Текст книги "Учебник культуризма"

Автор книги: Арнольд Шварцнеггер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава 2

Скоро люди стали относится ко мне по-особому. Частично это был результат изменения моего собственного отношения к самому себе. Я рос, становился больше, набирался уверенности. И меня стали уважать так, как никогда раньше; как будто бы я был сыном миллионера. Когда я входил в класс школьные товарищи угощали меня или предлагали помочь сделать уроки. Даже учителя стали ко мне иначе относиться, в особенности, когда я начал выигрывать призы в соревнованиях по поднятию тяжестей. Это новое особое отношение людей ко мне оказало удивительное воздействие на мое «я». Это оказалось нечто к чему я стремился. Я не уверен, что мне нужно было такое особое внимание. Может быть так получилось, потому что у меня был старший брат и ему отец уделял больше внимания. Быть может это послужило причиной моего желания быть замеченным. Я окунулся в этот новый поток внимания. Даже отрицательную реакцию я поворачивал к своему удовлетворению.

Я уверен, что большинство людей с кем я был знаком по настоящему не понимали, что я делал. Они смотрели на меня как на курьез. Не все меня воспринимали. Были определенные социальные группы людей, которых смущал бодибилдинг и они считали, что должны поговорить со мной. Они старались выпятить отрицательные моменты в спорте и убедить, почему человеку не следует им заниматься. Я эти разговоры слышал всю свою жизнь. Всегда находится определенный сорт людей, которые утверждают "мой врач говорит мне, что поднимать тяжести вредно для здоровья…" Вначале мне трудно было это слушать. Я был молодой и впечатлительный. Я то знал, что хочу заниматься этим так сильно, что никто меня не остановит, и уж точно такие люди, которые даже не могли считаться моими друзьями. Но, тем не менее, такие вопросы у меня возникали. Я спрашивал сам себя, почему я устроен иначе, почему я хочу делать то, что огромное количество людей считает неприятным и даже смеются над этим. Если вы хотите играть в футбол, все вас любят; вы герой. И они готовы на все ради вас.

Люди признавали во мне талант атлета; но мой выбор спорта смущал их. Они качали головами: "Почему вы выбрали самый непризнанный вид спорта в Австрии?" Так обычно меня спрашивали. Это была правда. Нас было всего двадцать или тридцать культуристов во всей стране.

Я не мог найти ответа. Я не знал его. Это было подсознательно. Я просто влюбился в БОДИБИЛДИНГ. Я любил чувствовать себя в зале, любил тренировку, любил чувствовать мышцы.

Теперь оглядываясь назад я могу проанализировать все это яснее. В окружающем меня мире было много дисциплины, много индивидуальности и первозданная чистота культуризма. Но в то время для меня это было загадкой. Бодибилдинг уже имел регалии, но относительно строгие. Я еще не соревновался, поэтому мои вознаграждения были другого характера. Летом на озере я мог удивлять людей тем, что мое тело отличалось от их. Случалось, они говорили "Бог мой, Арнольд! Ты опять вырос. Когда же ты остановишься?"

А я им отвечал: «Никогда». И мы все вместе смеялись. Они думали, что это шутки, но я правда это имел в виду.

Не только мои школьные товарищи и друзья на озере оказывались под впечатлением. Соседи тоже начали уделять мне особое внимание. "Если хочешь свежего молока, ты только нам скажи". Или яйца, или овощи. Вдруг оказалось, что все вокруг смотрят на меня иначе. Неважно, нравится им это или нет – но не замечать всего этого они не могли.

Самым интересным было то, как мое новое тело действует на девушек. Была определенная часть девушек, которых оно впечатляло, но было некоторое количество, которые находили его отталкивающим. Середины тут нее было никакой совершенно. Граница была четкой и ясной. Никогда я не слышал безразличных промежуточных комментариев, будь то в столовой, на улице или на озере. "Мне это не нравится. Он странный какой-то – от всех этих мускулов меня прямо передергивает". Или: "Мне нравится, как Арнольд выглядит. Такой большой и мощный как скульптура. Так должен выглядеть настоящий мужчина".

