Текст книги "Переиграть войну! В «котле» времени."
Автор книги: Артем Рыбаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Бродяга задумался… Секунд через тридцать, обдумав, видимо, все за и против, он изрек:
– А что, может и получиться! Только нас трое, придется ездить в деревенском стиле. Казачина, на подножке коляски устоишь?
– Думаю, да.
– Тогда наводим макияж, и поехали.
Наглость города берет. Правда, не всегда, а при точном расчете. Пока мотоцикл пылил по полевой дороге, наши герои промокли насквозь от нервного пота. Иногда мотоцикл останавливался, и, пока один из троицы делал вид, что справляет естественные надобности, двое других напряженно наблюдали за окрестностями. К счастью для диверсантов, большинство хуторов, располагавшихся между лесом и шоссе, были разрушены во время недавних боев, а ожидать того, что оккупанты будут ночевать на пепелище – это уже верх паранойи.
Не доехав до шоссейки с полкилометра, подрывники свернули в небольшую рощу.
Замаскировав мотоцикл в кустах, и оставив Казачину сторожить имущество, Бродяга и Люк осторожно двинулись в направлении дороги. Невзирая на то, что солнце уже клонилось к закату, со стороны шоссе доносился постоянный гул машин.
«Подкрепления перебрасывают», – подумал Бродяга.
Люк, очевидно, пришел к такому же мнению, поскольку знаками показал, что неплохобы прилечь и посовещаться. Когда наши герои удобно устроились под здоровенным кустом лещины, Люк, приблизив свою голову к голове Бродяги, полушепотом спросил:
– Ну что, Сань, будем ночи дожидаться?
– Не думаю, у нас же направленные, их и на расстоянии ставить можно.
– Тогда давай утра дождемся, а часиков в пять и поставим.
– Предложение хорошее, надо только с командиром посоветоваться. Давай так сделаем: ты пока сползаешь к дороге – точки присмотришь, я вернусь к Ване, и оттуда свяжусь с Фермером.
– Хорошо.
Когда Люк скрылся в листве, Бродяга медленно пошел к тому месту, где они оставили Казачину и фугасы.
«Да, староват я уже, по буеракам ползать», – думал Александр, – " «полтинник» – это вам не «четвертак», и даже не «сороковник». Хорошо, что ребята молоды е-все как на подбор: и с мозгами и не дохлые, и сила воли имеется. А уж премудрость боевая на войне на раз впитывается. Если первый бой переживешь. Антошка, вон, пережил, так что одним «тертым калачом» в нашей компании больше стало».
Невзирая на разницу в возрасте и остроте зрения, Бродяга увидел Казачину раньше, чем тот его. Присев за деревом, старый служака тихо шипяще присвистнул. Заметив, что Иван повернул голову в его сторону, Александр вышел из-за дерева.
– Вань, мне с командиром связаться надо, так что ты кругом поползай – посторожи.
– Конечно, сделаю. А Люк где?
– Пополз посмотреть, где фугасы ставить будем. Там на шоссейке народу, как у «Черкизона» в субботу.
Когда Казачина скрылся в кустах, старый чекист нажал тангенту :
– Бродяга Фермеру, прием. – Через несколько секунд в наушнике раздалось.
– Фермер в канале, слушаю тебя.
– Командир, на тропинке от муравьев не продохнуть. Хотим начать укладку кирпича как соловьи умолкнут. Как понял? – привычка никогда не говорить в некодированном канале открытым текстом, въелась у Шуры-Два, что называется, в плоть и кровь.
– Понял тебя хорошо. А что, керосинка комнату плохо освещает?
– Плохо не плохо, а у нас впереди – электрификация всей страны.
– Тогда танцуй, как умеешь!
– А что, салокопы пришли?
– Нет, пока в песочнице.
– Роджер. Овер.
– Отбой.
(Перевод с жаргона принятого у нас в команде.
– На трассе (это может быть любой путь – тропинка, шоссе, железная дорога ) много враждебных объектов. Собираемся начать минирование рано утром.
– А что, на лунный свет не надеетесь?
– Из-за технической сложности (прокладка многочисленных проводов к зарядам) лучше работы проводить при дневном свете.
– Разрешаю действовать по обстановке!
– Ушедшие за провиантом (в лагерь, деревню) не вернулись?
– Нет, пока на задании.)
…..
