Текст книги "Фонтаны рая. Научно-фантастический роман"
Автор книги: Артур Чарльз Кларк
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
И еще одна любопытная деталь, связанная с Яккагалой – Сигирией. За галереей «зеркальной» стены ступени вновь круто забирают кверху. Там, на Львиной террасе, когда-то стояло циклопическое изображение льва. От него действительно уцелели лишь две когтистые лапы, стерегущие последнюю лестницу перед дворцом. Гигантские двухметровые когти изваяны столь реалистично, что это позволило местному палеонтологу Дирантале определить по ним даже подвид ныне исчезнувшего сингальского льва! Недаром ланкийские мудрецы не делали различия между наукой и искусством. Как тут не вспомнить еще один эпиграф к «Фонтанам рая»? Слова Джавахарлала Неру о времени науки, времени одухотворенности?
В них-то и заключена сокровенная суть романа, подобно тому, как название его родилось из поэтической метафоры Мариньолли, придумавшего зачем-то фонтаны, о которых молчат ланкийские хроники… Впрочем, это не столь уж и важно. Пусть не было фонтанов, но был бассейн, и дворец, и высокий трон. С мраморной платформы, на которой во времена оны покоилось тронное кресло, как балдахином осененное девятиглавой коброй, раскрываются необозримые дали. В ясный день зоркий глаз может различить даже белые ступы Анурадхапуры. Это, возможно, преувеличение, ибо древняя столица далека, да и до Полоннарувы и тем более до Канди тоже весьма неблизко. Однако впечатление такое, будто видишь всю страну сразу. Синие горы, террасы рисовых полей, глинобитные хижины и белые храмы в манговых рощах! Словно длится и длится завороженное время сигирийских красавиц. Пусть от дворца уцелели лишь эти остатки кирпичной кладки, но разве не так же наливается зерно на рисовых чеках? И разве повсюду – вдоль дорог и по берегам прудов – не качаются на ветру все те же грациозно изогнутые пальмы? Тысячи лет утоляли они голод и жажду, давали свет и лекарство от болезней, нехитрую крестьянскую утварь, повозку и лодку. Из пальмового дерева строились дома, крыли их пальмовым листом. Хмельным кокосовым араком прогоняли грусть, раскалывали перед храмом орехи, испрашивая у богов доброго пути. Кокосовым молоком обмывали новорожденного и опускали в висячую колыбельку из пальмового волокна. Когда же наступал час расставания, метили место сожжения сухим соцветием все той же безотказной пальмы, отгонявшей зло даже в потустороннем мире.
Пока в придорожной часовне наш шофер раскалывал перед изображением белого коня – покровителя транспорта – кокосы, я спустился к озеру набрать голубых гиацинтов. Девушка в желтом сари уже вышла из воды и беспричинно улыбалась окружающему великолепию.
Мне показалось, что я знал ее раньше. Сразу вспомнились стихи на «зеркальной» стене:
«Счастлив тот, кто видит эти розовые пальцы»…
«Ее глаза подобны голубой кувшинке, кто же она, эта очаровательная дева»…
Это о ней писали древние поэты.
Это для нее светило солнце сегодняшнего дня…
Вот и все, что мне хотелось сказать о скале… Вернее, о научно-фантастической поэтике Кларка и реальных ее опорах. В заключение несколько слов о деталях, характерных, значительных. Золотых бабочек, точнее солнечно-желтых, я не раз встречал в тропиках. Они действительно появляются целыми стаями. Это взрыв популяции, связанный с неведомыми для нас циклическими процессами. Можно лишь гадать, почему у Кларка это связалось как-то с воинством Калидасы. Или почему вдруг вспомнил о тех же желтых бабочках Маркес в своем великолепном романе «Сто лет одиночества». Бессмысленно спрашивать, бесплодно искать прямые сочленения и жесткие связи. «Таков поэт, – отвечал на подобные вопросы Пушкин, – как аквилон, что хочет, то и носит он»…
Художника принято судить по закону, который он сам же создал. Кларк, как всегда, удивительно верен себе. И в своих фантазиях, и в твердом научном фундаменте, то есть в реалиях-опорах.
