Текст книги "Двенадцать причин умереть"

Автор книги: Артём Квазимодо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Да, я по адресу. Внутри ничего абсолютно не менялось со времён моего заезда: на 12 часов небольшая кухня с выцветшими жёлтыми обоями в ромбик, небольшой стол, который больше напоминает сутулого серого ишака, табурет не отстаёт и играет роль детёныша осла. По правому борту от кухни расположилась моя спальня, она же в свою очередь играет и роль зала. Квартира-студия – так бы это назвал приезжий, но какие здесь могут быть туристы? И откуда я вообще помню это слово? Подумаю на досуге. Кровать на ладан дышит, но старушка держится уверенно, потому что у нас с ней другого выбора и нет: чтобы получить новую, следует записаться у консьержа в очередь на мебель, и, если тебе повезёт, то ты станешь счастливым обладателем полутораспалки всего через каких-то 2-3 года. Но уж всяко лучше, чем ничего. Кстати, налог за кровать уплачен.

Снимаю сапоги, удаляюсь в ванную комнату. О ней особо нечего говорить: вечно улыбающийся унитаз, бежевая раковина, во рту у которой уже пошли микротрещины, да собственно сама ванна и вечно моргающая лампа накаливания над ней.

После удачного визита в ванну Мётра рухнул на кровать прямо в рабочем комбинезоне и задремал на часа этак полтора. Ему не мешало бы помыться, но это после.

...Он видит меня, он знал, что я приду к нему.

Кругом сплошные заросли из елей и дубов, впереди лишь узкоколейная дорожка из небольших птичьих черепков, которые хрустят при каждом шаге, медленно и поочерёдно впиваясь всё глубже и глубже в каждую стопу. Но это боль неимоверно сладкая.

– О, старец, дай мне ответ, кто ты и как звать тебя?

Старик подлетел к нему на небольшом облаке, из которого то и дело выпадала и убегала в чащу леса какая-нибудь миниатюрная зверюшка, похожая не то на тигра, не то на медведя.

– Ты хочешь быть полезен этому миру, но твои труды напрасны, – молвил он, спустившись со своего транспортного средства и отправив его восвояси. – Они хотят власти над тобой, но зачем ты покоряешься тому, кого не видишь?

Он стоит передо мной, одетый в белую, но с грубыми серыми заплатками рясу, в его правой руке покорно дежурит деревянный сухой посох, конец которого загибается, образуя своеобразный «инь-янь» с неким красивым красным и ярко-сияющим самоцветом посередине.

– Все мы совершаем ошибки, закапывая себя всё глубже и глубже. Рыба гниёт с головы, а человек – с сердца, – продолжал он. – Оно предаёт тебя в первую очередь. Но предателя ещё можно спасти, правда, вакцина у каждого своя.

– И что же мне делать?

Внутри всё пульсировало, казалось, что органы решили поменяться местами между собой, и теперь мои легкие где-то в заднице, а кишечник расположился у гортани.

– Ступай в мой дом, я буду ждать тебя там. Какой бы ценой это ни стоило – приходи . Если даже умрёшь. Правый псалтырь будет ждать тебя на своём месте.

Я тону, задыхаюсь…… Что-то….что-то выталкивает на поверхность…

Это был сон? Да, определённо сон.

Рыба гниёт с головы….Псалтырь…..

Библиотека. Мне срочно нужно туда…..Даже если умру.

Я точно знаю, что туда, всё зудит….чёрт, голова сейчас взорвётся, где мои сигареты?

Я буду искать его.

Он знал, о чём говорил.

Глава 7.

 

 

 

 

Мётра чувствовал холодное касание лужи сквозь ботинки. Начался ливень, но выбора у него не было совсем. Путь был не близким: сначала через КПП, после свернуть через сквер, который больше похож на гигантскую кишку, через неё Остров отрыгивает всех ему неугодных. К сведению, он тянется через весь «Пустырь» и кончается резким обрывом на другом конце. От того и «кишка». На середине «кишки» свернуть в проулок между старыми деревянными домишками. Они настолько старые, что иногда кажется, будто лужайки перед ними являются их седыми и заплесневелыми бородами, за которыми регулярно ухаживает прикреплённый к ним цирюльник.