Такие реакции давали мне дополнительный стимул, чтобы продолжать заниматься бодибилдингом. Я хотел стать больше, тогда бы я мог произвести еще больше впечатления на девушек, кот-рым я нравился, а другим наоборот я не нравился бы еще больше. Но не девушки были моим основным стимулом для тренировок. Далеко не так. Но раз такой дополнительный стимул возникал, я рассудил, что пока это внимание есть надо им пользоваться. Да и весело было. Я чувствовал, если мои размеры действовали на девушку отталкивающе.

Поймав на себе ее недоверчивый взгляд, я мог поднять руку, напрячь бицепс и посмотреть, как она съежится. По крайней мере, можно было видеть в этом повод посмеяться.

Я помню, была одна из таких отрицательных девушек, с которой я хотел бы встречаться. ЕЕ звали Герта и я знал, что она вслух говорила, что ей не нравится, как я сложен. Я захотел попытаться изменить ее настрой. Какое то время я ее преследовал и постепенно мы стали друзьями. В конце концов, я попытался назначить свидание. Она ответила, что и через миллион лет не стала бы со мной встречаться. Ты слишком влюблен сам в себя, в свое собственное тело. Ты смотришь все время на себя, позируешь перед зеркалом.

Ее заявление – как удар в лицо. Сначала я обозлился. Почему она не хочет понять? Почему она так ополчилась? Но это можно было предвидеть. Тогда я выбросил все это из головы. Я думаю, что она не забыла. Последний раз, когда я приезжал в Грац, она позвонила мне несколько раз, сказала, что теперь разведена и хорошо было бы, если бы мы могли встретиться.

Кажется, что никто не понимал, что такое бодибилдинг. В зеркало вы смотритесь не из-за нарциссических наклонностей, а потому что вы пытаетесь проконтролировать ваш прогресс. Ничего общего тут нет с самовлюбленностью. Герта никогда бы не сказала знаменитому авто гонщику, что он самовлюбленный из-за того, что он контролирует свою скорость по секундомеру. Просто иногда оказывается так, что зеркало, сантиметр и весы – это единственные инструменты культуриста для контроля своего прогресса.

Герта не была типичным случаем. У меня не было трудностей с девушками. С сексом меня познакомили почти без проблем. Старшие культуристы из зала приглашали меня на свои вечеринки. Для меня все там было просто. Эти ребята всегда следили, чтобы для меня там была девушка. "Ну вот, Арнольд, вон та вот, это для тебя",

Девушки стали объектом для секса. Я видел, что другие культуристы используют их для этого и думал, что так и надо. Мы обсуждали ловушки серьезных романтических приключений как фактор, отвлекающий от тренировок. Естественно я соглашался с мнением старших культуристов – они были моими кумирами.

Мое отношение к этому радикально изменилось. Раньше я чувствовал, что женщина была только для одного, секс был просто другим видом упражнения, другой функцией тела. Я был убежден, что я не мог разговаривать с девушкой на основе общих взглядов, я был уверен, что она не поняла бы, чем я занимаюсь. У меня не было времени регулярно общаться с одной и той же девушкой и пройти через все эти телефонные звонки, записки и ссоры. Все это требовало слишком много времени, а мне нужно было в зал. Мне было проще знакомиться с ними на озере и потом никогда больше с ней не встречаться. По сути дела, не раньше чем через четыре года после начала тренировок, у меня было первое осмысленное общение с девушкой. Как товарищи девушки меня не устраивали. Все мои мысли были направлены только на тренировки и меня раздражало, если что-то меня отвлекало. Не принимая сознательного решения я затормозил чувства и следил за эмоциями. Так получилось просто по необходимости.

Я начал себя так вести рано в моей карьере и не менял линию поведения, пока это мне помогало сосредоточиться и продвигаться к цели. Это не значит, что я не развлекался. Просто есть часть внутреннего «Я», до которой люди обычно хотят добраться, когда зарождаются те или иные отношения. Эту часть я оберегал. И чем большего успеха я достигал, тем строже я был сам с собой в этом отношении. Я не мог себе позволить, чтобы мои чувства мешали тренировкам или выступлениям в соревнованиях. Мне нужны были стабильные эмоции, полнейшая дисциплина. Мне нужно было иметь возможность тренироваться 2 часа утром и два часа вечером, с концентрацией мысли только на улучшении тела, достижении максимальной формы и не на чем больше.

Все, что могло помешать движению вперед, я отбросил. Я вычеркнул девушек из списка, оставив их только как инструмент для моих половых потребностей. Я также исключил своих родителей. Казалось бы, они всегда хотели меня видеть, но когда мы были вместе, им нечего было сказать. Я привык слышать определенный тип вопросов: Что с тобой, Арнольд? Неужели ты ничего не чувствуешь? Неужели у тебя нет никаких эмоций?

Ну, как на это ответить? Поэтому я всегда отмалчивался и пожимал плечами. Я знал, что то, что я делаю – не только оправдание, это – самое важное. С другой стороны, теряя в эмоциях в результате крайней сосредоточенности на культуризме, я верил, что выигрыш в главном позволит достичь равновесия. В частности выигрышем был рост моей уверенности в себе, Эта уверенность росла по мере того, как я замечал, что все больше могу контролировать свое тело. За 2 – 3 года я оказался способным полностью изменить свое тело. Это кое о чем говорило. Если я смог настолько сильно изменить свое тело, используя эту же дисциплину и решимость я смогу изменить что угодно, что захочу. Я смогу изменить свои привычки, взгляды на жизнь в целом.

В эти ранние годы я не беспокоился ни о чем другом, кроме культуризма. Я тратил каждую минуту моего времени и все мои усилия именно на это. Но сегодня я тренируюсь только полтора часа в день для поддержания формы, у меня есть время для того, чем я пренебрегал. Я могу, наконец, раскрепостить эмоции, спрятанные ранее, выпустить их обратно в мою жизнь. Я могу использовать полученные из занятий бодибилдингом знания и дисциплину для улучшения других сторон жизни. Если сегодня я замечаю, что по привычке подавляю свои эмоции, я работаю над тем, чтобы наоборот развить их, пытаюсь сделать себя все более и более отзывчивым. Если я замечаю, что веду себя по-старому, я работаю над тем, чтобы сделать свое поведение более отвечающим реальности. Знаю, многие скажут, что жить надо не так. Но я думаю, что они же всегда говорили, что бодибилдинг вреден для здоровья. Я доказал, что это неверно. Уверен, что если вы можете изменить ваше питание, тренировочную программу для построения другого тела, то те же самые принципы вы сможете применить для чего угодно.

Секрет в формулировке из трех частей, я открыл ее для себя в зале: уверенность в себе, положительный мысленный настрой, честная интенсивная работа. Многие люди знают эти три принципа, но немногие из них могут применить их на практике. Каждый день я слышу чьи-нибудь слова: Я слишком жирный. Мне бы надо сбросить 25 фунтов, но я не могу. Я видимо никогда не усовершенствуюсь. Я бы сам себя возненавидел, если бы у меня было такое отношение, если бы я был такой слабый. Я могу потерять 10 – 15 фунтов быстро и легко и без неприятных ощущений, просто настроив на это разум. Соблюдая принципы жесткой дисциплины, которым научил меня бодибилдинг, я могу подготовить себя для чего угодно. Тело находится под таким контролем, что могу решить какой вес и в какой срок я хочу получить. Затем, за нужное время набрать или сбросить нужные килограммы.

Два месяца перед тем, как мы снимали фильм Stay hungry (Оставаться голодным) Боб Рафаельсон подошел ко мне и сказал: Я боюсь брать тебя в этот фильм, Арнольд. Ты слишком уж большой. Ты весишь 240 фунтов и в сценах вместе с Салли Филдз она покажется слишком маленькой около тебя. Я бы хотел, чтобы ты был поменьше и выглядел бы нормально в уличной одежде. Я ответил ему: Ты давай беспокойся о своем фильме, а я буду беспокоиться сам о себе. Только скажи мне, к какому дню и какой вес ты хочешь. Он подумал, что я смеюсь над ним, и сказал, что хочет вес 210 фунтов, но сам-то он не поверил, что это получится. Я тогда доказал ему, что все получилось. В тот день, когда начались съемки, Рафаельсон пришел ко мне в зал на тренировку и после тренировки мы пошли в сауну. "Встань на весы". Я весил 2О9 фунтов – на 1 фунт меньше, чем мы с ним договаривались. Он с трудом верил. Я держал этот вес три месяца – пока продолжались съемки. Потом меня пригласили сниматься в фильме "Качайте железо". Но для этого нужно было соревноваться на звание мистер Олимпия. Меньше чем за два месяца я снова набрал вес до 240 фунтов. С этим весом я лучше всего себя чувствую и имею наибольший размер и пропорциональность. А потом я сбросил до 235 фунтов для наибольшей проработки деталей. Сделал я все это легко и выиграл мистер Олимпия.

С самого начала я понял что бодибилдинг – отличная карьера. С этим никто не был согласен и в первую очередь – моя семья и учителя. Они считали, что единственным приемлемым путем в жизни является профессия банкира, секретаря, врача или торговца – получить место в жизни обычным путем, иметь обычную работу, полученную в каком-нибудь агентстве по трудоустройству – вообще что-то обычное. Мое желание строить тело и быть мистером Юниверс было абсолютно выше их понимания. Именно из-за этого я сильно изменился. Я преградил путь своим эмоциям и слушал только свое подсознание и инстинкт.

Моя мать вообще не понимала мое поведение. У нее не было времени для спорта. Она даже не понимала, почему отец старался держать себя в форме и тренировался. Но ее отношение всегда было такое: пусть Арнольд делает что хочет. Пока он не делает ничего противозаконного, пока ничего не делает плохого, пусть занимается своим бодибилдингом.

Она изменила свое отношение, когда я принес домой свой первый приз за соревнования по поднятию тяжестей. Она взяла его и побежала из дома в дом в Тале, этом маленьком городке около Граца, мы жили в нем, и показывала всем соседям, что я выиграл. После этого поворотного момента она приняла то, что я делал. Теперь совершенно неожиданно ей стали уделять внимание. Люди ее выделили. Это была мать того парня, который недавно победил в соревнованиях по поднятию тяжестей, мать сильного человека. В какой то мере к ней тоже стали относиться, как к чемпиону, а она стала гордиться мной. После этого (в некоторой мере) она стала поддерживать меня в моих занятиях.

Тем не менее, мы отличались друг от друга. Она и отец были католиками. Каждое воскресенье, пока мне не исполнилось 15 лет, я ходил с ними в церковь. Потом мои друзья стали у меня спрашивать, зачем я туда хожу. Они сказали, что это просто глупо. Сам я об этом особо никогда не думал, престо было такое правило в доме: мы ходили в церковь, Гельмут Кнор – самый интеллигентный и думающий среди культуристов дал мне почитать книгу под названием Pfaffenspiegel, где было написано про монахов, про их жизнь, какие они были ужасные и как они исказили историю религии.

Я это прочитал, и представление о религии у меня изменилось. Карл, Гельмут и я обсуждали книгу в зале. Гельмут настаивал, что если я чего-то достигну в жизни, я не должен благодарить бога, а только себя. То же самое и если что-то плохое случится. Не надо в этом случае просить помощи у бога, а самому поправлять дела. Он меня спросил, не молился ли я о результатах тренировок, я признался, что было такое. Он мне ответил, что если я хочу построить большое тело, то я должен его строить. Никто другой это не сделает. Участие бога в этом на самом последнем месте.

Это были совсем дикие мысли – я был совсем молодой. Но доводы были очень разумные, и я заявил дома, что больше в церковь не пойду, не верю в эти дела и время терять не хочу. Это только способствовало конфликту дома.

Между родителями и мной образовалась трещина. Мать ясно представляла, что было между мной и девушками, которых мои друзья приводили. Она никогда не говорила прямо, но всем своим видом показывала, что ей это не нравится. С отцом было иначе. Он помнил, что как только мне исполнится 18 лет, я пойду служить в армию и там меня воспитают. Некоторое из того, что осуждала мать, он допускал. Он считал естественным, что я общаюсь с девушками, если есть возможность. По сути дела он гордился, что я встречаюсь с этими легкомысленными девушками. Он даже хвастался своим друзьям: "Господи, видели бы вы, каких женщин мой сынок приводит". Он, ясное дело, сильно преувеличивал. Однако наши отношения изменились, потому что я чувствовал себя увереннее, поскольку выиграл несколько призов и общался с девушками. Особенно его интересовали девушки. Еще ему нравилось, что сильно в эти дела я не впутывался: "Правильно, Арнольд" – так он мне говорил, как будто сам имел огромный опыт – "не давай им себя одурачить". В течение пары лет эта тема оставалась одной из связывающей нитей между нами. Те мало ночей, когда я приводил домой девушек во время армейских отпусков, он был очень доволен и доставал бутылку вина и пару стаканов.

Мать все еще хотела меня защитить. Кое-что нам приходилось от нее скрывать. Она была сильно верующая и воображала ужасное состояние моей души и испытывала чувство сожаления за девушек. Ей казалось, что все это прямо связано с культуризмом и неприязнь к этому спорту росла. Ее беспокоило, что это может оказаться не просто проходящий период взросления. "Арнольд, ты ленивый! Посмотри на себя, ты хочешь только тренироваться со своими гирями. Только об этом и думаешь. Посмотри на свои ботинки – она цеплялась ко всему и шумела, – тебе уже 15 лет. Я чищу ботинки твоего отца, потому что он мой муж. Но твои чистить не буду, ты можешь сам о себе заботится".

Эта сторона не нравилась и отцу. С девушками было все в порядке. Это он одобрял. Призы за соревнования – тоже. У него самого были призы за ледовый карлинг. Мы кстати вместе им занимались. Но часто он отводил меня в сторонку и говорил: "Хорошо Арнольд, но чем ты собираешься заниматься?"

Я ему снова отвечал: "Пап, я буду профессиональным культуристом. Этим я буду заниматься в своей жизни". "Но это же не серьезно, – глаза у него становились задумчивыми, – как ты хочешь это использовать? Чем ты собираешься на жизнь зарабатывать?" Разговор не клеился и прекращался до следующего подобного вопроса. Он возвращался к своей газете.

Довольно долго я просто пожимал плечами и отказывался говорить об этом. Но однажды, когда мне было 17 лет и план уже более менее сложился, я удивил его таким ответом: "У меня сейчас есть две возможности – одна – пойти служить в армию, стать офицером и получить некоторую свободу для тренировок". Он важно закивал головой. Он понял, что, наконец, я до чего-то додумался. Он бы гордился, если бы я посвятил свою жизнь службе в австрийской армии. "А второй вариант – поехать в Германию и потом в Америку".

"В Америку?" Теперь он считал, что я опять какую то бессмыслицу понес. Хорошее очко в свою пользу я уже заработал, сказав о том, чтобы стать офицером. Австрийская армия позволила бы мне учиться, дала бы мне образование, пищу и одежду. Потом, будучи спортсменом, я получил бы возможность пользоваться большой свободой. В Вене была высшая военная академия, специализировавшаяся на спорте. Они бы предоставили мне тренировочный зал и следили бы, чтобы у меня было все самое лучшее. Вместе с отцом мы обсуждали этот вариант как решение вопроса о пути в жизни. Он смотрел на это как на хорошую армейскую карьеру. Я воспринимал это как путь к цели – выиграть мистер Юниверс. Отца беспокоило, что я окажусь неспособен жить вне культуризма и упущу все остальные возможности.

Армейская карьера представлялась мне самым последним вариантом. Я хотел, каким-нибудь образом поехать в Америку. В Австрии я чувствовал себя как взаперти, как в замкнутом пространстве: "Надо уехать отсюда. Тут мало пространства и какое-то все застывшее. Тут мне не дадут развернуться" – так я думал. Все время казалось, что здесь недостаточно пространства. Даже мысли у людей были мелкие. Слишком много было удовлетворения, слишком много соглашения с установившимся ходом вещей. Здесь было прекрасно. Здесь было отличное место, чтобы провести старость. Рэг Парк по-прежнему был главной фигурой в моей жизни. Я мало изменял свою тренировочную программу. Я сохранил все старые упражнения, те стандартные упражнения, которые использовал Рэг. Однако я слегка изменил их, приспособив их для своих нужд, и добавил некоторые новые. Вместо того чтобы просто делать бицепс со штангой я дополнительно делал это упражнение еще и с помощью гантелей. Я все время размышлял, как сделать мои бицепсы больше, как сделать спину толще и шире, как увеличить размер бедер. Я работал над теми мышцами, для которых хотел наибольшего размера.

Я всегда честно признавался сам себе в своих слабых местах. Это помогало мне расти. Я думаю, что это ключ к любому успеху: не хитрить с самим собой, а знать где ты слаб; признаваться в этом. Никого нет в культуризме, у которого не было бы мышц, которые нуждаются в работе, в доработке. Мне от родителей в наследство достался отличный костяк и почти совершенный обмен веществ. По этой причине мне вначале было легко строить мышцы. Тем не менее, некоторые из них росли медленно. Они отказывались расти с такой же скоростью, как и все остальные. Я написал их названия на карточках и прикрепил эти карточки вокруг зеркала, чтобы их всегда можно было видеть. Первым делом я записал туда трицепсы. Я до этого делал одинаковый объем работы на бицепсы и на трицепсы; бицепсы росли моментально, а трицепсы сильно отставали, никаких видимых причин для этого не было. Я работал на трицепсы также интенсивно, но они отказывались отвечать на тренировку. То же самое было с ногами. Хотя я делал огромное количество приседаний, ноги росли не так быстро, как грудь. А плечи отставали в росте от спины. Через два года я мог заметить, что некоторые части тела почти вообще не изменились. Я тогда записал их и соответственно изменил тренировки. Некоторые упражнения я стал делать больше. Я экспериментировал. Смотрел на мышцы, наблюдал результаты. Постепенно удалось уравнять развитие всего тела.

Это был длинный почти бесконечный процесс. В восемнадцать лет у меня еще не было равномерно развитого тела. Были слабые места, над которыми надо было работать. Я был ограничен своими знаниями и тем, что в данный момент мог узнать, меня сильно тормозили австрийские представления о культуризме, где основное внимание уделялось большим рукам, большой груди и почти все фотографии показывали верхнюю часть тела. Никто из тех, кого я знал практически не обращали внимания на серратус или на межреберные мышцы, на те мышцы, которые придавали телу отточенность и законченность. Такие провинциальные представления сохранялись у меня еще в течение длительного времени.

Я пошел служить в армию в 1965 году. В Австрии было обязательным один год службы. После этого я мог принять решение о будущем. Для меня армия оказалась хорошим опытом. Мне понравилась регламентация, жесткая структура, стали появляться мысли о форме и медалях. Дисциплина не была для меня чем-то новым, потому что без дисциплины заниматься культуризмом невозможно. С другой стороны я вырос в атмосфере дисциплины. Мой отец всегда действовал как домашний генерал, смотрел, чтобы я правильно ел, как я делаю уроки.

Его влияние помогло мне пойти служить водителем танкового корпуса. На самом деле я плохо подходил для вождения танка: я был слишком большой и лет мне было всего восемнадцать, а требовалось, чтобы минимально был двадцать один год, но я очень этого хотел. От правил было сделано отступление и меня не только допустили до вождения танка, но и служил я около Граца. Это позволяло мне продолжать тренировки, которые по-прежнему являлись основной частью моей жизни.

Довольно скоро, после того как я был призван, я получил приглашение на юниорские соревнования "Мистер Европа" в Германии в Штуттгарте. В это время прошло как раз половина срока армейской учебки, и приказ был находиться шесть недель на учебной базе. Нам было категорически запрещено отлучаться, кроме случая, если кто-нибудь из членов семьи умрет. Я провел пару бессонных ночей, размышляя, что же мне делать. В конце концов, я понял, что выхода нет: придется сбежать в самоволку и ехать.

Для меня юниорские соревнования на звание "Мистер Европа" значили так много, что я не задумывался о возможных последствиях. Я перелез через забор, взяв с собой из одежды, только то, что было на мне одето. У меня едва хватило денег, чтобы купить билет на поезд в третий класс. Поезд еле тащился из Австрии в Германию, останавливаясь на каждой станции, и в конце концов приехал на следующий день в Штуттгарт.

Это было мое первое соревнование. Я был взвинчен, смертельно устал от поездки в поезде не имел никакого представления, что же тут будет происходить. Я пытался кое – чему научиться, наблюдая соревнования в низком росте, но тут спортсмены выглядели так же любительски и смущенно, как и я сам. Мне пришлось попросить у кого-то плавки для позирования, у кого– то еще – масло для тела. Пока я ехал в поезде я мысленно прорабатывал позирование. В основном оно состояло из поз Рэг Парка, которые я запомнил из журналов. Но в тот момент, когда я вышел на помост перед судьями у меня в голове стало совершенно пусто. Тем не менее, я сделал начальное позирование. Затем они меня вызвали для сравнительного позирования и опять в голове у меня стало пусто. Я был совсем не уверен в том, как я это позирование прошел. В конце концов, начали объявлять победителей и сказали, что я выиграл – Арнольд Шварценеггер "Мистер Европа" среди юниоров.

