Текст книги "Двигатель торговли"

Автор книги: Аркадий Шушпанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Аркадий Шушпанов
Двигатель торговли

– Трабл, Бернардыч! – голосом завуча выдохнула в ухо гарнитура. – Биг трабл!

Когда Мухин волновался, то переходил на ломаный англорусский. Старая присказка: если долго ведешь предмет, предмет начинает вести тебя.

Тенников прибавил шагу.

За отчество его когда-то дразнили Сенбернарычем, классе этак в шестом. Приходилось терпеть, по физиономии врезать не хватало ни силенок, ни смелости. А теперь для учеников он был Князем Игорем. Когда узнал, подумал: растем. От друга человека – к человеку.

Школа выглядела, как обычно. Стекло, металл, новейшая облицовка. Иногда Тенникову хотелось увидеть школу в том виде, в каком помнил ее с первого класса. Но угадывались только очертания. Старое здание словно заключили в ультрасовременный панцирь.

У ворот дежурила привычная манифестация. Равнодушно смотрела на это охрана. Многие и с той, и с другой стороны знали друг друга в лицо, давно уже здоровались, обменивались новостями и даже хором ругали школьное руководство и реформу.

Учительскую автостоянку предписано было убрать подальше от двора. Официально: в целях экологии. Хотя какая там экология, двигатели-то все «чистые», а бортовые компы такие, что Анна Каренина, реши она прыгнуть под колеса учительского «фрирайдера», разве что сильно ушиблась бы об асфальт. Под дружный гогот первоклассников. «Фрирайдер» не дал бы ей даже приблизиться.

Так что не экология тут причина, отнюдь. Просто вынесли подальше, чтобы не мозолила глаза родителям и дабы чадо не интересовалось, почему те не выбрали учительскую стезю. Во избежание конфликта поколений.

Стоянка личных машин педагогов напоминала выставочный стенд дорогого автосалона. Что, кстати, отчасти было правдой. Шефство держал «Авто-Олимп», и его баннер привлекал внимание издалека. Туристов водили сюда фотографироваться. Еще бы, где сейчас уличную рекламу найдешь.

Тенников перешел дорогу. Манифестанты встретили его вяло. Только один, взъерошенный, в толстых очках и грубом свитере на голое тело, вскинул написанный от руки транспарант, будто взял карабин на изготовку. Оскалил неприятные выпирающие зубы. Тенников бегло прочитал надпись: НЕТ ИДЕАЛЬНОМУ ПОТРЕБИТЕЛЮ!!!

Последний восклицательный знак был написан криво, отчего напоминал вопросительный.

Новенький, подумал Тенников. Раньше здесь не попадался. Начитанный. Не иначе, сам окончил педвуз, но в школе или не работал, или уволился незадолго до реформы. А потом обратно не взяли: кому теперь такие нужны. Именно эти неудачники протестовали громче всех.

Тенников поприветствовал знакомых, стараясь проходить сквозь строй не слишком быстро. Не хватало еще подозрений.

А то, что случилось, серьезно. Мухин попусту не волновался.

Кроме новенького зубастого активиста, никто не держал плакаты прямо. Устали. В пикеты выходили самые стойкие, не более полутора десятков человек за раз. А ведь когда-то их были сотни. Тенников помнил, он тогда еще ходил на работу пешком и ни о каком «фрирайдере-юниверсум» не мечтал. Теперь эти оставшиеся полтора десятка из общественного комитета по охране детства раз в неделю выбирали новый объект. Только четырнадцатую общеобразовательную они выбирали чаще, и неудивительно. Лучшие показатели. Лучшие условия. Самые дорогие контракты.

