Текст книги "Хроника гениального сыщика"

Автор книги: Артур Кангин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 17
Автобус-призрак

1.

Москву потрясли события с ярко выраженной паранормальной окраской. По Садовому кольцу разъезжал автобус-призрак, автобус-убийца.

Он появлялся ближе к полуночи, пустой, окна машины полыхали кровавым заревом.

Шоферы же менялись всякий день.

И что за шоферы? Сплошь царской фамилии, все Романовы: Николаи, Павлы, Александры, Владимиры, Петры…

Всякий день бесстрастные новостные сводки сообщали о нескольких раздавленных пешеходах.

Мы долго крепились с сыщиком Рябовым, сохраняли спокойствие, но когда Павел Первый, коварно ухмыляясь глупым своим курносым лицом, чуть не задавил нашего песика Жужу, пегую болонку-кобелька, мы возмутились.

– Петя, – заиграл желваками Рябов, – мы должны остановить этот фантом.

Я взглянул на часы «Победа», фосфоресцирующие стрелки только что сошлись на полуночи и, передернув кадыком, выскочил за сыщиком в проем двери.

2.

Стояла июльская звездная ночь.

Через час мне исполнится ровно сорок.

Возраст солидный, а я все бегаю, как сопливый мальчишка, под звёздами. Обидно…

Несмотря на полночь, Садовое кольцо было переполнено странными людьми.

То там, то сям располагались аляповато накрашенные, в умопомрачительно коротких юбках, девушки сексуального промысла. Ворочал воловьей шеей сутенер, перебирал, скотина, мускулистыми ногами в брюках с лампасами.

– Мальчики! Котики! – обратилась к нам с Рябовым одна довольно-таки миловидная «бабочка». – Анал? Вагинал? Ударный орал?

И тут мы увидели колыхающий кровавыми огнями автобус.

За рулем восседал Петр Великий, в зеленом камзоле с позументом, в лихо заломленной широкополой шляпе с почему-то тирольским пером.

Усмехаясь в свои коротенькие тараканьи усики, царь направил могучую машину прямо на нас.

Мы с Рябовым молодыми сайгаками отскочили и схоронились за голубую будочку платного туалета.

Гулящие девушки прижались к цоколю сталинского небоскреба.

Лишь сутенер с воловьей шеей оказался на пути призрачного движка.

Что-то хрястнуло и черно мелькнуло перед нашими очами.

Секунда… и автобус скрылся с глаз.

На заплеванном, сплошь в окурках, асфальте лежало огромное, бездыханное тело.

«Ночные бабочки» тотчас облепили его.

– Гришутка! – истошно взвизгнула одна престарелая бабочка. – На кого нас оставил?!

– Это мамка девочек… – шепнул мне Рябов. – Эти, прости господи, матроны вместе с костоломами сутенерами пасут и стригут этих несчастных овечек.

– Так что же нам теперь делать? – оторопел я. – И автобус, и бляди?

– Без опытного шамана не обойтись.

3.

Шаман Василий Ломаный проживал на Краснопресненской набережной, подле Белого Дома.

Он занимал в высотке целый этаж.

По золотистому паркету цокали коготками гнутые в спине легавые. Орали в клетках разухабистые матерщинники попугаи. На стенах располагалась шаманская атрибутика – барабаны тамтам, бамбуковые трещотки, загадочные кости диких и полудомашних животных.

Все это мы увидали, прищуриваясь в почти кромешной тьме.

Василий Иванович, крепенький мужичонка в спортивных штанах «Adidas», участливо нас выслушал.

Голубые, в красных прожилках, глаза замерцали с ласковым блеском.

– Авва! Увва! Овва! – взвыл Василий Ломаный и, сорвав со стены бубен, отчаянно ударил в него.

Я с похолодевшими конечностями вжался спиной в плетеное кресло, стараясь не терять из виду смутный абрис осатаневшего мага.

Василий зажег саженую черную свечу. Комната тотчас наполнилась жутким амбре.

– Молодец! – прошептал Рябов. – Все как положено делает. По науке.

А шаман, меж тем, встал на четвереньки, лязгнул золотыми зубами, почесался левой ногой за ухом, а потом кубарем, сметая всё на пути, стал кататься по залу.

