Текст книги "Подходцев и двое других"

Автор книги: Аркадий Аверченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава 20
Гибель Клинкова
Последняя шалость

Рыжий, похожий на лисицу человек, не смущаясь резким тоном Клинкова, заулыбался, завертелся и, изгибаясь хребтом, сказал медовым голосом:

– О, конечно! Я понимаю. Господи! Улетучусь, как дым. Но, вы простите, – передо мной, как перед духовником, стесняться нечего: может быть, вам сейчас нужны деньги?

– Как деньги? Сейчас? Можете дать? – недоверчиво спросил Клинков.

– Да, ведь это ваши же деньги. Я, так сказать, дам авансом…

Клинков расставил массивные ноги, погрузил руки в карманы и впал в глубокую задумчивость. Очнулся.

– Десять тысяч можете дать?

– Сделайте одолжение… У меня дома на всякий случай приготовлено…

Клинков что-то промычал, взял Громова под руку и отвел его в угол:

– Послушай, Громушка… Ты меня знаешь: я мужчину ценю в десять тысяч раз больше любой женщины… На днях я продал Подходцеву довольно красивую девушку за рубль. Мне сейчас пришла мысль: я куплю тебя за десять тысяч. Довольно?

– Бедняга, – вздохнул Громов, сочувственно поглаживая плечо Клинкова. – Богатство отуманило твой обычно не богатый мозг.

– Ты не понимаешь меня. Скажи: она уступила бы тебя за десять тысяч?

– Кто?!

– Жена. Можно даже без развода. Черт с ней.

Громов нахмурил брови и энергично замотал головой.

– Нет-нет! Ничего не выйдет. Кажется, что она не возьмет и ста тысяч.

– Почему?!!!

Громов застенчиво пробормотал:

– Дело в том, что… что…

– Ну?!!!

– Дело в том, что…

И закончил с милым смущением женщины, сообщающей, что она скоро будет матерью:

– Дело в том, что… она… меня, кажется, любит!

Клинков досадливо крякнул и засвистал.

– Угораздило тебя, действительно. Послушай…

– Ну?

– А может быть, ты слишком много о себе воображаешь?

– То есть?

– Может быть, она тебя не любит?

В глазах Громова мелькнула и погасла безысходная тоска:

– Нет, брат… любит. Уж я знаю наверное.

– А ты не мог бы… отравить ее, что ли?

– При водянке головы нужно провертеть буравчиком дырку на темени и, опрокинув человека вверх ногами, вылить скопившуюся воду. Мы с Подходцевым устроим тебе это.

– Я говорю серьезно. Ну, напейся пьян и избей ее до полусмерти.

– А вдруг после этого она меня еще больше полюбит. Сердце женщины – загадка.

– Ну, хочешь, я ее увлеку?

– Она только вчера сказала, что твоя фигура напоминает ей диванный валик, с розеткой вместо головы.

– Гм! Надеюсь, ты оборвал ее?

– О, неужели ты сомневаешься? Я с негодованием возразил, что ты больше похож на галапагосскую черепаху, ставшую на задние лапы.

– Господа! – перебил их Подходцев. – В обществе не принято шептаться. Этот золотистый молодой человек и я – мы скучаем без вас.

– Сейчас-сейчас, – обернулся Клинков. – В таком случае мне, господин доверенный, не понадобится десяти тысяч. Давайте пока пятьсот рублей, чтобы я мог похоронить своего друга по первому разряду.

– А! – с преувеличенным сочувствием подхватил рыжий человек. – У вас умер друг? Какое несчастное событие.

– И не говорите. Его убила одна женщина с волосами цвета пакли.

– Не надо отчаиваться, – подхватил рыжий доверенный. – Ему там будет лучше.

– Вы думаете?

– Я уверен. Раз он ваш друг, значит, это – светлая личность.

Громов подошел и пожал ему руку.

– Спасибо, голубчик. Видно, что вы знаете людей.

– Когда же похороны? – осведомился обстоятельный доверенный. – Я бы тоже пришел отдать последний долг.

– Да зачем же вам беспокоиться. Отдайте через меня.

– Что?

– Вы говорите, должны ему что-то?

– Нет, это вообще такое выражение, – ласково захихикал рыжий, изгибая стан. – Так вам нужно пятьсот? Я распоряжусь по телефону. Здесь телефон близко?

– Внизу у швейцара.

Делая змеиные движения спиной, доверенный вышел из номера.

Подходцев печально оглядел обоих друзей и промолвил, вздыхая:

– А все-таки лучше, если бы этот рыжий паренек совсем не приходил сюда.

– Почему? – возразил Клинков. – Он даст нам денег. Я сегодня справлю пышную тризну по Громову!

– Боюсь я, – со зловещим спокойствием отчеканил Подходцев, – что тризну придется справлять по двум.

– А второй кто? – смутился Клинков.

– Ты.

– Я? Что за вздор. Наоборот, мы теперь будем богаты и заживем хорошо.

– Мы? Нет, это ты. Ты будешь богат и, конечно, имеешь полное право жить хорошо.

– Вздор-вздор. Мы не расстанемся, – растерянно бормотал Клинков, пытаясь обнять и поцеловать ледяного Подходцева.

Подходцев вернул ему поцелуй, но продолжал тем же решительным тоном:

– Видишь ли: это совершится чисто автоматически, как нож гильотины отделяет голову от плеч… Тебе, конечно, не будет смысла жить со мной в этом полутемном, гробового вида номере. Мне никак нельзя поселиться в одном из твоих палаццо…

– Почему?!! – зарычал бледный от злости Клинков.

– Зачем объяснять, когда ты сам понимаешь. Я тебе напомню один штрих, один пустяк: помнишь, когда я был женат, имел квартиру с портьерами, сверкающими салфетками и лопаточками для свежей икры, а вы пришли с Громовым ко мне, с подведенными животами, стыдящиеся своего голодного вида и брюк с бахромой… Что удержало вас от откровенного разговора со мной? Почему вы стали хвастаться роскошной сытой жизнью?! Ага?

Подходцев с видом смертельно усталого человека бросился в кресло, вытянул ноги и, освещенный светом камина, заговорил, полузакрыв глаза:

– Дело в том, дорогие мои, что мы все трое горды, как знатные, но нищие испанцы. И все у нас идет хорошо, пока, мы в одинаковом положении и состоянии…

– Я не гордый, – пробормотал Клинков.

– Ты?! Я ведь знаю, что ты мог бы получать от отца солидное содержание, и ты не взял у него ни копейки только потому, что он был сух с тобой!! Разве это не гордость? Почему я разошелся со своей женой? Из гордости! Почему Громов не разойдется со своей женой? Из гордости!! Нет, хлопчики, наше преступное сообщество расшаталось вконец, я это чувствую. Не надо закрывать глаза! Первый удар нанесла своей нежной, но жестокой рукой высокочтимая Евдокия Антоновна, второй – эта противоестественная помесь лисицы и очковой змеи, это доверенное лицо, этот погубитель Клинкова, чтоб его там у телефона убило током высокого напряжения!

– Хотите, я спущу его с лестницы и откажусь от наследства? – донесся из дальнего угла голос притихшего Клинкова.

– Э, нет, братку. Этого уж я не позволю. Дружба хороша, когда она – вольное лесное растение, а не оранжерейная штучка, выращенная искусством опытного садовника. Мы расходимся – я люблю иногда взглянуть в глаза старухе-правде – над нами сейчас разразилась гроза с ливнем, грянул гром… и… и долго мы не обсушимся!

– Летние грозы коротки, – с усилием выдавил из судорожно сжавшегося горла Громов.

– Возможно. Жена твоя может разлюбить тебя или, наконец, не дай ей Бог этого, умереть. Клинков – любитель женского пола – может спустить все свои капиталы на какое-нибудь алчное, розовогубое, золотоволосое существо, а я…

– Ты? Что же ты? Почему ты остановился?

– Я буду ждать вас, детки. Только и всего. Профессия незатруднительная, но отнимающая много времени. Правду ведь сказать, я вас очень любил. У Клинкова были женщины. У Громова – поэзия и высокие искусства, а я – прозаический земной человек, в любой момент мог променять и то и другое на любого из вас.

– Я сейчас заплачу, – простонал Клинков из дальнего угла.

– При водянке головы жидкость, переполняющая мозг, иногда течет из глаз, – сказал не совсем уверенным от тайного волнения голосом Громов.

– Что ж ты, голубчик, – упрекнул Клинков. – Стал уже на своих бросаться?.. Все равно, как бы ты меня ни оскорблял, я тебя люблю.

– Ах, не говори так жалостно! Господи! И что мы за несчастные такие… Я торопился к вам, хотел поздравить тебя с днем ангела…

– Да разве я именинник? – удивился Клинков.

– Еще бы. Всюду флаги. Фонари, торжественное шествие по городу алкоголиков и дегенератов. А что же это твой рыжий купидон не идет?! Не убило ли его, в самом деле, у телефона электричеством?

– Придет. А он довольно препротивный, братцы. Хорошо бы ему учинить какую-нибудь гадость.

Подходцев встал с кресла, потянулся и, сбросив свой оцепенелый вид, засмеялся.

– Я знаю, что мы ему сделаем! Клинков! Достань из твоего чемодана пару атласных дамских туфель. Не красней, пожалуйста. Я знаю, что ты уже целый год прячешь эту реликвию, стащенную у нашей «женщины, найденной на площадке». Не стыдись, дружище. Это доказывает нежность твоей натуры. Есть туфли? Давай! Громов! снимай ботинки… Давай! Поскорее, детки. Заливай камин водой, туши электричество. Есть? Выставляй туфли и ботинки за дверь… Есть?!! Тссс… Он, кажется, возвращается. Прячься за ширму, голубчики!

Раздался тихий смех, легкая суетня, и все стихло. По коридору послышались шаги. Кто-то остановился у дверей номера; потоптался нерешительно и дернул за ручку двери. Лисья физиономия, освещенная светом из коридора, просунулась в номер…

– Пардон, извините… Здесь живет господин Клинков?

Клинков поднес свою руку к губам и стал ожесточенно целовать ее.

Лисья физиономия спряталась; наступило на несколько секунд молчание. В коридоре, за притворенной дверью, доверенный переминался с ноги на ногу и вздыхал сокрушенно и недоуменно…

Снова приотворилась дверь, и просунулся лисий нос.

– Пардон, здесь господин Клинков живет?

Подходцев закрыл себе рот подушкой и взвизгнул тонким пронзительным голосом:

– Ах, мужчина! Нельзя… Я раздета. Что вам нужно?!

А густой голос Клинкова прорычал:

– Что за мерзавцы шатаются, спать не дают! Вот встану, дам по затылку…

Дверь захлопнулась. Послышались быстрые удаляющиеся шаги.

Все трое вскочили с кровати и подкрались к дверям.

– Ушел?

– Нет, кажется, возвращается. Опять шаги. Тссс! В соседний номер постучали.

– Кто там? – донесся из-за стены голос.

– Можно?

– Войдите.

Хлопнула дверь, в соседнем номере послышался разговор, сначала тихий, потом громче, потом все это перешло в яростный крик:

– Вон, животное! Я тебе покажу, как шататься по чужим номерам! Еще стащишь что-нибудь! Коридорный! Дай ему по шее!!

Снова послышался топот бегущих ног, и на минуту – тишина.

– К швейцару пошел, – сказал Подходцев. – Зажигайте электричество! Полный свет! Убирайте ботинки! По местам, господа!.. Тсс! Идут.

Простуженный голос швейцара хрипел:

– Я же вам по-человечески докладываю, что господин Клинков живут в 49-м.

– Да нет же! Там какие-то женские ботинки, кто-то спит.

– Где ботинки? Снится вам? Светло у них, где ж тут ботинки? Никаких ботинков. Только зря от дел отрывают, ей-Богу.

Клинков встал, отворил дверь и спросил с самым невинным лицом:

– Что за шум? В чем дело, господа?

Ошеломленный доверенный протер глаза и неуверенно спросил:

– Я сейчас стучал к вам, господа?

– Нет, что вы, зачем же? Ничего подобного. Мы сидим втроем, ждем вас. Никто не стучал. Вы, вероятно, не в тот этаж попали. А что? Случилось что-нибудь?

– Ничего, ничего… Гм! Вот ваши пятьсот рублей, я сам съездил за ними. А мне уж разрешите откланяться. До завтра.

– Откланивайтесь, это можно.

Клинков вернулся и, потрясая деньгами, воскликнул:

– Ловко сработано!

А Подходцев печально закончил:

– Тем более что это, кажется, последняя наша работа.

– Почему?

– Ах, Господи!.. Погляди: ты небрежно держишь в руках пятьсот рублей, и это только одна тысячная твоих денег!! С этого момента мы тщательно разгорожены: женатый человек, миллионер и бобыль-прощелыга…

– Пить! – простонал пересохшими губами Громов, хватаясь за голову.

Глава 21
Подходцев уезжает совсем

Если бы кто-нибудь вошел в комнату с закрытыми глазами – он был бы уверен, что Подходцев горячо убеждает кого-то молчаливого, мрачного, сидящего с сомкнутыми устами и не произносящего ни одного слова в ответ на горячие монологи Подходцева. А если бы вошедший открыл глаза, он заметил бы странное явление: в комнате никого, кроме Подходцева, не было.

В противоположность своим привычкам Подходцев не лежал на диване, а крупно шагал по комнате и говорил, ероша и без того растрепанные волосы:

– Собственно, в чем дело?.. Ну, сошлись, ну, познакомились, привыкли друг к другу. Не вечно же это! Во всяком случае, я могу утешиться тем, что расстались мы по причинам, не лежащим в нас самих: откуда-то глупым порывом ветра нанесло стареющую самку, бросило под ноги слабохарактерному Громову, он споткнулся, упал… Откуда-то с неба свалились добряку Клинкову на голову большие деньги… Он их не искал, но раз они сами лезут в руки, имеет ли он право отказаться от них? Ни за что! Так чего же я, собственно говоря, хочу? Ничего я не хочу!! Пусть все оставят меня в покое, и все, все!!

Шагая по комнате, он беспрестанно натыкался на уложенный чемодан, злобно толкал его ногой и, как дикий зверь, шагал из угла в угол.

– Дело ясное: нельзя основывать свою жизнь только на дружбе. Что главное в жизни? Любовь к женщине, общественное положение, карьера… Все это стояло для меня на втором плане. Ну, вот это и неправильно. А теперь я одинок, свободен, широкая жизнь лежит передо мной. Собственно, чего я ною? Друзей мне не жалко: Клинков прекрасно устроился, Громов тоже, кажется, чувствует себя недурно, пригревшись у сытного домашнего очага… Кого же мне жалко? Себя! Собственно, почему?

На улице послышался звук автомобильного гудка и пыхтение. Прошла минута, и пыхтение послышалось уже на пороге комнаты, будто автомобиль взобрался по лестнице.

Пыхтел Клинков, отчасти от быстрых прыжков по лестнице, отчасти от важности.

– Получил твою записку, – сказал он, обнимая Подходцева. – Это правда, что ты уезжаешь? Куда, голубчик?

– Ко всем чертям, – сурово сказал Подходцев. – Скажи, пожалуйста, зачем ты приехал на автомобиле? Друга своего потопить хочешь?

– Что ты?! Почему?

– Да ежели хозяин моей комнаты увидит, что гости приезжают ко мне на автомобиле, ведь он вдвое будет драть за комнату?!

– Наоборот: он откроет тебе широкий кредит, а кредит, братец ты мой, двигатель торговли и коммерции.

Подходцев саркастически усмехнулся.

– Ты уже и это знаешь?.. Автомобиль собственный?

– Да. По случаю купил. Если ты хочешь, он в любую минуту в твоем распоряжении.

– Спасибо. Когда мне понадобится почистить брюки, я одолжу его у тебя.

– Как так?!

– Возьму немного бензина. По-моему, это единственный для меня способ пользоваться твоим автомобилем.

– Какой у тебя сердитый тон, – прошептал Клинков, отворачивая в сторону опечаленное лицо. – Ты как будто не тот.

– Ах, милый мой, надо же кому-нибудь делаться не тем. Вы оба остались теми… приходится мне меняться.

– Мы теперь оба больше тебя любим, чем ты нас, – с детской улыбкой сказал Клинков. – Мы как раз недавно вспоминали тебя с Громовым и нашли, что ты круто изменился. Ты как будто даже уклоняешься от встреч с нами…

– А что же мне делать?

– Что? А мы как раз проектировали с Громовым: я оставлю дома все свои деньги, Громов всю свою жену, забираем тебя и идем в наш старый притон «Золотой Якорь»; там принимаемся уничтожать шашлыки и знаменитый салат из помидоров. Вино, для экономии, захватим, как прежде, с собой из дому и будем пить, вынимая его тайком из кармана.

– Тссс, ребята! Искусственное удобрение! Это не то. Выпивая это контрабандное вино, ты не забудешь, конечно, о том, что можешь в любую минуту потребовать дюжину французского шампанского; Громов не забудет, что дома ему этот знаменитый салат приготовили бы во сто раз лучше. К чему же эта комедия?

– Подходцев! Как тяжело все то, что ты говоришь!..

– Даром ничто не дается, – усмехнулся Подходцев.

 
…Судьба
Жертв искупительных просит.
Чтоб одного возвеличить, она
Тысячи слабых уносит.
 

Ты возвеличенный. Я – слабый. Вот меня черти и уносят.

– Пусть они будут прокляты, эти самые мои деньжонки, – заскрежетал зубами Клинков. – Я их сожгу.

– Боже тебя сохрани! На всю жизнь будешь несчастным человеком. Истратить их планомерно – другое дело. Машина эта сколько стоит?

– Автомобиль? Семь тысяч.

– Ну вот, – утешил Подходцев. – Начало-то уж и положено. А там еще пойдет и пойдет…

– Ты куда едешь?

– В этот самый… как его… ну… в Харьков я еду.

– Зачем?

– А там этого… Взялся приводить в порядок библиотеку одного богатого чудака.

– У тебя деньги есть? – заботливо спросил Клинков.

– Немного есть. Рублей 25 могу одолжить, если тебе нужно.

– Ей-Богу, ты стал такой, что мне страшно и предложить тебе.

– А ты не предлагай, – ласково засмеялся Подходцев. – Вот и не будет страшно.

– Принимаешь? – раздался в передней голос Громова. – Ты прости, голубчик, я не один. Жена, узнав, что ты уезжаешь, захотела тоже с тобой проститься.

Действительно, за спиной Громова виднелась жена, прямая, как палка, строгая, с поджатыми губами.

– Ах, вы знаете, мосье Подходцев, я хоть и мало с вами знакома, но Вася вас так любит, так много говорит о вас, что я тоже как будто вас полюбила.

– А обо мне он разве не говорил? – ревниво спросил Клинков, выдвигаясь из глубины комнаты.

– Он говорил и о вас, но вы теперь такой богатый, важный. До вас и рукой не достанешь.

– Да, – сокрушенно сказал Подходцев. – Совсем человек возмечтал о себе. Я уж тут резонился с ним, уговаривал его не делать этого.

– Чего? – удивленно спросил Громов.

– Вбил человек себе в голову, что на автомобиле ездить не шикарно. Хочет купить слона и ездить на его спине по делам. В этакой расшитой золотом палатке. Я ему говорю: «С ума ты сошел, ведь народ будет сбегаться, полиция запретит». И слушать не хочет. У меня, говорит, есть связи с губернатором: устроюсь. Хоть бы вы его пожурили, Евдокия Антоновна!..

Евдокия Антоновна поглядела на Клинкова с немым изумлением.

– Серьезно, вы хотите это сделать, господин Клинков?

– Нет, он уже уговорил меня не делать этого. Мы покончили на паре верблюдов.

– Конечно, – деликатно промямлила Евдокия Антоновна, – не мое дело вмешиваться, но верблюды… тоже… это не то, не изящно. Что может быть лучше автомобиля?..

– Я люблю красочную жизнь, – серьезно сказал Клинков. – Думаю завести у себя негритянскую прислугу. В гостиной, в уголку, леопард на цепи, в другом – фонтан из старого хереса…

– Какой вы оригинал, – удивилась Евдокия Антоновна.

– Такие оригиналы носят рубашки с длинными рукавами и живут в изоляторе, – пожал плечами Громов. – Не говори глупостей, Клинков. Ты шутишь, а Евдокия Антоновна тебе верит.

Заметно было, что ему немного неловко за жену. Подходцев пришел на помощь.

– Так вот, значит, мы и расстанемся, господа…

– Ты надолго уезжаешь?

– Месяца на три.

– Так-так.

Громов и его жена сидели на стульях рядом, у стены, как бедные родственники, явившиеся с визитом.

Клинков приткнулся в напряженной позе на диване, мрачно поглядывая на Подходцева, а Подходцев по-прежнему шагал из угла в угол.

Наступило тягостное молчание. Оно продолжалось минуты две, а казалось, как месяц.

– Что это мы, – неловко рассмеялся Клинков. – Будто на похоронах. Будем же разговаривать. Ну, что вы, Евдокия Антоновна, устроились с квартирой?

– Да, ничего себе. Папа нам нанял.

– Кланяйтесь от меня вашему батюшке, – нашелся Клинков.

– Спасибо. Он будет очень рад. Хотите, завтра к ним отправимся; мы с мужем собираемся.

– Завтра? Гм… Да я завтра занят. У меня один человек будет.

– Жалко. А то бы поехали.

– Да, жалко.

– Ты, Подходцев, напишешь мне? – спросил Громов, поглядывая на Подходцева робкими, молящими глазами.

– Обязательно. А как же?

Помолчали. Клинков сосредоточенно сосал папироску.

– А ты мой адрес знаешь?

– Нет, – рассеянно отвечал Подходцев.

– Так как же ты напишешь, если не знаешь адреса?

– Я марку наклею, – сказал Подходцев, упорно глядя в стену невидящими глазами.

– Что с тобой, братец?! Очнись.

– Да этого… Мне уже на вокзал ехать надо…

У всех вырвался вздох облегчения. Супруги Громовы задвигали стульями, сразу сделалось шумно.

– Я тебя подвезу на автомобиле, – сказал Клинков, обнимая Подходцева.

– Нет, зачем же? Мы тут простимся.

– Нет-нет! Мы все вас поедем провожать, – сказала жена Громова, любезно щуря бесцветные глаза под рыжими бровями. – Нам так жалко, что вы уезжаете. Оставались бы, право, а? Иногда приходили бы к нам обедать, повеселились бы, поговорили…

– Нет, знаете, – повторил Подходцев с непроницаемым выражением лица. – Мне нужно. Я уж поеду.

Клинков схватил мощной рукой чемодан Подходцева и потащил его к выходу. Все двинулись за ним.

Громов на лестнице отстал немного, придержал Подходцева за рукав и шепнул ему:

– Ты плохо выглядишь, старина. Что с тобой?

– Мне было скучно без вас, – пробормотал Подходцев, похлопывая по колену коробкой со шляпой.

– Эх, миляга! Судя по сегодняшнему великосветскому разговору – оно и с нами не весело. Ты знаешь, почему я взял с собой жену?

– Ну?

– За себя боялся. Думал: буду один, плюну на все и удеру за тобой.

Подходцев промолчал, но про себя подумал: «Я бы на твоем месте этого не боялся, а именно так бы и сделал. Вот она и разница между нами».

– Подходцев! А ведь я чувствую, что ты мне не напишешь…

– Конечно, не напишу.

Громов сосредоточенно нахмурил брови:

– Почему?

– Разные интересы, голубчик, разные интересы… Ты знаешь, соловью в клетке опасно показывать свободного соловья на ветке. Затоскует и издохнет.

– Эй, вы там! – раздался снизу голос Клинкова. – Не заставляйте даму ждать! Неучтиво.

Клинков собственноручно заботливо укладывал чемодан на верх автомобиля. Покончив с этим, спустился вниз и расшаркался перед Подходцевым.

– Готово, ваше сиятельство. На чаек бы.

– На-на, голубчик. Старайся.

Подходцев вынул из кармана рубль и сунул его в руку Клинкова.

– Ого! – вскричал весело Клинков. – Давно я не зарабатывал своим трудом денег. Спрячу этот рубль для курьеза.

– Спрячь, спрячь, – странно улыбаясь, согласился Подходцев.

Клинков усадил всю компанию в автомобиль, причем Евдокию Антоновну постарался усадить так, чтобы на нее дуло из полуоткрытого окна (невинная месть за разбитую жизнь друга).

Поехали. Бедный Клинков все время смущался, не зная, какую принять позу, потому что Подходцев глядел на него во все глаза и, видимо, искренно потешался над напряженной фигурой друга.

– А знаешь, автомобиль очень идет тебе. Прямо-таки к лицу. Мило, мило… Чрезвычайно мило! Только ты должен сидеть, откинув вот этак голову, а рукой в бок.

– В чей? – отшучивался с напряженным оживлением Клинков, но тайная печаль раздирала его сердце.

– Стоп! Приехали. Ну, тут я с вами, друзья, прощусь.

– Ни-ни. Мы тебя проводим до вагона, усадим и…

– Ради Бога, не надо! Я избегаю трогательных сцен и сильных волнений… У меня слабое сердце. Одним словом, обнимите меня и прощайте. Весной, вероятно, свидимся.

Подходцев соскочил с автомобиля, бросил носильщику свой не особенно тяжелый чемодан, расшаркался перед Евдокией Антоновной, наскоро поцеловал раскисшего Клинкова и, вырвавшись из цепких объятий Громова, бросился в подъезд вокзала.

В полутьме Клинков и Громов даже не рассмотрели его лица. Автомобиль запыхтел, затарахтел и, сделав плавный поворот, умчался…