355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Арсений Замостьянов » Майор Пронин - Родословная героя » Текст книги (страница 1)
Майор Пронин - Родословная героя
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 22:54

Текст книги "Майор Пронин - Родословная героя"


Автор книги: Арсений Замостьянов


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Замостьянов Арсений
Майор Пронин – Родословная героя

Арсений Замостьянов

Майор Пронин. Родословная героя

Родословная литературная героя – это жизнь его создателя. Образ майора Пронина давно превратился в русскую песню – как говорится, музыка народная, слова народные, за роялем автор. Майор Пронин настолько прочно вошел в нашу речь как фольклорный образ, что даже странно представить себе, что этот персонаж был рожден писательской фантазией. В анекдотах, сложенных по схеме "встретились русский, англичанин и француз", но посвященных сыщикам, от нашей страны неизменно представительствует майор Пронин – наряду с Шерлоком Холмсом и комиссаром Мегрэ.

1

Лев Овалов – литературный псевдоним Льва Сергеевича Шаповалова. Кстати, в аннотациях ко всем книгам писателя неизменно указывалась его настоящая, дворянская, фамилия, а также имя с отчеством. К тридцатым годам Лев Овалов был, что называется, "известным писателем и литературным деятелем". Образцовая биография молодого коммуниста, участника Гражданской войны, вступившего в партию пятнадцати лет отроду, а до этого создавшего волостную комсомольскую ячейку в селе Успенском на Орловщине... Там писатель сполна повидал и кулаков, и диверсантов, и мнимых и явных шпионов – всех героев будущей советской остросюжетной прозы. В то же время он получил медицинское образование – и врачевал сельчан.

Что можно сказать о культурном контексте комсомольской юности Льва Овалова и его современников? Сразу вспоминается Багрицкий: "А в походной сумке – спички и табак. Тихонов, Сельвинский, Пастернак". Безусловно, оваловское поколение было "поэзиецентрично". Кроме молодых, авангардных авторов, подхвативших "музыку революции", в чести были и Некрасов, и собственно автор музыкального определения социальной бури – Александр Блок. Блок навсегда остался любимым поэтом Льва Овалова. Впоследствии майор Пронин и его верный оруженосец капитан Железное не раз упомянут Блока в своих беседах. В те годы Лев Сергеевич прилежно сочинял стихи, но не спешил с публикациями. На закате нэпа поэт внесет свой вклад в развитие советской детской поэзии, выпустив несколько книжек с задорными антимещанскими стихами для мальчиков и девочек. "Пятеро на одних коньках" – книжка с цветными картинками – стала любимым детским чтением 1927 года.

Были у революционного поколения и свои песни – песни революции и Гражданской войны. Повсюду звучало: "Смело, товарищи, в ногу...", "Вы жертвою пали...", "Вихри враждебные реют над нами...". Зачастую новые, революционные, слова Радина и Кржижановского приспосабливались к известным народным, шансонетным и классическим мотивам. После завершения Гражданской войны и образования СССР стране понадобилась своя, оригинальная массовая культура: песни, книги, кинофильмы, рекламный плакат. Овалов сотрудничал в рапповском журнале "Рост", затем в "Комсомольской правде". Создателей новой массовой культуры выручало революционное искусство, в переосмысленном виде были мобилизованы и традиции прежней России. Вместо безбожно устаревшего дореволюционного кино на экран были призваны горьковские

босяки, не знавшие традиционных кинематографических фраков, манишек и пеньюаров. Появились и герои сатирических приключенческих лент – прохиндеи, увязшие в своих пороках, первым из которых признавалась мещанская любовь к денежным знакам. Новая советская массовая песня объединила традиции городского романса, оперетты, революционной песни и пестрого фольклора многонациональной страны. Братья Покрасс, Блантер, Дунаевский с одинаковым мастерством использовали традиционные русские, украинские, еврейские мотивы, а также новации заокеанского джаза.