С истошным треском свалился антикварный торшер. Зеркальными брызгами обрушился стеклянный журнальный столик. Выпустила из себя густой лебяжий пух диванная подушка.

– Авва! Увва! Овва! – все омерзительнее завывал шаман.

«Каких только профессий не бывает на свете!» – подивился я про себя.

– Включите свет! – приказал колдун.

Я щелкнул тумблером.

Зал залился янтарным светом.

Шаман предстал пред нами сплошь в лебяжьем пуху, в стеклянных осколках, лицо его сводила судорога экстаза.

– Ну? – выдохнул Рябов.

– Идите и не мешайте ему… – строго сказал шаман.

– Автобусу-призраку? – уточнил я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

Колдун с достоинством кивнул головой.

– Он же передавит всех москвичей?! – взметнул брови с проседью (будто присыпаны солью, sic!) сыщик Рябов.

Маг снисходительно усмехнулся:

– Он давит исключительно нечисть. Сутенеров. Киллеров. Проворовавшихся магнатов. Простым людям абсолютно ничего не грозит.

– А проституток? – Рябов заиграл желваками – Он будет давить гулён?

– В полицейских сводках нет и не будет ни одной фамилии заблудшей овечки.

4.

Со смутными предчувствиями мы покинули чертоги провидца и колдуна.

Прямо по Краснопресненской набережной на полном ходу несся автобус-призрак.

За рулем его, чуть сгорбившись, сидел Владимир Мономах.

Царская его папаха переливалась алмазами и яхонтами.

Внезапно для себя мы с Рябовым приветственно помахали ему.

Потом несколько кварталов шли в гробовой тишине.

– А что же Жужу? – оторопело спросил я Рябова. – Почему автобус-убийца чуть не раздавил нашего пса?

Рябов заиграл желваками:

– Видимо, он по ошибке принял его за песьего сутенера.

Глава 18
Золотой глаз

1.

Однажды в полночь, сверкая в лунных лучах мокрым кожаным пальто, ко мне ворвался инспектор Рябов.

– Акушер Кусков, вы спите? – несказанно изумился он.

– Это шутка?! – я выпрыгнул из кровати, быстро натянул брюки со штрипками, фланелевую рубашку и джинсовую кепку с треснутым коленкоровым козырьком.

Сыщик в явном волнении несколько раз пересек по диагонали мою скромную комнату, ковыряя костяной зубочисткой в верхнем ряду коренных зубов, потом сильно сдавил мое плечо.

– А! Больно! – невольно вскрикнул я.

– Украден лучший рысак московского ипподрома. Кристалл!

– Тот, в белых яблоках?

– Он!

– Может, просто ушел?

Рябов саркастически усмехнулся.

– Петя! Лошади в миллион долларов просто так не уходят…

– Что должен делать именно я?

– Возьмите ампулы со снотворным и резиновый жгут. Живо!

2.

Ипподром был по-осеннему пуст и хладен. Лишь таджик-дворник с длинной седой бородой подметал бронзовые листья клена. Где-то вдалеке курлыкали птицы неизвестной мне породы. Воробьи? Голуби? Дикие куры?

– Инспектор Рябов! – представился дворнику инспектор Рябов.

– Акушер второго разряда, Петр Кусков, – представился я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

Таджик лишь метнул в нас взгляд маленьких красноватых глаз и молча продолжал подметать палые листья.

Сыщик с тигриной легкостью подскочил и ударом джиу-джитсу выбил метлу из рук молчуна.

– Аллах акбар! – истошно закричал уборщик.

Рябов и тут был начеку. Он стремительно подсек дворника, тот рухнул в груду по-винному прелых листьев.

– Так будем мы говорить или нет? – спросил его инспектор. – Где Кристалл?

– Я не говорю по-русски… Я нелегал и таджик.

– Похоже, он и вправду ничего не знает, – резюмировал Рябов.

3.

Мы зашли перекусить в бар ипподрома «Зеленый гул».

Бармен этого заведения Павел Шустиков ловко бросал и почти всегда ловил бутылки с алкогольными напитками.

– Вы ищите скакуна по кличке Кристалл? – хитро прищурился бармен.

– Ничего подобного, – на всякий случай открестился Рябов.

Бармен подкинул бутылку. Чудом поймал. Налил доверху виски. Щедро хлебнул.

– Я вам друг, – сказал он. – Меня не нужно бояться.

