Текст книги "Фонтаны рая (сборник)"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава 16
ПОРТ ВАН АЛЛЕН

Когда Дункан в последний раз укладывался спать на корабельную койку, до Земли оставалось еще пять миллионов километров. Сейчас же «колыбель человечества» заполняла собой почти все небо, точь-в-точь напоминая свои многочисленные снимки. Кое-кто из пассажиров успел достаточно попутешествовать в межпланетных просторах. Они говорили Дункану, что его удивит поразительное сходство реальной планеты с ее снимками. Тогда он только смеялся, а сейчас искренне удивлялся… своему удивлению.

Корабль подошел к Земле со стороны Солнца, поэтому часть планеты была ярко освещена. Дункан надеялся увидеть земные континенты, а увидел континенты белых облаков, плотно закрывавших поверхность. Иногда в разрывах мелькали участки суши, но распознать их без карты было невозможно. Зато Дункан смог вдоволь насладиться ослепительным сиянием полярной шапки Антарктиды. От сияния веяло холодом, но в сравнении с его родным миром Антарктида была просто тропиками.

Красивая планета, очень красивая. И в то же время – чужая. Дункан поймал себя на мысли, что белые и голубые краски Земли не согревают ему сердце. Как ни парадоксально, но оранжевые облака Титана выглядели из космоса куда гостеприимнее.

Дункан находился в зале Б. Он наблюдал за приближающейся Землей, одновременно прощаясь со своими попутчиками. За это время орбитальный порт Ван Аллен из ослепительной звездочки превратился в сверкающее кольцо и, наконец, – в громадное, медленно вращающееся колесо. Асимптотический двигатель «Сириуса» был выключен; положение корабля регулировалось лишь эпизодически включавшимися тормозными двигателями. Уровень искусственной гравитации довольно быстро понизился до нуля.

А орбитальная станция становилась все внушительнее. Это был настоящий город в космосе, который начали строить около трехсот лет назад. Сейчас гигантское колесо заслоняло собой всю Землю.

Причаливание было почти незаметным. Корабль слегка качнуло – и в следующее мгновение он уже стоял в доке орбитальной станции. Через несколько секунд капитан это подтвердил.

– Добро пожаловать в порт Ван Аллен – ворота Земли. Экипажу нашего корабля было приятно провести вместе с вами эти двадцать дней. Я надеюсь, что и вы получили удовольствие от полета. Прошу выполнять распоряжения членов экипажа, а также проверить, не осталось ли в каютах забытых вами вещей. С сожалением вынужден напомнить, что трое пассажиров до сих пор не произвели окончательный расчет. Наш старший эконом будет ожидать их у выхода…

Сообщение было встречено приветственными и насмешливыми возгласами, которые быстро потонули в общем шуме. Люди торопились покинуть свой временный дом. Во время процедуры высадки действовали четкие правила, однако сейчас возобладал хаос. Пассажиры путали проверочные отсеки, а служба оповещения, в свою очередь, путала имена, называя несуществующие. Прошло более часа, прежде чем Дункан оказался возле узких входных ворот космопорта, прозванных «бутылочным горлышком». Спросив о своем багаже, он узнал, что багаж отправляют специальными грузовыми шаттлами и все свои вещи он получит уже на Земле.

Суета стихала. Пассажиры протискивались сквозь шлюз причального отсека и расходились по соответствующим уровням орбитальной станции. Дункану было некуда торопиться. Он скрупулезно выполнил все пункты замысловатой инструкции. Теперь вместе с другими пассажирами, чьи фамилии начинались на букву М, он должен был пройти карантинный контроль. Все прочие документальные формальности были улажены по каналам связи еще несколько часов назад, на подлете к орбитальной станции. Но карантинный контроль никогда не считался формальностью. Для некоторых пассажиров он становился непреодолимой преградой. Зная об этом, Дункан не без внутреннего волнения встал перед человеком в форме Карантинной службы.

