Текст книги "Добриллион"

Автор книги: Арнфинн Колеруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Арнфинн Колеруд
Добриллион

Иллюстрации Влады Мяконькиной

Перевод Евгении Воробьевой

Книга издана при финансовой поддержке норвежского фонда

Арнфинн Колеруд – норвежский автор книг для детей и взрослых, за «Добриллион» он получил литературную премию Министерства культуры Норвегии.

The original title Snillionen

Copyright © CAPPELEN DAMM AS 2017

Published in the Russian language by agreement with Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden.

© Воробьева, Е., перевод, 2021

© Мяконькина, В., иллюстрации, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2021

Часть первая

Одним совершенно обычным вечером Франк с мамой выиграли в лото. Они сидели каждый на своем конце дивана. В телевизоре красивая дама в красивом платье все время улыбалась – наверное, знала, какая она красивая и какое у нее красивое платье.

Франк листал журнал.

Вдруг он услышал, как мама резко и глубоко вдохнула, будто собралась нырнуть.

– Франк, – прошептала она.

Он поднял взгляд от журнала. Мама смотрела на свой билет. И руки у нее покрывались мурашками. Прямо на глазах.

– Франк, – прошептала она опять. И прижала ладонь ко рту.

На синем экране телевизора появилось самое большое число, какое Франк видел в жизни.

Франк с мамой выиграли со следующей комбинацией:

2 – потому что Франк с мамой живут вдвоем,

4 – по количеству букв в слове «мама»,

5 – по количеству букв в имени Франк,

7 – дней в неделю, которые они проводят вместе,

8 – потому что восьмерка похожа на снеговика, которого Франк лепил в тот день, когда они с мамой придумали эту комбинацию,

11 – две зубные щетки в стакане в ванной,

18 – снеговик, которому дали метлу.

Это слишком простая комбинация. Она никогда не выпадет, сказала мама, после того как они ее записали. И вот она выпала. «Никогда» наступило.

Мама заставила Франка всё проверить. Дважды. А потом у нее зазвонил мобильник. Франк услышал, что голос в трубке женский. Но что говорят, было не разобрать – только мамины ответы.

– Это слишком много, – сказала мама.

А потом:

– Я ни разу не выигрывала больше восьмидесяти девяти крон.

И потом:

– Но ведь это неправильно – выиграть столько денег, ни капли для этого не потрудившись. Можно мы возьмем половину?

– Мама, – сказал Франк. Он вскочил и яростно затряс головой.

– Чш-ш! – шикнула она. – У меня тут лото на линии!

Странное выражение – «на линии», подумал Франк. Должно быть, это потому, что раньше телефоны были соединены проводами и эти провода назывались телефонными линиями. Проводов больше нет, а выражение осталось.

– Лишь бы это нам голову не вскружило, – сказала мама.

Закончив разговор, мама пошла в туалет. Вскоре оттуда донесся громкий и довольно неприятный хохот. Возможно, она смеялась над дешевой туалетной бумагой.

Франк выглянул из окна гостиной. Все было как всегда. На земле трава, на траве дома, на домах трава. Овцы там и сям. На фьорде волны, на волнах лодки. Ярко освещенный магазин. И, конечно, школа – вечным напоминанием о домашней работе. Но сейчас, пока мама хохотала в туалете, Франк заметил и кое-что другое. Бассейн с голубой водой внизу у моря. Горнолыжную трассу на склоне, с красными и синими флажками. И теннисный корт с красным покрытием, обнесенный забором. И еще парк аттракционов с каруселями.

Когда мама вернулась из туалета, лицо у нее пылало, а волосы торчали во все стороны, словно она только что отмахивалась от комаров.

– Теперь мы можем купить все, что захотим, – произнесла она дрожащим голосом. – Дом с огромной верандой. Новую машину и для нее гараж. Домик в горах.

– У меня другие пожелания, – сказал Франк.

Франк с мамой решили отпраздновать в кафе. Лето было холодное, ветреное и дождливое.

– Перестань так улыбаться, – сказала мама.

Но сама не могла удержаться от улыбки.

За соседним столиком сидели трое подростков в куртках. В кафе было прохладно, и многие так и оставались в верхней одежде.