Итак, древние сараи….а куда дальше? Я не был в библиотеке с того момента, как получал научную литературу для более продуктивной работы с инструментами, кстати, надо бы потом наведаться с обратным визитом и сдать их, иначе штраф из-за просрочки сроков. Точно, по мощёной улице «им. Пауля Роджерса третьего» ( Для справки: Пауль Роджерс возглавил третий созыв кабинета министров, на котором внёс в Кодекс Островных Порядков рекордные двадцать поправок и пять новых законов, в связи с чем и был увековечен в пределах этой улицы. «Об Островной деятельности и её великих личностях, стр.45 глава 4» )

Мда, видимо, у его родителей было плохо с фантазией, от чего в семье рождался уже третий Пауль Роджерс. Но сейчас не об этом. Сто метров прямо, потом двадцать пять направо…..Я на месте. Я буду на месте, если выдвинусь прямо сейчас.

Дождь станет моим природным душем и смоет всё рабочее дерьмо с моей кожи. Отмыть бы ещё и душу…

«Пустырь» стоял бездыханно. Лишь тёмные глазницы двухэтажек с презрением и непониманием преследовали меня на протяжении всего пути. Их двери-рты были наглухо закрыты, и лишь некоторые домишки осмеливались открыть свою пасть ,чтобы бесследно меня сожрать.

Вместе со мной в моих ботинках путешествовали практически все лужи, которых я встречал по дороге, моя обувь уж больно гостеприимна

Мётра упал в канаву. Я упал в канаву. Дождь всячески строил мне преграды, хватало того, что из-за него я путался и пробегал нужные мне улицы. Даже на «кишку» я вышел не с первого раза. Этот поганец решил вдоволь поглумиться и залил собой строительную яму, из-за чего я принял этот участок за асфальт. Промокший до нитки, промокший не только физически, но и духовно, но отступать нельзя. За промокшие сигареты обидно.

Последний поворот переминался с ноги на ногу на горизонте, он ждал, он хотел, чтобы Мётра скорее обогнул его.

И вот она, «Библиотека округа Остров №1».

Неудивительно, что она закрыта.

Неудивительно, что её окна заколочены.

Стоп, что?

На дверях в пластиковой вставке красуется белый с разводами лист бумаги. Лист вещает: «В связи с постановлением Партии об изоляции книжных изделий ( кроме научных и рабочей литературы) приказ №231 вступает в силу с 12.08.2015 года. Книжные изделия частично будут ликвидированы, частично будут перевезены на пром.склады для дальнейшей утилизации. Научная и рабочая литература будет выдаваться бухгалтерией местных предприятий. Подпись: Брюнхер Л.А»

Это разрыв сердца. Это похоронный марш черепного гроба, в котором покоится усопший из-за таких новостей мозг. Он ждал меня, он сам назначил встречу здесь. Я больше не могу жить в неведении, жажда вкусить правдивые плоды не отпускает меня, должен хоть кто-то со всего этого проклятого острова узнать истину. Всем срать, дерьмо настолько заполонило наши умы, что уши слышат лишь то, что говорят сверху. Пора бы его откачать.

Какой чёрт дёрнул меня посмотреть в тот момент на часы,я не знаю, но я ему очень благодарен, и, если вы с ним свидитесь, то передавайте от меня большой привет! На циферблате меня дожидались цифры одиннадцать, ноль, восемь, две тысячи пятнадцать, одиннадцать, сорок пять.

Сердце мгновенно вышло из комы, а мозг восстал из мёртвых. Это ночь живых мертвецов, и на секунду я и правда стал настоящим покойником, который жалобно скулил перед дверями библиотеки.

Настрой стал боевым, мокрая одежда и ботинки отошли на второй план. Задача номер раз – проникнуть в библиотеку.

Задача номер два – отыскать Псалтырь.

Задача номер три – не умереть в эту ночь от шальной пули ночного патруля ( они заступают на смену после 00:00 в любую погоду и время года, в промежуток с одиннадцати до полуночи дневной патруль оставляет свой пост и отправляется на «заслуженный» отдых вплоть до семи утра ).