«Звездоплан», к визиту которого в Солнечную систему вновь и вновь мысленно возвращается Морган, во многом подобен «Раме» (вспомним «Свидание с Рамой» и заодно эпиграф из поэмы Калидасы). Это сама идея водит пером автора, продолжая развертывать спиральные витки, возвращаясь «якобы к старому», чтобы с удвоенной силой устремиться к неведомому, к новому. Дело не в инженерной сути проекта «космического лифта». Едва ли он способен поразить воображение искушенного знатока научной фантастики. Скорее напротив, он – здесь позволительно прибегнуть к терминологии Нильса Бора, – представляется мне «недостаточно сумасшедшим», чтобы превратиться в реальность. И уж, конечно, не в отдельных мелочах, вроде нитевидного кристалла.
Но дело, повторяю, не в них. И вообще, все давно знают, что наука всемогуща. И тем не менее я хочу сказать именно о том, что не присуще науке как методу познания. Я думаю о мгновенном, законченном в себе самом синтезе и символически обобщенном «образе мира, в слове явленного», как безупречно определил Пастернак.
Не только «алмазную» башню, соединившую землю с синхронным спутником, но и отголосок вавилонского столпотворения почувствуем мы в романе.
Не только космический лифт, но и древние ступени «лестницы богов» позовут нас в зияющую бездну, в мерцающую бесконечность пространств. Пусть неявно, пусть как бы «за кадром», но главное для Кларка – это устремленность к космическому разуму высших порядков, предчувствие далекого завтра Земли, прекрасное и трагическое одновременно.
– Допустим, вам будет дано взойти по такой лестнице, – сказал я Кларку. – О чем вы спросите галактических собратьев?
– Конечны или бесконечны пространство и время, – его вопросы были давно продуманы. – Всюду ли жизни сопутствует смерть?.. Впрочем, нет, прежде всего я спросил бы о том, как победить рак.
– Значит, на первый план вы ставите частное, а не общее, животрепещущую сиюминутность, а не вечную и отрешенную истину?
– Человек меняется, добреет, – мелькнула лукавая улыбка, – особенно на этом острове, где ощутимо слышится переплеск райских фонтанов.
Райской жизни никогда не было под роскошной кокосовой сенью реального Тапробана. Португальцы, голландцы, британские экспедиционные корпуса – кто только не прошел с крестом и мечом по заповедным тропам, хранящим память о посольствах царя-миротворца Ашоки, проклявшего саму идею войны.
Большую часть жизни Кларк провел в Англии, в гордой своим могуществом метрополии обширнейшей империи мира. Цейлон в британской короне считался жемчужиной далеко не первой величины, рядовым заморским владением, куда Альбион посылал своих сыновей «на службу полудетям, а может быть, чертям». Но вопреки псевдоромантике колониализма Кларк не различал в едином море общечеловеческой культуры второстепенных и главных струй, западных и восточных течений.
Ныне духовная сокровищница народов Шри Ланки стала для него животворным источником творческого вдохновения. Он обрел свою единственную вершину.
Где пришли к Киплингу эти волшебные строки?
В Гималаях? В Бирме, когда заря налетает, как гром? Или здесь, на вершине Адама, бросающей четкую тень на редеющую с каждой минутой завесу розовых облаков?
Что там, за жемчужным туманом? Что там, за спиралями галактик?
Еремей Парнов
ПРЕДИСЛОВИЕ
От райских кущ до Тапробана каких-нибудь сорок лье: замри и услышишь плеск Фонтанов рая.
Автор неизвестен.Приведено в записках странствующего монаха Мариньолли (1335 г.)
Страны, которую я назвал Тапробаном, строго говоря, не существует, и тем не менее на девять десятых это остров Цейлон (ныне Шри Ланка). Из послесловия читателю станет ясно, какие географические объекты, исторические события и герои взяты из жизни, – а пока убедительно прошу поверить мне на слово: чем неправдоподобнее рассказ, тем ближе он к действительности.
Название «Тапробан» нередко произносится «Тапробейн», как если бы оно рифмовалось с «Рейн». Между тем еще Мильтон в 4-й книге «Возвращенного рая» писал о сокровищах «Индии, золотого Херсонеса и самого дальнего из индийских островов – Тапробана…»
Часть I. ДВОРЕЦ
1. КАЛИДАСА
Корона становилась тяжелее с каждым годом. Когда преподобный Бодхидхарма Маханаяке Тхеро скрепя сердце возложил корону ему на голову, принц Калидаса удивился, что она так легка. Теперь, 20 лет спустя, царь Калидаса с радостью обходился без инкрустированного бриллиантами золотого обруча, если позволял этикет.
