Текст книги "Незавершенный эксперимент"

Автор книги: Артем Гай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Гай Артем
Незавершенный эксперимент

АРТЕМ ГАЙ

Незавершенный эксперимент

В торопливых южных сумерках призывно мигал красный свет геленджикского маяка. Быстроходный катер, сбрасывая ход, подходил к горловине бухты. Николай Гук стоял у правого борта, держась рукой за ванну, в которой на поролоновом матрасе, обтянутом полиэтиленовой пленкой, лежал Пират. Дельфин был совершенно спокоен, лишь изредка приподнимал голову, словно пытался разглядеть что-то в навалившейся на мир темноте.

Внешне и Николай выглядел спокойным.

Прошли мыс Толстый с маяком, и открылась вся бухта, увешанная дрожащими огнями, подчеркивавшими черноту неба. Игрушкой висел в нем молодой месяц. Редкими строчками прошивали темноту фонари геленджикских улиц. Вправо от середины бухты сверкал костер прожекторов, освещавший отраженным от воды светом белые низкие борта, и рубку "Вечного поиска", и притулившуюся к кораблю заякоренную плавучую клеть, уже готовую принять дельфинов.

В ярких лучах прожекторов фантастично светилось, желтело под клетью песчаное дно с темными пятнами водорослей. Водная гладь была удивительно, зеркально прозрачна и недвижима. Она, казалось, потеряла даже цвет. Ярко освещенный куб из двух металлических рам и до беззвучного звона натянутых между ними сетей не воспринимался здесь как громадная конструкция из тяжелых труб, у которых долгие недели надрывались они, таская, свинчивая, подгоняя, измазанные въедливой рыжей ржавчиной.

На досках настила, прикрепленных к понтонам, стоял Гиви в гидрокостюме – невысокая ладная фигура, словно обтянутое черной блестящей кожей неземное существо. Он махнул Николаю рукой вместо приветствия и крикнул:

– Только сейчас закончил сборку. Представляешь?.. Ну как вы?

– Нормально,– хрипло ответил Гук. Во рту и горле было сухо.

Он вспомнил, что с самого утра и за девять часов на бешено вибрирующей палубе катера выпил лишь стакан компота в обед.

А команда "Вечного поиска", двенадцать человек, весь день провела за сборкой плавучей клети. Это было нелегким делом после двухсуточного перехода. Каждое перемещение тяжелых громоздких деталей рам на небольшой палубе требовало недюжинной сноровки и силы. Гиви же всю вторую половину дня провел в воде, поднимаясь на борт лишь затем, чтобы сменить акваланг и растереть озябшее тело. Однако усталости он не чувствовал. Его все время подхлестывал страх, что к приходу дельфинов клеть не будет готова. Выныривая и выплюнув загубник, он кричал вверх:

– Эй, на борту! Шевелись!

– Устроился, понимаешь, в нэвесомости...– ворчал, двигая двухпудовый "уголок" клети, стармех Григол Аванесян, которого все запросто звали Аванесом.

Сил не жалели. Все понимали, что к приходу катера, хоть кровь из носа, но плавучая клеть должна быть собрана. Когда корабельный радист Сучков в очередной раз выходил из радиорубки, все оборачивались к нему с одним вопросом: "Где они?"

– Прошли Сочи.

– Сочы-и, те дни и ночы-и..– картинно пел Авансе.

И они успели.

Оба дельфина на брезентовых носилках были перенесены с катера на борт "Вечного поиска" и оттуда спущены в плавучую клеть. Гиви, стоя на досках настила, стал кормить их, подавал несложные команды, которые животные четко выполняли, будто в бассейне дельфинария.

Гиви поднялся на судно. Аванес помог ему снять акваланг, хлопнул по обтянутой мокрым гидрокостюмом спине.

– Вах! Молодцы!

– Ты его не похлопывай, а разотри спиртом,– сказал капитан Вахтанг Гогия, наблюдавший, как и вся команда, за первым занятием с дельфинами в плавучей клети.

В трюме носовой части, в лаборатории с двумя жилыми каютами, Гук, пристроившись у лабораторного стола, делал записи в журнал наблюдений. За день у него их накопилась тьма.