План действий ясен?

Так точно!

Глава 8.

Ни души. Лишь бездыханные книжные тела хаотично разбросаны по всему периметру библиотеки. Здание одноэтажное, крыша прохудилась в некоторых местах, поэтому дождь достаёт меня и здесь. Из-за влаги бледно-зелёные обои местами начали отслаиваться от стен и свисают практически до пола. При каждом шаге пол под твоими ногами скрипит так, будто ему наступили на грудную клетку, и он издаёт свой последний прижизненный звук. Полки валяются на полу, без слёз на них не взглянешь, кто-то здесь очень хорошо «поработал».

Оно кровоточит. Ему больно. Его дети погибают внутри него самого.

Задача номер два – отыскать Псалтырь.

Если бы я был книгой, которая не должна никому попасть в руки, то куда бы я спрятался? Не думаю, что прохлаждаться на самом видном месте будет было бы идеей. Следовательно, самое время отыскать архив и порыскать в нём.

Пути Господни неисповедимы. И мы лишь чётко выполняем приказы сверху, чтобы быть услужливыми. Мимы, которые стучатся в невидимые двери в невидимых стенах. Так где же ты, потаённая книжица?

Прошло ни много ни мало пару часов. Мётра по уши был увлечён игрой в прятки, но книга его пока что выигрывала. В глаза он его сроду не видел, но был точно уверен, что руки сами ухватятся за нужный экземпляр. В голове за это время сформировался чёткий образ того, как она должна выглядеть: в тугом чёрном кожаном переплёте, протёртая по краям и с выпирающими кончиками, в середине бордовый ромб, который слегка выпирает над поверхностью и сверкает словно диковинный изумруд, что был найден кучкой гномов в глубоком руднике. Откуда в подсознании возник такой образ – неизвестно, он он точно знает, что так и будет. Ведь за ним чутко наблюдают.

Взгляд приковал стол, стоящий в дальнем конце комнаты №4, что-то подозрительно чёрное прилипло к его правой ножке. Подойдя чуть ближе, Мётра достал свою зажигалку из правого левого комбинезона ( да, она была у него всё это время, но вспомнил о ней он только сейчас, до этого работа велась полностью на ощупь ) и с третьего чирка зажёг её. Под ножкой стола томилось нечто чёрное, больше смахивающее на кирпич, нежели на книгу. Но это определённо была книга, и причём в меру упитанная. Мётра дёрнул её из под стола, держа зажигалку в левой руке, а теперь уже и книгу в правой. Стол издал продолговатый скрип, дёрнулся было в сторону, но тут же покорно замер, но даже инвалидность не помешала ему стоять ровно.

Кремень на зажигалке очень сильно раскалился, поэтому пришлось отправить её на заслуженный отдых – пусть полежит на столе.

Единственное, что удаётся точно углядеть, так это её чёрные страницы. Словно их проглотила старушка ночь, после чего испражнилась в чёрную дыру, где они пробыли сотни лет. Настолько они были чёрными, и если оставить свой взгляд на них подольше, то можно потерять нить с реальностью. Завораживает.

Луна поделится со мной солнечным своими прожекторами ( Луна не имеет своего собственного свечения, то, что мы видим ночью, есть ни что иное, как свет, который исходит на Луну от Солнца ). Мётра спешит выйти из комнаты и отправиться к окну в холле библиотеки, в которое Луна заботливо посылает своих солнечных детишек. Тем временем дождь уже стих, поэтому вокруг воцарилась мёртвая тишина. Только я и книги. Остатки высокоразвитой цивилизации.

Да. Это она.

Вычерная, словно шахтёр после смены. И во лбу красуется не бордовый, а грязно-жёлтый камень. Не велика потеря. Видимо, старец позаботился и бережно вложил образ книги в мою голову. Спасибо, отец.

Покой нарушил внезапный хруст веток и квартет оживлённых голосов. Мётра пригнулся и прислонился щекой к холодной, словно Арктический лёд, батарее. Слова было не разобрать, говорили одновременно, очень тяжёлым басом. Слышались только отдельные реплики: «закончим…сколько у нас…работы на час…давай уже…заткнись и начинай...»