Когда двигатель завелся, к Антону подскочил сержант-пехотинец и, вскинув руку к пилотке, доложил:
– Товарищ старший лейтенант, группа к движению готова! – краем глаза я заметил, как встрепенулся в коляске настоящий лейтенант госбезопасности.
– Так, товарищ сержант, порядок движения следующий: вы с одним бойцом двигаетесь впереди, а мы, с товарищем лейтенантом и еще кем-нибудь – на мотоцикле чуть поотстав… Кстати, совсем забыл. Принесите мне каски с убитых.
Сержант пошел за касками, а я был подвергнут пристальному рассматриванию со сторону энкавэдэшника. Потом он спросил:
– И каких же это войск вы старший лейтенант, «товарищ Василий»? – причем его голос явственно заключил мое имя в кавычки.
– А вы как думаете, коллега?
– Вопросы здесь задаю я!
«А вот это уже банальность неумная, товарищ лейтенант госбезопасности», – подумал я и продолжил:
– Что бы задавать вопросы, надо на это право иметь… Вы, сколько дней в сарае «отдыхали»? Два? Три?
Похоже, мой вопрос смутил его.
– Так что пока не мешайте, тем более что у вас сильное сотрясение мозга. Это я вам, как специалист говорю.
– Вы специалист по болезням мозга?
– Нет, по головным болям…
Но нашу «веселую» пикировку пришлось прекратить, поскольку сержант принес каски немцев. Быстро надев шлем на голову, я отцепил притороченную сзади седла скатку мотоциклетного плаща, развернул, и надел плащ.
– А вы что же шлем не надеваете, лейтенант? – пришлось мне поторопить гэбэшника.
– А зачем он мне нужен?
– А затем, что если в радиусе километра от этого места есть вражеские наблюдатели, а они есть, я уверен, то эти самые наблюдатели должны увидеть трех немецких солдат на мотоцикле, конвоирующих русских пленных, а не толпу непойми кого верхом на краденом транспорте. Понятно? – и, подозвав бойца с забинтованной шеей, велел ему садится за мной.
Когда мы выехали из деревни было уже четверть седьмого вечера. Проехав метров двести по дороге, я дал команду свернуть в лес.
«Где же мне Тотена сейчас искать» – назойливо вертелась в голове мысль.
Когда до леса оставалось метров двадцать, на опушке левее нас раздался выстрел из немецкого карабина, и пуля с визгом пролетела примерно в метре над моей головой.
«Потеряшка нашелся!» – радостно подумал я, сваливаясь, на всякий случай, с мотоцикла.
Бойцы залегли, выставив стволы в направлении угрозы.
«Я, вроде, чуть дальше от деревни Тотена оставлял. Блин, а если это не он? Хотя немец с такого расстояния вряд ли промазал».
И, приподнявшись, я крикнул:
– Тотен!
Несколько мгновений тишины стоили мне немало нервных клеток. Наконец из леса донеслось:
– Я!
– Это ты наш танк подбил? – совершенно некстати вспомнился старый анекдот.
– Антон, да я это, я!
– Вставайте товарищи, это свои – констатировал я, поднимаясь с земли.
Окруженцы еще немного повалялись, затем, недоверчиво оглядываясь по сторонам, тоже встали.
– Алик, сиди там, мы сейчас подойдем! – крикнул я Тотену.
Спустя пару минут мы уже скрылись в кустах. Навстречу мне радостно бросился Алик.
– Спокойно, товарищ сержант госбезопасности! – сказал я, уворачиваясь от дружеских объятий.
– Тоша, ты что? – удивился Тотен.
– Товарищ сержант, какой вам был приказ? – грозно спросил я.
Алик виновато посмотрел на меня:
– Дать сигнал выстрелом и отойти в лес не меньше, чем на сто метров…
– Почему не выполнил?
– Так там же немцы были…
– А если бы их взвод был, и они решили бы посмотреть, что там за стрелок такой завелся?
– Я бы оторвался.
– Ладно, сейчас не время. Но на базе жди воспитательной беседы от командира.
– Слушаюсь!
– Ну что, товарищи, – начал я, поворачиваясь к окруженцам.