– И что же вы знаете? – выступил вперед я, акушер Кусков.

– Думайте о золотом глазе!

4.

Через полчаса мы уже были в глазной клинике профессора Федорова.

Там нас не могло не поразить изрядное количество людей с перевязанными глазами. У кого правый. У кого левый. У многих – оба. У буддистов – три.

И тут мы услышали ржание. Молодое, призывное.

Кинулись по направлению к этому звуку.

Для этого нам пришлось обогнуть илистый пруд, пересечь симпатичную березовую рощицу, перейти вброд чистую, веселую речушку и оказаться на клеверном выгоне.

Там и ржал искомый рысак.

А то, что это был именно он – никакого сомнения. С головы до ног жеребец был усыпан белыми яблоками формы.

Кристалл оказался привязанным к коренастому дубу.

Сыщик подскочил к рысаку, легким движением сапожного ножа перерезал узду.

– Иго-го! – благодарно заржал жеребец.

– Тихо, милок, – попросил я.

Тут кусты пахучего можжевельника зашевелились. Из их недр с гиканьем выпрыгнул здоровенный детина в белом халате.

5.

– Не трогайте конька! – закричал он. – Это мой конек!

Рябов рысью метнулся на спину детине, повалил его на землю.

Схватка продолжалась недолго. Не более часа.

За это время я успел покормить булкой жеребца, сам подкрепился благоуханной земляникой, в причудливом порядке усеявшей весь холм под развесистым дубом.

Наконец убийца в белом халате испустил гортанный крик, взмолился о пощаде.

Тогда я подскочил к детине, связал его резиновым жгутом и сделал укол снотворного.

Инспектор Рябов прислонил драчуна к дубу.

– Теперь лишь обстоятельный рассказ сможет облегчить вашу участь, – строго сказал Рябов. – Для начала, кто вы?

6.

– Я помощник главврача глазной клиники, Феликс Титов, – заикаясь от страха, заговорил детина. – Да, это именно я украл высокопородистого жеребца, носящего имя Кристалл.

– Зачем? – резко спросил я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

– Коллега, – пробормотал Феликс, – у вас есть теща?

– Есть, – неуверенно ответил я. – Хотя какое это имеет отношение к делу?

– Прямое…

– Говорите! – приказал сыщик.

– Развяжите жгут… – попросил Феликс. – Я смирился со своей жалкой участью.

Рябов распутал жгут.

От снотворного Титов стал вялым и уже не представлял никакой опасности.

– Моя теща на одной из восточных войн потеряла глаз, – массируя запястья, сказал Феликс Титов.

– И?.. – резко осведомился сыщик.

– Жена пригрозила мне разводом, если я не спасу любимую маму, – зевнул Титов. – Спасти же маму, то есть, зловредную тещу, мог только золотой глаз бразильской фирмы «Мокко».

– За золотой глаз они потребовали жеребца? – спросил Рябов.

– Да… – горестно ответил Титов.

– Глаз вам передали?

– Передали, – покорно заморгал Титов. – Мама носит его третий день. Золотым глазом она видит в сто раз лучше, чем здоровым.

– А когда должны прийти за жеребцом? – подобрался Рябов.

– Сегодня… – прошептал Феликс.

– Российского жеребчика они не получат, – посуровел сыщик. – Разве что мы его заменим какой-нибудь старой клячей.

– А как быть мне? – вопросил Титов.

– Вы свободны, – сухо проговорил Рябов.

– Но золотой глаз тещи? Они придут за ним! – воскликнул Феликс.

– У вас есть вторая железная дверь? – спросил Рябов.

– Нет…

– Так вставьте. И вооружите дивно прозревшую старушку хотя бы кастетом.

– Я пойду?.. – позевывая, потупился Титов.

– Идите, – разрешил ему Рябов, а когда мощная спина в белом халате зашуршала в кустах можжевельника, крикнул: – Пусть ваша мамулек недельку-другую не кажет носа из дома.

Я взял жеребца за поводок.

Конек перебрал высокопородистыми ногами, заржал:

– Иго-го!

– Молчи, дружок, молчи… На родном ипподроме наржешься!

А затем я, Петр Кусков, гениальный сыщик Рябов и элитный рысак Кристалл, несколько смущенный резкой переменой своей участи, стремительно вошли в кусты можжевельника и двинулись к метро «Беговая».

