Текст книги "Гряда Арведдара (СИ)"

Автор книги: Арника Крайнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

ЧЕРНОВИК

Крайнева Арника Анатольевна

Крайнева Арника Анатольевна

Гряда Арведдара, рассказ

Гряда Арведдара

Мерзлые выступы потемневших скал становились все более узнаваемы в пылевом ветре, а на подступах к ним потянулся шельф: пустыня с затемнениями разломов в грунтах и обломочных базальтах. На шельфе, в лавовых кольперах, начинались патогенные вулканические процессы. Пустыня дымилась очагами эктерионного излучения, и в считанные дни надо было выяснить, какое отношение к этому имели люди и в каком столетии. Силикатные кимберлиты встали над скалами сплошной грядой, и нужно было найти под ними ход в подземелья Арведдара, обитаемые три столетия тому, или погибнуть.

Трехкрылый шаттл мчался к закату и терял над пустыней высоту. Его защитные поля разрушались, и в скайлайтах геолокации вспыхивали помехи.

– Дотянуть бы до скал. Это я с ними был, так и знайте. Это меня звали Дэн...

Никто этих слов тогда не понял, не до того было. А сразу после взлета был обстрел, и все потонуло в горящих ускорителях и в гулком рокоте двигателей от попыток предотвратить крушение над каньонами и пропастями.

Он должен был остаться в живых, чтобы никто случайно не спохватился и не успел сказать вдогонку: Дэн он или нет, сам-то он давно уже не тот. И он ушел от выстрелов сквозь распахнутую дверь шахтного убежища Фарсиды, а еще раньше дал понять собравшимся, что сражался не за долголетие или Арведдарскую крепость, а за период времени протяженностью в несколько дней, когда его шрамы выветрятся под излучением. Геады в шаттле не было: с началом крушения она была бы уничтожена там, где мог выжить только человек.

Его имя не значило для Марса ничего. На Марс каждый год прилетали тысячи таких, как он. Чтобы никто его не смог толком вспомнить, он явился в накидке с капюшоном и говорил, отвернувшись от солнечного света, которого в дромоне и так было немного. Он им тогда сказал, на Марсе мы триста лет ждали, что наука когда-нибудь все прояснит и упорядочит, а по сей день не знаем всех свойств гептогеонного поля. Знаем только, что тектоническая активность в секторах конденсации гептополей в последние годы начала проявлять себя совсем не так, как мы это себе предсказывали, когда остались жить в этих пустынях. Мы на сто лет забыли, где мы. Забыли, что рано или поздно настанет время поиска и борьбы с прошлым, что было когда-то привезено с Земли.

Его звали Дэн Деррейк Киммерстоун, и он был астрофизиком и экзогеологом. Его приходу никто не удивился, в укрытиях-дромонах Фарсиды планетологи в те дни действительно ждали спецгруппу, участники которой имели раньше дело со сходными процессами на спутниках Юпитера. О том, что уйти к очагам излучения на шельфе могло значить оттуда не вернуться, Дэн ничего не говорил. Может, все еще обойдется. Его меонгаэдра прибыла с Плутона, и этого оказалось достаточно, чтобы ему поверили.

Казалось, он взял на себя обязательства доподлинно установить, где было безопаснее снижаться остальным звездолетам его спецгруппы. Он должен был исследовать участки вулканических кольпер, где по непонятным причинам стали происходить изменения в марсианской геотектонике. Вулканические шахты Фарсиды оставались пока спокойны, но ведь кто-то должен был рисковать. Из-за отсутствия данных по кольперам Элинорского шельфа за сотни лет в Рибериский скалах разбилось немало кораблей.

Дэн рассказал все, что он помнил о первом крушении, и о нескольких похожих крушениях на Плутоне. На неустойчивой траектории снижения двигатели в гептополях взрывались, и тех, кому не удалось дотянуть до распадка в скалах или ледникового озерца, забирала пропасть. Все, что могло уцелеть, медленно погружалось в ледник, в леднике были пустоты, и останки двигателей с уранитовым топливом уходили глубоко под обломочные породы. Поисковые экспедиции выбирались в скалы в вездеходах и гравилетах, чтобы найти выживших еще до прилета драккар-тральщиков, но выживших, как правило, не было.

