Текст книги "Аэропорт"
Автор книги: Артур Хейли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)
– Миссис Квонсетт, – сказала Таня, – вы столько раз летали бесплатно на самолётах «Транс-Америки», что, думается, могли бы немного нам помочь.
– С большой радостью.
– Я бы хотела знать, как вы попадаете на борт самолёта.
Старушка улыбнулась.
– Видите ли, душенька, есть разные способы. И я стараюсь по возможности их менять.
– Ну, расскажите мне всё-таки.
– Так вот: как правило, я стараюсь приехать в аэропорт заранее, чтобы получить посадочный талон.
– Разве это так просто?
– Получить посадочный талон? Ну что вы, очень даже просто. Сейчас авиакомпании вместо посадочных талонов часто используют конверты от билетов. Так вот я подхожу к какой-нибудь стойке и говорю, что потеряла свой конверт и не могут ли они дать мне другой. Я выбираю стойку, где побольше народу и обслуживающий персонал очень занят. И мне всегда дают.
Ещё бы не дать, подумала Таня. Это вполне естественная просьба, и её часто слышишь. С той только разницей, что в отличие от миссис Квонсетт другие пассажиры просто хотят иметь свежий конверт для своего билета – без всякого тайного умысла.
– Но ведь конверт-то вам выдаётся пустой, – заметила Таня. – Он же не заполнен.
– Я сама его заполняю – в дамском туалете. У меня всегда с собой несколько старых посадочных талонов. Так что я знаю, где и что надо писать. И всегда держу в сумочке толстый чёрный карандаш. – Положив кружевной платочек на колени, миссис Квонсетт открыла сумочку из чёрных бусин. – Видите?
– Вижу, – сказала Таня и, потянувшись к сумке, извлекла карандаш. – Не возражаете, если я оставлю это себе?
Миссис Квонсетт сделала слегка оскорблённое лицо.
– Но это же мой. Впрочем, если он вам нужен, я, конечно, могу купить другой.
– Продолжайте, – сказала Таня. – Итак, у вас есть посадочный талон. Что происходит дальше?
– Я направляюсь к тому месту, откуда должна идти посадка на аэроплан.
– К выходу на посадку?
– Совершенно верно. Я дожидаюсь той минуты, когда молодой человек, который проверяет билеты, очень занят – а он всегда занят, когда на посадку проходит сразу большая группа, – тогда я проскальзываю мимо него – и прямо в аэроплан.
– А если кто-нибудь попытается вас остановить?
– Кто же станет меня останавливать, если у меня есть посадочный талон?
– Даже стюардессы не проверяют?
– Они молоденькие девочки, душенька. Обычно они болтают друг с другом, а если и уделяют кому-то внимание, то лишь мужчинам. Их интересует только номер рейса, а уж я стараюсь, чтобы номер был правильный.
– Но вы сказали мне, что не всегда пользуетесь посадочным талоном.
Миссис Квонсетт покраснела.
– Тогда, видите ли, мне приходится прибегать к небольшим уловкам. Иногда я говорю, что мне надо пройти, чтобы проститься с дочкой – почти все компании разрешают это, вы же знаете. Или, если аэроплан прилетел откуда-нибудь и здесь у него только стоянка, я говорю, что хочу вернуться на своё место, а билет, мол, оставила в аэроплане. Или говорю, что тут мой сын только что прошёл на посадку и забыл свой бумажник, ну и мне надо его отдать. В таких случаях я всегда держу в руке бумажник, и это действует лучше всего.
– Да, могу себе представить, – сказала Таня. – Я вижу, вы очень тщательно всё продумали. – Теперь у неё есть материал на целый бюллетень для контролёров и стюардесс, – размышляла она. И тут же усомнилась: а будет ли от этого бюллетеня какой-нибудь толк?
– Это я унаследовала от моего покойного супруга… Он преподавал геометрию и всегда говорил, что нужно быть внимательной к деталям, нужно стараться продумать все до мелочей.
Таня в упор посмотрела на миссис Квонсетт. Она что, издевается над ней? Но лицо старушки из Сан-Диего оставалось невозмутимо спокойным.
– Есть ещё одна чрезвычайно важная вещь, о которой я вам не сказала.