Однако при взгляде на них понял, что конструктивного разговора в ближайшую минуту не получится – бойцы стояли, пристально разглядывая Алика (а там было на что посмотреть: даже в начале двадцать первого века не часто можно встретить человека носящего полный комплект, выпущенный фирмой Тасманиан Тайгер для немецкого спецназа KSK), а вот гэбэшный летеха вырубился. То ли растрясли мы его бедную голову, то ли от волнений отключился.
«Ладно, с лейтенантом потом поговорим, а сейчас надо ноги делать. А то, боюсь, мы своими плясками уже половину немцев в округе переполошили», – подумал я, и продолжил свое «обращение к народу».
– Товарищи, у вас сейчас есть два пути: пойти с нами или продолжить прорываться к фронту.
– А где сейчас фронт, товарищ старший лейтенант? – задал вопрос сержант.
– В районе Орши.
– Где?
– А вы сами, откуда идете?
– Товарищ лейтенант – из Ломжи. А мы – из-под Гродно
– Откуда? – от удивления я выпучил глаза. Ну, еще бы, Ломжа находится километров на триста западнее Минска, если не на четыреста, да и Гродно – тоже не близкий свет.
– Мы из пятьдесят шестой стрелковой, – устало проговорил сержант.
– Ну, товарищи, вы и даете! – только и мог сказать я.
– Что «даем»? – переспросил сержант.
– Молодцы вы! Но об этом – потом. А сейчас вам отдохнуть надо. Так что, поехали.
И мы поехали.
…..
Отправив ребят на задания, Фермер занялся хлопотами по сбору лагеря. Одной из основных проблем было то, что давать рации кому бы то ни было, кроме своих, Саша не хотел. Поэтому в засаду на дороге пришлось отправить Дока. При других раскладах бывший подполковник спецназа ни за что бы не отправил единственного медика в дозор. Окруженцы доверия у него пока не вызывали. Слава богу, что их бывший командир сидел смирно, и бузить не пытался. А пока, бойцы Красной Армии, во главе с сержантом перетаскивали лично упакованные командиром баулы и рюкзаки в «круппа».
Примерно через полтора часа на связь вышел Бродяга и сообщил, что, по его мнению, шоссе минировать лучше с утра. Пришлось с ним согласиться. Но с этой точки надо уходить как можно быстрее. Саперов должны хватиться примерно через час, и, вряд ли на их поиски немцы поедут на ночь глядя, но, все же, весь двадцатилетний опыт Александра восставал, против такого явного нарушения правил.
«Все-таки игрушки наши меня расхолодили: невыполнение приказа – это не повод к расстрелу, а обыденность; бойцу, заснувшему на посту, грозит не тюрьма, а, максимум, дружеское внушение в непарламентских выражениях и прочие либерально-разгильдяйские заскоки. А ребята хорошие, надежные, но многие из них никогда крови не лили, ни своей, ни чужой. Хотя Антон, вот, сподобился. Надо с ним поговорить будет, когда вернутся. А то вдруг у парня планку сорвет».
Тут его окликнул Дымов:
– Товарищ майор, а с немцами, что будем делать.
«Да, что со всеми этими немцами, делать-то будем. Думал ли ты, майор Куропаткин, что когда-нибудь попадешь на ту, самую страшную и кровавую Великую Отечественную? В школе – да, в училище, когда разбирали на примерах операции партизан и диверсантов – да, а вот после? Нет, не помню. Узнать бы кто так пошутил, с чего нас – расслабившихся и ожиревших, перебросило сюда, в пекло»?
– Трупы оттащите в поленницу – сожжем. А живого… – и Фермер сделал характерный жест рукой у горла, – а потом, туда же.
В небе послышалось басовитое гудение, и Александр, подняв глаза, увидел высоко, километрах в трех большую группу самолетов, медленно ползущих на восток.
«Немцы. Эх, аэродром бы пошерстить… Но как? Нет взрывчатки, оружия, карт, подготовленных людей… Практически ничего нет, даже еды. Но ведь они», – он посмотрел на окруженцев, отдыхавших, сидя на бревне, – «наши предки, тоже ничего имели! А у нас, вдобавок есть опыт всей этой войны, и еще десятка – бывших после. Будем драться! Будем».
И самозваный майор госбезопасности пошел к людям, которым, по его мнению, предстояло стать ночным кошмаром для врага, вторгшегося на нашу родную землю.
…..
Ехали мы не долго. Через несколько десятков метров я понял, что мотоцикл дальше не пройдет, и, остановившись, сообщил товарищам бойцам, что халява кончилась.
