Текст книги "Детектив"

Автор книги: Артур Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

В момент убийства Синтия Эрнст находилась в командировке в Лос-Анджелесе. С ней связались через лос-анджелесских полицейских. Затем “потрясенная и сраженная горем”, как сообщили шестичасовые новости по телевидению, она вернулась в Майами и немедленно оказалась в центре внимания напуганного, бурлящего города.

Глава 6

Первоначальное сообщение о том, что убийство комиссара Эрнста и его жены идентично случившимся раньше кровавым расправам с тремя другими пожилыми супружескими парами – Фростами в Кокосовом оазисе, Хенненфельдами в Форт-Лодердейле и Урбино в Майами, – к великому сожалению всех, полностью подтвердилось. Полиции пришлось к тому же сделать достоянием гласности и четвертое сходное убийство, обнаруженное Руби Боуи по бумаге пятимесячной давности – Хэла и Мейбл Ларсен в Клиэруотере.

Центр набиравшего обороты расследования переместился теперь в особняк Эрнстов – палаццо средиземноморского стиля в фешенебельном и надежно охраняемом районе Бэй-Пойнт на западном побережье залива Бискэйн.

Там-то и обнаружила горничная избитые и окровавленные тела своих хозяев. Она, по обыкновению, пришла на работу, когда все в доме еще должны были спать, приготовила утренний чай и с чашками на подносе направилась в спальню Эрнстов. Увидев два сидящих в лужах крови друг против друга трупа, она разразилась криком, уронила поднос и лишилась чувств.

Крик услышал пожилой дворецкий Тео Паласио; он вел хозяйство Эрнстов, его жена Мария занималась кухней. В то утро оба спали необычно долго, поскольку накануне с разрешения хозяев вернулись домой около часа ночи.

Паласио бросился к телефону, как только понял, что произошло.

Когда прибыл сержант Брюмастер, особняк уже взяли под охрану снаружи и внутри патрульные полицейские, а врач “скорой помощи” выводил из обморока горничную.

Прежде шефа на место приехали детективы из его группы Дион Джакобо и Сет Уитман. Брюмастер сразу же назначил Джакобо своим заместителем по ведению расследования, чтобы дать ему дополнительные полномочия, которые в таком из ряда вон выходящем деле могли оказаться далеко не лишними.

Джакобо – суровый с виду, крепко сбитый малый, проработавший двенадцать лет в отделе по расследованию убийств, немедленно отдал распоряжение охране опоясать дом и сад желтой лентой полицейского кордона.

Почти тут же прибыли Хулио Верона и доктор Сандра Санчес. Верона приехал с тремя коллегами в микроавтобусе, которым располагали криминалисты. Сообщили, что сам начальник полиции Майами уже в пути.

Журналисты, узнавшие о громком преступлении из оживленного радиообмена между подразделениями полиции, столпились у главных ворот Бэй-Пойнт, далее которых их не пустила частная охрана жилого комплекса, получившая на этот счет четкую директиву от Джакобо. Репортеры спорили между собой, каким образом преступнику или преступникам удалось обмануть надежнейшую систему безопасности Бэй-Пойнт и проникнуть в особняк Эрнстов.

Когда на территорию въезжал сержант Брюмастер, его пытались остановить три телегруппы, журналисты норовили просунуть микрофон в открытое окно его машины, операторы старались покрупнее взять лицо. Вопросы задавались хором: “У вас уже есть подозреваемые, детектив?.. Верно ли, что Эрнстов убили так же, как остальных?.. Их дочь, майор Эрнст, уже информировали?.. Она уже вылетела в Майами?” Брюмастер только мотал головой, ничего не говорил и продолжал движение. Добравшись до особняка, он распорядился, чтобы вызвали кого-нибудь из пресс-службы: “Скажите, что нужны на месте преступления, чтобы отвечать на вопросы журналистов”.

