Текст книги "Альфа-ноль"

Автор книги: Артем Каменистый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Потому ни в чем не нуждающиеся аристократы – не простые альфы. Они альфы с завышенными атрибутами.

Не знаю, кто из меня выйдет и выйдет ли вообще, но, если уж начну поднимать свои параметры, надо изначально стараться делать это так, как полагается благородной особе.

Амулет мой, конечно, всего лишь эрзац. Временное решение проблемы. Но не исключено, что вшитые в него атрибуты работают в усиленном режиме. В них, возможно, условно влито если не по максимуму, то близко к нему. Если быстро приведу тело в норму, буду выглядеть приличным омегой на второй ступени просвещения.

И таким пробуду меньше двух месяцев, после чего жизнь моя завершится.

Если не найду выхода из тупика, в который загоняет меня время и неослабевающая утечка ци.

Основной материал построек фактории – древесина. Как правило, ошкуренные бревна, подогнанные друг к дружке при помощи единственного инструмента – топора. Сушить ошкуренные стволы полагается долго, на что далеко не всегда находится время. Да и работать со свежим материалом куда проще. Потому большую часть домов и прочих сооружений возводили из сырого леса.

Климат на севере такой же сырой, как этот материал. Потому очень скоро перед обитателями фактории встал вопрос борьбы с гнилью. Решали его традиционным способом. Дожидались засушливого периода и обрабатывали бревна кисляком.

Точный рецепт этой дряни я не знаю. Но зато прекрасно знаю, что, если видишь ведра с маслянистой жидкостью, держись от них подальше. Их, как правило, держат где-нибудь за углом, где никто не бродит. Там они должны стоять месяц-другой, пока кисляк не дозреет.

При этом жидкость разделяется на несколько слоев. Верхний – та самая, похожая на темное масло. В глубине скапливается тяжелая фракция, смолисто-черная и слегка вязкая, будто не слишком густой кисель. Именно этой липкой субстанцией обрабатывают нижние венцы деревянных построек. Это существенно продлевает им жизнь.

Перед использованием верхнюю фракцию сливают, после чего торопятся выполнить работу. При этом стараются дышать пореже, а ругаться почаще. Последнее обстоятельство я не мог не заметить, а пытливый ум, запертый в неполноценном теле, быстро разузнал о причинах негативного поведения шудр.

Дело в том, что нижние слои кисляка смердели так, что скунсы вешались от зависти. Вонь настолько ужасающая, что эта работа считалась самой непрестижной. Даже чистка выгребных ям куда приятнее. Те, кому не повезло этим заниматься, обматывали лица тряпками, пропитанными душистыми зельями, и затыкали носы восковыми пробками. Но помогало это мало.

– Высшие силы! – давясь словами, простонал Бяка. – Как же оно воняет!

– А я тебя предупреждал, что ведро надо поднимать осторожно. Если разболтаешь, все перемешается. Вонь такая пойдет, что глаза выест.

– Гед, зачем нам это?!

– Супец сварим, – невозмутимо заявил я.

– Су-у-уп?! Не-э-э-эт! Я не буду есть суп из кисляка! – перепугался упырь.

– А зря, он наваристый получится. Да шучу я, шучу, откуда там навару взяться. Сейчас еще одно ведро прихвачу, и пойдем.

– Еще одно ведро?!

– Так тут ведь как раз парочка стоит. Нельзя их разлучать. И вообще, два лучше, чем одно.

– Гед, давай лучше просто пойдем домой. Уже поздно очень, Караси не будут нас караулить так долго.

– Сунь-цзы говорит, что ты не прав.

– Кто он такой? Я его не знаю. Такого в Черноводке нет.

– Говорят, он был мудрецом и стратегом. Много полезного говорил и записи после себя оставил. Знаешь, что он говорил про правила ведения войны?

– Не знаю.

– Он говорил, что главное правило заключается в том, что не надо полагаться на то, что враг не придет. Полагаться надо на то, что у тебя в руках. То есть на то, с чем его встречать.

– И что у нас в руках?

– Ты сам прекрасно видишь, что в руках у нас ведра с кисляком. Пошли, пока Караси и правда не устали нас ждать. Кстати, ты не врал, когда говорил, что хорошо видишь в темноте?

