Текст книги "Кавказский след"

Автор книги: Аркадий Карасик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Неожиданно снова заявился Басов. Один, без приятелей. Выбрался из машины хмурый, озабоченный. Небрежным кивком подозвал прораба.

– Медленно идут дела, Федор Иванович. При вашем опыте и знаниях ожидал другого. Спрошу и с Любоньки – куда смотрит, почему не подгоняет?

В дословном переводе: деньги зря платить не намерен, они и мне достаются с трудом, или форсируйте стройку или ищите себе другое место.

Машкин отлично понимал – дело не в медленном ходе работ. Просто у Басова – свои неприятности: сорвался с крючка жирный кус, подставили в очередной раз ножку конкуренты либо узнал про измену излишне сексуальной супруги. Но какая разница для прораба, что лежит в основе хозяйского недовольства: его промашки либо свои беды? Главное – может вышвырнуть на биржу труда, без выходного пособия и разных компенсаций.

Страх, сидящий в душе со времени увольнения из министерства, снова дал о себе знать – заворочался, раздулся, вызвал головокружение и легкую тошноту.

Федор Иванович сбивчиво забормотал о трудностях с материалами.

– Покупайте! За любые деньги. Сейчас на рынке имеется все, что душе угодно, а в средствах я вас не ограничиваю… Работать надо, дорогой прораб, вкалывать, потеть, не расслабляться.

– Постараюсь, Альфред Терентьевич… Я уже давно к семье не ездил – все время занимаюсь стройкой… Будьте спокойны, все сделаю для сдачи дома в срок…

Видимо, такой был жалкий вид у инженера, что даже закаленное сердце банкира не выдержало – помягчело.

– Ладно, верю. Старайтесь…

Неожиданно Машкин вспомнил о непонятном визите «лучшего друга» банкира. Самое время показать ствое старание и преданность.

– Да, чуть не забыл, – аккуратно пошлепал он раскрытой ладонью по лысине. – Извините, Альфред Терентьевич, замотался… Позавчера приезжал один человек. На «форде» с охранниками. Отрекомендовался – Ханжа, ваш друг… Странная кличка меня насторожила. Но разные бывают имена-фамилии, знавал я олного – Унитазова…

– Знаю, – перебил хозяин не в меру словоохотливого прораба. – Что велел передать?

Федор Иванович артистически нагнал на лоб морщины, принялся вспоминать маловразумительный разговор в прорабке. Особенный акцент на смутной угрозе расправы, в случае, если банкир не «поделится» какими-то процентами.

Басов нахмурился. Выразительно поглядел на своего телохранителя. Тот понимающе кивнул, похлопал широченной ладонью по оттопыренному карману куртки. Дескать, информация принята и должным образом оценена.

– Понятно… Где Старцев?

– Работает… Пообещал сегодня закончить…

– Пошлите за ним. Немедленно.

Пришлось озадачить дежурного охранника – Сашку Деева. Пусть разомнется, сбросит лишние жиры, за час ничего не случится, никто на участок не нападет, кирпич и бетон не растащит.

Появился Сурок. Как обычно, хмурый, неприветливый. Кивком поздоровался с хозяином и пошел в прорабку. Будто никто его не вызывал, сам заявился по срочным «связным» делам. Непонятно вел себя и банкир: ласково ответил на молчаливое приветствие своего сотрудника и отвернулся к прорабу.

– Когда рассчитываете начать отделочные работы.

Эка, хватил – отделочные! Выложить почти полтора этажа, перекрыть, залить совмещенную кровлю… Это у кошек все получается легко – перемяукались и – готово, ожидай новорожденных. Стройка требует аккуратности, неторопливости. Поспешил – собирай, будто загнившие грибы, брак, переделывай. А любая переделка – потеря дорогого времени, не говоря уже о материалах.

Инженер-чиновник все больше и больше чувствовал себя настоящим строителем, познавшим не один объект, набившим мозоли и на руках, и в голове. Постепенно обрастал опытом. Соответственно повышался уровень самомнения.

Машкин привычно спрятал раздражение и недовольство. Принялся объяснять трудности, пообещал включить в работу еще одну бригаду каменщиков. Опасливо назначил приемлемые сроки.