Но посланцы из чужих стран редко испрашивали у него аудиенцию на грозных высотах Яккагалы. Многие из тех, кто совершал сюда путешествие, поворачивали назад перед последним участком Пути, идущим прямо сквозь пасть припавшего к земле льва, который, казалось, вот-вот прыгнет со склона горы. Настанет день, когда и он, Калидаса, будет слишком немощен, чтобы добраться до собственного дворца. Но вряд ли он доживет до этого: многочисленные враги избавят его от унизительной старости.
Враги эти уже собирались вокруг. Калидаса посмотрел на север, словно мог увидеть там армии своего сводного брата Малгары, возвращавшегося на родину, чтобы заявить права на запятнанный кровью трон Тапробани. Но эта угроза была еще далеко, за морями. Гораздо более терпеливый и коварный враг таился рядом, на юге. Идеальный конус священной горы Шри Канды, возвышавшийся над центральной долиной, с незапамятных времен вселял благоговейный страх в сердца всех, кто его видел. Калидаса никогда не забывал о его безмолвном присутствии и той силе, которая стояла за ним.
А ведь у Маханаяке Тхеро не было ни армий, ни боевых слонов. Верховный Жрец был всего лишь старик в оранжевой тоге… непостижимым образом влиявший на судьбы царей.
В прозрачном утреннем воздухе Калидаса ясно видел храм на вершине Шри Канды, уменьшенный расстоянием до размеров наконечника белой стрелы. Отсюда до храма всего три дня пути: первый – по царский тропе через леса и рисовые поля, и еще два – в гору по каменной лестнице. Но Калидасе никогда туда не подняться: там его ожидал единственный враг, которого он не мог победить. Иногда царь завидовал пилигримам, глядя на тонкую цепочку факелов, движущуюся вверх по склону. Последний нищий мог встретить рассвет на Священной Горе, правитель Тапробани – нет.
Но у него были свои утешения. Вокруг, обнесенные крепостным валом и рвом, раскинулись Райские Сады с прудами и фонтанами, на которые он растратил богатства своего царства. А когда они надоедали, к услугам Калидасы были горные девы – двести неподвластных времени Бессмертных, с которыми он часто делил свои мысли, потому что никому другому не доверял.
С запада донеслись раскаты грома. Муссон запаздывал этой весной; искусственные озера, снабжавшие водой оросительную систему острова, были почти пусты. В том числе самое большое, которое подданные Калидасы осмеливались по-прежнему называть по имени его отца – «море Параваны». Оно было закончено всего 30 лет назад. Принц Калидаса гордо стоял рядом с отцом, когда впервые открылись огромные ворота шлюза и животворная влага хлынула на томимые жаждой поля. Во всем царстве не было зрелища прекраснее, чем зеркало огромного рукотворного озера, в котором отражались купола и шпили Ранапуры – старой столицы, покинутой Калидасой ради своей мечты.
* * *
Сверкая оранжевым одеянием на фоне белой стены храма, Маханаяке Тхеро – восемьдесят пятый по счету – медленно подошел к парапету. Далеко внизу лежала шахматная доска рисовых полей, протянувшихся от горизонта до горизонта, темные нити оросительных каналов, голубое мерцание «моря Параваны» и на той стороне священные купола Ранапуры, призрачными пузырями плывущие по небу. Цвета и очертания этой мозаики менялись не только от сезона к сезону, но и с каждым облаком.
Лишь серая глыба Утеса Демона мешала изысканности ландшафта. Утес казался самозванцем, вторгшимся в чужие владения. Действительно, легенда гласит, что Яккагала – обломок одной из гималайских вершин, оброненный обезьяньим богом Ханумадом…
С такого расстояния, естественно, нельзя было как следует рассмотреть дворцовые строения, смутно различалась лишь линия крепостного вала вокруг Райских Садов. Однако воображение Верховного Жреца отчетливо рисовало ему огромные львиные когти, выступающие из гранитного откоса, а наверху – зубчатые стены, по которым, казалось, все еще бродит преданный проклятью царь.
Сверху раздался грохот; он нарастал с каждой секундой, достигнув наконец такой мощи, что казалось, задрожала гора. Сотрясая воздух непрерывными, незатухающими толчками, гром стремительно пронесся по небу к востоку и замер вдали. Это не предвестник муссонов: их не будет еще три недели. Служба Муссонов не ошибается. Это другое. Придется, как всегда, послать, протест на мыс Кеннеди или русским. И как всегда, безрезультатно. Вот Калидаса нашел бы управу на диспетчеров космических линий, которых волнует лишь стоимость веса, поднятого на орбиту… Приказал бы посадить на кол, бросить под подкованные ноги слонов, опустить в кипящее масло…
Да, двести веков назад жизнь была проще.