В тридцатые годы Овалов был именно тем молодым специалистом, в которых нуждалась тогдашняя новая литература. Лев Сергеевич получил традиционное благословение патриарха – Максима Горького – и вошел в Союз писателей со дня его основания... Влиятельнейшие литературные журналы довоенного времени "На литературном посту" и "Литература и искусство" благосклонно отозвались на дебют прозаика – повесть "Болтовня". Сразу несколько критиков (в их числе молодой Александр Бек) приветствовали нового пролетарского писателя и его героя, рабочего Морозова: "На примере Морозова вы чувствуете, как новое, социалистическое прет из всех щелей, преодолевает, выкидывает вон все старое, мелкособственническое и как оно формирует нового рабочего, нового классового человека". Овалова называли молодым писателем-пролетарием, но в этом определении была доля лукавства. Лев Сергеевич происходил из небогатой, но родовитой семьи. Уже под старость, в девяностые годы, он сообщал интервьюерам, сколько его родни – Шаповаловы, Тверетиновы, Баршевы, Кожевниковы – упомянуто в словаре Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона. По отцовской линии прямым предком Льва Сергеевича был профессор С.И.Баршев, один из столпов Московского университета времен толстовского классицизма. Профессор Баршев побывал и деканом юридического факультета, и ректором университета. Влиятельный, увенчанный лаврами господин. По материнской линии родственником писателя приходился знаменитый ученый, отец русской невропатологии, профессор А.Я.Кожевников. И все-таки в анкетах Лев Сергеевич писал: "Из рабочих". Дело тут не в диктате эпохи: сын сельской учительницы вполне мог честно написать: "Из служащей интеллигенции" – это не возбранялось. Но писатель вправе конструировать собственную биографию. Вместо Льва Сергеевича Шаповалова – Лев Овалов из рабочих. Это не конформизм, это творческий замысел, маска. Писатель выбрал для себя амплуа и соблюдал правила игры.

Отец писателя – С.В.Шаповалов – погиб на фронте в самом начале Первой мировой, в 1914 году. Один из главных героев пронинского цикла – Виктор Железное – тоже потеряет отца на фронте... В 1917 году семья от московского голода едет в село Успенское Орловской губернии, где юный Лев Шаповалов с максимализмом недавнего гимназиста бросился в революционную круговерть. Революционные аббревиатуры, слова-сокращения точнее всего определяли тогдашнюю реальность: комбеды, продразверстка... Молодой комсомолец, а затем и большевик Шаповалов борется за рабочее дело на селе – а это опаснейший фронт Гражданской войны! Судьба Льва Шаповалова стала предысторией литературной биографии Льва Овалова.

После успеха "Болтовни" Лев Овалов работает интенсивно, не порывая и с журналистикой. Творчество Овалова обращает на себя внимание крупнейших критиков и писателей того времени – Фадеева, Воронского, молодого Твардовского... В свет выходят книги "Ловцы сомнений", "Путь в завтрашний день", "Июль в Ойротии" (все – в 1931 году), роман "Утро начинается в Москве" (в двух книгах – 1934 и 1936), повесть "Здоровье" (1936), сборник рассказов "Лимонное зерно" (1939). Овалов стал обитателем известного писательского дома в Лаврушинском, по соседству с Борисом Пастернаком и Федором Гладковым. Именно Лев Овалов – тогдашний главный редактор "Молодой гвардии" – опубликовал пастернаковский перевод "Гамлета" и, рискнув своим креслом, приказал заплатить поэту за перевод как за оригинальные стихи.