В другом конце комнаты зазвонил телефон. Таня встала, чтобы снять трубку.
– Эта старая перечница всё ещё у вас? – раздался голос управляющего перевозками. Он отвечал за все виды перевозок, которые осуществляла компания «Транс-Америка» через аэропорт имени Линкольна. Обычно это был спокойный, добродушный человек. Сегодня же голос его звучал раздражённо. На нём, естественно, не могли не сказаться эти трое суток, когда вылеты самолётов задерживались, приходилось объясняться с пассажирами и предлагать им другие маршруты, не говоря уже о бесконечных требованиях, поступавших из главной конторы компании на Восточном побережье США.
– Да, – ответила Таня.
– Удалось из неё выудить что-нибудь полезное?
– Немало. Я пришлю вам отчёт.
– Когда будете его отсылать, не забудьте о заглавных буквах, чтобы его можно было прочесть.
– Слушаюсь, сэр.
«Сэр» прозвучало столь ядовито, что на другом конце провода на минуту воцарилось молчание. Потом УП буркнул:
– Извините, Таня. Я, видно, пережал – очень мне досталось сейчас из Нью-Йорка. Вот я и повёл себя с вами, как мальчишка-стюард, которому попалась под ноги кошка, – только вы, конечно, не кошка. Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Мне нужен билет на сегодня в один конец до Лос-Анджелеса для миссис Ады Квонсетт.
– Это так зовут старую курицу?
– Совершенно верно.
УП кисло произнёс:
– Очевидно, за счёт компании?
– Боюсь, что да.
– Больше всего мне противно то, что придётся отправить её раньше честных людей, которые живыми деньгами заплатили за свои билеты и уже столько часов ждут возможности вылететь. Но я думаю, что вы правы: лучше побыстрее сбросить этот груз с плеч.
– Я тоже так думаю.
– Я велю зарезервировать один билет. Можете забрать его в билетной кассе. Только не забудьте предупредить Лос-Анджелес, чтобы они вызвали аэропортовскую полицию и выдворили эту старую калошу из аэропорта.
– А может, она мать Уистлера,[7] – вполголоса заметила Таня.
УП хмыкнул.
– Так пусть Уистлер и покупает ей билет.
Таня улыбнулась и повесила трубку. Затем повернулась к миссис Квонсетт.
– Вы не рассказали мне ещё об одной важной вещи – насчёт того, как вы ведёте себя уже в самолёте.
Старушка явно медлила. Когда Таня, разговаривая по телефону, упомянула об обратном билете в Лос-Анджелес, миссис Квонсетт поджала губы.
– Вы ведь уже сказали мне почти всё, – не отступалась Таня. – Так заканчивайте. Если, конечно, есть что добавить.
– Безусловно, есть. – Миссис Квонсетт утвердительно кивнула. – Я хотела вам ещё сказать, что лучше всего не выбирать больших рейсов – ну, тех, что через всю страну и без посадок. Они часто бывают забиты до отказа и даже в туристском классе вам дают номер места. Тогда всё сложнее, хотя мне много раз пришлось летать и такими рейсами, потому что не было других.
– Значит, вы выбираете не прямые маршруты. Но неужели вас не обнаруживают на посадках?
– Я притворяюсь, будто сплю. Ну и меня, конечно, не беспокоят.
– А на сей раз побеспокоили?
Тонкие губы миссис Квонсетт растянулись в усмешке: у неё был такой сокрушённый вид.
– Всё из-за этого человека, который сидел со мной рядом. Такой оказался мерзкий человечишка. Я доверилась ему, а он тут же выдал меня стюардессе. Вот и доверяй после этого людям.
– Миссис Квонсетт, – сказала Таня, – я надеюсь, вы слышали, что мы намерены отправить вас назад в Лос-Анджелес.
В серых старческих глазках мелькнул огонёк и погас.
– Слышала, душенька. Я боялась, что этим кончится. Но можно мне пока выпить чайку? Я уж тогда пойду, а вы скажите, когда мне надо вернуться…
– Ну нет! – Таня решительно замотала головой. – Одна вы никуда не пойдёте. Чаю выпить вы можете, но только с вами будет один из сотрудников. Я сейчас пошлю за кем-нибудь, чтобы вы ни минуты не были одна, пока не сядете в самолёт и не улетите в Лос-Анджелес. Стоит только отпустить вас – и я знаю, что будет дальше. Мы и глазом не успеем моргнуть, как вы будете сидеть в самолёте на Нью-Йорк.
