Текст книги "Пилюля"
Автор книги: Артур Жейнов
Жанры:
Детективная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Артур Иванович Жейнов
Три в одном. Книга 2. Пилюля
Все персонажи романа вымышлены, совпадение или сходство их имен с именами реальных людей случайны.
Хуши сказал: «Увы – часто не совесть, а трусость не дает разгуляться нашей жадности»
Солнце в зените, жара. До закусочной всего квартал и столько же обратно. Кажется, просто. Может, кому-то – да, Худому так не кажется. Худой весит сто двадцать. Туфли, поганые, жмут и пиджачок дрянной, не по сезону. От асфальта жар, хоть шашлык делай. Шел, будто плуг тянул.
«Сволочной денек, продавщица дура, ублюдки по ногам топчутся и лица мерзкие, и машины сигналят… Убить кого-нибудь, что ли?»
Наконец добрался до подвала. Постоял у двери, отдышался и, переложив пакет из одной руки в другую, постучал четыре раза.
– Открыто, – донеслось изнутри.
Худой выругался, сплюнул и вошел. Щелкнув замком, двинулся вниз по ступенькам.
Внизу ждал Рыжий. В левой руке – чашка кофе, в правой – сигарета. Рыжий вовсе не рыжий, а лысый. По случайному стечению обстоятельств рыжими были трое торгашей, которых он убил из-за смешных денег еще на заре своей бандитской карьеры.
Рыжий встретил вошедшего виноватой улыбкой.
– Забыл закрыть.
Худой забрал у него сигарету и затушил, макнув в кофе.
– У меня астма! – сказал со злобой.
– Прости. Я не ждал тебя так скоро. Хочешь кофе? – предложил заискивающе.
– В такую жару?
– Тут не жарко. Я даже немного замерз. – Он демонстративно вздрогнул.
– Почему не закрыл?
– Прости.
– Ты его помыл?
– Помыл. И даже массаж ему сделал.
Худой бросил на стол пакет, сел на стул.
– Массаж – лишнее.
В соседней комнате пусто: сломанный стул, старый телевизор, у стены кровать-каталка. Взгляд Худого остановился на свисающей с кровати бледной мускулистой руке.
– Может, поменять ему простынь?
– Зачем?
Худой пожал плечами, потянулся к пакету, достал жареную картошку и соус.
– А мне купил? – спросил Рыжий.
– Сам купишь.
– Все равно ведь ходил… Что, трудно было?
– Сам купишь, – повторил Худой, запихивая в рот золотистые брусочки. – Больше не вставал? – кивнул в сторону.
– Нет. Ну, тогда я пошел, что ли?.. – устало произнес Рыжий.
– Иди, – не глядя на него, ответил толстяк, вытер жир со щек и достал из пакета хот-дог.
Рыжий ушел. Худой перестал жевать. Почти минуту, не шевелясь, смотрел перед собой. Потом схватил со стола бутылку с соусом, с криком «На!» разбил ее о стену и принялся исступленно стучать кулаками по столу.
– Что?! Что я здесь делаю! Что?!
Толстяк пошумел еще немного, остыл, снова плюхнулся на стул и полез в пакет. Достал «Фанту», сделал несколько глотков. На лбу сразу проступил пот. Худой вытерся рукавом. Не вставая, вытянул руки из пиджака, вытащил из-за пазухи пистолет, положил рядом на угол стола. Расстегнул ремень. Дышать стало легче.
Ел долго, тщательно пережевывая, как вдруг замер, кусок застрял в горле… Что-то случилось. Что-то страшное. То, чего не должно, не может быть. Одно понятно: резких движений лучше не делать. Осторожно повернул голову, нашел глазами пистолет.
– Не надо, – усталым голосом сказал мужчина, сидящий за столом в метре от него.
«Не успею…Тяжелая бесполезная железяка, столько же я с тобой таскался… – Толстяк оскалился. – Как же я так неосторожно?»
Медленно поднял глаза. Гостя, казалось, вовсе не интересует, что будет делать владелец оружия. Отрешенный взгляд устремился в другую сторону. Толстяк опять подумал о пистолете. Вот же он, совсем рядом. Согнуться и протянуть руку, кажется, так просто.
Сосед по столу будто прочел мысли, повернул бледное лицо и еле заметно покачал головой. Худой скрипнул зубами, надул губы и отвернулся. Рука потянулась к пакету. Достал хот-дог, откусил.
– Убьешь меня? – спросил, вяло жуя.
Кастро, а это был никто иной, как он, неопределенно пожал плечами.