– К нам редко прилетают гости с Титана, поэтому вы проходите по лунной категории с уровнем гравитации менее четверти земного, – пояснил ему служащий, – Ваша первая неделя на Земле может быть очень тяжелой, но вы еще молоды и сумеете адаптироваться. Особенно если оба ваших родителя появились на свет…

Карантинный медик заглянул в идентификационный сертификат Дункана и осекся: в графе «мать» стоял жирный прочерк. Далее шли сведения об отце и обстоятельства появления Макензи-младшего. Дункан давно привык к подобной реакции, и она его больше не задевала. Ему даже нравилось видеть удивленные лица тех, кто впервые узнавал о его статусе. К счастью, у карантинного медика хватило ума и такта не задать один глупый вопрос, на который Дункан уже давно выработал автоматический ответ: «Естественно, у меня есть пупок. Самый лучший, какой только можно получить за деньги». Другой распространенный миф, будто клонированные мужчины обладают необычайной смелостью, поскольку не получили «ничего женского», Дункан предпочитал не обсуждать и не оспаривать. Иногда это заблуждение неплохо ему помогало.

Чувствовалось, что в карантинном медике проснулось чисто научное любопытство, однако за Дунканом стояли еще шестеро. Это заставило служащего воздержаться от дальнейших вопросов и отправить Дункана «наверх» – в ту часть космопорта, где поддерживался уровень земной гравитации. Лифт долго полз по «спице» громадного, медленно вращающегося колеса. Стоя в кабине, посланец Титана ощущал, как с каждым метром немилосердно тяжелеет его тело.

Когда лифт наконец остановился, Дункан на негнущихся ногах покинул кабину. Хотя Земля находилась от него в тысяче километров и новообретенный вес был вызван искусственным тяготением, он чувствовал железную хватку бело-голубой планеты. Земля словно вцепилась в него и тянула вниз. Дункан знал: если он провалит испытание, его бесцеремонно отправят обратно на Титан.

Правда, на орбитальной станции существовало нечто вроде ускоренного курса адаптационных тренировок для жителей Луны. Однако этот курс был рассчитан на тех, кто провел детство на Земле, а для Дункана мог оказаться опасным.

Но все страхи забылись, когда он вышел в просторный зал и вновь увидел Землю. Она занимала половину неба, двигаясь мимо широких окон, представляющих собой настоящий шедевр строительства космических сооружений. Дункану не хотелось подсчитывать, сколько тонн воздуха давит на каждый квадратный сантиметр их поверхности. Он встал возле самого окна. Стекло выглядело пугающе тонким. Трудно верилось, что оно – единственная перегородка между воздухом и космическим вакуумом. Стоя перед ним, Дункан испытывал смешанное чувство ликования и тревоги.

Карантинный врач вручил ему контрольный список вопросов, и Дункан со всегдашней своей добросовестностью собирался просмотреть их и дать ответы. Но панорама Земли заставила его забыть об анкете. Дункан так и стоял, переминаясь с ноги на ногу (от непривычной тяжести мышцы ног быстро уставали).

Оборот вокруг Земли порт Ван Аллен делал за два часа, а вокруг своей оси – за три минуты. Через какое-то время Дункан перестал реагировать на эти трехминутные обороты. Для его сознания они стали привычным фоном, как то бывает со звуками или запахами. Потом Дункан дал волю фантазии, представив себя живым спутником, облетающим Землю по орбите. Планета становилась все больше; он двигался, опережая наступающий день.

Увы, облачность и сейчас мешала Дункану рассматривать поверхность Земли. К счастью, в облаках попадались просветы. С такой громадной высоты было невозможно разглядеть какие-либо признаки жизни на планете. И под этим облачным покровом человечество жило тысячелетиями! Трудно поверить, что впервые люди увидели свою планету из космоса лишь триста лет назад.

Дункан продолжал искать следы разумной жизни на Земле, а ее диск постепенно превращался в полумесяц. Его поиски были прерваны системой оповещения: пассажирам, намеревавшимся лететь на Землю, предлагалось собраться у терминала шаттлов, воспользовавшись лифтами номер два и три.