Не находилось объяснений и крушениям. В сектор падения обломков выводило только незначительное эммерсионное излучение в скалах. А через несколько лет все повторялось. Более трех авиакатастроф на каждые четверть века – и все случались на Элинорском шельфе, неподалеку от магматических базальтовых долин. Получалось, что к 2500 году в ледниках и скалах погребено было не меньше призраков, чем на Плутоне. Испытывая астронавтов похожими на взморье небесами, Элинорские пустыни, как всегда, будто не оставляли им выбора: летите, мол, на скалы, и не ищите других путей. Словно тут было спрятано какое-то напоминание с других планет, из-за чего раз за разом терявшие энергостабильность шаттлы сворачивали к одним и тем же скальным грядам.

В долинах Элинора кружили вихри из гептогеонных полей. Источником их могла быть геотектоника и, может, еще какие-нибудь неустановленные факторы, привнесенные сюда людьми на ранних этапах освоения Марса. Поверить в это было легко, тем более что триполярные записи, переданные в метасеть гибнущими шаттлами, почти всегда подтверждали упомянутые явления. Над шельфом не раз бывали замечены блуждающие звезды и созвездия, что восходили в дневном небе. А в другое время в тех же пустынях вихревые столпы асператумных энергоформаций смещались к остывшим лавовым кимберлитам Аквиладского моря. Энергоформации распадались на всевозможные таурионные свечения, однако угнаться за ними в шаттлах было невозможно. Гептогеонные вихри, что были всему причиной, находились на совершенно немыслимой таурионной частоте. И это давало простор для версии сейсмополя, что изредка давало о себе знать в некоторых долинах Марса под воздействием солнечного ветра. Показать эти долины по-другому способны были лишь системы навигационной аксиолокации. И благодаря геосенсорам в полете иногда находились подтверждения тому, что долины и протоки Марса действительно были заполнены энергореками и энергоморями разной степени разреженности.

Опасность подстерегала где-то неподалеку. Впервые она тут настигла схимеон "Конкордия" в 2199 году с тремя астронавтами на борту. Схимеон вернулся в Сиэтл вместе с людьми, совершив перед тем снижение в скалах в одном из ледниковых озер. Телеметрия сиггуратного излучателя, который когда-то взял с собой Дэн, обезвредила гептогеонные поля над шаттлом, и он снова взлетел. Но после того как в двигателях угасло таурионное псевдополе, шаттл оказался совершенно разрушен.

Как и триста лет тому, в траекторию полета меонгаэдры были внесены данные снижения "Конкордии", и гаэдра направлялась к тому же ледниковому озерцу и к тем же скалам. Но на этот раз Дэн повторит выбор всех прочих звездолетчиков, что здесь погибли, и пролетит несколько скальных перевалов. Сообщать о крушении в дромоны Фарсиды он не станет. Выбравшись из гаэдры, он пойдет к ледниковым пещерам, которые выведут его в сомберы, к подземным силикатным кимберлитам. И там-то он снова использует сиггуратный излучатель.

Он сделал все для того, чтобы повреждения меонгаэдры при снижении не были критическими. И когда кто-то неведомый снова захочет, чтобы он улетел, он не улетит, а выведет на поверхность тех, кого ищет.

Меонгаэдра влетела в пылевую формацию, похожую на текучие облака, что распадались со стороны пустыни на тысячи зловещих вихрей. Как всегда, на небольшой высоте вихри видоизменялись в пылевые протуберанцы. Но пылевые затемнения не сгущались, и перевалы внизу были узнаваемы. В последнюю сотню лет пылевые бури на Марс вернулись, и Дэну к ним было не привыкать.