Толстяк пожаловался:
– Всегда боялся, что выкинешь что-нибудь этакое. Никогда, веришь, никогда я не клал пистолет вот так на стол. Глупое стечение обстоятельств. Черная полоса. С утра не задалось и… Не думал, что очнешься…
Кубинец сочувственно покачал головой и развел руками. Только сейчас обратил внимание на свою одежду. Оттянул складку одежды на животе. То, что сначала принял за больничный халат, оказалось женской ночной рубашкой. Потрусил головой, протер глаза.
– Голова раскалывается, – пожаловался. – Что вы на меня напялили?
Толстяк усмехнулся:
– Что нашли. Скажи спасибо, что не голый.
Кастро потрогал скулы.
– Меня брили? Зачем?
– А что здесь еще делать? – буркнул толстяк, взял стакан, выпил «Фанты». – Из-за тебя все! Киснем в этой дыре.
– О! – удивился Кастро и поднял босую ногу. – А ногти зачем покрасили?
Толстяк снова отпил из стакана.
– Говорю же, делать нечего. Сидим, друг на друга пялимся. Хоть бы телевизор был. Фильм какой-нибудь… про любовь.
Кубинец взял пистолет, покрутил в руках, положил обратно. Потрогал ногу, простонал:
– Болит.
– У тебя из ляжки болт, вот такой, – показал два сжатых пальца, – вытянули.
– Да?.. – Кастро осмотрелся. – Во рту гадко. Зубной щетки нет?
Толстяк не ответил.
– Понятно. Хороший у тебя аппетит, – заметил гость. – Поделись.
– Я не делюсь.
Кастро взял пакет. Толстяк изменился в лице, сжал кулаки, попробовал протестовать:
– Ну ты!
Кубинец поднял ладонь, тихо предостерег:
– Не наглей! – достал пакет с картошкой, распечатал. – Не наглей, – повторил тише. – Сколько у тебя есть денег? – обжаренная корка захрустела на зубах.
– Совсем нет, – ответил рассерженный толстяк.
– Ты у меня что-то спрашивал, – вспоминал Кастро. – Ах, да! Ты спросил, убью ли я тебя, – так, кажется?
Оттянул складку одежды на животе. То, что сначала принял за больничный халат, оказалось женской ночной рубашкой.
Толстяк засопел, закусил верхнюю губу.
– Сколько тебе надо?
– Все.
– Оставь хоть пару сотен. С голоду подохнем.
– Пару сотен оставлю, – сжалился Кастро. – Напарник твой скоро придет?
– Я один.
Кубинец улыбнулся.
– Я спросил, когда придет.
– Минут через пять придет, – ответил толстяк, понимая, что врать дальше бессмысленно. – У него тоже есть. Больше чем у меня. У этого скупердяя все забери! Скотина, знает же, что у меня астма…
– Договорились, – согласился Кубинец и отложил пакет с картошкой. – Фу, что ж так хреново-то? Ты это, руки на столе держи, чтоб я видел. Ага, вот так, – всмотрелся в лицо собеседника. – Я помню тебя. Лет двадцать прошло. Помнишь Белу-Оризонти? Ты мне шифры передавал… и рацию…
– Не люблю Бразилию, – буркнул толстяк.
– Таким поджарым был. Постарел ты.
– Думаешь, ты помолодел?
– Да, – печально вздохнул Кубинец. – Но во всем этом есть и позитивный момент: прошлое нас связывает общим делом, а будущее общими деньгами. Сколько, говоришь, у тебя?
Хуши сказал: «Когда меня что-то беспокоит, я вспоминаю мудрого Че. Он боялся соседской собаки. Собака боялась хозяина, а хозяин боялся мудрого Че»
… Голубая была раза в два больше. Но красную не пугали ее размеры: она делала вид, что проплывает мимо, потом внезапно бросалась, подныривала и кусала голубую снизу за хвост. Этот трюк она проделала раз пять. Краткосрочной памяти у них на пару секунд. Голубая больше и всегда забывает, что маленькую красную надо бояться.
Рэм постучал пальцем по аквариуму, рыбы никак не отреагировали. Красная пошла на очередной заход.
– О чем задумался, Рэм? – спросил Сафронов, протягивая собеседнику свой знаменитый портсигар.
– Не курю, – ответил тот, оторвал взгляд от аквариума, откинулся в кресле и, чуть прищурив глаза, посмотрел на собеседника, пытаясь угадать его настроение.
Сафронов приподнялся с кресла, достал небольшой пакет с кормом, бросил щепотку в аквариум.
