобрал только одно слово: «Крыса».

Следователь:

– Что, по-вашему, он хотел сказать?

Свидетель:

– Понятия не имею, по-моему, он бредил.

Следователь:

– Что было причиной вашей ссоры с отцом?

Свидетель:

– Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос.

Следователь:

– Боюсь, что мне придется повторить его.

Свидетель:

– Я не могу вам этого сказать. Но уверяю, это никак не относится к тому, что произошло потом.

Следователь:

– Это будет решать суд. Думаю, вы понимаете, что во время следствия отказ отвечать будет истолкован не в вашу пользу.

Свидетель:

– Я все равно отказываюсь отвечать.

Следователь:

– Насколько я понимаю, крик «Кууии!» был вашим с отцом условным сигналом.

Свидетель:

– Да.

Следователь:

– Тогда как вы объясняете, что отец ваш подал этот сигнал еще до того, как увидел вас, когда еще даже не знал, что вы вернулись из Бристоля?

Свидетель (сильно смутившись):

– Не знаю.

Присяжный заседатель:

– А когда вы прибежали на крики отца и обнаружили его умирающим, вы не заметили ничего такого, что могло бы вызвать у вас подозрение?

Свидетель:

– Ничего определенного.

Следователь:

– Что вы имеете в виду?

Свидетель:

– Я был так возбужден и взволнован, когда выбежал к озеру, что не думал ни о чем, кроме отца. Но мне смутно вспоминается, что, когда я подбегал к нему, мне показалось, что слева от меня на земле что-то лежит. Что-то серое. Может быть, пальто или какой-то плед. Когда я поднялся, его уже не было.

– Вы хотите сказать, что этот предмет исчез до того, как вы отправились за помощью?

– Да, его там уже не было.

– И что это было, вы точно сказать не можете?

– Нет, я просто увидел что-то темное.

– Как далеко от тела лежал этот предмет?

– Ярдах в десяти, может, чуть больше.

– А сколько от него было до леса?

– Примерно столько же.

– Значит, этот предмет забрали, когда вы находились от него всего в десяти ярдах?

– Да, но я стоял спиной к нему.

На этом допрос свидетеля был закончен».

Дочитав колонку, я сказал:

– Похоже, следователь в конце допроса уже довольно жестко разговаривал с молодым Мак-Карти. Ведь действительно довольно странный рассказ получается: отец подал ему сигнал еще до того, как его увидел; о чем они с отцом разговаривали, он рассказывать отказывается; а эти непонятные последние слова умирающего? Все это очень подозрительно и говорит не в пользу сына.

Холмс усмехнулся и вытянулся на мягком сиденье.

– И вы, и следователь слишком много внимания уделяете поиску слабых мест в рассказе этого молодого человека. Разве вы не замечаете, что одновременно наделяете его и слишком развитым воображением, и слишком ограниченным? Ограниченным – потому что он не сумел придумать какую-нибудь более-менее правдоподобную причину ссоры с отцом, которая могла бы хоть как-то настроить следователей в его пользу. Развитым – потому что ему в голову пришло вложить в уста умирающего совершенно неуместное упоминание крысы и придумать вдобавок какую-то исчезнувшую одежду. Нет, сэр, я склонен думать, что все сказанное этим юношей – правда. Посмотрим, к чему нас приведет эта гипотеза. А пока – у меня с собой карманное издание Петрарки, и я больше не намерен обсуждать это дело до тех пор, пока мы не окажемся на месте. Обедаем мы в Суиндоне, до него еще двадцать минут езды.

Было уже почти четыре часа, когда мы, проехав прекрасную Страудскую долину и широкий сверкающий на солнце Северн, оказались в небольшом уютном городке Росс. На платформе нас ждал тощий, чем-то напоминающий хорька мужчина с хитрыми глазками и цепким взглядом. Хоть он и был в песочном пыльнике и кожаных гетрах, я без труда узнал Лестрейда, инспектора Скотленд-Ярда. Вместе с ним мы отправились в отель «Хирфорд-Армз», где для нас был забронирован номер.

– Я уже заказал коляску, – сказал Лестрейд, когда мы сели выпить чаю. – Знаю я вашу непоседливость, вы же не успокоитесь, пока не увидите место преступления собственными глазами.

– Спасибо, это очень мило с вашей стороны, – кивнул Холмс. – Все зависит от давления.

Лестрейд удивленно уставился на моего друга.

– Что-то я вас не понимаю, – проговорил он.

