Текст книги "Гросспираты"

Автор книги: Аркадий Полторак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Да, оглашение «заявления» не доставило радостей ни Деницу, ни Герингу, ни Кейтелю и ни самому Редеру.

На сохранившихся у меня фотоальбомах Нюрнбергского процесса запечатлен в числе других внешний облик старейшего подсудимого и старейшего из военных, державших ответ перед Международным военным трибуналом. Это человек среднего роста, плотный, в темном костюме с игриво торчащим кончиком белейшего носового платка в верхнем наружном кармане пиджака. Странно, но факт: бывший гросс-адмирал ничем не напоминает кадрового военного, почти полвека отдавшего флоту. Во всяком случае, властность и воля не проступают на его крупном большеносом лице. Скорее, в нем есть что—то лакейски приказчичье. И когда Редер слушал вопросы прокурора или судьи, слегка склонив набок голову с почтительным выражением в глазах, так и казалось, что он не то принимает заказ капризного клиента в дорогом ресторане, не то делает максимально возможное, чтобы заставить раскошелиться богатого покупателя в антикварном магазине. Даже его прическа полностью вписывается именно в такое представление о нем: сильно редеющие волосы рассечены пробором ровно посередине. Правда, ниточка пробора уже давно превратилась в широкую аллею и на темени переходит в круглую поляну.

Весь облик Редера являет собой что—то приниженное, что—то слишком земное, то, что очень хорошо укладывается во французское крылатое выражение «земля на земле». О таком можно смело утверждать: высокая, благородная, творческая мысль никогда не посещала эту голову.

Именно такой человек и способен на неуклюжие жесты, вроде того, который был сделан Редером, что называется, под занавес: он ходатайствовал перед Контрольным Советом по Германии о замене пожизненного заключения расстрелом. Смело ходатайствовал, ибо не трудно было получить разъяснение у своего адвоката, что Контрольный Совет, как и любой орган высшей власти, может только смягчить положение обращающегося к нему осужденного, а отнюдь не усилить наказание. Это юридическая азбука. Редер рассчитывал лишь на то, что этот жест не ускользнет от журналистов, а возможно, будет отмечен и историками.

Невежественные, а скорее, просто недобросовестные люди среди журналистов, конечно, нашлись. Отыскались такие и в числе историков. Не без их старания имя Редера было внесено в список почетных граждан города Киль.

Что оспаривал судья Фрэнсис Биддл

Вряд ли у кого—либо из судей Международного трибунала существовали сомнения, какой приговор вынести Герингу, Кейтелю, Риббентропу, Кальтенбруннеру.

Из обмена мнениями во время организационных заседаний уже можно было заключить, что некоторые судьи настроены оправдать Шахта и Фриче.

А Редер и Дениц? Здесь на основании того, как развертывались события в зале суда и особенно в организационных заседаниях, заранее угадывался большой спор.

Конфликт определился окончательно, когда защита гросс—адмиралов заявила последнее свое ходатайство. Это был тот самый ход, о котором адвокаты до поры до времени умалчивали, но на который делали основную ставку. Ход, который вселял оптимизм и в саму защиту, и в подзащитных, и даже в родственников последних. Именно тогда жена Деница, выполнявшая обязанности секретаря его адвоката, уговорила солдата из американской охраны положить в перерыве между судебными заседаниями крошечный букетик цветов на место гросс—адмирала. К букетику была прикреплена записка: «Мы гордимся тобой. Все идет у тебя прекрасно, только не теряй терпения».

В то же время нельзя сказать, что обвинение чувствовало шаткость своих позиций и сомневалось бы, как суд оценит предъявленные доказательства в отношении Деница и Редера. В своих воспоминаниях о процессе, опубликованных в журнале «Штерн» в 1965 году, Кранцбюллер пишет:

«Обвинение гросс—адмиралов Деница и Редера вел сэр Дэвид Максуэлл Файф, с которым мне пришлось скрестить клинки. Все боялись его острого слова. И тем не менее наша полемика на процессе не изменила отношения к нему, как к человеку. Я не забуду, как за день до оглашения приговора он пришел ко мне попрощаться. Когда я спросил его – разве он не будет присутствовать при объявлении приговора, он ответил: «Буду, но после этого, вы, быть может, не захотите больше подать мне руку».