В некоторых полицейских управлениях убийство высокопоставленного чиновника или иной знаменитости немедленно выделили бы в особую категорию, папку с делом пометили бы красным кружком, между собой величали бы его “особой важности дерьмо”. Дело с такой меткой автоматически становилось для сыщиков первостепенным. В полиции Майами официально это не практиковалось, предполагалось, что все преступления рассматриваются как “равные перед законом”. Однако убийство городского комиссара Эрнста и его жены с самого начала показывало, что это далеко не так.

Чего стоил поспешный приезд на место преступления начальника полиции Фэррелла У. Кетлиджа-младшего, которого в персональном лимузине доставил в Бэй-Пойнт его адъютант-сержант?! Шеф явился при полном параде – четыре звезды на погонах, означавшие, что чином он не ниже армейского генерала. “Чтобы сам начальник примчался на место?! Да за год такие случаи можно по пальцам одной руки пересчитать”, – шепнул детектив Уитман одному из стоявших рядом патрульных.

Приехавший несколькими минутами раньше лейтенант Ньюболд встретил командира на пороге особняка. С ним был детектив Брюмастер.

– Я хочу все увидеть сам, лейтенант, – сказал шеф решительно.

– Да, сэр. Сюда, пожалуйста.

Они вслед за Ньюболдом сначала поднялись по просторной лестнице, а затем прошли по коридору к дверям спальни, которые были открыты. При входе они остановились, давая возможность Кетлиджу оглядеться.

Эксперты-криминалисты уже трудились здесь в поте лица. В стороне от них доктор Санчес дожидалась, пока закончит свою работу фотограф. Джакобо обсуждал с Сильвией Уолден, где ей лучше искать отпечатки пальцев.

– Кто обнаружил трупы? – спросил шеф. – Что нам вообще известно?

Ньюболд жестом дал указание Брюмастеру, который кратко пересказал, как утром пришла горничная, понесла утренний чай в спальню, как она кричала – словом, все, что узнал от дворецкого Тео Паласио. Тот заявил, что они с женой ушли вечером накануне и вернулись только глубокой ночью, что происходило всякий раз, когда они отправлялись навестить парализованную сестру Марии Паласио, жившую в Уэст-Палм-Бич. Горничная тоже покинула дом около пяти часов вечера накануне.

– Нам пока неизвестно, когда наступила смерть, – добавил Ньюболд, – но ясно, что убийство произошло, когда мистер и миссис Эрнст были в доме одни.

– Разумеется, сэр, мы проверим показания Паласио, – заверил начальника полиции Брюмастер. Кетлидж кивнул и изрек – Значит, не исключена вероятность, что преступник знал распорядок жизни в доме.

Умозаключение было настолько банальным, что и Ньюболд, и Брюмастер воздержались от комментариев. Оба знали, что Кетлидж никогда сыщиком не был, звезды заработал, сидя в управленческом аппарате. Но время от времени ему, как и многим “штабистам”, нравилось поиграть в детектива.

Шеф прошел в комнату, чтобы разглядеть все поближе. Он осмотрел сначала с одной, потом с другой стороны оба трупа, которыми все еще занимались криминалисты, и хотел уже было двинуться дальше, но был остановлен резким окриком Джакобо:

– Стоп! Туда нельзя!

Кетлидж порывисто обернулся на голос; в глазах одновременно читались изумление и ярость. Затем он абсолютно ледяным тоном начал:

– А кто, собственно…

– Детектив Джакобо, сэр! – Сержант ответил быстрее, чем был закончен вопрос. – Я заместитель старшего следователя по этому делу.

Теперь эти двое стояли друг против друга. Оба были чернокожими. Оба упрямы.

Первым пошел на компромисс Джакобо:

– Извините, что крикнул на вас, сэр, но я был вынужден.

Кетлидж все еще сверлил его глазами, явно обдумывая, что делать.

С формальной точки зрения Джакобо поступил совершенно правильно. Как заместитель ведущего детектива он получал на месте преступления власть над всеми невзирая на чин. Но все же мало кто решился бы употребить эту власть по отношению к офицеру, который был на семь званий старше.

Все наблюдали за ними, и Джакобо стало немного не по себе. Прав он или нет, но не стоило, наверное, перегибать палку. Черт его знает, вдруг завтра придется снова надеть форму и отправиться в ночной патруль по улицам Майами?