При поврежденной защите показатели гептогеонного излучения взметнулись до верхних геомагнитуд, но в двигателях все осталось без изменений. Опасность могли представлять лишь псевдокопии от отключенной бортовой геады, и Дэн вывел их на противолучевое поле шаттла, чтобы они тысячи раз повторили в гептополях меонгаэдру точно так же, как повторялись вихри в пылевых облаках. Это значило, что в гептогеонной телеметрии шаттл сопровождали несколько десятков таких же гаэдр. И постепенно каждая из гаэдр-триполяров развеивалась и сгорала.

Это были не орудия и не стрельба. Шаттлы-призраки влетали в аномалии и сталкивались с вихревым эктерионным излучением, зато настоящая меонгаэдра продолжала снижение. Ловушка была совсем рядом: несколько источников прослеживались со стороны силикатной гряды Арведдара и выдавали очаги излучения глубоко в марсианских пещерах-сомберах. Сомберы начинались за ледниковыми озерами и в межевых шельфовых скалах, и лишь по вине Дэна – Становский с Эстеллой не ушли туда в прошлый раз. Сиггуратный пистолет-гарджетс Крамерова, который был с собой у Дэна, оставил когда-то для "Конкордии" возможность взлета, и защита Сектора, атаковавшая людей и шаттлы, затаилась на сотни лет.

Дэн догадывался, что нужно было сделать.

Несколько выстрелов из гарджетса в старые щитовые блоки – и огневое излучение в сомберах будет остановлено навсегда. Только тогда будет понятно, почему защита Сектора избрала Дэна и прекратила атаку "Конкордии". Выбираясь в пещеры, Дэн захватил триптовер безопасности, обломок футурдиорита, найденный им неподалеку от Фарсиды. Чтобы ископаемый камень при взаимодействии с защитой не разрушился, Дэн поместил его в другой кристалл, в дейтролит, – еще один спектроглиф из Института марсианской минералогии. Покрытый дейтролитом, триптовер имел вид философского камня-кулона, привезенного с Земли. Дейтролит обладал устойчивостью к радиоактивному, таурионному и эктерионному излучению, а камень-триптовер – наоборот, для любого излучения был проводником и как-то его преобразовывал. Когда на Марс вернулись пылевые бури, триптовер под дейтролитом начал изредка понемногу светиться. Рита Беляева как-то сказала, что обладатель триптовера был обречен на верную смерть. И Дэн ей поверил. За последние несколько лет бурь стало больше, люди прятались в дромонах и катакомбах, и только триптовер мог вывести, куда нужно. И трехсотлетние метасетевые записи Эстеллы Рутковской.

С того времени, когда были сделаны эти записи, прошла целая пропасть лет, и Дэну пришлось сделать запись собственной памяти в триполяр, чтобы смерть от старости до него не добралась. Долгое время он изучал энергии защиты Сектора в земных обсерваториях, но потом раздумал и вернулся на Марс, где когда-то все начиналось. Может быть, угроза для Земли шла с Марса. Может, если он не вернется на Марс, эктодверь будет потеряна, и его воспоминания станут никому не нужны. На Марсе можно было сражаться до последнего за жизнь других, и ему, Дэну, что было терять на этом пути? Защита Сектора просуществовала миллионы лет, и если она захочет, чтобы Дэн ради нее развеялся на таурионы, то он развеется. Но прежде привезет ей триптовер.

Он прибыл на Фарсиду в одной из противотахионных накидок-паллиумов, в которых астрофизики защищались от излучения в обсерваторных башнях Сиэны триста лет тому. Когда в него стреляли, с ним ничего не произошло. Когда он говорил, накидка полностью скрывала его облик. Но это было лучше, чем позволить людям узнать, каким он стал. Его плоть разрушалась после бесчисленных триполярных омоложений, и это разрушение уже давно происходило совсем не так, как у других долгожителей. Облучение сделало одни ткани более долговечными, а другие подверженными быстрому распаду. Поэтому в тканях все чаще проступали шрамы, от которых было трудно избавиться.

– Это я с ними был, так и знайте. Это меня звали Дэн...