2. ИНЖЕНЕР
Друзья, число которых сокращалось с каждым годом, звали его Иохан. Остальному миру он был известен как Раджа. Полное имя отражало пятьсот лет истории: Иохан Оливер де Альвис Шри Раджасинха. Его деятельность принесла ему благодарность всего человечества. Никто не верил, что он надолго удалится от дел.
– Не пройдет и полугода, как вы вернетесь, – сказал ему Президент Мира. – К власти, вы знаете, привыкаешь.
Тогда, 20 лет назад, Раджасинха числился Особым Посланником по Политическим Делам, подчиняющимся только Президенту и Совету, и весь его штат никогда не превышал десяти человек – одиннадцати, если считать АРИСТОТЕЛЯ (к Ари у него до сих пор было прямое подключение, так что они по-прежнему беседовали несколько раз в год). Но вмешательство Раджасинхи всякий раз кончалось одинаково – Совет принимал его рекомендации.
Он, Посредник, появлялся во всех взрывоопасных точках планеты, сглаживая острые углы, не давая вспыхивать кризисам, манипулируя правдой с поразительным мастерством. Ложь была бы гибельна. Без непогрешимой памяти Ари ему бы ни за что не удалось держать под контролем ту сложнейшую паутину, которую подчас приходилось плести, чтобы человечество жило в мире. Когда же он начал получать удовольствие от этой игры, пришло время из нее выйти.
За прошедшие 20 лет Раджасинха ни разу не пожалел о своем решении. Он вернулся к полям и лесам своей юности и жил теперь в километре от огромного мрачного утеса, который господствовал над его детством. Его вилла находилась внутри широкого рва, окружающего Райские Сады, и фонтаны, построенные Калидасой, били теперь в саду Иохана после того, как промолчали две тысячи лет. Вода по-прежнему текла по старым каменным акведукам; ничего не изменилось, разве что цистерны на вершине утеса наполнялись теперь электрическими насосами. То, что ему удалось поселиться на этом пропитанном ароматом истории участке земли, доставило Иохану удовольствие, которого он не испытывал на протяжении всей своей жизни, – сбылась мечта, в осуществление которой он никогда по-настоящему не верил…
На небе уже полыхал неистовый, как всегда на Тапробани, закат, когда между деревьев показался небольшой трехколесный электромобиль и, бесшумно подкатив, остановился у гранитных колонн портика.
По долгому и печальному опыту Раджасинха научился не доверять первым впечатлениям, но и не пренебрегать ими. Он ожидал, что Ванневар Морган под стать своим достижениям, крупный, внушительный мужчина. Инженер, напротив, оказался значительно ниже среднего роста и выглядел даже хрупким. Однако его сухощавое тело состояло из одних мышц, а по лицу, обрамленному иссиня-черными волосами, ему никак нельзя было дать его пятидесяти двух лет.
Даже в те дни, когда Раджасинха находился на государственной службе, ему не приходилось иметь дело с Всемирной Строительной Корпорацией – деятельность ее трех огромных отделов – «Суша», «Океан», «Космос» – освещалась меньше, чем работа любого другого органа Всемирной Федерации. Лишь в случае какой-нибудь технической катастрофы и при конфликтах с Историческим Обществом или Обществом Защиты Окружающей Среды ВСК возникала из тени. Последнее столкновение такого рода было связано с Антарктическим Трубопроводом – этим венцом инженерного искусства XXI века, предназначенным для перекачки разжиженного угля из гигантских полярных месторождений на электростанции всего мира. В состоянии экологической эйфории ВСК предложила уничтожить последнюю, еще оставшуюся секцию трубопровода и вернуть эти земли их исконным владельцам – пингвинам. Немедленно раздались крики протеста со стороны индустриальных археологов, возмущенных таким вандализмом, и биологов, которые указывали, что пингвины прямо-таки обожают заброшенный трубопровод. Он предоставил им жилищные условия, какие им раньше и не снились, вызвав демографический взрыв, с которым еле справлялись касатки. Так что ВСК отступила без боя.
