Текст книги "Где ты, рай"

Автор книги: Арне Фальк-Рённе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Помещения под палубой почти такие же, как на "Дюнкерке", но здесь заключенные должны находиться в то время, когда корабль плывет под знойным тропическим солнцем в экваториальных широтах. Даже теперь, в марте месяце, на средней палубе ужасно жарко. Мужское помещение простирается на всю ширину корабля и заканчивается впереди и сзади деревянными дверями, которые отделяют его от женского помещения с одной стороны и матросского с другой. Посередине корабля проходит узкий коридор, по обе его стороны расположены отсеки, разделенные перегородками на камеры шириной по 7 футов 6 дюймов (2,3 м). Каждая камера рассчитана на пять человек так, что одно спальное место в ширину занимает 18 дюймов (45 см). Переборки, выходящие в коридор, снабжены небольшими окошками, через которые стражники могут просматривать камеры заключенных и в случае неповиновения туда просовывают ружья и открывают огонь. Вдоль бортов в камерах нет никаких окон или иллюминаторов. Свет и воздух проникают к заключенным только через единственный люк трюма. Под люком начинается проход шириной восемь футов (2,4 м) через весь корабль, и, кроме узкого коридора между камерами узников, это единственное место, предназначаемое для того, чтобы около сотни заключенных могли справить нужду и размять ноги. Пять больших лоханей используют в качестве параш.

На "Шарлотте" 100 заключенных мужчин и 24 женщины, 40 солдат морской пехоты, 30 моряков – матросов и офицеров. Все они должны совершить плавание в Новую Голландию. Кроме того, у трех морских пехотинцев есть жены и пятеро детей. Всего 202 человека теснятся на корабле, который на самом деле предназначен для вдвое меньшего числа людей.

Два месяца "Шарлотта" стоит вместе с другими судами флотилии в Спитхеде [20]. Наконец 13 мая 1787 года раздается серия пушечных выстрелов с флагманского корабля "Сириус", на котором находится капитан Филлип, и вся флотилия выходит через пролив Нидлз среди скал в море в сопровождении военного судна "Гиена", которое проходит с ними несколько сотен морских миль, затем возвращается в Портсмут с последними сообщениями капитана Филлипа в адмиралтейство и гражданский департамент. Никому из заключенных не разрешили взглянуть, как исчезает в море зеленый берег Англии, все они сидят под верхней палубой на деревянных нарах, закованные в кандалы и наручники. Они прислушиваются к скрипу якорных цепей, которые поднимают на борт, и к слабым звукам песни, которую поют моряки, поворачивая ворот. Эта старинная народная песня – последнее воспоминание об Англии:

А Джонни раздобыл новую шапку,

А Джонни отправился на ярмарку,

А Джонни купил себе шелковую ленту

И подвязал свои каштановые кудри.

Отчего же мне не любить Джонни,

Отчего же ему не любить меня,

Отчего же мне не любить Джонни

Так же сильно, как люблю тебя.

Несмотря на спертый воздух, плохие условия ночлега, скученность и первые проявления морской болезни, в настроении узников все же чувствуется некоторый оптимизм. Теперь им, во всяком случае, ясно, что тягостные дни на борту "Повелителя крыс" больше не повторятся, а то, что их ждет впереди, вряд ли может быть хуже оставленного позади.

3

Оптимистичный настрой получает дальнейшее развитие, когда через трое суток плавания ранним утром всех заключенных собирают на верхней палубе. Здесь закованные в цепи мужчины вновь встречают женщин. Когда их построили в несколько рядов и провели перекличку, слово берет молодой офицер. "Я капитан Тенч, – говорит он, – и я так же, как все находящиеся на "Шарлотте" морские пехотинцы, матросы и офицеры, заинтересован только в том, чтобы плавание до Нового Южного Уэльса прошло по возможности без трений. От вас зависит, чтобы наши надежды оправдались. Но мы начнем с того, что проявим добрую волю, освободив мужчин от их цепей. Если все пойдет хорошо, будет предоставлена возможность ежедневно совершать прогулки по палубе. Но если будет допущено малейшее нарушение дисциплины, я вынужден буду снова заковать вас в кандалы и держать под верхней палубой" [21].

Слова капитана Тенча вызвали крик радости, который, кажется, никогда не кончится. Некоторые из мужчин носили кандалы и наручники сначала в тюрьмах и затем на тюремных судах более пяти лет, а теперь, когда кузнец и его двое подручных освобождают их от этих оков, им трудно устоять на ногах. Вильям Брайент пытается сделать несколько шагов, но шатается на палубе, что вызывает смех у его друзей. Другие заключенные после снятия цепей чувствуют себя так, словно исчезла сила земного притяжения. Двое мужчин бросаются кузнецу на шею и рыдают от восторга. Джеймс Кокс кричит так, что слышно от кормы до форштевня: "Трижды ура капитану Тенчу, его солдатам и всей команде "Шарлотты"!" Ликующие крики буквально сотрясают корабль, одна из женщин начинает петь "Боже, спаси короля", гимн подхватывают другие женщины и мужчины. Кто выступил запевалой, может быть Змейка Энн? А теперь даже девица Бетти, старая Дороти Хендленд и ее близкая подруга Салли, занимающиеся гаданием для женщин, подхватывают припев. Можно ли действительно поверить, что капитан Тенч растроган? Этот симпатичный человек перекидывается взглядами с капитаном, дородным Томасом Гилбертом, и объявляет, что по случаю этого дня будет роздано по порции рома мужчинам и женщинам. Очередной крик восторга раздается после этого сообщения, так как судовой ром – это не что иное, как разбавленный джин, который раньше заключенные могли нелегально доставать в обмен.

Тенч просит позвать к себе Джеймса Кокса. "Спасибо за провозглашение здравицы, – говорит он. – Сегодняшний день – залог будущих успехов".

"Я сделал лишь то, что сделал бы каждый на моем месте, сэр", отвечает Джеймс Кокс.

"Могу я узнать, к чему вас приговорили. Кокс?"

"К пожизненному заключению, сэр!"

"Я не нашел ваше имя в списках заключенных, – добавляет капитан с улыбкой. – Вы ведь, надеюсь, не тайный пассажир?"

"В таком случае я предпочитаю быть тайным пассажиром на "Шарлотте", чем узником на тюремном корабле "Дюнкерк", сэр".

"Но в чем заключалось твое преступление?"

"Я был гранильщиком алмазов и не смог противостоять искушению, попытался украсть бриллиант. За это был приговорен к смерти, но казнь была заменена пожизненным заключением".

Кажется, Тенч хочет еще что-то сказать, но делает знак головой Джеймсу, показывая, что аудиенция окончена.

После полудня "Шарлотта" приближается к островам Атлантического океана, находящимся во власти католического монарха, и первые летучие рыбы появляются у носа корабля. На следующее утро, когда Мэри и другим женщинам разрешили выйти на палубу, на горизонте показался остров Тенерифе, словно зубчатый вал бурной волны. Над ним возвышается вулкан Тейде – увенчанный снегом конус с резко очерченным снизу венцом облаков.

В Санта-Крус-де-Тенерифе берут на борт продовольствие, и, после того как контур Тейде исчезает за горизонтом, начинает сказываться жара, усиливаясь с каждым днем.

Темно-синие волны, окаймленные белой пеной, приобретающие изумрудно-зеленый оттенок там, где лучи солнца просвечивают сквозь разбивающиеся гребни, ударяют в корму, и корабль начинает раскачиваться, словно толстая рыбачка, которая, переваливаясь с боку на бок, спускается вниз по улицам в портовых кварталах Плимута. Каждый день с рассветом открывается только безбрежный океан; теперь постоянно ощущается дыхание пассата, который ласково надувает паруса. Позади остаются миля за милей, хотя кажется, что Шарлотта" не сходит с места. Влажная жара вызывает зловонный пот, одежда липнет к телу. Внизу, под палубой, лежит грузная Мэри, которой тяжело ходить из-за беременности. Она слышит, как от напряжения потрескивают снасти и рангоуты, когда ветер играет в талях и рифах. Часто ее тошнит, тогда она, пошатываясь, поднимается на палубу и мечется от одного борта к другому, пытаясь ухватиться за что попало. Всюду ее преследует запах внутренних помещений корабля, нижнего трюма, зловонный дух, исходящий от квадратной части люка, непереносимый, отталкивающий запах нищеты, гнили, испражнений и сладковатых рвотных масс.

Очень редко Мэри удается увидеть отца ожидаемого ребенка, поскольку женщинам не разрешается выходить на палубу одновременно с мужчинами. Пастор Джонсон весьма педантично настаивает на этом пункте. В беседах с капитаном Гилбертом, который не слишком высоко ценит понимание морали слугой господа, он подчеркивает, что, поскольку у большинства заключенных женщин не особенно надежное прошлое по части зловещих желаний плоти, не следует разрешать мужчинам видеть их даже издалека.

Может быть, это ограничение – одна из причин того, что узники, так же как и морские пехотинцы, становятся раздражительными и учащаются потасовки на палубе. Однажды здоровенный толстый пивовар Томас чуть не проломил череп Вильяму Брайенту, обвинив его в мошенничестве во время карточной игры. В мгновение ока бульшая часть мужчин вовлеклась в жестокую драку. Морской пехотинец хватает ружье и стреляет в воздух, но возбуждение вокруг чересчур велико, чтобы мужчины восприняли такое предупреждение.

Тогда четыре солдата с деревянными дубинами в руках прыгают через деревянный барьер и щедро раздают удары забиякам, и заключенные понимают, что надо прекратить драку. Но Томаса не удержать. Он внезапно набрасывается на одного из солдат, вырывает у него дубинку и наносит ему страшный удар по плечу, отчего несчастный падает на палубу, корчась от боли.

Заключенный напал на морского пехотинца и ударил его. Все знают, что это карается смертной казнью через повешение.

Драка прекращается сразу же после того, как упал солдат. Вильям Брайент и Джеймс Кокс подбегают, чтобы помочь ему, но другие морские пехотинцы, перемахнув через барьер, отгоняют их. Всех заключенных уводят под палубу и заковывают в кандалы.

Четверо суток они лежат под верхней палубой в ужасной духоте, скованные вместе. Стоит неспокойная погода, море сильно волнуется, большинство людей страдает от морской болезни, их тошнит, а другие страдают от дизентерии, и с кандалами трудно добраться до одного из отхожих мест. Эрвин, немолодой мужчина, приговоренный к семи годам ссылки за кражу овцы у помещика, умирает на третью ночь. Рано утром к люку подходит врач, доктор Уайт, и сообщает заключенным, чтобы все они собрались на палубе.

Лишь немногие из них могут твердо стоять на ногах в строю, когда пастор Джонсон читает "Отче наш" и труп Эрвина с пушечным ядром, привязанным к ногам, бросают за борт.

После этого капитан Уоткин Тенч оглашает приговор пивовару:

"Губернатор Филлип как представитель его Королевского величества приговаривает заключенного Томаса Уотсона к смертной казни через повешение за нападение на капрала Джеффри Милстона".

Тенч делает паузу и продолжает: "Однако, учитывая хорошее поведение заключенных на "Шарлотте" после отплытия, а также ходатайство самого капрала Милстона, губернатор Филлип милостиво заменяет это наказание трехкратной поркой по сто ударов кнутом".

Трижды по сто ударов кнутом – это больше того, что в состоянии вынеси взрослый мужчина, и это настолько мучительная кара, что ей можно предпочесть виселицу. Но Тенч продолжает читать:

"Понимая, что поведение заключенного Томаса Уотсона – следствие плохой погоды в самые последние дни, капитан Гилберт, доктор Уайт и я решили помиловать заключенного, освободив его от порки, надеясь, что отныне он не нарушит распорядок на судне. На этом дело прекращается".