– Товарищ сержант, – обратился я к Тотену «на новый лад», – мачетку давай.
Взяв «Кершо Оуткаст», который сам же Алику и подарил год назад (или шестьдесят семь лет вперед?) я быстро вырубил несколько шестов, после чего, с помощью сержанта-пехотинца, сделал из двух слег и мотоплаща носилки для так и не пришедшего в себя энкавэдэшника. Из трех палок я соорудил что-то вроде шалаша над мотоциклом, и замаскировал импровизированный «мини-гараж» зеленью. В путь мы выдвинулись в следующем порядке: ваш покорный слуга, навьюченный немецким барахлом и мешком с продуктами, впереди, в качестве передового дозора, за мной – Тотен, нагруженный мешком с едой и тремя винтовками, следом бойцы на носилках несли лейтенанта. Замыкал колонну сержант, тоже тащивший мешок и остальное оружие. Медленно и печально шагали мы по лесу. Примерно через час нашего марша с Аликом связался Фермер. Свистом подозвав меня, Тотен протянул мне гарнитуру.
– Арт в канале. Слушаю тебя, Фермер.
– Как ваши дела, Тоха?
– Ковыляем потихонечку. Провизией запаслись. В деревне напоролись на немцев. Ведем с собой четверых окруженцев.
– Как напоролись?
– Долго рассказывать. Лучше – лично.
– Шумели сильно?
– Не очень, но пострелять пришлось.
– Что за окруженцы?
– С границы идут. Один из них – лейтенант ГБ.
– Докапывался?
– Да. Но он, похоже, контуженый. Сейчас в отрубе.
– Когда рассчитываете прибыть?
– По моим прикидкам – минут через сорок, может быть – через час.
– Понял тебя. Отбой.
Еще, примерно, минут через двадцать мне пришлось объявить привал, поскольку бойцы, несшие лейтенанта, выбились из сил.
– Так, Алик, давай сюда воду! – скомандовал я.
Тотен протянул мне свою флягу.
– Товарищи бойцы, – обратился я к окруженцам, – ложитесь на спину, ноги положите на мешки. Вот вода, сильно не усердствуйте, по паре глотков – и все.
Потом, вспомнив, что они последние пару дней, а может и неделю, практически ничего не ели, я, наклонившись к Алику, спросил:
– У тебя шоколад остался?
Он молча протянул мне плитку Ritter Sport'а. Незаметно для окруженцев я сорвал обертку и, разломив плитку на четыре части, протянул им на ладони.
– Что это, товарищ старший лейтенант? – спросил сержант.
– Шоколад. Ешьте мелкими кусочками, и обязательно запивайте водой.
– Но здесь четыре куска, а нас – только трое?
– Лейтенанту тоже надо дать.
– Но он же без сознания!?
– Сейчас, приведем его в чувство. – Ответил я, присаживаясь рядом с энкавэдэшником.
Протянув к его лицу руку, я несколько раз нажал ногтем точку на верхней губе. Лейтенант замотал головой и открыл глаза.
– Как ваше самочувствие, товарищ лейтенант?
– Что? Где я? – и рука летехи потянулась к тому месту, где раньше висела кобура с пистолетом. Что-то мне в этом движении показалось странным.
«Хм, а резвый гэбэшник-то!» – подумал я, – «хорошо, что я еще, когда его на носилки клали, кобуру отжал и себе на пояс повесил, а то этот мог спросонья и от контузии по нам начать стрелять».
– Вы у своих, – мне пришлось говорить максимально успокаивающим тоном, – мы идем к лагерю партизан. Вот немного шоколада и воды – подкрепитесь.
Я встал, и жестом позвал за собой сержанта, который, не послушав меня, уже съел свою порцию. Отойдя метров на пять, я сел под куст орешника, и рукой указал на землю рядом с собой:
– Присаживайтесь, сержант. Разговор у меня к вам есть.
– Да, слушаю вас, товарищ старший лейтенант – ответил тот, садясь рядом.
– Вас как зовут?
– Сержант Юрин.
– А по имени?
– Коля… то есть Николай.
– А я – Окунев Антон.
– Очень приятно, товарищ старший лейтенант госбезопасности.
– Николай, ты что? Мы же познакомились. Обращайся по имени, сейчас можно.
– Слушаюсь
– А скажи ка мне, Коля, вы с лейтенантом всю дорогу шли?