– Я ведь упырь. Я вижу лучше тебя. Но все равно вижу плохо. Кошки видят лучше меня. Зато я чую. Кое-что. Чую, что нас будут бить. Наверное, сильно.

– Спокойно, Бяка. Я полководец, а ты мой единственный воин. Я обязан тебя беречь, иначе какой из меня полководец без воинов? Все будет хорошо, вы в шаге от победы. Только помоги натянуть веревку, а потом мы заставим наших врагов умыться слезами унижения.

От осторожно принесенного ведра воняло не так сильно, как из разверзнутой зловонной бездны позади уборной, но все равно сидеть рядом с ним не очень-то приятно. Однако приходилось терпеть. Увы, сумеречным зрением природа меня не одарила, так что удаляться от своего главного оружия чревато тем, что не успею его применить в нужный момент.

Ведро под одной рукой, а другая ухватилась за уголок разодранного мешка, накинутого на громадную клетку со светляками. Она должна висеть на углу крепости, но я решил, что, если переместить ее метров на десять, ничего страшного не случится. К тому же именно в это время проходит пересменка в главной башне, следовательно, глазастым наблюдателям некоторое время будет не до меня и моих тактических замыслов. Да и эта часть фактории располагается частично в мертвой зоне. Не зря же именно здесь я решил дать Карасям главный бой.

Начало сражения со своей позиции я видеть не мог, зато мог предполагать, что именно там происходит. Четверка недругов, расположившихся у сарайчика, изнывала от нетерпения, ожидая, когда же мы наберемся смелости и покажемся. Ничего поумнее столь примитивной засады они придумать не смогли. А сейчас в полной темноте им становится холодно и неуютно. Невольно закрадывается желание наплевать на все и отправиться спать. Ну а завтра при свете дня спокойно выловить наглецов и поступить с ними так, как полагается.

Сидеть во мраке молча – это занятие не для них. Переговариваются о чем-то, убивая время беседой. И за своими словами не слышат, как к ним коварно подкрадывается тот, для кого полной темноты не существует.

И в руках у него страшное оружие.

Глаза диверсанта безошибочно выделяют главнокомандующего вражеской армией. Шаги становятся короче и вкрадчивее. Вот уже он так близко к цели, что противники начинают нехорошо морщиться, еще не понимая, что почуяли запах своего разгрома.

И вот, будто кинжал из-под плаща, из мрака наносится ошеломляющий удар.

Ну то есть не совсем удар. Может, маленько и стукнуло, тут ведь идеально все рассчитать сложно. Но вообще предполагалось обойтись без серьезных физических травм.

Моральных это ограничение, разумеется, не касается.

Я насторожился, расслышав где-то вдали по проходу, который вел вдоль стены, непонятную возню. Похоже, процесс начался.

А затем в темноте послышался неописуемый крик. В одном мощном звуке слились безумная ярость, непонимание, страх и невыносимое отвращение в сочетании с великой обидой на несправедливость бытия. Удивительно, как много пытается поведать миру человек после того, как стаскивает с себя наполненное выдержанным кисляком ведро, надетое на голову злодейскими руками.

Но выведенный из строя главнокомандующий – это еще не вся армия. Не затронутые вероломным нападением бойцы помчались за диверсантом. Благо тот бросился в проход, чуть подсвеченный отблесками пары «биологических светильников», располагавшихся на стене прямо над ним.

Вот и подошло мое время.

Дождавшись, когда мимо не очень-то спешно промчится Бяка, я, больше полагаясь на уши, чем на зрение, дождался, когда один за другим покатились три преследователя. В отличие от упыря, низко натянутую веревку они не видели и даже не подозревали о ее существовании.

Скинув тряпку с клетки, я слегка осветил район намечающегося злодейства. Пнул в бок уже почти поднявшегося Якоса, дабы не забывал про знакомство с моей ногой и заодно завалился на двух своих подельников. А затем потянул за веревку, набросив на троицу рыболовную сеть, которую они перед этим столь любезно ради нас высушили.