– У них сложные взаимоотношения. Я назвал их Каин и Авель. Не терпится узнать, чем дело кончится, – сказал и покосился на гостя, ожидая реакции.
Эту шутку мультимиллионер Сафронов рассказывал всем, кого приглашал в свою оранжерею. Кто-то хохотал, кто-то показывал знак «класс», кто-то качал головой и долго улыбался, но чтобы так, как этот… На лице Рэма не дрогнул ни один мускул. Улыбаться из вежливости – не в его правилах.
Денис Юрьевич не был трусом. Только две вещи пугали его – бедность и улыбка Рэма. Впрочем, когда человек в черном плаще не улыбался, тоже было страшно. Необъяснимый животный страх накатывал только при упоминании его короткого имени. Умный, серьезный, немногословный Рэм пугал Сафронова. Об изворотливом уме и жестокости этого человека он знал не понаслышке. Обращаясь в агентство, Сафронов всегда просил прислать кого угодно, только не Рэма. Но всегда приезжал Рэм. И Денис Юрьевич, сделав радостное лицо, приветствовал его: «Какие люди!
А я все гадаю, кто займется моим непростым делом! Какая удача! Рад тебе! Искренне рад тебе, друг!»
Мрачный гость сложил руки на животе.
– Денис, расскажи мне еще раз, как все было.
– Рэм, я не попугай. Понимаю, неприятно. Фортуна… – Он вскользь взглянул на Рэма. Выражение лица у гостя оставалось неизменным, но внутри у Сафронова все сжалось.
– Рэм, мы давно знаем друг друга. Я покрою все расходы. Я даже дам премию. Дело закрыто. У меня будут другие просьбы. Уже есть…
Гость недружелюбно оскалился. Сафронов опустился в кресло и вдруг понял, что рассказывать придется снова и, может быть, не один раз.
– Мы сидели друг напротив друга, вот как мы с тобой сейчас сидим. Он спросил, как ко мне обращаться, и потребовал с меня клятву. Я тебе рассказывал. Он отдал флэшку, я ее проверил…
– Флэшку? – громко переспросил Рэм.
– Да, флэшку, – повторил Сафронов.
Рэм склонился над столом.
– Он отдал тебе флэшку…
Миллионер занервничал, внутри вскипала злость.
– У меня что, какие-то проблемы с дикцией? Он отдал мне флэшку, Рэм. Маленькую, блестящую, невзрачную пендюлень! И я взял эту пендюлень, вот этой самой рукой. Вот этой! Видишь руку?! Теперь представь, как я ее беру. Все! Есть картинка?
– Не нервничай, – спокойно произнес гость. – Ты все проверил? Это именно то, что мы искали?
– Ну, конечно!
– И больше он ничего не дал?
– Я! Я дал ему миллион! И тебе дам, только не плачь.
– Не надо.
– Отказываешься от компенсации? – удивился Сафронов.
– Компенсация меня не интересует, – ответил мрачный собеседник, поднимаясь с кресла. Он подошел к аквариуму, взял пакет с кормом, не спеша высыпал его содержимое в воду и постучал пальцем по стеклу.
– Тут нет интриги, Денис. Это старая история. Каин убьет Авеля.
Рэм попрощался с Сафроновым и в сопровождении его охранников направился к выходу. Фил со своими людьми ждал его в беседке на улице.
Беседок было несколько. Когда Рэм приехал, они были пустыми. Теперь в каждой кто-то сидел. Фил взглядом показал шефу на одну из них. Рэм остановился, повернул голову.
– Работать не умеем, а отступные берем! – крикнул ему кто-то на плохом английском.
Рэм узнал голос и поморщился. Вскоре появился и сам крикун – Сяо. Позади него, оглядываясь по сторонам, шли телохранители, все как на подбор европейцы, здоровые, атлеты, бывшие моряки, как и хозяин.
Фил поднял своих людей, поспешил с ними на помощь, но Рэм остановил его жестом. Навстречу китайцу вышли трое местных охранников.
– Мистер Сяо, – обратился один из них, – дальше нельзя. У нас инструкции. Нам тут бойня не нужна.
– Да что вы? Это мой старый друг! Это же Рэм! Мы с ним только поговорим и все. Он мне как младший брат.
Охраннику пришлось взять Сяо за руку.
– В прошлый раз вы говорили то же самое, потом было пятнадцать трупов, и у нас возникли проблемы с полицией. Пожалуйста, вернитесь на свое место. Хозяин скоро вас позовет.