2

В конце тридцатых годов и литераторы, и читатели ощущали потребность в создании отечественного детектива. Лев Овалов стал одним из пионеров жанра и безусловным лидером первого поколения мэтров остросюжетной литературы. В то время Лев Сергеевич служил главным редактором журнала "Вокруг света". Сначала он обратился к знакомым писателям с просьбой написать что-нибудь "про шпионов". Но никто не рискнул прикоснуться к этой новой и скользкой теме. Тогда редактор Овалов рискнул напечатать экспериментальный рассказ писателя Овалова на журнальных страницах. Именно экспериментальный литературный этикет требовал особых пояснений для первого пронинского детектива "Синие мечи". Говорилось, что в этом рассказе мы берем на вооружение заморскую форму шпионского детектива, чтобы она служила нашему потребителю, как служат на наших заводах и фабриках импортные станки. Успех этого коротенького рассказа был так велик, что возникла необходимость проследить литературную генеалогию героя – молодого чекиста Ивана Николаевича Пронина. В первую очередь вспоминались выпуски книжных сериалов десятых годов – про Шерлока Холмса и Ника Картера, про пещеру Лехтвейса и русского сыщика Путилина, про Ната Пинкертона и похождения Ирмы Блаватской... Шерлок там был, конечно, не конандойловский, а рыночно-лубочный. Корней Чуковский называл его "отвратительным двойником" настоящего Холмса с Бейкер-стрит. В этих брошюрах "с продолжениями" хватало великосветских негодяев, загипнотизированных красавиц, немногословных боксеров и коварных отравителей. Герои объяснялись очень выразительно: "Ага, попался, голубчик, – ледяным тоном сказал Пинкертон, надевая на негодяя наручники, – теперь я тебя наконец-то посажу на электрический стул!" Конечно, герой советского детектива не мог походить на этих монстров буржуазного масскульта. Он должен быть не менее успешным, но Овалов стремился добавить к картонным фигурам прежних сыщиков человеческой теплоты и героической большевистской идейности. Совсем не случайно Лев Овалов присвоил своему герою звание майора. Пронин – профессионал, действующий контрразведчик. Генеральские лавры только помешали бы ему в работе. К тому же и так крупные советские руководители (например, Евлахов из "Голубого ангела") видят в майоре Пронина равного. В "Песне чекистов" композитора А.Останина на стихи Б.Пчелинцева, написанной после оваловской пронинианы, говорилось: "Пусть до утра не спят в рабочих кабинетах майоры с генеральской сединой". В послевоенное время Пронину присвоят генеральское звание, но в читательском сознании он навсегда останется "майором Прониным". К тому же Лев Овалов прозорливо произвел своего героя в генерал-майоры!

Современником Овалова был Аркадий Гайдар – еще один основоположник советского детектива, на этот раз – с более очевидным уклоном в детскую литературу. В гайдаровских повестях "Судьба барабанщика", "Дым в лесу" и "Дальние страны" не обошлось без шпионских тайн, без детективных перипетий. Несомненно, не только дети, но и их взрослые родители были читателями Аркадия Гайдара. В повестях Гайдара чувствовалось таинственное напряжение сюжета – соль детектива. В 1937 году другой детский писатель, Рувим Фраерман, написал повесть "Шпион", а в послевоенные годы, одновременно с поздними оваловскими повестями, были написаны близкие к детективному жанру детские повести Анатолия Рыбакова и Георгия Матвеева. Общественное движение, породившее эти произведения, в последние годы снисходительно связывают с явлением шпиономании. Заметим, что в годы Второй мировой и холодной войн это явление было вполне обоснованным и охватывало все континенты, а не только осажденную крепость – Советский Союз.