И тут прогремело отчётливое «зажигай!»

Они пришли, чтобы сжечь её. Сжечь, по их мнению, обитель зла. Ироды. Гниды. Духовные импотенты. Полицаи.

Друг за другом послышались щелчки снятия предохранителей.

Затем звук зажигания фитиля. Пламя этой ночью пляшет под их дуду.

Нужно бежать, иначе мне будет заказано вечно скитаться по течению реки Стикс, пока я не прибьюсь к берегам, ну, скажем, какого-нибудь Ада, например.

Я рванул что есть мочи на другой конец холла, чтобы постараться выпрыгнуть в выбитое мной ранее окно.

Воздух начинает нагреваться. Стены подсыхают. Оно горит заживо вместе со своими детьми. Я спасу лишь одного. Мы отомстим за вас!

Финишная прямая. Прыжок!

Я был бы не я, если бы в тот момент не зацепился левой рукой за торчащую в углу окна доску, которую сам же и выбил, но не отодрал до конца, не пробил бы насквозь предплечье, и не свалился кубарем в небольшую канаву в пяти метрах от злополучного окна, которое впустило меня, но вот отпускать, видимо не хотело.

Что же лучше: превратиться в обугленное бездыханное тельце, или же лишиться половины левой руки?

Я выбираю второе.

И вам советую.

Глава 9.

 

 

 

 

Прежде чем потерять сознание и проваляться до самого утра в вонючей и утопленной в грязи яме, я успел бросить взгляд в пылающее окно, из скорого вылетел секундами ранее.

В тот момент из огня яростный взгляд пал на меня. Это был он, тот самый старик – чернокнижник из моего сновидения. Огонь испепелял его тело, а он своим взглядом испепелял мне душу. Я видел его ровно секунд пять, а может и того меньше, после чего старец кивнул мне, и языки пламени поглотили его. Но этих пяти секунд мне хватило сполна. Я знаю, для чего я здесь.

– Рука ваша в превосходном состоянии, точнее то, что от неё осталось!

Доктор неторопливо перебинтовывал мой верхний обрубок, который больше напоминал эмбрион руки, зачаток, но никак не полноценную руку.

Ах, да, я забыл рассказать, какие последствия повлёк за собой тот самый поход в библиотеку. Хм, с чего же можно начать? Ну, например с того, что принимать грязевые ванны с насквозь пробитой рукой – не самая лучшая идея. В подарок вы получаете нагноение раны и последующую ампутацию предплечья. Превосходно. С тоннеля меня послали куда подальше, но велели найти работу, где бы я мог справляться и одной рукой, ведь Партия велит работать абсолютно всем, в каком бы состоянии вы бы ни находились, если только вы ещё не в утробе. Дали месяц, завтра истекает срок.

Я Мётра-12 – временно бесполезная блоха на теле огромного пса.

– Ну, что ж, можете одеваться, перебинтовал я вам её как следует.

Доктор поднялся со стула и медленным шагом подошёл к окну.

Я не люблю этот кабинет, наверное, как и все, кто попадал в него хоть раз. Некогда белоснежные стены под гнётом времени теперь словно пожелтевшие зубы у заядлого курильщика, пол из бирюзовой плитки липкий и неприятный, и если бы ноги могли говорить, то они бы благим матом застелили здесь всё вокруг. На стенах не обошлось, конечно же, без ярко-красного кричащего агит.плаката: «Доверь своё здоровье профессионалам!»

Нет, спасибо.

Медицинский блок находится на небольшом пригорке, так что из окна кабинета открывается неплохой вид на основной район и его обитателей. Даже столовую можно углядеть. Поесть бы сейчас не помешало.

Доктор не спеша начал поворачиваться в мою сторону, его тёмно-бурые кудри медленно следовали за траекторией его головы, аккуратные, но уж с очень огромными линзами очки немного съехали на кончик небольшого затупленного носа.

– Скажи мне, только честно, товарищ Мётра, как и чем вы пробили себе руку, да ещё и навылет?