– Почему он раньше? – Сяо показал на Рэма. – Почему я должен ждать?
Охранник посмотрел на часы.
– Вам назначено только через полчаса.
– Да! Но я специально приехал загодя. Хотел посудачить со своим старым приятелем. Немного рассказать про уважение. Ты вот не знаешь, что такое уважение! – Сяо ткнул пальцем охраннику в живот. – Хватаешь меня за руки, как уличную девку! Ты еще читать не умел, а я этими руками хоронил своих друзей! Сопляков безмозглых! Таких же как ты. Полтысячи нас за ночь вырезали. Знаешь, почему? Потому что не уважали противника, переоценили свои силы. Не лезь ко мне, парень!
– Не надо меня впутывать. Идите на свое место.
– Рэм, ну что ты, как баба! – крикнул Сяо из-за чужого плеча, напрасно пытаясь оттолкнуть с пути охранника, крепко держащего его за руку. – Иди сюда! Я тебе ребра переломаю! Лицо съем, скотина! Вырву потроха и скормлю грязным свиньям!
– Ну, пусти, пусти его! – крикнул Рэм охраннику.
На крики отовсюду стали сбегаться вооруженные люди и становиться между Рэмом и китайцем. Они взяли Сяо в кольцо, а тот все подпрыгивал и размахивал кулаками.
– Не смей лезть на мою территорию! Ты перешел черту! Ты перешел черту!
Рэм, усмехаясь, отмахнулся и направился в сторону Фила.
– Чем обрадуешь? – спросил на подходе.
– Сафронов решил всем сделать подарок, – ответил Фил, поглядывая в сторону суетливой охраны. – Боится, чтоб не клянчили компенсацию, – сам предложил. Так проще сохранить лицо. Ишь, понаехали. Через час вылетаем в Мексику. Совет решил подмять концерн полностью. Будет много работы.
Он подошел к аквариуму, взял пакет с кормом, не спеша высыпал его содержимое в воду и постучал пальцем по стеклу.
Еще хотел рассказать о том, что Кастро сбежал, но вовремя остановился. «Они накосячили – пусть оправдываются. Меня там не было, я не при делах. Брякну, как всегда, крайним сделают».
Рэм заметил, что двое телохранителей Сяо отправились в туалет, и, недолго думая, пошел следом. Через пять минут Фил помогал ему смывать с рук кровь.
– Обоих? – спрашивал Фил, опуская канистру все ниже.
– Лей сильнее. Вот так. Обоих-обоих. Пусть позлится желтенький.
– Кого берем с собой?
– В Мексику не летим, – удивил Рэм.
– Как это?
– Мы здесь не закончили.
– Шеф, Сафронов получил, что хотел, – напомнил Фил. – Расщедрился на отступные. Дело закрыто.
Рэм взял полотенце, принялся вытирать руки. Перед тем как отдать, развернул полотенце перед собой. Широко раскрыв глаза, с махрового полотна ему улыбалась обнаженная шатенка. Знакомое лицо. Кажется, одна из любовниц Сафронова.
– Откуда? – спросил у смущенного Фила.
Тот махнул в сторону дома.
– В сауну заглянул. Там таких еще много.
Рэм бросил полотенце Филу под ноги.
– Отнеси, где взял.
– Хорошо, – ответил помощник, поднял полотенце и спрятал за спиной.
– Верни! – требовательно повторил шеф.
Фил расстроенно кивнул.
Рэм забрал у него свой плащ.
– Мы тут немного задержимся, – сказал, просовывая руки в узкие рукава, и улыбнулся, что случалось с ним крайне редко. – Злой мальчик не все отдал. Копию оставил. Пожадничал.
– Оставил? – удивился Фил. – Сафронов знает?
Рэм приставил указательный палец к носу.
– Чшшш…
Хуши вспоминал: «Правитель Хун жаловался: мои гонцы самые быстрые из черепах, мои советники самые умные из баранов. Боги! В чем причина моих неудач?!»
Павел Игоревич сегодня не завтракал и не обедал. В знак солидарности никто из лаборантов не ушел на перерыв. Время начало обратный отсчет. Важна была каждая минута. Сергей принес профессору чай, но напиток остался нетронутым. Держа скальпель в левой руке, Игоревич копался в мышиных мозгах, правой настраивал фокус в микроскопе. Правым глазом через линзу выискивал аномалии в образцах крови, левым просматривал волокна лобной доли. Сергей каждые пятнадцать минут приносил новые образцы и беспристрастно констатировал: «Еще одна сдохла».