Хулио Верона, деликатно кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание, обратился к начальнику полиции:

– С вашего позволения, сэр, мне кажется, что детектив был обеспокоен тем, как бы не повредить вот это. – Он указал на место позади трупов.

– А что там такое? – первым спросил лейтенант Ньюболд.

– Дохлый кролик, – ответил Верона, еще раз посмотрев вниз. – Это может быть важно. Брюмастер чуть заметно вздрогнул:

– Еще как важно! Опять какой-то символ. Здесь нам не обойтись без Малколма Эйнсли.

– Вы хотите сказать, что детектив Джакобо знал, что там лежит мертвое животное? – недоверчиво покосился на Верону начальник полиции.

– Этого я не могу знать, сэр, – сказал криминалист, – но только пока осмотр не завершен, мы должны исходить из того, что улики могут быть повсюду.

Кетлидж колебался, но уже взял себя в руки. Он имел репутацию не только поборника строгой дисциплины, но и человека справедливого.

– Что ж, – шеф чуть приосанился и оглядел всех находившихся в комнате, – я приехал сюда главным образом затем, чтобы подчеркнуть своим присутствием исключительную важность данного дела. Сейчас все мы на виду у публики как никогда. Не жалейте сил, трудитесь. Мы обязаны быстро раскрыть это преступление.

Направившись к выходу, Кетлидж задержался, чтобы сказать Ньюболду:

– Лейтенант, проследите, чтобы в личное дело детектива занесли благодарность, – он чуть заметно улыбнулся, – скажем, за бдительность, проявленную при сохранении материалов следствия в сложных обстоятельствах. – С этими словами он вышел.

Прошло еще около часа, когда Хулио Верона сообщил сержанту Брюмастеру:

– Среди личных вещей мистера Эрнста найден бумажник с его водительскими правами и кредитными карточками. Денег в нем нет, хотя бумажник такой пухлый, словно его раздуло от купюр.

Брюмастер сразу же отправился выяснять этот вопрос у Паласио. Ему и его жене было велено не выходить из кухни и ничего не трогать. Мажордом едва сдерживал слезы и разговаривал с трудом. Глаза жены, сидевшей за кухонным столом, тоже покраснели от слез.

– У мистера Эрнста всегда были в бумажнике деньги, – сказал Тео Паласио. – В основном, крупные… Бумажки по пятьдесят и сто долларов. Он любил расплачиваться наличными.

– У него не было привычки переписывать номера крупных банкнотов?

– Сомневаюсь, – покачал головой Паласио. Брюмастер дал старику время привести мысли в порядок и продолжил:

– Вы говорили мне, что когда утром вошли в спальню хозяев, то сразу поняли, что уже ничем не сможете им помочь, и бросились звонить.

– Да, так оно и было. Я вызвал службу “Девять-один-один”.

– И вы ни к чему в спальне не прикасались? Вообще ни к чему?

Паласио покачал головой:

– Я знаю, что до приезда полиции все должно оставаться на местах… – Тон у Паласио стал вдруг неуверенным.

– Вы что-то вспомнили? – сразу уловил его колебания Брюмастер.

– Нет… То есть да, я кое о чем забыл вам сказать. Там очень громко играло радио, и я его выключил. Простите, если я что-то…

– Ничего страшного, но только пойдемте прямо сейчас и посмотрим на него.

В спальне Эрнстов Брюмастер подвел Паласио к портативному приемнику.

– Когда вы его выключили, волну изменяли?

– Нет, сэр.

– С тех пор кто-нибудь мог им пользоваться?

– Не думаю.

Брюмастер натянул на правую руку резиновую перчатку и включил приемник. Звуки популярной песни “О, что за чудное утро!” из мюзикла “Оклахома!” Роджерса и Хаммерстайна наполнили комнату. Детектив внимательно вгляделся в шкалу – приемник был настроен на волну 93,1 FM.

– Это радио “Даблл-Ти-Эм-Ай”, – заметил Паласио. – Любимая станция миссис Эрнст, она ее часто слушала.

Чуть позже Брюмастер привел в спальню Марию Паласио.