По враждебному взгляду, который миссис Квонсетт метнула в неё, Таня поняла, что угодила в точку.
Через десять минут всё было сделано. Для миссис Квонсетт зарезервировали место на рейс сто три, вылетавший в Лос-Анджелес через полтора часа. Рейс был беспосадочный, так что она никак не могла выйти из самолёта в пути и повернуть назад. Управляющему перевозками в Лос-Анджелесе было сообщено обо всём по телетайпу; соответствующая записка лежала для команды рейса сто три.
Маленькую старушку из Сан-Диего поручили заботам сотрудника «Транс-Америки», недавно нанятого юноши, который по возрасту годился ей во внуки. Этому сотруднику, которого звали Питер Кокли, Таня дала самые точные указания:
– Будете находиться при миссис Квонсетт до момента отлёта. Она говорит, что хочет выпить чаю. Отведите её в кафе и дайте ей поесть, если она попросит, хотя в полёте будет подан ужин. И что бы она ни делала, будьте при ней. Если ей понадобится пойти в туалет, ждите у дверей и ни при каких обстоятельствах не выпускайте её из виду. Когда настанет время отлёта, подведите её к выходу, пройдите вместе с ней к самолёту и сдайте с рук на руки старшей стюардессе. Не забудьте напомнить, чтобы ей ни под каким предлогом не разрешали выходить из самолёта. Это хитрющая старушенция, так что будьте бдительны.
Выходя из комнаты, старушка схватила молодого сотрудника под руку и повисла на нём.
– Надеюсь, вы не станете возражать, молодой человек. Старые люди нуждаются в опоре. А вы мне так напоминаете моего дорогого зятя. Он был вот такой же красавец, хотя теперь он, конечно, много старше вас. Вообще ваша компания, я смотрю, подбирает очень приятных людей. – И миссис Квонсетт с укором поглядела на Таню. – Во всяком случае, таких у вас большинство.
– Запомните, что я вам сказала, – напутствовала Таня Питера Кокли. – У неё неиссякаемый запас всяких трюков.
– Не очень-то это любезно с вашей стороны, – холодно парировала миссис Квонсетт. – Я уверена, что молодой человек сам сумеет составить обо мне мнение.
Молодой сотрудник смущённо улыбался.
– Хоть вы и вели себя не очень красиво, душенька, знайте, что я на вас не сержусь, – сказала Тане миссис Квонсетт и с этими словами вышла из комнаты.
Через несколько минут Таня покинула маленькую гостиную, где она провела сегодня уже два интервью, и вернулась в контору «Транс-Америки». Было без четверти девять. Сев за свой стол, она подумала: интересно, разделалась ли компания с миссис Адой Квонсетт или им ещё придётся с ней возиться. Таня не была уверена, что на этом удастся поставить точку. И на своей машинке без заглавных букв она принялась печатать записку управляющему перевозками.
«упр. првзками
от: тани ливигстн…
предмт: мамочка уистлера»
И остановилась, задумавшись: где-то сейчас Мел и зайдёт ли к ней.
5
Нет, решил Мел Бейкерсфелд, не может он сегодня вечером ехать в город.
Мел сидел у себя в кабинете на административном этаже. Он задумчиво барабанил по столу, где стояли телефоны, связывавшие его с различными службами аэропорта.
Взлётно-посадочная полоса три-ноль всё ещё была перекрыта самолётом «Аэрео-Мехикан». В результате положение создавалось критическое и приходилось задерживать всё большее число самолётов – как в воздухе, так и на земле. Возникала реальная угроза того, что в ближайшие два-три часа придётся закрыть аэропорт.
А пока самолёты продолжали взлетать над Медоувудом, этим осиным гнездом, что немало осложняло и без того сложную ситуацию. Все телефоны аэропорта и командно-диспетчерского пункта разрывались от звонков медоувудскнх жителей – тех, кто остался дома и горестно сетовал на свою участь. Но куда больше было тех (сообщили Мелу), кто находился сейчас на митинге протеста, и уже прошёл слух – об этом несколько минут назад передал руководитель полётов, – что вечером недовольные собираются устроить демонстрацию в аэропорту.