– Новых идей не появилось? – спрашивал профессор и, не дожидаясь ответа, добавлял: – Чего тогда столбишь? Если бы Аристотель был таким ленивым, земля так и осталась бы плоской. Иди ищи, ищи!
Игоревич уснул за столом. Не прошло и пяти минут, как его разбудили, громко крикнув в ухо: «Доброе утро!»
Он вздрогнул и, тараща сонные глаза, удивленно уставился на циферблат. Большая и маленькая стрелки соединились на цифре двенадцать. Полночь.
Кто-то положил ему руку на плечо. Ученый обернулся, но человек, оказывается, стоял с другой стороны. Повернул лицо в другую сторону.
– Не спится, профессор? – глядя в упор и широко улыбаясь, спросил незнакомец.
– Вы?! – вскрикнул ученый и отшатнулся, узнав человека, с чьим появлением его жизнь превратилась в кошмар.
– Угадали, профессор.
– Пришли…
– И тут в точку. Поразительная наблюдательность, – сказал мужчина. Заметив сваленные в кучу трупики препарированных мышей, брезгливо поморщился: – У вас странное хобби, профессор. Плохое настроение?
Ученый стряхнул головой. Сон полностью улетучился.
– Зато у вас, смотрю, хорошее. Убежали, значит?
– Ушел.
Игоревич взглянул на часы.
– Пришел в себя в одиннадцать – так?
– Вот это, я понимаю, проницательность.
– Рита в это же время, так что никакой проницательности.
Кастро сел на край стола.
– Ну, как там старушка? Про меня что-нибудь хорошее говорила?
– Вечером улетела… куда-то в Азию. Что у вас там произошло? Мне надо было поговорить с Ритой, а она улетела… – Ученый вздохнул. – Это очень плохо, что она улетела… Очень плохо.
– В Азию, – усмехнулся Кубинец. – А я проснулся – холодно. Голодный, как сволочь, а он бутылку об стену… В голове как зазвенит…
– Какую бутылку?
– По улице иду, трясет всего, шатаюсь, какие-то куры мерещатся. Руки слабо чувствую, запахи, духи какие-то… С чего бы это, думаю. Вот сейчас – ладони сухие, а будто под краном держу. Знаешь, что это?
– Что?
– Я только теперь понял. Это она руки моет. Чувствую, понимаешь? И его я чувствую. В плохую историю ты меня втянул, волшебный старичок. Что мне сделать, – три добрых дела и стану прежним? Ковыляю, о бордюры запинаюсь и думаю: так дело не пойдет. Загляну, думаю, отвинчу этому Доуэлю голову, о шкаф тяпну, может, обнадежит чем, а?
– Тебя никто не звал, сам влез в эксперимент! – выкрикнул ученый. – Говорил тебе – пожалеешь. А теперь что?! А теперь я не знаю, что! – Профессор поднялся со стула и стал ходить из угла в угол. Кастро взял со стола стакан холодного чаю, отпил половину, скрестил руки на груди и молча стал наблюдать за Павлом Игоревичем.
– Озноб пройдет, и силы вернутся, – задумчиво произнес ученый. – А потом… потом… – он замолчал на несколько секунд. – Мы месяц думаем только о том, как разделить три сознания. Вообще не спим. Соединять научились, а обратно разделять… А тут еще эта молния… Будь проклят Зевс и все его олимпийское отродье! Все это так не ко времени. Как я устал!.. У меня нет идей. Совсем нет! Если бы я мог спать, как Менделеев, может, тоже что-нибудь бы придумал. Но у меня нет времени на сон! Нет времени! На данную минуту провели триста четыре эксперимента… на мышках… – профессор подошел к столу, поднял за хвост изрезанное скальпелем тельце. – Мышки у нас, видишь?
Кастро задумался.
– Не понял.
Профессор вернулся на свой стул, забрал у Кубинца чай, выпил и крякнул.
– Чего непонятного? Пихаем три сознания в одно тело – отлично. Разъединяем – отлично! А через две недели – амба! – профессор хлопнул ладонью по столу. – Дохнут, понимаешь? Дохнут!!!
Кастро как-то по-новому посмотрел на кучу изрезанных грызунов и поморщился.
– Все умерли? Но с людьми ведь не так?
Профессор уронил голову на руки.
– Не все. Если давать препарат, из трех умирает одна. Было хуже. Сто последних экспериментов – девяносто восемь трупов. В двухсотой и двести седьмой тройке выжили все. Почему, а? У меня нет идей! Нет идей… – он захныкал, как ребенок, а затем встрепенулся. – Нужна свежая мысль. – Первое, что приходит в голову! Ну, скажи что-нибудь! Ну!