Обычная отговорка всех долгожителей. Всех, кто поверил науке, консамитациям и эктодверям с чужой планеты обратно на звездолет. Становский тоже когда-то поверил. И первые астронавты, что улетели на Рысь – кто знает, может, все еще были живы. Но кто-то должен был уберечь Марс и оставить его обитаемым, и Дэн все еще хорошо помнил, сколько всего он мог не успеть.

Не справиться с управлением меонгаэдрой, не найти входов в кимберлитовые пещеры-сомберы, и не пройти испытаний эктовирулентностью, когда доберется до подземных энергощитов Сектора. И годы, конечно, не отступят даже перед консамитацией – удаленным присутствием на звездолете и реальными странствиями по пещерам. Но все-таки он постарается. Консамитация – это когда Дэн из трехсотлетнего прошлого поведет меонгаэдру с людьми обратно к Земле и вернется в свое время. И пускай все потом думают, что Дэн погиб на шельфе, прокладывая для спецгруппы безопасный путь к Сектору. Зато других смертей больше не будет. Причина, почему на Марс снова вернулись песчаные бури, таилась где-то в подземельях, в кимберлитовых сомберах. И он ее найдет.

Меонгаэдра пролетела перевалы, и если бы ее обстреливали из глубины пещер – тотчас бы рухнула на скалы или в ледник. Но Дэн повел ее на снижение, и энграмма консамитации, опутавшая Дэна, распалась в стандартном порядке, как только в шаттле начали угасать скайлайты шкал. Земля, покрытая оледеневшими впадинами, была уже совсем рядом, но управление одним из двигателей в крыльях вдруг оказалось потеряно в сплошном пылевом вихре, и шаттл завертелся в нем, стремительно набирая высоту.

Такого не должно было случиться, меонгаэдра никогда бы не уступила ни одному пылевому вихрю: она была приспособлена к метановым грозам Титана и снижению в пропастях Плутона.

Над шельфом было что-то другое, похожее на эктопортал. Вращение шаттла стало неистовым, и в оставшихся двигателях вспыхнуло сирионское пламя. Надо было сбросить скорость. Дэн попытался выяснить азимуты вращения, но антралиты шкал не отреагировали, и на запрос по расходу энергии с генераторов на турбины тоже не было никаких данных. И лишь когда он поднес к шкалам кулон триптовера – навигационные системы снова ожили, и гаэдра, прекратив вращение, встряхнулась на остаточной подъемной энерговолне.

Ощущение было необычным: все вдруг успокоилось, и стали хорошо наблюдаемы окрестности пылевой бури, – насколько далеко она распространилась над шельфом. И в этой буре гаэдра только что могла рухнуть вниз шквалом уранитовых обломков.

Дэн заглушил все дивгатели и перешел на сегрегатную энергию, которой должно было хватить для снижения. Над шельфом было какое-то излучение, в котором двигатели сбивались с режимов, и Дэн ни за что не запустит их снова, пока не достигнет земли. Получится – и станет снижаться на таурионных выбросах. Нет – рухнет где-нибудь на ледник, уповая на прочность меонгаэдры и на отстутствие в генераторах необратимых реакций.

Гаэдра снова нырнула в пыль, выходя из крена. И тогда Дэн взглянул наверх, сквозь скайлайты световых панелей на обзорный архитраж. Там, где он пролетел, в текучей клубящейся пыли появились свечения. Их было совсем немного, и находились они неимоверно далеко, над закатом. Защита Сектора сверкала свысока сквозь пылевую завесу и была еще красивее и ярче, чем триста лет тому.

– Ты должна предоставить мне право на последний заход к ледниковому озеру, – сказал ей Дэн.

* * *

В долине Арведдар ветра не было. Только сумерки и раскрошенный, истонченный слоистый лед, что мягко принял удар от крыльев меонгаэдры и покорно распался на несколько тормозных траншей. Роняя на озерный лед подвижные световые зарева, уцелевший двигатель на третьем крыле угасал сам по себе.

Защитных полей не осталось, и наружный архитраж гаэдры сразу покрылся густой изморозью. В пылевых облаках было много ультракристаллических примесей из воды и микроминералов, и теперь они заново охлаждались, растекшись по этернионному покрытию.