Дальше слегка отхлестал всех троих гибкой веткой, заставляя паниковать, суетиться, принимать опрометчивые решения и, следовательно, безнадежно запутываться.

А потом неспешно вернулся к фонарю и подхватил ведро, не забыв перед этим обернуть ладони лопухами, дабы не испачкаться.

Примерился и расплескал содержимое на всю троицу, никого не обделив.

У малого Татая оказался очень звучный голос. Да и Сатат, отплевываясь от последствий унижения, продолжал орать что-то невнятное, то и дело срываясь на вой голодающего волка. Со стороны башни засверкали отблески факелов, да и среди домов наметилось движение. Народ тут пуганый, ночной переполох без внимания не остался.

Оставив Карасей разбираться с ситуацией самостоятельно, я последовал по заранее намеченному маршруту отхода. Лишь в одном месте пришлось затаиться, пропуская мимо стражника с зажженным факелом. В остальном все обошлось без происшествий. Даже на финише, где изначально предполагал встретить сложности, никого не оказалось. Сатат или сам ушел дальше по проходу, или его увели к основному месту событий. Голос у него звонкий, узнаваемый, на всю факторию что-то орать продолжает.

Бяку я нашел на месте. Тот, забившись в угол сарайчика, клацал зубами. Наверное, от избытка положительных эмоций.

Прислушиваясь к шуму на улице, я утомленно-довольным голосом сообщил:

– Мы отогнали врагов от нашего жилища. Ну как тебе битва?

– Они нас за это убьют! Убьют! Если не сегодня убьют, убьют завтра!

– Тут за убийство на кол сажают.

– Вот Эш и убьет! – не отступал от своего Бяка.

– И за что нас убивать? Мы просто делали свою работу. И делали хорошо. А Караси нам мешали. Вот мы им и объяснили, что нельзя вести себя так плохо.

– Караси нас точно убьют. Точно. И они еще и Рурмиса приведут, – чуть потише заявил Бяка. – Поймают толпой и убьют.

– Забудь. Им завтра весь день придется отмываться. А может, и послезавтра. Кисляк – это серьезно.

Не сдержавшись, я рассмеялся.

Бяка несколько секунд пытался предаваться печали, но потом тоже присоединился к веселью.

Вот только смех у него был скорее истерический, чем радостный. Ну да ничего, пообщается со мной подольше, научится радоваться, как нормальный человек. Я его быстро хорошему научу.

А если сам не справлюсь, Караси помогут.

Глава 17
САФАРИ ДЛЯ СУМАСШЕДШЕГО

Без изменений

– А не назвать ли вас Дерьмецы?.. – задумчиво произнес Эш. – Это звучит получше, чем Караси. Да и правильнее будет. Очень уж вам подходит.

Четверка наших недругов старалась смотреть куда угодно, лишь бы не на главу фактории, а при его последних словах Татай даже губы раскатывать начал, собираясь расплакаться от великой обиды.

Эш развернулся в сторону меня и Бяки:

– Или лучше вас так назвать?

Я пожал плечами:

– Если фактория Черноводка станет сильнее оттого, что меня с Бякой назовут командой Дерьмецов, пусть так и будет. Это ведь в общих интересах.

Уставившись на меня как-то странно, Эш спросил:

– Да ты кто вообще? Только не рассказывай, что с крестьянского двора сбежал. Скулы острые, губы тонкие, глаза синие, держишься слишком уверенно. Из тебя такой же крестьянин, как из меня продажная девка.

Подпустив в голос нотки загадочности, я пояснил:

– Я наследник престола, путешествую по своим землям инкогнито и не имею права раскрывать свою личность. Так что прошу прощения, но вынужден промолчать.

– Да ты и правда крестьянского навоза сроду не нюхал, – уверенно констатировал Эш. – Если и сбежал, то не со двора, а с балагана, где актеры и шуты. Руки бы тебе переломать за то, что учудил, но если это сделать, чем ты тогда дерьмо из уборной вычерпывать станешь?

– А можно как-нибудь обойтись без вычерпывания? – деловито уточнил я.