Кастро растерялся, развел руками и брякнул:
– Адреналин?
– Что? При чем здесь адреналин? Ну, при чем здесь адреналин?! – заорал профессор. – Идиот! Бездарность! Ты хоть как-то представляешь структуру сознания? Адреналин! Дурак ты! Иди отсюда!
Кастро потупил взгляд.
– А как определить, какая из трех умрет?!
– Восприимчивость к препарату у всех разная, – с трудом, словно каждое слово причиняло ему боль, произнес профессор. – У кого лучше, тот и выживает.
– А если один из трех совсем не принимает?
– Обречен, – устало выдохнул ученый.
Молчали минут пять. В комнате горела всего одна лампа и от перепадов напряжения все время мигала. Вдруг вспыхнула неожиданно ярко. Из темного угла вспорхнул мотылек, закружился вокруг светила, то и дело обжигая крылья о горячее стекло. Коснулся еще раз, кажется, замахал сильнее, но это не помогло: закрутился, как осенний лист, упал на пол, задрыгал длинными лапками.
Игоревич вытащил из-под стола табуретку и предложил гостю присесть.
– Я не господь, – сказал профессор, наклонился, потянул за ручку выдвижного ящика. – Не мне решать. Судьба. Шансы равны.
Он достал картонную коробку и высыпал на ладонь горсть красных пилюль. Отсчитал три и положил на ладонь Кастро, пристально посмотрев ему в глаза. – Саня, Рита…Ты ведь найдешь их, правда? Через две недели, семнадцатого, до еды. Лучше, чтоб одновременно.
Кастро сунул пилюли в нагрудный карман.
– Козел ты, дедушка. Экспериментатор хренов. У фашистов тебе работать. Такого видного мужчину, – показал на себя, – чуть не угробил.
Кубинец ушел, но он был не единственным, кто навестил в эту ночь именитого ученого. Профессор только на две минуты сомкнул глаза, как кто-то уже тормошил его за плечо.
– Павел Игоревич! Павел Игоревич, начинаем, – возбужденно шептал помощник.
Оторвав щеку от стола и вытерев с губы слюну, профессор спросил спросонья:
– Начинаем?
– Начинаем, Павел Игоревич. Нагреваем болоны. Через пять минут запускаю.
Профессор что-то вспомнил, и лицо его исказила страдальческая гримаса.
– Цезаря?
– Угу, – подтвердил заместитель. – И две кошки… Ребята притащили. Я проверил, они здоровые… блохастые только.
– Жалко Цезаря, – печально произнес профессор.
Сергей кивнул.
– Жалко.
Ученый опустил взгляд, вытащил из кармана очки, протер рукавом стекла, нацепил на нос и снова поднял глаза.
– Надо так надо.
Сергей развернулся и пошел к выходу, но вдруг что-то вспомнив, остановился и махнул рукой в сторону двери.
– Забыл сказать, там к вам пришел тот человек…
Дверь скрипнула. От неприятного ощущения ученый зажмурил утомленные бессонницей глаза. Ему показалось, что от усталости он сейчас свалится со стула, и на всякий случай ухватился за крышку стола.
Сначала в дверях показался большой горбатый нос, а затем со словами «Доброй ночи» появился и сам посетитель.
Ученый поправил очки и испуганно вскрикнул:
– Вы!
Человек шагнул внутрь.
– Не ждали, а мы к вам на огонек, – растянул рот в улыбке и, притворив за собой дверь и раскинув руки для объятий, направился к Павлу Игоревичу. Затем действительно обнял и даже поцеловал в висок.
– Кто вас пустил? – захныкал ученый. – Что вам нужно? Зачем опять пришли? Варвары! Инквизиторы! Пришли пытать меня?!
– Ну что ты, это же я, Фил, твой друг, – хлопнул профессора по коленке носатый. – Ты что, забыл меня? Мы чай пили… Вспоминай! Из самовара. А ты мне еще подарил такую блестящую штуку. Помнишь?.. Ну, с кнопочками такими…
– Что вам надо?
– Что надо, что надо… Так ты это… узнал меня, нет?
Ученый поправил очки и испуганно вскрикнул:
– Вы!
Человек шагнул внутрь.
