Текст книги "Осколки мира. Архив первый: антагонист"

Автор книги: Артём Юганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Двукрылый архангел хотел побыстрее отделаться от неприятного разговора, его одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, Айшма испытывал благодарность к другим представителям пантеона Прародителей рас за понимающее отношение к щекотливости его положения. С другой же стороны сам Айшма не считал своё положение настолько плачевным, насколько это виделось остальным. Он уже давно не ощущал неприязни к своему «предначертанию», он даже чувствовал к ней некоторую причудливую форму симпатии. Всё, чего он желал – добиться от Матери Искажений добрососедского отношения. Не больше и не меньше. Но об этом точно никому не следовало знать, кроме самого Айшмы-Дэ.

***

Вэ Соли вошёл в помещение с «нормальной одеждой», отдалённо напоминающее торговый центр. Очень отдалённо. В основном тем, что ощутимая часть той самой одежды была словно выставлена напоказ, украшая собой ряды безликих манекенов. В остальном же весьма просторное помещение мало чем напоминало привычные для человека рукотворные места. Да и нерукотворные места, подобные этому, увидеть воочию было бы проблематично.

Первое, что бросалось в глаза – освещение. Довольно мягкий свет исходил не из статичных светильников, а из множества горящих угольков, которые роем парили вокруг Вэ Соли, при этом сохраняя некоторую дистанцию и стараясь не мешать его осмотру. Наоборот, стоило юноше обратить внимание на что-либо, будь то манекен, или многоуровневая витрина, или же очередной высеченный на стене символ, угольки-светлячки устремлялись в заинтересовавшую его сторону, они стремились подсветить заинтересовавшее его место. Мест же, обративших на себя внимание Соли, здесь хватало.

Стены и плавно перетекающий в них потолок были интересны уже только тем, что характерные для большинства архитектурных сооружений правильные прямоугольные или округлые формы начисто отсутствовали, всё пространство было неимоверно искривлено, и, если бы не сравнительная выверенность расстояний, место можно было бы принять за тщательно обустроенный природный объект. Рукотворность подчёркивалась и материалом – изломы ониксовых волнистых узоров на многогранниках каменных плит вовсе не казались случайными, они подбирались с явным усердием. В сочетании с не очень ярким, но очень подвижным освещением, разнообразие тёмных тонов искривлённого пространства создавало атмосферу мрачной таинственности.

Разнообразие – вот как следует охарактеризовать основное содержимое просторной комнаты. Так называемая одежда была частично известна Соли по игре, которую он уже начал воспринимать как своеобразную образовательную систему, кои зачастую несколько отличаются от действительности, но по крайней мере дают ряд общих представлений. Соли уверенно направился к наиболее заинтересовавшей его части помещения, не забывая при этом внимательно осматривать прочие предметы боевой амуниции отдалённо знакомого мира. Юноша окончательно убедился, что вся представленная здесь экипировка предназначалась далеко не для любования цветами.

Несмотря на количество предметов амуниции, хоть и уступающее поражающему воображение множеству орудий из соседнего зала-музея, всё ещё было довольно велико, однако систематизировано до крайности практично. Боевая экипировка для крылатых, многоруких, змееподобных, маленьких, больших, хвостатых, человекоподобных… С первого взгляда легко было определить не только местоположение экипировки для любой из представленных форм жизни, но и отыскать желаемое по чёткой последовательности расположения в соответствии со свойствами.

Вэ Соли начал осматривать группу витрин в антропоморфной зоне. После тщательного изучения своеобразного ассортимента он остановился на, пожалуй, наиболее невзрачном предмете в этой части комнаты. Соли был вполне доволен находкой.

Эгида Милосердного Сна являлась редчайшим артефактом. Материал, необходимый для создания Эгиды, не просто напоминал пепел. Он в действительности был пеплом и добывался при помощи сложного ритуала, в ходе которого, среди прочего, необходимо заживо предать огню несколько представителей различных рас. По иронии, слово «милосердие» в названии артефакта оправдывало себя уже в процессе создания, ведь одно из обязательных условий для проведения ритуала – жертвы должны воспринять жестокую болезненную смерть как нечто менее мучительное и ужасающее, чем продолжение собственной жизни. Одного этого было достаточно, чтобы Эгида Милосердного Сна оказалось большой редкостью с коллекционным статусом.

Однако редкость таких артефактов, как Эгида, обуславливалась не только сложностью в создании, но также и противоречивостью присущих им особенностей. К примеру, одним из неприятных свойств этой созданной из праха накидки было наличие так называемых отголосков душ, остающихся после проведения ритуала. По сути незамысловатая на вид куртка хранила в себе множество воспоминаний и переживаний, причём далеко не радужных.

Вэ Соли знал о столь непритягательной особенности Эгиды, он был осведомлён о том, что освоение одного из сильнейших в своём роде артефактов сопряжено с необходимостью в прямом смысле соприкоснуться с чужим отчаянием. Конечно же, Соли ничего не знал о многих чрезмерно самоуверенных воителях, не устоявших перед искушением овладеть всеми возможностями Эгиды и в скором времени плативших за свою жажду силы рассудком, а то и вовсе жизнью – только единицы могли выдержать боль истерзанных душ. И всё же Соли подозревал нечто подобное, его выбор был вполне осознанным.

Причин, по которым Соли хотел опробовать именно Эгиду Милосердного Сна, было две.

Первой причиной было желание человека увидеть изнутри особенности незнакомого мира, законы которого в корне отличались от привычного представления о реальности. «Что, как не временное слияние с душами тех, для кого окружающая действительность была естественной, даст лучшее представление о новой среде обитания?» – примерно так рассуждал Соли. В следствие своего привычного образа жизни, который мог бы показаться приемлемым разве что самому Соли, он не очень беспокоился ни о потенциальной опасности его затеи, ни о том, что сам он зачастую характеризовал просто как неприятные ощущения, как данность, как ещё один вариант обыденности.

Вторая причина отличалась своеобразной прагматичностью. Вообще-то Соли никогда не был человеком, склонным к проявлению честолюбия, и его вся амбициозность, можно сказать, находилась в пределах его головы, распространяясь исключительно на вещи, которые редко касались кого-либо кроме него самого. Поэтому вопрос целесообразности использования опасного артефакта состоял не в получении пресловутой силы, которая юношу, разумеется, нисколько не интересовала. Вэ Соли всего лишь хотел использовать артефакты, которые могли бы максимально сочетаться с его собственной личностью, будь то образ мышления, привычки, выработанные годами модели поведения и, банально, эстетические представления. Из всего известного Соли многообразия экипировки в этой комнате Эгида Милосердного Сна показалась ему наиболее подходящей.

Надев Эгиду, Соли в полной мере ощутил имевшуюся у него духовную энергию. Для него это было по-настоящему необычное ощущение, сопоставимое со зрением, слухом и прочими способами восприятия. Соли не до конца понимал, что именно он испытывает, и попытался объяснить самому себе происходящее. Вот только осмыслить непривычное чувство оказалось несколько затруднительно. Не проще, чем объяснить слепому от рождения, чем синий отличается от зелёного. Соли решил пока не вдаваться в особенности процесса, постигать который явно следовало при помощи интуиции, и просто наблюдал, как небольшая часть полученной ранее энергии влилась в артефактную одежду, заставив ту ожить.

В тот момент, когда Соли почувствовал отголоски душ в Эгиде, Эгида почувствовала отголосок души в Соли. В тот момент души соприкоснулись. Соли понял, что «прикосновение душ», о котором он некогда слышал – вовсе не лирическое преувеличение, а, наоборот, преуменьшение. Целая палитра эмоций нахлынула на Соли. Бесчисленные формы животного страха, жгучего стыда, бессильной злобы, давящей тоски – способные окунуть в глубокое отчаяние переживания сопровождались отрывочными бессвязными гнетущими образами чьих-то давно прожитых жизней.

Несколько секунд показались пережившему агонию Соли неимоверно долгими, после пережитых видений обычно хладнокровный и собранный человек некоторое время не мог сосредоточиться на действительности. Постепенно пелена уходила из его взора, остервенело бьющееся сердце неспешно успокаивалось, конвульсивная дрожь медленно сходила на нет. Ещё не придя в норму до конца, Соли обнаружил себя лежащим на полу в неестественной позе, с разбитыми в кровь костяшками пальцев, истекающим слюной и липким потом. Он на всякий случай проверил свою промежность и искренне порадовался тому, что в столь удручающем состоянии не все возможные жидкости вырвались наружу. Дрожащими руками он прикоснулся к лицу и отметил с некоторым сожалением – поблизости нет ни одного зеркала, увидеть нынешнее уникальное выражение собственного лица не представляется возможным. Обычное сожаление для того, кто в родном мире имел статус монстра.

«Впечатляет… Эффектно. Любопытно. Занимательно. После такого сильно удивлюсь, если в этом мире популярны галлюциногены. Видимо, полностью освоить Эгиду Милосердного Сна будет проблематично. Что ж, не очень-то и хотелось. Хотя… Немного жестковато, но с другой стороны весьма интригует. Особенно интригуют все эти хромые судьбы. Может, на досуге стоит попытать счастья со следующей стадией прикосновения к душам? Готов поспорить, что видения станут более информативными. Эх, любопытство – дрянная черта…» – Соли погрузился в рассуждения о новом опыте, с большим трудом пытаясь принять стабильное вертикальное положение. Из рассуждений его выдернул учтивый голос, раздавшийся из-за спины.

– Даже столь непродолжительное наблюдение за Вашими действиями, уважаемый Вэ Соли, вынуждает меня полностью согласиться с опасениями госпожи по поводу некоторой неосмотрительности Ваших действий. Позвольте предложить Вам менее опасное для жизни облачение.

Всё ещё пребывающий в некоторой задумчивости Соли ответил:

– Не припомню, чтобы успел сделать что-то неосмотрительное. Думал, что использование Эгиды обернётся куда большими проблемами. Госпожа, ты сказал?

Соли с недоумением обернулся к источнику голоса. Рядом с ним стоял моток шевелящихся лиан, покрытых шипами. В его позе с лёгкостью угадывался поклон, несколько растительных переплетений, заменявших руки, протягивали свёрток с менее опасным облачением.

– Госпожа, ныне изволившая именовать себя Ветой, продемонстрировала обеспокоенность состоянием здоровья Вашей персоны. – Напоминающее рот отверстие растительного существа двигалось в такт словам.

– Не слишком ли много твоя госпожа о себе возомнила? – Соли был настроен скептически по отношению к такому проявлению заботы. – Впрочем, мне и правда не стоит слишком увлекаться. По крайней мере, сейчас. Что у тебя там? Сапоги сойдут на первое время. Штаны… Ладно, терпимо. А это что, камзол? Оставь себе, меня вполне устраивает куртка. – Юноша взял из подобия рук недостающие части облачения, сразу начав переодеваться.

– Как Вам будет угодно. И всё же хочу отметить, что Эгида Милосердного Сна…

– Не убедил. – Соли холодно прервал растениевидного монстра. – Если никто не требует, чтобы я вернул Эгиду, то остальное сугубо моё решение и моя проблема.

– В таком случае, уважаемый Вэ Соли, позвольте препроводить Вас к госпоже.

***

– О, Соли, ты уже здесь! М-м-м, Эгида Милосердного Сна… И почему я не удивляюсь? – Заметив приближение своего друга и его сопровождающего, Вета отвлеклась от своего занятия. Занималась она ничем иным, как тщательным осмотром стройных рядов покрытых пылью бочонков. Так же внимательно, как теперь смотрела на Соли. – Ты ведь в курсе, что это очень проблемный артефакт? Я, конечно, предложила тебе выбрать одежду на свой вкус, но, знаешь… Постарайся не превратиться в плаксивое желе.

– Вполне достойная позиция. Не то что у одного слишком уверенного в собственном мнении сопровождающего, из-за которого я всю дорогу придумывал как можно более желчную речь. Твой гербарий тебя компрометирует.

Ни демоницу, ни, тем более, человека не беспокоило, что растениевидное существо всё ещё здесь.

Прекрасно понимающая позицию своего друга, Вета решила, что предупредила его о возможных последствиях вполне достаточно для того, чтобы его действия стали вполне осознанными, и вернулась к изучению стоявших на столе бочонков, продолжив разговор:

– Ой, да меня все подряд только и делают, что компрометируют. И это ещё в лучшем случае.

– Что никак не остановит меня от произнесения какой-нибудь желчной речи, если сама речь окажется достаточно хороша.

– Вот и отлично! Обожаю слушать хорошие речи. Но это как-нибудь в другой раз. Пока ты выбирал, в чём тебе с наибольшей вероятностью запретят ходить по подиуму, я не теряла времени даром. Девочки, можете приступать к работе!

Проигнорировав немой вопрос во взгляде юноши, выдавшая своё распоряжение Вета начала открывать один из наиболее сильно обросших плесенью бочонков. Неподвижно стоявшие вдоль одной из стен девушки в костюмах горничных зашевелились. Если бы не выведший их из оцепенения приказ, горничных можно было бы принять за очень искусные и крайне реалистичные статуи, служившие, скорее, дополнением к изысканной витиеватости стиля этой яркой и красочной, в противовес предыдущим, комнаты, наводящей на мысли о викторианской эпохе. Теперь же находящиеся в движении служанки скорее нарушали стилевое единство вычурной гостиной. Дело было не в том, что они начали двигаться, а в том, как они начали двигаться. Некоторые из горничных двигались в танцевальной манере, некоторые же дефилировали подобно моделям, иные же и вовсе кокетливо краснели, прикрывая грудь. Многие из них издавали до неприличия эротичные звуки.

Вета блаженно откинулась на очевидно мягком диванчике и прикрыла глаза. Она неспешно потягивала содержимое выбранного бочонка – насыщенного тёмно-соломенного цвета с лёгкой зеленью вино играло своими красками в хрустальном бокале. Поглощённая дегустацией превосходного напитка, Вета расслабленно комментировала своих горничных, не обращая внимания на происходящее:

– Венец творения, отряд похотливых горничных… Их лица сочетают в себе лучшие черты человеческой расы. Их тела идеально сбалансированы, их кожа нежна и неотличима от настоящей. даже стыки деталей невозможно разглядеть. Их алгоритмы поведения сочетают в себе лучшее из того, что я знаю о хентае и романтических комедиях. И всё это я успела сделать, пока ты бродил по моему дому и выбирал одежду. Настоящий шедевр. Гениальное творение. После такого, Соли, ты сможешь либо восхищаться мной, либо боготворить…

Соли присел на диванчик рядом с вещающей суккубой, которая не заметила, что всё появившееся было многообразие звуков в комнате, за исключением её голоса, постепенно исчезло.

Закончившая говорить Вета приоткрыла глаза, чтобы полюбоваться произведённым на своего друга эффектом. Вот только увидела она совершенно не то, на что рассчитывала, и её томный прищур глаз резко превратился в две окружности.

Только что подвижные служанки без единого изъяна вновь стали неподвижны, с той лишь разницей, что теперь они все пребывали в весьма плачевном состоянии. «Отряд похотливых горничных» был уничтожен. Тела лежавших горничных были покрыты порезами, из которых виднелись внутренние механические элементы. В некоторых из них остались длинные кинжалы с узкими лезвиями, точные копии того кинжала, который находился в руке Соли.

От неожиданного зрелища Вета не заметила, как пролила большую часть содержимого бокала. Вполне довольный реакцией Веты, Соли решил подлить масла в огонь:

– Так себе девочки для битья, автопополнение кинжалов в этой куртке куда более достойно восхищения. – Игнорируя готовое выплеснуться из Веты недовольство, Соли говорил нарочито безразлично. Или просто безразлично. – Итак, вернёмся к проблеме говорящих кактусов.

– Я… Ты… Я же так старалась…

– Не знаю, почему это исчадие джунглей…

– … я же их так давно хотела…

– … решило навязывать мне свою заботу, но…

– … лучшие материалы…

– … если это всё же твоих рук дело, то…

– … из хранилища призвала…

– … изволь посадить свой куст в горшок, иначе я…

– … они же были моим шедевром…

– … рано или поздно пущу его на дрова.

– … я в них душу вложила!!!

– И поняла, что не стоит натравливать свои шедевры на жалких людишек. Видишь, какая ты умница?

Соли старательно игнорировал постепенно переходящее на крик плаксивое возмущение Веты, которая, поняв, что эффект от её слов был ровно нулевой, обиженно надулась и заявила:

– Теперь можешь не надеяться, что я поделюсь с тобой содержимым винного погреба.

– Не велика потеря. Всё равно я никогда не был ценителем вин. – Соли действительно ничуть не опечалился от услышанного.

– Просто ты не знаешь, что теряешь. – Переменчивость настроений Веты вновь проявила себя, только что обиженная демоница уже готова была забыть о собственной угрозе и начала расписывать достоинства одной из своих многочисленных коллекций. – Все эти вина и без того считались элитными, когда я их собирала. А если учесть, как долго меня не было дома, они уже могли превратиться в национальное достояние. В мире Тетис время частенько ломается, поэтому трудно судить, сколько на самом деле прошло лет. Но, судя по вкусу, вот этому винишку точно не меньше двадцати столетий. И оно восхитительно! Сам попробуй!

Окончательно забыв о только что озвученном нежелании делиться ценным напитком, Вета наполнила два бокала, один из которых протянула Соли. Юноша с некоторым любопытством принял напиток, но дегустировать не спешил. Он озвучил свои суждения:

– Тысячелетнее вино. Наверное, это действительно нечто особенное. Пожалуй, тратить на меня подобное, это весьма расточительно. Я ведь правда ничего не смыслю ни в дорогих винах, ни в изысканных вкусах. Вряд ли я смогу оценить по этот напиток по достоинству. Вета, лучше оставь побольше для себя.

Юноша уже собрался поставить бокал, но был остановлен словами демона:

– Не-не-не, так не пойдёт. Это винишко настолько божественно, что даже ты, Соли, почувствуешь себя на вершине блаженства… Кароч, пей!

В ответ Соли пожал плечами и пригубил тёмно-соломенную жидкость. Что ж, он действительно получил удовольствие от напитка, и высказал своё впечатление:

– Вкусно. Очень вкусно. Не более. Как жаль. Смутно ощущаю, что и вправду попробовал нечто особенное, но проникнуться у меня совершенно не выходит. Особая форма возможностей, которые нельзя не упустить. Я и правда ничего не смыслю в изысканных вкусах.

Услышав такое мнение Соли о напитке, который доставил ей огромное удовольствие, испытывавшая своего рода азартный энтузиазм Вета пришла к несколько неожиданному заключению:

– Решено! Будем пить до тех пор, пока ты не превратишься в истинного сомелье! Не позволю тебе лишиться столь важного элемента бытия.

Подобная перспектива не очень обрадовала Соли:

– Таким способом ты превратишь меня не в сомелье, а в алкоголика. И вообще, ты, помнится, говорила про какое-то поселение. – Юноша определённо хотел перевести разговор в другое русло.

– А, ну да! Рядом с моим домом должна быть небольшая храмовая деревушка. Раньше она называлась Калвария, но все эти названия меняются по любому поводу. Я в любом случае собиралась посмотреть на её состояние, и, раз уж в моём доме пока что ни крошки нормальной еды, то причин выйти на прогулку вдвое больше.

Параграф 04: храм Лже-Демона.

Раскинувшийся среди скалистых предгорий величественный город Калвария являлся столицей благословенной Епархии Ма’алаки’ и населён он был по большей части представителями одноимённой с ней расы – ма’алаки’. Раса ма’алаки’ являлась одной из представительниц рас-полукровок, именуемых химерами. К этой расе принадлежало большое количество народов с единым происхождением. Ма’алаки’ были полуангелами и причисляли себя к Пресвятому Литургу. Этим, собственно, и объяснялся тот факт, что, несмотря на многочисленность проживавших в столице Благословенной Епархии химер, увидеть полукровку неангельского происхождения было совершенно немыслимо.

Представители чистокровных рас редко селились в Калварии. Почти никогда. Всё же мало кто горел желанием иметь дело с низшими созданиями вроде химер, тем более в этом мире. Даже ангелы и святые, чьё родство с ма’алаки’ являлось неоспоримым фактом, были редкими гостями в столице. Несмотря на политику привлечения мигрантов, уже долгие годы проводимую епархией, «однообразие» полуангелов за редким исключением разбавляли предприимчивые добродушные фиоры, в которых любой человек сразу признал бы известных всем сказочных фей, да ещё несколько реккурентов, обретших душу механизмов, по природе своей лишённых склонности к дискриминации.

Была и другая причина того, что Калвария не блистала расовым многообразием. И причина эта – собственно, Пресвятой Литург, к которому принадлежала Епархия Ма’алаки’. Что было совершенно неудивительно. Даже союзники Епископата в их бесконечных священных войнах чувствовали постоянную настороженность, прекрасно осознавая, насколько легко порой патриархи ангельской расы объявляли кого-либо еретиком.

Будучи абсолютно лояльной радикальным настроениям Литурга, столица Ма’алаки’ была пронизана религиозными веяниями во всём, будь то быт, досуг или архитектура. Пожалуй, стоит уделить немного внимания архитектуре Калварии. Монастырская строгость жилых кварталов, вычурная каноничность богато украшенных храмов и прочих административных зданий. Единство стиля казалось нерушимым. И потому величественное строение, возвышавшееся над нетронутым пустырём прямо посреди главного города Епархии Ма’алаки’, не просто казалось не к месту, оно было буквально бельмом на глазу как для власти, так и для обычных жителей. Многие из них сводили упоминания храма Лже-Демона к шутке или детской страшилке, а иногда и вовсе притворялись, что ни пустыря, ни «этого дома с привидениями» не существует.

Храм Лже-Демона и окружавший его Порочный квартал действительно выделялись на фоне остального города. Заострённые изогнутые шпили Храма создавали впечатление раскрытой пасти глубоководного хищника, видневшиеся на них окна-бойницы казались червоточинами болезни. Неровные тёмные стены были словно измазаны то ли в грязи, то ли в застывшей лаве. Вечно тлеющие округлые знаки и письмена не известного ни одному ма’алаки’ происхождения, спиралью обхватившие этот мрачный замок, едва заметно дымились. Завершали образ несколько развевающихся на несуществующем ветру округлых платформ, привязанных массивными изъеденными ржавчиной цепями к зарешёченным балюстрадам.

В общем, довольно эффектно выглядящий то ли замок, то ли монумент мог бы считаться жемчужиной зодчества расы демонидов – химер демонического происхождения – если бы им удалось доказать свою причастность к его созданию. Даже истинные демоны, каким-то чудом увидевшие Храм Лже-Демона, признавали его одним из самых изящных существующих строений. Вот только находился этот Храм не в одном из миров, принадлежащих демонам, и вовсе не в землях демонидов.

В старые времена каждый новый архиерей Калварии считал своим долгом попытаться избавить вверенный ему город от «богомерзкого шрама» древних эпох. Множество раз воины и зодчие собирались с целью выполнить благочестивый приказ благочестивого руководства, но результат всегда был одинаковый, то есть нулевой. Раз за разом лучшие из лучших пытались приблизиться к Храму Лже-Демона, раз за разом они продвигали демоляторы и осадные орудия, и раз за разом все они возвращались. И каждый из них был уверен, что прийти следует как-нибудь в другой раз. Когда их спрашивали, почему, некогда целеустремлённые исполнители без тени сомнения отвечали: «Потому что зал ожидания временно недоступен» – и только после этого осознавали всю бессмысленность происходящего.

В конечном счёте свежепревознесённый в должность архиерея отец Крилли’Ба’Тедеу предложил поистине гениальную идею – сконструировать могущественный автономный механизм, способный без постороннего вмешательства демонтировать громоздкое и прочное на вид здание. Подобная машина оказалась до крайности дорогостоящим и трудоёмким проектом, и тем не менее представители власти Калварии единогласно признали социальную значимость возможности избавить сердце епархии от кощунства. Проект был запущен, механизм был создан. Настал долгожданный день запуска. Многие жители Калварии желали стать свидетелями очищения своего родного города от скверны, окружавшие богомерзкий пустырь трущобы впервые в истории были заполнены народом, даже священники не побрезговали ступить на проклятую землю.

Величайший в мире автономный демолятор с гордым названием «Разрушитель Скверны» был торжественно запущен под гром оваций, после чего благополучно обрёл душу, проскрипел механическим голосом «зал ожидания временно недоступен» и подал запрос на строительство персонального ангара в кластере небольшого селения реккурентов со скромным названием H1N1, расположенного неподалёку от столицы ма’алаки’. Получив подтверждение корректности запроса, Разрушитель Скверны покинул порочную землю, безразличный к возмущённым крикам толпы.

Наличие души у Разрушителя Скверны, отныне зовущегося Pa3pYIIIiTeJIb-TP, было официально подтверждено. Развязывать конфликт с могущественной и прямолинейной расой реккурентов никто не рискнул, и потому всякие попытки вернуть хотя бы часть колоссальных вложений, равно как и попытки добраться до Храма Лже-Демона, в скором времени окончательно сошли на нет. Затеявший грандиозное мероприятие архиерей Крилли’Ба’Тедеу за растрату был отправлен служить проповедником на один из Затерянных Осколков Мира.

Богомерзкий Храм Лже-Демона так и остался веками обрастать слухами на правах дома с привидениями, окружённый пустырём и опоясанный трущобами. Жители Калварии старательно избегали его. Разве что самые храбрые из выросших в Порочном Квартале подростков, желавшие продемонстрировать собственное бесстрашие сверстникам, решались приблизиться к монументу, чтобы потом безразлично сообщить им заветное «зал ожидания временно недоступен». Никто не входил в демонический замок, и уж тем более никто из него не выходил. До сегодняшнего дня.

***

С первого взгляда на Порочный Квартал становилось ясно, что название своё он оправдывает разве что с большой натяжкой. Услышав в назывании слово «порочный», ожидаешь увидеть вереницы борделей вперемежку с казино, кричащие вывески увеселительных заведений, в которых можно всё и всем, в открытую предлагающих нелегальные товары суровых торговцев на худой конец. А никак не плотную завесу готовых в любой момент развалиться безликих многоэтажек, отличавшихся друг от друга лишь размером трещин на словно изъеденных норами-окнами голых стенах. Беспощадно узкие улочки своими изломами словно вливались в поросший скудной растительностью пустырь, вынося в своих потоках медленно разлагающийся мусор. Порочный Квартал плотным кольцом окружал Храм Лже-Демона, успешно заменяя крепостную стену.

На обычно пустующей границе из не очень жилых домов стояли двое ба’астидов. Эти ба’астиды, или же кошачьи химеры, многое переняли от своих предков ангелов: тонкие немного резкие черты лица, кожу медного цвета и то ли стройные, то ли измождённые ангельские фигуры… Многое, но далеко не всё. Кошачьи черты, в данном случае тигриные, хоть и ничуть не преобладали над ангельскими, сразу бросались в глаза. Яркий полосатый мех покрывал верхние и нижние лапы, равно как и округлённые уши, немного терявшиеся на фоне чёрно-оранжевых волос. Острые на вид когти венчали собой грациозные руки и сильные босые ноги. Из прорезей грязных потёртых туник виднелись длинные чуть изогнутые хвосты. И эти два ба’астида, эти две тигроподобные химеры стояли на краю богомерзкой земли и вглядывались в застывшие в вечном тумане очертания пугающего Храма. Они спорили.

Пожилой полутигр как мог успокаивал свою не на шутку встревоженную дочь:

– Милая Хано, ты же сама слышала. Проклятая земля никого не забирает, все, кто туда ходил, возвращались целыми и невредимыми. С ними ничего не случится, поверь.

Такие доводы явно не могли до конца успокоить тигрицу, она протестовала:

– Да, слышала, некоторые говорят и такое. А некоторые говорят, что химеры порой исчезают в тумане и не возвращаются. Что, если мои малыши никогда не вернутся? Неужели ты не переживаешь за внуков, папа?

Старик смутился упрёком дочери:

– Конечно, я переживаю, но сейчас мне кажется, что беспокоиться не о чем. Ты же и сама знаешь, если бы кому-то из семьи грозила смерть, я бы первый об этом узнал.

– Да, конечно, ты прав, но всё равно я…

– Сколько раз мы избегали гибели только потому, что я знал, когда она нам грозит? Лучше подумай о том, что глупая выходка мальчишек могла кого-нибудь разозлить.

Химера невольно поёжилась после слов отца. Она опустила глаза и прошептала:

– Надеюсь, в этот раз всё обойдётся.

Пожилой полутигр притворился, что не заметил перемены в настроении дочери, и продолжил говорить тем же мягким родительским тоном:

– Конечно, обойдётся, к тому же… Посмотри! Наверное, это мальчики возвращаются. Сейчас ты их отчитаешь, и мы все вместе пойдём д… домой. – Старик запнулся, но всё же смог выдавить из себя последнее слово.

Женщина оживилась, она готова была броситься навстречу двум плывущим в тумане теням и уже подалась вперёд, но внезапно была остановлена. Её плечо сжала крепкая шероховатая ладонь, острые когти оставили новые дыры на и без того потрёпанной тунике.

– Возвращайся домой сейчас же!

– Что-то чуешь?

– Я… Я не знаю. Не могу понять.

– Тогда, может, нам обоим лучше спрятаться неподалёку?

– Как часто бывало, чтобы я не мог понять то, что чую? Возвращайся, а я осмотрюсь. Мои внуки всё ещё где-то там.

***

Дневник Иессея из рода Наки’ир.

547 год Эпохи Эугенес, день 7 Первой Луны.

Недавно узнал, что у человеческой расы есть довольно интересный обычай. Некоторые из людей делают заметки о значимых событиях. Ведут записи в карманных книжках. Тоже решил попробовать. Немного безрассудно, конечно, но даже создатель мой Наки’ порой не гнушается людского. А эта причудливая традиция не так уж и плоха, если задуматься. Если задуматься… Решено, в этом дневнике я стану писать о значимых событиях, и о тех вещах, о которых хочу поразмыслить.

О чём написать?..

Дни некогда могущественной Гипербореи, главного оплота грехопадения в этом мире, подходят к концу. Конечно, священная война далека до завершения. И всё же величие благодати небесной, что позволила молитвенным песнопениям вновь разверзнуть земную твердь и утопить в бушующей лаве души сего мира послед