Ему еще хватило времени навестить «Последний шанс» – так называли здесь туалеты, знаменитые не менее, чем обзорные окна. Затем Дункан снова шагнул в кабину лифта и поехал к центру «колеса», где царила невесомость и где пассажиров ждали «челноки», курсирующие между станцией и Землей.

Иллюминаторов в салоне шаттла не было, зато имелись обзорные экраны, вмонтированные в спинки кресел. Экраны позволяли выбирать передний или задний обзор. Выбор между тем не всегда зависел от желания пассажиров, но об этом предпочитали не упоминать. В частности, бортовой компьютер блокировал сцены взлета и посадки, поскольку некоторых пассажиров они шокировали.

Было приятно вновь оказаться в невесомости, пусть всего на пятьдесят минут, пока шаттл не достигнет границ атмосферы. Земля из планеты постепенно становилась целым миром. Дугообразная линия горизонта все более выпрямлялась. Среди облаков мелькнул океанский простор, два или три острова, над которыми бушевал беззвучный шторм.

Дункан ощущал себя школьником, стремящимся найти на глобусе хоть что-то знакомое. Наконец-то! Узкая полоса суши, слева океан, справа – такой же узкий залив. Да это же Калифорнийский полуостров! Шаттл вынырнул из облаков над Тихим океаном и понесся навстречу североамериканскому континенту.

Они летели над горами, которые казались совсем плоскими. Горы сменились пересекающимися каньонами, более похожими на марсианские, чем на земные. «Наверное, Колорадо», – подумал Дункан.

А вот и гравитация! Дункан почувствовал, как его вдавливает в кресло. Дискомфорт был минимальным: устройство кресла и его особо мягкая обивка позволяли равномерно распределить вес тела. Но с появлением гравитации стало трудно дышать. Дункан вспомнил о «Советах пассажирам», находящихся справа от обзорного экрана. «Не пытайтесь дышать глубоко. Делайте короткие, но резкие вздохи; это уменьшит напряжение на грудные мышцы». Дункан последовал совету. Дышать сразу стало легче.

Шаттл несколько раз слегка качнуло. Послышался негромкий рокот, по обзорному экрану разлилось пламя. Компьютер туг же переключил «шокирующее» изображение на задний обзор. Там виднелись быстро удаляющиеся каньоны и пустыни. Их сменили озера явно искусственного происхождения. На водной глади белели пятнышки парусных лодок. Дункан сумел разглядеть след от более крупного судна, идущего на большой скорости. Скорее всего, оно не плыло, а неслось над поверхностью озера, хотя с такой высоты казалось неподвижным.

Очередная смена пейзажа была столь внезапной, что застала Дункана врасплох. Наверное, шаттл снова летел над океаном. Однако нет, вода выглядела совсем по-другому. Дункан не сразу понял, что сейчас они летят над лесными массивами центральной части американского Запада.

Вот оно – убедительнейшее доказательство жизни на Земле, да еще в невообразимых для титанца масштабах. Дункан сразу вспомнил про растительность Титана. На всей его родной планете было менее сотни деревьев, которых берегли и холили. А здесь деревья исчислялись миллионами.

В мозгу мелькнули вычитанные где-то слова: «первозданные леса». Должно быть, так в древности выглядела Земля, пока человек огнем и топором не стал уничтожать деревья, освобождая место для пашен и пастбищ. Теперь, после недолгого периода, который окрестили «сельскохозяйственной эрой», большая часть планеты возвращалась к своему изначальному состоянию.

Дункан прекрасно знал, хотя и с трудом верил, что эти «первозданные леса» лишь немногим старше его деда. Всего двести лет назад здесь простирались поля и стояли дома фермеров. А осенью эти поля расцвечивались золотом созревших пшеничных колосьев. (Смена времен года была еще одной местной реальностью, почти не поддававшейся его пониманию…) На Земле и сейчас хватало фермерских хозяйств. Часть из них принадлежала чудаковатым любителям природы, остальные – биологическим исследовательским центрам. Но катастрофы двадцатого века крепко научили людей в отношениях с природой никогда более не полагаться на силу технологии, когда за ничтожную эффективность приходилось платить слишком высокую цену.

