Текст книги "Круги по воде"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Виталий сделал вид, что не заметил колкости в последних словах Роговицына, хотя это стоило ему немалых усилий. Он не привык оставлять такие уколы без ответа. Тон, каким он стал излагать свои доводы, был сухим и строгим, лишь с чуть заметными вызывающими нотками: тут уж Виталий ничего с собой поделать не мог.

– …Таким образом, вы, надеюсь, согласитесь, что мы хорошо знали Лучинина. И учителя наши тоже… Поэтому трудно поверить, что он покончил с собой. Но это только первое соображение. Второе – это угрожающее письмо, полученное Лучининым незадолго до смерти. Удивительно, что вы его не обнаружили. И сам он чувствовал, видимо, нависшую над ним опасность. На это он намекает в письме к нашей учительнице в Москву. Вот, прошу, ознакомьтесь. Потом я изложу третье соображение.

Виталий протянул через стол Роговицыну оба письма и умолк, нетерпеливо посасывая свою давно потухшую трубку.

Медленно, словно нехотя, надев очки, Роговицын прочитал одно письмо, затем второе и, потерев подбородок, заметил:

– М-да. Конечно, человеческие документы. Интересно, кто такую анонимку мог настрочить.

– Это мы, надеюсь, установим, – со скрытым торжеством ответил Виталий.

– Вот как? Ну и кто же автор, по-вашему?

– Это не по-нашему, Павел Иосифович, это, видимо, точно, – с преувеличенной вежливостью поправил его Виталий. – Её написал заводской шофёр Сергей Булавкин, который, кстати, сейчас исчез. Собрался что-то нам рассказать и вдруг исчез. Не исключено…

– Позвольте, позвольте, – Роговицын сделал нетерпеливое движение рукой. – То есть как это исчез?

– Так вот, взял и исчез. Не исключено, что его припугнули или он сам чего-то испугался. Вы смотрите. Сначала он написал угрожающее письмо Лучинину, потом неизвестно что совершил и, наконец, собрался прийти к нам, что-то рассказать, чего, как он выразился, «никто другой не расскажет», и вдруг исчез.

– Милиция начала розыск?

– Со вчерашнего дня.

– Ну и что выяснили?

– Пока сведения очень расплывчатые. Но, во всяком случае, это исчезновение тоже даёт основание сомневаться в самоубийстве Лучинина.

– Вы очень скоры на выводы, молодой человек, – с усмешкой покачал головой Роговицын. Он снял очки и снова откинулся на спинку кресла. – Очень скоры. Все, что связано с этим Булавкиным, ещё темно и не ясно. А вот преступление самого Лучинина – это факт, который ваши воспоминания детства зачеркнуть не могут. Акт составили серьёзные, квалифицированные люди. Ну, а что касается этой анонимки, – он потрогал письмо, лежавшее на столе, – то и мы получали письма о Лучинине, некоторые, кстати, тоже анонимные. О его грубости, несправедливости, махинациях. Вы их увидите там, в деле. Но основываться на них в своих выводах – это, знаете, наивно, это, я бы сказал, школярство. Так мы не поступаем. Запомните.

На этот раз Виталию не удалось выдержать тона, каким он начал разговор: ведь Роговицын отчитал его, как мальчишку, уже не скрывая насмешки.

– Но вы все ставите с ног на голову! – запальчиво воскликнул он. – У меня не только воспоминания детства! Вы прочтите ещё раз его письмо. Он остался таким же, каким был! А насчёт акта… Нельзя же так слепо верить бумаге!