Моя официальная версия для общества была таковой, что я возвращался после работы мимо стройки новой небольшой гостиницы на ¾ «кишки» и за углом навернулся на штырь.

Наутро после того происшествия я сам добрался до ближайшего мед.блока и успел выковырять из раны остатки заноз, которых оставила на прощанье мне та самая торчащая доска.

Сегодня я решил ему ничего не отвечать.

Положил свежеперебинтованную руку в фиксатор, затем взял с рядом стоящего стула свою чёрно-синюю кофту и отправился из кабинета восвояси.

Они не должны ничего узнать, иначе я пойду под суд. Работникам и гражданским запрещено находиться на закрытых объектах и тем более в столь позднее время без специального разрешения.

Заколебали.

В ящик комода меня дожидался внебрачный библиотечный ребёнок.

Проверив, заблокирована ли дверь, зашторив окна, Мётра достал злополучный и таящий в себе надежду псалтырь и держа его, естественно в правой руке, сел за кухонный стол, оседлав слегка покосившийся табурет. Открою секрет: я уже неплохо успел его изучить, но по-настоящему чего-то дельного я для себя не обнаружил. Большая часть глав состоит из нравоучений для грешащего рода людского, но дьявол кроется в деталях, как говорится: надежды юношей питают...

Мой взгляд заторопился по страницам.

Что ж,приступим.

Глава VIII.

«...И волны океана нашёптывали им блаженную мелодию, зазывая в свои объятья. И не было в округе такой чайки, которая бы не ведала о промыслах морских губителей.

И разверзнулся гром, и выбила молния на спинах рабов количество их грехов, и была права. Рабы пали на колени, стали благословлять молнию за её величие и клялись воспевать гром в каждом своём песнопении, ежели те примут их в свои владения.

И рявкнул гром, что не бывать этому, покуда он правит над грешным океаном, и пусть их ветхий плот будет свидетелем. И молния диким коршуном покарала рабов, отправив на веки вечные в глубинные морские темницы. И пусть будет так!...»

Символично, что перевёрнутая восьмёрка являет собой символ бесконечности. И в этот раз она не прогадала. Цифра восемь буквально преследует меня. Она таится в каждом коде, каждом номере, каждой числовой последовательности, с которой я сталкиваюсь нос к носу. Он хотел подать знак. Но почему именно я? Мётра. М. Ё. Т. Р. А...

У вас когда-нибудь запотевали глазные яблоки?

Моё тело пало под натиском нервного тика: ноги не слушались и хаотично дёргались, сердце отчаянно работало отбойным молотком, а глаза старались закатиться куда подальше в черепную коробку.

Будет ли для вас шоком, что вокруг вас армия идиотов?

И вы сам являетесь бравым солдатом-идиотом.

У которого отняли право выбирать.

Самое. Важное. Право.

Глава 9.

 

 

 

 

Возле КПП для меня подготовили сюрприз мои «хорошие друзья» полицаи. Видимо, они решили всем отделом приехать сегодня, чтобы пожелать мне доброго утра. Шутка. Я знал, для чего они здесь.

С того момента, как я потерял часть руки, ко мне стабильно через день стали захаживать мои «хорошие друзья», и каждый раз они приходили по двое, и каждый раз подворовывали еду из моего холодильника, в частности пропали: свиной паштет, небольшой ломоть сырно-молочного изделия, две упаковки сливочного пасла на молочной основе. Надо бы им выставить счёт, но сейчас не об этом.

Так вот, заваливались они, значит, ко мне ровно в 8:40 утра, по вторникам, четвергам, субботам, и так далее. Приходили одни и те же, но представлялись другими именами: Эндрю, Бо́рис , Филман, Паркер и прочие. Будто они думали, что меня можно обвести вокруг пальца, если приклеить накладные усы или нацепить фальшивую родинку на щеку. Вот умора. Простите.

Один и тот же вопрос: где вы были в ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа? Спал, отвечаю я, как и было положено всем в ту ночь, как и во все последующие так и во все предыдущие ночи.

А что же тогда приключилось с вашей рукой? – с язвительной ухмылкой, развалившись на моём кухонном табурете, спрашивал меня Эндрю, Бо́рис, Джонес, Вилморт и другие личности из его спектакля.