Тенников знал ее и другой. Разбитые плиты подоконников. Выбоины в штукатурке, будто после перестрелок. Запах туалета, который сшибал с ног даже на другом конце коридора. Это было в годы старшеклассничества. А потом еще педпрактика, почти пять лет спустя. Уже время ди-ви-ди и мобильников. Тенников помнил стеновую роспись у кабинетов физики и химии, естественные науки в лицах. По бокам фигуры стояли в полный рост, как на большой коллективной фотографии. С левого края – Архимед, Бруно, Галилей, с правого – Циолковский, Курчатов, Королев. В центре, за столом, уставленном ретортами и древними астрономическими приборами, сидели Да Винчи, Кеплер, Ломоносов, Ньютон, Лаплас, Менделеев. Наособицу, под формулой E=mc², встал Эйнштейн. Но роспись пришлось замазать из-за тех подробностей, что пририсовывало титанам духа новое поколение. А бесконечно реставрировать работу у школы не хватило бы денег. Сейчас бы вполне хватило. Но теперь здесь не осталось даже голых стен, сплошные трионные панели. Когда никто не видел, Тенников порой дотрагивался до них рукой, оставляя отпечаток ладони. Так делали школьные удальцы, наблюдая потом, как медленно рассасывается-растворяется в видеопотоке оттиск пятерни. Панель не боялась даже рисунков маркером. Но Тенникова волновала не она. Сквозь эту пленку толщиной не более миллиметра он пытался прощупать стену, ту самую.

– Бернардыч? – напомнил о себе Мухин.

– Иду, – Тенников все же ускорил шаг. Мимоходом он успел прочесть несколько надписей на опущенных, словно увядших транспарантах. «Верните детям детство!», «Нет экспериментам!», «Нет зомбированию».

* * *

Он давно уже не вступал ни в какие дискуссии. Все и так было ясно.

На планерке в директорском кабинете кроме Тенникова собрались еще три человека. Двоих он отлично знал: завуча Мухина и, собственно, директрису Илону Петровну. За глаза ее называли просто Илоной, хотя при спонсорах и учениках блюли этикет. Илона была на пару лет моложе Тенникова и выше его на полторы головы. Ее модельная фигура служила предметом жгучей зависти старшеклассниц. Директриса принадлежала к новому поколению школьных управленцев. Они пришли в образование уже после реформы, вспомнив о своих педагогических дипломах, пылившихся где-то на дне нижнего ящика стола. Ходили слухи, что назначение Илоны пролоббировал некий холдинг, но Тенников слухам не особо доверял.

Четвертым оказался незнакомый мужчина, тоже примерно одних лет с Тенниковым, но грузный и уже облысевший. Его отрекомендовали как представителя «Трион Компьютере». Мужчина больше молчал и медленно-медленно водил ложечкой в изящной чашке из дорогого фарфора, размешивая единственный кусок сахара. Ложка раз за разом описывала практически идеальные круги. На какое-то время Тенникова действо загипнотизировало.

Они сидели не за длинным директорским Т-образным столом из красного дерева, а за небольшим столиком в углу. Здесь Илона принимала тех, кого приглашала на чай. И здесь же решала наиболее доверительные вопросы.

…Первое, что увидел Тенников, пройдя в школу, – трионную панель перед раздевалкой. Панель должна была транслировать нон-стоп как минимум два спонсорских ролика: бутик мужской одежды «Рудинъ» и молодежную марку «Бигфут». С молодежной маркой возникли проблемы, потому что она даже написана была латиницей. Однако школьный комитет все-таки рекламу пропустил – с условием, что в последнем кадре-«пэкшоте» марку укажут русскими буквами. Тенников мог поспорить на что угодно: кое-кто в комитете получил за решение неплохой гонорар.

Но сейчас ролики не крутились вообще. Вместо них смеялась и залихватски подмигивала всем входящим рожица-смайлик. Тенников даже подмигнул ей в ответ.

Никто из тех, кто был в вестибюле, не обращал на рожицу внимания. Скучала охрана. Что-то листал вечно неуспевающий Шлыков из «Г»-класса. Нахохлился за стойкой дежурный по «телефонной раздевалке». Туда сдавали под номерок сотовые и коммуникаторы, а чтобы позвонить, ходили на переменах к бесплатным автоматам с простенькими одноразовыми моделями. В пределах школьного двора разрешалось пользоваться только оговоренной маркой телефона и строго установленной сетью. Да и кто откажется, если все – за спонсорские деньги.

Тенников поднялся на этаж выше. Видеостены всё так же улыбались и подмигивали. Или показывали бегущих человечков, что выстраивались в разные фигуры, а потом сами же их рушили.

– …Севастьянов расследует, – говорила директриса, когда Тенников шагнул в ее кабинет.