Из-за скорости шаттла солнце опускалось за горизонт гораздо быстрее. На несколько секунд оно замерло – и исчезло. Еще через минуту мир внизу погрузился в темноту.

Однако темнота не была кромешной. Ее пронизывала паутина светящихся нитей, простирающихся до горизонта. Иногда три-четыре линии сходились в один светящийся узел; кое-где светились островки, никак не связанные с общей сетью. Вот и еще одно убедительное доказательство существования разумной жизни. Дункан и не предполагал, что «первозданные леса» окажутся столь населенными. Впрочем, нынешняя иллюминация была более чем скромной. В середине двадцатого века электрическое сияние покрывало миллионы квадратных километров, превращая ночь в день и заслоняя звездное небо.

Где-то в левом углу экрана Дункан вдруг заметил цепочку движущихся огней. Они перемещались не вдоль «паутины», а поверх нее. «Аэроплан», – догадался Дункан. Пассажирский или грузовой, он летел не быстрее облака. На Титане так не полетаешь. Дункан решил при первой же возможности прокатиться на аэроплане.

А потом внизу появился город. Довольно большой. Наверное, жителей в нем было тысяч сто, никак не меньше. Шаттл летел совсем низко. На обзорном экране проплывали дома, дороги, парки, чаша ярко освещенного стадиона. Должно быть, там сейчас шло какое-то состязание. Вскоре город остался позади. Экран заволокло серым туманом, в котором вспыхивали красноватые молнии. Они летели сквозь грозу – по меркам Титана, весьма заурядную. Раскатов грома слышно не было; внешние звуки не проникали в салон шаттла. Зато в пении двигателей появились новые ноты. Дункан почувствовал, что шаттл быстро снижается. Он не представлял, чем должно сопровождаться приземление. А приземление оказалось почти незаметным: легкий толчок – и на экране появился мокрый бетон, залитый разноцветными огнями. Неподалеку стояли какие-то машины. «Автобусы», – догадался Дункан. Рядом с ними сновали юркие машинки технической службы, рассекая фарами дождевые струи.

Через тридцать лет Дункан Макензи вернулся в мир, в котором он появился на свет.

Часть 3
ТЕРРАГлава 17
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ

– Жаль, погода подкачала, – сказал Джордж Вашингтон, – Раньше мы применяли местное управление климатом, но потом решили отказаться.

– Почему? – спросил Дункан.

– Эта система преподнесла нам сюрприз: однажды на День независимости повалил снег. Пришлось даже отменить парад.

Дункан вежливо рассмеялся, не зная, было ли так на самом деле или землянин шутит.

– Ничего страшного, – сказал он Вашингтону. – Для меня это новое ощущение. Я никогда не видел дождя.

Сказанное было почти правдой. Перемещаясь по поверхности родной планеты на вездеходе, он часто попадал в бурю. По внешней стороне ветрового стекла, всего в нескольких сантиметрах от глаз, хлестали ядовитые аммиачные струи. Но здесь с неба струилась безопасная… нет, благословенная вода – источник жизни и на Земле, и на Титане. Там случайно открывшаяся дверца вездехода означала бы мучительную смерть, а здесь… Здесь если он вылезет из машины, то всего лишь промокнет. Однако инстинкты родного мира были сильнее разума. Дункан знал: чтобы выбраться из-под зашиты лимузина, он должен сделать над собой усилие.

Да, его везли в настоящем лимузине! Еще один совершенно новый опыт. Дункан впервые путешествовал в таких тепличных условиях, когда спереди от тебя коммуникационная панель, а сзади – плотно заполненный бар. Поймав его восхищенный взгляд, Вашингтон спросил:

– Впечатляет, правда? Таких машин больше не делают. Это была любимая машина президента Бернстайна.

Нельзя сказать, чтобы Дункан помнил даты жизни всех девяноста пяти президентов, но кое-какое представление о времени правления Бернстайна он имел. Он прикинул возраст машины – и не поверил своим подсчетам.