– Не-э-э-эт, – протянул Эш. – Ты будешь это делать. Голыми руками будешь делать. И дружок твой, упырь, тоже будет дерьмо черпать. И эти Дерьмецы вам помогут. Там, в яме, как раз познакомитесь поближе. Может, даже подружитесь и перестанете честному народу спать мешать. А за то, что так нас повеселили, я прикажу вас даже покормить. Я так на представлении шутов базарных не смеялся, как над тобой, Сатат. И хватит уже плеваться. Понимаю, что твой рот помнит плохие вещи, но хватит. Впредь не забывай, что пасть не везде можно раскрывать.

– Прошу прощения, а можно уборной заняться во второй половине дня? – поинтересовался я.

– А чем тебе первая не понравилась? – удивился Эш. – Быстрей начнешь, быстрей разделаешься. Оно что с утра, что вечером воняет одинаково.

– Дело в том, что на первую половину дня у меня запланирована рыбалка. Рыбы фактории не хватает, вот и решил поймать кайту пожирнее.

Эш закатил глаза:

– Да тебе и правда быть шутом великим, когда подрастешь. Если, конечно, раньше не повесят за шуточки. И ты знаешь, я, пожалуй, еще посмеюсь. Хорошо посмеюсь. Даю тебе время до полудня. Если не поймаете за это время кайту, вычерпаете из уборной все то, что Дерьмецы вычерпать не успеют. А потом второй уборной займетесь. Да и моим нужником тоже. Чего ему без дела стоять. Караси тогда другими делами займутся, вы и без них справитесь.

– С этим все понятно, – деловито кивнул я. – А на что мы можем рассчитывать, если добудем кайту?

– Первый раз такого наглого пацана вижу, – покачал головой Гуго, все это время молча посмеивающийся в сторонке.

– Угу. Наглее не бывает, – согласился Эш. – Ну да я человек справедливый. Кайту, так и быть, себе оставляйте, делайте с ней что хотите и помните мою доброту. А с уборными Дерьмецы сами разберутся, без вас. Нам ведь и правда нужны хорошие рыбаки, а хорошим рыбакам не с руки в дерьме копаться.

Последние слова были переполнены насмешкой, но я кивнул с самым серьезным видом:

– Благодарю вас, господин Эш. Теперь все понятно.

– Понятно, говоришь? Тогда валите с глаз моих. И не забудьте, в полдень я должен видеть вас всех шестерых в одной яме. Попытаетесь схитрить, я над вами так пошучу, что смеяться даже Гуго не захочет. А Гуго у нас тот еще весельчак, он ржал даже тогда, когда болотная зубатка жевала яйца Вэйга. Вэйгу было не до смеха, и вам тоже смешно не будет.

– Я даже рад, – потерянно произнес Бяка, когда мы спускались к косе. – Теперь мы будем чистить уборные сами. Это хорошо, что сами. С Карасями я делать это не хочу. Нехорошо получится, если мы и они. Плохо только, что уборных будет три. Но это лучше, чем одна, но с Карасями.

– Их группировка вынужденно сменила название, – напомнил я.

– Я боюсь их так называть, – засомневался Бяка. – Еще побьют. То есть побьют обязательно. И сильно.

– Ты ведь считаешь, что смерть мы уж заработали. Так зачем бояться каких-то тумаков? И вообще, говорю же тебе, забудь про них.

– Как можно забыть?

– А так и забудь. В ближайшее время они к нам точно не сунутся.

– Почему?

– Потому что я даже не думал, что Эш так взбеленится. В разборки мальчишек полез. Несолидно это для такого человека.

– Но ведь нельзя шуметь ночью. Это правило.

– Все равно не его уровень. Скучно ему, наверное. Вон как обрадовался, что мы его посмешили. Даже Карасей не забыл, отблагодарил за доставленную радость новым названием.

Бяка злорадно хохотнул:

– Да. Это было жестоко. Мне понравилось. Это будет меня радовать при чистке выгребных ям.

– Ямы пусть Дерьмецы чистят. У них и название подходящее для такой работенки. А мы с тобой будем ловить кайту.

– Я думал, ты про рыбу шутишь.

– Какие шутки? Зря мы, что ли, столько добра покупали вчера у Сома? Мы это не просто так брали, мы готовились охотиться на кайту.

