Текст книги "Осень № 27"
Автор книги: Артемий Котрик
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
В который раз, к тебе я прикоснусь.
Своей рукой, от холода к шершавой коже.
И вздрогнешь ты, когда к тебе прижмусь.
И вот огонь, в камине догорает.
Мелькнут угли, как звезды в небесах.
И эта ночь, что дом слегка ласкает.
Она как я, живет себе в стихах.
Моя ладонь, в извилистых дорогах.
Всё не понять, куда судьба меня ведёт.
И изо льда за окнами осколки.
Напомнят мне, в разлуку сердце чем живёт.
Когда рассвет, ворвётся в дом остывший.
Исчезнешь ты, как призрак, в разуме огней.
Следы духов на простыне застывши.
Напомнят мне, тебя во вспышке дней.
Письмо Надежде.
Тебе пишу моя Надежда.
Что тесен стал мне мир чужой.
Тугой сжимает мне одеждой.
Сердце странный день – изгой.
Мне с прошлым жить как неуютно.
Тебе хочу я рассказать.
Во сне как будто непробудном.
Всё тот же день в глазах опять.
Зачем я был тогда бродягой?
Под сердцем гордость вместо зла.
И нараспев с железной флягой.
Я шёл туда, где ночь жила.
А ведь тогда, лишь только двадцать.
И над губой чернел пушок.
Мгновений у весны семнадцать.
Машин со свадеб был поток.
Я так хотел придумать песню.
Где б плыл по озеру ковчег.
Где б я погиб потом воскреснул.
В новейший светлый тёплый век.
А ты не спишь и не гуляешь.
Мечтать об этом нету сил.
Но ты под вечер вспоминаешь.
Что я тобой лишь дорожил.
Тебе пишу моя Надежда.
И многоточий полон лист.
И ты прости меня невежду.
Что я по жизни романист.
Сколько зим на плечах я сносил.
Сколько зим на плечах я сносил.
Сколько лет я впустую истратил.
Я себе много раз говорил.
То что я предпринять был не вправе.
Да и чистой река не бывает.
Есть в душе человеческой грех.
Тот кто странникам дверь открывает.
Тот лишь хочет продать за грош смех.
Этот день лет как сто подзабытый.
Сном вернется в бескваженный дом.
И средь памяти пылью покрытой.
Вдруг разбудит и выбежит вон.
За окном лишь качает деревья.
Ветер буйный опять за стеклом.
Тяжело мне сказать слово верю.
Когда будем с тобою вдвоём.
У поэта есть право на слово.
Перед богом посредством стихов.
Оказавшись в краю незнакомом.
Расспросить о судьбе без грехов.
Он поведает правду как тайну.
Даже то чего быть не могло.
Даже встречу была что случайной.
Он рассудит её мне на зло.
Может быть это тусклое лето.
Мне пыталось и что-то сказать.
Я искал и всё думал, что где-то.
Суждено мне её повстречать.
Но она по мотивам рассказов.
Тех что я никогда не любил.
Растворилась в дороге бессвязной.
Память я как рубашку носил.
А слова словно листья что с веток.
На холодной застынут земле.
Все исчезнет не будет ответа.
Унесет их на зима на крыле.
Как не легко порой поверить в чудо.
Как не легко, порой поверить в чудо.
До крови сжав, свой старый медный крест.
И клялся я, что долго не забуду.
Даренный мне, по воле божьей жест.
Пронзает боль, мне голову в раздумье.
В чернильных пятнах, погрязли рукава.
Как капитан в холодном, грязном трюме.
Я пил за жизнь, и смерть всегда до дна.
Прости прощай, давнишняя подруга.
Мне суждено, на век тебя забыть.
Мне не легко день ото дня по кругу.
Я не могу по новому любить.
Пусть на веку так много дней нечетных.
И много четных, живут в календаре.
Я сердце нес, в колеблющих частотах.
И эта ночь застряла в октябре.
А первый снег, он таял ранним утром.
Когда ещё, тепла была кровать.
И этот мир что с улицей безлюдной.
Мне дорог был, как любящая мать.
Как не легко порой поверить в чудо.