– Получается, этому лимузину… больше полутораста лет!

– Да, и он прослужит еще столько же. Конечно, кое-что приходится менять. Например, обивку сидений. Ее обновляют каждые двадцать лет. Кстати, это натуральная кожа. Если бы сиденья могли говорить, они бы поведали о разных секретах. В общем-то, они так и делали. Но даю вам честное слово: сейчас все подобные устройства сняты. Все до единого.

– Все до единого? A-а, понимаю, о чем вы, – догадался Дункан, – Но у меня нет никаких секретов.

– Поживете у нас – появятся. Секрета – это наша, так сказать, «местная промышленность». Нехиреющая отрасль.

Пока роскошная старинная машина, повинуясь автоматике, почти беззвучно двигалась по шоссе, Дункан пытался разглядеть места, мимо которых они ехали. Поскольку бесшумных шаттлов еще не изобрели, космопорт находился в пятидесяти километрах от города. Движение на четырехполосном шоссе было на удивление оживленным. Дункан насчитал не менее двадцати машин различных типов и моделей; и хотя все они двигались в одном направлении, шоссе произвело на него тревожное впечатление.

– Надеюсь, все остальные машины тоже снабжены устройствами автоматического управления? – спросил он, не скрывая беспокойства.

Вашингтон недоуменно посмотрел на него.

– Разумеется. У нас уже лет сто как на общественных магистралях запретили ручное управление. Это считается уголовно наказуемым преступлением. Но – увы! Находятся психопаты, которые сами калечатся и калечат других.

Такое признание заинтересовало Дункана. Значит, Земля разрешила не все свои проблемы. В технологическом обществе одной из величайших угроз стал непредсказуемый безумец, переносящий свое подавленное или агрессивное состояние на окружающую технику. Сознательно или неосознанно – это дела не меняло. История последних столетий хранила память об ужасающих техногенных катастрофах, самой известной из которых было разрушение Гондванского реактора, произошедшее в начале двадцать первого века. Поскольку Титан в этом отношении был значительно уязвимее Земли, тема заинтересовала Дункана. Он был бы не прочь продолжить разговор о вопросах технологической безопасности, но не хотел показаться бестактным. Ведь с момента его приземления прошел всего час.

Но даже если бы он и совершил такой faux pas [14]14
  Ложный шаг, проступок (фр.).


[Закрыть], его хозяин не показал бы ни малейшего смущения, а плавно перевел бы беседу на другую тему. За короткое время, прошедшее с момента их знакомства, Дункан понял, что Джордж Вашингтон – опытный дипломат. Уверенность, с какой он держался, не была результатом самовоспитания. Недаром его генеалогическое древо уходило на несколько столетий вглубь. Но чего Дункан никак не мог понять, так это внешнего облика землянина. Смуглокожий, элегантно и дорого одетый, Джордж Вашингтон был невысокого роста, лысый и довольно полный. Больше всего Дункана удивляли его лысина и полнота. В двадцать третьем веке и то и другое легко исправлялось. Правда, эти особенности существенно отличали его от остальных людей. Наверное, причина скрывалась в желании Вашингтона выглядеть не так, как все. Эта тема была еще деликатнее вопросов безопасности на дорогах. Дункан понял, что ее лучше не касаться, пока он как следует не познакомится с Вашингтоном. Возможно, ее лучше не касаться вовсе.

Лимузин ехал по изящному мосту, перекинутому через широкую и довольно грязную реку. Дункан еще никогда не видел настоящих рек с настоящей водой. Однако в дождливый вечер вода показалась ему отталкивающе-холодной.

– Потомак, – пояснил Вашингтон. – Сейчас вам вряд ли понравится эта река. Но в солнечный день, после того как весь ил уйдет вниз по течению… Тогда ее воды сияют голубизной. Даже не верится, что на возрождение Потомака понадобилось двести лет… А это «Уотергейт» [15]15
  «Уотергейт» – комплекс деловых и гостиничных зданий, построенный в 1967 г. Приобрел всемирную известность в связи с политическим скандалом, разразившимся в 1973–1974 гг. и повлекшим импичмент тогдашнего президента Ричарда Никсона.