Самые прозорливые критики и литературоведы уже в то время обращали внимание на массовую культуру, наблюдая за развитием жанров, за движениями социальной мифологии. Корней Чуковский, Виктор Шкловский... Последний интересовался детективами Льва Овалова, несколько раз упоминал майора Пронина и в статьях, и в фундаментальных трудах. Особенно важно первое рассуждение Шкловского о Пронине: "Советский детектив у нас долго не удавался потому, что люди, которые хотели его создать, шли по пути Конан Дойла. Они копировали занимательность сюжета. Между тем можно идти по линии Вольтера и еще больше – по линии Пушкина. Надо было внести в произведение моральный элемент... Л.Овалов напечатал повесть "Рассказы майора Пронина". Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина... Жанр создается у нас на глазах". Кстати, и безымянный рецензент из "Огонька" почти дословно повторил некоторые обороты Шкловского – наверное, это носилось в воздухе: "В № 4 "Знамени" Л.Овалов напечатал повесть "Рассказы майора Пронина". Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина и его помощника Виктора Железнова. Книга призывает советских людей быть бдительными. Она учит хранить военную тайну, быть всегда начеку". Можно поспорить со Шкловским: на самом деле в пронинских рассказах, а особенно – в повести "Голубой ангел", традиции Конан Дойла были скорее приспособлены к советским реалиям, чем сведены на нет. Пронин и занял в нашей мифологии место советского Холмса потому, что Овалов сделал очевидную установку на классический детектив. С этим и победил. Классический детектив – это прежде всего антураж, создаваемый вокруг главного героя: дымящаяся трубка старого холостяка Холмса, его халат, скрипичная игра и увлечение оперой. Пронин тоже убежденный холостяк, у него имеется говорливая домоправительница Агаша (миссис Хадсон, напротив, молчалива), текинский ковер на стене, гитара, любовь к армянскому коньяку и футболу. Подчеркиваются и некоторые знаковые детали костюма – пальто с нитками "по-особому крученными", легкомысленные летние трусы...

Как раз тогда, в 1939 году, одновременно с первыми рассказами майора Пронина, в нескольких театрах СССР была поставлена пьеса Льва Шейнина "Ошибка инженера Кочина". В том же году вышла экранизация этого шпионского бестселлера. Роль проницательного чекиста (что-то в нем было от майора Пронина) сыграл популярнейший Михаил Жаров. Для Европы времечко было военное, для Советского Союза – предвоенное. И нет ничего удивительного в моде на короткие армейские прически, духовые оркестры и мужественных героев. Властителем дум становится и молодой поэт Константин (Кирилл) Симонов, посвятивший военной героике львиную долю своего творчества в стихах и прозе. Несколько ранее, в 1937 году молодой долговязый поэт-орденоносец Сергей Михалков (его талант к тому времени уже признали и Чуковский, и Булгаков, и Фадеев) пишет стихотворение в гайдаровском духе – "Граница". Его юным героям удается рассекретить коварного и опытного врага:

В глухую ночь, в холодный мрак

Посланцем белых банд

Переходил границу враг

Шпион и диверсант.

Он тихо полз на животе,

Он раздвигал кусты,

Он шел на ощупь в темноте

И обошел посты.

По свежевыпавшей росе

Некошеной травой

Он вышел утром на шоссе

Тропинкой полевой.

И в тот же самый ранний час

Из ближнего села

Учиться в школу, в пятый класс

Детей ватага шла.

Шли десять мальчиков гуськом

По утренней росе,

И каждый был учеником,

И Ворошиловским стрелком,

И жили рядом все.

Они спешили на урок,

Но туг случилось так:

На перекрестке двух дорог

Им повстречался враг.

– Я сбился, кажется, с пути

И не туда свернул!

Никто из наших десяти

И глазом не сморгнул.

– Я вам дорогу покажу!

Сказал тогда один.

Другой сказал:

Я провожу.

Пойдемте, гражданин.

Стоит начальник молодой,

Стоит в дверях конвой,

И человек стоит чужой

Мы знаем, кто такой.

Есть в приграничной полосе

Неписаный закон:

Мы знаем все, мы знаем всех:

Кто я, кто ты, кто он.

Песни, исполняемые с эстрады популярными Леонидом Утесовым и Георгием Виноградовым, тоже призывают к бдительности. Вот, скажем, предвоенная "Дальняя сторожка" композитора Исаака Дунаевского и поэта Евгения Долматовского. Лирическая, напевная мелодия, а сюжет вполне героический.