– Эх, молодой человек, молодой человек, – покачал головой Роговицын. – Это я-то слепо верю бумаге? Да я ей перестал верить, когда вас ещё на свете не было. Верите вы. Это письмо… – теперь он дотронулся сухими пальцами до письма Лучинина. – Вы разве не знаете, что люди чаще всего говорят и пишут одно, а думают и поступают по-другому? Уж я повидал таких на своём веку. Вот сколько повидал, – он провёл рукой по горлу. – Даже среди своих коллег. Я вот следователем работаю без малого тридцать лет. Мои однокашники уже вон где, – Роговицын показал глазами на потолок. – А думаете я их глупее? Не-ет. И таких, как ваш Лучинин, я знаю. Поверьте мне, дутой величиной был. Так что не обманывайтесь. Я, знаете, и не таких, как Лучинии, сажал. В кабинет ко мне гоголем заходили, а потом я их водой отпаивал. Все было. И в Москве тоже работал, и тоже… отпаивал. Цирк был. Ей-богу, цирк!

Роговицын вдруг дребезжаще рассмеялся. Все его маленькое, сухонькое тело затряслось, морщины на лице ожили и все разом сместились, как в детском калейдоскопе, и перед Виталием возникло совсем другое лицо, оживлённое воспоминаниями и словно помолодевшее. Но тут Роговицын поспешно вытер большим пальцем проступившие в уголках глаз слезы и надел очки. В тот же миг лицо его неуловимо изменилось. Морщины вернулись на прежнее место, глаза уже сухо щурились за стёклами очков, и он сказал отрывисто и решительно:

– Словом, изучайте пока дело. А когда появятся у вас факты, тогда и будем решать. Факты, а не воспоминания и ощущения. Если бы я руководствовался воспоминаниями да ощущениями, то ой-ой-ой скольких бы уже посадил. Но, на их счастье, фактов у меня не было. Вот и у вас их нет. И не будет. Покончил с собой ваш Лучинин, попал в переплёт и покончил. И ничего удивительного тут нет. А то бы судили. И позора бы не обобрался. А он с самолюбием был, ого, с каким самолюбием. Видали мы таких!

– Вы не имеете права все это говорить! – зло воскликнул Виталий, словно выйдя из оцепенения. – Не имеете права! Вы даже не начинали следствия поэтому делу! Как же вы можете делать выводы?

Роговицын коротко усмехнулся и потёр подбородок.

– А я с вами, коллега, только мыслями делюсь, а не составляю обвинительное заключение. Мыслями!

– Недопустимые мысли!

– От таких слов рекомендую воздержаться, молодой человек. И контакта с прокуратурой не терять. Приехали проверять работу ваших товарищей? Проверяйте. Как видите, не препятствую.

– Хорошо не препятствуете. Я настаиваю…

– Рано, – сухо оборвал его Роговицын и поднялся. – Не смею задерживать. И у самого дел невпроворот, – он кивнул в сторону кипы папок на столе. – Сами знаете, как у нас.

Виталий тоже встал, оказавшись чуть не на голову выше Роговицына.

– Хорошо. Но спор наш не окончен.

– Как знаете. А пока мы вас в кабинетик какой-нибудь определим. Прошу.

Он сделал жест рукой, приглашая Виталия идти первым.

В приёмной Роговицын спросил кого-то из сотрудников:

– Что, Васин не вернулся ещё из командировки?

– Нет ещё.

– Ну вот и прекрасно. Идёмте, – обратился Роговицын к Виталию, – стол вам уже есть.

Они вышли в коридор. Виталий нёс под мышкой тонкую зеленую папку.

В небольшом кабинете, куда они зашли, стояло два стола. За одним, около окна, расположился худой, светловолосый парень в клетчатой рубашке с закатанными рукавами и торопливо что-то писал. Напротив него сидела полная загорелая женщина в пёстром сарафане. Она быстро и тревожно посмотрела на вошедших.

Второй стол бы пуст. Роговицын подвёл к нему Виталия и сказал парню в клетчатой рубашке:

– Юрий Сергеевич, наш товарищ тут поработает.

– Пожалуйста, – буркнул парень, не отрываясь от протокола.

Роговицын кивнул Виталию и вышел.

– Так где же стоял шкаф? Припомните, – обратился парень к женщине в сарафане.

– Ну почём я знаю, почём? – нервно ответила та, прижав руки к полной груди. – Я же всего один раз там была, один раз.

Парень, вздохнув, отложил ручку.