Однако мы несколько забежали вперед. Вернемся к последнему ходатайству защиты гросс—адмиралов. Оно было весьма деликатного свойства: разрешить ее представителю отправиться в Лондон и собрать там кое—какие дополнительные данные. Защиту интересовали прежде всего секретные приказы по британскому флоту за период с 1939 по 1940 год.

– Эти документы, – настаивали адвокаты, – важны потому, что среди них имеются приказы о вооружении торговых судов и нападениях их на подводные лодки.

В долгой истории британского адмиралтейства, этого кастового военного учреждения, вероятно, не было случая, чтобы иностранцу, а тем более вчерашнему врагу, разрешалось рыться в военных архивах. И с какой целью? Чтобы с помощью офицеров адмиралтейства найти документы, которые спасли бы престиж германского флота, пиратствовавшего на морях и пустившего ко дну многие сотни британских торговых судов, уничтожившего за время второй мировой войны сорок тысяч английских моряков.

Как ни странно, помощник доктора Кранцбюллера фригатен—капитан Меккель в Лондон поехал и свою задачу выполнил. Он привез и передал шефу множество документов с адмиралтейским штампом «Top secret» («Совершенно секретно»). Ну, а тот, разумеется, предъявил их суду.

Приказы адмиралтейства предписывали, насколько это возможно, вооружать торговые суда, чтобы они не оказались беззащитными при встрече с нацистскими подводными лодками. Предусматривалось также оборудование британских торговых судов аппаратурой для пуска глубинных бомб.

Можно спорить, теряют ли право на неприкосновенность торговые суда, будучи вооруженными. Английские власти объясняли необходимость оборонительного вооружения торговых судов во второй мировой войне тем, что нацистский подводный флот, умножая разбойничьи традиции кайзеровского флота, превратил море в арену пиратского разбоя. В данном случае речь идет, однако, не о том.

Когда доктор Кранцбюллер оглашал на процессе документы, добытые в Лондоне его помощником, некоторые иностранные журналисты с полным основанием говорили, что само британское адмиралтейство бросило спасательные круги бывшим руководителям германского флота. Да и только ли оно? С равным правом то же самое можно было сказать о его американских коллегах.

В один из дней процесса, поднимаясь в зал суда, я заметил в коридоре двух американских морских офицеров, беседовавших о чем—то с доктором Кранцбюллером. Позднее, читая дневник Джильберта, мне довелось узнать, что это были адъютанты американского адмирала, присутствовавшего на процессе. Адмирал направил их к Кранцбюллеру, чтобы передать свое мнение. Он считал поведение Деница, как главнокомандующего германским военно-морским флотом во время второй мировой войны, с точки зрения международного права безупречным и выражал ему свое уважение. Одновременно в знак этакой солидарности американские коллеги рады были поделиться с бывшим судьей германского флота, взявшим на себя защиту Деница и Редера22
  В том, что касалось обвинения в незаконных методах морской войны, Кранцбюллер защищал и Деница и Редера. – Прим. автора.


[Закрыть], одной великолепной мыслью: надо от имени Деница запросить через Международный военный трибунал главнокомандующего американским военно-морским флотом на Тихом океане адмирала Нимица, как вели себя американские подводники в отношении японских торговых судов? Кранцбюллера заверили при этом, что ответ будет обнадеживающим для подсудимых и обескураживающим для обвинителей: американская практика на Тихом океане была такой же, как германская в Атлантике.

Доктор Кранцбюллер и его подзащитные не заставили долго ждать. От имени Деница был составлен вопросник на имя Нимица. Этот документ обсуждается в организационном заседании трибунала, которое особенно запомнилось мне, ибо в ходе его случилась весьма досадная для меня неприятность.