Глава безопасности Севастьянов редко что-то выполнял лично. Впрочем, серьезных неприятностей в последние годы и не случалось. Это раньше защитники детей порой бросали камни в окна, а отряды вандалов совершали показательные налеты на школы. Учеников, к счастью, не трогали, но имущество портили изрядно. Однако теперь страсти улеглись. Безопасность занималась по большей части профилактикой краж.

– Что стряслось? – спросил Тенников.

– А ты не видел?! – съязвил всклокоченный Мухин. – На всех панелях в школе – или рожа ухмыляется, или колобки хороводят. Булл-шит!

– Иван Тимофеевич! – мягко упрекнула Илона.

В учительской иногда шептались, будто у нее с Мухиным шашни, однако Тенников не верил. Он вообще считал себя достаточно наивным и не очень хотел расставаться с таким взглядом на мир.

– А в классах? – быстро спросил Тенников.

– В классах – нет. Не стали уроки срывать, паразиты. Да и запрещена трансляция на уроках.

Мог бы и не напоминать. Во время учебных занятий допускался только «продакт плэйсмент». Вроде фирменных логотипов на грузовиках из задачника по математике.

– Хакеры? – уточнил Тенников.

– Даже не знаю, – Мухин ерзал на стуле, – как их теперь называть, хакеры-хренакеры… Ну зачем, зачем мы эти стены поставили? Извините, не в обиду вам, – Мухин спохватился и посмотрел в сторону человека из «Трион Компьютере».

– Ничего, понимаю, – грустно ответил тот и продолжил вращать ложечкой в чашке.

Тенникову показалось, сейчас в кругах кофейной массы тоже обрисуется рожица-смайлик.

Мухинское «зачем» прозвучало риторически. Затем же, зачем он носил швейцарские часы. Школа должна быть оборудована по последнему слову. Ради престижа. Ради более выгодных контрактов. Ради того, чтобы закрепить первенство. Трионные системы даже в местном университете пока использовались робко. «Трион Компьютере» неспроста сделала предложение именно четырнадцатой общеобразовательной. Им обоим нужен был пиар. Системы установили летом, по взаимозачету, и как минимум на один учебный год четырнадцатая точно опережала всю среднюю и высшую школу не только города и области, но и соседних регионов. Если теперь хотя бы слух про развеселые смайлики достигнет этих самых регионов…

Тенников очень хорошо понимал печальный вид гостя. Он поинтересовался, как того зовут.

– Вениамин. Петрович, – почему-то раздельно произнес трионных дел мастер.

«Еще одно Петра творенье», – подумал Тенников. Вениамин Петрович ему импонировал. Наверное, этим вот искренним замешательством.

– Что говорят ваши э-э… эксперты? – по выражению лиц Илоны и Мухина Тенников узнал, что вопрос звучит не впервые.

– Понимаете, – Вениамин Петрович наконец-то оставил в покое ложку. – Трионные системы как раз и славятся тем, что их практически невозможно взломать. Естественно, наш случай показывает… да, возможно. Однако трионные компьютеры – самые надежные. В мире. Пока. Несмотря ни на что. – Он снова заговорил рублеными фразами.

– Что, до сих пор никому?..

Трионщик поморщился:

– Специалист может. В принципе. Таких несколько в мире… – Вениамин Петрович опять пошевелил ложкой в кофе, будто хотел там выудить более развернутые ответы.

– Вы думаете, кто-то из наших? – Тенников посмотрел на Илону и Мухина. – Умельцы. Класс десятый-одиннадцатый.

– Догадался! Молодца! – одобрил Мухин.

– Десятый «А», как пить дать, – продолжил Тенников. – Кто-то из них, орлов. Не Крамарчук ли?

– Нет, – сказал Мухин. – Не «ашки». Точно. Тенников склонил голову набок:

– У них же все гении через одного. Даже специализация есть по трионам. Одна на город. Им такое раз плюнуть.

– Не они, – упрямо повторил Мухин. – В том-то и дело. Им не надо. Они уже все о карьере думают.

– А если биологический? Ради эксперимента? Пиявок скурили, что им компьютеры…

Случай с пиявками уже давно вошел в фольклор. Хотя смолильщики давным-давно пропали из туалетов и со школьного двора, антитабачную тему из программы никто не убирал. Рассказы же про каплю и лошадь мало кого вдохновляли еще во времена детства Князя Игоря. Биолог Завьялов бросил курить в первые годы реформы, но ради благой цели решил тряхнуть стариной. На уроке он продемонстрировал всем собравшимся колбу с плавающей в воде одинокой медицинской пиявкой. Встал под вытяжку, зажег сигарету и через катетер начал аккуратно выдыхать в колбу табачный дым. А потом откомментировал страдания пиявки. Он предполагал, что пиявкина смерть навсегда впечатается в ранимую детскую психику. Пока через пару дней не застал в лаборантской едва ли не весь класс, который тоже сгрудился под вытяжкой. То один, то другой прикладывался к сигарете (где достали? кто продал?), но «в себя», кажется, не затянулся никто. Потому что сигарета уже знакомым катетером соединялась с колбой, а в колбе давилась никотином очередная пиявка. Стервецы извели чуть ли не весь запас этих тварей.

– Нет, – так же уверенно сообщил Мухин. – И не «Б»-класс. Не их почерк. Во-первых, на кой им колобки? Сперматозоиды – вот оно дело.

– Иван Тимофеевич! – требовательно произнесла Илона.

– Молчу, – ответил Мухин и продолжил: – Во-вторых, они бы что-нибудь другое отчудили. Сделали ролик про то, как крысы размножаются, и запустили бы, – Мухин посмотрел на Илону, пожал плечами: мол, из песни слова не выкинешь, и опять повернулся к Тенникову: – Зачем им всю трансляцию рушить, по всей школе?

– Правда, – согласился Тенников. – Зачем?

– Бунтарь выискался, – сказал Мухин. – Идейный. Революционер, мать его за ногу.

– Иван Тим… – начала было Илона, но Мухин уже махнул рукой и сел.

– Игорь Бернардович, – мягко, но веско произнесла директор, глядя в глаза Тенникову. – Мы, – она сделала небольшую паузу, – предполагаем, – она поставила логическое ударение, – что здесь может быть замешан кто-то из учеников гуманитарного профиля. Конкретнее, ваш «В»-класс.

– С чего. Вы. Взяли? – Тенников тоже произносил каждое слово по отдельности, как трионщик, и с нажимом на «в», как Илона, стараясь унять подступающий гнев.

– Бернардыч, да ты же сам рассказывал! – воззвал Мухин. – Какие у вас бои из-за этой рекламы! Тенников выдохнул через нос. Рассказывал. На свою голову.

* * *

План-конспект внеклассного занятия хранился на жестком диске служебного ноутбука. Тенников его так и не дописал.

Тема: Реформа образования и новый закон о рекламе.

Реклама в начале XXI века. Газеты, радио, Интернет. Особо – телевидение. Реклама товаров в кинофильмах и сериалах. Ориентация на немедленную прибыль. Увидел – купил.

201… год. Резкое сокращение рекламного времени и площадей. Рост цен. Удар по телевизионной рекламе.

Проблемы образования в это же время. Недостаток бюджетного финансирования. Непрестижность педагогики как профессии (примеры – иначе не поверят). Общее падение культурного уровня. Кризис фундаментальной науки.

Новый закон о рекламе. Принципиальный ход: сфера образования как основной рекламоноситель. Примеры из прошлого. Игрушечные автомобили «ситроен» для воспитания будущих покупателей.

Почти полный запрет рекламы на телевидении и радио.

Здесь Тенников не стал править. Рекламные ролики и программы, конечно же, в ограниченном количестве остались. Но теперь везде надо было аршинными буквами сообщать: «Спонсор школы, колледжа или университета такого-то». Как раньше: «Употребление пива вредит вашему здоровью».

Проблема с рекламой товаров, не предназначенных детям и подросткам. Официальное разрешение создавать т. н. «зонтичные бренди»: линейка различных и не связанных друг с другом товаров под единой торговой маркой.