– А что, если мы знакомы с победительницей? – спросила девушка с металлическим прыщиком на ноздре.

– Да она, скорее всего, не из нашего поселка. Просто сдала здесь выигрышный билет, – отозвался один из парнишек.

– Наверняка это старая клюшка, которой ничего не нужно, – добавил третий. – Купит себе новые тапочки, а остальное отдаст своим детям, которые живут где-нибудь далеко.

Мама, сидевшая к ним спиной, хитро улыбалась, изучая меню.

– Подумать только – двадцать четыре миллиона! – вздохнула девушка.

Подростки говорили громко – должно быть, из-за того, что не сняли куртки. Они ведь привыкли, что на улице говорить нужно громко, вот и в помещении не понижали голоса, раз куртки на них.

Франк с мамой заказали то же, что и всегда.

– Давай с двойным сыром? – попросил Франк.

– С двойным сыром, – сказала мама официанту очень тихо, словно боясь выдать всем, что они разбогатели.

– Я читал про одного иностранного футболиста, – сказал Франк, пока они ждали заказ. – Он никогда не стирает трусы. Надевает один раз, а потом выкидывает.

– Мне что-то не по себе, – ответила мама.

У Франка десять или двенадцать пар трусов. И когда почти все они после стирки сушатся на веревке, кажется, что в доме полно мальчишек.

Официант принес еду и напитки. Повертев в руках стакан, мама заметила вполголоса:

– Могли бы и заменить стаканы. Смотри, какие затертые. Царапина на царапине.

За едой Франк с мамой слушали подростков. Один сказал:

– Я как-то читал про одного мусорщика из Англии. Он выиграл в лото сумасшедшие деньги, не меньше ста миллионов. И все спустил – на тачки, женщин и частные самолеты. А когда потратил весь выигрыш, обратно в мусорщики его не взяли. Работает теперь на кондитерской фабрике.

Остальные засмеялись.

Франк с мамой ели молча. Подростки болтали о том, как люди транжирят деньги, и складка на лбу у мамы постепенно становилась глубже. Франк уплетал пиццу с двойным сыром. Его половина была с ананасом. Кусочки ананаса напоминали короткие и толстые солнечные лучики – он рисовал такие в углу рисунка, когда учился в первом классе.

Мама и Франк не смогли доесть все. Мама спросила подростков, не хотят ли они помочь. Те явно обрадовались.

– Спасибо большое, – сказала девушка с металлическим прыщиком.

Мама полезла за кошельком, чтобы оставить на чай. Пришлось выбирать между пятидесятикроновой купюрой и монеткой в пять крон. Она оставила пятерку.

– Наверное, это в последний раз, – заметила она.

– Что в последний раз? – уточнил Франк.

– Когда я могу так мало оставить на чай.

В машине по дороге домой мама сказала:

– Думаю, мы должны жить как раньше.

Франк посмотрел на нее.

– Как раньше?

– Да. Не будем транжирить.

– Как так – не будем?

– Нам не нужен большой дом. И новая машина не нужна. Нам не нужны дорогие часы и украшения.

Звучит как какая-нибудь из десяти заповедей, подумал Франк. Или как их продолжение.

– Но у нас двадцать четыре миллиона! – запротестовал он.

Мама крепче сжала руль. Сложно вести диалог с человеком, у которого кулаки сжаты.

– Не обязательно никому говорить. Это будет наш секрет. Твоя доля будет лежать в банке, пока тебе не исполнится восемнадцать.

– Восемнадцать! – воскликнул Франк. С таким же успехом деньги могли ждать его на другой планете.

– Сначала ты должен закончить школу. Я не хочу тебя избаловать.

– Это еще почему? – спросил Франк.

Бабушки и дедушки его одноклассников очень даже их баловали – так, что дальше некуда. А у Франка бабушка с дедушкой жили так далеко, что дальше некуда.

– И я буду работать. Не хочу сидеть дома и весь день ходить в халате.

– Ты же полы моешь, – удивился Франк.

– А еще столы, стулья и лестницу, – ответила мама. – И разговариваю с людьми!