Нет? Да? Слышишь, а этот не появлялся, друг наш? Ну, тот, который… плохой человек. Кастро. Нет? Не приходил? А ты меня так и не вспомнил. Да? Я с товарищем был… Не вспомнил? – Фил посмотрел на Сергея и показал на профессора. – Мы с ним друзья. А ты ведь тоже с нами чай пил. Я тебя еще в коридоре приметил.
– Я пойду, – сказал Сергей. – Можно?
– Куда? – спросил Фил. – А вообще иди, конечно. Да, это, – крикнул вдогонку, – как здоровье, как домашние?
Заместитель оглянулся.
– Спасибо.
– Да? Ну, отлично! Иди, делай там, что тебе надо, – и кому-то громко приказал: – Пропустите его!
Снова глянул на Павла Игоревича.
– А я как зашел, сразу его в коридоре заметил. О, думаю, знакомое лицо!
Профессор отодвинулся вместе со стулом.
– Что?! Чего вам от меня надо?! Зачем вы приходите сюда?! Врываетесь, разрушаете мое детище, колыбель новой неизвестной миру науки. Убиваете моих коллег… А у них семьи…
Фил шмыгнул носом и обиженным голосом произнес:
– А ты злопамятный. Я к тебе как к другу шел. С хорошей новостью. Думал, обрадуешься. У меня, может, тоже есть на тебя обида, но я ее забыл.
– Послушайте…
Профессор не договорил, в кабинет с двумя лаборантами вошел Сергей. Он нес клетку с кроликом, лаборанты держали на руках двух серых болезненно худых кошек.
– О! Пугало красноглазое! Ха-ха! – обрадовался Фил, увидев кроля. – Как он меня за палец цапнул!
Чуть руку не оттяпал. Зверюга!!! Хищная тварь! – похлопал профессора по кисти. – Друг, подари мне его.
Отворив массивную дверь с огромным выпуклым глазком, скорее даже иллюминатором, ученые прошли в соседнюю комнату, и там сразу что-то защелкало, загудело.
– Послушайте, – устало сказал профессор.
– Да ладно, ладно… – остановил его носатый. – Оставь себе. Мы, вообще, вот чего хотим… Хотим, чтоб все это, – поднял руки вверх и покрутил двумя указательными пальцами, – переехало в Канаду. Хорошие, понимающие люди вами заинтересовались. Вот ты сколько получаешь? А хочешь сто пятьдесят, двести тысяч в год? А эти все твои в халатах на что живут? Всех заберем, дома построим. Работайте. Мы хорошие… Мы, как ЮНЕСКО. Ну, или какой-нибудь Гринпис. Только чуть богаче.
Ученые вышли из смежной комнаты. Сергей закрутил на двери огромный, такой как на подводных лодках, вентиль и, глядя на Павла Игоревича, доложил:
– Заблокирует через три минуты.
Профессор кивнул и сердито буркнул Филу:
– Ни я, ни мои коллеги никуда не поедем.
– Вот это очень нехорошо, – покачал головой Фил. – Я так этого боялся. И как быть дальше? А ведь вроде только что подружились. Думал, в гости будем друг к другу ходить, о науке разговаривать. Боже-боже, как я устал хоронить друзей!
Сергей и лаборанты вышли, скоро из-за двери донесся его приглушенный голос:
– Павел Игоревич, подойдите на секунду. – Не знаю, какую выставлять погрешность.
– Ноль семь, – крикнул ученый.
– Если так, теряем контраст, давайте десятку ставить!
Профессор отодвинул стул, встал и поторопился к заму. У двери задержался, осмотрел комнату, строго бросил, обращаясь к гостю: «Ничего не трогать» и скрылся в коридоре.
Фил подождал минуту, сидя на стуле, а потом от нечего делать принялся ходить по комнате и вдруг остановился у двери с иллюминатором. Его лицо осветилось радостью:
– Ха-ха, – засмеялся раскатисто. – Чучело красноглазое!
Через несколько минут, что-то громко обсуждая, в комнату вернулись ученый и его зам.
– Все правильно, – уверял Павел Игоревич, – дельта остается прежней, диапазон меняем.
– Дельту надо менять, – не соглашался Сергей. – Оставлять опасно.
– Эх ты – вата. Если бы Македонский каждые полчаса долдонил «опасно-опасно»… – он вдруг замолчал и осмотрелся. – Что-то не так. Что-то изменилось?
Сергей посмотрел по сторонам.
– Свет стал ярче?
– Нет.
– А-а-а! Системник у вас шумит. Я вентилятор почищу, как пчелка зажужжит.
– Не в нем дело.
Сергей взглянул на дверь с иллюминатором и изменился в лице.
– Этот где?