Перераспределение рекламных бюджетов. Новая школьная реформа. Волна протестов. Успешный перевод школы на новые рельсы. Реклама на уроках, на переменах, в учебниках. Спонсорство (можно опустить – все сами видят). Резкий скачок в развитии школьной материальной базы.

Дальше Тенников не успел. Впрочем, из детально прописанных конспектов у него получались ровные, но средненькие уроки. Куда лучше выходило, когда он оставлял сам себе поле для импровизации.

В тот раз, безусловно, это удалось.

– Игорь Бернардович, – спокойно сказала с места красивая Фархутдинова. – Получается, мы просто никому не нужны?

– То есть? – искренне удивился Тенников.

– Ну… – Фархутдинова скривила губки. – Главное, получается, не ученики, а деньги.

– Нет, – ответил Тенников. – Главное – как раз ученики. Просто и государство, и общество наконец-то признало вас самой выгодной инвестицией.

По классу прошел шепоток. Даже ленивый Телегин изменил позу, в какой покоился на первой парте. Он являл собой образец флегматика, что не мешало писать меткие и необычайно остроумные сочинения. На Телегина уже обратили внимание менеджеры по персоналу из «Креатив Продакшн».

– Не-а, – заявила Фархутдинова. – Мы – товар, в который вкладываются деньги, а получается прибыль.

– Самую большую прибыль, – Тенников заложил руки за спину, – получаете вы. Вы знаете, сколько стоит год обучения? Не знаете. Потому что для вас оно бесплатное. Можете поспрашивать родителей, как раньше собирали деньги даже на ремонт.

Гуманитарный «В» расшевелился окончательно. Лопоухий Васнецов с передней угловой парты переглянулся с Телегиным и демонстративно открыл ноутбук. Моделью «Смарт Скул» оборудовалось каждое учебное место. Теперь Васнецов начал впервые в жизни рассчитывать, во сколько же обходится его пребывание в школе.

– Игорь Бернардович, – опять взяла инициативу Фархутдинова. – Но вы сами только что говорили: реклама – это манипуляция. Значит, нами манипулируют.

– Верно, – согласился Тенников и прошелся вдоль среднего ряда. Взгляды сопровождали его маршрут. – Школа манипулирует вами уже лет двести. Это большой прогресс. Потому что до того вас просто пороли. Или сажали в карцер.

– А вы не увиливайте, – дерзко сказал принципиальный Маркин.

Наверняка хотел произвести впечатление на Фархутдинову. – Типа или пороть будут, или рекламу крутить на переменах.

Шепоток превратился в гомон. Маркин славился умением ставить вопросы ребром. Теперь классные вольнодумцы осознали погамлетовски острый выбор. Стихийные дискуссии загуляли по рядам, как в годы ученичества Тенникова гуляли по весне любовные записки. Из лаборантской даже высунулся вечно неуспевающий Шлыков из «Г»-класса, который мучился там над изложением.

Тенников поднял указательный палец. Гомон спал, как волна прибоя.

– То, что вам крутят на переменах, создают криэйторы вместе с педагогами. Каждый ролик проходит школьный художественный совет и экспертизу. Ну-ка, поднимите руки, кто пропустил хоть один урок, потому что был на фокус-группе?

Руки поднимались, как трава, примятая чьей-то подошвой: раз травинка, два травинка, потом больше и больше.

– Второе, – Тенников выдержал паузу, ожидая, когда травинки снова опустятся. – Половина трафика – социальная реклама. Тот же самый воспитательный процесс. Жанна, – он посмотрел на Фархутдинову. – Сколько роликов ты сделала в этой четверти? Как ты оцениваешь свою манипуляцию?

Фархутдинова насупилась. Она с восьмого класса посещала школьную экспериментальную студию. Ролик, написаный Телегиным, а ею собственноручно поставленный и смонтированный, завоевал первую премию на молодежном конкурсе соцрекламы. В девятом классе благодаря завучу Мухину ее взяли на карандаш в транснациональной «Смитсонс Эдверт Труп». Хотя до окончания школы ни Жанна, ни кто иной из учеников не могли заключить контракт, компания уже зарезервировала за ней место с полной оплатой высшего образования. Мухина ждали приличные агентские.