Под вечер старый обходчик

Идет по рельсам, стучит,

У стыков стальных он видит двоих,

Один он к ним спешит...

Заносит он молоток свой!

Волной вздымается грудь.

Пусть жизнь он отдаст, но только не даст

Врагу разрушить путь...

Старый обходчик обезвреживает диверсантов. Даже он – герой популярной (и талантливой!) массовой песни сообщает нам. как злободневна была в предвоенное время шпионская тема. Миллионы читателей и слушателей бросались на нее, как голодный на горячие пирожки. Ветер дул в паруса шпионского детектива. И все-таки каждый успех нового, остро популярного жанра давался с боем.

В журнале "Красная новь" Овалову отказали в публикации "Рассказов о майоре Пронине". Тогда Лев Сергеевич принес рукопись в "Знамя", к главному редактору Всеволоду Вишневскому. Вишневский предчувствовал шумный успех новой серии рассказов о Пронине, но отзывы рецензентов из НКВД были строги. Тогда классик советской драматургии, автор "Оптимистической трагедии" обратился лично к В.М.Молотову. Железный наркоминдел ознакомился с рукописью и дал свою резолюцию: "Срочно в печать". И знаменские публикации, и отдельное издание рассказов стали событиями в истории массовой литературы. После публикации "Рассказов майора Пронина" и "Рассказов о майоре Пронине" Лев Овалов приступает к повести "Голубой ангел". Заметим, что в рассказах писатель с легкостью и изяществом передал образы рассказчиков. В первом цикле таковым выступил сам майор, во втором – всевидящий автор. Очень тонко, без формальных излишеств, Овалов дает нам "почувствовать разницу". Этот прием использовал и Конан Дойл, несколько поздних рассказов холмсианы написаны от имени Шерлока. Но Овалов сильнее подчеркивает углы зрения, а в "Голубом ангеле" и вовсе является пред читательские очи собственной персоной. Автобиографизм повести очевиден: Лев Овалов награждает рассказчика-писателя поездкой в Армению, из которой он, помимо нескольких бутылок отменного коньяку, одна из которых предназначается майору Пронину, привез материалы для книги об этой "древней удивительной стране". В то время на рабочем столе писателя Овалова лежали две рукописи – "Голубой ангел" и "Поездка в Ереван". Книга об Армении вышла в свет в 1940 году. Время было бурное – и Овалов не раз занимал и освобождал начальственные кресла в разных московских редакциях: "Вокруг света", "Молодая гвардия"... Удивительный факт: 22 июня 1941 года, несмотря на начало великой войны, в Москве, на Моховой, прошел творческий вечер Льва Овалова. С вопросами о лишних билетиках к прохожим приставали за несколько кварталов! В первый месяц войны, на волне оглушительного успеха огоньковской публикации "Голубого ангела", Овалов оказывается в роли своих не самых любимых героев: 5 июля 1941 года его арестовывают. Причины ареста туманны; сам писатель вспоминал, что его обвиняли в "разглашении методов работы советской контрразведки" на материале повести "Голубой ангел". Так вспоминал сам Лев Овалов – а писатель имеет право на легенду. Ю.М.Лотман сказал о Карамзине: "Право на летопись получает летописец". В случае с Л.С.Оваловым писатель-детективист стал героем жизненного детектива. В лагерях и в ссылке пригодились навыки первой профессии писателя: он снова занялся медициной. В 1956 году он вернулся в Москву с замыслом романа о военных подвигах майора Пронина.