– Кто?
Зам дотронулся до носа, показал, будто он у него огромный. Теперь испугался и профессор. Не сговариваясь, оба кинулись к двери. Сергей прильнул к иллюминатору. Возле клетки с Цезарем на корточках сидел носатый, бил по прутьям рукой и что-то кричал.
Профессор вцепился в вентиль.
– Открывай! Открывай ее!
– Заблокирована! Не получится! – дергая дверную ручку, вопил Сергей. – Заблокирована! Не откроется! Новая система! Хотели ведь как лучше!..
– Открой! Открывай чертову дверь! – в панике кричал ученый.
– Ну не могу я! Не могу!!!
Павел Игоревич оторвал руки от вентиля, уперся кулаками в бока, все тело трясло.
– Вырубай! Вырубай все! – прохрипел, тяжело дыша.
Сергей по инерции продолжал дергать за ручку.
– Говорю же, не откроется!
Профессор схватил зама за локоть и как можно спокойнее произнес по слогам:
– Вы-ру-бай.
Зам затряс головой и, наконец, сообразив, что от него требуется, задевая стулья, кинулся прочь из комнаты.
Ученый подышал на стекло и протер его рукавом. Фил все так же продолжал бить по прутьям, Цезарь испуганно метался по клетке. Носатого это жутко забавляло, и он не замечал, что над его головой пульсировала и быстро увеличивалась в размерах золотистая сфера. Фил оглянулся на дверь, увидел растерянное лицо Павла Игоревича и помахал ему рукой. Ученый улыбнулся и помахал в ответ. Затем отошел от двери, сел на стул и раза два ударил лбом о крышку стола.
Через две минуты вернулся Сергей, молча сел. Профессор все так же упирался широким лбом в стол, а руки его безвольно свисали вдоль туловища.
– Вот, – прошептал зам и поставил перед собой наполовину выпитую бутылку коньяку.
Павел Игоревич, чуть повернув голову, посмотрел на этикетку.
– Яда нет?
Сергей поставил рядом с бутылкой две рюмки, не спеша наполнил.
– И что это будет? – спросил профессор.
– Павел Игоревич, не знаю… Все, что смог.
– И что ты смог?
– Кошек отделил, – прошептал заместитель. – Две в одной… побегают.
– А с «этим» что?
– Цезарь, – Сергей запнулся, поднял рюмку, выпил, причмокнул и закончил фразу: – Цезарь в нем.
Профессор приподнялся, взял свою рюмку, глянул на коллегу.
– Скажи, Сережа, может, мы с тобой дураки?
Сергей снова потянулся за бутылкой и наполнил опустевшие рюмки.
– Пейте, Павел Игоревич. Пейте. Я что думаю: сейчас мы их рассоединим. Цезарю давать препарат не будем. Человек выживет, кролик умрет.
Профессор выпил свой коньяк, занюхал воротом халата.
– Препарат уже в Цезаре, я сам ему давал, – сказал без всяких эмоций.
– Из двух один выживет. Сами убьем Цезаря.
Игоревич вяло улыбнулся.
– Ты не понял принципа. Они вытягивают жизнь один из другого, как вампиры. Убей кроля, и человек не выживет. Он сильный, но он же и слабый. Не сможет забрать жизнь у другого, сам себя убьет. Битва иммунитетов. Несколько сознаний в одном – явление противоестественное. Природу не обманешь, не нравится ей, когда пренебрегают ее законами. Она не церемонится.
Сергей покачал головой, цыкнул.
– Получается, нельзя их сейчас разъединять?
Профессор не ответил. В двери щелкнул замок.
Ученый, слегка приподнимаясь на стуле, озабоченно обернулся в ту сторону.
Зам бросил взгляд на часы.
– Ровно пять минут. Блокировка отключилась.
– Что-то жамок у ваш жаклинило, – чуть шепелявя сказал Фил, высовываясь из-за двери. – Дергаю, дергаю, – для убедительности он повертел ручку двери, – ни туда, ни шюда.
Дверь подалась, петли скрипнули, и человек, вместо того чтоб спокойно переступить порог и выйти, неестественно резко и высоко отпрыгнул назад.
Профессор, прикрыв глаза ладонью, пальцами размял кожу на лбу.
– Ну вот, начинается.
Фил снова появился в дверях.
– Как шкрипит, а! Кто-то жарычал, да? У ваш там нет шобаки?
– Тут только мы.
Сергей поднялся и на всякий случай встал за стулом. Фил, оглядываясь, не торопясь прошел в комнату.