Когда я посмотрел на сделанные тогда фотографии, я вспомнил, как и что я чувствовал. Чувство неожиданности быстро исчезло. Я вытянулся. Я чувствовал себя как Кинг Конг. Мне нравилось внезапное внимание, я напрягался и позировал. Я был уверен, что я на правильном пути, чтобы стать самым великим культуристом в мире. Я чувствовал себя так, как будто уже стал одним из лучших в мире. Наверняка я не был даже среди лучших пяти тысяч, но в душе я чувствовал, что я самый лучший. Я всего лишь выиграл "Мистер Европа" среди юниоров. Сперва в армии отнеслись к этому холодно.

Я занял денег на обратную поездку до базы и там меня и забрали в тот момент, когда я перелезал через стену. Я просидел в карцере семь дней, там было только одеяло на холодной каменной лавке и почти никакой еды. Но я получил свой приз и даже сильно бы не беспокоился, если бы они продержали меня взаперти весь оставшийся год. Результат стоил того.

Я показывал свой приз каждому. И пока я еще сидел в карцере по всему лагерю распространился слух, что я выиграл "Мистер Европа" среди юниоров. Старшие офицеры решили, что это принесло некоторый престиж армии и я получил двухдневный отпуск.

Из-за того, что я сделал, чтобы победить, меня стали считать героем. Во время полевых занятий инструктора говорили: "Вы должны сражаться за свою Отчизну, вы должны быть смелыми. Посмотрите, что сделал Шварценеггер, только чтобы завоевать свой титул, Я стал знаменитостью, несмотря на то, что нарушил устав, чтобы добиться того чего хотел. В этот раз было сделано исключение.

На учебных занятиях культуризм всегда помогал мне быть лучше других. Этот факт, а также известность, которую я завоевал вместе с титулом "Мистер Европа" среди юниоров, выделило меня в глазах офицеров. Продолжались занятия по вождению танков и мне нравилось водить эти большие машины, чувствовать отдачу во время выстрела. Меня всегда притягивало проявление мощи и силы. После обеда мы обычно чистили и смазывали танки, однако через несколько дней меня отстранили от этих послеобеденных занятий. И вместо этого поступил приказ от командования, что я должен тренироваться и заниматься построением тела. Это был самый лучший приказ, который я когда-либо слышал. Был оборудован атлетический зал, и мне было приказано тренироваться там каждый день после обеда. Я привез туда свои гантели и некоторые из своих тросовых машин, которые были дома, потому что в армии были только штанги и гири. К моим тренировкам там отнеслись очень строго. Каждый раз, когда офицер проходил перед окнами и замечал, что я сижу, он грозил посадить меня в карцер. Тренировки были обязанностью. Если вы были замечены в безделье, когда все остальные чистили танки, то следовало соответствующее наказание. Армия не видела разницы между тем, что я делаю и чисткой танков. Я согласно приказу должен был тренироваться, а, следовательно, я должен был поднимать тяжести. Я вошел в ритм и использовал представившуюся возможность продолжать тренировки. Я продолжал построение базы, которую начал строить три года назад. Шесть часов тренировки пришлось разбить таким образом, чтобы я полностью не выдыхался. Я ел четыре или пять раз в день. Мне было позволено есть любое количество пищи, но с точки зрения питательности армейская пища немногого стоила. Я съедал примерно килограмм переваренного мяса, но белков там было, наверно, столько, сколько в бифштексе среднего размера. Учитывая это, я съедал огромное количество пищи, а затем интенсивно работал, чтобы сжечь лишние калории.

Пока я был в армии, я разделил тренировку на чистый бодибилдинг и олимпийские движения по поднятию тяжестей: мне нравилось поднимать тяжелые веса над головой. Прошло немало времени, прежде чем из моей тренировочной системы исчезло «изображение» штанги в вытянутых руках над головой. Пока мне не исполнилось восемнадцати, я участвовал в австрийских чемпионатах и выиграл первое место в тяжелом весе. Но после соревнований на звания "Мистер Европа", я перестал делать олимпийское движение со штангой – это было не то, чего я хотел. Вначале я делал это упражнение, чтобы доказать, что культуристы не только ВЫГЛЯДЯТ сильными, а что они действительно сильные, и что хорошо развитые мышцы не только украшение.

Многие жалеют, что приходится служить в армии. Но для меня это не было потерянным временем. Когда я демобилизовался я весил 225 фунтов. Я прибавил с 200 до 225 фунтов. Это была самая значительная прибавка в весе, которая мне удалась за один год.