Гиви прошел к себе в каюту. Обе койки напротив двери и часть каюты были завалены оборудованием и одеждой – аквалангами, масками, ластами, свитерами, гидрокостюмами, бухтами капроновой веревки, фото– и киноаппаратурой, герметичными боксами для съемочных камер.

Гиви докрасна растерся махровым полотенцем. Лег на койку, блаженно закрыл глаза. Тренированное, привыкшее к большим нагрузкам тело расслабилось, сладко ныло.

Гиви представил себе, как приятно, наверное, Пирату и Эльме снова почувствовать себя в море. И может быть, в том блаженстве, с каким он вытянулся на койке, было не только удовлетворение от проделанной сегодня работы, вплотную приблизившей их к долгожданному эксперименту, но и радость за них, Пирата и Эльму, близких и полюбившихся ему существ.

Конечно, это, наверное, странно для мужчины за тридцать, да еще профессионала-биолога; возможно, Николай и прав, но Гиви привязывался к животным, с которыми работал, с которыми просто много общался, привыкал к ним, нет – прикипал душой, как к хорошим людям. Так было с детства. Когда умер Абрек, их дворовый пес, росший рядом с Гиви все десять первых лет его жизни, он сбежал в горы и два дня бродил там в одиночестве. Вспоминал, как ходили они сюда вместе с Абреком, как играли и плавали в море, вспоминал какие-то случаи и совсем незначительные детали, ощущал на ладонях мягкую шерсть друга и плакал...

Весь следующий день с утра начальник экспедиции Николай Гук, Гиви и капитан "Вечного поиска" Вахтанг Гогия утрясали экспедиционные дела в разных геленджикских организациях. Потом решили отметить успешное начало в кафе прошло уже время и корабельного обеда, и ужина. Вечером, когда они возвращались на судно, от рыбозавода упруго поддавал холодный ветер, поднимал волну. "Вечный поиск" весь в огнях чуть качался на ней.

Из кубрика доносились крики и стрельба – там смотрели по телевизору кино. На баке тралмастер в одиночестве тренькал на гитаре.

Целый год он мучительно осваивал инструмент.

– Старпом! Ты жив? – крикнул Вахтанг Гогия, поднимаясь на борт.

– Хо! – донеслось из кубрика.

– Докладывай, как дела? Как тут картинка?

На экране телевизора несколько белых офицеров в блиндаже пили по-черному и вели конфликтный разговор.

– Картинка лучше, чем дома. Штормовое предупреждение.

– Ага... Второй якорь отдали? Хорошо. Нужно завести кормовой.

На экране телевизора офицеры в блиндаже, похоже, собирались драться.

Подходя к борту, Николай видел, как дельфины стоят в вертикальной позе, выставившись из воды, и разглядывают людей на судне. Верхняя рама плавучей клети гасила волну. Зеленый гладкий квадрат воды в свете прожектора был неожидан в окружении черного катящегося моря. Дельфины стояли, открывая рты с ровными рядами желтоватых зубов.

Свежий ветер приятно обдувал разгоряченное лицо. Начало экспедиции было многообещающим. Впервые в мире он, Гук, наблюдал, как ведут себя дельфины, перевезенные на большое расстояние из бассейна в открытое море: через каких-нибудь десять минут они как ни в чем не бывало начали работать, четко выполняя все команды дрессировщика. Да это же просто поразительно! Это значило, что животным, подготовленным в бассейнах для проведения аварийно-спасательных работ в море, не нужна адаптация.

Их можно задействовать на этих работах сразу, доставляя на большие расстояния и не боясь при доставке длительных вибраций! Гук теперь не сомневался: как бы ни прошел эксперимент, к лету следующего года он закончит диссертацию.

Гиви шел в гидрокостюме, держа в руках алюминиевые разноцветные кольца. Он давно усвоил для себя правило: чем меньше дней без тренировок, тем лучше конечный результат. Спустился на настил покачивающейся в метре от судна плавклети, попросил:

– Дай ведро.

Гук, перегнувшись через борт, протянул ему ведро с рыбой.

Дельфины работали с желанием, четко. По первому же взмаху руки выпрыгивали метра на два из воды, так что Гиви оставалось только опустить рыбу в разинутую пасть. Другой рукой он успевал похлопать по упруго-плотному телу животного. За брошенными в противоположный конец клети кольцами Пират и Эльма шли стремительно, насколько позволяло небольшое пространство клети, так же стремительно возвращались к Гиви, неся кольца, и, вертикально поднимаясь из воды, подавали ему.

Николай наблюдал некоторое время молча, потом похвалил: – Хорошо работают! Скорми килограммов по пять.– И пошел к себе в каюту.

Гиви молча глянул в его сторону. Высокая широкоплечая фигура Гука уже скрывалась за углом рубки. "Надо же, чтобы человек так любил давать ЦУ..." раздраженно подумал Гиви. После той истории полгода назад из их отношений исчезли, кажется, последние крупицы взаимопонимания.

Гиви снова вспомнил те страшные недели, полные недоумения, нервозности, всеобщего недовольства. Сейчас они могли показаться невероятными: ведь сама возможность подготовленного уже эксперимента была под сомнением! Да что там эксперимент! Главное в жизни Гиви было, поставлено под сомнение. Он словно замер тогда в предчувствии надвигающейся трагедии, чего-то непоправимого.

Но даже в череде тех беспросветных дней выделялись три.

Три дня, которые не забудутся никогда.

Потому что он прочувствовал и понял за этот короткий отрезок времени, наверное, больше, чем за всю свою предыдущую жизнь – о дельфинах, о людях, да и о себе, наверное...

...Дежурного лаборанта на месте не было. Гиви прошел мимо застекленного павильона, из которого велось наблюдение за дельфинами, на бордюр бассейна. Под безоблачным небом в бетонном квадрате синела вода и блестела в дальнем углу, освещенном уже жарким, совсем летним солнцем. В дельфинарии стояла тишина, не нарушенная еще шумом просыпающегося городка. Только пофыркивание дельфинов и всплески.

Пират и Эльма небыстро скользили у самой поверхности воды, словно соединенные невидимыми нитями, синхронно выныривали и, сделав выдох-вдох, вновь уходили под воду. Когда Гиви поднялся на бордюр, они не подплыли к нему, как бывало прежде, не выставили из воды свои добродушные морды с раскрытыми, словно улыбающимися, ртами, не затрещали радостно, требуя рыбы и общения. Вот уже вторую неделю изо дня в день он наблюдал непонятное поведение животных. Словно они одичали. И все же вели они себя, не как дикие дельфины...

Бывали, конечно, и раньше плохо объяснимые повороты в поведении животных. И у Пирата, и у Эльмы, и у других дельфинов, с которыми он занимался. Продолжалось это несколько часов или день, другой. Но чтобы недели... И обычно можно было увязать изменения в поведении дельфинов с какими-то, внутрисемейными распрями или ошибкой дрессировщика. Из всех обучаемых человеком животных только дельфин совершенно не терпит угроз и насилия.

Даже в неволе, в образующихся в бассейнах семьях, у дельфинов идет сложная жизнь, не связанная только с обеспечением физического существования. У них есть избирательная привязанность, есть неприятие друг друга разной степени выраженности, а самцы4 своенравны. Порой борьба достигает предела жестокости, идет до конца, до уничтожения конкурента. Гиви не мог забыть, как два года назад сведенные в большом бассейне уже вполне контактные четыре животных неожиданно почти полностью вышли из повиновения, перестали выполнять хорошо разученные ими раздельно в малых бассейнах навыки. Всех четверых отловили за полгода до этого вместе: Пирата, называвшегося тогда номером седьмым, номера восьмого и двух самок. Что там произошло между Пиратом и номером восьмым, не совсем ясно, но более сильный Пират за сорок минут убил своего соперника, нанося ему страшные удары рострумом – мощными выдвинутыми вперед челюстями – в живот, грудь, голову. Одного дельфиньего удара по жабрам акулы достаточно, чтобы убить ее... Непосредственно перед этой смертельной дракой и сразу после нее дельфины плохо вступали в контакт с людьми два-три дня. Потом все наладилось, будто ничего и не произошло.

Однако Гиви долго не мог относиться к Пирату как прежде, хотя успел привыкнуть к нему и полюбить за удивительную сообразительность и безграничное доверие к людям.

Много позже, лучше узнав Пирата и осмыслив случившееся, Гиви понял, что этот врожденный вожак, сильный и умный, наверное, не мог поступить иначе в тех условиях, в которых все они оказались. В море, возможно, он просто изгнал бы Восьмого из стада, но здесь, в маленьком замкнутом пространстве бассейна...

В последний год Пират стал очень близок ему. Особенно после того, как прошлым летом они неделю работали с ним в открытом море. Это была первая проба, риск, на который они пошли с Николаем, готовясь к своему большому эксперименту. Гиви знал, что Пират встречался тогда с вольными дельфинами, но возвратился к нему, в сетевой вольер. Что же, общение с ним, Гиви, с людьми было Пирату дороже свободы? Правда, в бассейне оставалась Эльма. Но эти несколько дней он возвращался ведь не к ней, а в прибрежный вольер к нему, Гиви. И вот теперь тот же дельфин не проявлял склонности ни к какому общению с людьми. Он всякий раз уходил из-под руки тренера, уклонялся от ласкающих поглаживаний и игр, "возни", которые так любил прежде: они могли подолгу плавать с Гиви в бассейне, заныривая друг под друга, замирая, обнявшись на поверхности,рострум на плече у Гиви, или Пират ложился на спину, раскинув грудные плавники, словно подставляя солнцу свои белые живот и грудь, а Гиви гладил его, и дельфин блаженно закрывал глаза. Всего этого не было уже вторую неделю. Каждое утро Гиви шел на работу с надеждой увидеть у бордюра бассейна прежнего Пирата. И каждое утро испытывал разочарование. Недоумение. В чем же дело, что произошло с дельфинами?

Он прошел в раздевалку, открыл свой шкаф и стал переодеваться. Гиви любил поработать с дельфинами рано утром, когда никого еще не было у бассейнов, а человеческие голоса и шум за стенами дельфинария не смешивались и на заглушали первобытно-прекрасные звуки – фырканье дельфинов и плеск воды от его и их тел. Он снова вспомнил прошлогодние работы в открытом море. Может ли быть что-нибудь лучше чувства слитности твоей с природой, единства твоего с другими живыми существами! Только в такие моменты можно полной мерой ощутить прелесть яркого солнца, теплой морской воды, воздуха, пахнущего солью и йодом, дальних скал, чуть дрожащих в мареве,– всего того, что, по его мнению, составляло понятие – радость жизни.

Гиви натянул старый "каллипсо" с обрезанными до колен штанами– из "голяшек" делали заплаты на остальные части костюма. Новый "суперлурмэ", выданный недавно на три года, берег.

При каждодневном пользовании его не хватит и на год.

Тренер дельфинов много часов проводит в воде с животными, нередко страдающими разными заболеваниями, в воде холодной или теплой, чистой и не очень, а порой просто грязной.

О тренерах пора подумать серьезно. Сейчас еще их мало, но человек настойчиво стремится в море, к его громадным ресурсам, и недалек тот день, когда людей этой профессии будут многие тысячи, когда без них будет немыслимо освоение моря, как это немыслимо без тех, кто приручал и воспитывал лошадь – первого помощника человека в его борьбе за жизнь на Земле.

Гиви был убежден: роль дельфинов в освоении Мирового океана огромна и значение той работы, которую начали с ними люди всего несколько десятилетий назад, оценить еще трудно. Но Гиви твердо знал: это дело стоит всей его жизни.

Он снес ведро размороженной ночным лаборантом ставриды на край бассейна, надел ласты и вошел в воду. Дельфины настороженно стояли в вертикальной позе недалеко от него. Затем Пират занырнул, и Гиви увидел его плавно и быстро скользящее тело под собой метрах в двух. Эльма следовала за ним. Гиви, подтянувшись одной рукой за край бассейна, достал из ведра пару ставрид и, опустившись снова в воду, хлопнул по ней ладонью, подзывая дельфинов. Никакого эффекта. Животные носились где-то в глубине, иногда Гиви замечал их невдалеке. Чертовщина!