И горький хмель и каплей ни в глазу.
Как мне нужна той юности минута.
Где тереблю, я девичью косу.
Мой первый снег водой стекал по окнам.
Я разглядел, сквозь капли и стекло.
Что этот путь дорогами изогнут.
Как будто мне, как будто мне на зло.
Засыпай моя тихая родина.
Засыпай моя тихая родина.
О войне пусть по прежнему врут.
И не выстрелы с пальцев юродивых.
Это ты слышишь в небе салют.
Много помнят усталые руки.
Как сжимали старинный топор.
Капли крови застыли порукой.
За грехи жрущих сердце как хорь.
Сам в степях родных долго я не был.
Все как будто по новому вновь.
Снова дождь серый день словно пепел.
И на пальцах застывшая кровь.
И на землю упавшие тени.
Мне позволят на миг позабыть.
О патронах, и дранных мишенях.
И о жизни короткой как нить.
Отдыхай моя гордая родина.
Там на скалах есть имя твоё.
Не забудут тебя и двухсотые.
Что погибли в обнимку с ружьём.
О тебе моя гордая родина.
Во весь голос как прежде пою.
В этом мире, где спряталась оттепель.
Я с ружьём как и прежде в строю.
Иконы.
Притаилась за чёрной рубашкой.
Так знакомая сердцу печаль.
Мне б раскрыть бы её нараспашку.
Обжигает пусть ветер, как сталь.
Не смотрите так грозно иконы.
Глазом смертного красного дня.
Знаю я что вы мной огорчены.
То что я к вам пришёл без креста.
Только болью не выпросить время.
То что в памяти бьёт по часам.
Мы как будто голодное племя.
Ищем жертву на радость глазам.
Тоже небо с белыми комками.
В золотом свете ярых огней.
Медный звон ты взыграй над церквами.
О любви позволь вспомнить моей.
Там где реки во сне долгожданном.
Разбиваются вновь о скалу.
Только гостем я стал нежеланным.
Пыль глотал я, а позже золу.
Не смотрите так грозно иконы.
Глазом смертного черного дня.
Знаю я что вы мной огорчены.
Не нашёл по дороге креста.
Как луна мне с тобой хорошо.
В сине – белом ночном отражении.
Вижу улицу, дом, да фонарь.
Жизнь моя словно буквы и чтение.
Жизнь моя породившая тварь.
Да и надпись на старой скамейке.
Мне в глаза скажет вновь не впопад.
Но за юность бить в сердце не смейте.
Когда дождь и на улице град.
В свете тусклого блеклого света.
Что струится по сонным плечам.
Я оставил вопрос без ответа.
Поклонившись скупым палачам.
Сон прилег на зажмуренных веках.
Новый день мне спешит подарить.
Не был богом, а был человеком.
Чтоб узнать что такое любить.
В старом доме сто лет все как прежде.
Те же старые книги в пыли.
Раздавал золотые монеты.
Не заметив как сам на мели.
И луна бледно тусклого света.
Разбуди когда станет светло.
Сквозь свой старый сон буду знать, где ты.
Как луна мне с тобой хорошо.
Лишь только тот, кто счастьем опьянен.
Лишь только тот, кто счастьем опьянен.
В подъездах дам, теряет свое сердце.
Глотая ром разбавленный огнём.
Все для того, чтоб жить душе по-светски.
Я имена, чужие вспоминаю.
Что говорят и вовсе ничего.
В который раз, мне память покарают.
Слова чужих, от сердца моего.
Я лишь хотел, тебя рукой коснуться.
Волос твоих, белых как облака.
Мы не сошлись, но руки прежде рвутся.
К твоим чертам, красивого лица.
И помнил я, ту ночь во сне дождливом.
Как широка, была моя постель.
Любовь и смерть, от роду молчаливы.
Суровы к нам как снежная метель.
Моей душе не виден край от рая.
Из-за того, что был я опьянен.
Я с горяча, бокал любви разбавил.
Безумной страстью, из проклятых имён.
Измена.
Лишь льдом покрылось наше прошлое в душе.
Обнимет ветер в полночь будто не любя.
Я ненавижу лица в праздник в парандже.
И глупых дам что шепчут – « милый я твоя».
В руках дрожащих рану вылечит патрон.
Смешно мне слышать то, что все твердят вокруг.
Что жить не хочет тот, кто спьяну был влюблён.
И старый враг протянет руку, а не друг.
Когда родная, с болью вцепиться в постель.
И сладкий стон издав сквозь смрад застывшей страсти.
Над телом юным старый трудится кобель.
Она к нему придёт и снова скажет, здравствуй.
В остывшей ванне теплоту всю не сберечь.
И сердцу с дырами так трудно полюбить.
Как будто в битве в рану врезалась картечь.
И в ванне хочется мне сердце утопить.
И кто сказал в миру поэтов ныне нет.
Они живут здесь в каждом шорохе деревьев.
Но час истек когда при споре пистолет.
Искал мишень сквозь строки писанных от перьев.
Быть может мне смешно от счастья, может сдуру.
Что я босым бежал всегда от всех проблем.
Хватило мне по жизни смеха с каламбуром.
Чужим был всем, а для себя никем.
Твердила ты, в беду не грех теперь измена.
Но от кольца на пальце свежий виден след.
Ты рождена в разгаре праха да и тлена.
Твой смелый шаг, на поле где мин нет.
Но платье белое впитает кровь твою.
Сквозь бархата глубокие порезы.
И чей-то то голос прокричит тебе несу.
Билеты на купе, под солнцем место.
Во взор влюбленного не белое ворвется.
А платье красное, в час грешный на часах.
Уйдешь туда, где сердце больше не смеётся.
Ведь счастье там, где нет печали на глазах.
Ещё раз о любви.
Все говорят, не зная о любви.
Что в простынях она себе таится.
Но рукава от ревности в крови.
Когда рука, над жертвою глумится.
Она ещё вернётся в старый дом.
От безысходности нелепых путешествий.
Прольется дождь за запертым окном.
Размыв следы, застывшие от бедствий.
Услышишь ты забытый шум прибоя.
Что был для нас желанием долго жить.
Он не давал романтику покоя.
Что так хотел по старому любить.
Здесь в каждом сне, всегда одно и тоже.
Что не понять где воцарилась явь.
Ты оглянись, тебе я не прохожий.
Я не искал, в чужом краю забав.
А может мне дожить свой век спокойно.
И не искать, ту что меня не ждёт.
И в этот день, что бродит в небе знойном.
Узнать о том, в разлуку сердце чем живёт.
Все говорят, не зная о любви.
Она для тех, кто молод и беспечен.
Но на плечах не сносят головы.
Все те кто был, без битвы изувечен.
На обочине ветра.
Временем спорным что юность калечит.
Не выпросить слова извилистой правды.
В переулках, где странствует чёрная нечисть.
Пишет портрет о себе на асфальте.
В каждом доме, под вечер затянется праздник.
Хоть бы каплю найти на закате застолья.
А всё что по жизни ты спрятал в запасе.
Пригодно лишь там, где в разгаре подполье.
Не найти на исходе изжитого века.
Память о взгляде в толпе смутных лиц.
И даже у чёрта, доля есть человека.
Среди умных очкариков милых тупиц.
И только там! На обочине ветра.
Где устоять на краю невозможно.
Я девушку встретил, что похожа на лето.
Она обожгла сердце не осторожно.
Что в мире придумано не зачеркнуть.
Что бы что-то понять и не нужно того.
Я заметил тебя сквозь туманную жуть.
Ну что ты искала? Искала кого?
Ну конечно же, лето, зима, осень, весна.
Не могут быть постоянны, все по кругу и вновь.
И над городом только туманы, ветра.
Без того заморозят остывшую кровь.
Крылья феникса.
Когда мой век развеется по ветру.
Как серый пепел, сожженных грозных дней.
Как феникс я, направлю крылья к свету.
Там в небесах избавлюсь от теней.
Но туго мне, сжимают тело цепи.
Что не дают, и голову поднять.
И лишь судьба повторно бросит жребий.
Мне давит плоть и хочет поиграть.
Мой старый плащ, не греет новых ран.
В коррозии коробится душа.
И все что есть, того я не отдам.
Как догорит последняя свеча.
И крылья феникса на раненной спине.
Все ждут когда, свободным тело станет.
И память вечная, зарывшись в парандже.
В моей душе, бумагой от дождя размякнет.
Я так хочу ступить ногой на землю.
И пусть песок пяту мне обожжет.
Я на груди гадюку сто лет грею.
Она одна в беду ко мне ползет.
И рваный крик зависнет эхом в небе.
Когда с окна посыплется стекло.
Опять дожди и запах с поля хлебный.
Ворвётся в грудь, израненным цветком.
О крылья феникса поблекшие на коже.
Вы не спешите без боя умирать.
В моей руке покрытый кровью ножик.
Позволит мне, лечь мирно на кровать.
На ту постель бела что как сугробы.
И тело вновь почувствует тепло.
И вспоминать виновен в смерти кто был.
Когда весной в округе все цвело.
И крылья феникса несите меня вдаль.
В седьмое небо, где царство вечных снов.
И ночи чёрной заштопанная шаль.
Ты остуди взбурлившуюся кровь.
Город чужой.
Город в крике бушующем пьяной толпы.
Душа непреклонна и к правде раздетой.
Люди оставив в гостиной столы.
Бегут на дороги покрытые пеплом.
Что за город теперь приютился на карте.
Новые улицы вместо родных.
Очистили город давно за миллиарды.
Средь руинов не видя, заснувших босых.
Чужая страна, и был здесь мой город.
Хлебное поле златых колосков.
А теперь здесь стрельба и слова отговорок.
Страна политических, злых дураков.
Вместо солнца луна, чёрный дым вместо ветра.
Голоса нет, лишь запоздавшее эхо.
Смертью ночь обернется, на развалинах века.
Не услышать теперь и фальшивого смеха.
Сомнение.
Нет, я не выскажу и долю сомнения.
Просто жить так больше я не могу.
Но в бессилье всегда ты мне было спасением.
Нет, не разрушил шальную мечту.
Но я быть не могу тебе мужем любимым.
Никогда не за что, мне нужна лишь свобода.
За грехи перед богом, был все время хранимым.
Дважды я заходил, в оскверненную воду.
Что же может тянуть к королеве бродягу?
Не влюбленное сердце, а просто желание.
Позабыв о заплатах и мрачных бараках.
Предаваться утехам в ухоженной спальне.
Только это театр забытых ролей.
Кровь бежит по потокам исколотых вен.
Был же глуп, разогнал я всех спьяну друзей.
Как с пластмассовой верностью жил манекен.
Нет и не может иного здесь быть.
Ты актриса дарящая беды свои.
Не возможно без ветра, по течению плыть.
По пути отмывая ладони в крови.
Но за что на глаза снизошло опасение.
Нет, не знал я того что пророчеством было.
Ты в душе поселилась убогим сомнением.
Что меня незаметно когда-то убило.
Невозможно писать о любви.
Невозможно писать о любви.
Когда рядом она у постели.
Час за часом рождаемся мы.
Не хотим теми быть кто мы в деле.
Просто проще когда её нет.
Написать пару строк о соблазне.
В темноте загорается свет.
Когда чувствует сердце опасность.
Скрип гитары забытые ноты.
Что-то вспомнится словно во сне.
Вижу образ и думаю кто ты?
Но явилась опять не ко мне.
Чтобы жить быть богатым на слово.
И найти себя средь голосов.
Нужно смыть все погрешности кровью.
Не меняя беду на любовь.
Я сто лет как уже не романтик.
А учусь вновь по новому жить.
Словно я оловянный солдатик.
Что погиб за желание любить.
Как тепло среди парковых листьев.
Что дожили последние дни.
Славой был наделен эгоиста.
Говорили те кто на мели.
Не осталось от лирики фразы.
Что была горькой каплей в вине.
И не знал я чего опасался.
Но знал, не помнила ты обо мне. 2019 г.
В оформлении обложки, картинка взята с сайта https://pixabay.com/ru/photos/осень-республика-корея-гонки-4030444/