– Давайте вспоминать. Ведь в шкафу чемодан-то стоял, откуда он кофточки вам доставал.

– А меня касалось, откуда он вынимал, касалось? – враждебно ответила женщина и вдруг, сморщившись, громко чихнула, прикрыв ладонями лицо.

– Будьте здоровы, – сказал парень.

Женщина сердито сверкнула глазами.

– Не ваше дело!

Виталий ухмыльнулся, не поднимая головы от папки с бумагами. Разговор за соседним столом отвлекал его.

Между тем в папке оказались акт ревизии – толстая стопка густо, через один интервал, напечатанных листов, схваченная двумя скрепками, бланки нескольких допросов и письма с подколотыми конвертами.

Виталий прежде всего просмотрел письма. Три из них оказались напечатанными на машинке, как и адреса на конвертах. Машинки, судя по шрифту, были разные. Тексты адресов тоже оказались разные, но Виталий обратил внимание, что в слове «прокуратура» была всюду допущена одна и та же орфографическая ошибка: «пракуратура». Все три письма оказались анонимными. Зато из пяти писем, написанных от руки, в конце четырех стояли завитушки подписей, а рядом, в скобках, значились фамилии их авторов. Те же фамилии стояли и на бланках допросов. Всех четырех допрашивал сам Роговицын. Письма поступили в разное время, два из них чуть не полгода назад. «Неужели он копил досье?» – враждебно подумал Виталий.

Он углубился в чтение писем. Все они содержали жалобы на Лучинина и сведения о различных его неблаговидных поступках. В письмах сообщалось, что Лучинин сбывает продукцию завода частным лицам, что он украл изобретение из книги профессора Ельцова, сообщалось о выплате денег каким-то рабочим по несуществующим нарядам, об отправке на Барановский комбинат исправного оборудования под видом утильного, о незаконном распределении квартир в новом доме. Утверждалось, что Лучинин за это получал взятки. В письмах содержались жалобы на его грубость и угрозы увольнения, на несправедливое понижение в должности.

Виталий с бьющимся сердцем читал письмо за письмом. От волнения у него даже пересохло во рту. Неужели это пишут о Женьке? Неужели хоть что-нибудь тут правда?

Он отложил в сторону последнее письмо и взялся было за бланки допросов, когда его снова отвлёк разговор за соседним столом.

– Да вы что от меня хотите, что хотите? – навзрыд произнесла женщина. – Да я скорей утоплюсь, чем такое подпишу!

– Вы мне только не угрожайте, – строго ответил ей молодой следователь. – И ложные показания мне не нужны, – он усмехнулся. – Я от них скорей вас утоплюсь.

Женщина тут же переняла его новый тон, большие чёрные глаза её задорно блеснули, и она игриво подхватила:

– Вот и придётся нам вместе, обнявшись, с моста – бух!

– Ну, если вас обнимешь, тогда и топиться не захочется, – улыбаясь, возразил парень. – А вот тип тот кофточки вам продал в два раза дешевле, чем в магазине. Вы задумались почему? А в соседнем городе как раз до этого магазин ограбили, промтоварный. Увязываете?

– Господи! – схватилась за голову женщина, и красивые глаза её снова округлились от страха. – За что ж такое наказание? Ведь как все было-то…

– Ну, давайте снова – «как было»…

Виталий заставил себя больше не слушать. Надо читать документы, читать допросы и, пожалуй, ещё раз посмотреть письма, да, да, это самое интересное.

Допросы оказались весьма поверхностными, словно Роговицын поставил себе целью не углубляться в детали, не выяснять подробностей. «Определённо копил досье, – решил Виталий, – чтобы потом сразу все Женьке на голову». И он решил вернуться к письмам.

Между тем допрос за соседним столом закончился. Женщина ушла, осторожно прикрыв за собой дверь. И высокий парень в клетчатой рубахе, потянувшись, спросил:

– Так это вы приехали из Москвы? Будем знакомы: Савельев Юра, – и, подмигнув, спросил: – Как вам наш старик?

– Мы с ним разошлись во мнениях, – усмехнулся Виталий.

– И не сойдётесь.

– Что ж тогда делать, киньте совет.

– Вы с Кучанским знакомы?

– Это кто?

– Помощник нашего городского прокурора. Зовут Андрей Михайлович. Во парень, – он поднял большой палец. – Пока Александра Ивановича нет, он его замещает.

Савельев вылез из-за стола, с силой повертел длинными руками, затем несколько раз присел и, тяжело дыша, объявил:

– С этой работой геморрой получишь и паралич правой руки. Пишешь, пишешь… – он посмотрел на часы. – Ого! Надо бежать!

Торопливо упрятав бумаги в старенький сейф, Савельев схватил висевший на спинке кресла пиджак и, махнув на прощание рукой, скрылся за дверью.

«Кучанский. Надо запомнить, – сказал себе Виталий. – Наш диалог ещё далеко не закончен, уважаемый Павел Иосифович. Смею вас заверить. А пока один – ноль в вашу пользу».

Виталий снова принялся за лежавшие перед ним письма. И постепенно он начал улавливать в них нечто весьма интересное.

Придя утром в горотдел, Игорь Откаленко попросил Томилина показать ему план города.

– Давай-ка разберёмся в маршрутах, – предложил он, когда Томилин развернул перед ним, бумажную трубку, прижав лист по углам чернильницей, пепельницей и локтями. – Покажи мне, где тут наша гостиница, завод Лучинина и где живёт Булавкин.

Оба склонились над планом, и Томилин принялся водить по нему пальцем.

– Та-ак, – задумчиво произнёс Игорь. – Значит, если бы он собирался к нам, то пошёл бы по Красной, вот так. А если прямо на завод, то по улице Ленина.

– Вот именно, – подтвердил Томилин. – На Речную он никак попасть не мог.

– А попал. Друзья-приятели у него там не живут?

– Ни один. Мы с Воловым проверили. И ни один его в тот вечер не видел.

– Но все-таки кто-то видел. А эта самая Лара его где живёт? Кстати, её пригласить бы надо.

– Пригласили. Должна прийти. А живёт вон где, на Песках.

– С вами, Коля, работать одно удовольствие, – скупо усмехнулся Игорь. – Где же Речная? Ага! Нашёл. Что он тут делал, интересно знать? Ведь потом он все-таки пришёл на завод и угнал машину. Как же он с Речной туда прошёл? Вот так, выходит?

– Нет, – покачал головой Томилин. – План-то наш немного устарел. Здесь вот новая улица теперь. Дайте-ка я её помечу, – и он осторожно провёл карандашом две линии. – Вот так примерно.

Игорь закурил и, прищурясь, внимательно разглядывал план, потом с сомнением произнёс:

– А может, и не он угнал машину.

– Он. И кто-то ещё должен был его видеть, – сказал Томилин. – Не может того быть, чтобы никто не видел. Волов с ребятами по всему этому маршруту сейчас работают.

Они ещё некоторое время мудрили над планом.

Внезапно зазвонил телефон. Дежурный сообщил, что пришла Кожева и он её направил к ним наверх.

Через минуту в дверь постучали, робко, еле слышно, как видно, одним пальцем.

Лара Кожева оказалась худенькой девушкой с огромными голубыми глазами и беспорядочной копной золотистых волос, схваченных синей ленточкой. Коротенькая юбка открывала загорелые ноги. Истоптанные босоножки давно потеряли свой первоначальный белый цвет, чёрные полоски вьевшейся пыли придавали им сходство с корой берёзы. Девушка смущённо теребила тоненькими пальцами белую сумочку на длинном ремешке.

– Заходите, заходите, – пригласил Игорь, незаметно поправляя выбившуюся сзади из-под ремня рубашку.

Лара прошла к стулу и опустилась на самый его кончик, двумя руками сжимая на коленях сумочку.

Игорь сел напротив, опершись локтем о стол, и сказал:

– Вот, Лара, ищем Сергея. Надо будет помочь.

– А зачем ищете? – испуганно спросила девушка.

– То есть как – зачем? – удивился Игорь. – Пропал ведь человек.

– Он не пропал. Он по делу уехал.

– По делу? – Игорь насторожился и бросил быстрый взгляд на Томилина, словно проверяя, слышит тот или нет, потом посмотрел на девушку. – Откуда же вам это известно? Сами же прибегали к Анфисе Гордеевне, спрашивали.

– Это я в обед прибегала. А вечером записку от него получила, что уехал.

– Ты смотри! – Игорь снова обернулся к Томилину. – Всему городу записки разослал.

– А куда уехал, пишет? – строго спросил Томилин.

– Нет. Просто пишет – в командировку.

– И когда обещал вернуться?

– Да вроде сегодня.

– Это почему же «вроде»? – поинтересовался Игорь.

– Написано неясно, потому и «вроде». А уж раз обещал, то будет. Он, знаете, какой точный.

Девушка, как видно, освоилась в незнакомой обстановке и отвечала уже бойко.

– Вот что, Лара, – решительно сказал Игорь. – Надо нам на эту записку взглянуть. Она при вас?

– Папка отобрал, – тихо ответила девушка, опустив голову.

– Кто же вам эту записку передал?

– Соседка. Серёжа вечером заходил, а меня дома не было. Ну, он ей и оставил. А утром я на работу рано убежала. Вот она вечером и отдала.

– Кто же его на Речной видел? – задал новый вопрос Томилин.

– Папка и видел.

– Та-ак. Придётся с ним потолковать.

Девушка всплеснула руками.

– Ой, что вы! Он ругаться на меня будет.

– Это почему?

– Ну, потому, – она опустила глаза и еле слышно прибавила: – С Серёжей не велит встречаться.

Игорь усмехнулся.

– Об этом мы говорить не собираемся. Он где сейчас, на работе?

– Дома. Отгул у него.

Игорь решительно поднялся.

– Поехали. Времени у нас мало.

Втроём они вышли на улицу. К счастью, коричневая «Победа» оказалась свободной.

Ехать пришлось довольно долго: Кожевы жили по другую сторону железной дороги, в рабочем посёлке.

На переезде вытянулась бесконечная вереница пыльных машин, в основном грузовых, от юрких разноцветных «пикапов» до слоноподобных МАЗов с занесёнными в сторону прицепами и длинных, серебристых, как обрубленные с двух сторон дирижабли, «Колхид» для междугородных перевозок. Водители их, собравшись группами, курили, обсуждая свои шофёрские дела.

Пришлось ждать.

Игорь попытался было разговорить девушку, но та отвечала хмуро и односложно, не поднимая глаз. Видно, встреча с отцом не сулила ей ничего хорошего.

Но вот далеко впереди поднялась тонкая чёрточка шлагбаума. Один за другим взревели моторы, и машины с лязгом двинулись вперёд.

«Победа» еле успела проскочить переезд. Чуть не задев её, полосатый шлагбаум с мигающими фонарями снова опустился под тревожный звук сигнального гудка.

Пропылив по двум или трём пустынным улицам с чахлой травой на обочинах и редкими, недавно, видно, высаженными деревцами, изнывавшими от зноя, машина наконец остановилась около распахнутых ворот. J3 глубине двора виднелся длинный двухэтажный деревянный дом, жёлтая штукатурка местами осыпалась, обнажая переплетение дранок.

На скамье возле ворот сидели две пожилые женщины в белых платочках. Оборвав разговор, они с любопытством разглядывали остановившуюся машину. Поодаль от них сидел грузный, лысый мужчина в майке. Перекинув ногу на ногу и скрестив на груди толстые, волосатые руки, он тоже хмуро косился на приезжих.

– Вот папа, – боязливо сказала Лара, кивнув на мужчину в майке.

Игорь вылез из машины и направился к нему.

– Здравствуйте, Герасим Филиппович, – сказал он, подходя. – Мы к вам приехали. Потолковать надо.

– Кто же вы такие будете? – не шевельнувшись, лениво спросил тот хрипловатым басом. Видно, он только что дремал на скамье.

– Да лучше нам с вами дома поговорить, – ответил Игорь, покосившись на сидевших поодаль женщин, которые с откровенным любопытством прислушивались к их разговору.

– И то верно, – кивнул головой мужчина, тяжела поднимаясь со скамьи. – Их бы слухачами на фронт. Приёмные антенны, а не бабы.

– Ишь, обормот, – сердито прошипела одна из женщин. – Антенны какие-то выдумал.

– А сам небось не проспится с вечера, – добавила другая.

Мужчина, однако, не удостоил их ответом и хмуро проследовал через двор к дому. За ним двинулись и приезжие.

Герасим Филиппович оказался непомерно высоким и толстым. Ступени под ним, когда поднимались на второй этаж, противно скрипели.

– Лестница, чтоб её, – проворчал он, открывая ключом дверь. – Прошу.

Он пропустил мимо себя всех троих, даже не взглянув на дочь.

Из длинного тёмного коридора, заставленного детскими колясками, тазами и какими-то ящиками, они прошли в залитую солнцем, душную комнату. Сквозь открытую дверь виднелась вторая с большой двуспальной кроватью и зеркальным шкафом.

Усевшись вокруг стола под большим оранжевым абажуром, все на секунду умолкли. Потом Игорь, представившись, объяснил цель приезда.

Герасим Филиппович нахмурился и, по-прежнему не глядя на дочь, пробасил, с силой потирая крупные, шершавые ладони:

– Я, граждане сотрудники, и знать этого прохвоста не желаю. Задурил, одним словом, девке голову. А ей учиться ещё, а не гулянками заниматься. И по кустам всякие шу-шу-шу. Тут и до греха, знаете…

– Папка… – тоненько пискнула Лара, опуская голову.

– Что – папка? – грозно пробасил Герасим Филиппович. – Не по вкусу? А мне, может, не по вкусу, что ты день-деньской перед зеркалом выворачиваешься. Вон, одним словом, милиция твоим кавалером занялась. И правильно! Сколько я тебе говорил, несущественный он человек. Несущественный! – и, повернувшись к Игорю, он, уже тоном ниже, сказал: – А записку ту, граждане сотрудники, я в сортир спустил. Самое место ей там, одним словом.

– Вы, Герасим Филиппович, что-нибудь плохое о нем слышали? – осторожно спросил Игорь.

– А мне слышать не надо. Я своими вон глазами вижу, как он её с жизни сбивает. Я его однажды тут прищучил. Серьёзно сказал: «Брось!» Так он мне, видишь, чувства выставляет. Я ему говорю: «Какие там чувства, девке семнадцати нет». Ну, верно, после восьмого работать пошла. Так я её в вечернюю затолкал. Где это видано, чтоб в шестнадцать лет шуры-муры разводить?

– Ромео и Джульетте четырнадцать было, – неожиданно сказал Томилин. – А какая любовь?

– Чего? – не понял Герасим Филиппович.

– Творение Шекспира, говорю.

– Ну, я вам, граждане сотрудники, не Шекспир, – вскипел Герасим Филиппович. – У меня вот творение, – он ткнул пальцем в притихшую Лару. – Из этого творения ещё чего выйдет.

– Ладно, Герасим Филиппович, – вмешался Игорь. – Вы нам другое скажите. В тот вечер, когда Сергей записку принёс, вы его на Речной видели?

– Ага. Шёл, подлец.

– С кем же он шёл?

– Кто его знает. Темно было.

– И куда они шли, не приметили? – снова спросил Игорь.

– Это я, граждане сотрудники, сказать не могу, – покачал головой Герасим Филиппович. – Мне, одним словом, и смотреть-то на него желания не было. Да и далече они были, когда зашли.

– То есть как это – зашли, куда?

– В ворота зашли. Куда же ещё?

– А в какие ворота?

– Вот это уж сказать не могу. Не приметил, одним словом.

Игорь и Томилин стали прощаться.

Провожая их до двери на лестницу, Герасим Филиппович на прощание пробасил:

– Так что желаю найти. Парень-то с историей. Уж это как пить дать, одним словом.

Разыскать соседку большого труда не составило. Ещё когда стояли на переезде, Лара объяснила, где та живёт. Соседка сообщила важную подробность: Булавкин, оказывается, подъехал к дому на машине. И назвала время: половина одиннадцатого. Сын с невесткой как раз вернулись из кино.

После этого Игорь и Томилин отправились на завод. Следовало ещё раз уточнить обстоятельства, при которых Булавкин смог угнать машину.

– Выходит, он не спешил, раз ещё записку завозил, – хмуро заметил Томилин.

– А может, по пути было, – возразил Игорь. – Когда вернёмся, кое-что по плану ещё уточним.

У него родилась одна мысль, которую стоило проверить.

Снова изматывающе долго стояли на переезде.

– Эх, полдня уже прошло, – вздохнул Игорь.

Наконец приехали на завод.

Ревенко был не на шутку встревожен происшедшим.

– Вы только подумайте, – взволнованно говорил он, когда они все втроём шли к старому цеху. – Я даже слов не нахожу! Казался таким порядочным парнем. Вы же видели. И вот на тебе. Да ещё в такой момент! Ему ведь на следующий день, то есть вчера, в командировку надо было ехать. Рано утром. Срочно!

– В командировку? – переспросил шедший сзади Томилин.

– Ну да. На Чеховский завод. Оттуда он панели к вечеру должен был привезти. А их водитель заболел. Просто без ножа зарезал. И потом машина! Мы же без неё как без рук!

Ревенко поминутно то расстёгивал, то застёгивал пиджак на животе, ясно обрисовывавшемся под белой рубашкой, то приглаживал рукой свои вьющиеся светлые волосы, разметавшиеся от ветра. Лицо его выражало неподдельное отчаяние.

Игорь шёл молча, сунув руки в карманы и глядя себе под ноги. Брови его были нахмурены, тяжёлый подбородок угрожающе выдвинулся вперёд.

Чуть отстав от них, двигался Томилин.

Они обогнули здание цеха и подошли к забору.

Пролом был уже заделан. Земля и трава вокруг были усыпаны свежими стружками и обрезками досок, истоптаны множеством ног, и, как Игорь ни старался, следов протекторов обнаружить было невозможно. Впрочем, их видел утром Волов. Да и без того было ясно, что машину угнали через пролом. Игорь мысленно представил себе её путь от навеса около заводоуправления до этого места. Да, проехать было легко, и вахтёр в своей будке у ворот мог даже не услышать звука мотора. Ну и Булавкин!

Возвратившись в горотдел, Игорь сказал Томилину:

– Давай-ка план.

И они снова стали разбираться в паутине улиц и переулков.

– Угон машины не шутка, – говорил Игорь. – Парень должен был как можно быстрее удрать из города. А едет к девчонке прощаться.

– Выходит, не торопился, – мрачно вставил Томилин.

– Ну что ты! Не мог не торопиться. Вот видишь, – Игорь провёл пальцем по плану. – Тут прямой путь к этому шоссе. Он только чуть в сторону взял.

Томилин покачал головой.

– Его по всем дорогам надо искать.

– Розыск мы и объявили повсюду, это ясно. Но вот сами… Знаешь что? Давай-ка ещё раз к переезду подскочим. Время было позднее, машин мало. Может, они тот «газик» приметили? Тем более если он два раза, туда и обратно, проехал. А из этих Песков дорога только на переезд или на шоссе. Поехали.

Вернулись они часа через два усталые, но довольные. Развалившись на диване и бросив рядом пиджак, Игорь сказал:

– Ну, видел? То-то.

Заводской «газик» действительно проехал в тот вечер через переезд и больше не вернулся. Дежурная, оказывается, хорошо знала эту машину.

Сомнений не оставалось: Булавкин скрылся по Свирскому шоссе.