– Что там на барометре? Двадцать девять, понятно. Ветра нет, на небе ни облачка. Я прихватил с собой сигареты и хотел бы их выкурить, к тому же диван мне кажется намного соблазнительнее жесткой и неудобной койки в каком-нибудь деревенском постоялом дворе. Не думаю, что сегодня вечером мне захочется куда-то ехать.

Лестрейд понимающе улыбнулся.

– Вы уже наверняка прочитали все, что пишут в газетах об этом происшествии, и сделали свои выводы, – сказал он. – В этом деле все ясно как день, и чем дальше, тем яснее становится. Но разве можно отказать в просьбе леди, тем более такой очаровательной. Она где-то о вас услышала, и ей непременно захотелось узнать, что вы обо всем этом думаете, хоть я и твердил ей сто раз, что вы не сможете сделать ничего такого, чего уже не сделал я сам. О, смотрите-ка! А вот и ее коляска.

Едва он успел произнести последние слова, как в комнату вбежала одна из самых очаровательных девушек, каких мне когда-либо приходилось встречать. Ее фиалковые глаза сверкали, губы были приоткрыты, щеки раскраснелись – все говорило о крайней степени волнения.

– О мистер Шерлок Холмс! – воскликнула она, переведя взгляд с меня на Холмса. Женская интуиция подсказала ей, к кому следует обращаться. – Я так рада, что вы приехали. Я специально примчалась, чтобы встретиться с вами. Я знаю, что Джеймс не делал этого. Я знаю это наверняка и хочу, чтобы и вы это знали, когда начнете расследование. Не сомневайтесь ни на секунду. Мы с ним знакомы с самого детства, и я знаю все его недостатки как никто другой. Поверьте, у него такое доброе сердце, что он и мухи не обидит. Для всех, кто его знает, подобное обвинение просто нелепо.

– Я надеюсь, что мы установим истину, мисс Тэнер, – сказал Шерлок Холмс. – Можете мне поверить, я сделаю все, что в моих силах.

– Но вы же читали отчеты. У вас сложилось какое-то мнение? Разве вы не видите, что здесь что-то не сходится, не состыковывается? Вы сами допускаете, что он невиновен?

– Я думаю, что это очень вероятно.

– Вот! – обрадовалась она и, гордо подняв голову, посмотрела на Лестрейда. – Вы слышали? Надежда еще есть.

Лестрейд пожал плечами.

– Боюсь, мой коллега несколько поспешил с выводами, – сказал он.

– Но он прав! О, я уверена, что он прав! Джеймс этого не делал. А про ссору с отцом не захотел рассказывать, потому что они поссорились из-за меня.

– Какое отношение имели к этому вы? – спросил Холмс.

– Сейчас не время что-либо скрывать. Джеймс с отцом часто из-за меня ссорились. Мистер Мак-Карти очень хотел, чтобы мы поженились, но мы с Джеймсом любили друг друга как брат и сестра. Конечно, он еще молод, мало что видел в жизни, и… и… ну, в общем, не хотел пока ничего такого. Поэтому и возникали ссоры, и тогда, я в этом уверена, они тоже поругались из-за этого.

– А ваш отец? – спросил Холмс. – Он тоже хотел, чтобы вы поженились?

– Нет, он был против. Кроме мистера Мак-Карти, никто на этом не настаивал. – Ее чистое, юное лицо на миг покрылось краской смущения, когда Шерлок Холмс бросил на нее проницательный взгляд.

– Благодарю вас за эти сведения, – сказал он. – Если я заеду к вам завтра, я смогу повидаться с вашим отцом?

– Боюсь, доктор не разрешит.

– Доктор?

– Да, а разве вы не слышали? Бедный отец уже несколько лет болеет, но эта трагедия сломила его окончательно. Он слег, и доктор Уиллоуз говорит, что его нервная система расшатана до предела. Мистер Мак-Карти был единственным человеком, которого папа знал еще по Виктории.

– Ха! По Виктории! Это важно.

– Да, они познакомились на приисках.

– Вот именно, на золотых приисках, где, насколько я понимаю, мистер Тэнер и заработал свои капиталы.

– Ну да, разумеется.

– Благодарю вас, мисс Тэнер. Вы мне очень помогли.

– Прошу вас, если завтра появятся какие-нибудь новости, сообщите мне. Вы же наверняка пойдете в тюрьму, чтобы поговорить с Джеймсом, мистер Холмс, умоляю вас, передайте ему: я знаю, что он этого не делал.

– Передам, мисс Тэнер.

– Мне нужно идти, папа очень плох, он очень переживает, когда я надолго его покидаю. До свидания, и да поможет вам Бог. – Она бросилась из комнаты так же порывисто, как совсем недавно вошла в нее, и мы услышали стук колес ее коляски, которая поехала вниз по улице.