Из вагончика вышел Старцев.

– Готово. Можно говорить.

– Вот и пойдем… поговорим… А вы, Федор Иванович, пока погуляйте. Понадобитесь – вызову.

Басов вместе со связистом вошли в прорабку плотно закрыли за собой двери.

Издревле любопытство – одно из главных черт человеческого характера. Не лишен его и Машкин. Тем более, когда у него в душе зарождаются опасливые подозрения. Обиженный пренебрежительным отношением банкира, прораб выждал несколько минут, походил по территории. Потом проскользнул в свою спаленку. О чем станут секретничать Басов и Сурок, что может быть общего между банкиром и бесправным его «рабом»? Почему хозяин не поговорил с ним открыто в присутствии прораба? Единственное объяснение – разговор касается инженера. Поэтому просто необходимо подслушать и при необходимости придумать контрмеры.

Стенка, отделяющая прорабку от жилой комнаты, – тонкая вагонка. Впечатление – находишься в одном помещении с беседующими – каждое слово различимо, каждый вздох прослушивается.

– Все еще не можешь простить?

Необычная для хозяина извинительная интонация. Представить себя банкира униженным, все равно, что голодного тигра добрым.

Долгое молчание и – негромкий хриплый выдох Сурка.

– Не могу.

– Столько времени прошло, пора забыть…

В ответ – упрямая тишина, нарушаемая беспокойными тяжелыми шагами банкира и матерщиной, доносящейся с лесов здания.

Интересно, о чем идет речь, за какой проступок извиняется Басов? Похоже, опасения Машкина не подтвердились – беседуют не о нем. Дышать стало легче, но проклятое любопытство не исчезло, наоборот, усилилось.

Казалось бы, можно покинуть спаленку и отправиться на леса к работягам, которые, наверняка, позабыли про оконный проем. Торопятся, паскуды, выдать норму, рассчитывают на обещанную премию. Но словно черт привязал инженера к стене. Не оторваться от непонятного разговора. Слушает и мысленно выстраивает «версии», одна глупей другой…

Вложил Сурок все свои сбережения в банк, а Басов их присвоил… Бред! Схема оббирания глупцов сейчас другая: примитивная, рассчитанная на жадных либо голодных вкладчиков. Собрал вклады и сбежал за рубеж. Легко и просто. Пока разберутся, сварганят уголовное дело, объявят банкротом – две жизни можно прожить в довольстве и богатстве. А банкир никуда не сбежал, значит, прочно сидит на кубышках, вкладчикам нет оснований не доверять Сервизбанку…

Увел у Сурка женщину?… Вот это более вероятно! Сразу вспомнилась фотография красавицы в простенькой рамочке, с которой Сурок ежевечерне чокается. И… улыбается.

За стенкой возобновилась непонятная беседа.

– Во сколько ценишь нанесенную тебе обиду? – тихо говорит банкир. – Расплачусь сполна, торговаться не стану.

– Не все покупается и продается…

– Все… Подумай, Василий, недельку и скажи… Иначе не знаю, чем замолить невольный свой грех…

– Невольный, говоришь? – к хозяину и – на ты? Вот это фокус! – Ладно, подумаю, – неуступчиво пробормотал Сурок, видимо, не собираясь поддаваться на щедрые посулы. – Только это ничего не изменит…

Тяжелые шаги банкира, трудное дыхание связиста.

– Можешь отправляться в офис к своим компьютерам.

Знакомый жесткий тон, похлопывание ладонью по столу – музыкальное сопровождение. Непримиримо хлопнула дверь.

Машкин мигом улегся на койку, закрыл глаза. Если Сурка отпустили – непременно зайдет за своим чемоданчиком. Может заподозрить неладное. Подслушанный разговор – сродни острой бритве, к которой даже прикоснуться опасно. Как бы непонятные отношения между банкиром и связистом не «порезали» недавнего безработого.