– Нет, только в сарае встретились. Два дня назад.
– А откуда знаешь, что он из Ломжи?
– Он сам сказал. И удостоверение показывал. Он из особого отдела 6-ой кавдивизии, а она в Ломже как раз стояла. А вы что, сомневаетесь?
– Нет, просто интересуюсь. Ладно, хватит лясы точить. Пора идти, а то до темноты не дойдем.
Когда мы сержантом подошли к остальным, я спросил у лейтенанта:
– Товарищ лейтенант, вы сами идти сможете?
Тот утвердительно кивнул головой.
– Ну и отлично. Еще две минуты отдыха, и вперед.
– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а у вас табачку не найдется? А то очень курить хочется, – спросил боец с подбитым глазом.
– Сейчас посмотрю, – уходя в деревню, я оставил Тотену пачку сигарет, ту самую – с обрезанными фильтрами.
Алик все понял на лету, поэтому кинул мне две сигареты. Я протянул одну бойцу:
– Только трофейные есть.
– Ничего, и такие пойдут.
Я, прикурив свою сигарету от спички, вначале хотел отдать коробок окруженцу, но вовремя вспомнил, что надпись «Череповец. ФЭСКО, Россия» на коробке может вызвать ненужные вопросы. Поэтому я протянул ему горящую сигарету, чтобы он прикурил «от ствола».
– Товарищ старший лейтенант, или как вас там? – внезапно раздался за моей спиной голос. И одновременно щелкнул предохранитель «мосинки».
«Ну, еж твою!» – только и подумал я, покосившись через плечо.
Неугомонный гэбэшник стоял у меня за спиной метрах в двух, а мой ППД висел у меня на плече, и добраться до него не было никакой возможности. Ну, почти никакой.
– В чем дело, лейтенант? – как можно более спокойно спросил я.
– Предъявите ваши документы!
– Лейтенант, ты совсем на голову больной, или это приступ? Какие на задании в тылу врага документы?
– Я еще раз требую вас предъявить документы. В противном случае я буду вынужден вас арестовать своей властью.
Бойцы недоумевающе смотрели на нас. Тотен, конечно, пришел бы мне на помощь, но он поставил свою винтовку вместе с остальными стволами к дереву, у которого сидел.
– Вот скажи мне, лейтенант, а где твоя бдительность была, когда двадцать втрого числа диверсы из «Бранденбурга» командиров стреляли и штабы взрывали. – Решил я использовать свое «попаданское послезнание».
Тот болезненно скривил лицо, но ничего не ответил. Я же продолжал переть буром:
– Молчишь? А сейчас, когда тебя из дерьма вытащили, решил свою власть и строгость перед бойцами показать? Ну, давай, валяй.
– Я еще раз требую…
– А не пошел бы ты! «Шпалой» сверкаешь, а ума нету!
– Прекратите оскорблять сотрудника госбезопасности! Немедленно предъявите документы!
– Щаз, разбежался об стену – ничего, кроме как тянуть время, аккуратно, кончиками пальцев, вытягивая из кобуры ТТ, мне не оставалось.
– Немедленно положите автомат на землю! – решил сменить пластинку лейтенант.
«Так, если я начну снимать с плеча ППД, то перестану вытаскивать пистолет. А что, если, скидывая автомат, просто выхватить ТТ, да и завалить этого зануду? Так свой он. Да какой свой? Дятел он назойливый, а не свой».
За спиной раздался какой-то шорох, невнятный возглас и звук глухого удара, как будто ударили деревяшкой об деревяшку. Затем шум падающего тела. Скосив глаза, я увидел, что лейтенант лежит на земле, а над ним, с винтовкой в руке, стоит сержант Коля.
– Сержант, ты что, с дуба рухнул?
– Нет, товарищ старший лейтенант.
– Так что ж ты, старшего по званию – прикладом?
– А, вражина он!
– Да с чего вы взяли, сержант? – я попытался перейти на официальный тон.
– Что он нам стволом грозил? Да и форма у него – чистая! Вон даже подшива белеет!