– Постарайтесь не смотреть на тела, – сказал он сочувственно. – Я встану так, чтобы загородить их от вас, взгляните на кое-что другое.

Он хотел, чтобы она взглянула на драгоценности: кольцо с сапфиром и бриллиантом, золотое кольцо, жемчужное ожерелье, усыпанный бриллиантами золотой браслет – все это богатство лежало на самом виду, небрежно разложенное на туалетном столике в спальне.

– Да, это украшения миссис Эрнст, – сказала Мария Паласио. – На ночь она всегда оставляла их здесь, а в сейф убирала только утром. Я даже один раз предупреждала ее, что… – голос женщины сорвался.

– На этом все, миссис Паласио, спасибо, – поспешил сказать ей Брюмастер. – Вы сообщили мне достаточно. Позже на вопросы Брюмастера отвечала доктор Санчес:

– Да, характер побоев и телесных повреждений, нанесенных мистеру и миссис Эрнст, сходны с теми, что мы имели в случае Фростов и Урбино, а если судить по заключениям из Форт-Лодердейла и Клиэруотера, то и с теми случаями тоже.

– А что вы скажете о ножевых ранениях, доктор?

– Не могу ничего утверждать с уверенностью до вскрытия, но на первый взгляд раны были нанесены ножом такого же типа.

Что до кролика, то здесь Сандра Санчес не полагалась на свое суждение и пригласила Хезер Юбенс, с которой когда-то вместе работала. Хезер – дипломированный ветеринар, специалист по домашним животным – стала теперь владелицей зоомагазина. Она осмотрела дохлого кролика, определила его породу и сообщила, что такие во множестве приобретались у нее в последнее время. Причиной смерти зверька, по ее мнению, стала асфикция. Проще говоря, его задушили.

Тушку кролика сфотографировали и отправили по распоряжению доктора Санчес в отделение судебно-медицинской экспертизы, чтобы сохранить в формальдегиде.

Сержант Брюмастер осведомился у Тео Паласио, держали ли Эрнсты кролика.

– Нет, что вы! Мистер и миссис Эрнст терпеть не могли домашней живности, – сказал мажордом. – Я хотел, чтобы они завели сторожевую собаку… Ну, знаете, от всех этих преступников. Но мистер Эрнст ни в какую… Я, говорит, городской комиссар и о моей безопасности как-нибудь полиция позаботится… Вот и позаботилась.

Брюмастер предпочел пропустить последнюю фразу мимо ушей.

Позднее полиция опросила всех владельцев зоомагазинов Майами, в надежде напасть на след покупателя кролика, но продано их было столько, иной раз пометами по семь-восемь особей, что поиски ни к чему не привели.

Хэнк Брюмастер рассказал о кролике Малколму Эйнсли и спросил:

– Есть в Откровении подходящее место, как было с другими уликами?

– В Откровении о кроликах нет ни слова, как и во всей Библии, – ответил Эйнсли. – И все равно это может быть неким символом. Кролик ведь зверь древний.

– Ну хоть какая-то связь с религией здесь существует?

– Не могу сказать точно. – Эйнсли помедлил, силясь припомнить курс лекций “Происхождение жизни и геологическая хронология”, который он прослушал вскоре после того, как вера в церковные догматы стала в нем ослабевать. Детали послушно всплыли в памяти – он иногда сам удивлялся этой своей способности. – Кролики принадлежат к семейству зайцев, происходят из Северной Азии эпохи позднего палеоцена. – Эйнсли поневоле улыбнулся. – То есть они появились за пятьдесят пять миллионов лет до того, как был сотворен мир, согласно Библейской книге Бытие.

– И ты думаешь, что наш преступник, он же религиозный фанатик, как ты его величаешь, знает все это? – изумился Брюмастер.

– Сомневаюсь. Однако мы не можем даже догадываться, что им движет и почему.

В тот же вечер дома Эйнсли уселся за персональный компьютер Карен, в память которого была заложена Библейская энциклопедия. Следующим утром он сообщил Брюмастеру:

– Я перепроверил себя по компьютеру. Кролик в Библии не упоминается вообще, а вот заяц – дважды, в Левите и Второзаконии, но не в Откровении Иоанна Богослова.