3

Уроки Горького и литературные нравы двадцатых годов прочно вошли в жизнь писателя. Больше всего он гордился теми романами, где документ стоял выше фантазии, а правда жизни превалировала над вымыслом. Подобный литературный метод подразумевает долгие командировки. И вот в Свердловске писатель почти год делит кров с сыном Чан Кайши, приехавшим в Советский Союз учиться и работать. Результат – роман об Уралмаше "Утренняя смена" ("Зина Демина"), в котором действует молодой китайский коммунист Чжоу... Прошли годы – и сосед Льва Овалова стал президентом Тайваня, кстати, отнюдь не дружественного Советскому Союзу. Звали его Чан Чинго – болельщики международной политики, несомненно, помнят это имя. А первой леди Тайваня была та самая заводская девчонка Зина Демина из оваловского романа, точнее, ее реальный прототип. В 1962 году писателю довелось присутствовать на кремлевском совещании по Нечерноземью. Услышав упрек секретаря Дорогобужского райкома партии А.А.Алексеевой в том, что писатели-де не знают жизни, поселившись в московских квартирах, бывший рапповец загорелся: "Я к вам приеду". И Анна Андреевна Алексеева получила вторую жизнь в документальном романе "История одной судьбы" (1962). Наконец, подлинная девушка, порвавшая с тоталитарной сектой, несколько месяцев гостила в московской квартире Оваловых, чтобы стать героиней романа "Помни обо мне" (опубликован в 1966 году). Именно эти романы Лев Сергеевич Овалов считал своим главным литературным достижением. Их, а совсем не детективы, которые давались писателю подозрительно легко: неделя – и готов сюжет, месяц, другой – и повесть можно везти в редакцию. Легкий успех смущал, а на закате лет девяностолетний писатель признавался: "Я мог бы эти детективы, как орешки, щелкать". Не чувствовал потребности. Ограничился шестью рассказами и повестями – "Голубой ангел", "Медная пуговица", "Секретное оружие", "Букет алых роз". Это чисто русская и советская традиция – не злоупотреблять успешным амплуа, не искать легких путей, не выходить в тираж... На традиции глупо сетовать, с ними нужно считаться. Правда, и сэр Артур Конан Дойл всю жизнь отмахивался от холмсовской славы и предпочитал войти в историю литературы как автор исторических романов или записок по спиритизму... Сегодня мы можем смело утверждать, что в XXI век Конан Дойл войдет как автор рассказов и повестей о Холмсе, а Лев Овалов – как автор майора Пронина. Писателей огорчила бы такая перспектива, но с ней придется смириться. А документальный производственный роман, которому Овалов всю жизнь отдавал должное, сейчас можно воспринимать с долей иронии, можно охать по поводу наивности прежних литераторов, веривших в созидательную силу искусства. Можно кивать на Огюста Конта, вспоминать позитивизм, бранить жесткую функциональность социалистического реализма. Ниспровергать писателей того времени легко: они сами были доками в ниспровержениях. Они бы могли ответить только словами поэта: "Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели". Куда сложнее осмыслять ту эстетику, основанную на энтузиазме и перенапряжении сил. Думаю, многие сейчас осознают продуктивность обращения к тем ценностям, которые наполнили жизнь Льва Овалова и его современников, сделали их суровыми и терпеливыми. Они верили, что учение и труд способны преобразить мир, сделать нашу жизнь полнее, счастливее. Наивно? Но еще наивнее ставить себя выше великих иллюзий, опускать руки и хорониться заживо в премудром скептицизме.

Детективный цикл Льва Овалова начался с "Рассказов майора Пронина" (1939 г.). Работа продолжалась до 1963 года, когда отдельным изданием был выпущен роман "Секретное оружие". За четверть века читатели следили за перипетиями "Рассказов о майоре Пронине" (1940 г.), зачитывали до дыр журнал "Огонек" с повестью "Голубой ангел" (1941 г.) и романом "Медная пуговица" (1959 г.), угадывали в безымянном генерале КГБ старого знакомого – майора Пронина в повести "Букет алых роз" (1958 г.). В серии "Атлантида" цикл Льва Овалова впервые будет издан от и до – единым блоком. Первая книга "Приключения майора Пронина" – объединяет два цикла рассказов, с которых началась литературная судьба героя-контрразведчика. Шесть рассказов были напечатаны в журналах "Вокруг света" и "Знамя", а затем вышли отдельным изданием в серии "Библиотечка красноармейца". С этой книжки и началась всенародная слава майора Пронина, чье имя быстро стало нарицательным. Овалову удалось воспроизвести народные представления об идеальном герое мудром, дельном человеке. Настоящий мужчина, Пронин чужд суеты. Спокойно и без истерик он идет к намеченной цели и неизменно оказывается победителем.