Раньше говорили: хороший учитель мечтает о том, чтобы ученики смогли его превзойти. В новую эпоху это приобрело особый смысл. Кадры теперь решали все, как никогда прежде. Низкая рождаемость и общее оглупление сыграло свою роль. Учитель, воспитавший нужного компании ученика, получал процент в течение нескольких лет. Мухин стал завучем благодаря своему нюху на пристраивание юных кадров. Их теперь заочно включали в штат, как в девятнадцатом веке дворянских младенцев мужеского полу с ходу записывали в полк. Если бы Илона ушла на повышение, Мухин наверняка стал бы директором.

– У нас есть еще минут десять до звонка, – сказал Князь Игорь. – Я вам кое-что покажу. Этим роликам двадцать лет. Вот что смотрели мы. По телевизору.

Он навел пульт на трионную панель, заменявшую теперь классную доску. Свет погас, жалюзи на окнах закрылись, остался только широкий светящийся прямоугольник. А там красивые люди жили красивой и радостной жизнью благодаря автомобилям, газировке и другим вещам и продуктам.

Фархутдинова иронически улыбалась. Телегин зевал. Васнецов хмыкал. Их уже было не провести. Раскрашенная жизнь полуминутных историй стала их нормальной жизнью, по крайней мере, в школе.

Вот ведь как, подумал Тенников. Они не стремились к большим деньгам, дорогим тряпкам, шикарным машинам и удовольствиям. Они знали, что все это у них будет почти гарантированно. Потребление для них было не целью, а чем-то обыкновенным, как спорт или учеба. Три четверти класса уже имели предварительную договоренность с той или иной фирмой, а оставшаяся четверть хотела открыть собственную. Не ради денег – им просто было интереснее что-то придумывать и создавать. Скептики боялись зря.

– Мар-разм, – высказался Маркин, глядя на экран, а затем покосился на Фархутдинову.

Задребезжал звонок. Старые школьные механизмы с полукруглой стальной шляпкой тоже давным-давно повывелись. Звонок имитировал синтезатор, а звук по коридорам разносили динамики. Его решили оставить неизменным, и он все так же заставлял вздрагивать, распарывая хрупкую ткань тишины.

После звонка на трионной панели выплыло: «Спонсор занятия – „Тесла“, магазин необычных электротоваров».

* * *

Тенников специально пошел к себе в класс дальней дорогой, заложив приличный крюк через первый этаж. Он злился на Илону и Мухина – нашли козлов отпущения! – и в то же время понимал логику. В конце концов, именно Телегин однажды слил в школьную сеть «смартнет» серию похабных мультиков своего производства под общим заглавием «Кот Трындец». Каждый из них пародировал какой-нибудь ролик. С другой стороны, чем «вэшки» хуже биокласса? Тот же Телегин наверняка придумал бы что-нибудь поинтереснее колобков. Стоп. Придумать-то он смог бы, но как влез в трионную сеть? Она не связана со «смартнет», объединившей все классные ноутбуки и стационарные компьютеры. Напрашивалась теория заговора «лириков» с «физиками» из «А»-класса. Фархутдинова вполне могла состроить глазки тамошнему гению Гоше Крамарчуку. Но зачем, зачем?

Рожицы провожали Тенникова с трионных стен. Уже началась перемена, школьники высыпали в коридор, не особенно внимательно поглядывая на хороводы колобков. Трионные стены, перестав быть диковинкой, уже давно жили как бы сами по себе. Это учитывали маркетологи, составляя коммерческие предложения для рекламодателей: «Минуя сознание, ролики прямиком будут действовать на подсознание вашей целевой аудитории».

Тенников прошел мимо столовой. В этом месяце шефство держала сеть ресторанов «Брюньон» с привозным поваром-французом. Рядом с дверью висел плакат концерта какой-то популярной группы, тоже шефского, в рамках промо-тура с новым альбомом. Поправка к закону о рекламе предписывала всем группам и исполнителям, выступающим или просто разместившим свои афиши в школах, включать в репертуар произведения с текстами из русской и переводной классики. Это касалось даже хип-хопа. Другой плакат приглашал в кинотеатр на отреставрированные «Огни большого города», трехмерные и в цвете.