– Ты думаешь, что наш кролик символизировал зайца и все-таки связан с Библией?

– Нет. – Эйнсли помедлил, а потом сказал:

– Хочешь, я скажу, что на самом деле думаю, поломав над этим голову весь прошлый вечер? Я не верю, что кролик вообще что-то символизирует. По-моему, нам подбросили фальшивку.

Брюмастер вскинул на него удивленный взгляд.

– Все символы, оставленные на местах прежних преступлений, означали что-то конкретное. В самом деле, четыре дохлые кошки – это “четыре животных”, красный полумесяц – это “луна сделалась как кровь”, горн – “голос громкий, как бы трубный”.

– Я помню, – кивнул Брюмастер.

– Ты скажешь, что кролик тоже “животное”, а в Откровении полно всякого зверья. Но нет, – покачал головой Эйнсли, – у меня чувство, что это не так.

– И каков твой вывод?

– Это пока только моя интуиция, Хэнк, не более, но я все же считаю, что нам предстоит еще разобраться, было ли убийство Эрнстов одним из серийных убийств или кто-то другой пытался имитировать его.

– Не забывай, что мы скрыли некоторые детали предшествовавших преступлений.

– Да, но только некоторые. У репортеров есть свои источники информации, и утечки неизбежны.

– Ты говоришь странные вещи, Малколм, я над этим поразмыслю. Хотя, признаюсь тебе сразу, после обследования места убийства Эрнстов, твоя версия кажется мне маловероятной.

Эйнсли не стал переубеждать его.

Вскоре Сандра Санчес дала заключение о вскрытии трупов. Да, обе жертвы были убиты с помощью бови-ножа, как доктор и предполагала после первого, поверхностного осмотра. Однако следы, оставленные орудием убийства, отличались от тех, что фигурировали в более ранних делах. Нож был использован другой, но… Это ничего не доказывало. Подобные ножи продавались на каждом углу. У серийного убийцы их могло быть несколько.

Дни текли, и вопреки сомнениям Эйнсли, становилось все более очевидным, что Эрнсты погибли от той же руки, что и восемь других жертв нераскрытых серийных убийств. Совпадали основные обстоятельства и даже детали: умерщвленный кролик, который мог все же быть Библейским символом; похищение всей денежной наличности; пренебрежение преступника к дорогим ювелирным украшениям, лежавшим на виду; громкая музыка по радио. Как и в других случаях, полностью отсутствовали отпечатки пальцев убийцы.

Конечно, сыщиков насторожила одна несообразность: между убийством Урбино в Сосновых террасах и убийством Эрнстов прошло всего три дня, тогда как прежние преступления разделяло два-три месяца. Этот факт заинтересовал прессу и общественность. Сами собой напрашивались вопросы. Может, убийца решил ускорить исполнение своей смертоносной миссии, какой бы она ни была? Или у него возникло ощущение неуловимости и безнаказанности? Есть ли тайный смысл в том, что своей жертвой он избрал в этот раз городского комиссара? Не угрожает ли опасность жизни других высокопоставленных чиновников? И, наконец, чем занимается полиция, пытается ли предугадать следующий ход преступника?

Хотя ответить на последний из этих вопросов публично полицейские не могли, спецподразделение под командой Эйнсли начало негласную слежку за шестью подозреваемыми. Дело об убийстве Эрнстов тоже было решено поручить им. Сержант Брюмастер, продолжая официально вести расследование дела Эрнстов, вошел в состав подразделения Эйнсли вместе с детективами Дионом Джакобо и Сетом Уитманом.

Однако спецкоманда только еще разворачивала свое наблюдение, когда произошла встреча, которая, как Эйнсли прекрасно понимал, была неизбежна.