– Налетел на штырь по своей невнимательности, – не эмоционально и как по-заученному реагировал Мётра.

После этого один из той сладкой парочки доставал небольшой блокнот с такой же едкой змеёй, как и на их кокардах, чиркал в нём от силы пару строчек, после чего оба поднимали свои «заслуженные» зады и улетучивались восвояси.

Но сегодняшний визит переплюнул все предыдущие разом.

– Финита ля комедия, – единственное, что пронеслось у меня в голове в ту минуту.

Стоя полукругом, на меня пялили ровно девятнадцать глаз, во взгляде которых царили непонимание и отвага. Тут один из взглядов подался чуть вперёд и замер в надменной позе.

– Товарищ, просим прощения, что мы заявились по вашу душу так рано и без приглашения, но мы бы очень хотели поиметь в вами беседу, и даже больше вам скажу, в наши руки попало одно довольно любопытное кинопроизведение, которое вы просто обязаны увидеть. Это приказ!

Я узнал его. Пауль. Нацистская гнида.

Стоп, откуда я знаю слово «нацист»?

Сейчас не об этом.

Местный управленец, капитан, но не тот, что бороздит моря, а другой, который просиживает свой зад в управлении и вечно всем недоволен. Неприятной наружности: худой, словно вытянувшийся в полный рост глист, форма на нём буквально висела в некоторых местах. Отсутствие правого глаза никак не мешало ему следить за обстановкой на Острове, порой кажется, что его компенсирует некое шестое чувство, благодаря которому он берётся даже самые труднораскрываемые дела, например, кража ложки в столовой или летающий унитаз в хоз.блоке. Форма его, как и положено командному составу, серая, как у мыши, нет, как у крысы! И характер противнее некуда...Что вы хотели, человек на своём деле собаку съел! И да, в этом нет ничего смешного, его как-то раз отправили в карцер за то, что он действительно съел собаку интереса ради, гурман, чтоб его.

Все его цепные псы уставились на меня. Кристофер и Эдреан находились по правому и левому флангу и уже готовы сорваться с цепи.

Передо мной два пути: гнить одноруким бандитом за решёткой или поучаствовать в акции и получить бесплатную пулю калибра 7x92x53 мм в спину, а если повезёт, то и целый десяток.

Я выбираю второе.

Страшно не умереть, страшно ничего не оставить после себя.

Я надёжно спрятал его, когда-нибудь кто-нибудь отыщет эту «лопату» и продолжит мои деяния. И по ту сторону света я буду смотреть на всё это, купаясь и наслаждаясь в ванной из красного вина или жарясь на вертеле на шашлычках у дьявола.

Вся эта орава начала плавное движение по направлению ко мне. На лице Пауля замелькала гнусная ухмылка.

В мои глаза ударил молниеносный яркий свет, это старичок Солнце вываливал своё брюхо из-за горизонта. Я заслонился от его приветствия свой единственной верной мне рукой. В этот момент произошло, поверьте мне, настоящее чудо Господне. Полицаи все как один явно заинтересовались таким явлением, как Солнце, и повернули свои головы навстречу восходящему красному нечто.

В моей черепушке раздалось отчётливое стариковское хрипение: «Беги!»

И с ним никак нельзя было поспорить, старшим перечить нельзя, Мётра резко развернулся на 180 градусов и сорвался в противоположном направлении.

Гонки начались, больше драйва!

Где же ты затаилась, финишная черта?

Жизненная черта.

Глава 10.

 

 

 

 

Между делом, пока мне на пятки наступает целая рота как по щелчку озверевших блюстителей правопорядка, в моих мыслях на киноплёнке начали мелькать воспоминания о первом дне пребывания на Острове.

Стоит упомянуть, что у девяноста девяти процентов тех, кто каким-либо «чудом» оказался здесь, их первые сутки проходят зачастую одинаково. Бывают мелкие исключения, если, например, объект внезапно скончался по неосторожности – поскользнулся и упал на пистолетную пулю в кабинете у регистратора.

Ты просыпаешься в небольшой комнатке, примерно три на четыре метра площадью. Она идеально белая, как коровье молоко. Стоп, коровы? Не об этом. Роль освещения на себя берёт небольшое оконце, утопленное где-то под потолком. Высота комнатки позволяет тебе приподняться на цыпочках и взглянуть на мир, находящийся за слоем пуленепробиваемого потёртого стекла и слегка проржавевшей решётки.

На воле ровным счётом ничего интересного тебя не ждёт, только серая бугристая брусчатка на некой площади, которая растягивается на энное количество метров в длину и ширину. Позже ты узнаешь, что это центральная площадь Основного района, он же Пустырь.

В камере, да, её вернее называть камерой, а не комнатой ожидания, ты не один. Вас обязательно двое, почему именно так, никто не знает, но если пошевелить мозгами, то путём логических умозаключений ты приходишь к нескольким одинаково верным ответам: во-первых, в случае смерти одного из объектов второй мог сообщить об этом дежурному полицаю, который приставлен к каждой камере; во-вторых, чтобы банально не было скучно коротать время ожидания, пока тебя не попросят до кабинета регистрации. Ну и в третьих, социализация – наше всё, а про её основы я вообще молчу, здесь важно, чтобы объект чувствовал, что он не одинок.

Спустя некоторое количество часов, массивная железная дверь потихоньку начнёт кряхтеть, сопеть, скрипеть, и медленно, но верно отворяться. Одному из вас прикажут встать, отряхнуться, привести себя в Божеский вид и проследовать из камеры прямо, затем направо, после повернуть налево и по лестнице наверх до буро-красной двери во втором пролёте – это канцелярия, где и заседает ваш «определитель судьбы»

К слову, форма у всех одинаковая, некое подобие голубоватой пижамы, на правой стороне груди красуется бирка, на которой выбит ваш рег.номер, мой, например, был 847/1. И снова восьмёрка – не к добру.

Всё, что вы помните о себе, это ваше образование ( высшее, среднее, и т.д и т.п ) и ваши черты характера. Исходя из этих сведений, вам приписывают имя, место работы, квартирку в рабочем районе, благо, настроили их тьму-тьмущую, муравейник, ей-Богу. Про себя я обмолвился, что, мол, лёгок на подъём, любознательный, с добрым сердцем и сильный духом. Сбацал, что первое в голову пришло. Образования особого не имею. Поэтому, кхем-с, и отправили тоннель рыть на пару с Робертом…

Последнее, о чём замечу: регистрационный кабинет уж шибко неприятен, стены ярко-алого окраса, полы тёмно-бурые, повсюду развешаны портреты неких главенствующих на Острове партийцев. Но главного и самого крупного портрета не видно. Да и кто все остальные – никто и нигде не упоминает. И вид у самого регистратора как у настоящего ожившего покойника: кожа бледная, ручки худые, на голове колосятся остатки редких чёрных волосиков, а очки буквально спадают с его просевшего носа. Голос похож на звуки старого патефона, который умоляет своих хозяев, чтобы его отправили на пенсию. Одним словом, картина такая: ваш дядя умер, но будет к ужину.

Где-то неподалёку за моей спиной раздавался визг Пауля: «Стоять, иначе мы будем вынуждены открыть огонь на поражение!» И следом за этим он обращался к своим ручным упырям: «Не стрелять, он нужен мне живым!»

Человек-тавтология. Или просто блефует.

Тем временем спонтанная погоня уже изрядно затянулась. По ощущениям прошло уже около тридцати минут, но упёртые законники всё никак не желали ослабить свою цепкую крысиную хватку. Вообще все полицаи поголовно у меня ассоциируются с крысиным царством, потому что в девяноста девяти процентах случаев действуют исподтишка, даже толстый Кристофер, чтоб его.

Мы колесили по прекрасным районам нашего всеми обожаемого и прекрасного Острова, но до финиша ещё было далеко. Люди вокруг не понимали, что происходит, хотя и понимать было особо и некому, как-никак на часах рабочее время, значит, каждый объект трудится на благо Партии.