Дэн разблокировал люк-эрклибру. Люк отворился под наклонным углом, за которым была видна только земля. И Дэн, в куртке-дохе на меху и кислородной маске, – вывалился в промерзший грунт. Доха, натянутая поверх накидки-паллиума, тоже должна была защитить от облучения. Вставая, он тотчас запутался в ее полах. Вдалеке темнел пройденный перевал, а впереди был только оледеневший снег, за которым обозначился край ледяного пригорка.

То, что он задумал, должно было подействовать. Но та ли это долина? Или не та? Скалы похожи, но кто его знает – вечер уже давно торопил ночь. О заревах в пылевой буре можно было забыть, они больше не появятся. Бури тоже как не бывало. Небо прояснилось, над ним угадывалась Церера, откуда должна была прибыть в Фарсиду экспедиторская спецгруппа.

Дэн взглянул на геомаятник, но скалы терялись во льдах, и на построение рельефной сетки требовалось время. Придется брести наугад. Защита Сектора словно бы изучала его в сумерках, где все оставалось безмолвным и затаившимся. Нельзя было, чтобы она уничтожила его раньше, чем сюда доберется спецгруппа. Иначе она найдет способ избавиться от всех других поисковиков, и ее метасетевые геады не оставят в Арведдаре никого живого.

И Дэн зашвырнул геомаятник обратно в кабину. Пойдет без него. Философский камень, триптовер Сектора – вот что выведет его, куда нужно. Футурдиорит под дейтролитом холодно и переменчиво светился, отражая любое излучение. По этому излучению Дэн и найдет ход к пещерам-сомберам. Чем интенсивнее будет эммерсионная радиация, излучаемая ксеноидной защитой, тем ярче будет свечение триптовера.

В подземных щитовых блоках нужно будет добраться до поврежденных сверхпроводников. В том, что их повредили намеренно, после перелета над шельфом сомневаться не приходилось. Становский, Берглаев, Карягин и прочие долгие годы искали на Марсе тех, кто был повинен в гибели людей и крушениях шаттлов. Искали, но не нашли. Недруг скрылся в где-то в подземельях и пригородных арьергардах планет ГСП и больше ничем себя не выдавал. Лишь сотню лет тому, когда на Марс вернулись бури, стало понятно, насколько все непросто. А то, что происходило сейчас – тем более доказывало, что причиной всему был Сектор, а чуждые силы тоже были долгожителями.

Понятно, что гептополя были главной причиной всех крушений над шельфом, а люди, что не вернулись из пустынь, все подверглись их воздействию. Марс вообще был планетой геоаномалий, где и ядро, и тектоника, и солнечные бури взаимодействовали очень необычным образом, создавая малопонятные сейсмополя и неизученные амбервсплески. А сиггуратная телеметрия выявила над шельфом сразу несколько факторов существования определенного гептогеонного щита, который и мог быть использован против пролетающих шаттлов. Значит, ответ находился прямо в Секторе – глубоко под землей, куда уводили кимберлитовые сомберы. Но то, что так влияло на геотектонику шельфа, всегда представлялось Дэну чем-то сокрушительным и сверхреальным.

Помнится, Карягин потом, сразу после того случая с Эстеллой и возвращением "Конкордии", нашел в Архонских горных перевалах, в пещерах-гесперах, какую-то древнюю метановую шахту. Нашел доказательства единому замыслу, согласно которому кто-то, когда-то, в праэпохи, подверг ядро Марса такой геоинкарнации, чтобы оно продолжало выявлять свою геоактивность до настоящего времени. А спецгруппа со спутников Юпитера и сейсмологи, уж если не нашли всему этому объяснений за сотни лет, вряд ли найдут то, что ищут, за несколько дней.

Вдобавок у них не было триптовера по предотвращению следующей стадии геоинкарнации. Процесса, который мог бы уничтожить на Марсе все живое, предотвращая захват Марса чужаками или, точнее, людьми. А Дэн намеревался, найдя дорогу в сомберы, договариваться с защитой Сектора по своему усмотрению, чтобы бури снова закончились: надолго, если не навсегда.