Глава 7

Через два дня после того, как были найдены обезображенные трупы Густава и Элинор Эрнст, Эйнсли приехал к тебе в отдел в восемь пятнадцать утра, по дороге он заехал в дом Эрнстов получить от сержанта Брюмастера самую последнюю информацию. К его разочарованию, ничего нового он не узнал. Итог опроса соседей о любых подозрительных незнакомцах, которых они могли заметить в последние дни, Брюмастер подвел одним испанским словом: “Nada”[1]1
  Ничего (исп.)


[Закрыть].

Первым, кого Эйнсли увидел, когда вошел в отдел, был лейтенант Ньюболд.

– Тебя кое-кто хочет повидать у меня в кабинете, Малколм. Отправляйся прямиком туда.

Несколько мгновений спустя, с порога кабинета начальника отдела по расследованию убийств Малколм увидел в кресле Ньюболда Синтию Эрнст.

Полицейская форма была ей на удивление к лицу, и выглядела она потрясающе. Не забавно ли, подумал Эйнсли, что простецки скроенная мужская одежда может смотреться на женщине так сексапильно? Сшитый на заказ китель с майорскими золочеными дубовыми листьями на петлицах только подчеркивал идеальные пропорции ее фигуры. Темные волосы, подстриженные по уставу – четыре сантиметра над воротничком, оттеняли нежно-розовую кожу лица и выразительные зеленые глаза. Эйнсли уловил запах знакомых духов, и на него внезапно нахлынули воспоминания.

Синтия была погружена в чтение единственного листка бумаги, лежавшего перед ней на столе. Когда она подняла голову и заметила Эйнсли, на лице ее не отразилось никаких эмоций.

– Войдите и закройте дверь, – сказала она. Эйнсли не мог не заметить ее покрасневших век. Она плакала…

Встав у края стола, он начал:

– Я хотел бы выразить свои глубочайшие соболез…

– Спасибо, – резко оборвала майор Эрнст и сразу перешла на сугубо деловой тон. – Я пришла, сержант, задать вам несколько вопросов.

– Постараюсь исчерпывающе на них ответить, – невольно в тон ей сказал Эйнсли.

Даже сейчас, когда она держалась с ним так холодно, видеть ее, слышать ее голос было для него так же радостно, как и в дни их любви. Теперь казалось, что это было очень давно – их упоительно-эротичный, волнующий, слегка безумный роман.

Он начался пять лет назад, когда они оба работали в отделе по расследованию убийств. В тридцать три (на три года моложе Эйнсли) она была необычайно хороша собой и притягательна. А сейчас она казалась ему еще более желанной. Ее подчеркнутая суровость к нему странным образом усиливала вожделение, обостряла чувство, которое овладевало им при виде этой женщины. От Синтии исходили манящие импульсы, как от радиомаяка, так было всегда. В этой совсем уж не романтической обстановке Эйнсли, к своему смущению, ощутил в себе приливы желания.

Она кивнула на кресло, стоявшее по противоположную от нее сторону стола, и сказала без улыбки:

– Можете сесть.

– Спасибо, майор; – Эйнсли все же позволил себе чуть заметно улыбнуться.

Он сел, понимая, что с первых же слов Синтия очертила рамки их отношений – строгое соответствие субординации, а в звании она была теперь значительно старше его. Что ж, отлично! Всегда лучше с самого начала знать правила игры. Жаль только, что она не позволила ему высказать искреннее сострадание по поводу страшной смерти ее родителей. Синтия опять уставилась в лист бумаги на столе. Спустя какое-то время она неспешно отложила его в сторону и снова посмотрела на Эйнсли.

– Как я поняла, именно вам поручено руководить расследованием убийства моих родителей?

– Да, это так. – Он начал рассказывать о спецподразделении и причинах его создания, но она прервала его.

– Это все мне уже известно.

Эйнсли замолк, гадая, чего хочет Синтия. В одном он не сомневался: она была в глубоком, неподдельном горе. О многом говорили покрасневшие глаза. Насколько он знал, Густава и Эленор Эрнст связывали с Синтией, их единственным ребенком, особо нежные отношения.

При других обстоятельствах он бы потянулся и обнял ее или просто погладил по руке, но догадывался, что сейчас не стоит этого делать. Уже четыре года, как между ними все кончилось, а Синтия к тому же обладала удивительной способностью возводить вдруг вокруг себя непреодолимую стену, полностью отрекаться от всего личного и становиться жестким, требовательным профессионалом, чему он не раз был свидетелем.