Войдя в дом, Франк сразу скинул обувь. Один ботинок полетел прямо в стену и стукнулся немного слишком сильно, как будто разозлился. И заразил Франка своей злостью. Он пошел к себе в комнату, с грохотом захлопнул дверь и бросился на кровать.

– Между прочим, ты счастливчик: у тебя есть своя комната, где можно запереться! – крикнула мама из коридора. – У многих и этого нет. Подумай о тех, кто в Азии!

Но Франк не хотел думать о тех, кто в Азии.

Он взял в руки комикс, но читать тоже не хотелось. Тогда он принялся очень быстро его листать, и шелест страниц – шорх, шорх! – напоминал свист, с которым горные лыжи рассекают снег на поворотах. Он отложил журнал и стал дуться, будто решил заполнить собой всю комнату.

За завтраком Франк положил на бутерброд лишний ломтик колбасы. Откусывая первый кусок, он стянул этот ломтик с хлеба и тут же положил взамен еще один.

– Куда так много колбасы? – сказала мама, не оборачиваясь.

– Двадцать четыре миллиона, – ответил Франк.

– И все-таки: один кусок хлеба – один кусок колбасы, как и раньше.

Мама села напротив него с бутербродом и чашкой кофе и посмотрела в окно. Там все было как обычно. По небу вперемешку плыли темные и светлые облака. Похоже, собирался дождь.

Франк посмотрел на бутерброд, который мама поднесла ко рту.

– Майонез! – заметил он. – Ты положила больше майонеза.

Мама, не переставая жевать, помотала головой. На губах у нее был майонез. И на кончиках пальцев. Обычно она выдавливала майонез тонкой ниточкой. А сегодня выдавила толстой полоской, похожей на провод от лампы.

– Не больше, чем раньше, – сказала мама. – Просто раньше я его укладывала завитками, а сейчас – прямыми линиями, видишь? Так что на самом деле его даже меньше.

После завтрака Франк пошел в школу – коричневое здание в центре поселка. Тот, кто выбирал цвет, наверное, хотел, чтобы школа напоминала детям шоколадный торт. На самом деле она больше напоминала корову – а точнее, коровью лепешку.

В луже около школы стоял мальчик по имени Пол. Если кто-то оказывался достаточно близко, он подпрыгивал и окатывал его грязью. Так что Франк и остальные обходили Пола подальше, чтобы избежать печальной участи. Какая же глупость – стоять в луже и обрызгивать окружающих, ведь при этом непременно обрызгаешься сам.

– Рита-небрита! – орал Пол. – Нура-дура! Петер-крекер! Франк-попал-под-танк! Лиза-подлиза!

– Ты как ребенок! – сказала ему Вибеке. – Когда ты вырастешь – если вырастешь, конечно, – то станешь лузером, который торчит под фонарем и орет оскорбления людям вслед.

– Вибеке-полкалеки! – выкрикнул в ответ Пол.

– Пол-балабол! – отозвалась Вибеке.

Но это было слабовато – Пол явно не обиделся.

Когда лужа опустела, он пошел в школу.

Первым уроком было обществознание, но говорили только о баснословном выигрыше в лото.

– Если кто-то тут выиграл двадцать четыре миллиона, пусть поднимет руку, – сказала учительница.

Франку захотелось поднять один палец, то есть вроде как не всю руку, а так, немножко. Но он не стал.

– Выигрывает всегда кто-то другой, – вздохнула учительница, однако учебник не открыла. Значит, можно еще немного поболтать.

– Если бы выигрыш достался вам, на что бы вы потратили деньги?

Все принялись мечтать.

– На экскаватор, – сказал Оскар, не поднимая руки.

Оскар вырос в песочнице, и у него была желтая лопатка. Теперь она перешла по наследству к младшим детям, но он часто приходит посмотреть и дает им ценные советы.

– Будешь строить себе дворец из земли? – предположила учительница.

– Нет, – ответил Оскар. – Просто буду копать. И там должен быть фонарь на крыше, чтобы можно было копать по вечерам.

Папа Оскара был счастливым обладателем собственного экскаватора. С его помощью он копал могилы на кладбище. Иногда Оскару разрешали помогать – забрасывать яму землей, когда туда опустят гроб.