[Закрыть]. Не настоящий, конечно. Тот снесли в последние годы двадцатого века, хотя демократы требовали сохранить отель как национальный памятник… Зато Центр Кеннеди [16]16
  Центр Кеннеди – расположенный неподалеку от «Уотергейта» центр сценического и музыкального искусства. Построен в 1971 г.


[Закрыть]сохранился в более или менее первоначальном виде. В прошлом находились архитекторы, предлагавшие свои проекты реставрации Центра. Но потом это стало считаться дурным вкусом. Зачем подновлять историю?

Они ехали по Вашингтону, все еще купающемуся в лучах былой славы (хотя дождливая погода несколько портила впечатление). Дункан читал, что за триста лет город мало изменился. Так оно и было. Большинство правительственных и общественных зданий бережно сохранялись, поэтому, как утверждали критики, Вашингтон представлял собой крупнейший в мире «жилой музей».

Вскоре машина свернула в проезд между красивыми, тщательно ухоженными лужайками. С приборной панели лимузина донеслось негромкое «бип-бип», а под рулевым колесом вспыхнул сигнал: «ПЕРЕЙТИ НА РУЧНОЕ УПРАВЛЕНИЕ». Джордж Вашингтон опустил руки на руль. Скорость понизилась до двадцати километров в час. Машина неспешно катилась мимо цветочных клумб и замысловато подстриженных кустов. Проехав еще немного, Вашингтон затормозил у крыльца старинного здания, которое было слишком велико для частного дома и слишком мало для отеля. Тем не менее это был отель, о чем свидетельствовала замысловатая надпись, выполненная старинными, трудночитаемыми буквами на фронтоне крыльца: «ОТЕЛЬ «СТОЛЕТИЕ»».

Похоже, профессор Вашингтон обладал сверхъестественной способностью предупреждать вопросы.

– Это здание построил в конце девятнадцатого века один железнодорожный король. Казалось бы, забота о Конгрессе. Здесь останавливались конгрессмены и высокопоставленные гости. Но эта забота принесла королю железных дорог несколько тысяч процентов прибыли. На время торжеств наш комитет снял все здание. Большинство официальных гостей мы разместим здесь.

Здесь Дункан в очередной раз был удивлен, даже ошеломлен. На Титане детей с ранних лет учили все делать самостоятельно. Обслуживанием занимались сервомеханизмы, но никак не люди, и слою «слуга» Дункан привык считать достоянием истории. И вдруг к нему подбежали двое чернокожих людей в вычурных старинных одеждах. Они взялись нести его скромный багаж. Один из швейцаров (в памяти Дункана всплыло другое старинное слово) обратился к нему на приятном, мелодичном языке. Дункан не понял ни единого слова.

– По-моему, вы переигрываете, Генри, – с легким упреком заметил ему профессор Вашингтон. – Возможно, вы прекрасно владеете условным языком рабов, но какой от него толк, если ваши слова понимает лишь горстка историков лингвистики? Кстати, где вы раздобыли этот грим? Думаю, мне он тоже понадобится.

Человек, которого звали Генри, что-то ответил, но Дункан опять ничего не разобрал. Пока они с Вашингтоном поднимались в кабинке лифта, похожей на золоченую птичью клетку, тот сказал:

– Боюсь, профессор Мерчисон слишком глубоко проникся духом тысяча семьсот семьдесят шестого года. Однако это свидетельствует об очевидном прогрессе. Если бы лет двести назад ему предложили сыграть роль своего бесправного предка – пусть всего лишь на время торжеств, – он бы расшиб вам голову. А сейчас – сейчас он просто наслаждается своей ролью, и мы бы ни за что не смогли уговорить его вернуться в аудитории Джорджтаунского университета.

Вашингтон взглянул на свою пухлую шоколадно-коричневую руку и вздохнул.