Дело в том, что с самого начала судьи решили: организационные заседания не будут стенографироваться. Это было необходимо для того, чтобы члены трибунала чувствовали себя здесь абсолютно свободными в выражении своих позиций. Секретари делегаций четырех держав могли присутствовать на этих заседаниях. Я лично не пропустил ни одного из них и, отдавая себе отчет в историческом значении процесса, вел краткие записи всего происходящего там. Вел до поры до времени. Но как раз к концу того заседания, на котором рассматривалось ходатайство Деница, судья Биддл, зло посмотрев в мою сторону, заявил председательствовавшему лорду Лоренсу:

– Ваша честь, мы ведь, кажется, давно договорились, что наши организационные заседания не будут стенографироваться.

– А в чем, сэр Фрэнсис, вы усматриваете нарушение нашего постановления? Насколько я могу судить, в этой комнате нет стенографистки, – ответил Лоренс.

– Да, но майор Полторак все время что—то записывает...

Это был конец моим записям, хотя я не видел в них нарушения судейского запрета. И кто бы мог тогда подумать, что тот самый человек, который упрекал меня за мои записи, усмотрев в них неуважение к правилу, принятому судьями, впоследствии окажется единственным из судей, кто полностью раскрыл тайну совещательной комнаты.

Достигнув почти восьмидесятилетнего возраста, Фрэнсис Биддл решил, что пора оставить потомству свои впечатления о делах мирских, о прожитом и пережитом. Он написал два тома мемуаров. Определенная часть их посвящена деятельности автора на посту члена Международного трибунала. И здесь он во всех деталях рассказывает, что имело место за плотно закрытыми дверьми, когда судьями закладывались первые камни в основание будущего приговора.

Фрэнсис Биддл не скрывает, что сам он всячески настаивал на оправдании Деница. Настаивал настолько бескомпромиссно, что даже его заместитель Джон Паркер, который в течение всего процесса во всем поддерживал своего принципала, в конце концов выступил против него.

В связи с этим мне вспомнилась и другая сцена. Как сейчас, вижу медленно поднимающегося со стула американского обвинителя сэра Дэвида Максуэлла Файфа.

– Господа судьи, – говорит Файф, – доводы, которые приводит доктор Кранцбюллер, сводятся к тому, что для решения вопроса о квалификации действий Деница необходимо быть уверенным в том, что практика Соединенных Штатов Америки в подводной войне отличалась от той, которой придерживалось германское морское командование. По мнению обвинения, это не относится к делу... Вопрос о том, нарушали ли Соединенные Штаты законы и обычаи ведения войны, совершенно не относится к разбираемому здесь делу...

Но американский судья Биддл придерживается иного мнения. Он явно солидаризируется с Кранцбюллером и в книге своей не скрывает симпатий к последнему. Фрэнсис Биддл пишет:

«Кранцбюллер отвечал на возражения обвинителя искусно, спокойно, убедительно, с холодной рассудительностью, которая могла бы раздражать его оппонентов».

И дальше заявляет, что сам он «как только мог убедительно доказывал» основательность ходатайства Кранцбюллера:

«Я сказал, что мы будем выглядеть дураками, если окажется, что Нимиц тоже торпедировал (торговые суда) без предупреждения».

Биддл не скрывает, что советские судьи решительно протестовали против удовлетворения этого ходатайства. «Русские были уверены, что мы понапрасну теряем время – ведь трибуналу уже хорошо известно, что произошло на море во время второй мировой войны».

Французский судья, как вспоминает Биддл, «взглянул на англичан, пожал плечами» – решайте, мол, вы вместе с американцами. Биддл «потребовал личной привилегии – ведь это был американский вопрос». И по его настоянию трибунал разрешил защите направить опросный лист адмиралу Нимицу.

Прошло некоторое время. Прибыл ответ. Защита сразу же воспользовалась им.

Кранцбюллер. Я предъявляю в качестве доказательства документ № Д—100. Это данные под присягой показания американского адмирала Нимица относительно подводной войны Америки против Японии. Трибуналу уже известно, что я хочу доказать этим документом. Мне сейчас не нужно его оглашать, так как в своей защитительной речи я остановлюсь на нем.

Председатель. Трибунал хотел бы, чтобы документ был зачитан...

И Кранцбюллер удовлетворяет это желание. Он читает прямо оригинал, исполненный на английском языке:

«По требованию Международного военного трибунала следующий опросный лист был направлен 11 мая 1946 года... Адмирал Нимиц был допрошен представителем отдела международного права прокуратуры США в департаменте военно-морского флота капитан—лейтенантом Л. Бродериком, который записал показания данного свидетеля...

Вопрос. Ваша фамилия, ваше звание и занимаемая вами должность?

Ответ. Честер В. Нимиц, адмирал флота ВМФ США, начальник оперативного штаба военно—морского флота Соединенных Штатов.

Вопрос. Какие посты вы занимали в военно-морском флоте Соединенных Штатов, начиная с декабря 1941 г. до 1945 г.?

Ответ. Я был командующим Тихоокеанским флотом Соединенных Штатов.

Вопрос. Вели ли Соединенные Штаты морскую войну против Японии? Объявлялись ли Соединенными Штатами какие—либо районы районами боевых операций, районами морской блокады, районами, опасными или ограниченными для плавания и т. п.?

Ответ. Да. С целью проведения боевых операций против Японии определенные районы Тихого океана были объявлены театром военных действий.

Вопрос. Принимая во внимание ваш утвердительный ответ, было ли принято, чтобы подводные лодки атаковали без предупреждения все торговые суда, замеченные в этих водах, кроме своих собственных судов и кораблей союзных флотов?

Ответ. Да, за исключением госпитальных судов и других кораблей, находившихся под охраной соответствующих разделов правил ведения войны на море.

Вопрос. У вас был приказ действовать именно таким образом?

Ответ. Начальник .оперативного штаба военно—морского флота 7 декабря 1941 года дал приказ о ведении неограниченной подводной войны против Японии».

Давайте немного отвлечемся и перенесемся в ФРГ.

Через 20 лет доктор Кранцбюллер публикует свои воспоминания и проливает слезу: уж так притесняли в Нюрнберге защиту, уж в такие тяжелые условия ее ставили, что в сущности сводили на нет. Особенно сетует автор на то, что адвокаты якобы «не имели доступа к архивам».

«Для защиты, – пишет он, – очень важно было получить доступ к материалам, относящимся к ведению войны на море, которые находились в архивах британского адмиралтейства... Американские и английские обвинители возражали: если позволить каждому защитнику вести самостоятельные поиски в архивах, то будет создан прецедент... Такое отношение можно сравнить с ситуацией, когда защищаешь купца без права заглянуть в его конторские книги».

И это осмеливается утверждать тот, чей помощник получил разрешение рыться в секретных архивах британского адмиралтейства, кому разрешили послать опросный лист адмиралу Нимицу и кто получил из Америки ответ, содержавший все требовавшиеся ему данные. Однако Кранцбюллера постигла участь многих других фальсификаторов истории. Его изобличает стенографический отчет Нюрнбергского процесса. Вот что в действительности сказал тогда английский обвинитель Файф по поводу ходатайства адвокатуры:

«Я сам добивался того, чтобы помощник д-ра Кранцбюллера мог поехать в Лондон и не спеша посмотреть эти документы в адмиралтействе. Это изложено в нашем письменном ответе. Я полагаю, что такого рода отношение обвинения к этому вопросу является лучшим свидетельством помощи обвинения защите в получении необходимых для нее материалов».

А теперь вернемся в зал нюрнбергского Дворца юстиции. Там развертываются события весьма значительные.

Оглашению ответов Нимица больше всех обрадовались, конечно, гросс—адмиралы. Нежданно—негаданно они получили полную индульгенцию.

22 мая 1946 года, во время завтрака, Дениц поделился своими восторгами с тюремным врачом:

– Вы знаете, доктор, что Нимиц сказал? Он признал, что на всем пространстве Тихого океана американский флот проводил неограниченную морскую войну. Это замечательный документ!

Но возник вопрос, примет ли трибунал такой документ в качестве доказательства и какую даст ему оценку?

Кранцбюллер осторожен. Огласив показания Нимица, он ни в чем не упрекает американское командование. Скорее, наоборот. Что из того, если американские подводные лодки не оказывали помощи тонувшим японским морякам? Адвокат считает: в сложных условиях современной войны иначе и быть не может.

И приказ Деница о расстреле на поверхности моря пытающихся спастись английских моряков – тоже в порядке вещей. Разве американский флот на Тихом океане поступал иначе? Вот пусть судьи познакомятся лишь с одним эпизодом, воспроизведенным в газете «Фелькишер беобахтер» по известным журналам Соединенных штатов Америки «Ньюсуик» от 15 марта и «Лайф» от 22 марта 1943 года.

«Сражение окончилось настоящей бойней. Утром 4 марта 1943 года в море севернее Новой Гвинеи плавало много японцев, оставшихся в живых, в спасательных лодках, челнах и на плотах. Эскадрильи союзников безжалостно расстреливали их самолетным оружием. Когда один американский генерал услышал, что несколько сот японцев было замечено в спасательных лодках, он коротко заявил: «Прикажите подняться еще одному соединению истребителей для того, чтобы мы подстрелили еще несколько японцев».

Вывод, который отсюда напрашивался, состоял лишь в одном – действия германского флота по методу ничем не отличались от действий американского флота. Редер и Дениц не прибегали к чему—либо такому, перед чем останавливалось бы американское командование на Тихом океане. Но ведь и мысли ни у кого не возникало судить американских адмиралов. А раз так, то не будет ли единственно справедливым, предать забвению все, о чем так много говорили обвинители в отношении Редера и Деница?

Нет, не будет! И вот почему.

Если верить Редеру и Деницу, то применявшиеся ими методы неограниченной подводной войны явились как бы ответом на нарушение международного права Британией, которая вооружила свои торговые суда и поручила им определенные разведывательные функции. Именно поэтому гросс—адмиралы и предписали топить такие корабли.

А в самом деле? Когда германское командование могло установить, что британские торговые суда будут прибегать к вооруженному сопротивлению подводным лодкам и другим несвойственным торговому флоту действиям? Очевидно, не раньше того, как развернулись военные действия на море. Приказ же о тотальной войне на море готовился, в сущности, еще до начала вооруженного столкновения между Германией и Англией, ибо 3 сентября 1939 года он уже был подписан. И, как помнит читатель, Редер не скрывал тогда, что, применив методы, предусмотренные в этом приказе, «Германия открыто нарушит протокол 1936 года...» Он подчеркивал, что успех в морской войне может быть достигнут лишь при условии «если подводным лодкам разрешат неограниченное использование оружия, и без предупреждения». Причем речь шла не только о торговых судах противника, но даже и о судах нейтральных государств.

Начальник оперативного отдела штаба военно-морского флота адмирал Вагнер уже в ходе Нюрнбергского процесса тоже признал, что на огромных морских пространствах, объявленных Германией военной зоной, «не нужно было считаться с нейтральными судами», немецкие подводники «топили суда всех нейтральных стран...»

Не ясно ли после всего этого, что германский военно-морской флот нарушал международное право вне всякой зависимости от предпринятого британскими властями вооружения части своего торгового флота.

А ссылка на ответы адмирала Нимица? Она не более убедительна. В определенном смысле слова это просто жульническая махинация. Ведь уже хорошо известно, что основные преступные приказы Редера и Деница были изданы в 1939—1941 годах, т. е. в период, когда США являлись еще нейтральным государством. Позволительно спросить, на что бы сослалась защита, если бы гросс—адмиралы были схвачены и посажены на скамью подсудимых в конце 1941 года? Где бы тогда искала она ( и искала ли!) адмирала Нимица?