Старцев вошел в комнату, презрительно хмыкнул, но будить уснувшего в разгар рабочего дня инженера не стал. Тихо собрал чемоданчик и ушел. Федор Иванович тут же «проснулся». На всякий случай развернул на тумбочке альбом строительных деталей, незряче уставился в переплетение линий. А настороженные уши ловили каждый звук из-за перегородки.

Там о чем-то говорил по телефону банкир. Долго и напористо. Речь шла о каких-то акциях, о дивидентах, которые необходимо либо получить либо выплатить. Может быть, его встревожили угрозы Ханжи? Или созрело решение рассчитаться, наконец, со связистом?

Машкин потихоньку выбрался из вагончика и взобрался на леса. Только здесь он чувствовал себя в безопасности. Свернувшаяся внутри мерзкая боязнь, нехотя засыпала. На подобии дворового пса, который и во сне чутко шевелит ушами, прослушивая окружающие его шумы.

Ближе к вечеру банкир уехал. По привычке не попрощавшись и даже не оглядев новостройку. Непонятно, зачем он приезжал? Не для того же, чтобы обсудить со связистом «стоимость» нанесенной тому обиды?

Над недостроенным зданием сгустилась тьма. Звездное небо закрыли грозовые тучи. И в прямом и в переносном смысле слова.

Рано утром, едва рассвело, пришли каменщики. Это не прошлые времена, когда можно не торопиться, не гореть на работе. Прикрывшись купленным за бесценок больничным листом побалдеть денек дома. Или появиться к обеду, сославшись на опоздавший автобус, солнечное затмение, запуск очередного спутника. Сколько не вкалывай, больше «минимума» все одно не получишь. Сейчас – хоть три куска, хоть десять, ради Бога, трудись, вкалывай. Вот и спешат работяги на леса, стараются пореже перекуривать, а уж о перваче или «кристалле» во время работы и говорить смешно. Вроде того, что сам себя обкрадываешь, из прохудившегося кармана теряешь живые деньги.

– Что-то сегодня грустный, Иваныч? – внешне участливо спросил бригадир, парняга средних лет, но с лицом, изборожденным преждевременными морщинами. – Или спал плохо? Жена говорит – магнитные бури, лекарства подсовывает… Вчера ушел отсюда последним, уже темно было, глянул в окно – не спишь, читаешь. Хотел было зайти, потрепаться, да побоялся на электричку опоздать…

Бригадир говорил беспрерывно, видимо, намолчался за ночь, вот и разминал застоявшийся язык. На лесах – одни матерки в ответ на такие же, изрыгаемые работягами. Нет душевности общения с культурным человеком. Вот он и трепался, не дожидаясь ответов, заодно натягивал на себя рабочую робу, отряхивал брезентовые рукавички.

– Жинка у меня – самая настоящая колдунья. Накаркает – все сбывается. Утром встала и говорит: неладное у тебя на стройке, прораб забарахлил. То ли запор у мужика, то ли еще какая напасть приключилась. Взглянул сейчас на тебя и понял – права баба…

Машкин по обыкновению отмалчивался. Станешь выспрашивать либо смеяться над глупой женой каменщика – еще большего наслушаешься.

Наконец, бригадир отвел душу и заторопился к своим работягам. осенний день недолог, его нужно использовать полностью от рассвета до заката, дорожить каждой светлой минутой. Соответственно, каждым «капающим» рублем.

А прораб остался в своей каморке. Пока каменщики развернутся, пока кран подаст наверх первую «дозу» раствора, есть время позавтракать. Федор Иванович берег свое здоровье, старался кушать всегда в одно и то же время, не травмировать желудок перееданиями либо слишком большими перерывами.

Не успел сварганить себе первый бутерброд и организовать яишенку – в комнату влетел бригадир. Глаза – навыкате, рот открыт. Будто встретился мужик с нечистой силой.

– Беда, Иваныч… Наколдовала все же дребанная баба… Поспеши в подвал…

Забыв о ноющем желудке и о сгорающей на электроплитке яичнице, Машкин побежал к зданию. В голове, сменяя одна другую, кружились в хороводе страшные видения… Провалилась часть фундамента… Пробился родник и затопил подвал… Придавило пьяного работягу, решившего отдохнуть в холодке… Следом трусил бригадир, поминая на ходу Деву Марию, всех божьих апостолов и заодно собственную жену-колдунью.

В подвале распластался на земле Басов. Мертвый. Возле головы – лужа крови. Натекла из перерезанного горла.

За воротами приткнулась черной мордой к ограде иномарка банкира. Водитель мирно спал, положив голову на баранку руля.

Машкину показалось – на лысине зашевелились несуществующие волосы. На ослабевших, негнущихся ногах он бросился в вагончик к трубке сотового телефона. Вызвать милицию…

«Уголовщики» приехали неожиданно быстро. То ли обозначился неожиданный «простой» в вечной их схватке с преступниками, то ли подействовал панический призыв инженера. Сразу три милицийских машины с мигалками остановились рядом с банкирской иномаркой. Из первой выбрался плотный мужчина в плаще и в шляпе.

Поглядел на него Машкин и изумленно открыл рот… Вот это фокус! Перед ним – родной брат жены, Бабурин Сергей Петрович, следователь прокуратуры. Вот так встреча! Давненько они не виделись, почитай с похорон жены свояка. И следователю и инженеру – вечный недосуг. Машкин трудился в министерстве, позже – мотался по офисам в поисках работы. А уж у Бабурина, при нынешнем разгуле преступности, день от ночи не отличишь.

Сергей Петрович тоже удивился неожиданной встрече.

– Свояк? Какими судьбами? Ты что здесь делаешь?

Машкин коротко пояснил: работает. Не время обниматься-целоваться, когда в новостройке лежит банкир с перерезанным горлом, нет желания жаловаться на судьбу, толкнувшую инженера в объятия погибшего Басова.

Похоже, следователь тоже понял сложность обстановки.

– Ладно, отложим родственные разговоры на другое время. И – в другую обстановку. Пошли поглядим, что у тебя стряслось…

Вокруг трупа уже хлопотали сыщики, медики и эксперты. Измеряли, фотографировали, распрашивали работяг. Большинство «свидетелей» и «очевидцев» отмалчивалось либо отнекивалось – ничего не знаем, ничего не видели и не слышали. Время беспредельное, узнают киллеры про откровения каменщиков – им тоже наведут кранты. Лучше не выступать, не подставлять глупую башку.

Только бригадир многокрасочно расписал почти по минутам вчерашний вечер.

– Пошабашили, как всегда, в девять. Ребята быстренько переоделись и побежали на автобусную остановку. Мне нельзя – бригадир, чай, нужно оглядеть, проверить. О завтрашнем дне подумать. Вот и задержался. Хотел было заглянуть к Иванычу, посудачить да и попрощаться не мешает. А он читает, лежит в спортивном костюме на койке и листает книгу…

Похоже, сыщик слушает показания свидетеля в полуха. Некогда ему вдаваться в подробности времяпровождения болтливого бригадира, которые никакого не имеют отношения к происшедшей трагедии. Но не прерывать же его. Авось, среди вываленного «мусора» мелькнет нужная мелочь.

– Когда выходили из ворот, машина банкира стояла? – наконец, вмешался в маловразумительную бригадирский монолог Бабурин.

Не во время остановленный бригадир, со вкусом повествующий о вчерашней поездке в электричке и о связанным с ней безнравственным поведением нынешней молодежи, ответил недоуменным взглядом.

Следователь повторил вопрос.

– Не видел… Вроде, никакой машины не было… А может и стояла. Мне – без интереса, торопился на электричку, не до разглядываний. Знать бы, что произойдет…

– А чем занимался охранник?

– Толстый Сашка? Чем он мог заниматься – курил, зараза, на посту курил. Хотел отвесить ему пару затрещин да некогда было… Проводил меня, запер калитку и отправился в сторожку. Либо пить, лаибо дрыхнуть. Работа – позавидуешь. Не то, что у нас…

– Ничего не заметили подозрительного? – снова прервал говоруна следователь.

Бригадир задумался. Что имеет в виду сыскарь? Какое событие считает «подозрительным»? Ляпнешь невпопад – обмишуришься.

– Дак это как сказать – подозрительно, неподозрительно. Навроде, ничего – глубокомысленно ответил он. – Одно точно – хозяина на стройке не было. Да и то – с изьянцем: вполне мог банкир спрятаться в подвал. Мужик дошлый, вдруг поимел желание закопать клад. А кто-то подглядел и прищучил. Перышком по горлянке.

Бабурин разочарованно отмахнулся. Дескать, с тобой все ясно, можешь не отвечать, твои «версии» ничего не прибавят и не убавят. Взял свояка под руку и повел к бытовке, где дожидался допроса разбуженный немолодой водитель. Шагал рядом с Машкиным, крепко вцепившись в его локоть – будто пристегнулся наручниками.

Глава 8

Следователь остановился возле лесенки, ведущей в вагончик. Машкин вынужден был тоже остановиться.

– С тобой, Федя, мы побеседуем позже… Могу только сказать – положение у тебя – не позавидуешь. Банкира убили ночью, когда на стройке, кроме тебя и охранника, никого не было. Убили Басова в подвале или вне участка, перетащив потом труп в здание – для тебя не так уж важно. Вы с охранником должны знать, как это произошло. Или – предполагать.

Тон монолога по родственному сочувственный, но дремлющая в Машкине боязнь проснулась и принялась тыкаться в него мокрой мордой. В сердце, в застонавший желудок, в пятки, в горло.

– Ты думаешь…

– Да ничего я пока не думаю, – с досадой поморщился следователь. – Знаю, ты не убивал. Если даже существовала причина для расправы. Потому-что – трус первостатейный. Прости за откровенность… Но ты должен мне помочь. Машкин принялся фантазировать. Естественно, про себя. Благо, для фантазирования имелась плодородная, удобренная почва. Инженер-чиновник воспитан на множестве детективов, которыми буквально забита стенка в его гостиной. Сейчас онрассуждает от имени и по поручению Бабурина, мгновенно придумывает подходящие версии и так же быстро анализирует их.

Похоже, Сергей замыслил хитрый ход, в котором Машкину предстоит сыграть заглавную роль. Нужно успокоить преступников: прораб находится под подозрением, дело за малым – отыскать веские улики для того, чтобы надеть на «убийцу» наручники. Иных версий у следствия нет и, похоже, не предвидится.

Неплохо упрятать подозреваемого на время в следственный изолятор. Но как это объяснить его супруге, своей сестре? Она же за любимого мужа все глаза выцарапает, такой поднимет шум – не возрадуешься.

Придется обойтись демонстративными допросами, с освещением их в прессе.

С точки зрения следствия – отлично, талантливо, перспективно. Хоть этот приемчик и потускнел от частого применения. Но вдруг сработает? Успокоятся преступники, перестанут таиться, позволят следствию спокойно разбираться и осторожно допрашивать новых свидетелей, которые непременно должны объявиться…

Наверняка, свояк пришел к этому решению, подумал инженер, испытующе глядя на упорно молчащего следователя. Сейчас он был полностью уверен в том, что Бабурин думает точно так же, как и его близкий родственник.

Единственно, что обижает Машкина – Сергей не спрашивает о его согласии «подставиться», не думает о том, как тяжко достанется главному герою задуманного «представления» в тюремной камере. Впрочем, почему именно в камере? Ведь в любом изоляторе имеются, обязаны существовать, более комфортабельные, желательно одиночные камеры…

Машкин все глубже и глубже тонул в созданной им самим «следственной» трясине. А ничего не подозревающий Бабурин задумчиво оглядывал территорию стройки. Будто надеялся высмотреть среди железобетонных плит и прочих стройматериалов бандита, убившего банкира.

– Прости, Серега, но это мне не под силу, – наконец очухался от детективного дурмана лысый «сыщик». – Не смогу. Сам провалюсь и тебя подведу, – неожиданно для самого себя жалобно признался он. – Понимаю, то, что тобой задумано – правильно и непременно выведет на след убийц, но…

Следователь окинул родственника недоумевающим взглядом. Ну, и достался же Татьяне малоумок! Мало того, что – квашня, прокисший кисель, облако в штанах, да еще и фантазер.

– Ты это о чем, своячек?

Успокоенный доброжелательностью следователя, Машкин принялся, захлебываясь, излагать пришедшую ему на ум версию с прорабом – убийцей. К сожалению, придется от нее отказаться. По причине абсолютной профнепригодности «актера».

Поняв, наконец, что замыслил и сам же героически отвергнул родственник, Бабурин залился веселым смехом. До икоты, до слез. Вот это придумал, вот это отчудил!

Отсмеявшись, задумался. Несуразица, конечно, детские игры на зеленой лужайке, но если отбросить шелуху, что-то останется. Сажать свояка, тем более, с широким оповещением через газеты и телевидение – глупость. Во всяком случае сейчас. А вот взять подписку о невыезде, тихо-мирно, без огласки… Вернее, с потаенной, выборочной оглаской.

Все равно шила в мешке не утаишь: кому нужно – узнает. Слишком уж часто сыскные секреты, надежно спрятанные в сейфах и в памяти компьютеров, неведомыми путями достигают настороженных ушей преступников. А в данном конкретном случае даже желательно, чтобы весть о человеке, заподозренном в убийстве банкира, достигла ушей организаторов и исполнителей убийства.

Пожалуй, поразмыслить над этим вариантом не помешает. Если накачать свояка, в меру напугать его – может получиться.

– Ладно, позже еще разок побеседуем. Сейчас пошли послушаем, что преподнесет нам водитель… Впрочем, – неожиданно остановился он возле входа в вагончик, – не резон тебе лишний раз засвечиваться. Посиди за стенкой, послушай, позже скажешь свое мнение. Брешет водитель или правду говорит. Не зря народная мудрость утверждает: устами ребенка глаголет истина. Вот и захотелось мне услышать мнение…"ребенка".

Конечно, ничего путного от этой размазни не получишь, а вот приманить его, заставить малость раскочегариться, почувствовать пусть мизерную ответственность – полезно для следствия.

По профессиональной привычке, прежде чем начать официальный допрос, Бабурин внимательно оглядел свидетеля. Пока что свидетеля. Уселся напротив него на самодельный, сколоченный неумелым плотником, табурет и мысленно принялся за составление словесного портрета басовского водителя.

Немолод – уже под пятьдесят. Лицо интеллигента, выхоленное, выбритое до синевы – видимо, недавно пользовался «автомобильной» бритвой. Либо механической, либо подключенной к бортовой сети машины. Телосложение нормальное: не атлет, но и не слабак. Во всяком случае, ему под силу перенести тело банкира от автомобиля к строящемуся зданию. Руки явно незнакомы с физическим трудом, ногти аккуратно подстрижены, мозолей не видно. Взгляд думающего человека, не затуманен излишними возлияниями. Курит – указательный палец с желтизной от табака.

– Что случилось? – хрипло спросил водитель. – Может быть, хватит рассматривать меня, как невесту перед свадьбой?… Разбудили, привели в эту камеру, – презрительно обвел он рукой стены и потолок прорабки. – Где хозяин? Спросите у него обо всем, что вам нужно. Я – молчок.

Действительно, замолчал. Смотрел в окошко, крепко сжав губы и наклонив голову.

Сидящий в стороне сотрудник уголовного розыска насмешливо вздернул брови. Ну, и фрукт попался! Видите ли, хозяина ему подавай, пусть тот дает показания. А хозяин, между прочим, сейчас перед архангелами отчитывается, исповедуется в многочисленных своих грехах.

– Ваш хозяин убит…

Водитель не удивился, не оторвал глаз от летающих за окном птиц. Только дрогнули в усмешке твердые губы.

– Не считай меня за дурачка, начальник. Разбудите хозяина. Он, наверняка, нажрался и теперь отсыпается в каком-нибудь закутке…

– Фамилие, имя, отчество…

– … год и место рождения, семейное положение, – подхватил опытный свидетель, судя по всему, отлично знающий процедуру допросов. – На понт меня все равно не взять… Давайте сюда хозяина, весь сказ!

– Повторяю: Басов Альфред Терентьевич убит, – внятно, почти по слогам, продекламировал следователь, задавливая в себе чувство раздражения. – Отвечайте на заданные вам вопросы.

Видимо, водитель понял – с ним не шутят и не пытаются обмануть. Посерел, осунулся. Заговорил резко, отрывисто, почти не думая.

– Федоров Евгений Максимович. Сорок девять лет. Родился в Курске…

Бабурин отложил ручку, мигнул сыщику – записывай ты. Терпеть не мог совмещать два занятия: допрашивать и фиксировать на бумаге ответы подследственного. По его мнению, одно исключает другое.

– Постарайтесь вспомнить все, что произошло с вами с момента выезда со стройки. Желательно – поминутно. В деле об убийстве мелочей не бывает. Учтите: вы – подозреваемый, от полной откровенности зависит ваша судьба. Поэтому – поточней… Пожалуйста.

Демонстративная вежливость при допросах тоже играет свою положительную роль – психологически раскрепощает подследственного, внушает ему уверенность в благополучном исходе расследования. Это – если допрашиваемый невиновен. А если виновен – тоже не станет отмалчиваться, попытается запутать ментов, выбраться из сотканной ими паутины.

Водитель заговорил. На этот раз – без резкости и отрывистости, более мягко, но максимально осторожно. Будто боялся споткнуться о случайно сказанную «опасную» фразу. Видимо, упоминание об ожидающей его судьбе изрядно напугало, заставило разговориться.

Бабурин слушал осторожное повествование, автоматически выделяя более или менее значимые места, на которые он нацелит последующие свои вопросы. В остальном полагался на помощника, который бойко работал ручкой, стараясь не пропустить ни единной малости. Позже следователь несколько раз прочитает написанное, подчеркнет интересные особенности, пропустит протокол через свой мозг. Сейчас – первая прикидка по горячим следам.

«Отчалили» они от прорабки часов в девять вечера… точнее, без пяти девять. Водитель то и дело поглядывал на часы – торопился домой. У жены – день рождения, соберутся гости, он пообещал не опаздывать. Черт нашептал боссу желание побывать в своем загороднем доме, пообщаться с вонючим прорабишкой, лысым малоумком. Теперь придется оправдываться перед родней, подлизываться к рассвирепевшей супруге.

Поэтому Федоров, то и дело поглядывая на часы, мчался на предельной скорости. Сидящий рядом телохранитель поохивал, а развалившийся на заднем сидении хозяин нахваливал лихача. Любил банкир быструю езду, когда захватывает дыхание, кажется – поднимаешься над землей.

Он вообще сегодня был в необычно хорошем настроении. Во время деловых и не деловых поездок молчаливый, перемалывающий в голове проценты, курсы валют, акции, недвижимость, Басов, похоже, сейчас отдыхал от многотрудной банковской деятельности.

– Что, Максимыч, к жене торопишься? – подтрунивал он над водителем. – Небось соскучился, целых пять часов не видел и не слышал…

– Работа такая, Альфред Терентьевич, – угрюмо отбивался от хозяйских подначек Федоров. – Нынче – как потопаешь, так и полопаешь… Вот и спешу. Жена и есть жена, никакого навару – одни хлопоты… Но сегодня – особая статья – моей Гальке тридцать пять стукнуло. Дядья и тетки соберутся, телки с ее работы…

– Тогда все ясно и понятно. Жми, авось, поспеешь!

Водитель снова утопил педаль газа.

Хозяин молчал недолго. Видимо, хорошее настроение требовало выхода наружу, подталкивало к общению с телохранителем либо с Федоровым.

– Как тебе дом? Нравится?

Федоров с удовольствием бы помолчал – ночная дорога таит в себе множество опасностей. Тем более, на бешенной скорости. Выскочит на перекрестке такой же, как он, лихач, или выползет пьяный в дым тракторист на допотопном драндулете – подавай заявку на кладбище. Но хозяин желает поговорить, откажешься – обидится. А обида банкира все равно, что высунувшийся в башмаке гвоздь – станет колоть и колоть, пока не образуется нарыв.

– Так дома пока нету, Альфред Терентьевич – одни кирпичи набросаны… Однако, должен быть красивым… Когда еще образуется.

– Хочу вокруг него посадить деревья, – размечтался Басов, прикрыв глаза тяжелыми веками. – Плодовый сад: яблони, груши, вишни… Хочешь, возьму садовником? – неожиданно предложил он. – По совместительству с водителем. Поселишься с женой и детьми во флигеле… Обязательно скажу Любоньке: пусть раздобудет проект удобного флигеля… Пойдешь?

– Почему не пойти… Только трудно и машину водить, и за садом ухаживать – двойная должность получается…

– Деньги станешь получать тоэе двойные…

Исчерпав тему о будущем доме и посаженном вокруг него саде, Басов поворочался на мягком удобном сидении и неожиданно захрапел. Даже для его могучего организма последние дни оказались тяжелыми.

Где– то около десяти часов, точнее сказать Евгений Максимович не может -не засек времени, призывно заквакал сотовый телефон. Хозяин снял трубку. О чем говорил и с кем – неизвестно, только Федоров заметил – скулы Басова обострились, мешки под глазами потяжелели. Отвечал односложно: да, нет, постараюсь.

– Поворачивай назад, Максимыч, – приказал он, отключив связь. – Появились новые дела на стройке. Придется твоей Гальке обойтись сегодня без муженька. Зато уплачу сверхурочные…

Переспрашивать, допытываться не принято, не за это платят немалые деньги. Отчаянно ругаясь про себя, водитель развернулся и поехал назад. О женином юбилее можно даже не вспоминать – дай Бог, добраться домой утром. Банкир непредсказуем, вполне может заночевать либо в вагончике, либо в ближайшем поселке, в гостинице. Одно слово – Хозяин.

Непонятно – какие дела могут быть у банкира ночью на стройке? Еще раз с лысым прорабом пообниматься? Или решил ради экзотики «оприходовать» в строительном вагончике какую-нибудь красотку?

Федоров исходил желчью и злостью. Не мог простить хозяину глупейшее, по его мнению, возвращение на ночную стройку.

Возле вокзала в городишке, расположенном приблизительно на полпути к загороднему дому, последовал новый приказ. Остановиться.

– Выметайся, – потрогал банкир телохранителя за плечо. – Поедешь домой на электричке, мне ты больше сегодня не нужен…

– Как же вы один? – не выдержал телохранитель. – Вдруг…

– Вдруг бывает только «пук», – скаламбурил Басов с невеселой улыбкой. – В возмещение потерянного вечера и затрат на транспорт возьми двести зеленых… И не теряй времени.

С подобной «компенсацией» Федоров бросил бы осточертевший лимузин и бегом помчался в столицу. Надо же – двести баксов, по курсу – больше шести тысяч деревянных, а хозяин взял да и выбросил их. Телохранитель – парень молодой горячий, за один прием профукает денежки. А для Федорова они просто необходимы – купить супруге ко дню ее рождения приятный подарочек…

Обрадованный парняга выскочил из машины, будто его ветром сдуло

– Теперь жми, – приказал босс. – Доедешь за полчаса – столько же отвалю.

Вот это настоящая удача! Федоров утопил педаль аксельратора до самого пола. Машина будто летела над асфальтом, изредка прикасаясь к выпучинам и карежинам. Встретится на такой сумасшедшей скорости какое-нибудь препятствие – после гаишники по кускам соберут тела водителя и пассажира.

– Быстрей, быстрей! – покрикивал разгоряченный хозяин. – Молодец, Максимыч, язви тебя в душу, жми, зарабатывай баксы! Сегодня я добрый…пока добрый – пользуйся, трудяга.

Альфред Терентьевич положил на панель стопку долларов. Дескать, гляди ради чего стараешься, воодушевляйся. Запел что-то бравурное, будто заскрипела давно не смазанная лебедка.

Подозрительная веселость, смахивающая на истерику.

Но тогда водителю было не до анализа душевного состояния босса – перед ним расстилалось пустынное шоссе, в которое, будто ручьи в реку, вливались второстепенные дороги. На ум снова пришел забалдевший либо пьяный мотоциклист с девкой за спиной.