«Щелк!» – и кусочки мозаики встали на свои места. Я понял, что же мне показалось странным в том жесте лейтенанта, когда он, якобы, очнулся. Он искал кобуру НА ЖИВОТЕ! Некоторое время назад я помогал ребятам-реконструкторам при съемке документального фильма, точнее, это они снимались в документальном фильме, на который меня наняли, как режиссера. Так вот, я вспомнил, как один из «отцов реконструкции» распекал двух парней за неправильное ношение кобуры. «Ты кто? Офицер Красной Армии или шпион? Ну, так перевесь кобуру на правый бок. Я понимаю, ты немцев реконструируешь, но наши-то носили кобуру на боку, а вот фрицы – на животе».
Вскочив на ноги, я бросился к лейтенанту. «Только бы мы не ошиблись! Только бы он немцем оказался» – стучало у меня в голове. Был один надежный способ проверить мои сомнения. Торопливо обшарив карманы «энкавэдэшника», я нашел удостоверение.
– Тотен, фонарик! Живо!
В ярком свете диодного фонарика я торопливо листал страницы. «Саукстас Герман Янович. Лейтенант. ГУГБ НКВД» – пока все верно. Так, «выдано – 18 октября 1939г.». Проведя пальцем по скрепкам, я облегченно выдохнул.
– Немец он. – Сказал я, поднимая голову.
– А как вы узнали, товарищ старший лейтенант?
– Вот, сам посмотри. Удостоверение он почти два года в кармане таскает, края обтрепались, и обложка потерта, а скрепки не заржавели. Нам перед заброской как раз про эту особенность рассказывали. – Решил я придать убедительности своим словам.
– Но удостоверение ведь потрепано?
– Есть такие спецы, Николай, они тебе за два дня, что хочешь, в надлежащий вид приведут.
– Понятно. То-то мне показалось, что он по-русски как-то не так говорил.
– Поэтому он и прибалтом записан, а может и на самом деле – латыш или эстонец. Но это лирика. Алик, шнурок давай.
В этот момент я краем глаза заметил быстрое смазанное движение. Единственное, что я успел сделать – это поднять правое плечо и немного пригнуть голову, поэтому сапог «лже-гэбэшника» попал мне не в голову, а, как раз, в поднятое плечо. От удара плечо онемело, и я выронил пистолет, а сам опрокинулся на бок. Гад сноровисто сграбастал ТТ и направил его на меня…
– АААААА, твоюююю… – раздался рев Тотена.
Немец отреагировал на новую угрозу выстрелом. Алик запнулся на бегу, но, все-таки сделал еще два шага и обрушил приклад маузера на грудную клетку противника. Противный хруст и бульканье… Извернувшись, я изо всех сил ударил немца ногой в голову. Снова послышался хруст. Я встаю на четвереньки, и, не обращая внимания на немца, рвусь к Алику, оседающему на землю.
– Тотен! Алик? Куда? Куда он попал?
– Все нормально, Тоха… – слабым голосом отвечает мой друг.
– Твою мать! Алик, куда он попал?
– Нога, правая.
Я кладу друга на спину, и в ярком белом свете «диодника» вижу входное отверстие на бедре.
«Господи, только бы артерию не задело!»
– Сержант, там под деревом «сбруи» немецкие лежат. Тащи их сюда! – ору я, сдавливая бедро выше раны.
– А вы чего встали? – это уже рядовым, в полных непонятках застывших у своих деревьев.
– Ты! – я кивком показываю на того, что с обожженной шеей, – иди сюда! Держать будешь.
– Алик, аптечка у тебя в каком подсумке?
– Там, в «трехдневнике», на спине.
С помощью бойца, приподняв Тотена, я достаю из «транспортного» подсумка пакет с аптечкой.
«Спасибо тебе Док!» – думаю я. Ведь в отличие от многих других команд, где и аптечек-то у многих нет, а если и есть, то кроме панадола и ношпы в них ничего не найдешь, наш медик реально комплектует аптечки нужными средствами первой помощи. Достав из пакета шприц-тюбик с противошоковым, я через штаны ставлю Алику укол. Бледность медленно уходит с лица друга.
– Тох, только штаны не режьте, где я новые тут достану.
– Поговори у меня, барахольщик.
Однако, прислушавшись к просьбе друга, штаны ему расстегиваю и приспускаю их ниже коленей. Подношу фонарик к ране и внимательно ее осматриваю.
«Так, кровь не фонтанирует. Это хорошо, значит, артерия не задета! Хотя, стоп. Может и внутреннее кровотечение быть. Рана ведь «слепая» – выходного отверстия нет. Может, в кость попало?» Аккуратно, ведь я массажист, ощупываю ногу Тотена. Тот морщится, но не кричит.
«Вроде, кости целы. Но почему? С трех метров пуля ТТ должна была, или пройти навылет, или, если она застряла, внутри, попасть в кость. Ничего не понимаю!»
Сержант протягивает мне немецкий ремень. Перетягиваю ногу выше раны, затем, присыпав стрептоцидом входное отверстие, и наложив тампон, туго бинтую бедро индпакетом. Ух! Вот это весело мы погуляли!
– Ну, товарищ сержант госбезопасности, с боевым крещением вас! Разрешаю выпить двадцать грамм! – пытаюсь приободрить Алика. – И, спасибо тебе!
– Служу … Трудовому народу! – полушепотом отвечает Тотен.
В разговор вступает Юрин:
– Товарищ старший лейтенант, а с этим гадом, что делать будем. Надо бы его связать.
И тут меня разбирает нервный хохот… Захлебываясь и повизгивая, я с трудом отвечаю сержанту:
– Ха-ха-ха… Ну ты… Ха-ха… и шутник, Коля… Ик… Трупы связывать… Ха-ха… Может ты их коллекционируешь? Ха-ха-ха.
Положение спасает Алик, который, буквально, вставляет мне в рот горлышко своей фляжки. Поперхнувшись коньяком, я замолкаю.
В молчании, посидев еще около минуты, я встал, и, зачем-то отряхнув колени, сделал два шага к телу «шпионского-энкавэдэшника». М-да… Вот это мы постарались… Кровь изо рта уже течь перестала, но «фанеру» Алик ему явно проломил аж до лопаток. А я, своим ударом, похоже, не только раздробил ему висок, но и сломал шею, поскольку голова покойного склонилась к плечу под весьма интересным углом. Наклонившись, я попробовал оторвать петлицы. Крепко пришито. Достав нож, я срезал их ножом. Подобрал фуражку. «Новенькая совсем!» – отметил я краем сознания. Все молча следили за моими манипуляциями. Наконец я подобрал с земли Тотеновский карабин. «А вот и разгадка!» – при ударе кусок приклада откололся, но аккуратное входное отверстие от тэтэшной пули было заметно – трещина, расколовшая приклад, прошла как раз через эту дырку. Я протянул винтовку Алику:
– Вот, ей спасибо скажи! Почти защитила.
Потоптавшись немного вокруг тела, я попросил Николая помочь оттащить труп подальше. Спрятав тело под кустом метрах в десяти от нашего стойбища, и кое-как закидав его дерном, мы вернулись к остальным.
– Алик, который сейчас час?
– Двенадцать минут девятого. – Ответил он, мельком взглянув на часы.
«Так. На связь мы выходили в девятнадцать сорок семь – это я помню точно. На привал, соответственно, встали около пяти минут девятого. Еще минут пять мы пили-ели, и разговоры разговаривали. Блинский нафиг, вообще около двух минут вся кутерьма длилась, получается!»
Однако на повестке дня стоял другой вопрос, гораздо более важный, нежели размышления о времени и его особенностях. После ранения, Тотен вряд ли сможет самостоятельно идти, а уж, тем более, нести груз.
– Так, – обратился я к бойцам моего маленького отряда, – давайте ка все барахло в одну кучу кладите.
Меньше чем через минуту передо мной высилась солидная куча «хабара». «Эх, логистика бы грамотного сюда!» – мелькнула и торопливо спряталась в голове мысль.
Итак: раненый Тотен, три приличных мешка с едой и керосином, пять винтовок, если считать охотничье ружье за винтовку, три автомата. И на все, на это – четыре человека. О-хо-хо!
Взяв из кучи карабин, частично прикрывший Алика от пули, я, работая затвором, достал три оставшихся патрона, а затем выщелкнул и сам затвор. После чего отбросил маузер в сторону.
«Уже на пять килограммов легче» – попробовал я пошутить сам с собой.
Конечно, для скорости передвижения стоило бы понести Тотена на носилках, но тогда весь остальной груз пришлось бы нести нам с сержантом. Хотя… Вот оно! Подобрав носилки, я, с помощью так и не пригодившегося для связывания шнура, быстро переконфигурировал их в волокушу.