Князь Игорь кивнул прошедшему мимо школьному психологу Зайцеву и вновь поднялся на верхние этажи. Из кабинета географа выходил девятый «Б», обсуждая предстоящий поход и сплав на катамаране. Девочки были в бантах. Костюмы и стиль девятым классам разрабатывал дом моды «Витторио», который выигрывал тендер уже четвертый год подряд. Костюм самого Тенникова был от бутика «Рудинъ», того самого, чью рекламу похерил не известный пока трионный террорист. Швейцарские часы всему коллективу педагогов предоставил магазин «Хрономастер».

У Тенникова был еще один свободный урок. Но в кабинете словесности Князя Игоря ждала решительная Фархутдинова. А в коридоре у окна маячил чем-то озабоченный Маркин. Он поздоровался с Тен-никовым, но в класс не зашел.

– Игорь Бернардович, – сказала Фархутдинова. – Надо поговорить. Только дверь, пожалуйста, закройте.

Тенников сел за учительский стол напротив ее. Собственно, от учительского стола теперь осталось только неофициальное название. Официальное – ИКТ. Информационно-коммуникативный терминал.

– Игорь Бернардович… – Фархутдинова почему-то произносила слова с усилием. – Тут говорят, вы ищете того, кто в трионную систему влез. Будто думаете, что это мы.

Князь Игорь с превеликим трудом удержался от присвиста. Честно говоря, он рассчитывал услышать нечто вроде «я беременна». Тогда понятен был бы и смущенный вид Маркина. Но такое… Быстро, однако, все узнает современная молодежь. Эти вундеркинды что, «жучки» в директорском кабинете держат?

– Ну, предположим, – согласился Тенников. – Хотя я ничего такого не думаю. Вы же гуманитарии. В трионах не вам ковыряться. Он улыбнулся.

– Вот именно, – все так же серьезно продолжила Фархутдинова. – Но я знаю, кто. Только вы никому не скажете?

– А это будет от многого зависеть.

– Понимаете, он дурак, – быстро заговорила Жанна. – Он мне раскрылся. Но я не хочу, чтобы ему что-нибудь было. Просто я знаю, что у всех из-за него неприятности. – Девочка кивнула на дверь, за которой изнывал неприкаянный Маркин.

– Он?.. – Тенников вопросительно мотнул головой в ту же сторону.

– Да нет, не Мишель. Он вообще не в курсе. Это… – Фархутдинова наклонилась поближе к Тенникову, и тот ощутил легкий-легкий запах ее подростковых духов. Губы еле слышно прошептали: – Шлыков.

Тенников промолчал. Фархутдинова снова выпрямилась и даже слегка отодвинулась на стуле от парты. Князь Игорь вспомнил, что видел Шлыкова сегодня у раздевалки. Потом вспомнил, как тот высунулся из лаборантской на внеклассном занятии. Он, конечно, слышал тогда всю лекцию и мотал на ус. Только понял все по-своему. Но как он, черт возьми, разобрался в трионах?

«Г»-класс комплектовался из неуспевающих, кто не попал ни в одну из специализаций. Тенников сам постоянно вел у них уроки и про себя именовал «неандертальцами». Шлыков даже среди своих не блистал, потому и остался тогда страдать над изложением. Он не был школьным хулиганом, просто заторможенный какой-то. Впрочем… и настоящие неандертальцы преподносили антропологам сюрпризы.

– Зачем? – высказал Тенников вопрос, который в последние минут сорок был главным вопросом его жизни.

– Влюбился, – с ноткой презрения выговорила Фархутдинова. – Вчера попался мне на глаза около дома и признался.

– А ты чего?

– А я ничего. Нужен он мне… – Фархутдинова говорила все более зло, только не понятно, на кого она злилась: на несчастного Шлыкова или на себя. – А он мне: хочешь, завтра удивлю. А я ему: чем, сказку «Колобок» выучишь?

– Да уж, – выдохнул Тенников. – Докатился, колобок.

– Дурак он, – Фархутдинова смотрела в парту.

– Вот что, – отрезал Князь Игорь. – Теперь я с тебя слово возьму. Ты никому-никому больше об этом не расскажешь. И со Шлыковым пока даже разговаривать не будешь. А я тебе слово дам, что он исправится.