Словно он все начинал сначала... Взяв по рыбине в каждую руку, он ударил одной из них по воде. Неожиданно оба дельфина вынырнули рядом. Гиви дал из рук обоим по ставриде. Взял еще рыбу из ведра. Теперь Пират и Эльма стояли рядом, готовые, кажется, начать работу. Гиви сделал жест, приказывающий им идти за лодкой. Она стояла в дальнем углу бассейна. Дельфины умели отт вязывать ее и транспортировать, вдевая рострумы в кольца, которые с помощью коротких капроновых концов крепились в носу лодки.

Эльма неохотно пошла к лодке, а Пират, сделав стремительный круг по бассейну, пересек ее целенаправленное движение, и оба они вернулись к Гиви. Выставились из воды в ожидании рыбы.

Гиви снова послал их за лодкой, упрятав рыбу за спину, и опять они не выполнили приказа. Так повторялось несколько раз. Он настойчиво предлагал, а дельфины отказывались работать.

Затем они глубоко занырнули, он потерял их из виду, ушел под воду и стал вглядываться в просвеченную солнцем зелень. И вдруг он почувствовал, как из заведенной за спину руки у него выхватили рыбу. Он быстро обернулся и увидел Пирата. Рыба, которую Гиви держал во второй руке, оказалась теперь перед носом дельфина, и тот двинулся за ней, но в последнее мгновение Гиви успел от дер-, нуть руку. И тут Пират, открыв пасть, резко задвигал головой из стороны в сторону и медленно, угрожающе пошел на него. От этой неожиданной и явной агрессии Пирата Гиви растерялся, выпустил из рук рыбу и вынырнул. Он видел, как дельфин подхватил ставриду и быстро уплыл.

Гиви поднялся по трапу из бассейна. Не оглядываясь, пошел в душевую. Сам факт агрессии Пирата против него был для Гиви почти нереальным. Как дурной сон.

Холодный душ несколько успокоил его. Он оделся, причесал влажные волосы и возвратился к бассейнам.

Всегда суетящийся ветеринарный врач Хоттаб Мубаракович, которого, естественно, все называли только Хоттабычем, окликнул его, пробегая мимо: "Привет, Гиви! На сегодня намечена профилактика "дикарям", не забыл?" .Гиви кивнул, хотя и забыл, конечно. С этими "дикарями" будет нелегко. За полтора месяца практически никакого контакта с ними установить ребятам не удалось. Несмотря на то, что животные находятся в отдельных отсеках с поднятым дном, вытащить каждого в ванну для обтирания марганцовкой и уколов антибиотиков и витаминов – дело непростое. И Гиви вспомнил, как безропотно Пират доверялся людям при переносках его, как спокойно вел себя в носилках и в ванне, где мог даже повернуться на спину, чтобы его погладили по животу, а для выдоха-вдоха снова переворачивался. Он абсолютно доверял людям. Гиви даже думал тогда: наверное, больше, чем своим соплеменникам.

Гиви бросал дельфинам остатки рыбы из ведра. Животные ели хорошо. Выставив из воды головы и ловко ухватив летящую рыбу, заваливались на бок, поднимая фонтаны брызг, а потом снова выставлялись. Все было как обычно. За исключением того, что Гиви не требовал от них ничего, а они не выполняли заученных навыков.

– Привет. Ну, как?..– К Гиви подходил Николай Гук в только что вошедшей в моду рубашечке – обрызганной мелкими цветочками.– Решил не заниматься сегодня? – Гук остановился рядом на бордюре бассейна и смотрел, как Гиви кормит дельфинов.

Солнце поднялось уже в прозрачном голубом небе, припекало, взблескивало на низкой волне, расходившейся к стенкам бассейна от выныривавших за рыбой дельфинов. Снизу, из раздевалок, доносились голоса и смех, а издали – треск мотоцикла. Здесь же, в вознесенной на высоту трехэтажного дома чаше бассейна, шла своя, непонятная, загадочная жизнь.

Николай Гук молча пошел к павильону. И тут Гиви, бросив Эльме последнюю ставриду из ведра, окликнул его:

– Николай, подожди.– Он решил, что заведующий отделом должен знать о случившемся сегодня в бассейне.– Есть разговор.

– Ну, что там у тебя еще?

Гиви оперся спиной о стенку павильона рядом с ним и сказал, глядя в сторону бассейна:

– Пират на меня напал сегодня.

– Как напал?..

Гиви коротко рассказал.

Помолчали.

– Я думаю, тебе пока не стоит входить к ним. Уменьши суточный рацион, и подождем. Что-то там у них происходит... Между ними все в порядке?

– Похоже. Последние дни, правда, гона не видел.

– Кто их поймет... Звери...– Николай ловко бросил потухшую сигарету в мусорное ведро, стоявшее метрах в двух от него. Любил щегольнуть сноровистостью.– Ладно. На том и порешим. До эксперимента еще пять месяцев. Бог не выдаст, свинья не съест. Все образуется.

– Что – все?

– Перестань трагедии разыгрывать! – взорвался Гук.– Тут людей, говорящих, не всегда поймешь, а ты у зверей хочешь, чтобы все Как на тарелочке...– Он махнул рукой и пошел в павильон просматривать записи ночного лаборанта.

Гиви наблюдал за дельфинами. Они плыли рядом из конца в конец, быстро заныривали, вскоре выходили из воды у противоположной стенки и снова неторопливо скользили. Он мог наблюдать их, наверное, бесконечно, так неповторимо пластично, естественно было каждое их движение, в стремительном ли подводном плавании, в скольжении ли у самой поверхности или в прыжках, заныриваниях, играх. Совершенство движения, которое можно сравнить разве что с полетом птицы. Почти физическое восприятие их полетной легкости в воде, хорошо знакомой ему, тяжелой среде усиливало в Гиви восхищение ими, а долгое наблюдение, казалось, делало и его самого легче, красивее, совершенней.

Он воспринимал окружающий его мир как часть самого себя.

Море, которое он помнил с тех же пор, что и небо над собой, он ощущал как часть себя. Деревья, собак, которые всегда жили на их дворе, далекие горы, куда они мальчишками уходили на несколько дней, он словно бы видел изнутри. Острая наблюдательность мальчишки, его фантазии и вызванный ими непреходящий интерес ко всему вокруг него жили в Гиви, никогда не покидали его. Наверное, именно это и привело его в институт, где изучали море. Гиви любил животных и был уверен, что понимает их. Работа, общение с ними доставляли ему радость. Может быть, это была неосознанная до KOHца радость общения с иными, чем он, чем люди, существами, по-своему загадочными, удивительно разумно созданными великой изобретательницей природой.

Десять лет занимаясь дельфинами, читая о них, Гиви не сомневался в нх разумности. Только разум у них совсем иной, чем у людей. И потому, что живут они в другой среде, и потому, что развивался он по-другому – десятки миллионов лет естественным путем, не испытывая постоянного воздействия искусственно создаваемых факторов.

Когда-то, читая о дискуссии по проблеме связи с внеземными цивилизациями, Гиви был поражен одним простым предположением, что разум может развиваться без технологии, потому и нет у нас связи с инопланетными существами. Да ведь такой разум есть и на Земле – разум животных!

Многие зоологи, в том числе и Николай, считают, что у животных нет разума. Гиви всегда удивлялся таким зоологам: что могут понять они в том, чему посвятили себя? И теоретически они беспомощны, плутают (или плутуют?) в терминологии. У человека и высших животных совершенно одинаковы все виды рассудочной деятельности – индукция, дедукция, абстрагирование, анализ, синтез, даже эксперимент! А дельфины по шкале умственных способностей, составленной базельским зоологом Потменом, находятся на втором месте после человека, значительно опережая слонов и обезьян! У Гиви накопились сотни наблюдений, подтверждавших разумность действий дельфинов.

И сейчас... Надо искать причину, а не отмахиваться от факта, как это делает Николай. Не уповать лишь на время.

Эти умнейшие животные не могут от какой-то ерунды надолго изменить свое поведение. Гиви слишком серьезно относился к животным и уважительно – к природе, чтобы думать так. А Николай именно так и думает. Что ж, это его беда, довольно обычная человеческая беда, в которой он, Гиви, ему не сострадатель. Он будет искать причину.

И эксперимент в открытом море, к которому они идут долго и непросто, не самоцель. Это шаг на пути познания дельфинов. Пусть это нужно людям для использования в будущем дельфинов как своих помощников в море, и все же, во-первых,– это путь познания! А что такое познание, думал Гиви, как не любовь, томительное, неспокойное, счастливое или горькое страдание души...

Николай Гук был недоволен. Этого мальчишку, ночного лаборанта, надо гнать, хоть он и какой-то родственник директора. Это научное учреждение, а не кормушка для незадачливых студентов техникума! За двенадцать часов две куцых записи в журнале!

– Ты видел? – Выходя из павильона, Гук потряс в воздухе журналом.– С этим надо кончать.

– Коля, может быть, перевести их в сетевой вольер?

Гук остановился и, помахивая журналом, уперев другую руку в бок, уставился на Гиви.

– Зачем?

– Может, дело в воде... Все же полторы недели не работал насос...

– Но он уже неделю работает, вода чистая. И кожа у них, как зеркало. Мы же решили уже. Чего сучить лапками?

– Надо попробовать.

– Зачем?

– Искать причину.

– Ну и упрямый!.. Ты всегда доискиваешься, почему у твоей жены иную неделю плохое настроение?

– Стараюсь.

– Нашел себе занятие... У тебя что, дел нет? Вон у нас их невпроворот: профилактика "дикарям", чистка бассейнов, плавклеть еще не начинали, а он за рыбу грош... Ладно. Я пошел.

– Все это не главное.

Гук застыл на месте.

– А что – главное?

– Мы не цирковые дрессировщики, а ученые.

Гук кивнул немного растерянно, а хотел саркастично.

– Верно. Дальше?

Гиви пожал плечами.

– Для нас главное – понять животных...

– Понять? – Теперь Николай был стопроцентно саркастичен.– И это говорит ученый?..– Гук невысоко ставил Гиви как ученого. Слишком ограничен, недалек. Но беда не в этом, такими в науке пруд пруди. Были бы исполнительны, прилежны. Но вот если такие еще упрямы и настойчивы!..

– Послушай, Гиви, чего ты хочешь?

– Выяснить причину, понять дельфинов.

– Выясняй, понимай... В сетевой вольер я их не переведу. По условиям эксперимента мы должны их брать в море из бассейна. Забыл?

– Нет. Мы вернем их потом в бассейн. Через месяц, два. С такими животными никакой эксперимент невозможен...

– Договорились же – по-дож-дем! При чем здесь цирковые дрессировщики?

Они стояли друг перед другом недовольные, почти злые, один большой, мощный, словно тренированный боксер-тяжеловес, другой невысокий, поджарый, гибкий, как стальная пластина.

– Ну, объясняй!

– Сам не понимаешь? – тихо сказал Гиви.– Мы должны понять их, познать, а не просто уяснить себе, что они могут.– И пошел от павильона. Обернулся.Мы не номер ставим, Коля.

Гук был по-настоящему ошарашен. Вот тебе и молчун! Такого от Гиви он никак не ожидал. И явно с запозданием бросил ему вслед:

– Вот именно – без номеров! От нас ждут конкретных дел...

Стоя на настиле плавучей клети, качавшейся рядом с бортом "Вечного лоиска", Гиви подумал: "Кто знает, может быть, и путь, предложенный тогда Николаем, привел бы нас сюда, в Геленджикскую бухту, с такими же животными, как сейчас. А возможно, и нет".

Он бросил дельфинам остатки рыбы из ведра и поднялся на судно. Здесь ветер был значительно крепче, чем в защищенной бортом "Вечного поиска" клети. Гиви поежился и побежал к лаборатории.

Было около полуночи, но Гиви, переодевшись, сел за письмо жене. Обещал писать часто, чтоб не волновалась, да вот уже четыре дня никак не собраться.

"...У нас все идет отлично. Завтра начинаем. И погода как по заказу..." "Именно так",– с удивлением подумал вдруг Гиви. А ведь лишь несколько месяцев назад все казалось конченным, безвозвратно утерянным. Он совершенно уверился в этом уже на следующий день после нападения Пирата...

...Гиви медленно плыл к животным, держа в обеих руках рыбу.

Хлопнул, как обычно, ставридой по воде. Дельфины не шли к нему.

Стояли и смотрели. Тогда он бросил им по рыбе. Они взяли ее и вдруг помчались по бассейну вокруг него, все ускоряясь, иногда едва не задевая. Гиви поплыл внутри круга, образованного движением дельфинов, пытаясь пристроиться к ним, вызвать на игру.

Эльма неожиданно остановилась, потом поднялась над водой вертикально, спиной к нему, и начала приближаться, изгибая под водой хвостовой стебель. Совсем как в одном из американских дельфиньих "трюков". Только страшно...

Гиви видел край ее темного глаза высоко над своей головой, где-то у самого начала этого вздыбившегося двухсоткилограммового тела. От неожиданности он на какую-то секунду одеревенел, и эта секунда могла стать роковой для него, но в тот момент, когда Эльма готова была, как показалось Гиви, рухнуть на него, между ними возник Пират. Он сильно оттолкнул, проплывая, Гиви грудным плавником, а потом оттеснил Эльму к середине бассейна.

Гиви быстро поднялся по трапу. Сомнений быть не могло: дельфины изгоняли его из бассейна. И если бы не вмешательство Пирата, неизвестно, чем бы могло закончиться это очередное занятие.

Итак, теперь на него напала Эльма. Вчера Пират, сегодня Эльма. Что дальше?

Тупое безразличие охватило Гиви. В этом состоянии он принял душ и переоделся.

Гиви медленно прошел к малым бассейнам, где уже шла подготовка к занятиям. С "дикарями" дело шло совсем плохо. Они не понимали тренеров, не доверяли им, кусались. Да так часто, что даже видавшие виды дрессировщики пожимали плечами. Ветеринарный врач, торопливый шутник Хоттабыч, посоветовал: "Надо придумать им намордники..." В первую неделю, как обычно, дельфины стали брать рыбу из рук. И все. Дальше ни шагу. Все четыре разведенных в отсеки малого бассейна дельфина вели себя так, словно сговорились не вступать в контакт с людьми. Животные часами стояли, уткнувшись рострумом в разделявшие их сети, голова к голове, ели плохо. Стали опасаться за их жизнь, хотя признаков какой-либо определенной болезни выявить у них Хоттабычу не удалось. А он был парень дотошный, несмотря на суетливость.

Гиви поднялся на второй этаж административного корпуса в комнату научных сотрудников. Прошел к окну и широко распахнул его. Гладь одного из малых бассейнов сверкала, как большое голубое зеркало. Яркое веселое лето накатывалось на землю, а Гиви ощущал в себе тяжесть и темноту. Он сел за стол, устало сложил перед собой руки. Делать решительно ничего не хотелось. У телефона на краю стола лежала заметно выросшая за несколько дней горка корреспонденции – газеты, журналы, письма. Он рассеянно сдвинул ее на себя веером, вытащил коричневый толстый пакет. От Лебедева, из Крыма.

Лебедев был странным малым, влюбленным в биоакустику.

Отсюда, вероятно, искренняя привязанность к дельфинам, восхищение ими, и может быть, отсюда же – некоторое презрение к людям. Однако при всем своем внешнем высокомерии и резкости Лебедев был добряком, и тот, кто понимал это, как Гиви, становился его другом.

Гиви вскрыл пакет и вынул из него "Неделю". Удивленно повертел в руках большой конверт. Тут была и записка. Всего бдна строчка машинописи: "Какое выдающееся человеческое свинство!" "Неделя" была свернута вчетверо таким образом, что на открытой четвертушке листа он сразу увидел фотографию лежащих на берегу дельфинов и крупные буквы заголовка: "Битва у острова Ики". Гиви отложил лебедевский листок и стал читать заметку: "Это произошло возле японского острова Ики, В предрассветных сумерках из гавани вышло тридцать небольших дизельных судов. Километрах в двадцати пяти от берега в первых лучах солнца резвилась большая стая дельфинов. Здесь суда разошлись полукругом, люди, находившиеся на них, раскинули огромную загонную сеть, стянули ее и погнали дельфинов к острову Тетешима. Когда животные оказались стиснутыми между прибрежными скалами и сетями, по ним открыли огонь из нескольких пулеметов.