– Я бы стала поп-звездой, – заявила Эдель.

Не то чтобы это был подходящий ответ, но Эдель отвечала так на все вопросы. Как раз сейчас она копила на ветродуй. Когда она будет петь на сцене, он будет стоять сбоку и развевать ей волосы, чтобы выступление казалось живее. Скоро она выступит на стадионе перед десятитысячной толпой – да так хорошо, что люди будут рвать на себе волосы и кидаться друг в друга стульями. Вообще-то она неплохо поет, но, если честно, не настолько. Чтобы люди визжали и рвали на себе волосы, ей придется им доплатить.

– Дениса, – сказала учительница.

Дениса сидела прямо перед Франком и уже давно нетерпеливо тянула вверх обломок линейки.

– Я бы купила ракету на Марс! – выкрикнула она, продолжая тянуть линейку, как будто показывая, куда полетит ракета. Учительница улыбнулась и на мгновение закрыла глаза – наверное, представила, как Дениса полетит на Марс. Или в любое другое место подальше отсюда.

– Франк?

– А? – вздрогнул Франк.

– А ты бы что купил?

– Я? – переспросил он и вдруг почувствовал, что лицо у него горит. Нужно было срочно выдать ответ, но в голову ничего не приходило.

– Двойной сыр, – пробормотал он.

Класс засмеялся.

– И всё?

– Да, – сказал Франк и стиснул зубы.

– Тебе нужно выйти?

Вокруг хохотали.

– Нет, – ответил Франк.

– Ясно. Ну а ты, Александра? – продолжила учительница. Александра сидела на другом конце класса.

– Я бы хотела большой бассейн, – сказала Александра. – С гидромассажем, и вышкой для ныряния, и киоском с бесплатным мороженым, шезлонгами, и зонтиками, и огромной пальмой.

– Пальмой, – глумливо повторила Дениса, как будто пальма глупее ракеты на Марс.

В конце концов высказались все. Прежде чем открыть учебник, учительница кинула быстрый взгляд на Франка.

– А вы? – спросил Оскар.

Что угодно, лишь бы не обществознание.

Учительница задумчиво улыбнулась.

– Я бы отправилась в путешествие, – сказала она.

– На Марс? – тут же отреагировала Дениса.

– Ни в коем случае, – ответила учительница. – Может быть, в Марсель или Марсалу, но точно не на Марс.

Франк молчал как партизан. Это мама проговорилась. Она позвонила своей маме – то есть бабушке Франка, – которая жила в двух часах езды, и все ей рассказала. Бабушка наверняка обещала хранить секрет, но потом она пошла в парикмахерскую и не сдержалась. Парикмахер, наверное, рассказал все уборщице и велел никому не говорить, ну и так далее. Тем же вечером в дверь дома позвонили, и стоявшая на пороге под дождем, без зонтика и в тапочках, соседка пискнула:

– Это правда?

Следующие несколько часов мама провисела на телефоне. В основном она говорила «спасибо» и «нет». Франк готов был поспорить, что «нет» она отвечает тем, кто спрашивает, бросит ли она работу. Мама убирала дом у одного криворукого семейства. «Это невыносимо, – заявляла она как минимум раз в неделю. – Они наливают кофе в чашку доверху и думают, что могут дойти до своей комнаты, не расплескав его. Крошками на полу в столовой могло бы прокормиться крупное животное. В туалете никто даже не пытается попасть использованным бумажным полотенцем в ведро – они просто промакивают руки и запускают его в полет, как самолетик».

– Ты могла бы найти и другую работу, – отвечал ей Франк как минимум раз в неделю.

По маминому голосу слышно было, что она улыбается. Франк выглянул в окно. Там все было как всегда. На траве дома, на домах трава.

На следующее утро перед первым уроком Франка окружили в коридоре. Все хотели потрепать его по волосам или хлопнуть по плечу. Малышня просила у него автограф, а одна девчонка из седьмого класса заявила, что хочет с ним встречаться. Звучали такие слова, как «Феррари», «лодка на воздушной подушке», «вертолет» и «Барселона». На звонок никто не обращал внимания, пока в коридор не вышла учительница и не сказала очень строго: «Здравствуйте!».

В классе все успокоились далеко не сразу. Ученики пялились на Франка. Учительница стояла с заговорщицким видом. По расписанию был урок математики, и она написала на доске:

«Франку 10 лет, и он выиграл 24 миллиона крон. Сколько денег он сможет тратить каждый день до конца своей жизни, если проживет 80 лет?»

Решать задачки они уже умели. Самые умные склонились над калькуляторами. Менее умные уставились на Франка, как будто ответ был написан у него на лбу. Франк знал, как решать такие задачи, но ничего не делал. Он опустил взгляд в тетрадь. Кто-то спросил, сколько нулей в миллионе, и учительнице пришлось написать число на доске. София подняла руку. Она была самая маленькая в классе и немного странная.

– А можете сделать смайлик? – спросила она.

– Нет, – ответила учительница.

– Почему?

Когда София пишет на доске, она всегда пририсовывает букве «О» и цифре «0» глазки и улыбку. Учительница уже не раз говорила ей, что пора это прекращать. Когда она вырастет и будет работать в офисе, где надо писать письма и производить вычисления, ей уже нельзя будет попусту тратить время на превращение всех «О» и нулей в смайлики. За это и уволить могут.

Йёрген поднял руку. У него папа работает в банке.

– 939 крон в день, – сказал он.

– А если Франк доживет только до сорока, сможет тратить в два раза больше, – добавил Оскар.

– Вот и нет! – возразил Йёрген. – Ведь сейчас ему не ноль лет.

Учительница написала на доске под условием задачи ответ и дважды подчеркнула:

Вдруг стало очень тихо. Все смотрели на ответ и на Франка. Улыбки были удивленные и какие-то отстраненные. Франк не улыбнулся, и остальные тоже перестали улыбаться. Рты раскрылись в недоумении. 939 крон. Таблицу умножения в классе знали все. Пятью пять – двадцать пять, шестью семь – сорок два. По глазам одноклассников Франк понял, что задачка оказалась для них сложновата. Что он сам оказался сложноват.

– Хм-м-м, – сказала учительница, заметив, как тихо стало в классе, и торопливо стерла с доски задачу вместе с ответом. Все достали учебники.

– Страница двадцать девять, – подсказала учительница.

Это маленькое число. Хотя и самое большое на всей странице.

На каждой перемене Франка брали в кольцо. К нему тянулись руки, дружески хлопали его или пихали. Звучали такие слова, как «скейт-парк», «бильярдный стол» и «велодорожка». Оказавшись среди такого множества рук, Франк не знал, куда девать собственные. В одну из перемен к нему подошли две девочки помладше.

– Это ты Франк?

– Да, – ответил он.

– Ты можешь купить нам карандаши телесного цвета?

В первом классе нужно много раскрашивать, сказали они, а у них кончились карандаши телесного цвета. Остался только карандашный огрызок, один на всех, и из-за этого все беспокоятся. Учитель тоже беспокоится. Огрызок такой короткий, что неудобно держать. А учитель отказывается покупать новые карандаши и предлагает вместо телесного взять оранжевый. Но ведь каждый знает, что кожа не бывает оранжевой.

– Мы же не апельсины, – сказали девочки.

– Я подумаю, – ответил Франк.

Обычно Франк ходит с Денисой и Оскаром. Дениса носит красную футболку. Она хочет полететь на Марс, а Марс, как известно, красный. Так что она купила красную футболку, чтобы привыкнуть к этому цвету. Через несколько лет на Марс будут летать паромы. Когда мы слышим «паром», мы думаем о судне, которое ходит туда-обратно каждые полчаса, но паром на Марс будет в один конец – только туда. И тот, кто уехал, никогда больше не увидит свою семью, разве что на экране. Они никогда не смогут друг к другу прикоснуться. Ничего страшного, говорит Дениса, родители и так нечасто к ней прикасаются. Гораздо чаще ей влетает за то, что она слишком долго гуляла, или не убралась в своей комнате, или поставила в холодильник молоко без крышки. Франк с Оскаром сомневаются, что Дениса сможет полететь на Марс. Они пытались объяснить ей, что при заселении новой планеты выберут самых сильных и самых умных, а не тех, кто путает буквы «П» и «Д», ломает линейки и не может открыть бутылку лимонада, не облившись с головы до ног. Но Дениса им не поверила. При заселении новой планеты, заявила она, будут стараться исправить то, что было плохо на старой планете: например, придумают новый алфавит, в котором буквы не так похожи друг на друга.

Дениса даже пыталась уговорить Оскара полететь с ней. Ведь на Марс можно взять небольшой экскаватор. Сначала он мог бы рыть котлованы для строительства домов. А позже, когда люди начнут умирать, можно будет копать могилы. Оскар отвечал, что ему и на нашей планете есть кого закапывать. И потом, кто знает, какая на Марсе почва. Судя по тем фотографиям, что он видел, Марс состоит из наполнителя для кошачьих туалетов.

Оскар тоже знал, кем хочет стать, когда вырастет. Он будет рыть ямы, укладывать туда умерших и снова засыпать их землей. Это как посеять семечко, только наоборот. Некоторые верят, что если посеять в землю мертвого человека, то вырастет зомби – ходячий мертвец. Это не так, говорит Оскар. Мертвых людей поедают черви и насекомые. А уж он-то знает, о чем говорит. Он с детства копает могилы. В начальной школе остальные ребята в песочнице строили стены, туннели и плотины, а Оскар рыл ямы, клал туда разные вещи и снова их зарывал. Время от времени кто-то из детей возвращался с прогулки с одной варежкой – и каждый раз выяснялось, что вторую закопал Оскар. Однажды Оскар попытался отпираться, и тогда учительница вышла на улицу, перерыла половину песочницы и нашла там: варежку, ланчбокс девочки из шестого класса, записку, которую Оскар должен был передать родителям, и лопатку. Представьте только – закопать лопатку! Позднее на уроке окружающего мира учительница показывала им фильм, в котором мышка закапывает еду про запас. Тут все обернулись и посмотрели на Оскара. Он закопал лопатку, чтобы никто ее не взял! – поняли они. И людей на кладбище они с папой закапывают тоже про запас, чтобы у них была еда, когда наступят голодные времена. Это Дениса догадалась. Многие стали смеяться, но учительница стукнула кулаком по столу и сказала, что так говорить плохо, очень плохо, и такого она в своем классе не потерпит. Неужто нельзя показать детям фильм, в котором мышка закапывает полкартошки под кустом, без того, чтобы кто-то начал говорить гадости! После этого класс присмирел, и много секунд подряд было тихо – до того момента, как Дениса сломала очередную линейку и громко извинилась: то ли перед линейкой, то ли перед учительницей.

Франк не мог отделаться от мысли, что Оскар, когда немного подрастет, начнет закапывать людей заранее – то есть пока они еще живы. Не из дурных побуждений, а просто от усердия.

Одноклассники Франка составили длинный список желаний, который он должен был взять домой. Они велели Франку подкараулить, когда мама будет в хорошем настроении. Не следует отдавать ей список, когда она роется в морозилке или сокрушается о недостатках своей фигуры. Так что после обеда Франк сам убрал со стола, сложил посуду в посудомойку, протер столешницу тряпкой и открыл окно, чтобы проветрить.

– Вот молодец! – похвалила мама. Она лежала на диване и переваривала обед – фрикадельки с картошкой в соусе.

– Пойду сделаю уроки, – ответил Франк.

На дом задали всего несколько примеров с маленькими числами. Вместо закладки в учебнике лежал список желаний его одноклассников – листок, исписанный разными ручками и почерками. Перечень всего, что может быть куплено или сделано. В основном сделано.

Отдохнув после обеда, мама сказала:

– Я могла бы что-нибудь испечь. У тебя есть пожелания?

– Улитки с корицей, – ответил Франк.

Улитки у мамы получаются не большие и твердые, как в магазине, а маленькие и мягкие – можно целиком засунуть в рот.

Когда мама раскатала тесто, напевая себе под нос, Франк достал список желаний.

– У меня тут предложения от класса, – сообщил он. – Некоторые очень даже ничего.

– Читай вслух, – сказала мама.

Плохо было то, что она стояла к нему спиной. Мама сама говорила, что люди должны проводить больше времени лицом к лицу вместо того, чтобы все время пялиться в экран. А теперь он обращался к пучку волос на ее затылке.

– Экскурсия в Лондон, – начал он.

– Слишком большая ответственность, – ответила мама. – Дальше!

– Прыжок с парашютом всем классом.

– Вам что, жить надоело? – спросила мама.

– Горнолыжный склон с подъемником, и хорошими трассами, и ратраком, и…

– У нас слишком мало снега, – перебила мама.

– …и снежной пушкой, – закончил Франк.

– Нет, – отрезала мама.

Она принялась посыпать тесто корицей и сахаром.

– Лыжный трамплин, – прочитал Франк.

– Нет и еще раз нет.

– Не обязательно большой. Метров двадцать. И пусть он будет пластиковый, мы можем и без снега обойтись.

– Дальше!

Было бы лучше, если бы мама сама читала список. Некоторые желания были написаны красивым девчачьим почерком, ручкой с блестками. Франк постарался передать это с помощью интонации:

– Пляж с очень мелким белым песком.

– И где мы возьмем этот песок?

– В Сахаре. Привезем на корабле. Его можно заказать, так уже делали.

– С ума сошел? Дальше!

Франк вздохнул.

– Ты не можешь на всё говорить «нет»!

– Я просто жду чего-то разумного. – Мама скатывала тесто в длинный рулон.

Франк пробормотал следующий пункт из списка.

– Поле для гольфа на девять лунок.

– Франк, ну сколько можно!

– Мам, я читаю, что тут написано.

– Ты меня за кого принимаешь, за министра сельского хозяйства?

– Нет, но…

– Там еще много? – Мама взяла острый нож и стала нарезать рулон на короткие кусочки, а их – раскладывать по противню.

– Экскаватор. Для Оскара. Он мог бы копать ямы на поле для гольфа – не сами лунки, куда должен попасть мяч, а те, в которые мяч попадать не должен.

– Это называется «канавки», – поправила мама, довольная, что кое-что понимает в спорте.

– Нет, – ответил Франк, – это называется «бункеры».

Улиток получилось много. Теперь их нужно было выпечь, потом дать остыть и отдохнуть, а после Франк с мамой будут есть сколько захотят. Все, что останется, Франк уберет в пакеты – по четыре улитки в каждый – и сложит в морозилку.

– Теннисный корт. С красным покрытием, забором и белой разметкой. И с туго натянутой сеткой.

– Франк, – сказала мама.

– Что?

– Где все это должно разместиться? Поле для гольфа, теннисный корт, лыжный трамплин? У нас нет для этого места.

– Мы можем купить землю. У крестьян. У них много пустой земли, – предложил Франк.

Мама достала из холодильника яйцо.

– Это не пустая земля, Франк. Это пастбище. Для овец.

– Теннис лучше, чем овцы, – возразил Франк.

И сразу понял, как по-детски это прозвучало.

– Однако колбасу из баранины ты любишь, – заметила мама.

Она разбила яйцо над миской и стала взбивать его вилкой – р-р-раз! р-р-раз! р-р-раз! – очень быстро, чтобы смесь сделалась воздушной. Франк наблюдал.

– Помажешь булочки яйцом? – предложила мама.

– Нет.

Раньше он сам просил помазать булочки, но давно это перерос.

– Есть в твоем списке еще что-нибудь?

Франк посмотрел в листок. Теннисный корт был последним пунктом.

– Да, – ответил он.

– И что же?

– Атомная бомба!

Мама обернулась к нему, чтобы увидеть его лицо, но увидела только спину.

Вечером они ели улитки с корицей на диване в гостиной. Мама приготовила какао. Она листала каналы в поисках чего-нибудь интересного, но везде показывали только теннисные состязания, и игру в гольф, и прыжки с парашютом. А еще была программа о том, как построить бассейн у себя в саду, и передача о достопримечательностях Лондона. Люди на экране выглядели счастливыми, сосредоточенными и целеустремленными.

– Вот видишь, – сказал Франк.

Если жуешь улитку с корицей, просто нельзя продолжать дуться. Но сказать «вот видишь», пожалуй, можно.

– Господи боже мой, – ответила мама.

Она еще попереключала каналы и остановилась на кулинарной программе о том, как четыре женщины устроили соревнование по выпеканию тортов. Но это оказалось так скучно, что мама стала листать дальше. И наткнулась на передачу о ядерных бомбах, сброшенных на Японию в конце Второй мировой войны.

– Вот видишь, – снова сказал Франк.

Мама вздохнула и выключила телевизор.

– Послушай меня, – сказала она, посмотрев на Франка. Франк смотрел в погасший экран.

– Твоя воля, ты бы все деньги потратил сразу же. Ты как домашнее растение.

– Домашнее растение?

– Да. Растение всегда тянется к свету, забывая про свой горшок. Если оно потянется слишком далеко, то горшок перевернется. Поэтому нужно постоянно подкручивать горшок, отворачивая растение от солнца. С бабушкой Анной то же самое: пока в доме есть хоть крошка шоколада, ее не остановить. И так будет с тобой, Франк, если дать тебе двенадцать миллионов.

– Я уже не хожу на горшок, давно про него забыл, – ответил Франк.

Ему показалось, что это было метко. Вряд ли у мамы найдется достойный ответ. Но тут ее отвлекли: зазвонил мобильный. Она говорила довольно долго, но Франк так и не догадался с кем, хотя обычно это можно было понять по маминым ответам.

Когда разговор закончился, Франк снова включил телевизор. Показывали красные двухэтажные автобусы в Лондоне. Мама сидела с телефоном в руке и смотрела в пустоту.

– Это был Оге, мой племянник. Он хочет пересадить волосы со спины на голову.

– Чего? – не понял Франк.

– У него лысина. Из-за этого он чувствует себя старым и не решается заговаривать с женщинами.

– А разве можно пересадить волосы?

– Это называется трансплантация и стоит как минимум пятьдесят тысяч крон.

– Он попросил тебя заплатить?

– Ну, не прямо. Но если мы поможем Оге, нам придется помочь и тете Офелии.

Франк посмотрел на маму.

– У нас есть тетя по имени Офелия?

– Не у нас. У меня. Она почти ослепла. Ей нужна лазерная операция. А еще есть бабушка Мария, у которой депрессия, потому что она больше не может видеть море из окна гостиной – а видит только высокие елки. Она принимает таблетки.

– От елок?

– Нет. Хотя в каком-то смысле, пожалуй, да.

– И как, работает?

– Не очень. Продолжать этот список можно бесконечно: семья у нас большая. Но мы не можем помочь всем. Мы не можем помочь всему миру, Франк.

– Послушайте меня внимательно, – сказал учитель в каждом классе. В первом и втором классах учителю пришлось подождать, пока все сядут ровно, перестанут ковыряться в носу, успокоятся и направят взгляд на него. – Оставьте Франка в покое. Он тот же, что и раньше. А вы вьетесь вокруг него, как шмели вокруг единственного цветка.

У Франка перемена теперь наступает во время уроков.

На следующем уроке были дебаты. Они проходили раз в неделю, и их цель состояла в том, чтобы дети научились вести обсуждение. Каждый раз выбиралась новая тема. Сегодня – бранные слова. Дежурные учителя говорят, что на переменах ученики бранятся. Не все, но некоторые. Да и взрослые порой грешат. К примеру, если начинается дождь, многие ограничатся словами: «Вот незадача, снова дождь!» А другие возьмут и скажут: «Вот блин, опять дождь пошел!» Особенно много слов на «Б» звучит, когда вместе собираются несколько мужчин. Они никогда не скажут «ой», или «упс», или «да что ж такое!». Нет, они начнут ругаться! Если мяч ушел в аут. Если поскользнулись на льду. Если телефон разрядился.

Йёрген поднял руку и рассказал, что однажды в магазине прошел мимо мужчины. Тот стоял у прилавка с фруктами и бормотал себе под нос: «Какого хрена я должен платить сорок крон за несколько виноградин!»