То, что он задумал, должно было подействовать. До сих пор хрупкий наст из снега и льда, по которому он шел, его выдерживал. Поднятое кверху крыло гаэдры озаряло долину неверным аглютионным светом, и было понятно, где истончалась ледяная корка. Но свет от топлива скоро станет незаметен, и надо было найти способ, как обойти ловушки.

Отойдя от гаэдры достаточно далеко, Дэн извлек дейтролитовый триптовер и поместил его в излучательном блоке пистолета-гарджетса, рядом с наносхемами у основания ствола. Необходимо было сообщить триптоверу определенную энергию, чтобы он смог ее преобразовывать, а дейтролит – достаточная мера предосторожности, чтобы этой энергии не оказалось слишком много. Помещенный в излучатель, футурдиорит сможет пропустить через свои наносхемы разряд сиггуратного выстрела. Энергия станет метаангулярной, а не однородной, как раньше, и множество призраков на пути у Дэна восстановят свое инвариантное прошлое. И тогда он точно сможет узнать, в какой стороне долины начинались приозерные пещеры.

Энергоразряд поначалу будет небольшим, ему пока нужны просто тени и прообразы. А когда настанет время, мощность выстрелов возрастет и разрушит это прошлое в подземной защите Сектора. И праистория, что способна была снова обратить все на Марсе в пустыню, перестанет существовать. Когда энергоразряд станет критическим, возможно, Дэн его не выдержит. Но если бы он выбрал для себя что-то другое – тогда бы остался на Земле: в консамитации и в тщетных попытках зацепиться за какое-нибудь воспоминание. А ему всегда было привычнее думать о других, поэтому он вернулся на Марс. В последний раз на Земле он слышал в консамитации голос Эстеллы. Он несколько раз пережил тот полет на шельф в триполярной записи, и каждый раз говорил с ней по-разному. И сейчас он мысленно снова был не один. Он думал об астронавтах, что прилетят со спутников Юпитера, и о людях, с которыми он говорил на Фарсиде.

Прежде всего необходимо было рекструктурировать во времени поврежденную меонгаэдру. И Дэн направил на нее сиггуратный излучатель с триптовером. Он ожидал чего угодно: что гаэдра разрушится полностью, что внутри нее под воздействием сигтелеметрии взорвется геомаятник, или что луч пройдет сквозь нее и отразится от скал в потоках гептогеонного всплеска.

Но в пространстве обозначились очертания знакомой ему эктодвери на звездолет, и к ней подошли двое: Становский и Эстелла. Как если бы в реальности заново повторялось то, что случилось триста тут лет тому. Они что-то оживленно обсуждали, но Дэна на этот раз рядом с ними не было. Вместо него по смерзшемуся ледяному соарсу протянулась тень от крыла "Конкордии".

Прообразы людей казались живыми, и издали угадывались отдельные слова. Предчувствия, наверное, вели Эстеллу правильно, когда она убедила Становского лететь на шельф.

И Дэну захотелось сказать им, что он пойдет в сомберы, потому что ему рано было возвращаться в Сиэтл, – а надо было предотвратить катастрофу на Марсе. Где-то здесь, в Элиноре, была погребена причина катастрофы, а значит, они когда-то почти догадались, для чего им нужно было изучать Арведдар.

Обнадеживало лишь то, что в энграммах-прообразах его не было. Его прообраз давно покинул гептополе долины, которая уничтожала людей. Воспоминания поля давно были стерты или развеяны, и сделал это он сам.

И Дэн позволил Эстелле уйти в портал в направлении "Конкордии", и вдруг отчетливо услышал, как она напоследок сказала:

– ...Плутон.

Когда-то он ее не особенно слушал: торопился к шаттлу и был уверен, что она вернется на Землю. Теперь же получалось, что после крушения, в котором она считала себя виновной, она просчитывала варианты, чтобы лететь к Горбовскому. И Дэну с трудом вспоминалось, что было там, на Плутоне, в 2199 году.