Когда адмирал Нимиц и его флот только начали действовать на Тихом океане, господа Редер и Дениц уже сделали все, чтобы предстать перед Международным трибуналом в Нюрнберге.

Те, кто с таким сочувствием подсказал Кранцбюллеру идею привлечения в свидетели адмирала Нимица, отлично понимали, что это просто шулерский трюк. Они ведь сами – люди военные, знали многое и, видимо, не забыли «Атению», не могли забыть многих тысяч американских моряков, пиратски потопленных по мановению руки Редера или Деница. Надо же, чтобы после всего этого их осенила в Нюрнберге единственная мысль – призвать на помощь гитлеровцам американского адмирала!

Допускаю возражение: напрасно, мол, мечете гром и молнии, ведь Международный военный трибунал принял ответы Нимица и в конечном итоге этот документ послужил главным основанием для оправдания гросс—адмиралов по обвинению в потоплении торговых судов. Да, действительно, все произошло так.

Тем не менее да будет мне, как юристу, позволено высказать свою точку зрения о приговоре Международного трибунала в отношении Редера и Деница.

То, о чем мне хочется сказать, выходит далеко за пределы их личной судьбы. Это касается уже судьбы важнейших принципов международного права. Принципов справедливости и гуманности.

В речах адвокатов на Нюрнбергском процессе я слышал термин – tu quoque, что в переводе с латинского на русский означает – «как и другой». А суть дела сводилась к следующему: если нарушитель международного права докажет, что его противник совершал в ходе войны такие же действия, то обвинение снимается в отношении обеих сторон. Именно такого решения добивался Кранцбюллер. И добился!

Вряд ли я снова должен здесь свидетельствовать свою лояльность в отношении приговора Международного военного трибунала. Я считаю, что в целом он является выдающимся вкладом в борьбу с фашизмом, в борьбу за мир, прогрессивное развитие международного права. Но, как уже говорилось, документ этот не свободен от недостатков. Наиболее существенные из них отмечены в «Особом мнении» советского судьи и встретили глубокое понимание общественности. Есть и другие недостатки, о которых можно спорить. Сейчас это даже настоятельно необходимо, поскольку кое—кто на Западе стремится использовать их в интересах реакции, в интересах милитаризма.

Линия защиты, к которой прибег Кранцбюллер, вдохновила не только Деница и Редера, но и некоторых других подсудимых. Читатель, наверное, не забыл, как ответил Иодль на вопрос английского обвинителя Робертса о варварских бомбардировках немецко—фашистской авиации. Он парировал обвинение ссылкой на бомбардировку англо—американской авиацией Дрездена.

А вот к трибуне направляются адвокаты Шпеера и Заукеля. Эти тянут ниточку дальше. Бомбила американская авиация германские города? Погибали при этом немецкие рабочие? Образовывалась таким образом нехватка в рабочей силе? Так как же можно после этого обвинять Заукеля и Шпеера в том, что они сгоняли с оккупированных территорий людей на принудительные работы в Германию?

Теми же бомбардировками с воздуха уничтожались немецкие заводы и фабрики, наносился ущерб военно—экономическому потенциалу Германии. Значит, не следует обвинять Геринга и Шпеера в том, что они демонтировали заводы на оккупированных территориях и свозили оборудование в свою страну.

Вот ведь куда вел на практике принцип «как и другой»!

И подобно доктору Кранцбюллеру, защита других подсудимых тоже, будто черт от ладана, бежала от сопоставления некоторых дат.

В самом деле, когда начались массированные бомбардировки Германии англоамериканской авиацией? Примерно в 1943 году и еще больше в 1944. А когда нацистское правительство начало ограбление оккупированных территорий и угон мирного населения? С первого дня войны, в 1939 году. Уже в июне 1939 года гитлеровцы планировали использование в интересах войны заключенных из «отечественных концлагерей» и мирных жителей из других стран.

В январе 1940 года одной из директив ОКВ предписывалось перебрасывать с Востока «дешевые рабочие руки сотнями тысяч, используя их в течение нескольких лет в старой империи и, таким образом, препятствуя их естественному биологическому размножению». В результате к 1943 году, т. е. до начала массированных налетов англо—американской авиации, в Германию было уже свезено из разных оккупированных стран свыше 5 миллионов мужчин, женщин и детей.

Таким образом, попытка поставить потери от бомбардировок рядом с преступной практикой грабежа оккупированных территорий и угона с них мирного населения не выдерживала никакой критики. Напротив, если уж говорить исторически обоснованно, то как раз в те годы, когда осуществлялся этот массовый грабеж и угонялись миллионы людей в Германию, именно немецко—фашистская авиация господствовала в воздухе и разрушала мирные города соседних государств.

Надо отдать справедливость Международному трибуналу: он без труда разгадал нечестные приемы защиты и признал Геринга, Заукеля, Шпеера и многих других виновными и в ограблении оккупированных территорий, и в массовом угоне населения на каторжный труд. Заукель только за это и был приговорен к повешению. Тем более нелогичным было принимать в расчет ответы Нимица и на основании их снимать справедливое обвинение с нацистских гросс—адмиралов.

Посмотрим на это с позиции общих интересов международного права, интересов борьбы с военными преступлениями в будущем.

Какой вывод надо сделать из решения трибунала, освободившего Редера и Деница от ответственности за некоторые незаконные методы ведения морской войны со ссылкой на ответы Нимица? Он напрашивается сам собой: для международного права создается весьма опасная ситуация – любое его нарушение может быть признано ненаказуемым на том основании, что кто—то, где—то или когда—то совершил такое же нарушение. Таким образом, речь идет, по существу, о безнаказанности международных преступлений на основе своеобразной взаимной амнистии. Совершенно очевидно, что такой принцип, признанный в качестве универсального, сделал бы ничтожными любые нормы международного права.

С горечью следует признать, что эта часть приговора вызвала похвалу тех, кто давно подкапывается под основные устои международного права, кто в гуманных законах и обычаях войны видит препятствие для произвола в войне. Такие деятели считают, что в Нюрнберге не только с Деница и Редера снято обвинение в применении преступных методов морской войны, но оправданы и сами эти методы. Апостолы тотальной войны убеждены, что впредь уже никто не сможет обвинять командиров подводных лодок в том, в чем обвинялись Дениц и Редер. Их поведение стало нормой.

Дело Деница и Редера – это пример того, как иногда право вынуждено отступать перед военным произволом. Не случайно несколько позже, когда американский военный трибунал судил гитлеровского адмирала Шнивиндта, последний был оправдан с прямой ссылкой на приговор Международного трибунала в Нюрнберге.

Главный советский обвинитель Р. А. Руденко, учитывая тяжесть совершенных Редером преступлений, требовал осуждения его к смертной казни. Международный трибунал ограничился пожизненным заключением.

Деница трибунал приговорил к десяти годам лишения свободы, и это решение не могло не вызвать удивления. Ведь трибунал признал, что «Дениц активно участвовал в ведении агрессивной войны». Хорошо известно, сколько миллионов людей погибло в ней, сколько стран было разорено, сколько городов превращено в прах. Уже одно это обвинение исключало столь мягкий приговор.

Но Международный трибунал признал Деница виновным и в других преступлениях: в варварских актах потопления нейтральных судов на море, в запрещении спасать утопающих, в расстрелах военнопленных, в использовании рабского труда. Надо ли доказывать, что человек, совершивший столь тяжкие преступления, не мог рассчитывать на столь снисходительное отношение к себе Международного трибунала.

Тем не менее даже и в отношении Редера и Деница главная задача процесса была достигнута. Рассмотрение этого дела в Международном трибунале, предъявление обвинителями массы доказательств раскрыли перед немецким народом, перед народами всего мира подлинное лицо гросс—адмиралов.