Работая вместе с ней, Эйнсли открыл для себя куда менее достойные восхищения черты ее характера. В своей жесткой прямолинейности она не различала мелких нюансов, а именно внимание к мелочам зачастую приводит к успеху расследования. Она предпочитала действовать быстро и наверняка, даже если приходилось для этого выходить за рамки законности – заключать закулисные сделки с преступниками или подбрасывать “улики”, когда трудно было добыть доказательства иным путем. В свое время она находилась у него в подчинении, и Эйнсли порой выговаривал ей за недостойные методы, хотя высокая эффективность се работы была бесспорна, что шло на пользу его собственной репутации.

А еще он знал близкую, нежную, яростно чувственную Синтию, хотя такой он ее никогда больше не увидит… Он поспешил отогнать от себя саму эту мысль.

Она подалась вперед, упершись в стол ладонями:

– Говорите по существу. Мне нужно знать, что конкретно вы делаете. И не скрывайте от меня ничего.

Эта сцена – точное воспроизведение множества других таких же, что были прежде, подумал Эйнсли.

Синтия Эрнст поступила в полицию Майами на год раньше Эйнсли, когда ей было двадцать семь. Она быстро продвигалась по службе, злые языки утверждали, что только благодаря отцу, городскому комиссару. Впрочем, ясно, что такое родство никак не могло повредить ей, равно как и кампания за равноправие расовых меньшинств и женщин, определенно оказавшая влияние на кадровую политику. Однако все, кто знал Синтию, сходились во мнении, что успехами она обязана исключительно собственным способностям и целеустремленности, готовности полностью выкладываться.

Таланты Синтии проявились в самом начале, во время обязательного десятинедельного курса в полицейской академии. Она обладала блестящей памятью, а столкнувшись с проблемой, умела действовать быстро и решительно. Инструктор по стрельбе оценил ее навыки обращения с оружием как “отменные”. После четырех недель занятий в тире она могла разобрать пистолет молниеносно и редко выбивала меньше двухсот девяноста восьми очков из трехсот возможных.

Потом из нее получился весьма толковый офицер полиции. Начальство сразу сумело оценить ее инициативность и изобретательность, но особенно быстроту, с которой она принимала решения – редкий талант в следственной работе, которым обладают немногие женщины. Благодаря этим исключительным способностям в сочетании с умением быть на виду, Синтия недолго засиделась в патрульных. В отдел по расследованию убийств она была переведена всего через два года после окончания академии.

Там ее карьера с успехом продолжалась, она познакомилась с Малколмом Эйнсли, который уже сумел создать себе репутацию незаурядного сыщика.

Синтия получила назначение в одну с Эйнсли следственную группу, которую возглавлял тогда седовласый ветеран, сержант Феликс Фостер. Вскоре Фостер получил чин лейтенанта и был переведен в другой отдел. Новоиспеченный сержант Эйнсли принял группу под свое начало.

Интерес же Синтии и Малколма друг к другу возник раньше. Некоторое время эта взаимная тяга оставалась подспудной, но нужны были только подходящие обстоятельства, чтобы она переросла в роман.

Случилось так, что Синтии доверили быть ведущим следователем по делу о тройном убийстве, распутать которое ей помогал Эйнсли. Чтобы проверить одну версию, им вдвоем пришлось слетать в Атланту на пару дней. Версия сразу нашла подтверждение, и на закате первого – трудного, но продуктивного – дня они сняли номера в мотеле неподалеку от города.

Они ужинали в маленьком, на удивление хорошем ресторанчике, в какой-то момент Эйнсли посмотрел на сидевшую напротив Синтию и понял, что вскоре между ними произойдет.

– Ты очень устала? – спросил он.

– Как черт, – ответила она, но потом потянулась рукой к его руке. – Хотя не настолько, чтобы отказать себе в том, чего нам обоим сейчас больше всего хочется.., я не о десерте.