Знали бы они все тогда, что без Марса не будет никакого Плутона. Им нужно было сразу снарядить спецгруппу сейсмологов на шельф, а они почему-то этого не сделали. Как будто защита Сектора внушила каждому вернуться на Плутон.

Потом прообразы ушли, и в эктопортале угасло свечение, которое сопровождалось легким шумом и взлетом "Конкордии". Когда все закончилось, три крыла меонгаэдры уже находились в воздухе надо льдом и, невредимые, удерживали шаттл над побережьем ледникового озера.

На другой стороне озеро оказалось не ледником, а гущей вулканического шлама и скалистого шарпа, где твердые грунты распределялись в обломочных породах рифлеными волнами. В грунтах еще не успели пропасть следы от вездехода, что забирал потерпевших. И там, где прошел Дэн, после сигтелеметрии повсюду в оледеневшем снегу громоздились призрачные остовы драккар и шаттлов. Если бы он, Становский и Эстелла правильно истолковали когда-то все случившееся на шельфе, этих крушений бы не случилось. Обломки авиатехники еще пломенели в уранитовых пепелищах, и в той стороне подстерегали овраги и ледниковые пустоты. Хорошо, людей-энграмм нигде больше не было. Иначе Дэн бы этого не вынес.

Когда-то он верил, что каждый его день на Марсе нужен землянам. И что теперь? После того, как вернулись бури, следующих этапов террагидрации больше не было. И вместо гравилетов вдоль обжитого побережья, это озеро за три сотни лет оказалось усеяно погибшей техникой и людьми. А может, все было совсем не так? Становский не раз пытался во всем разобраться, потому что никогда не сдавался. Но, потеряв одну или две экспедиции, зарекся отпускать исследователей на шельф.

Поэтому в сигтелеметрии погибшие Дэну больше не являлись. Знали, что Дэн не должен был повторить участь тех, кто не вернулся.

Доверившись триптоверу, он пошел дальше и набрел на настоящую стоянку археологов или, может, сейсмологов. Стоянка, как всегда, находилось в скалах, где легко было обустроить укрытие. Тяжелая шлюзовая дверь, которая уводила в пещерные пустоты-треогмы, была распахнута, и с нее свисали мотки изолирующих материалов. Скалы были повреждены взрывом, и нутро пещеры, все во льду, обратилось в крытую приозерную террасу. Значит, исследователи геотектоники тут побывали не раз. Но раз тут случился взрыв, кто-то заставил их отсюда уйти.

Под сводами треогмы Дэн наткнулся на искореженные вириллиумные емкости с кислородным конденсатом. Они-то и взорвались, а теперь основательно вмерзли в лед: наверное, в оттепель из этой пещеры к озеру сочилась вода.

Интересно, как давно была оставлена стоянка. Не осталось почти никакой обстановки, чтобы можно было что-то предполагать. Дэн взглянул из террасы на озеро – и смог узнать о том, что было неведомо приходившим сюда людям. Прямо к пещере по всему озеру вела просторная дорога, проторенная в остовах погибших шаттлов. Дорога призраков, оставленная бесвестной силой, бушевавшей тут столетия. Наверное, эта дорога нужна была тем, кто сотни лет провозил по ней топливо со сбитых кораблей. И колеи от вездехода, что явились Дэну в снегу, могли быть оставлены вовсе не во спасение потерпевших.

На шельфе, в сомберах, было что-то погребено. И тот, кто нашел доступ к защите Сектора раньше других, истратил немало усилий и ресурсов, чтобы оживить ее снова.

Если бы защита бездействовала, то все объяснялось бы гептосабвекцией, то есть таурионными приливами и отливами в солнечном ветре. А сейсмополя были их повторением, только распадались гораздо медленнее, и поэтому создавали вихри.