Есть у Пронина и полноценный антипод – ушлый профессионал разведки, английский резидент Роджерс. От рассказа к рассказу Пронин разоблачает агентов Роджерса, но англичанину всякий раз удается выскользнуть из расставленных сетей. Советская героика довоенного времени вообще не признавала легких успехов. Гибнет Чапаев, надрывается Павка Корчагин, можно вспомнить и фадеевский "Разгром", повествующий о гибели красных нибелунгов в Гражданскую войну. Это после 1945 года писатели стали описывать преимущественно триумфальное шествие победителей в труде и бою. Авторы двадцатых – тридцатых должны были втолковать читателю, что строительство социализма – дело нелегкое и жертвенное, в котором каждая победа оплачена трагедиями поражений. У Льва Овалова, конечно, все проще, в детективном жанре вообще нельзя перебарщивать с трагизмом. Но "Приключения майора Пронина" интересны тем, что в первых пяти рассказах победа Пронина всякий раз оказывается неполной, а Роджерс – неуловимым. Конечно, элитный агент самой авторитетной разведки мира, элегантный высокий блондин Роджерс поначалу оказывается опытнее и профессиональнее крестьянина и красноармейца, которому партия поручила ловить шпионов. В рассказах о своем чекистском прошлом Иван Николаевич Пронин не чужд самоиронии: он постоянно напоминает читателю, что в те годы мы только учились работать, и граница тогда охранялась не "так отлично, как сейчас", и языков иностранных чекисты не знали, и, выполняя оперативные задания, нередко спешили с выводами... И здесь писатель ненавязчиво вводит тему образования. Пафос учебы был знаковой особенностью советской цивилизации. За полтора десятилетия борьбы с резидентом Роджерсом Иван Николаевич Пронин, не теряя времени, перемахивает ту пропасть, которая разделяла образовательный уровень советского чекиста и английского разведчика. В тридцатые годы они уже встречаются "на равных": оба майоры, оба энциклопедически образованы, оба собаку съели в шпионских играх (собака, кстати, сыграет ключевую роль в этой истории).

По рассказам о майоре Пронине видно, как интересовали тогдашнюю публику вопросы служебного собаководства. В стране еще имела огромное распространение крестьянская традиция держать собак на цепи, в будках. Но мальчишки уже судачили о выдрессированных, чистопородных животных – и некоторые городские прогрессисты уже завели таких друзей в своих квартирах. Счастливчиков с отдельными двухкомнатными хоромами было еще немного, но в больших городах сохранялись небольшие дома, которые молва называла "частными". Там-то и появлялись первые квартирные служебные собаки. Майора Пронина собаки из рассказов "Зимние каникулы" и "Стакан воды" поражают великолепной выучкой. Он постигает азы дрессуры, и в финальном рассказе цикла легко находит общий язык с таксой Чейном.