Здесь только не хватает демонстрантов, мрачно подумал Мел.
Правда, одно было утешительно: ЧП третьей категории можно было считать ликвидированным, поскольку военный самолёт КС-135 благополучно приземлился. Но когда одно ЧП кончается, никто не может поручиться за то, что тут же не возникнет другого. Мела не оставляло какое-то смутное беспокойство, предчувствие беды, посетившее его на поле час назад. И это ощущение, трудно определимое или объяснимое, не покидало его. Но было предостаточно и реальных причин, побуждавших его оставаться на работе.
Конечно, Синди, которая всё ещё ждёт его на этом своём благотворительном шабаше, поднимет дикий шум. Но она и так уже зла на него за то, что он задерживается, а если он и вовсе не приедет – что ж, побушует немного больше, только и всего. Так что, пожалуй, лучше выдержать первый натиск сейчас и дать Синди немного излить свою ярость. Бумажка с номером телефона, по которому можно её вызвать, всё ещё лежала у него в кармане. Он достал её и набрал номер.
Как и раньше, он прождал несколько минут, прежде чем Синди подошла к телефону, но, к его удивлению, никакого извержения вулкана не последовало, – вместо этого были холод и сухость. Она молча выслушала Мела, пытавшегося объяснить ей, почему он не может покинуть аэропорт. И когда ожидаемого взрыва не произошло, он вдруг начал запинаться и бормотать что-то нечленораздельное, малоубедительное даже для него самого. Он умолк.
Последовала пауза, затем Синди холодно спросила:
– Ты всё сказал?
– Да.
Голос у неё звучал так, точно она говорила с кем-то малознакомым и глубоко ей омерзительным:
– Я не удивляюсь, потому что и не ждала, что ты приедешь. Когда ты сказал, что скоро будешь, я не сомневалась, что ты врёшь, как всегда.
– Я вовсе не врал и не как всегда, – вспылил он. – Я ведь уже говорил сегодня, сколько раз я выезжал с тобой…
– Ты как будто заявил, что ты всё сказал.
Мел умолк. Какой смысл спорить?
– Я слушаю тебя, – устало произнёс он.
– Так вот, я пыталась сказать тебе, когда ты меня прервал – тоже, как всегда…
– Синди, ради всего святого!..
– …что, почувствовав враньё, я немного пораскинула мозгами. – Она помолчала. – Ты говоришь, что задерживаешься в аэропорту?
– По-моему, именно об этом и идёт у нас разговор…
– Надолго?
– До полуночи… а может быть, и на всю ночь.
– Тогда я к тебе приеду. Можешь не сомневаться. Нам надо поговорить.
– Послушай, Синди, ни к чему это. Не время сейчас и не место.
– Ничего, время вполне подходящее. А то, что я хочу тебе сказать, может быть сказано где угодно.
– Синди, ну, пожалуйста, будь благоразумна. Я согласен: нам многое надо обсудить, но…
Мел умолк, вдруг поняв, что говорит сам с собой. Синди уже повесила трубку.
Мел, в свою очередь, положил трубку на рычаг и какое-то время сидел молча, – в кабинете царила полная тишина. Затем, сам не зная почему, он снова снял трубку и во второй раз за этот вечер набрал свой домашний номер. Раньше к телефону подходила Роберта. На этот раз трубку сняла миссис Себастьяни, которая обычно сидела с детьми, когда родителей не было дома.
– Я просто хотел проверить, всё ли в порядке, – сказал Мел. – Девочки уже легли?
– Роберта легла, мистер Бейкерсфелд. А Либби собирается.
– А вы не позовёте Либби к телефону?
– М-м… разве что на минуту, если вы обещаете, что не будете долго разговаривать с ней.
– Обещаю.
Миссис Себастьяни, как всегда, ужасно педантична, подумал Мел. Она требует повиновения не только от детей, но и от всего семейства. Глядя на её тихого, как мышь, супруга, который появлялся иногда вместе с ней, Мел спрашивал себя, неужели эта пара способна испытывать супружеские страсти. Пожалуй, нет. Миссис Себастьяни никогда не допустила бы такого.