– А его не выгонят? – Фархутдинова наконец-то прямо посмотрела на Тенникова своими большими красивыми глазами.

– Нет. Но из «Г»-класса переведут, это как пить дать.

– Только бы не к нам, – фыркнула Жанна.

* * *

Шлыкова он нашел внизу, все у той же раздевалки.

– Ну-ка, пойдем со мной, – велел Тенников и добавил еле слышно: – Народоволец.

Мухин оказался не прав со своей догадкой. Никакого бунта сытых. Мухин ошибся даже дважды. Насчет революционера-мать-его-за-но-гу и насчет Шлыкова, когда не выделил того при специализации и послал в «Г»-класс. Удивительно, как это завуча подвел его знаменитый нюх. Впрочем, и Эйнштейна считали тупицей.

Тенникову даже пришла идея, а не провести ли, не афишируя, новое тестирование в «Г»-классе. Мало ли как на них пубертатный криз влияет, может, там еще не одна бомба притаилась у кого-то в мозгах. Тикает себе и тикает. Пока не жахнет, как сегодня.

Шлыков сразу понял, что его разоблачили, и поплелся за Тенниковым. Тот привел его к себе в кабинет и усадил на то же самое место, где несколько минут назад сидела Жанна.

– Как это вы?.. – промямлил Шлыков.

– Вопросы здесь задаю я, – веско сказал Тенников. – Выкладывай.

Подследственный выложил все. Князь Игорь лишь иногда направлял его, к примеру, заставил самого проболтаться о разговоре с Фархутдиновой. Шлыков, кажется, был даже рад этому допросу. Может, он первый раз получил возможность толком выговориться. Плохо пережевывая слова, Шлыков сотворил самое длинное изложение в своей жизни. Как запал на Жанну, как решил что-то с собой сделать, но не в смысле повеситься, а в смысле стать умнее. Как читал втихаря книги и даже стихи, стараясь хоть что-нибудь понять и запомнить, чтобы при случае ввернуть. Как ходил еще в августе на отработки по двум предметам и разговорился с техниками, а они как раз тогда развертывали трионные стены. Как помогал им, работая на подхвате. А потом влезал в терминал школьной библиотеки и разбирался в информации. Почему-то трионы показались ему роднее всего на свете. А программировать их – легче легкого. Надо только…

Но Тенников ничего не разобрал в путаных объяснениях этого Мартина Идена трионной эпохи.

– Слушай меня, – оборвал наконец технические подробности Князь Игорь. – Можешь убрать своих колобков?

– Могу, – повесил голову Шлыков.

– Ты сейчас делаешь все, как было. И больше ни-ни. А самое главное, обо всем молчишь. Доучиваешься четверть. Со следующей мы переводим тебя в группу по трионам «А»-класса.

– Да я же не… – вяло запротестовал Шлыков.

– Подтянешься. Репетиторов наймем, договорюсь с директором. Уже моя забота. Главное, про свои программы больше не заикнешься. Понял? А я, возможно, помогу тебе с Жанной.

– Чего? – Шлыков чуть не упал вместе со стулом.

– Ничего. Делать будешь все, что скажу. А теперь шагом марш исправлять содеянное и заглаживать вину.

Дверь еще не успела закрыться, а Князь Игорь уже набрасывал в уме план действий. Грустного Вениамина Петровича, видимо, придется брать в долю, иных выходов на его руководство не было. «Трион Компьютере» оторвет Шлыкова с руками, можно не сомневаться. Тот будет по гроб благодарен учителю, агентские же могут составить… Много. Еще обязательно нужно взять в долю психолога Зайцева: Шлыков должен блестяще пройти все тесты. А также поднять досье Фархутдиновой. Впрочем, Тенников и так ее уже неплохо изучил за годы классного руководства. Шлыков, может, ей пока и не мил, однако воображение затронул, а это кое-что. Стратегию сердечной атаки продумает Зайцев. Если удастся сформировать пару к моменту выпуска, Фархутдинова пойдет не в «Смитсонс Эдверт Труп», а куда нужно. Например, в отдел маркетинга той же «Трион Компьютере». Там ее наверняка примут с распростертыми объятиями… и выплатой солидных агентских.