Глава 19
Человек с заячьей губой

1.

Убийство г-жи Ивановой потрясло всю Москву.

– Зачем ее убили? – гадали обыватели. – Почему угробили именно её?

Только сыщик Рябов и я, акушер второго разряда, Петр Кусков не задавали досужих вопросов.

– Петя, – интимно понизив голос, произнес Рябов, – мы должны отыскать киллера!

– Инспектор, – не менее интимно ответил я, – мы найдем его.

2.

В доме госпожи Ивановой нас не ждали. Сама г-жа Иванова была мертва и не принимала гостей. Не до сабантуев.

Да и кто нас мог ждать, ведь мы проникли в злополучную квартиру не с парадного крыльца, а через подземный ход, оставшийся со времен русско-турецкой кампании. О лазейке знал только Рябов. И даже мне, его другу, он завязал глаза черной шелковой лентой.

Взломав паркетные плиты, мы оказались в квартире. Где-то пел сверчок в какой-то рваной, даже синкопированной тональности.

Иванова лежала на велюровом диване с закрытыми глазами.

– Кто вас убил, госпожа Иванова? – резко спросил я.

– В этом деле замешан человек с заячьей губой, – сквозь зубы произнес инспектор Рябов. Достал из кармана клетчатого макинтоша раскладной саксофон, заиграл двусмысленную мелодию «Когда святые маршируют».

– Интересно, тут есть мужская комната? – сжал я кулаки.

Сыщик вынул перламутровый мундштук, аккуратно обтер льняным платком:

– Иванова – женщина. Откуда же мужская комната?

Я еще сильнее сжал кулаки и решил терпеть.

3.

Человека с заячьей губой мы не могли поймать сразу. Фоторобота не было.

Имелась лишь яркая деталь – заячья губа.

После саксофонной медитации Рябов на клочке пожелтевшей газеты «Завтра» стремительно написал корявыми буквами: «Кельнер ресторана «Саввой». Алекс Федоров».

– У вас есть именной парабеллум? – спросил меня сыщик.

– Да, – ответил я, почесывая от волнения спину.

– Возьмите не именной, – приказал Рябов. – Будем действовать без лишнего пафоса.

4.

У ресторана «Саввой» сновали полуобнаженные девицы. Крутились мальчики с нарушенной половой ориентацией. «Бентли» и «Мерсы» обдавали смрадными и дорогостоящими парами.

Алекс Федоров встретил нас неприветливо, даже не приподнял в ухмылке свою заячью губу. Он хотел бежать, но Рябов схватил его за локоть и опрокинул на вымытый элитным шампунем тротуар.

– Я не сокрушал Иванову! – прошелестел Алекс заячьей губой.

– Тогда кто?

Алекс встал, поправил кельнерский сюртук и повел свой неторопливый рассказ.

5.

– С Ивановой я познакомился в бассейне комплекса «Олимпийский», – поведал нам Алекс. – Госпожа Иванова ласточкой ныряла с вышки, бойко плавала кролем. Даже такой иезуитски хитроумный стиль, как дельфин, ей неплохо давался.

– Алекс! – представился я Ивановой.

– Госпожа Иванова, – представилась мне нерукотворная наяда.

– Не выпить ли нам по бокальчику водки «Путин», – предложил я.

– Минуточку, – нахмурилась Иванова, – я только сниму мокрый купальник и припудрю носик.

Переодевшись в сухое платье, Иванова вышла навстречу мне легкая и веселая. Нос ее чуть был припорошен коксом.

«А ведь я влюблюсь в нее!» – с ужасом подумал я.

Словно прочитав мои мысли, глаза Ивановой сверкнули. Один глаз ее, я заметил, был карий, другой – голубой.

– Поедем ко мне, – прошептала Иванова и так крепко сжала мое запястье, что я вскрикнул от боли.

6.

– Я стал целовать ее сразу у вешалки, – продолжил свою исповедь Алекс. – Поливал ее из литрового пакета ананасовым соком и сам же пил эту божественную влагу с ее пупка.

Тут зазвонил телефон. Надо вам сказать, работа кельнера в ресторане «Саввой» приучила меня, без раздумья хватать трубку.

– Алло, – сказал я.

– С вами говорит инспектор Рябов, – раздался глуховатый голос. – Госпожа Иванова крайне опасна. Предупреждаю!

Затем послышались долгие гудки.

– Алло, алло! – тревожно закричал я.

– Пи-и, пи-и! – отвечала трубка.

– Кто это был? – спросила госпожа Иванова.

– Инспектор Рябов.

– Что ему нужно?

– Он предупредил об опасности.

– Я пойду приму ванну с шампунем «Ночи Кабирии», – изрекла Иванова, словно не слыша моего ответа, сверкнув напоследок сначала карим, а потом и голубым глазом.

Что мне оставалось делать?

И я убил госпожу Иванову… Задушил в своих объятиях, когда она, благоухающая шампунем, частично обнаженная (сложения она была почти акробатического) вышла из ванны.

7.

– Однако вы же сказали, что не убивали ее! – взорвался я, акушер Кусков.

Алекс потупился.

– Инспектор Рябов, – сомнабулически зашептал я. – Рябов… Так это же ваша фамилия!

Я резко повернулся к своему другу.

– Да, меня зовут Рябов, – ответил мой друг не без гордости. – И это звонил я.

– О чем же конкретно вы хотели предупредить, – молитвенно сложил на груди руки Алекс.

– О грозящей опасности.

– Какой?! – возопили мы с Алексом.

Сыщик достал из кармана макинтоша раскладной саксофон и тихонько заиграл «7-40».

– Алекс, к метрдотелю, – вдруг высунулся из окна кельнер с неизвестной нам фамилией и физиономией.

Рябов спрятал саксофон, вытер носовым платком мундштук, произнес внушительно:

– Госпожа Иванова никогда не полюбила бы вас.

– Почему? – сверкнул мокрыми глазами Алекс.

– У вас заячья губа.

Так вот оно что – потрясло все мое сознание. Рябов все знал, все предвидел!

– Только не стоило ее убивать, – Рябов дружелюбно, хотя и по-мужски крепко, постучал кельнера Алекса по спине.

– Алекс, к метрдотелю! – опять крикнул бесфамильный кельнер из окна ресторана «Саввой». – Оглох, скотина?

Сгорбившаяся фигурка Алекса скрылась в полумраке входа ресторана.

8.

Прошло несколько лет. История человека с заячьей губой, запечатленная вашим покорным слугой, вышла в журнале «Российское акушерство» и вызвала шквал дебатов. Особенно почему-то были взволнованы акушеры Татарстана и Гондураса.

– Зачем вы отпустили Алекса? – однажды спросил я инспектора, когда после игры на саксофоне он находился в благоприятном расположении.

– Я частный детектив, – ответил он мне. – Мое дело разобраться в криминальном случае, вывести всех на чистую воду. А злоумышленников пусть ловит доблестная полиция.

– Вдруг Алекс еще задушит кого-нибудь… в своих объятиях? – прищурился я.

– Кельнеры – трусы. Вот разве что его назначат метрдотелем.

– А почему мы пробирались к Ивановой через подземный ход?

– Какой еще ход?

– Вырытый еще во времена русско-турецкой кампании?

– Не было никакого хода! – отрезал Рябов.

Я понял, гениальный сыщик умеет хранить свои тайны, и больше досужих вопросов не задавал.

Глава 20
Дело танцора «диско»

1.

В Москве со скоростью ветра разнеслась весть – в кабаре «Зеленый смерч» зверски убит танцор в стиле «диско», Василий Дикобразов.

Еще вчера, молодой и красивый, он скакал на сцене в страусовых радужных перьях. Еще вчера ему рукоплескали ложи. Теперь же он был безмолвен и, увы, недвижим.

Стон возмущения пронесся по Златоглавой.

Кто мог убить Дикобразова?

Могла укокошить жена. Однако у Дикобразова никогда жен не было.

Его могла сокрушить любовница. Увы, Василий не любил женщин. Он обожал мужчин. Все знали эту его эксклюзивную слабость.

– Так кто же его замочил? – нахмурился инспектор Рябов.

– Любовник! – ответил я с хрипотцой.

Тут в нашу дверь резко позвонили.

На пороге в оренбургском пуховом платке стояла худенькая женщина. Черная мушка украшала ее левую щеку.

– Я – жена Дикобразова! – потупясь, произнесла она. И поправилась: – Теперь вдова.

– А как же его нетипичная половая ориентация? – поразились мы.

– Вы должны выслушать меня… – зябко кутаясь в оренбургский платок, сказала вдова.

Г-жа Дикобразова достала из сумочки портативный дамский ноутбук. Изящно пробежалась по клавишам. На экране строчки кириллицы.

– Это досье Васи… – пояснила г-жа Дикобразова.

Мы с сыщиком Рябовым приникли к экрану.

«Василий Дикобразов, – читали мы, – уроженец Хохломы, появился на свет как Мария Звягинцева. В 1980 году, находясь еще в младенческом возрасте, в виде протеста против военной диктатуры в Польше, сменил пол и стал Василием Дикобразовым, известным танцором в стиле «диско». Выступал в страусовых перьях…»

Далее шла всем известная информация, мы перестали читать.

– А теперь выслушайте мой рассказ, – предложила г-жа Дикобразова.

Мы покорно сели в кресла-качалки, уютно накрылись шотландскими пледами.

– Когда я познакомилась с Васей, он фланировал в штанах, – неторопливо начала свою исповедь г-жа Дикобразова. Всхлипнула: – Весь медовый месяц в штанах. Не снимал их даже на брачном ложе.

Дикобразова замолчала.

– Ну?!.. – выдохнули мы.

– Потом он стал носить… – вскрикнула вдова и, не договорив, ланью выскочила за дверь.

2.

– Она не успела сказать главное, – резюмировал я, акушер второго разряда Петр Кусков.

– Нет, успела! – гортанно возразил сыщик.

И тут я вспомнил о нашем соседе, дьявольски похожем на генерала Ярузельского и поразился проницательности гения Рябова.

– Польские события?! – вскрикнул я.

– Именно, Петя, именно, – ответил мой друг и наставник, выхватывая из кобуры именной браунинг.

3.

Соседа дома не оказалось.

Рябов легким ударом кованого сапога высадил дверь с косяком.

Квартира напомнила худшие времена средневекового мракобесья.

Повсюду стояли миниатюрные гильотины, макеты электрических стульев и виселиц.

На столе же возвышался комп, хранитель, быть может, тайной информации.

Сыщик Рябов надел наушники, специальные очки и погрузился в кромешную виртуальность.

Через пару минут он молча, в изнеможении, упал на мохнатый диван.

Я водрузил компьютерную периферию и увидел соседа Ярузельского, сидящего в дымчатых очках в кабаре «Зеленый смерч». Я узрел Василия Дикобразова, молодого и красивого, в радужных страусовых перьях, самозабвенно скачущего по деревянному настилу сцены. Я прочитал мысли Ярузельского: «Умри Василий Дикобразов, противник моей диктатуры. Умри Василий, урожденный Марией Звягинцевой».

Далее все произошло одним махом.

Пан Ярузельский достал из внутреннего кармана жилетки индейскую трубку и выстрелил в шею Дикобразова пулькой начиненной ядом гюрзы.

4.

Вдруг я заметил торчащий из-под дивана сапог с польскими литерами на подошве.

Заметил его и сыскарь.

– А вот и сам г-н Ярузельский, – хрипло произнес инспектор Рябов и резко дернул за сапог.

Из-под спальной мебели, весь в паутине и сухом мышином помете, показался г-н Ярузельский.

– Товарищи, – по-польски пискнул он, – я не виноват! Я выполнял задание коммунистической партии.

Ярузельский уронил черные очки и сам же неосторожно наступил на них.

Стекло омерзительно хрустнуло.

Голубые глаза пана слепо мигали.

– Да он слеп, как крот! – констатировал я.

– И не представляет никакой опасности… – добавил Рябов.

– Как же он убил Дикобразова? – диву дался я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

– На звук… – Ярузельский заплакал и несколько раз привел в действие миниатюрную гильотину.

Сверкнул стальной нож каверзного изобретения.

– Это монстр, – хладнокровно резюмировал Рябов. – Теперь обезвреженный и безобидный. Оставим его…

– Стоит ли рассказать госпоже Дикобразовой результаты следствия? – спросил я.

– Васю-Марию не вернешь, – нахмурился Рябов, – а бедного калеку засадят за решетку. Пусть лучше шьет рабочие рукавицы в артели слепцов, что у Баррикадной.