Он услышал шлёпанье ног Либби по полу.
– Папочка, – спросила Либби, – а наша кровь всё время бегает по телу без остановки – всегда, всегда?
Либби, как правило, задавала самые неожиданные вопросы. Она находила новые темы с такой же лёгкостью, с какой ребёнок находит рождественские подарки под ёлкой.
– Не всегда, деточка, ничто не бывает вечно. Кровь циркулирует в нас, пока мы живём. В твоём тельце кровь циркулирует уже семь лет – с тех пор как сердечко начало биться.
– А я чувствую своё сердечко, – сказала Либби. – Оно у меня в коленке.
Мел хотел было объяснить ей, что сердце находится не в коленке, хотел рассказать, что есть у человека пульс, артерии и вены, потом передумал. Ещё успеется. Пока человек чувствует, что у него бьётся сердце – где бы оно ни билось, – уже хорошо. Либби всегда инстинктивно тянулась к самому существенному – порой у него возникала мысль, что её маленькие ручонки достают звёзды истины с небес.
– Спокойной ночи, папочка.
– Спокойной ночи, моя радость.
Мел по-прежнему не понимал, зачем позвонил домой, но после этого звонка ему, несомненно, стало легче.
Что же до Синди, то, приняв решение, она обычно выполняла его и, следовательно, вполне могла нагрянуть в аэропорт. Впрочем, пожалуй, это и к лучшему. Перед ними стоит серьёзная дилемма: сохранять хрупкую скорлупку их брака ради детей или нет. И здесь они смогут поговорить наедине, вдали от ушей Роберты и Либби, которые и так уже слышали немало их ссор.
Собственно, сейчас никаких срочных дел у Мела не было, просто надо на всякий случай находиться на посту, вот и всё. Он вышел из своего кабинета на галерею и посмотрел вниз, в центральный зал, где по-прежнему бурлила толпа.
Пройдёт совсем немного лет, размышлял Мел, и аэровокзал придётся коренным образом перестраивать. Необходимо что-то придумать – и срочно, – чтобы изменить систему посадки в самолёт и высадки пассажиров. Когда люди по одному идут на посадку или покидают самолёт, это занимает много времени. Стоимость же пребывания на земле самолётов, строительство которых с каждым годом обходится всё дороже, – непрерывно возрастает. Поэтому и конструкторы, и те, кто составляет рейсы, стараются, чтобы машины больше летали, ибо это приносит доход, и меньше стояли на земле, ибо тут никакого дохода нет – одни расходы.
Уже разрабатывается идея создания «пассажирских контейнеров» по принципу грузового «иглу», используемого компанией «Америкен» для загрузки своих самолётов. У многих других авиакомпаний есть разновидности этой системы.
«Иглу» представляют собой контейнера, форма которых рассчитана на плотное размещение в фюзеляже самолёта. Каждое иглу предварительно загружено грузом соответствующих форм и размеров. Их в определённом порядке загружают в фюзеляж с хвоста самолёта. Эта операция занимает несколько минут. В грузовом самолёте – в противоположность пассажирскому – фюзеляж представляет собой пустую коробку. Теперь, когда такой самолёт прибывает в грузовой терминал аэропорта, иглу, находящиеся в самолёте, выгружаются и устанавливаются новые. С минимальной затратой времени и труда огромный самолёт можно быстро разгрузить, снова загрузить и подготовить к вылету.
Можно было бы создать «пассажирские контейнеры» по тому же принципу, и Мел уже видел разработку этой идеи в чертежах. Это будут маленькие удобные секции с вмонтированными в них сиденьями, куда пассажиры будут садиться прямо у регистрационной стойки. Затем контейнеры с пассажирами по конвейерной ленте, вроде той, по которой сейчас движется багаж, – будут переброшены к месту посадки. Там их вставят в самолёт, прилетевший, быть может, всего несколько минут назад и уже успевший выгрузить контейнеры с прибывшими пассажирами.
Когда контейнеры с пассажирами встанут на место, окошки в них точно совпадут с окошками фюзеляжа. Двери в каждом контейнере автоматически уйдут в стены, чтобы стюардессы и пассажиры могли беспрепятственно переходить из одной секции в другую. В самолёт будут доставлены и новые контейнеры со свежими запасами пищи, питья и новой сменой стюардесс.
Со временем можно настолько усовершенствовать систему «пассажирских контейнеров», что пассажиры будут занимать свои места в контейнере уже на городском аэровокзале, а также перемещаться с одного самолёта на другой и даже из одного аэропорта в другой.
Примерно в этом же направлении работает мысль тех, кто в Лос-Анджелесе трудится над созданием «поднебесного салона». Такой салон, вмещающий сорок пассажиров, будет перемещаться автобусом по шоссе и на городским улицам до ближайшей вертолётной площадки. А там вертолетом до аэропорта и обратно.
И всё это будет, думал Мел. Если не совсем такое, то что-то похожее. Самые фантастические мечты так быстро становились реальностью, что это поистине завораживало тех, кто работал в авиации.
Крик, донёсшийся откуда-то снизу, из зала, нарушил раздумья Мела.
– Эй, Бейкерсфелд! Эй, там, наверху!
Мел опустил взгляд и поискал глазами, кто его зовёт. Определить это было трудно, так как человек пятьдесят задрали голову и смотрели вверх. Но через какое-то время Мел всё же обнаружил кричавшего. Это был Иган Джефферс, высокий стройный негр, в узких, обтягивающих фигуру бежевых брюках и рубашке с короткими рукавами. Он отчаянно махал тёмной жилистой рукой.
– Спускайтесь, Бейкерсфелд! Вы меня слышите? Тут неприятности.
Мел улыбнулся. Джефферс, имевший концессию на чистку обуви в аэровокзале, был личностью весьма своеобразной. С широкой нахальной усмешкой на некрасивом лице он мог делать самые возмутительные заявления и каким-то образом выходить сухим из воды.
– Я вас слышу, Иган Джефферс. А может, вы сюда подниметесь?
Усмешка стала шире.
– Чёрта с два, Бейкерсфелд. Я концессионер, не забывайте об этом.
– Если забуду, вы тут же процитируете Акт о гражданских правах.
– Правильно, Бейкерсфелд. А теперь спускайте сюда вашу задницу.
– А вы не распускайте язык у меня в аэропорту.
Но в общем-то Мела всё это забавляло, и, отойдя от балюстрады, окружавшей галерею, он зашагал к служебному лифту. А Иган Джефферс продолжал стоять внизу.
У Джефферса в аэровокзале было четыре киоска для чистки обуви. Это была далеко не главная концессия – куда более крупные концессии имели владельцы автостоянки, ресторана и газетных киосков, которые приносили поистине астрономические доходы по сравнению с доходами чистильщика обуви. Но Иган Джефферс, некогда сам чистивший ботинки на тротуаре, самозабвенно считал, что только его концессия даёт возможность аэропорту сводить концы с концами.
– У нас контракт – у меня с аэропортом. Верно?
– Верно.
– Так вот в этой хитрой бумаженции сказано, что я обладаю ис-клю-чи-тель-ным правом чистить здесь обувь. Ис-клю-чи-тель-ным. Верно?
– Верно.
– Значит, правильно я сказал вам, что у вас неприятности. Пошли, Бейкерсфелд.
Они пересекли центральный зал, направляясь к эскалатору, который вёл вниз и по которому Джефферс сбежал, перескакивая через ступеньку. По дороге он весело махал каким-то людям. Мел следовал за ним на некотором расстоянии, чтобы не перетруждать ногу.
Иган Джефферс указал вниз – на стойки компаний «Хертц», «Эвис» и «Нейшнл», дававших автомобили внаём.
– Вот! Полюбуйтесь, Бейкерсфелд! Вот кто отбирает у меня клиентов – у меня и у тех ребят, которые работают на меня.
Мел вгляделся повнимательнее. Возле стойки компании «Эвис» красовалась зазывная надпись:
ЧИСТИТЕ ОБУВЬ, НАНИМАЯ МАШИНУ, —
ПОЛЬЗУЙТЕСЬ НАШИМИ УСЛУГАМИ!
МЫ СТАРАЕМСЯ ИЗО ВСЕХ СИЛ!
А рядом со стойкой находилась электрическая машина для чистки обуви, установленная таким образом, чтобы человек, разговаривая с клерком, мог ею пользоваться, как гласила надпись на табличке.
Мела это позабавило, и в то же время он понимал, что Иган Джефферс прав. Закон был на стороне этого балагура. В его контракте чёрным по белому написано, что никто, кроме него, не имеет права чистить обувь в аэропорту, так же как Джефферс, например, не имеет права давать внаём машины или продавать газеты. Каждый концессионер приобретал таким образом исключительные права в обмен на существенную долю своих доходов, которые он отдавал аэропорту.
Иган Джефферс остановился в отдалении, а Мел направился к стойке. По дороге он вытащил из кармана свою особую книжечку, в которой значились домашние телефоны ответственных сотрудников аэропорта. Был тут телефон и управляющего компании «Эвис». При его приближении девушка за стойкой автоматически включила улыбку.
– Разрешите мне воспользоваться вашим телефоном, – сказал Мел.
Она возразила:
– Сэр, это телефон не для публики…
– Я – управляющий аэропортом. – Мел протянул руку, снял трубку и набрал номер. Такие случаи, когда его не узнавали в собственном аэропорту, бывали нередко. Ведь работа Мела в основном протекала, так сказать, за кулисами, не на глазах у публики, так что те, кто обслуживал пассажиров, редко видели его.
Слушая гудки в трубке, он подумал о том, как было бы хорошо, если бы и остальные проблемы решались так же легко.
Телефон прозвонил раз двенадцать, прежде чем послышался голос управляющего компании «Эвис»:
– Кен Кингсли слушает.
– А если бы мне нужна была машина? – спросил Мел. – Где вы пропадали?
– Играл с сынишкой в поезд. Это отвлекает меня от мыслей, об автомобилях. И людях, которые по поводу их звонят.
– С сынишкой? Хорошо, наверное, иметь мальчишку, – сказал Мел. – У меня вот только девочки. Ваш мальчик интересуется машинами?
– Восьмилетний гений. Если вам понадобится человек, чтобы управлять этим вашим игрушечным аэропортом, дайте мне знать.
– Непременно, Кен. – И Мел подмигнул Игану Джефферсу. – Впрочем, ваш малыш может уже и сейчас взяться за дело. Например, установить дома машину для чистки обуви. Я случайно знаю, где есть одна лишняя. Впрочем, и вы тоже.
В трубке наступило молчание. Затем послышался вздох.
– И почему это вам, ребята, вечно хочется задушить честную инициативу?
– Главным образом потому, что мы людишки мелочные и премерзкие. Но мы можем и всерьёз стать такими. Кстати, помните графу в контракте, где сказано, что любые изменения во внешнем виде стойки и рекламы подлежат утверждению руководства аэропорта? А потом есть ещё одна графа насчёт того, что нельзя ущемлять права других арендаторов.
– Понял, – сказал Кингсли. – Иган Джефферс раскрыл свою пасть.
– И, скажем прямо не для того, чтобы кричать «ура».
– О'кей, ваша взяла. Сейчас велю моим людям убрать эту чёртову штуку. Делать это с крейсерской скоростью?
– Не обязательно, – сказал Мел. – Достаточно будет, если вы уберёте машину в ближайшие полчаса.
– Ну и мерзавец же вы.
Но Мел слышал, как управляющий «Эвиса» хмыкнул, вешая трубку.
Иган Джефферс одобрительно закивал, по обыкновению широко осклабившись. А Мел невесело подумал: «Я всем приятель и друг в аэропорту. Только и делаю, что улаживаю чьи-то дела». Хотелось бы ему уладить и свои собственные.
– Пятёрка, Бейкерсфелд, – сказал Джефферс. – Смотрите только, чтоб больше этого не было. – И, всё так же широко улыбаясь, он деловито зашагал к эскалатору, ведущему наверх.
Мел не спеша последовал за ним. В центральном зале больше всего народу теснилось у стоек «Транс-Америки», возле табличек с надписью:
РЕГИСТРАЦИЯ ПАССАЖИРОВ
ТОЛЬКО НА РЕЙС ДВА «ЗОЛОТОЙ АРГОС»
БЕСПОСАДОЧНЫЙ ДО РИМА
Неподалёку Таня Ливингстон оживлённо разговаривала с группой пассажиров. Она помахала Мелу и через минуту-другую подошла к нему.
– Просто вздохнуть некогда – тут у нас сумасшедший дом. Я думала, вы уже давно в городе.
– У меня изменились планы, – сказал Мел. – А я думал, вы уже отдежурили.
– УП попросил задержаться. Хотим отправить «Золотой Аргос» по расписанию. Это якобы необходимо для престижа, а я подозреваю, что просто капитан Димирест не желает ждать.
Мел усмехнулся.
– Вот тут вы необъективны. Впрочем, это и со мной случается.
Таня жестом указала на небольшое возвышение, окружённое круглой стойкой.
– Если я не ошибаюсь, это главный предмет вашей свары с зятем? Из-за этого капитан Димирест так зол на вас, правда?
За стойкой, на которую указывала Таня, продавали страховые полисы. Возле неё находилось человек десять, заполнявших бланки страховок на случай катастрофы в воздухе. За стойкой две хорошенькие девушки – одна из них яркая блондинка с пышным бюстом – выписывали полисы.
– Да, – признал Мел, – из-за этого главным образом у нас и шли раздоры – во всяком случае, последнее время. Вернон и Ассоциация пилотов гражданской авиации считают, что надо ликвидировать страховые стойки в аэропортах, а также автоматы по продаже страховых полисов. Я же держусь иного мнения. Мы с ним сцепились из-за этого на заседании Совета уполномоченных. И Вернон никак не мог пережить – да и до сих пор не может, – что я тогда взял верх.
– Я слышала об этом. – Таня испытующе посмотрела на Мела. – Мы тоже не все согласны с вами. В данном случае мы считаем, что капитан Димирест прав.
Мел покачал головой.
– Нет, тут у нас с вами разные точки зрения. Я много об этом думал: доводы Вернона просто несостоятельны.
Они показались Мелу несостоятельными ещё в тот день, месяц назад, когда Вернон Димирест появился в международном аэропорту Линкольна на заседании Совета уполномоченных. Вопрос обсуждался по настоянию Вернона, выступавшего от имени Ассоциации пилотов гражданской авиации, которая вела кампанию за то, чтобы запретить продажу страховок в аэропортах.
Мел помнил это заседание во всех подробностях.
По вторникам утром в конференц-зале аэропорта обычно собирался Совет уполномоченных. На этот раз все пять уполномоченных были налицо: миссис Аккерман, хорошенькая брюнетка, домохозяйка, попавшая в Совет, судя по слухам, потому, что была любовницей мэра, и четверо мужчин – университетский профессор, председатель Совета, два местных дельца и профсоюзный деятель в отставке.
Заседал Совет на административном этаже в конференц-зале, стены которого были обшиты красным деревом. В одном конце зала на возвышении сидели уполномоченные в кожаных креслах с откидывающимися спинками за элегантным овальным столом. А ниже стоял менее элегантный стол. За ним сидел Мел Бейкерсфелд в окружении начальников служб. Рядом находился стол для прессы, а другой конец зала был отведён для публики, поскольку заседания Совета формально считались открытыми. Места для публики, как правило, пустовали.
В тот день единственным посторонним, находившимся в зале, помимо уполномоченных и персонала, был капитан Вернон Димирест в своей нарядной форме с четырьмя золотыми нашивками, ярко сверкавшими при свете, падавшем сверху. Он сидел в части зала, отведённой для публики, разложив подле себя на двух стульях книги и бумаги. Совет любезно решил послушать сначала капитана Димиреста, а уж потом приступить к повседневным делам.
Димирест встал. Он обратился к Совету в своей обычной самоуверенной манере, лишь изредка заглядывая в записи. Он выступает здесь, заявил Димирест, от имени Ассоциации пилотов гражданской авиации, поскольку является председателем местного её отделения. Однако то что он излагает является и его собственным мнением и также считает большинство пилотов всех авиакомпаний.
Уполномоченные откинулись в своих креслах и приготовились слушать.
Продажа страховок в аэропорту, сказал Димирест, является нелепым архаизмом, сохранившимся с той поры, когда авиация только делала свои первые шаги. Само присутствие стоек страховых компаний и автоматов по продаже страховок в залах аэропорта оскорбительно для гражданской авиации, которая, если учитывать налетанный километраж, является наиболее безопасным из всех видов транспорта.