Ещё один интересный факт: на острове нет детей. Они, собственно, и не нужны, новые объекты поступают на Остров по Божьему конвейеру каждую неделю, и на вид всем примерно точно двадцати лет. Если объект женского пола беременнеет от объекта, соответственно, мужского пола, то женщина будет умерщвлена – зачатие ребёнка строго запрещено. А несчастного папашу сошлют на каторжные работы в невыносимые условия, где тот будет находиться, пока не утратит свои жизненные способности.

Добро пожаловать в пробник Преисподней!

Так мы обогнули «кишку», рабочий квартал, центральную площадь, бесконечные полки жилых двухэтажек, и, наконец, на горизонте замаячила граница Островного Округа.

Граница в виде бесконечно высокой неоновой стены начиналась где-то вдалеке за высокими непроглядными началами его величества Океана, пересекала так называемую «пляжную линию» ( на этот пляж сроду не ступала ни одна ноги ни одного объекта ) и терялась в непроглядных и таинственных тропических джунглях.

Стоп, как я мог различить ели и дубы, если я о них ни черта не помню!?

Но сейчас не об этом.

Приходит осознание того, что дальше этой идиотской стены мне не продвинуться, и у этой проблемы есть всего два решения: первое – сдаться, и второе – сдаться. Умереть они мне точно не дадут.

Вот суки.

Глава 11.

 

 

 

 

Интересно, какие чувства испытывают объекты перед расстрелом?

Гнев, раскаяние, усталость? В эти секунды все твои мозговые постройки смываются неуправляемым течением эмоций. Кто-то сумеет сохранить непоколебимый облик перед поцелуем смерти, а другой решить поддаться искушению дьявола и обмочит свои штаны.

Все мы разные, и все мы ЛЮДИ.

За моей спиной безлюдный дикая пляжная кривая и непоколебимая небесная стена. Бежать дальше некуда. Медленными шагами я потихоньку приближаюсь спиной к ограде. Девять с половиной пар озверевших глаз готовы сожрать меня в первую секунду, как только их главный палач издаст приказ. За мной будет единственно верное и последнее решение в моей жизни : живым я им не дамся.

Пауль неторопливым шагом начинает приближаться ко мне. Я в это же время занимаю позу боксёра, готового принять бой.

– Вот и твоя песенка спета, товарищ Мётра-12. От всевидящего ока Партии далеко не убежишь. Все вы будете блеять у меня под сапогом, а я лишь буду всё сильнее и сильнее вдавливать ваши поганые рожи в грязь.

С каждым его поганым словом чувство ненависти становилось всё больше и больше.

– Скучаешь ли ты по Роберту? Хороший был парень, покладистый. Даже не сопротивлялся, хотя как объект сможет сопротивляться после пятидесяти грамм чистого служебного яду?

Они убили его. Эти Сатанинские отродья убили человека, который искренне верил каждом их слову, которое слетало с уст, каждому жесту. Да, он не объект, он ЧЕЛОВЕК. Как и все мы. ЛЮДИ!

Они убирали всех неугодных себе, чтобы остальные чувствовали себя словно на лезвии ножа. Ложное чувство власти. Ну ничего, мы ещё посмотрим, кто кого.

Злоба переполняла меня. Резкий выпад вперёд, удар оставшийся уцелевшей рукой….в пустоту. Промах.

Пауль начал своё успешное развитие контратаки, уклон назад, удар ступнёй со всей силы ровно по центру солнечного сплетения.

БАХ. Звон в ушах. Потеря соединения.

Как ему кажется, он ударяется об стену. Но нет, Мётра пролетает её насквозь.

Секунд двадцать никакого движения. Забвение. Какой же здесь мягкий….стоп, песок?

Медленно встаю сначала на одно колено, затем полноценно на ноги. Звон оставляет в покое мои уши.

По ту сторону стены стоят все те же цепные полицаи, но вот что-то в их образе явно не так. На головах у всех не затёртые и не поношенные фуражки, а что-то вроде авиационного шлема с очками, которые целиком и полностью хоронят свирепые взгляды под собой. На каждом устройстве мерцает еле заметная красная полоса, абсолютно у всех, и только у Пауля она периодически сменяется на голубую. Как Инь и Янь.