– Товарищи бойцы, раненого будем тащить по очереди. Вы – я указал рукой на бойца с подбитым глазом – первый. Кстати, а как вас зовут?
– Красноармеец Терещенко, товарищ старший лейтенант.
– А вас? – я обратился к «обожженному».
– Красноармеец Дроздов. Вячеслав.
– Вы следующий, красноармеец Дроздов.
Навьючившись, мы тронулись в путь.
…..
Как это ни странно, до смолокурни мы добрались без приключений. Когда, по моим расчетам, идти осталось минут десять, я связался по рации с Фермером и попросил его прислать хотя бы пару людей в подмогу. Двухчасовое блуждание по лесу порядком вымотало всех членов моего отряда.
Фермер встретил нас около штаба. Увидев Тотена на носилках, он вопросительно посмотрел на меня, а затем крикнул в сторону большого сарая:
– Док, а ну давай, пулей сюда!
Серега не заставил себя ждать и вскоре он вместе с Тотеном, которого несли «наши» окруженцы и «свежим» пополнением скрылся в своих владениях.
Я вытянулся перед Сашей и доложил:
–Товарищ майор госбезопасности, группа с задания вернулась. Задание выполнено. Во время выполнения задания уничтожено четыре солдата противника и один пособник врага. Захвачен мотоцикл. Свои потери – один раненый.
– Живые вернулись – и то хорошо. Пойдем в штаб.
– Товарищ майор, это – я показал на Николая, – сержант Юрин, командир окруженцев, что я привел. Они с боями прошли около трехсот километров, аж от самого Гродно.
– Молодец, сержант. Объявляю благодарность.
Николай вытянулся по стойке «смирно» и в полголоса ответил:
– Служу трудовому народу.
– А теперь отдыхать идите, сержант. Несвидов!
– Я, товарищ майор! – «нарисовался» сержант-артиллерист.
– Коллегу на отдых определите. Да, там продукты принесли, сообразите насчет питания.
– Слушаюсь, товарищ майор.
– А мы пошли, потолкуем – это Саша уже мне.
Когда мы вошли в штаб, командир указал мне рукой на лавку и спросил:
– Как же вы так напоролись?
– Саш, это уже потом, после разговора с тобой. Энкавэдэшник подсадным оказался, то ли литовец, то ли еще сука какая. Всю дорогу под контуженого косил, а потом арестовать меня пытался.
– А как ты понял, что он не наш?
– А он кобуру на животе искал, говорил немного неправильно. Ну и классика – старая ксива с нержавеющими скрепками.
– Да, помню что-то такое. Еды вы много принесли.
– Не особо, зато три автомата взяли и два винтаря, правда, Тотеновский маузер пришлось выбросить. И, Саш, надо бы окруженцев научить немецкими «сбруями» пользоваться. Это – стопудово удобней, чем все на ремне таскать.
– Научим. Не это, Тоша, сейчас главное. Ты немного по округе пробежался, что про обстановку скажешь?
– Тесно тут. Лесок этот крошечный, а вокруг деревень понатыкано. А ребята вернулись? Что-то я их не видел.
– Они с утра шоссейку минировать будут. Так Бродяга решил.
– Нафига? Нам сейчас отсюда уходить надо. Мы, по моим ощущениям, сильно наследили. Немцев, что в селе завалили, точно хватятся – они из полевой жандармерии.
– Твои предложения?
Я посмотрел на лежащую на столе карту:
– В порядке бреда хотел предложить рвануть завтра с утра или прямо сейчас на машинах на север. Можно через Колоницы и на северо-восток. Можно вслед за ребятами к шоссе выйти. Я так понимаю, что они где-то здесь? – и я пальцем показал район на карте.
– Да, как я понял в этом леске у Новинки.
– И по шоссе, под видом саперов, к мосту у Боублей и рвануть его. А потом уходить северо-восточнее.
– А не очень нагло?
– А я фельджандармов на бляхи обул. Останавливать колонну саперов в сопровождении фельджандармерии вряд ли будут. Окруженцев бросать не хочется. Хотя ты командир, ты решаешь.
– Да, одни мы бы ушли пешком. А что за обозначения тут на карте?
– Так, Рогово – «Отдельный охранный батальон». Ну, это понятно – «узел» на шоссе. Лумшино – пехотный полк третей очереди. Радошковичи – целый букет частей. Саш, обстановка быстро меняется, они войска к Березине гонят.