– Становится все труднее и труднее найти человека с настоящей черной кожей. Поверьте, я вовсе не расовый сноб, – поспешно добавил он, – но мне будет грустно, когда у всех нас окажется одинаковая темноватая кожа. Думаю, вы сознаете свое неоспоримое преимущество.

От удивления Дункан едва не раскрыл рот. Цвет собственной кожи заботил его не больше, чем цвет собственных волос. Просто никто. и никогда не заострял внимания ни на том ни на другом. Дункан вообще не думал о себе как о чернокожем. Только сейчас он заметил (не без удовольствия), что кожа у него темнее, чем кожа Джорджа Вашингтона, потомка африканских правителей.

Когда Вашингтон распрощался и оставил его в гостиничном номере, Дункан облегченно вздохнул. Теперь можно не заботиться об учтивом выражении лица и не думать над каждой фразой. А главное – не делать вид, что бодро держишься, когда в действительности едва стоишь на ногах. Дункан рухнул в одно из невообразимо мягких кресел. Спинка кресла покорно откинулась назад, словно эта мебель была специально сконструирована для обитателей планет с пониженной гравитацией. Вашингтон оказался заботливым и предусмотрительным хозяином. Но Дункан знал: пройдет немало времени, прежде чем он освоится в этом мире.

Гравитация, конечно же, была самым убедительным напоминанием, что он не на Титане. Однако существовали и десятки других, ощущаемых не столь резко. Взять хотя бы величину этой комнаты. По титанским меркам она была просто огромной, а такую роскошную мебель Дункан видел только в исторических пьесах. Впрочем, он и сам сейчас находился в гуще истории. Здание отеля строили во времена, когда не то что ракеты – самолеты считались техническим курьезом. И в убранстве номера господствовали вещи той эпохи. Шкафы, полные изящной стеклянной посуды, живописные полотна, старомодные фотографии чопорных, давно забытых знаменитостей. Возможно, среди них были и снимки того, настоящего Вашингтона… Нет, здесь он хватил через край. Фотография появилась уже после смерти первого президента Соединенных Штатов. Дункан разглядывал тяжелые портьеры. Конечно, на Титане ничего подобного не было и быть не могло. Даже на уровне голографических изображений, хранящихся в Центральной библиотеке.

Коммуникационная консоль была значительно моложе шкафов и портьер, но и ее возраст насчитывал не менее ста лет. Она состояла из знакомых Дункану элементов: серого экрана, буквенно-цифровой клавиатуры, видеокамеры и звуковых колонок. Старомодный вид выдавал их возраст. Почувствовав, что ему хватит сил добраться до консоли, Дункан поднялся, осторожно ступая, прошел туда и плюхнулся в менее мягкое и удобное кресло.

Тип устройства и серийные номера, как обычно, находились сбоку. Вот и дата: 2183 год. Значит, он правильно угадал: консоли почти сто лет. Дункан оглядел консоль. Никаких следов изношенности, если не считать слегка стертой поверхности на клавишах букв Е и А Впрочем, откуда взяться износу, если во всем устройстве ни одной движущейся части?

Коммуникационная консоль стала для Дункана еще одним ощутимым напоминанием, что Земля – древний мир и здесь умеют сохранять прошлое. И всегда умели, если не считать нескольких столетий неразумного потребления, когда главным критерием была новизна вещей. Но времена подобного расточительства давно миновали. Сейчас, если устройство работало нормально, его не торопились менять только из-за устаревшего внешнего вида. Другое дело, если оно ломалось или если появлялось кардинально новое поколение устройств. Конфигурация консоли (особенно ее домашнего варианта) сложилась еще в начале двадцать первого века. Дункан был готов держать пари, что на Земле есть консоли, исправно работающие более двухсот лет.

Более двухсот лет. А ведь это даже меньше, чем десятая часть мировой истории. Впервые в жизни на Дункана навалилось сознание собственной никчемности. До сих пор он скорее в шутку думал, что терранцы сочтут его варваром с задворок Солнечной системы. Сейчас же он с горечью признавался себе, что в этой шутке есть солидная доля правды.