В такси на обратном пути в мотель Синтия приникла к нему и провела кончиком языка по ушной раковине.

– Мне просто невтерпеж, – горячо выдохнула она ему в ухо. – А тебе?

Всю оставшуюся дорогу до мотеля она дразнила его рукой; он почти в голос стоная от желания. На пороге своей комнаты Эйнсли нежно поцеловал ее и спросил:

– Как я понял, ты хочешь зайти?

– Так же сильно, как ты, – ответила она, кокетливо улыбнувшись.

Эйнсли открыл дверь, и они вошли. Дверь сразу не захлопнулась. Воцарился мрак. Он всем телом прижал Синтию к стене и ощутил, как ускорилось ее дыхание, тело пульсировало от вожделения. Вдыхая аромат ее волос, Эйнсли поцеловал Синтию в шею, рука его скользнула по талии и дальше вниз за пояс брюк.

– Боже – прошептала она. – Я так хочу тебя. Сейчас же…

– Ш-ш-ш… Замолчи, ни слова больше. – Его пальцы, уже влажные, задвигались быстрее.

Она резко и совершенно неожиданно повернулась к нему лицом.

– Какого дьявола, сержант! – И впилась губами ему в губы.

Не прерывая поцелуя, нервными рывками они стянули с себя одежду.

– Как ты красива! – повторил Имели несколько раз. – Как ты чертовски красива!

Синтия опрокинула его на постель и торжествующе уселась сверху.

– Я хочу тебя, любовь моя, – сказала она, – и ты не посмеешь заставить меня ждать даже секунду…

…Разомкнув объятия, они лишь чуть перевели дух и снова погрузились в страсть. Так продолжалось всю ночь. В лихорадке мыслей отчетливо выделялась тогда одна:

Синтия и в сексе взяла лидерство на себя. Она подчинила Эйнсли, завладела им, он, однако, ничего не имел против.

Через несколько месяцев Эйнсли был произведен в сержанты и мог сам планировать работу так, чтобы чаще бывать вместе с Синтией не только в Майами, но и во время случавшихся командировок в другие города. Их роману ничего не мешало. Эйнсли часто ощущал тогда всю горечь своей вины перед Карен, но неутолимый сексуальный голод Синтии и то острейшее наслаждение, которое получал с ней он сам, заставляли голос совести умолкать.

Как и в первый раз, каждая их интимная встреча начиналась с долгого поцелуя, который длился все время, пока оба раздевались. Именно в такой момент Эйнсли заметил однажды, что у Синтии под брюками, в которых обычно ходили на службу женщины-детективы, закреплена у лодыжки кобура со вторым пистолетом. Табельным оружием у них обоих был девятимиллиметровый пятнадпатизарядный автомагический пистолет системы “Глок”, а для себя Синтия приобрела крошечный, весь сияющий хромом пятизарядный “Смит и Вессон”

– Это на тот случай, милый, если кто-то помимо тебя рискнет на меня напасть, – шепнула она. – Но меня сейчас занимает только одно оружие – твое…

Полицейским не возбранялось иметь при себе запасные пистолеты, если они зарегистрированы, а владелец доказал в тире умение владеть ими. С этим у Синтия все было в порядке. И вообще, ее второй пистолет однажды был пущен в ход настолько вовремя, что Эйнсли всегда вспоминал об этом с благодарностью.

Синтия Эрнст в роли ведущего детектива и Эйнсли, ее непосредственный начальник, расследовали запутанное дело, типичную “головоломку”, где фигурировал банковский служащий, который, предполагалось, стал свидетелем убийства, но добровольно в полицию не заявил. Синтия и Малколм отправились в банк вместе, чтобы допросить этого клерка, и попали туда в самый разгар ограбления.

Время приближалось к полудню; в банке было многолюдно.

Буквально за три минуты до их приезда грабитель – высокий мускулистый белый, вооруженный пистолетом-пулеметом “Узи”, тихо приказал операционистке переложить всю наличность из кассы в холщовый мешок, который он сунул ей в окошко. На это почти никто не обратил внимания, пока грабителя не заметил охранник банка. Достав свой пистолет, он скомандовал: