Текст книги "Ревизор: возвращение в СССР 17 (СИ)"

Автор книги: Артем Шумилин

Соавторы: Серж Винтеркей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Москва. Квартира Ивлевых.

Утром проснулся и занялся делами. Быстренько позавтракал, погладил себе рубашку, что вчера выстирал. Жара такая, что она пересохла за ночь. Пришлось её в мокрое полотенце завернуть, прежде чем гладить.

Хотел продолжить описывать новинки для Межуева, много чего вчера выписал для последующего анализа, но никак не получалось сосредоточится, мысли то и дело возвращались ко вчерашнему допросу под запись на магнитофон. Ещё вчера голову сломал, пытаясь просчитать, откуда и что прилетело. Но только взявшись сегодня за записки по новинкам для Межуева, вдруг, понял. Вот же оно! Что это за вопрос странный был такой про знание рыночной экономики? Вот, скорее всего, в чём дело! Эти мои записки кого-то насторожили? Кого? Межуева? Неужто я там написал что-то, что ему могло не понравиться? Да нет, очень старательно проверял все на соответствие текущей идеологии… Или все же что-то не то? Не думаю, я уже больше года навык не переходить идеологические границы оттачиваю, а уж в таком специфическом документе трижды все выверял.

А может быть, что он вот таким странным образом решил выяснить, насколько я хорошо разбираюсь в том, о чём пишу? Тупо как-то… Логичнее было бы обратиться к профессуре с соответствующей специализацией. Но обращаться в КГБ с этим вопросом? Бред какой-то. Только если… У них что, есть специалисты по экономике западных стран? Ладно, может, и есть. Тогда это возможно. Просто предельно странно.

Какие еще варианты? Межуев меня в чём-то подозревает? С чего бы… Мы же с ним лично уже давно не виделись и не разговаривали. Не мог я ничего такого сказать, что ему не понравилось.

Или подобные проверки регулярно проводятся в отношении всех приближённых к Кремлю? Блин… Что же, чёрт возьми, происходит?

***

Лубянка.

С самого утра в пятницу полковник Воронин отправился к Вавилову. Говорят, утро вечера мудренее, так вот, с утра Воронин решил не звонить зампреду Комитета, а лично к нему наведаться.

– Доброе утро, Николай Алексеевич, – вошёл он без стука, поскольку Дорохов уже доложил своему начальнику о его приходе и получил добро пропустить.

– Приветствую, Павел Евгеньевич. С чем пожаловал?

– Да вот, прояснить кое-что для себя хочу. По поводу Ивлева. Он у нас числится, если я не ошибаюсь, негласным сотрудником?

– А что ты меня об этом спрашиваешь? – усмехнулся Вавилов. – Тебе лучше знать, как ты его оформил.

– Я к тому, что он предложил тему лекции интересную «Продовольственная безопасность СССР», мы уже запланировали его выступление на первое августа.

– Хорошая тема. Молодцы, – одобрительно закивал головой зампреда.

– Я к тому, – замялся Воронин, – ничего не изменилось в отношении Ивлева? Можно его допускать лекцию читать на фоне того, что происходит?

– Что ты всё вокруг да около, Павел Евгеньевич? – с недоумением посмотрел на него Вавилов.

– Просто не могу понять, почему тогда генерал Васильев и полковник Синицин его разрабатывают активно. Подумал, может, новые вводные поступили, а меня в известность не поставили. Вчера вот его уже и допрашивали по их инициативе. А народу в его окружении сколько опросили! Даже до Ливана добрались…

– Первое управление? И «Управление К»? – с недоумением посмотрел на Воронина Вавилов. – Они там что, с ума посходили все, что ли? Хотят мне толкового аналитика насмерть перепугать? Да еще и скомпрометировать перед его окружением?

Воронину ничего не оставалось, кроме как неопределённо пожать плечами.

***

Закончил с записками для Межуева, как раз хватило. Так что, решил сразу отвезти их Пархоменко. А то всю следующую неделю у меня гастроли по Подмосковью, не до записок будет. А уж нужны они ему будут, если именно он стал причиной моих проблем с КГБ, или нет, не мне решать. Действую по договоренности и ломаю голову, что же вокруг происходит…

Выходя из дома, проверил почтовый ящик и нашёл там письмо от Мишки Кузнецова. Судя по штампу, оно четыре дня там пролежало. По приезду ошалевший был с дороги, не проверил ящик, а потом так заморочили голову, что и вовсе позабыл. Вдруг Мишка писал, что приедет, а меня не было и никто его не встретил?

В метро вскрыл конверт, и принялся читать. Слава богу, он ещё только приедет в воскресенье вечером. Пишет, что возил в БИТМ Эмму Либкинд. Славка наш просил Мишу помочь ей с поступлением, показать, где приёмная комиссия и всё такое. Сопровождать её, короче, просил везде, она ещё довольно сильно шепелявит, случаются проблемы в общении с незнакомыми людьми. Миша написал, что Эмма уже устроилась работать на Механический завод и собирается поступать в БИТМ на заочное отделение.

Ну, молодцы ребята, всё у них идёт по плану. Надо будет Ахмаду с мамой позвонить, сказать большое спасибо за помощь с трудоустройством.

Дальше Миша писал, что договорились со Светой Герасимович, что он съездит в Москву на разведку, а потом она приедет переводиться за ним следом. Миша писал, что группа Светы впряглась в студенческий стройотряд на весь июль. Света тоже решила поработать со своей почти уже бывшей группой. Хочет денег на свадьбу заработать.

Хорошее желание. Всё-таки, планируют, значит, они с Лёхой свадьбу.

Ну, и в конце Мишка писал, что приедет на Киевский вокзал вечером в воскресенье. Просил встретить его, если не трудно. А то сам он боится потеряться в Москве.

Вот, это будет здорово! – обрадовался я и понял, как соскучился по другу. Эх! Гульнём!

Оставил свои записки для Пархоменко Валерии Николаевне. А она мне выдала талон в стол заказов на июль.

Зашёл к Галине Афанасьевне на четвёртый этаж, оставил ей копии. И зашёл в Комитет по миру, перекинулся парой слов с Марком Анатольевичем. Тот находился в благодушном настроении. Поделился со мной, что в середине месяца вернётся из отпуска Ильдар и займётся проталкиванием студенческой помощи, пока Пархоменко до конца июля не будет.

На всё про всё ушло не больше получаса, решил съездить на молочный комбинат к ребятам, посмотреть, как у них там идут дела.

Пришлось немного подождать на проходной, пока меня проведут через охрану. Ребята встретили меня радостными воплями. Жара, ребята все раздетые до пояса, на ногах одни треники до колен закатанные. Девчонки тоже в майках и штанах закатанных, а некоторые в шортиках. У Лёхи Сандалова на голове носовой платок с узлами по углам. Смешной такой. Девчонки насыпают песок и щебень из куч во дворе совковыми лопатами в тачки, а парни возят. Заглянул в цех, вовсю работают бетономешалки, у них уже треть полов залита.

Заметил Рязанова.

– Добрый день, Иван Михалыч, – подошёл я к нему.– Ну, как вам бойцы?

– Глаз, да глаз нужен, а так молодцы, – вытирая пот, ответил он. – Всё показывать надо, рассказывать.

– Ну, это их первый стройотряд. Боевое крещение, – улыбнулся я.

– Да-да. Мне Воздвиженский с камволки говорил…

– А вы его знаете? – удивился я.

– Звонит чуть не каждый день, мол, когда ребят отпустишь? – недовольно ответил Рязанов. – А я, может, тоже хочу, чтоб они у меня поработали.

– Сейчас время такое неудачное, жара, – заметил я. – Вот начнётся учебный год, они к вам хоть на все выходные будут приезжать работать. Главное, подготовить им всё, чтобы время зря не теряли.

– Это что, мне надо будет с ними выходить на все выходные? – удивлённо посмотрел на меня главный инженер.

– Двойная оплата за каждый выход, это плюс половина оклада за месяц, – улыбнулся я. – Кроме того, потребуйте себе премию от директора. А ещё можно отгулами взять, – подмигнул я ему. – Месяц на стройке, полторы недели на рыбалке.

– Ох, хитрый ты, – погрозил он мне пальцем. – Я это сразу понял, когда ты ещё только первый раз приходил.

– Я не хитрый, – улыбнулся ему, – я прагматичный.

– Прагматичный. Слова-то какие знаешь, – махнул он на меня рукой. – Вот, хотел, чтоб твои ребята ещё подвальное помещение мне расчистили. А Воздвиженский требует их назад, – пожаловался он.