Кроме Пронина и Роджерса, героем всех шести рассказов является Виктор Железнов. В начальных рассказах также действует первый командир Пронина в ВЧК – Ковров, который по-отечески наставляет будущего генерала КГБ. Очень любопытна линия "крупного советского и партийного деятеля", которого Овалов представляет в красноречивой манере: "назовем его, скажем, Базаров". В тридцатые годы было разоблачено немало представителей старой партийной элиты, которые признались в предательстве и работе на иностранные разведки. Во всей пронинской эпопее отзвуком тех процессов остался только этот самый Базаров. Кстати, конфликт "Сказки о трусливом черте" не потерял актуальности и в XXI веке: страсти там разгораются вокруг уральских угольных шахт, на которые претендуют иностранные собственники с помощью своих российских пособников... Уголь можно заменить нефтью, газом или алюминием, а конфликт остается по-газетному злободневным. Тогда, в двадцатые годы, Пронину не удалось разоблачить Базарова. Зато в рассказе "Agave mexicana", который стал для Пронина пятым подвигом Геракла, красный директор с замашками старого интеллигента – импозантный сибарит Щуровский был разоблачен с потрохами. Пронин вывел его на чистую воду с холмсовским артистизмом. В этом рассказе Овалов взял на вооружение классическую фабулу "Пропавшего письма" Эдгара По. Конан Дойл использовал ее для своего "Скандала в Богемии", а Лев Овалов виртуозно погрузил эту великосветскую историю в советский антураж. С такой же виртуозностью и в те же годы московские инженеры передвинули здание Моссовета, когда расширяли улицу Горького.

В случае с мексиканской агавой мы видим уже зрелого Пронина, ставшего докой в своей опасной профессии. Исчезла неопределенность и из городского пейзажа. Вместо перестрелок и рубки деревьев в скверах мы видим организованную работу Ботанического сада, уютные букинистические магазины, ситро на улицах и захватывающие футбольные матчи. Зрелость Пронина и зрелость страны, которую он защищал в 1918-м. Тогда, на излете тридцатых, несмотря на провозглашенную государственным обвинителем Вышинским максиму "Признание – царица доказательств", писатели и публицисты немало рассуждали о презумпции невиновности. В меру сил боролся с необоснованной подозрительностью коллег и Иван Николаевич Пронин – сторонник гуманного правосудия. В истории с мексиканской агавой подозрение поначалу падает на человека по фамилии Иванов. Кажется, все факты против Иванова. Но Пронин, подобно Шерлоку Холмсу в деле подрядчика из Норвуда (кстати, любимый дойловский рассказ Корнея Чуковского), выручает невиновного. Холмс отправляется к родителям подозреваемого в убийстве Макфарлейна, Пронин – в семью Иванова. Оба они убеждаются в добром нраве подозреваемых. Пронин противник скорой расправы над своими клиентами. Во времена грандиозных шпионских процессов, когда при рубке леса во все стороны летят щепки, это качество было особенно ценным.

А футбольные матчи любил не только майор Пронин. Лев Овалов сам был заядлым болельщиком, до последних дней следившим за футбольными и хоккейными ристалищами. Несомненно, и в тридцатые годы Овалов слыхал рассказы об уникальном форварде – рыжем Федоре Селине, который мог на голове пронести мяч от своих до чужих ворот, подбрасывая его и снова ударяя макушкой. Никто не мог отнять мяч у Селина. Никто не мог одолеть майора Пронина. Таких людей невозможно победить, их можно только уничтожить...

"Куры Дуси Царевой" – одна из самых головоломных историй, в которой Пронину удалось разоблачить хорошо законспирированного врага, а иностранному резиденту (им, конечно, оказался Роджерс) снова удалось скрыться. Только в рассказе, который Овалов назвал по-скрибовски – "Стакан воды", – Роджерс оказался в руках советской контрразведки. О, писатель обставил это событие как полагается – с длинными мхатовскими паузами, с шутками и прибаутками, на фоне которых великое событие – захват Роджерса – воспринимается с особой остротой. Казалось бы, после этого дела Пронину можно уходить на покой главный противник уничтожен. Однако приключения Пронина продолжились, – и мы продолжим разговор о феномене непревзойденного майора в следующих выпусках оваловской пронинианы.

4

...А Лев Сергеевич Овалов, не обращая внимания на всенародную славу майора Пронина, которая включала и разгромные рецензии в главном литературном журнале страны, и даже пародию Зиновия Паперного на роман "Секретное оружие", продолжал работу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю