Текст книги "А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.6"
Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
– Контакты с Барбриджем?
– Ухаживает за Диной. Успеха не имеет.
– Очень хорошо, – сказал господин Лемхен. – А что слышно о Рыжем Шухарте?
– Месяц назад вышел из тюрьмы. В средствах не нуждается. Пытался эмигрировать, но у него… – Нунан помолчал. – Словом, у него семейные неприятности. Ему сейчас не до Зоны.
– Всё?
– Всё.
– Немного, – сказал господин Лемхен. – А как обстоят дела у Счастливчика Картера?
– Он уже много лет не сталкер. Торгует подержанными автомобилями, и потом у него мастерская по переоборудованию автомашин на питание от «этаков». Четверо детей, жена умерла год назад. Тёща.
Лемхен покивал.
– Ну кого из стариков я ещё забыл? – добродушно осведомился он.
– Вы забыли Джонатана Майлза по прозвищу Кактус. Сейчас он в больнице, умирает от рака. И вы забыли Гуталина…
– Да-да, что Гуталин?
– Гуталин всё тот же, – сказал Нунан. – У него группа из трёх человек. Неделями пропадают в Зоне. Всё, что находят, уничтожают на месте. А его общество Воинствующих Ангелов распалось.
– Почему?
– Ну, как вы помните, они занимались тем, что скупали хабар, и Гуталин относил его обратно в Зону. Дьяволово дьяволу. Теперь скупать стало нечего, а кроме того, новый директор филиала натравил на них полицию.
– Понимаю, – сказал господин Лемхен. – Ну а молодые?
– Что же, молодые… приходят и уходят, есть человек пять-шесть с кое-каким опытом, но последнее время им некому сбывать хабар, и они растерялись. Я их понемножку приручаю… Полагаю, шеф, что со сталкерством в моей Зоне практически покончено. Старики сошли, молодёжь ничего не умеет, да и престиж ремесла уже не тот, что раньше. Идёт техника, сталкеры-автоматы.
– Да-да, я слыхал об этом, – сказал господин Лемхен. – Однако эти автоматы не оправдывают пока и той энергии, которую потребляют. Или я ошибаюсь?
– Это вопрос времени. Скоро начнут оправдывать.
– Как скоро?
– Лет через пять-шесть…
Господин Лемхен снова покивал.
– Между прочим, вы, наверное, ещё не знаете, противник тоже стал применять сталкеры-автоматы.
– В моей Зоне? – повторил Нунан, насторожившись.
– И в вашей тоже. У вас они базируются на Рексополис, перебрасывают оборудование на вертолётах через горы в Змеиное ущелье, на Чёрное озеро, к подножию пика Болдер…
– Так ведь это же периферия, – сказал Нунан недоверчиво. – Там пусто, что они там могут найти?
– Мало, очень мало. Но находят. Впрочем, это я для справки, это вас не касается… Резюмируем. Сталкеров-профессионалов в Хармонте почти не осталось. Те, что остались, к Зоне больше отношения не имеют. Молодёжь растерянна и находится в процессе приручения. Противник разбит, отброшен, залёг где-то и зализывает раны. Хабара нет, а когда он появляется, его некому сбывать. Незаконная утечка материалов из хармонтской Зоны уже три месяца как прекратилась. Так?
Нунан молчал. Сейчас, думал он. Сейчас он мне врежет. Но где же у меня дыра? И здоровенная, видно, пробоина. Ну, давай, давай, старая морковка!.. Не тяни душу…
– Не слышу ответа, – произнёс господин Лемхен и приложил ладонь к морщинистому волосатому уху.
– Ладно, шеф, – мрачно сказал Нунан. – Хватит. Вы меня уже сварили и изжарили, подавайте на стол.
Господин Лемхен неопределённо хмыкнул.
– Вам даже нечего мне сказать, – проговорил он с неожиданной горечью. – Ушами вот хлопаете перед начальством, а каково же было мне, когда позавчера… – Он вдруг оборвал себя, поднялся и побрёл по кабинету к сейфу. – Короче говоря, за последние два месяца, только по имеющимся сведениям, комплексы противника получили свыше шести тысяч единиц материала из различных Зон. – Он остановился около сейфа, погладил его по крашеному боку и резко повернулся к Нунану. – Не тешьте себя иллюзиями! – заорал он. – Отпечатки пальцев Барбриджа! Отпечатки пальцев Мальтийца! Отпечатки пальцев Носатого Бен-Галеви, о котором вы даже не сочли нужным упомянуть! Отпечатки пальцев Гундосого Гереша и Карлика Цмыга! Так-то вы приручаете вашу молодёжь! «Браслеты»! «Иголки»! «Белые вертячки»! И мало того, какие-то «рачьи глаза», какие-то «сучьи погремушки», «гремучие салфетки», чёрт бы их подрал! – Он снова оборвал себя, вернулся в кресло, опять соединил пальцы и вежливо спросил: – Что вы об этом думаете, Ричард?
Нунан вытащил носовой платок и вытер шею и затылок.
– Ничего не думаю, – просипел он честно. – Простите, шеф, я сейчас вообще… Дайте отдышаться… Барбридж! Барбридж не имеет никакого отношения к Зоне! Я знаю каждый его шаг! Он устраивает попойки и пикники на озёрах, он зашибает хорошие деньги, и ему просто не нужно… Простите, я чепуху, конечно, говорю, но уверяю вас, я не теряю Барбриджа из виду с тех пор, как он вышел из больницы…
– Я вас больше не задерживаю, – сказал господин Лемхен. – Даю неделю сроку. Представьте соображения, каким образом материалы из вашей Зоны попадают в руки Барбриджа… и всех прочих. До свидания!
Нунан поднялся, неловко кивнул профилю господина Лемхена и, продолжая вытирать платком обильно потеющую шею, выбрался в приёмную. Смуглый молодой человек курил, задумчиво глядя в недра развороченной электроники. Он мельком посмотрел в сторону Нунана, глаза у него были пустые, обращённые внутрь.
Ричард Нунан кое-как нахлобучил шляпу, схватил плащ под мышку и пошёл вон. Такого со мной, пожалуй, ещё не бывало, – беспорядочно думал он. Надо же, Носатый Бен-Галеви! Кличку уже успел заработать… Когда? Этакий мальчишка, соплёй перешибить можно… Нет, всё это не то… Ах ты, животина безрогая, Стервятник! Как же ты меня уел! Без штанов ведь пустил, как маленького… Как же это могло случиться? Этого же просто не могло случиться! Прямо как тогда, в Сингапуре, – мордой об стол, затылком об стену…
Он сел в автомобиль и некоторое время, ничего не соображая, шарил по щитку в поисках ключа зажигания. Со шляпы текло на колени, он снял её и, не глядя, швырнул за спину. Дождь заливал переднее стекло, и Ричарду Нунану представлялось почему-то, что именно из-за этого он никак не может понять, что же делать дальше. Осознав это, он с размаху стукнул себя кулаком в лысый лоб. Полегчало. Сразу вспомнилось, что ключа зажигания нет и быть не может, а есть в кармане «этак». Вечный аккумулятор. И надо его вытащить из кармана, чтоб ты треснул, и вставить в приёмное гнездо, и тогда можно будет по крайней мере куда-нибудь поехать подальше от этого дома, где из окна за ним наверняка наблюдает эта старая брюква…
Рука Нунана с «этаком» замерла на полпути. Так. С кого начать я по крайней мере знаю. Вот с него и начну. Ох как я с него начну! Никто ни с кого никогда так не начинал, как начну с него я сейчас. И с таким удовольствием. Он включил дворники и погнал машину вдоль бульвара, почти никого не видя перед собой, но уже понемногу успокаиваясь. Ничего. Пусть как в Сингапуре. В конце концов в Сингапуре ведь всё кончилось благополучно… Подумаешь, разок мордой об стол! Могло быть и хуже. Могло быть не мордой и не об стол, а об что-нибудь с гвоздями… Ладно, не будем отвлекаться. Где тут моё заведеньице? Не видно ни черта… Ага, вот оно.
Время было неурочное, но заведение «Пять минут» сияло огнями, что твой «Метрополь». Отряхиваясь, как собака на берегу, Ричард Нунан вступил в ярко освещённый холл, провонявший табаком, парфюмерией и прокисшим шампанским. Старый Бенни, ещё без ливреи, сидел за стойкой наискосок от входа и что-то жрал, держа вилку в кулаке. Перед ним, расположив среди пустых бокалов чудовищный бюст, возвышалась Мадам; пригорюнясь, смотрела, как он ест. В холле ещё даже не убирали после вчерашнего. Когда Нунан вошёл, Мадам сейчас же повернула в его сторону широкое наштукатуренное лицо, сначала недовольное, но тут же расплывшееся в профессиональной улыбке.
– Хо! – пробасила она. – Никак сам господин Нунан! По девочкам соскучились?
Бенни продолжал жрать, он был глух как пень.
– Привет, старушка! – отозвался Нунан, подходя. – Зачем мне девочки, когда передо мной настоящая женщина?
Бенни наконец заметил его. Страшная маска, вся в синих и багровых шрамах, с натугой перекосилась в приветливой улыбке.
– Здравствуйте, хозяин! – прохрипел он. – Обсушиться зашли?
Нунан улыбнулся в ответ и сделал ручкой. Он не любил разговаривать с Бенни: всё время приходилось орать.
– Где мой управляющий, ребята? – спросил он.
– У себя, – ответила Мадам. – Завтра налоги платить.
– Ох уж эти налоги! – сказал Нунан. – Ладно. Мадам, попрошу приготовить моё любимое, я скоро вернусь.
Бесшумно ступая по толстому синтетическому ковру, он прошёл по коридору мимо задёрнутых портьерами стойл, на стенке возле каждого стойла красовалось изображение какого-нибудь цветка, – свернул в неприметный тупичок и без стука открыл обшитую кожей дверь.
Мосол Катюша восседал за столом и рассматривал в зеркальце зловещую болячку на носу. Плевать ему было, что завтра налоги платить. На совершенно пустом столе перед ним стояла баночка с ртутной мазью и стакан с прозрачной жидкостью. Мосол Катюша поднял на Нунана налитые кровью глаза и вскочил, уронив зеркальце. Не говоря ни слова, Нунан опустился в кресло напротив и некоторое время молча рассматривал прохвоста и слушал, как тот невнятно бормочет что-то насчёт проклятого дождя и ревматизма. Потом он сказал:
– Закрой-ка дверь на ключ, голубчик.
Мосол, плоскостопо бухая ножищами, подбежал к двери, щёлкнул ключом и вернулся к столу. Он волосатой горой возвышался над Нунаном, преданно глядя ему в рот. Нунан всё рассматривал его через прищуренные веки. Почему-то он вдруг вспомнил, что настоящее имя Мосла Катюши – Рафаэль. Мослом его прозвали за чудовищные костлявые кулаки, сизо-красные и голые, торчащие из густой шерсти, покрывавшей его руки, словно из манжет. Катюшей же он называл себя сам в полной уверенности, что это традиционное имя великих монгольских царей. Рафаэль. Ну что ж, Рафаэль, начнём.
– Как дела? – спросил он ласково.
– В полном порядке, босс, – поспешно ответствовал Рафаэль-Мосол.
– Тот скандал уладил в комендатуре?
– Сто пятьдесят монет выложил. Все довольны.
– Сто пятьдесят с тебя, – сказал Нунан. – Твоя вина, голубчик. Надо было следить.
Мосол сделал несчастное лицо и с покорностью развёл огромные ладони.
– Паркет в холле надо бы перестелить, – сказал Нунан.
– Будет сделано.
Нунан помолчал, топорща губы.
– Хабар? – спросил он, понизив голос.
– Есть немножко, – тоже понизив голос, произнёс Мосол.
– Покажи.
Мосол кинулся к сейфу, достал свёрток, положил его на стол перед Нунаном и развернул. Нунан одним пальцем покопался в кучке «чёрных брызг», взял «браслет», оглядел его со всех сторон и положил обратно.
– Это всё? – спросил он.
– Не несут, – виновато сказал Мосол.
– Не несут… – повторил Нунан.
Он тщательно прицелился и изо всех сил пнул носком ботинка Мослу в голень. Мосол охнул, пригнулся было, чтобы схватиться за ушибленное место, но тут же снова выпрямился и вытянул руки по швам. Тогда Нунан вскочил, отшвырнул кресло, схватил Мосла за воротник сорочки и пошёл на него, лягаясь, вращая глазами и шепча ругательства. Мосол, ахая и охая, задирая голову, как испуганная лошадь, пятился от него до тех пор, пока не рухнул на диван.
– На две стороны работаешь, стерва? – шипел Нунан прямо в его белые от ужаса глаза. – Стервятник в хабаре купается, а ты мне бусики в бумажечке подносишь?.. – Он развернулся и ударил Мосла по лицу, стараясь зацепить нос с болячкой. – В тюрьме сгною! В навозе у меня жить будешь… Сухари жрать будешь… Жалеть будешь, что на свет родился! – он снова с размаху ткнул кулаком в Болячку. – Откуда у Барбриджа хабар? Почему ему несут, а тебе нет? Кто несёт? Почему я ничего не знаю? Ты на кого работаешь, свинья волосатая? Говори!
Мосол беззвучно открывал и закрывал рот. Нунан отпустил его, вернулся в кресло и задрал ноги на стол.
– Ну? – сказал он.
Мосол с хлюпаньем втянул носом кровь и сказал:
– Ей-богу, босс… Чего вы? Какой у Стервятника хабар? Нет у него никакого хабара. Нынче ни у кого хабара нету…
– Ты что, спорить со мной будешь? – ласково спросил Нунан, снимая ноги со стола.
– Да нет, босс… Ей-богу… – заторопился Мосол. – Да провалиться мне! Какое там спорить! И в мыслях этого нету…
– Вышвырну я тебя, – мрачно произнёс Нунан. – Работать не умеешь. На кой чёрт ты мне, такой-сякой, сдался? Я таких, как ты, на четвертак десяток наберу. Мне настоящий человек нужен при деле.
– Погодите, босс, – рассудительно сказал Мосол, размазывая кровь по лицу. – Что это вы сразу, с налёту?.. Давайте всё-таки разберёмся… – Он осторожно потрогал болячку кончиком пальца. – Хабара, говорите, много у Барбриджа? Не знаю. Извиняюсь, конечно, но это вам кто-то соврал. Ни у кого сейчас хабара нет. В Зону ведь одни сопляки ходят, так они же не возвращаются. Нет, босс, это вам кто-то врёт…
Нунан искоса следил за ним. Было похоже, что Мосол действительно ничего не знает. Да ему и не выгодно было лгать, на Стервятнике много не заработаешь.
– Эти пикники – выгодное дело? – спросил он.
– Пикники? Да не так чтобы очень. Лопатой не загребёшь… Так ведь сейчас в городе выгодных дел не осталось…
– Где эти пикники устраиваются?
– Устраиваются где? Так в разных местах. У Белой горы, на Горячих источниках бывают, на Радужных озёрах…
– А какая клиентура?
– Клиентура какая? – Мосол шмыгнул носом, поморгал и сказал доверительно: – Если вы, босс, хотите сами за это дело взяться, я бы вам не советовал. Против Стервятника вам здесь не посветит.
– Это почему же?
– У Стервятника клиентура: голубые каски – раз, – Мосол принялся загибать пальцы, – офицеры из комендатуры – два, туристы из «Метрополя», из «Белой лилии», из «Пришельца»… это три. Потом у него уже реклама поставлена, местные ребята тоже к нему ходят… Ей-богу, босс, не стоит с этим связываться. За девочек он нам платит не то чтобы богато…
– Местные тоже к нему ходят?
– Молодёжь, в основном.
– Ну и что там, на пикниках, делается?
– Делается что? Едем туда на автобусах, так? Там уже палаточки, буфетик, музычка… Ну и каждый развлекается, как хочет. Офицеры больше с девочками, туристы прутся на Зону смотреть. Ежели у Горячих источников, то до Зоны там рукой подать, прямо за Серной расщелиной… Стервятник туда им лошадиных костей накидал, вот они и смотрят в бинокли…
– А местные?
– Местные? Местным это, конечно, не интересно… Так, развлекаются, кто как умеет…
– А Барбридж?
– Так, а что Барбридж? Как все, так и Барбридж…
– А ты?
– А что я? Как все, так и я. Смотрю, чтобы девочек не обижали, и… это… ну, там… Ну, как все, в общем.
– И сколько это всё продолжается?
– Когда как. Когда трое суток, а когда и всю неделю.
– И сколько это удовольствие стоит? – спросил Нунан, думая совсем о другом.
Мосол ответил что-то, Нунан его не слышал. Вот она, прореха, думал он. Несколько суток… несколько ночей. В этих условиях просто невозможно проследить за Барбриджем, даже если ты специально задался этой целью. И всё-таки ничего не понятно. Он же безногий, а там расщелина… Нет, тут что-то не то…
– Кто из местных ездит постоянно?
– Из местных? Так я ж говорю, больше молодёжь. Ну там Галеви, Ражба… Курёнок Цапфа… этот Цмыг… Ну, Мальтиец бывает. Тёплая компания. Они это дело называют «воскресная школа». Что, говорят, посетим «воскресную школу»? Они там в основном насчёт пожилых туристок, неплохо зарабатывают. Прикатит какая-нибудь старуха из Европы…
– «Воскресная школа», – повторил Нунан.
Какая-то странная мысль появилась вдруг у него. Школа. Он поднялся.
– Ладно, – сказал он. – Бог с ними, с пикниками. Это не для нас. Но чтоб ты знал: у Стервятника есть хабар, а это уже наше дело, голубчик. Это мы просто так оставить не можем. Ищи, Мосол, ищи, а то выгоню я тебя к чертям собачьим. Откуда он берёт хабар, кто ему доставляет, – выясни всё и давай на двадцать процентов больше, чем он. Понял?
– Понял, босс. – Мосол уже тоже стоял, руки по швам, на измазанной морде преданность.
– Да поворачивайся! Мозгами шевели, животное! – заорал вдруг Нунан и вышел.
В холле у стойки он неспешно распил свой аперитив, побеседовал с Мадам насчёт падения нравов, намекнул, что в ближайшем будущем намерен расширить заведение, и, понизив голос для значительности, посоветовался, как быть с Бенни, – стар становится мужик, слуха нет, реакция уже не та, не поспевает, как раньше… Было уже шесть часов, хотелось есть, а в мозгу всё сверлила, всё крутилась неожиданная мыслишка, ни с чем не сообразная и в то же время многое объясняющая. Впрочем, и так уже кое-что объяснилось, исчез с этого дела раздражающий и пугающий налёт мистики, осталась только досада на себя, что раньше не подумал о такой возможности, но главное-то было не в этом, главное было в этой мыслишке, которая всё крутилась и крутилась и не давала покоя.
Попрощавшись с Мадам и пожав руку Бенни, Нунан поехал прямиком в «Боржч». Вся беда в том, что мы не замечаем, как проходят годы, думал он. Плевать на годы, мы не замечаем, как всё меняется. Мы знаем, что всё меняется, нас с детства учат, что всё меняется, мы много раз видели своими глазами, как всё меняется, и в то же время мы совершенно не способны заметить тот момент, когда происходит изменение, или ищем изменение не там, где следовало бы. Вот уже появились новые сталкеры, оснащённые кибернетикой. Старый сталкер был грязным, угрюмым человеком, который со звериным упорством, миллиметр за миллиметром, полз на брюхе по Зоне, зарабатывая себе куш. Новый сталкер это франт при галстуке, инженер, сидит где-нибудь в километре от Зоны, в зубах сигаретка, возле локтя стакан с бодрящей смесью, сидит себе и смотрит за экранами. Джентльмен на жалование. Очень логичная картина. До того логичная, что все остальные возможности просто на ум не приходят. А ведь есть и другие возможности, «воскресная школа», например.
И вдруг, вроде бы ни с того ни с сего, он ощутил отчаяние. Всё было бесполезно. Всё было зря. Боже мой, подумал он, ведь ничего же у нас не получится! Не удержать, не остановить! Никаких сил не хватит удержать в горшке эту квашню, подумал он с ужасом. Не потому, что мы плохо работаем. И не потому, что они хитрее и ловчее нас. Просто мир у нас тут такой. И человек в этом нашем мире такой. Не было бы Посещения – было бы что-нибудь другое. Свинья грязи найдёт…
В «Боржче» было много света и очень вкусно пахло. «Боржч» тоже изменился, ни тебе танцев, ни тебе веселья. Гуталин теперь сюда не ходит, брезгует, и Рэдрик Шухарт, наверное, сунул сюда нос свой конопатый, покривился и ушёл. Эрнест всё ещё в тюрьме, заправляет делами его старуха, дорвалась: солидная постоянная клиентура, весь институт сюда ходит обедать, да и старшие офицеры; уютные кабинки, готовят вкусно, берут недорого, пиво всегда свежее. Добрая старая харчевня.
В одной из кабинок Нунан увидел Валентина Пильмана. Лауреат сидел за чашечкой кофе и читал сложенный пополам журнал. Нунан подошёл.
– Разрешите соседствовать? – спросил он.
Валентин поднял на него чёрные окуляры.
– А, – сказал он. – Прошу.
– Сейчас, только руки помою, – сказал Нунан, вспомнив вдруг болячку.
Здесь его хорошо знали. Когда он вернулся и сел напротив Валентина, на столе уже стояла маленькая жаровня с дымящимся шураско и высокая кружка пива не холодного и не тёплого, – как он любил. Валентин отложил журнал и пригубил кофе.
– Слушайте, Валентин, – сказал Нунан, отрезая кусочек мяса. – Как вы думаете, чем всё это кончится?
– Вы о чём?
– Посещение, Зоны, сталкеры, военно-промышленные комплексы, вся эта куча… Чем всё это может кончиться?
Валентин долго смотрел на него слепыми чёрными стёклами. Потом он закурил сигарету и сказал:
– Для кого? Конкретизируйте.
– Ну, скажем, для нашей части планеты.
– Это зависит от того, повезёт нам или нет, – сказал Валентин. – Мы теперь знаем, что для нашей части планеты Посещение прошло, в общем, бесследно. Конечно, не исключено, что, таская наугад каштаны из этого огня, мы в конце концов вытащим что-нибудь такое, из-за чего жизнь не только у нас, но и на всей планете станет просто невозможной. Это будет невезенье. Однако, согласитесь, это всегда грозило человечеству. – Он разогнал дым сигареты ладонью и усмехнулся. – Я, видите ли, давно уже отвык рассуждать о человечестве в целом. Человечество в целом слишком стационарная система, её ничем не проймёшь.
– Вы так думаете? – разочарованно произнёс Нунан. – Что ж, может быть и так…
– Скажите по чести, Ричард, – явно развлекаясь, сказал Валентин. – Вот для вас, дельца, что изменилось с Посещением? Вот вы узнали, что во Вселенной есть ещё по крайней мере один разум помимо человеческого. Ну и что?
– Да как вам сказать? – промямлил Нунан. Он уже жалел, что затеял этот разговор. Не о чём здесь было разговаривать. – Что для меня изменилось?.. Например, вот уже много лет я ощущаю некоторое неудобство, неуютность какую-то. Хорошо, они пришли и сразу ушли. А если они придут снова и им взбредёт в голову остаться? Для меня, для дельца, это, знаете ли, не праздный вопрос: кто они, как они живут, что им нужно?.. В самом примитивном варианте я вынужден думать, как мне изменить производство. Я должен быть готов. А если я вообще окажусь ненужным в их системе? – он оживился. – А если мы все окажемся ненужными? Слушайте, Валентин, раз уж к слову пришлось, существуют какие-нибудь ответы на эти вопросы? Кто они, что им было нужно, вернутся или нет?..
– Ответы существуют, – сказал Валентин, усмехаясь. – Их даже очень много, выбирайте любой.
– А сами вы что считаете?
– Откровенно говоря, я никогда не позволял себе размышлять об этом серьёзно. Для меня Посещение – это прежде всего уникальное событие, чреватое возможностью перепрыгнуть сразу через несколько ступенек в процессе познания. Что-то вроде путешествия в будущее технологии. Н-ну, как если бы в лабораторию к Исааку Ньютону попал современный квантовый генератор…
– Ньютон бы ничего не понял.
– Напрасно вы так думаете! Ньютон был очень проницательный человек.
– Да? Ну ладно, бог с ним, с Ньютоном. А как вы всё-таки толкуете Посещение? Пусть даже несерьёзно…
– Хорошо, я вам скажу. Только я должен предупредить вас, Ричард, что ваш вопрос находится в компетенции псевдонауки под названием ксенология. Ксенология – это некая неестественная помесь научной фантастики с формальной логикой. Основой её метода является порочный приём – навязывание инопланетному разуму человеческой психологии.
– Почему порочный? – сказал Нунан.
– А потому, что биологи в своё время уже обожглись, когда пытались перенести психологию человека на животных. Земных животных, заметьте.
– Позвольте, – сказал Нунан. – Это совсем другое дело. Ведь мы говорим о психологии разумных существ…
– Да. И всё было бы очень хорошо, если бы мы знали, что такое разум.
– А разве мы не знаем? – удивился Нунан.
– Представьте себе, нет. Обычно исходят из очень плоского определения: разум есть такое свойство человека, которое отличает его деятельность от деятельности животных. Этакая, знаете ли, попытка отграничить хозяина от пса, который якобы всё понимает, только сказать не может. Впрочем, из этого плоского определения вытекают более остроумные. Они базируются на горестных наблюдениях за упомянутой деятельностью человека. Например: разум есть способность живого существа совершать нецелесообразные или неестественные поступки.
– Да, это про нас, про меня, про таких, как я, – горестно согласился Нунан.
– К сожалению. Или, скажем, определение-гипотеза. Разум есть сложный инстинкт, не успевший ещё сформироваться. Имеется в виду, что инстинктивная деятельность всегда целесообразна и естественна. Пройдёт миллион лет, инстинкт сформируется, и мы перестанем совершать ошибки, которые, вероятно, являются неотъемлемым свойством разума. И тогда, если во Вселенной что-нибудь изменится, мы благополучно вымрем, – опять же именно потому, что разучились совершать ошибки, то есть пробовать разные, не предусмотренные жёсткой программой варианты.
– Как-то это всё у вас получается… унизительно.
– Пожалуйста, тогда ещё одно определение, очень возвышенное и благородное. Разум есть способность использовать силы окружающего мира без разрушения этого мира.
Нунан сморщился и замотал головой.
– Нет, – сказал он. – Это не про нас… Ну а как насчёт того, что человек, в отличие от животных, существо, испытывающее непреодолимую потребность в знаниях? Я где-то об этом читал.
– Я тоже, – сказал Валентин. – Но вся беда в том, что человек, во всяком случае, массовый человек, тот, которого вы имеете в виду, когда говорите «про нас» или «не про нас», – с лёгкостью преодолевает эту свою потребность в знаниях. По-моему, такой потребности и вовсе нет. Есть потребность понять, а для этого знаний не надо. Гипотеза о боге, например, даёт ни с чем не сравнимую возможность абсолютно всё понять, абсолютно ничего не узнавая… Дайте человеку крайне упрощённую систему мира и толкуйте всякое событие на базе этой упрощённой модели. Такой подход не требует никаких знаний. Несколько заученных формул плюс так называемая интуиция, так называемая практическая смётка и так называемый здравый смысл.
– Погодите, – сказал Нунан. Он допил пиво и со стуком поставил пустую кружку на стол. – Не отвлекайтесь. Давайте всё-таки так. Человек встретился с инопланетным существом. Как они узнают друг о друге, что они оба разумны?
– Представления не имею, – сказал Валентин веселясь. – Всё, что я читал по этому поводу, сводится к порочному кругу. Если они способны к контакту, значит, они разумны. И наоборот: если они разумны, они способны к контакту. И вообще: если инопланетное существо имеет честь обладать психологией человека, то оно разумно. Вот так.
– Вот тебе и на, – сказал Нунан. – А я-то думал, что у вас всё уже разложено по полочкам…
– Разложить по полочкам и обезьяна может, – заметил Валентин.
– Нет, погодите, – сказал Нунан. Почему-то он чувствовал себя обманутым. – Но если вы таких простых вещей не знаете… Ладно, бог с ним, с разумом. Видно, здесь сам чёрт ногу сломит. Но насчёт Посещения? Что вы всё-таки думаете насчёт Посещения?
– Пожалуйста, – сказал Валентин. – Представьте себе пикник…
Нунан вздрогнул.
– Как вы сказали?
– Пикник. Представьте себе: лес, просёлок, лужайка. С просёлка на лужайку съезжает машина, из машины выгружаются молодые люди, бутылки, корзины с провизией, девушки, транзисторы, фото– и киноаппараты… Разжигается костёр, ставятся палатки, включается музыка. А утром они уезжают. Звери, птицы и насекомые, которые всю ночь с ужасом наблюдали происходящее, выползают из своих убежищ. И что же они видят? На траву понатекло автола, пролит бензин, разбросаны негодные свечи и масляные фильтры. Валяется ветошь, перегоревшие лампочки, кто-то обронил разводной ключ. От протекторов осталась грязь, налипшая на каком-то неведомом болоте… ну и, сами понимаете, следы костра, огрызки яблок, конфетные обёртки, консервные банки, пустые бутылки, чей-то носовой платок, чей-то перочинный нож, старые, драные газеты, монетки, увядшие цветы с других полян…
– Я понял, – сказал Нунан. – Пикник на обочине.
– Именно. Пикник на обочине какой-то космической дороги. А вы меня спрашиваете: вернутся они или нет?
– Дайте-ка мне закурить, – сказал Нунан. – Чёрт бы побрал вашу псевдонауку! Как-то я всё это не так себе представлял.
– Это ваше право, – заметил Валентин.
– Значит, что же, они нас даже и не заметили?
– Почему?
– Ну, во всяком случае, не обратили на нас внимания…
– Знаете, я бы на вашем месте не огорчался, – посоветовал Валентин.
Нунан затянулся, закашлялся, бросил сигарету.
– Всё равно, – сказал он упрямо. – Не может быть… Чёрт бы вас, учёных, подрал! Откуда это у вас такое пренебрежение к человеку? Что вы его всё время стремитесь принизить?..
– Подождите, – сказал Валентин. – Послушайте. «Вы спросите меня: чем велик человек? – процитировал он. – Что создал вторую природу? Что привёл в движение силы, почти космические? Что в ничтожные сроки завладел планетой и прорубил окно во Вселенную? Нет! Тем, что, несмотря на всё это, уцелел и намерен уцелеть и далее».
Наступило молчание. Нунан думал.
– Может быть… – сказал он неуверенно. – Конечно, если с этой точки зрения…
– Да вы не огорчайтесь, – благодушно сказал Валентин. – Пикник – это ведь только моя гипотеза. И даже не гипотеза, собственно, а так, картинка… Так называемые серьёзные ксенологи пытаются обосновать гораздо более солидные и льстящие человеческому самолюбию версии. Например, что никакого Посещения не было, что Посещение ещё только будет. Некий высокий разум забросил к нам на Землю контейнеры с образцами своей материальной культуры. Ожидается, что мы изучим эти образцы, совершим технологический скачок и сумеем послать ответный сигнал, который и будет означать реальную готовность к контакту. Как вам это?
– Это уже значительно лучше, – сказал Нунан. – Я вижу, среди учёных тоже попадаются порядочные люди.
– Или вот. Посещение имело место на самом деле, но оно отнюдь не окончилось. Фактически мы сейчас находимся в состоянии контакта, только не подозреваем об этом. Пришельцы угнездились в Зонах и тщательно нас изучают, одновременно подготавливая к «жестоким чудесам грядущего».
– Вот это я понимаю! – сказал Нунан. – По крайней мере тогда понятно, что это за таинственная возня происходит в развалинах завода. Между прочим, ваш пикник эту возню не объясняет.
– Почему же не объясняет? – возразил Валентин. – Могла ведь какая-нибудь девчушка забыть на лужайке любимого заводного медвежонка…
– Ну, это вы бросьте, – решительно сказал Нунан. – Ничего себе медвежонок: земля трясётся… Впрочем, конечно, может быть и медвежонок. Пиво будете? Розалия! Два пива господам ксенологам!.. А всё-таки приятно с вами побеседовать, – сказал он Валентину. – Этакое прочищение мозгов, словно английской соли насыпали под черепушку. А то вот работаешь-работаешь, а зачем, для чего, что будет, что случится, чем сердце успокоится…
Принесли пива. Нунан отхлебнул, глядя поверх пены, как Валентин с выражением брезгливого сомнения рассматривает свою кружку.
– Что, не нравится? – спросил он, облизывая губы.
– Да я, собственно, не пью, – нерешительно сказал Валентин.
– Ну да? – поразился Нунан.
– Чёрт возьми! – сказал Валентин и решительно отодвинул кружку. – Закажите мне лучше коньяку, раз так, – сказал он.
– Розалия! – немедленно рявкнул вконец развеселившийся Нунан.
Когда принесли коньяк, он сказал:
– И всё-таки так нельзя. Я уж не говорю про ваш пикник, это вообще свинство, – но если даже принять версию, что это, скажем, прелюдия к контакту, всё равно нехорошо. Я понимаю – «браслеты», «пустышки»… Но «ведьмин студень» зачем? «Комариные плеши», пух этот отвратительный…