– Ну, тут я не рискну вмешиваться, – сразу прояснил я ситуацию, а то он с такой надеждой на меня посмотрел, как будто я что-то решаю. – Единственное, что могу посоветовать, это попросить командира разбить отряд, оставить вам несколько человек. Чтобы и у Воздвиженского работа делалась и у вас не стояла.

– А так можно? – удивился он.

– Ну, а почему нет? Ребята же сами себе хозяева.

– Ладно, – оживился Рязанов и засунул руки выше локтя в ближайшую бочку с водой, чтобы немного остыть. Это только начало, еще и не такая жара будет, – подумал я, сочувственно посмотрев на него. Полноватый, футболка мокрая по всей спине.

Пошёл к Лёхе Сандалову.

– Как дела, командир? – спросил я его.

– Тут-то хорошо, – ответил он. – Кстати, нам уже за сараи заплатили. Все в полном восторге, сумма приличная.

К нам подошёл Ираклий, поздоровался с ним.

– Мы сразу деньги за день работы в фонд Мира сдали, – продолжал Лёха.

– Да, я уже перечислил, – подтвердил, скривив недовольное лицо, Ираклий.

– А вот у Светы моей в стройотряде дела не очень, – пожаловался Лёха. – Созванивались вчера, жаловалась. Работа под палящим солнцем, и заплатят копейки. Она уже жалеет, что со своей группой решила напоследок поработать.

– Так забирай её сюда, – удивлённо воскликнул я. – У вас же рук не хватает. А Светка боевая, ко двору как раз придется.

– И правда, что ты тормозишь? – взглянул на него с недоумением Ираклий. – Брагин, вон, привёл свою ненаглядную.

– Что опять Брагин?! – повернулся к нам Костян. – Что тебе опять не нравится? – погрозил он Ираклию кулаком.

Женька, выглядывающая из-за спины Костяна, тоже вопросительно смотрела на нас.

Народ начал отворачиваться, пряча улыбки.

– Что у вас тут происходит? – удивлённо переводил я взгляд с улыбающегося Лёхи на Ираклия, старательно делающего вид, что он тут ни причём.

К нам подошёл Костян и протянул мне руку. А затем отвел в сторонку, Ираклий и Леха последовали за нами.

– Молчи! – зашипел он на Ираклия. – Не то сам с ней в следующий раз останешься!

– Да, я, вообще, ничего не сказал сейчас! Мамой клянусь! – развел руки в стороны Ираклий. Лёха не выдержал, заржал и, отойдя от нас, вернулся к работе.

– А что было-то? – начал заранее улыбаться я, предчувствуя интересную историю. Брагин обиженно зыркнул на меня.

– Да я показал им в среду, что их звено отстаёт, – оправдываясь, начал объяснять Ираклий, – а они, и вправду, отставали. Ну, Женька и залупилась: остаёмся после работы, пока всех не догоним и не перегоним.

– Остальные все по домам ушли, – с досадой добавил Костян. – А нам с Сёмой Давыдовым пришлось сначала тут пахать лишних три часа, а потом тут же и ночевать из-за Женьки. Её как вшпилит, как вобьёт себе что-нибудь в голову, так не вырубишь топором.

– Зато вы сейчас первые, – улыбнулся Ираклий.

– Да ну тебя, – отвернулся Костян. – Я на следующий день, не выспавшись, чуть себе по руке молотком не врезал со всей дури. Пальцы бы вдребезги…

– Женька-то с вами была? – уточнил я. – Тоже здесь ночевала?

– Куда б она делась? – ответил Брагин.

– Ну, тогда, всё по-честному, – улыбнулся я.

– Да ну вас всех! – улыбнулся наконец Костян, и пошёл к своим.

– Ну и жена ему досталась, – усмехнулся я. – Это ж надо такой характер иметь.

– Давай, пройдёмся, – предложил, вдруг, Ираклий.

– Давай, – удивлённо взглянул я на него и пошёл следом.

Ираклий отошёл уже прилично от нашей команды, и остановился, в нерешительности разглядывая свои руки.

– Что-то случилось? – решил я помочь ему начать.

– Ты, наверное, лучше знаешь, – поднял он, наконец, на меня глаза. – Тобой серьёзно интересуются.

– КГБ, что ли? – спокойно спросил я.

– Так ты знаешь? – ошарашено уставился он на меня.

– Конечно, – протянул я ему корочки референта Верховного Совета. – Работа такая, там всех проверяют. Только просьба к тебе, не болтать об этом, – проговорил я, видя с каким благоговением он рассматривает моё удостоверение.

– Могила, – восхищённо глядя на меня, вернул он мне корочки.

– И это ещё может повториться не раз, так что, не пугайся.

– Ну, хорошо, что всё хорошо, – обрадованно проговорил Ираклий, и мы вернулись к нашим.

Я со всеми попрощался и поехал домой. А по дороге всё думал, правильно ли сделал, что работу в Верховном Совете перед Ираклием засветил? Вообще, он, судя по всему, не болтун. То, что его дёрнули по мою душу, это не удивительно, потому что поступал он в МГУ, так же, как и я, с помощью Кротова. И, скорее всего, у него соскочить с этой темы не получилось. Но то, что он меня предупредил, что мной органы интересуются, не побоявшись засветиться, дорогого, на самом деле, стоит. Пусть пришлось ему корочки показать, но зато инцидент исчерпан, и он про меня теперь слова плохого никому не скажет. А вообще, по острию ножа хожу. А если б он мне не сказал, а кому-нибудь на курсе ляпнул? И начали бы меня сторониться, бояться общаться. Мол, проблемный товарищ, раз КГБ о нем справки наводит. И знать бы не знал, из-за чего. А так, надеюсь, тема закрыта.

Главное, чтобы у нас ещё кого-нибудь по мою душу не опросили. Есть ли вероятность, что они ограничились Ираклием и Эммой Эдуардовной? А то, ведь, бог любит троицу. А никто ко мне больше не подошёл…

***

Москва. Студенческий стройотряд.

У Ираклия камень с души свалился. Слишком большие надежды он возлагал на Ивлева, а когда начался этот допрос у Кротова, у него, прямо, земля из-под ног ушла, все планы рушились прямо на глазах. И хорошо, что он решил поговорить! Рисковал, конечно, подсветить своё отношение к Комитету. Зато теперь всё встало на свои места. Ираклий не ошибся, сделав ставку на Ивлева. Он уже до Верховного Совета добрался! А Кротову – хрен горбатый, а не Пашка.

***

Паланга.

Хорошо, что Галия познакомилась с такой же женщиной в положении. Серьёзные длительные прогулки ей давались с трудом, а сходить, к примеру, в Музей янтаря, прекрасное времяпровождение и без больших физических нагрузок. Наташа и Галия разбили посещение усадьбы с парком и музея на два дня, уж больно там было красиво и интересно. Родька первый день с ними сходил, а на второй отказался, состроив недовольную рожицу. Женщинам очень понравилось в музее. Но ещё больше им нравилось разглядывать украшения из янтаря на импровизированной ярмарке недалеко от пирса. Наташа заходила за подругой, они брали с собой Аришку, чтобы дать отдышаться бабушке, и ходили довольно далеко с малой, держа её за обе ручки вдвоём. Иногда, когда они ходили на пирс смотреть закат, к ним присоединялся и Родька.

Однажды с Наташей вместе пришёл Андрей Сергеевич и принёс новым друзьям целую сумку свежей камбалы. Он рассказал Родьке, как плавал с утра на лодке на рыбалку и малой загорелся.

– Рыбалка в море! – восторженно повторял он.

– Что, умеешь рыбу ловить? – удивился Андрей Сергеевич. – А что такое донка, знаешь?

– Знаю! – обрадовался Родька.

– Ну, всё, мы тут больше не нужны, – заметила Наташа. – Пойдёмте гулять сами, – предложила она.

– Идите, идите, – ответила довольная бабушка, – а я рыбкой займусь, пока свеженькая.

– Вот бы сразу шпроты в масле прямо в банках ловились, – улыбаясь, подошёл к Андрею Сергеевичу Трофим, и завёл разговор о его утреннем промысле.

Видя, что мужчин больше интересует рыбалка, чем променады по центру городка среди сувенирных лавок, Галия напомнила Родьке, что вечером в семь они опять пойдут на почту. Вчера они так и не дозвонились до Москвы.

Девушки взяли Аришку и пошли гулять. Галие нравилась Наташа, спокойная, разумная, уверенная в себе, чем-то похожая на Киру, жену свёкра. Галия слушала её и многое, как говорится, мотала на ус.

***

Приехал домой и услышал за дверью звонок телефона. Длинный, требовательный, явно, межгород. Пока открыл дверь, пока схватил трубку, звонки прекратились.

Блин! Я же забыл вчера про звонок из Паланги! Галия там, наверное, с ума сходит. Где я был-то вчера в семь часов вечера? Блин… Пальмы капитанские спасал! Ну, не знаю, прокатит ли такая отмаза?..

Подождал немного, звонки не повторились, побежал в соседний подъезд к Грише, предупредить его, что сегодня в семь на мой домашний номер может Родька звонить. Дома его не оказалось, оставил записку в дверях и поспешил к себе, вдруг, ещё раз позвонят.

Гриша прибежал через десять минут, и мы вместе ждали семи часов.

– У меня пёс в деревне, – поделился я. – Надо бы еды ему отвезти, а то неудобно, что на стариков его оставил, ещё и жратвы только на неделю. Не хочешь со мной в выходные съездить, отца навестить? А то я без прав ещё.

– А что? Можно, – согласился Григорий. – Когда поедем?

– Завтра. С утра за машиной схожу и можно ехать.

– А вернёмся?

– Как скажешь, хочешь – в субботу, хочешь – в воскресенье.

– Нет уж, давай с ночевкой. Гулять, так гулять.

– Договорились. Только в воскресенье после обеда уедем. Мне вечером поезд встречать.

– Идёт.

Мы поговорили немного о его учёбе и карьерных перспективах. Что будет дальше, он и сам ещё не особо себе представлял. Но надеялся, что останется в Москве.

Вскоре зазвонил телефон. Межгород. Схватил трубку. Это оказался Марат. Это он днём названивал. Хотел сообщить, что в понедельник утром приедет в Москву и пойдёт устраиваться на завод.

– Я до вечера буду в командировке в Подмосковье, но у меня тут друг приедет, так что он тебя тут встретит, – пригласил я шурина. – Запиши телефон Павла Сатчана, помнишь такого? Первым делом тебе надо ему позвонить. Он с трудоустройством поможет, объяснит, что от тебя требуется. Он рассчитывает на тебя, как на тренера.

– Ну, хорошо, я ж не против. Думал, в никуда еду, а тут родные всё лица, получается?

– Получается, – улыбнулся я и продиктовал ему рабочий номер Сатчана. Мы попрощались с Маратом до понедельника.

Глава 8

***

Лубянка

– И что вы скажете в свое оправдание, товарищи офицеры? – деланно мягко спросил пришедших к нему на прием зампредседателя КГБ Вавилов.

– Вы про что, товарищ генерал-лейтенант? – спросил, как старший по званию среди посетителей, генерал-майор Васильев. Ну а полковник Синицын просто вытянулся во фрунт в компании двух генералов.

– Аналитика моего пугаете, Павла Ивлева. Который услугу нам уже большую оказал, и совсем недавно проверку прошел. Как же он у вас умудрился за какой-то месяц после тщательной проверки снова стать подозрительным?

– Тут такое дело, товарищ генерал-лейтенант, обратился к нам через моего бывшего заместителя, Гуськова, член КПК при ЦК КПСС, Межуев Владимир Лазоревич…

– Знаю такого, – перебил его Вавилов.

– И вот он подозрения большие имеет, что Ивлев может оказаться засланным казачком…

– Основания?

– Доклады он ему подрядился писать раз в две недели для Политбюро, да такой самый первый доклад написал, что знакомый академик-экономист Межуева решил, что он украден нами и переведен для внутреннего пользования. Больно он хорош… Такое знание серьезнейших нюансов проявлено рыночной экономики, он сказал, что явно доклад целый отдел готовил серьезных экономистов-аналитиков. Из ЦРУ или для ЦРУ.

Вавилов задумался. Формально основания для проверки есть, это не сумасбродство подчиненных. Партия имеет право озадачить КГБ. А Межуев – силен, пользуется заслуженным авторитетом. Умен, и, несмотря на то, что принципиален, вхож во многие кабинеты, опирается на серьезную поддержку. Планировался разгон слишком хлопотливых подчиненных, но надо поосторожнее…

– Накопали чего-нибудь подозрительного?

– Пока что не особо. Вот, изучаем сейчас материалы допроса Ивлева…

– И что там? Как он объясняет, что так хорош в рыночной экономике?

– Сказал, что основы рыночной экономики изучал по трудам классиков марксизма-ленинизма, и что с тех пор рыночная система не так сильно и изменилась. Алчность как двигатель капитализма. И все такое. И в подтверждение двадцать минут цититировал наизусть Маркса, Энгельса и Ленина. Все цитаты проверены, смысл не искажен.

Генерал помолчал, помолчал, а потом искренне расхохотался. Не раз и не два, все же три высших образования за плечами, он лично конспектировал классиков марксизма-ленинизма. У него уже конспектов дома стопка набралась толщиной в два «Капитала».

– Ну, собственно, так и есть. Прав пацан. Он, как этот, Эйнштейн, умный очень. Все видят просто цитаты классиков, а он с лету понимает их смысл. Вундеркинд, короче. Значит, так, просьбы из КПК дело важное, но и здравый смысл в голове иметь тоже нужно. Обратились к вам с такой озабоченностью, так радоваться нужно, что мы первые этот талант откопали. И эксплуатируем. Это доказывает, что мы правильно работаем, товарищи офицеры. А мне доклад этот, что академику-экономисту так понравился, немедленно на стол. И крутитесь как хотите, а чтобы и остальные, что он для Межуева делать будет, тут же ко мне на стол попадали. И проверку свернуть немедленно.

– Разрешите идти, выполнять? – спросил Васильев.

– Да, и пацану что-то на сладкое киньте, чтобы он на нас не обижался.

– Что именно?

– Проявите фантазию… С повторной проверкой же проявили…

***

Москва. Квартира Ивлевых.

Вернулся к Грише, Сатчану потом позвоню, а то вдруг Галия волнуется и раньше на переговорный пункт придёт. Но Родька и моя жена позвонили почти ровно в семь. Схватил трубку, ожидая услышать упреки, но Галия только обрадовалась, услышав меня.

– У тебя всё нормально? – спросила она.

– Да-да, – заверил я её, – закрутился вчера, забыл, что вы звонить должны. Я очень извиняюсь. Надеюсь, ты сильно не переживала из-за этого?

– Я волновалась, – призналась жена. – Думала, вдруг, случилось что?

– Здесь жара ужасная. Я так радовался все эти дни, что отвёз тебя в Палангу. У Коли его пальмы пересохли совсем за неделю, я им там систему полива вчера с ведром на табуретке сооружал.

– Какой ужас, – ответила жена. – А как там мои цветы?

Упс! Их тоже нужно было поливать? Предупреждать же надо... Мужчины о таких вещах без предупреждения не думают.

– Всё нормально, дорогая! – соврал я и поспешил отвлечь от дурных мыслей на хорошие новости. – В понедельник приезжает Марат. Я уже дал ему номер Сатчана, он поможет твоему брату устроиться на работу.

– Здорово! – ожидаемо обрадовалась жена. – Мы позвоним ещё в понедельник! А Гриша, случайно, не у тебя? А то мы вдвоём с Родькой пришли.

– У меня, меня. А как же?.. Гриша! – позвал я и передал ему трубку.

Пока Родька рассказывал ему про какую-то рыбалку, судя по возгласам отца, я написал записку, что Галия будет звонить в понедельник в семь часов вечера и воткнул под раму зеркала в коридоре рядом с запиской про пальмы. Поставил воду под пельмени кипятиться.

– Ну, хорошо, что он там не скучает, – вернулся ко мне на кухню Гриша, поговорив с сыном. – А то у меня несколько дней его лицо в слезах перед глазами стояло.

– Оставайся на пельмени, – предложил ему я. Небось, тоже только домой пришёл, записку мою увидел и сразу ко мне помчался.

– Давай, тогда, я форму переодену быстренько и вернусь, – оживился он и ушёл. Я даже и дверь не пошёл закрывать. Времена сейчас такие, что можно.

Пока вода закипала, вспомнил, наконец, про цветы. С трепетом отодвинул тюль и посмотрел на них. Зрелище, конечно, удручающее. Листочки поникли, обвисли. Быстро перенёс их со всех подоконников в ванну и поливал их прямо там из душа, заткнув слив пробкой. Сам бы не додумался, но видел не раз, как так женщины делают. Пусть отмокнут получше. Решил, что составлю все горшки на одно окно на кухне, пока жены нет. Так будет проще их поливать. Точно не забуду, на виду постоянно будут.

Гриша вернулся с баночкой шпрот и бутылкой коньяка «Иори». Не знаю, как он на вкус, но бутылка выглядит очень солидно.

Отварил и обжарил пельмени по-своему рецепту, посыпал зелёным луком, что у Галии на подоконнике на кухне стоял. Он, всё равно, уже не жилец, неизвестно, когда под ним вода в банке вся испарилась.

Посидели с Гришей недолго, коньяк оказался очень приличным. Уговорил его остановиться после второго тоста и взять бутылку с собой завтра в деревню. А то с утра за руль, такое себе сейчас напиваться.

Он ушёл. А я позвонил Сатчану, предупредил, что Марат в понедельник приезжает и будет ему звонить, и начал собираться в деревню. Упаковал Гришину баночку шпрот, до которой мы так и не добрались, початую бутылку «Иори». Завтра с утра пойду ещё на рынок, возьму Тузику всяких обрезков и нам чего-нибудь, на решётке пожарить к коньячку.

От планирования выходных меня отвлёк стук в дверь. К моему огромному удивлению, на пороге стояли художник Михаил Андреевич и артист Яков Данченко.

– Леночка сказала, Галия на курорт уехала, – вместо приветствия протянул он мне чугунную утятницу. – Велела тебе передать. Ты, небось, на бутербродах тут?

Слов нет. Рассмеялся, принял утятницу в руки и мотнул головой в сторону кухни, мол, заходите.

Поставил утятницу на плиту и заглянул под крышку. Елена Яковлевна приготовила курицу с рисом по какому-то необычному рецепту. И рис, и курица тушёные вместе в соусе. Запах обалденный.

Видя, что Яков ставит на стол бутылочку экспортной водки «Золотое кольцо», выставил на стол тарелки, рюмки, приборы.

– По-холостяцки посидим, да? – улыбаясь, спросил я, ставя на стол утятницу, как есть, и большую ложку, чтобы каждый сам себе накладывал.

Михаил Андреевич принялся всем раскладывать ужин от Елены Яковлевны, а Яков откупорил бутылку и наполнил рюмки. Мужики подняли рюмки и уставились на меня.

– Что? Я первый тост говорю? – веселился я про себя. Чудные такие, пришли с бутылкой, с закуской. Явно же, что-то надо. – Ну, за то, что все мы здесь сегодня собрались, – произнёс я и они меня активно поддержали, чокаясь.

– Что у нас хорошего? – спросил я, предлагая им перейти к сути визита.

– У нас скоро свадьба, – охотно ответил Михаил Андреевич.

– Не понял. Какая? – насторожился я.

– Так соседки нашей с шестого этажа, Лины, и Мишки, племянника Иды, – посмотрел на меня удивлённо Яков.

– Ах, эта! Так? – приготовился я слушать дальше. Свадьба в таборе. Не передумали, значит, художники ехать.

– Хотим тебя пригласить с нами на свадьбу, – выдал Михаил Андреевич.

– Неожиданно, – признался я. Всё загадочней и загадочней.

– Мы думали, думали, как нам ехать, – ответил Яков. – Было бы очень удобно, если бы ты отвёз нас туда и обратно на твоей машине. Мы заплатим, сколько скажешь. А то Елена Яковлевна уже не девочка, ей тяжело будет в четыре утра в субботу встать, на перекладных в колхоз добираться, потом, после свадьбы так же домой. И нам с Идой надо вернуться к понедельнику. Работа, – развёл он руками.

– Понятно, – задумался я.

Сразу, тогда ещё, когда они об этой поездке на цыганскую свадьбу заговорили, подумал, что это надо на целую неделю ехать. А так, на одни выходные, фигня какая-то будет, а не отдых. Полдня в дороге в субботу, полдня – в воскресенье. Если у художников время свободное есть, то у артистов его нет, им на работу в Москву вернуться надо. А оставлять стариков одних там нельзя. Лично я не очень представляю себе колхоз, в котором цыгане работают. Поди, разбери, что там ждёт. Не, советская власть, конечно, искренне пытается цыган от бродячего образа жизни отучить, таборы под запретом, но там же, по сути, тот же табор, только принудительно посаженный на землю. А в цыганском таборе тебе хорошо, только если ты цыган. Люди горячие, вспыльчивые, не факт, что все пить умеют. При этом мужика из табора без ножа вообще себе сложно представить. Жизнь у них бурная, образ жизни специфический…

Конечно, о цыганах я знаю мало, может, наговариваю, и гость у них там как священная корова в Индии, лицо неприкасаемое. А если нет? А случись с художниками что-нибудь плохое, я же первый себе потом всю плешь проем. Я уж не говорю про то, что Галия будет очень переживать, художники для неё уже, как родные. Да что тут думать? Надо ехать с ними. Если пойдёт что-нибудь не так, увижу какую-то агрессию с перепою, просто сядем в машину и сразу уедем.

– Уточните, это когда намечается? – спросил я.

– В субботу двадцать второго в одиннадцать утра у них роспись в сельсовете, – ответил Яков.

Эх, придётся раньше из Паланги вернуться. Но что делать? Галия точно одобрит, когда узнает причину.

– Это во сколько нам надо выехать? – уточнил я.

– Давайте, в шесть утра, – обрадовался Михаил Андреевич, поняв, что я согласился. – Лучше там, на месте, за приготовлениями понаблюдаем.

– А у вас у кого-нибудь права есть водительские? А то мне только в январе самому ездить можно будет.

– У меня есть, – гордо заявил Яков. – Я уже три года в очереди на «Жигули» в театре стою.

– Отлично. Ну, тогда, как говориться, не вижу препятствий, – улыбнулся я.

– За это надо выпить, – схватился за бутылку Яков.

У меня ещё было налито, я и первый раз не пил. А мужики хлопнули и по второй рюмашке, и по третьей на радостях.

Они попробовали опять вернуться к разговору о деньгах, но я отказался категорически. Не по-советски это, так и сказал, чтобы их устыдить. Дизель стоит копейки. И, вообще, я планировал разжиться талонами на него у Сковородки во время наших гастролей по Подмосковью.

– Ладно. Я по-другому тебя отблагодарю, – пообещал Михаил Андреевич.

– Так, и я могу по-другому, – поддержал его Яков, улыбаясь. – Не отвертишься от благодарности! – рассмеялся он, пригрозив мне пальцем и налил им с Михаилом Андреевичем ещё по одной.

Вскоре они ушли невероятно довольные. Сунул оставшиеся полбутылки водки в сумку к Гришиному коньяку. Завтра допьём. И курицы с рисом ещё полутятницы осталось. Выложил, конечно, из утятницы, переложив в кастрюлю, посуду вернул, а в нее консервы положил рыбные, мойву. Нельзя же пустую посуду возвращать. Тоже надо завтра с собой эту кастрюлю в деревню взять.

С утра пораньше сбегал за машиной в гараж. Оттуда сразу на рынок. Только припарковался, вышел Гриша из своего подъезда с вещмешком.

– Ну, как настроение? – спросил я его?

– Лучше всех, – ответил он.

– Ну, и отлично. Сделаем сегодня сюрприз старикам. Сейчас, только, поднимусь за вещами.

Он остался у машины, спрятал свою поклажу в багажник, а я быстренько поднялся к себе, выгреб у Галии запасы круп в деревню на каши Тузику, забыл про них совсем. Надо было бы купить, что попроще. Ну, Никифоровна там разберётся, гречку себе оставит, а псу купит чего-нибудь.

Ехали с Гришей с мыслью помочь чем-нибудь по хозяйству в деревне, а они нам, практически, ничего делать не дали. Обрадовались, что приехали. Больше всех радовался Тузик, носился как ошпаренный вокруг меня. Всё-таки, правильно я решил его не забирать. Здесь он на свободе, а в квартире, в четырёх стенах по такой жаре…

Сразу за стол усадили. Инна малого своего с рук не спускает совсем. Куда отлучиться надо, так она его подержать кому-нибудь даёт. И мне досталось. Санька смотрел на меня, смотрел, надулся, что за дядька тут чужой нарисовался, хотел заорать, но в последний момент передумал. Разглядывал меня, а я его. Полтора месяца всего, а тяжёленький такой уже.