Заключенные слишком слабы, чтобы кричать "Ура!", но, если бы у них хватило для этого сил, нет никакого сомнения в том, что оглушительные крики "Ура!" показали бы, что Тенч, Уайт и Гилберт стали героями дня.

С некоторыми женщинами возникают другие проблемы. Трудно, чтобы не сказать невозможно, воспрепятствовать их общению с солдатами морской пехоты. Вначале Тенч предпочитал смотреть сквозь пальцы на это, но пастор Джонсон и, может быть, особенно его супруга Глэдис полагали, что необходимо вмешаться, исходя из моральных принципов. Поэтому Тенч однажды ночью провел облаву, в результате которой шесть морских пехотинцев были обнаружены в помещении заключенных женщин. На следующее утро на палубу были вызваны все женщины, кроме тех, кто чувствовал себя совсем плохо, и Тенч предоставил слово пастору Джонсону, который убежденно увещевал о пагубности и опасности греха. "От имени капитанов Гилберта и Тенча я извещаю, что вам не разрешат выходить на палубу, если будет продолжаться такая греховная жизнь, – грозит он. – Не забывайте, что наш милостивый господь видит все, что здесь происходит, даже под верхней палубой".

Девица Бетти, которая вдоволь запаслась ромом и джином за счет благосклонности к морским пехотинцам, уже успела утром пропустить пару рюмок. "Мои нары находятся как раз у стенки, которая отделяет меня от каюты господина пастора и его жены, – рассказывает она, – и я ручаюсь, что постель госпожи пасторши по ночам скрипит, когда помазанник божий пытается подняться на ложе любви".

Это откровенное свидетельство вызвало рев смеха, что повлекло за собой серьезную жалобу пастора Джонсона на бесстыжих женщин. Поэтому капитан Тенч велел девице Бетти днем надеть "колпак". Это бочка, в которой оставлено отверстие для головы; при движении корабля в море бочка падает и катается по палубе. Девица Бетти приняла наказание с юмором, а визиты солдат к женщинам вряд ли сократились.

4

С 6 августа по 4 сентября флотилия стояла на рейде Рио-де-Жанейро. Офицеры проводили время на суше, но ни морским пехотинцам, ни заключенным не разрешили выйти на берег.

Для Мэри Брод длительное морское плавание было особенно тягостно, так как она ждала ребенка. Доктор Джон Уайт, назначенный главным врачом колонии, плыл на "Шарлотте", и в жаркие дни, когда волнение усиливается и женщины особенно страдают в своем убогом помещении под верхней палубой, он позаботился, чтобы Мэри перевели в отдельный отсек, в котором обычно хранились запасные паруса. Капитан Гилберт позволил их временно перенести, и в этом помещении Уайт принимает роды у Мэри. 8 сентября он записывает в своем дневнике: "Мэри Брод, заключенная, произвела на свет здоровую девочку".

Пока флотилия стоит на рейде Капстада [22], где последний раз загружаются запасы продовольствия и живого скота, пастор Ричард Джонсон находит время окрестить маленькую дочку Мэри. Она получает имя Шарлотта по названию корабля, но Мэри желает также, чтобы ей еще дали имя Спенс.

"Отец твоего ребенка – моряк по имени Спенс?" – пытается выведать пастор. Однако Мэри отказывается назвать отца ребенка.

Когда флотилия покидает Капстад, ей предстоит самая трудная часть пути. Всего через несколько дней после выхода в море задул юго-восточный ветер, который относит корабли в "ревущие сороковые" [23]. Шесть месяцев заключенные находятся на борту судна, не получив разрешения выйти на берег ни в Тенерифе, ни в Рио-де-Жанейро, ни в Капстаде. То же относится и к преобладающей части рядовых матросов, поскольку офицеры опасаются, что они сбегут, воспользовавшись пребыванием на берегу.

Корабли попадают в полосу штормов, которые непрерывно следуют один за другим. На "Шарлотте" палубные доски сильно расходятся, и сквозь многочисленные щели между ними вода проникает на среднюю палубу, где заключенные в ненастную погоду сбиваются в кучу. Они промокли до нитки, самочувствие отвратительное, через две недели после отплытия из Капстада вспыхивает эпидемия дизентерии; болезнь сначала распространяется среди заключенных женщин, затем среди мужчин, охватывает моряков, не обходит она и жену пастора Джонсона Глэдис.

Два матроса умирают от дизентерии, и в ненастную погоду пастору Джонсону приходится читать "Отче наш" над их бездыханными телами, зашитыми в парусину. Затем трупы раскачивают и бросают за борт. В этот день небо было сплошь затянуто низкими серыми облаками, из которых, казалось, вот-вот повалит снег; на этих широтах есть опасность натолкнуться на айсберг, поэтому команда должна быть полностью укомплектована. Капитан Гилберт советуется с доктором Уайтом и капитаном Тенчем, целесообразно ли взять двух заключенных на место умерших матросов. "Я не вижу иного выхода из положения", – говорит Гилберт.

"Вильям Брайент – рыбак из Корнуолла. Я предлагаю взять его на место одного из умерших", – советует Тенч и добавляет, что, по его мнению, Джеймса Кокса тоже можно рекомендовать за его хорошее поведение.

Однако, по мнению Гилберта, он слишком стар и не моряк. "Почему бы не взять Джеймса Мартина, черноволосого ирландца, который сочиняет письма для заключенных. Он родом с островов Аран, где все жители понимают толк в судах".

Вильяма и Джеймса приводят из мужского помещения и сразу приставляют к делу. Круглые сутки бушует шторм, волны высотой с башню обрушиваются на корабль. Ветер поет в мачтах, реях и парусах, он свистит, визжит и стонет, как несчастный, которого довели до отчаяния. Сообщение с другими судами флотилии прервано, и невозможно выяснить, находятся ли они где-то поблизости от "Шарлотты" или унесены ветром и течениями к югу от острова Кергелен. Теперь задача заключается в том, чтобы спасти "Шарлотту" во время шторма. Целых три дня моряки и с ними Джеймс и Вильям не снимают промокших одежд, пока ветер не стихает и волнение не прекратилось. Двигаясь к юго-востоку, корабль попадает в область, где царит более или менее спокойная погода.

Два заключенных получают приказ явиться в каюту капитана Гилберта. Обычно узникам запрещается пребывание в этой части судна, и часовой у барьера, построенного на верхней палубе, сначала не впускает их в помещение для офицеров, но, когда второй штурман разъясняет ему, что им разрешено пройти, он, хмурясь, отходит в сторону. В капитанской каюте рядом с Гилбертом сидят капитан Тенч и доктор Уайт. Гилберт поднимается и протягивает им обоим по кружке рома. "Пейте, – говорит он, – вы хорошо поработали. До прибытия в Новый Южный Уэльс вы можете помогать матросам. Однако вам придется все же ночевать в вашем помещении вместе с другими заключенными. Когда мы достигнем места назначения, капитан Тенч и доктор Уайт обещают замолвить за вас слово, если впредь вы будете так же усердно помогать, как в эти дни".

Вильяму удалось только на очень короткий момент увидеть Мэри и свою маленькую дочурку. Теперь, когда погода прояснилась, женщины выходят на верхнюю палубу и Вильям получает возможность обменяться парой фраз с Мэри, пока Бетти присматривает за малышкой на средней палубе. Еще много месяцев назад они договорились, что Мэри будет отказываться назвать имя отца, так как в этом случае Вильям рискует быть наказанным, поскольку это свидетельство того, что он нарушил запрет посещать женское помещение на "Дюнкерке".

"Нам больше не надо скрывать, что я отец ребенка, – убеждает ее Вильям, – потому что и Тенч и Уайт обещали оказать услугу, когда мы прибудем на место".

"А что это за услуга?"

"Они разрешат нам пожениться".

"Наш ребенок не будет жить в каторжной колонии", – заявляет Мэри так громко, что Вильяму приходится заставить ее замолчать.

"Мы что-нибудь придумаем, когда прибудем на место, – отвечает он. – Но пока нам надо поддерживать хорошие отношения с власть имущими".

Мэри решительно смотрит на него. "При первой же возможности я убегу, и то же сделают Змейка и Бетти. От Ботани-Бея недалеко до Китая и Отахейте. Мы найдем рай. И если ты не пойдешь с нами, мы отправимся одни".

"Да, да, разумеется, мы убежим. Но давай теперь не будем совершать необдуманные поступки".

Наконец наступает день, когда капитан Уоткин Тенч записывает в своем дневнике:

"Таким образом, мы после отплытия из Плимута за 36 недель благополучно осуществили наш смелый замысел с целым рядом неожиданных удач, и никто заранее не мог предвидеть такую продолжительность плавания для такой крупной флотилии. Из 211 солдат морской пехоты мы потеряли только одного, а из 775 заключенных, взятых на борт в Англии, умерли в пути лишь 24".

Глава 4

Высадка в заливе Ботани. – Пребывание Джеймса Кука в Новой Голландии 19 годами ранее. – Первая встреча с аборигенами. – Вильям Брайент спасает губернатора Филлипа. – Отказ от использования Ботани-Бея как места для поселения. – Прибытие двух французских фрегатов. – Открытие естественной гавани Порт-Джексон. – Выбор места для поселения и основание Сиднея. Пастор Джонсон венчает Вильяма и Мэри. – Что произошло, когда женщины вышли на берег. – Побег Змейки и Петера Лягушатника. – Аборигенов ловят, чтобы приобщить к цивилизации. – Джозеф Пейджет и Арабару. – Эпидемия оспы распространяется среди аборигенов. – В губернатора Филлипа попадает стрела, пущенная аборигеном.

1

Утром 20 января 1789 г. впереди показывается полоса земли на расстоянии около 30 морских миль. Это берег Нового Южного Уэльса! После пребывания в пути немногим более восьми месяцев (что было рекордом для того времени) флотилия достигает цели. Филлип плывет впереди с четырьмя самыми быстроходными судами, чтобы подготовить высадку в заливе Ботани; тихоходная "Шарлотта" идет последней.

Это тихий день со слабым восток-северо-восточным ветром, и судно движется к северу весь день, пока берег не становится отчетливо виден. Вечером заключенным – и мужчинам и женщинам – разрешают выйти на палубу, чтобы посмотреть на их будущее местожительство. Многим, однако, приходится остаться в своих помещениях из-за того, что их состояние здоровья в последние недели сильно ухудшилось, многие настолько больны, что не могут подняться с нар. Корабль медленно переваливается с одного борта на другой на больших волнах, и теплой летней ночью зловоние из трюма смешивается с запахом грязной одежды и немытых тел в отвратительный дух, который напоминает тот запах, который был на борту "Повелителя крыс".

Всю ночь Гилберт держит "Шарлотту" на некотором удалении от берега, который простирается с севера на юг насколько хватает глаз. Звезды тускло светят на безоблачном темном небе. Рано утром, когда в восточной части небосвода над горизонтом появляется солнце, как красный шар, корабль входит в залив Ботани на всех парусах.

В бухте уже стоят на якорях другие корабли, но нет признаков, что происходит высадка на берег. Маленькие шлюпки курсируют между судами, и с того, которое находится у борта "Шарлотты", офицер сообщает, что высадки на берег еще нет, кроме похода за водой. Гилберт распоряжается приготовить баркас, и среди двенадцати человек на сушу отправляется и Вильям Брайент. Когда дно лодки упирается в грунт у берега, Вильям получает указание спрыгнуть на песок, чтобы удержать лодку, другие моряки подбегают к нему и помогают вытащить ее на берег. Вильям Брайент становится первым европейцем, ступившим на землю Нового Южного Уэльса после того, как Кук покинул ее 19 лет назад.

Страна, которую мы теперь зовем Австралией, а раньше называли Новой Голландией, была открыта капитаном Джеймсом Куком во время его научной экспедиции на "Индеворе" в апреле 1770 года. 19 апреля лейтенант Захари Хикс закричал: "Впереди земля!" "Индевор" направился вперед. В 8 часов, когда Кук был в 15 морских милях от этой земли, он изменил курс и поплыл вдоль берега. Он увидел юго-восточный выступ материка и назвал его Пойнт-Хикс. Это был своевременный жест, поскольку лейтенант, как и многие другие молодые люди на борту судна, умер до окончания следующего года. Спустя день можно было отчетливо разглядеть землю. Молодому Джозефу Бэнксу показалось, что она выглядит обнадеживающе: "Сегодня утром на берегу поднимались мягкие покатые склоны, которые выглядели довольно плодородными, холмы казались поросшими деревьями значительных размеров. Около полудня был замечен дымок поодаль от берега. Вечером снова в разных местах наблюдались столбики дыма".

Дым означал, что новая земля заселена. В конце концов был найден проход в скалах, и "Индевор" вошел в бухту, где стал на якорь. На берег вышли около дюжины аборигенов, которые, казалось, не обращали ни малейшего внимания на корабль длиной 106 футов с высокими мачтами и большими парусами. Некоторые аборигены-рыбаки на четырех каноэ проплыли мимо на расстоянии менее четверти мили, но, когда корабль с большим шумом бросил якорь, они вообще не смотрели в его сторону. Нагая женщина, несшая какое-то топливо, появилась на берегу в сопровождении трех детей.

"Она часто посматривала на корабль, – пишет Бэнкс, – но не выражала ни удивления, ни восхищения. Вскоре она разожгла костер, затем приплыли четыре каноэ с рыбной ловли, люди вышли на берег, вытащили лодки и стали готовить еду; судя по их поведению, они совершенно не интересовались нами".

Бэнкс и судовые офицеры не могли поверить, что эти миролюбивые аборигены не хотели доставлять им трудности, но вскоре им пришли в голову другие мысли. Когда после обеда на борту судна они отправились на берег на нескольких лодках, всего более тридцати человек, два аборигена погрозили им со скал длинными копьями: их вовсе не запугало появление множества белых людей. Так как их нельзя было убедить с помощью знаков и жестов, Кук взял ружье и выстрелил над их головами. Это также не заставило их удалиться. Поэтому Кук выстрелил еще раз, на этот раз по их ногам, так как хотел показать, что не желает причинить им никакого вреда – расстояние было более сорока метров. Единственный результат был, однако, тот, что один из аборигенов побежал к своей хижине за щитом, и, когда моряки вышли на берег, оба аборигена метнули в них копья. Пришлось еще дважды выстрелить, чтобы отогнать их прочь. Кук и Бэнкс вошли в одну из хижин, где они нашли полдюжины детей, которые вовсе не проявили к ним никакого интереса. Когда им подарили стеклянные бусы и ленты, эти вещи остались лежать нетронутыми на земле.

Во всем этом были некоторые интересные сюжеты для раздумья, пишет Аллан Мурхед в книге "Роковое воздействие". Вид "Индевора" не произвел, по-видимому, никакого впечатления на этих примитивных людей, потому что был слишком странным, слишком громадным, чтобы они могли это понять. Корабль появился без предупреждения, как грозное природное явление, как ураган или удар грома. Игнорируя его или притворяясь, что игнорируют, аборигены, несомненно, надеялись, что он исчезнет. Но когда от корабля отошли небольшие лодки, они внезапно поняли, что речь идет о людях, об ощутимой опасности, и, невзирая на их чужеземные одежды и бледные лица, а также на громогласные непостижимые стреляющие палки, оказали мужественное сопротивление.

Хотя англичанам не удалось наладить отношения с "индейцами", это была отличная высадка, и именно здесь Бэнкс сделал все свои ботанические наблюдения, которые дали повод для названия залива. Он впервые описал эвкалипт с длинными тонкими ароматными листьями и кустарник с крупными волосатыми орехами, который впоследствии получил название "банксия". Неделя прошла приятным образом и омрачилась лишь смертью от туберкулеза моряка по имени Форби Сазерленд. Он был первым белым человеком, похороненным на этом дальнем берегу. Затем корабль Кука уплыл к северу, и залив Ботани с одинокой могилой на берегу снова на два десятилетия остался аборигенам.

2

На этот раз белые люди приходят, чтобы остаться. Под командой капрала Джеффри Милстона и двух вооруженных морских пехотинцев моряки и Вильям Брайент отходят от берега, минуя утесы, к плато, поросшему приземистым кустарником. Здесь на расстоянии пятидесяти метров они замечают полдюжины укрытий от ветра, устроенных аборигенами. Увидев белых людей, женщины и дети исчезают в этих укрытиях, а семь-восемь мужчин с длинными копьями в руках угрожающе кричат: "Варавара! Варавара!"

Никто из людей с судна не сомневался в том, что слово "варавара" должно означать "убирайтесь". Милстон не может принять решение, надо ли наступать на аборигенов или повернуть назад. Капитан Гилберт велел проявлять дружелюбие к "индейцам" и применять против них оружие в целях защиты лишь в том случае, если люди с судна окажутся в крайней опасности. Капрал посылает одного из своих людей назад к берегу для получения дальнейших указаний от офицеров, которые тем временем на большой шлюпке подплывают в берегу. Теперь Вильям и моряки вполне могут рассмотреть коренных жителей страны. Они совершенно нагие, как мужчины, так и женщины, и, хотя они находятся довольно далеко, ветер доносит к европейцам неприятный суховатый запах, немного отдающий гарью. В последующие месяцы каждый, кто общается с аборигенами, научается узнавать этот запах как отличительный признак их присутствия. Он частично вмещает ароматы дыма костров и высушенных экскрементов. Последние смешиваются с илом и глиной. Комками этой смеси намазываются и мужчины, и женщины для защиты от москитов и слепней. Бэнкс еще при одной из первых встреч с коренными жителями Австралии отметил эту необычную привычку обмазываться глиной. Они такие грязные, пишет он, что ему пришлось смочить палец и потереть кожу одного из мужчин, чтобы убедиться в том, что естественный цвет этого человека шоколадно-коричневый.

Теперь аборигены начинают снова издавать крики "варавара", поворачивают носы назад, словно принюхиваясь к ветру, и отбегают на пару шагов ближе к источнику. У мужчин в носах продеты кости и более полные части тела обезображены шрамами, а кожа стерта, что связано с привычкой ползать группами вокруг костра ночью; в это время раскаленные угли выскакивают из костра на человеческие тела.

Наконец, к источнику приходят два офицера и шесть морских пехотинцев. Вильям видит, что первый из них – опирающийся на палку капитан Филлип. Губернатор сразу оценивает обстановку. "Вы поступили правильно, – говорит он собравшимся вокруг него. – Хорошо, что вы не атаковали дикарей".

С вытянутыми вперед руками в сопровождении солдат по обе стороны он осторожно направляется к размахивающим копьями аборигенам. Но этот жест не оказывает желаемого впечатления, так как они подходят еще чуть ближе к губернатору, и он распоряжается, чтобы из одного ружья выстрелили над их головами.

При грохоте выстрела они внезапно останавливаются, но лишь затем, чтобы снова приняться кричать "варавара" еще более угрожающе. Внезапно самый высокий из них устремляется вперед или, вернее, прыгает в сторону Филлипа и мечет в него копье. Вильям, находившийся в нескольких шагах от губернатора, бросается перед ним, и в результате длинное копье вонзается в его левую руку. Он ощущает резкую боль и падает, потеряв сознание.

Вильям снова приходит в себя в маленькой каюте на "Шарлотте". Над ним склоняется доктор Уайт. "Хорошо, что вы очнулись, Вильям, – участливо говорит врач. – Я беспокоился, что яд в острие копья вас погубит". Он вытаскивает из коробки остаток кости длиной около 10 сантиметров, оканчивающийся острием и снабженный ужасными крючками. "Я не вполне разобрался в том, что я вытащил из вашей руки, но меня не удивило бы, если бы это был отравленный наконечник, который, возможно, аборигены насаживает на острие копья".