– Охота на кайту? – Голос Бяки был полон скепсиса. – Ложки дырявые: две. Крючки бронзовые кованые: два. Проволока медная ювелирная. Как можно вот этим охотиться?

– В охоте главное – это охотник, а не то, чем он охотится. – Я выразительно указал на свою голову.

– Ясно, – вздохнул Бяка. – Если будем работать хорошо, за четыре дня вычерпаем все три уборные. Еще и кормить пообещали. Я почти этому рад. Дерьмо у нас Караси отобрать точно не смогут.

Кайты – рыбины умные. Разве что мелкая способна сглупить или которая в состоянии дикого возбуждения, как случилось с моей жертвой на переправе через Красноводку. Как и всякие существа ПОРЯДКА, развиваясь, они обзаводятся атрибутами и навыками, причем набор у них специфический. Благодаря этому их не заманить в сети и ловушки, и они игнорируют вкусные приманки с укрытыми в них крючками. Яды тоже чуют прекрасно. Осторожность и агрессивность уживаются в них гармонично, на рожон не лезут.

Один лишь раз я столкнулся с исключением из правил. Когда впервые увидел кайт. Они тогда дружно набросились на предложенные им кровавые тряпки. Но надо признать, что те ловушки были неэффективны. Одной рыбине повредило рот, но не фатально. Она бы сумела освободиться от здоровенной «занозы», но собратья не дали. Слишком много их в одном месте собралось, слишком возбуждены. Они ведь создания одиночные. Плюс способ, которым их туда согнали, непонятен. Он мог сильно отразиться на поведении рыб, принуждая к нетипичным для них действиям.

Как бы там ни было, в итоге ПОРЯДОК признал, что я внес свою лепту в процесс убиения рыбины, за что полагается награда.

И тогда же я заметил, что кайты реагируют на движение. И до этого о таком слыхал, но там столкнулся воочию.

Затем уже в фактории поговорил с народом. В основном с Мегерой. Как ни странно, она знала многое об обитателях Черноводки. И даже припомнила, как однажды обронила в реку колечко. Простое медное, оно упало на мель. Достать несложно, да только река не позволила. Откуда ни возьмись вынеслась длинная тень и проглотила украшение, не позволив ему достигнуть дна.

Вот тогда-то пазл и начал складываться.

Начищенная ложка, лишившаяся ручки. С одной стороны закреплен массивный крючок, с другой накручено проволочное кольцо, за которое примотана тонкая бечевка из размочаленных стеблей старой черемши, связанных поодиночке. Пока они свежие, на них вешаться можно (проверено бедолагой Рогалосом). Мы с Бякой со всей дури тянули ее в разные стороны, но лишь узлы крепче стали, порвать не удалось.

Второй конец снасти я обвязал вокруг пояса. Это чтобы не потерять в случае чего. У меня еще есть запасной комплект, но он последний, другой уже покупать не на что. Да и время на возню с ним потратим, что чревато. Ведь до полудня не так уж и долго ждать, а три уборные вычистить, да еще и голыми руками, – это чересчур.

Глядя, как я забредаю в воду, Бяка упавшим голосом спросил:

– Ты собрался охотиться на кайт вот этим?

– А есть другие предложения?

– Есть. Пойдем чистить уборные. Эш прав, быстрей начнем, быстрей закончим.

– Охотники не чистят уборные. Сейчас все кайты будут нашими.

Расчет мой был прост. Здесь, в этой местности, а может, и во всем Роке, блеснением хищных рыб не занимались. Простейшие поплавочные удочки и донки использовали, а такое вот – нет. Применяли живцов на крючках, но хитрые кайты коварное подношение игнорировали, а все прочие любители такого лакомства возле острова не появлялись, распуганные самыми опасными хищниками реки.

Первые броски у меня не задались. Я раскручивал тяжеленную блесну над головой и отправлял ее прочь от берега. Увы, но шнур не уходил так далеко, как хотелось бы. Плюс тонул неохотно, да еще и путался через раз, заставляя терять бесценное время.

Пришлось сменить тактику. Мы переместились поближе к горе. Здесь галечниковая коса переходила в развалы валунов, в том числе и огромных. Один из таких, удобно плоский, лежал метрах в семи от берега, едва выступая из воды.

На нем я расположил шнур змейкой, после чего снова взялся крутить блесну. На этот раз она улетела как надо, размотав все три десятка шагов. Тащить ее назад – занятие несложное, а вот делать так, чтобы она при движении играла, провоцируя хищников на атаку, – куда сложнее.

Так что первый час ушел только на подготовку. Результаты начали улучшаться к ее исходу, но, увы, это были успехи лишь в теории лова. С практикой дела совсем плохи: никто не бил по блесне и не сопровождал ее до камней, по которым я перемещался после трех-четырех забросов.

В чем же дело? Блесна какая-то не такая? Но ведь голодная кайта среагировала на простое медное кольцо, уроненное в реку. Неужели и правда чуют крючок? Как так? Ведь таким способом, на кусок металла, их не ловят. Откуда рыбы могут знать, что эту заманчиво поблескивающую штуковину хватать не стоит?!

Перед глазами начали вырисовываться зловещие тени трех сооружений, в которых обитатели фактории справляли свои естественные надобности. Даже зло начало разбирать за то, что их не вынесли за стены. Вот что им стоило подвесить уборные над рекой? Ведь тут с трех сторон почти вертикальные обрывы. И тогда бы проблема выгребных ям вообще бы не возникала.

Покосился на солнце. Эта самая большая блесна в здешней системе ползет к зениту чересчур быстро.

И как только доползет, уборные уже не будут тенью перед глазами.

Будет плохо.

Будет очень плохо.

Это всем провалам провал.

И тут, дабы добить меня окончательно, шнур вытянулся в струну. Блесна и раньше цеплялась за камни и затопленные бревна. Бывало, я даже принимал это за удары хищника, делая подсечки. Но отличия замечались сразу, ведь снасть при этом не играла от рывков потенциальной добычи.

Вот и сейчас зацеп был неподвижный. Или даже хуже – мертвый. Потянув на себя, я не сдвинул блесну ни на миллиметр. Если она угодила в затопленный коряжник, это, скорее всего, конец – придется изготавливать новую снасть.

Эх, зря сместился к скале. Здесь, среди камней, застряло немало деревьев, принесенных течением. И это только те, которые видно с невеликой высоты очередного валуна. Кто знает, что скрывается под водой.

Сделав шаг к краю камня, сразу же отчаянно рванул назад, заваливаясь, налегая всем телом. Однажды с такого рывка уже удалось высвободить засевшую блесну, так почему бы не попробовать это повторить.

Но тщетно. Шнур вытянулся в струну уже не образно, а физически. Хоть бери да играть на нем начинай. И все без толку, снасть не высвобождалась.

А затем случилось то, к чему я не был готов. Что-то на другом конце шнура с успехом проделало то, что у меня не получилось. То есть дернуло с такой неудержимой дурью, что я, не удержавшись, слетел с камня, погрузившись в воду с головой.

Вчера меня занимал теоретический вопрос: умею ли я плавать. Так вот – на воде держаться точно умею. Только что это выяснил. Насчет передвижения не знаю, потому как перемещался я сейчас не по своей воле, а увлекаемый кем-то, тянувшим за другой конец шнура.

Похоже, мне попалась подводная лодка. Атомная. Очень уж мощно тащит. Но субмарины в Роке неизвестны, следовательно, это ошибочный вариант. Ну да, нетрудно догадаться, что мне удалось-таки подцепить кайту. Но я рассчитывал на куда более скромный улов, ведь не раз слышал, что крупных хищниц возле острова не замечали.

Похоже, понятие размера у местных склонно к преуменьшению. Даже странно как-то, ведь прекрасно помню, что земные рыбаки поступали строго наоборот.

Ненормальный мир…

Можно выхватить нож и перерезать шнур. Но очень неудобно лезть в карман, когда всеми силами пытаешься не дать утащить тебя на дно. К тому же видел, что кайта тащит прямиком к торчащему из-под воды дереву. Я должен оказаться рядом с ним, а это шанс зацепиться и попытаться побороться с рыбиной.

Так просто расстаться с шансом увильнуть от чистки сортиров – это не мой стиль.

Проявив чудеса изворотливости, я выгнулся в нужный момент, достав обеими руками за тонкий сук. Он тут же с хрустом переломился, из-за чего я вновь погрузился с головой. Но тут же выскочил на поверхность и в обнимку ухватил второй. Да еще и ногами успел его оплести. Спасибо рыбине – она начала огибать темнеющий впереди камень, и шнур вовремя дал слабину.

Теперь надо держаться. Просто держаться. Не позволить рыбине снова покатать меня на водных лыжах.

Причем – без лыж.

Мой единственный шанс – вымотать кайту, заставить ее растерять бодрость. И тогда, возможно, моих невеликих сил хватит, чтобы вытащить добычу на берег. Он ведь вон, рукой подать, хищница все это время вдоль него тащила. Метров десять проплыть, и ноги должны коснуться дна.

Рыба снова вырвалась на простор и, выбрав слабину шнура, дернула так, что я, рывком вжавшись в сук, всем телом ощутил каждую его неровность, каждую трещинку старой древесины. Хорошо, что кайта пытается протащить меня сквозь опору. А она крепкая, такую и крокодилу не сломать. Сам бы я ни за что не удержался, спасибо моему великому уму, что он заранее успел прикинуть, как лучше расположиться.

Да что за бред у меня в голове? Откуда там интеллектуальному величию взяться? Умный человек в столь нелепую ситуацию не угодит. Меня, вершину эволюции, топит в холодной весенней реке примитивнейшая рыбина.

– Ге-э-э-эд! – донеслось от берега.

Повернув голову, я увидел, что Бяка добрался до места событий и замер на урезе воды, уставившись на меня абсолютно круглыми глазами.

– Чего тебе?! – прохрипел я, пытаясь хоть чуть-чуть подтянуть рыбину к себе, одновременно упираясь в сук животом и контролируя положение ног, с силой его оплетающих.

– Гед, я плавать не умею!

– А я что, тебя заставляю?!

– Гед! Она тебя сожрет!

– Нет! Сожрут ее! Готовься помогать вытаскивать!

– Гед, прощай! – Упырь продолжал орать ересь уже через плач, не понимая, что я ему говорю. – Гед, хочешь, я покажу тебе то, что мое?! Хочешь узнать, пока живой?! Гед, ты же мой друг, тебе можно показывать! Все равно ты никому не сможешь разболтать!

Мне действительно было интересно, что же так тщательно прячет Бяка за пазухой, изредка украдкой разглядывая. Однако момент не располагал к любознательности. Рыбина наконец перестала тупо тянуть в одну сторону. Шнур снова ослаб, его едва заметное движение было связано с медлительным у берега течением, а не с перемещением кайты.

Да где же она?!

Я начал волноваться.

Передо мной взметнулся бурун, из которого показалась невероятных размеров рыбина. Со всей дури врезавшись распахнутой пастью в ствол дерева, она неуклюже рухнула назад в родную стихию и начала медленно погружаться, совершенно при этом не шевелясь.

Да ее же просто-напросто оглушило, когда она сослепу решила, что виновато в происходящем сухое дерево. Из-под воды не углядела, что снасть тянется к суку, за который я пытаюсь удержаться. Вот и отшибла себе мозги.

Как долго она останется в таком состоянии? Неизвестно. Но это – шанс.

Не мешкая, я оттолкнулся от дерева и торопливо направился к берегу. Надо же, оказывается, я умею плавать. И даже не сказать, что это получается медленно. Вот только дно почему-то не оказалось там, где я рассчитывал. Пришлось почти до Бяки добраться, прежде чем ноги нащупали опору.

Вскочив, начал торопливо сматывать шнур. Поначалу процесс пошел лихо, к тому же я его существенно ускорил, не заботясь об аккуратности. Пусть хоть в гордиев узел запутается – наплевать. Главное – результат, а снасть, если что, можно переделать заново.

Старой черемши на косе хватит всех кайт переловить.

Затем шнур натянулся, сматывать его стало непросто. Не знаю, сколько веса в этой рыбине: глаза подсказывали, что килограммов пятнадцать, а вот руки считали, что там вся сотня.

От пережитого физического и нервного напряжения меня уже колотить начало. Но я тянул и тянул, с хрипом хватая ртом воздух и не замечая, как зубчатые прожилки в размочаленном шнуре то и дело режут ладони.

Не знаю, почему реку назвали Черноводкой. Вода-то в ней чистейшая. Даже вздрогнул, когда увидел, как ко мне, прижимаясь к дну, подкрадывается длинная тень. Очень похоже на крокодила, намеревающегося позавтракать.

Кайта все еще оглушена. Но мне показалось, что хвост ее колышется не только из-за течения и моих усилий. Потому напряг последние силы, подтаскивая добычу, и, удерживая шнур левой рукой, правой полез в карман.

Черт побери! Да где он! Потерялся! Проклятый нож выпал из неглубокого кармана, пока разъяренная рыбина таскала меня по реке.

Развернулся к Бяке, стоявшему на том же месте. Глаза у него сейчас были не просто круглыми, они удерживались от выпадения по неизвестным мне причинами.

– Дай нож! – крикнул я.

– Это мое! – перепуганно ответил упырь.

– Дай мне нож!!! – проорал я так, что даже оглушенная кайта дернулась, а Бяка подпрыгнул чуть ли не на метр, тут же после этого бросившись ко мне.

Ухватив протянутый нож, я, напрягшись, яростно закричал, приподнимая голову рыбины на поверхность. Она уже дергалась всерьез, вот-вот, и снова начнутся заплывы по холодным водам Черноводки.

Примерившись, опустил правую руку, вбив кремневое острие в темя. Рыбина выгнулась так, что одна моя нога потеряла опору, и я, приседая на второй, завалился в воду, продолжая наносить удар за ударом. Повезло, что кайта толком в себя не пришла, ее движения были вялыми и непродуманными. Она лишь мешала мне работать, не более.

После второго удара, удачно нанесенного в уже проделанную рану, под рукой что-то хрустнуло и рыбина извернулась так, что я опрокинулся на спину. Но это все – больше активных действий не было. У кайты лишь хвост бессильно подрагивал, рывки, с которыми не получалось совладать, прекратились.

Похоже, я таки добрался до мозга.

Не останавливаясь на достигнутом, нащупал рану, выдернул нож, всадил его снова, надавив от души. Перехватил кайту под жаберную крышку, на коленях потащил добычу к берегу. Сил хватало лишь добраться до уреза, где кое-как поднялся и не своим голосом прохрипел:

– Кирку-у-у!..

Миг, и ладони сомкнулись на деревянной рукояти. Еще миг, и каменный клюв с треском вбивается в голову рыбине.

И еще раз.

И еще.

Четвертым ударом вбил кирку так глубоко, что не смог выдернуть. Так и преодолел последние шаги, таща кайту одновременно за рукоять и за натянутый шнур. Сил выволочь добычу на сушу полностью не хватило, она осталась наполовину на галечнике берега, наполовину в воде.

А сам я обессиленно завалился спиной на камни и, тяжело дыша, бездумно уставился на чистейшие небеса, на фоне которых ПОРЯДОК демонстрировал мне длиннющий список доставшихся наград.

Вы ловите кайту неизвестным способом. Вы наносите значительный урон кайте. Вы наносите фатальный урон кайте. Кайта мертва. Вы победили кайту (четвертая ступень просвещения).

Неизвестный способ

Получен великий символ ци – 3 штуки.

Получено личное великое универсальное воплощение атрибута – 1 штука.

Получен великий общий знак навыка – 1 штука.

Получено личное великое воплощение состояния Улучшение просвещения – 1 штука.

Получено великое общее универсальное состояние – 1 штука.

Победа над кайтой

Малый символ ци – 26 штук.

Получено личное воплощение атрибута Ловкость – 4 штуки.

Получено личное воплощение атрибута Выносливость – 7 штук.

Получено личное воплощение атрибута Сила – 2 штуки.

Получен малый общий знак атрибута – 1 штука.