Раджасинха не знал, принимал ли Морган участие в этом мелком конфликте. Да это и не имело значения – имя Главного Инженера отдела «Суша» было связано с величайшим триумфом Корпорации…
Его творение окрестили Сверхмост, и с полным на то основанием. Вместе со всей планетой Раджасинха наблюдал, как «Граф Цеппелин» – сам по себе одно из чудес века – бережно поднял последнюю его секцию в небо. Все роскошное оснащение дирижабля было снято, чтобы избавить его от лишнего веса, из знаменитого плавательного бассейна спустили воду, а реакторы подавали избыточное тепло в газовые секторы оболочки, чтобы увеличить его подъемную силу. Впервые в истории тысячетонный груз был поднят на три километра, и все сошло без сучка, без задоринки.
Теперь каждый корабль, проплывающий мимо Геркулесовых Столбов, салютует самому грандиозному мосту, построенному руками человека. Одинаковые пятикилометровые башни у слияния Средиземного моря и Атлантического океана сами по себе являются высочайшими сооружениями в мире. Их разделяют пятнадцать километров пустого пространства, перекрытого неправдоподобно легкой аркой Гибралтарского Моста. Да, встретиться с его создателем – большая честь, даже если тот опоздал на час.
– Приношу мои извинения. Посредник, – проговорил Морган, выходя из мобиля. – Надеюсь, задержка не причинила вам неудобств.
– Отнюдь, я хозяин своего времени. Но нам придется отложить разговор. Через полчаса я с друзьями иду на Утес. Там дают светозвуковое представление. Буду рад, если вы к нам присоединитесь. Он видел, что Морган колеблется. – Я представлю вас в качестве доктора Смита из Тасманского университета. Уверен, мои друзья вас не узнают.
– Я в этом не сомневаюсь, – сказал Морган, и от Раджасинхи не ускользнуло мгновенное раздражение, мелькнувшее на лице гостя. Доктор Смит. Прекрасно. С вашего разрешения, я воспользуюсь пультом связи.
«Интересная реакция, – подумал Раджасинха, провожая гостя внутрь виллы. – Рабочая гипотеза: Морган недоволен своей жизнью, даже разочарован в ней. Но он ведущий специалист в своей области. Чего ему не хватает?»
Ответ мог быть только один: Раджасинха внезапно вспомнил, что колоссальную радугу, соединяющую Европу и Африку, почти всегда называют просто Мост… иногда – Гибралтарский Мост… и никогда Мост Моргана.
«Ну, доктор Морган, – подумал Раджасинха, – если вы ищете славы, здесь вы ее не найдете. Так зачем же, скажите на милость, вы приехали на наш маленький Тапробани?»
3. ФОНТАНЫ
День за днем слоны и рабы, выбиваясь из сил, тащили под жгучим солнцем бесконечные ведра с водой вверх по склону Утеса. И вот наконец царский двор собрался в Райских Садах под шатрами из яркой ткани.
Все глаза были прикованы к Утесу Демона и крошечным фигуркам, движущимся по его вершине. Взвился флаг, далеко внизу пропел рожок. У подножия Утеса рабы, как безумные, работали рычагами, тянули канаты. Однако время шло, и ничего не происходило.
Царь нахмурился, и придворные затрепетали. Даже опахала приостановились на миг, но тут же задвигались еще быстрее. От подножия Яккагалы донесся крик. Радостный и торжествующий, он становился все громче и громче, по мере того как его подхватывали на обрамленных цветами дорожках. А вместе с ним раздался и еще один звук, не такой громкий, однако у всех, кто его слышал, возникло ощущение, что какие-то затаенные силы неудержимо рвутся к своей цели.
Один за другим, словно по волшебству возникнув из-под земли, взметнулись к безоблачному небу тонкие водяные стебли. На высоте, в четыре раза превышающей рост человека, на них распустились цветы из брызг. Солнечный свет окрашивал водную пыль всеми цветами радуги, делая зрелище еще более прекрасным и необычным. Никогда за всю историю Тапробани его жители не были свидетелями такого чуда.
Почти так же незаметно, как заходило солнце, фонтаны теряли высоту. Вот они вровень с человеком; наполненные с таким трудом резервуары почти опустели. Но царь был доволен; он поднял руку, струи фонтанов снизились и вновь поднялись, словно отдали последний поклон трону, затем беззвучно опали. Пруды снова стали зеркальными, заключив в свои берега отражение бессмертного Утеса.
– Рабы хорошо потрудились, – сказал Калидаса. – Отпустить их на волю.
Здесь, у подножия Утеса, он создал задуманный им Рай. Осталось одно – устроить Небеса на его вершине.