Однако для активации Сектора одних только вихрей было мало. Ему могли понадобиться установки протолучевой эктоплазмы, состоящие из эммерсионного излучения, таурионной сингулярности и эктополей. Тогда бы сабвекция концентрировалась над шельфом до тех пор, пока не возобновились пылевые бури. Триста лет тому этому могли помешать астрофизические обсерватории Сиэны, и они были разрушены.

Со временем многое забылось: и сколько было препятствий, и сколько раз все рушилось, и приходилось начинать все заново в обсерваториях Сиэтла и в каньоне Тамерлаев Коготь. Но наступили дни, когда значение имел каждый случайный шорох в песках, и каждый отблеск давно угасшего заката.

Долина Арведдар была энергоозером. Над ним возвышались гряда и перевалы, которые сдерживали сейсмовыбросы. И вновь приведенная в действие, защита Сектора за сотни лет оставила от него лишь мелководье, которое Дэн преодолел без труда.

Людей, сюда пришедших, конечно, ждала аксинуация – по сути, они теряли рассудок. И когда людям становилось понятно, что их тут убивали сейсмополя, они возвращались в Сиэтл. Поэтому стоянка и была взорвана кислородной смесью. Теперь тут больше ничего было искать, и только свечение триптовера звало куда-то дальше, в пещеры.

Пробираясь вдоль оледеневших разломов, Дэн ожидал найти что угодно, но только не тех, на кого наткнулся в сумерках, озаряя расщелины в скалах аллювирным фонарем. Несколько иссушенных ледяной изморозью тел в диковинных скамандерах без шлемов, каких уже давно никто не помнил, – беспомощно распростерлись вдоль галереи, что вела под гору. Тут были четверо мужчин и одна женщина, и лед, насквозь пропитавший их микроминералами, сделал их похожими на пришельцев. Все выглядели одинаково смелыми, знающими пустыню и преданными своему делу – как будто были еще живы, когда разрушилась криокамера.

Наверное, все были молоды, когда погибли. Но кроме того, что опутанные мельчайшим льдом тела удивительно хорошо сохранились, нигде больше не было никаких подсказок. На скамандерах не нашлось никакой символики, что указывала бы на год или станцию. И оружия, по которому можно было бы определить столетие, тоже не было. Значит, все погибли от взрыва кислородного конденсата, а не от выстрелов.

А может, – внезапно встрепенулась непрошенная мысль, – они-то и были настоящим триптовером? Оставить их фарсидской спецгруппе – а те уж пускай разбираются.

Дальше эммерсионный фон возрастал, и это должно было стать первым серьезным препятствием на пути в сомберы. Без необходимого снаряжения обычному человеку там было не пройти. Разве только такому долгожителю, как Дэн.

Если бы в дромонах Фарсиды в него не стреляли, Дэн вернуться бы сейчас к меонгаэдре и сообщил им свои координаты. И рассказал бы им, что он тут нашел. Но путей к отступлению не было, и чтобы ни о чем не сожалеть, он для верности прошел еще немного вперед. Дальше начинался отлогий спуск, и в конце его узнавалось призрачное таурионное свечение.

Без спектролита, наверное, триптовер давно бы выгорел дотла, когда наткнулся на свечение. Рядом с тау-свечением в считанные минуты можно было стать похожим на тех пятерых, мимо которых Дэн только что прошел. А по всей пещере от источника излучения протянулись спутанные и волокнистые нити – первое предупреждение вернуться.

И Дэн попытался представить, что будет, если он пойдет обратно к своему восстановленному шаттлу. Следующие несколько дней он проведет на Плутоне. И не успеет ничего толком вспомнить из того, что было с ним в этой пещере, кроме нескольких часов поединка с шельфовым тахионным реактором, что отвечал за геоинкарнацию марсианского ядра. Он пришел к тау-свечению с триптовером и тахионными кодами. Он получил большую дозу излучения и вернул Марсу еще несколько лет. На несколько лет предотвратил катастрофу. Всё.

И Дэн извлек триптовер из пистолета-гарджетса и сунул его в карман куртки. Стрелять по таурионным источникам было делом бессмысленным, потому что своды галереи могли не выдержать и обвалиться.