Текст книги "Проксима лжи"

Автор книги: Аркадий Гендер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– То есть, буквально, имело место быть принуждение к сожительству путем угроз материального характера? – не смог, однако ж, не поерничать он. – Использование работодателем служебного положения с целью получения интимных услуг от жены подчиненного! Не желая поставить благосостояние семьи под угрозу, жена отдается похотливому начальнику мужа!

– Как хочешь назови, все было именно так, – обреченно ответила Ирина и бессильно сползла по косяку двери на корточки.

В этой позе она была сейчас, как нашкодившая маленькая собачонка, которая снизу вверх умоляюще глядит на хозяина. Федору стало жалко Ирину. И, главное – он почти верил ей.

– А интимную стрижку себе, сама знаешь, где, для домогателя зачем тогда было делать? – прищурившись, вывалил он на сукно последнее обвинение. – Пеньюар нацепила… Что, на всякий случай решила оставить среди клиента наилучшие воспоминания?

– Да для тебя, для тебя это я старалась! – простонала, всплескивая руками, Ирина. – Думала, вечером мы с тобой помиримся, и… Прибежала пораньше с работы, час в ванной с пинцетом извивалась! Пеньюар достала, приготовила. Тут ты звонишь, говоришь, что не приедешь, и сразу он перезванивает. Спрашивает, знаешь ты, что твоего сегодня ночью дома не будет? Я говорю – знаю. А он – тогда я приеду…

Губы Ирины задрожали, из глаз потекли слезы.

– Ну, да, не пропадать же красоте! – усмехнулся Федор. – И вообще, во всем виноват-то, оказывается, я! Нерадивый муж, денег зарабатывает мало, машину разбивает, жена вынуждена зарабатывать на прокорм семьи и ремонт авто собственным телом! Класс!

– Я, я во всем виновата, – устало пробормотала Ирина. – Я – тварь, шлюха и б…дь. Один ты – благородный рыцарь. Что с деньгами-то делать будем?

Федор от такого неожиданного возвращения разговора из области морали и этики в сферу сугубо материальную аж вздрогнул.

– Не понимаю, какие у нас могут быть планы по отношению к этим деньгам? – пожал он плечами. – Они чужие…

– Не глупи, Федь! – с невыразимой иронией во взгляде оборвала его Ирина. – Они были чужие, пока их хозяин был жив. Если ты не будешь строить из себя благородного рыцаря, они вполне могут стать нашими.

Федор внимательно посмотрел на жену. Конечно же, Ирина совершено не представляет, о чем говорит. Нельзя просто так взять полмиллиона долларов, принадлежащих покойнику, и сказать, что теперь они мои. Так не бывает. Но интересно, как бы себя повел он сам, если бы вдруг выяснилось, что – бывает? О, этот извечный вопрос – сколько стоит человеческое бескорыстие!

– С эти кейсом Куницын вышел из офиса, – ответил Федор. – О том, что там деньги, знала наша главбухша. Тот, кому эти деньги предназначались, скажет, что эти деньги не были ему переданы. Его сюда привез его водитель Коля. Круг замкнулся. Неизбежно выяснится, что он приехал сюда с деньгами, а потом они исчезли. Ничего не выйдет.

– Он приехал сюда на такси, – убежденно возразила Ирина. – Он сам сказал, что отпустил водителя, чтобы не дискредитировать меня. Так что никто не знает наверняка, были ли деньги у него в кейсе, когда он вошел сюда. Значит, можно рискнуть. Другого такого шанса не будет!

– Мы не будем этого делать! – повысил голос Федор. – Я никогда не брал чужих денег, и не собираюсь начинать!

– Ну, да, пусть лучше они достанутся ментам! – истерично выкрикнула Ирина. – Боже, почему я раньше не знала, что у него при себе такие деньги!

– Чушь, что бы это изменило? – пожал плечами Федор.

Подсознательно в этих Ирининых словах, – даже не в словах, а в интонации, что-то ему очень не понравилось, но разбираться с этим Федор не стал, потому думал он уже совершенно о другом. А ведь Ирина права! Обнаружив деньги, менты, разумеется, начнут выяснять – откуда столько наличных у покойного. Придут в контору, надавят на белую мышь. Эта со страху все расскажет, и чего не было присовокупит. Всем прекрасно известно, что кругом платят налом, но официально – низя-я-я, попался – держи ответ. Вся контора может сгореть на этой наличке, да еще и заводу достанется, ведь ясно, что деньги от заказчика. Ну, а уж для мотивирования своего желания побыстрее смотаться отсюда лучше повода и не придумать.

– Нет, уж ментам-то эти деньги достаться не должны, – твердо сказал Федор.

– Ну, слава Богу! – воспрянула Ирина. – Наконец-то разумные слова!

Это была уже прежняя Ирина, спокойная, целеустремленная, ироничная. Как будто и не было трупа на кровати.

– Это не означает, что мы возьмем эти деньги себе, – четко расставил акценты Федор. – Но сейчас их надо спасать. Ты понимаешь, что для нужно представить дело так, что я сюда не приезжал?

– Ну, конечно! – воскликнула Ирина, поднимаясь на ноги. – Тебя здесь не было. Его застрелили, я от ужаса вырубилась, и поэтому вызвала милицию только, когда пришла в себя.

Ее глаза горели алчным возбуждением.

– Нет, не так, – покачал головой Федор. – Так они сразу вычислят, что ты лжешь. Они проверят звонки с твоего мобильного и установят, что ты звонила мне. Этого скрывать нельзя. Смотри – когда я настраивал в твоем мобильном ускоренный набор, под первым номером я забил домашний телефон, а под вторым – номер своего сотового. Ты ничего не меняла? Так вот, кажешь им, что когда твоего любовника застрелили, тебя всю трясло, ты бросилась звонить ноль-два, но ноль почему-то у тебя на набрался, ты нажала только двойку, и произошло соединение со мной. Но ты не решилась рассказать мне, что случилось на самом деле, и свела суть своего звонка к тому, что тебе плохо. Тебя на самом деле вырвало, но у вас не блестящие взаимоотношения, и муж всего лишь посоветовал тебе завтра провериться, не беременна ли ты. Где муж? Скрывается от каких-то людей, которые хотят его убить, – наверное, за прошлые долги. Тут ты теряешь сознание, и поэтому милицию вызвала, как только пришла в себя. Про тазепам им рассказывать не надо. Тебе все ясно?

– Да, да, да! – закивала головой Ирина. – Я все поняла. Забирай деньги и уходи быстрее!

В который уже раз Федор с изумлением посмотрел на жену. Вот это самообладание – так быстро прийти в себя после такого! Или это – такая любовь к деньгам?

– Не командуй! – огрызнулся он на Ирину. – Лучше принеси с кухни мешок для мусора.

Ирина шеметом вылетела из спальни, а Федор принялся соображать, какие следы именно этого своего пребывания здесь нужно ликвидировать. Так, штору надо отдернуть, а то, у ментов возникнет вопрос, кто ее закрыл? А иначе – как снайпер мог увидеть сквозь нее свою жертву? Дальше – бутылка. Стереть свои отпечатки с горлышка. Разливал, разумеется, мужчина, значит, первыми нужно восстановить его папиллярные линии. Берем бутылку носовым платком и – покойничку в ладошку. Надо же, теплый еще, почти как живой. Черт, противно! Теперь – Ирина, ее отпечатки должны быть поверх. Так, деньги – в черный пластиковый мешок, из лопатника аккуратно, не оставляя отпечатков, возьмем две пятисотенных – на дорогу. Пальцев на его одежде не останется, с кейса – стираем. Что еще? Свежих следов его ботинок нигде нет, – благо, подметки гладкие, не рифленые, да привычка тщательно вытереть ноги, еще когда входишь в подъезд, пришлась на пользу. Вроде, все, можно идти.

– Не отдавай деньги, – вдруг хмуро произнесла Ирина, до того молча наблюдавшая за сборами мужа.

– Будем решать задачи по мере их поступления, – не желая поддерживать эту тему, сказал вместо ответа Федор, и добавил с усмешкой: – Да и некому пока.

– Ты благородный, ты найдешь, – съязвила Ирина и вдруг кинулась в слезы. – А меня не арестуют?

– Нет, не волнуйся, – ответил Федор, борясь с желанием обнять, успокоить жену. – Тебя им задерживать совершенно не за что. Телефон я выключу, завтра наберу тебе сам. Сейчас сразу же звони в милицию, тянуть больше нельзя. Пока едут, думай, что говорить, вживайся в образ. Плачь, упрашивай, чтобы ничего не дошло до мужа. Они будут заняты тем, как объяснить тебе, что это невозможно. Допей коньяк, там тебе как раз, чтобы опьянение не пришлось разыгрывать. Все, пока, дальше справляйся сама.

– А они скоро приедут? – вскинула на него испуганные глаза Ирина. – Мне страшно оставаться одной.

– Скоро, – успокоил жену Федор. – Но времени надеть трусы тебе хватит.

Он повернулся, вышел из квартиры, и побежал вниз по лестнице. Краем глаза он заметил, как Ирина перекрестила его на дорожку, чего раньше никогда не делала, и ему стало стыдно этих своих последних слов.

***

Из предосторожности сменив по пути трех частников, Федор добрался до Ясенево только к пяти часам утра. В квартире было темно и тихо, и Федор подумал, что Катя спит. Но едва он, стараясь не шуметь, прикрыл дверь, как Катя появилась в прихожей, зябко кутаясь в халатик и потирая покрасневшие глаза.

– Хотела тебя дождаться, да сморило, – виновато улыбнулась она. – Ну, что там?

Федор небрежно бросил мешок с деньгами на пол, приобнял ее за плечи и как можно более непринужденно ответил:

– Там, Кать, все в порядке, за исключением того, что там полный гобзец!

– Все так плохо? – озабочено нахмурилась Катя. – Расскажешь?

Федор кивнул. Он не стал вдаваться в подробности своего общения с женой, и рассказ получился коротким, но все равно по мере повествования глаза Кати все больше округлялись, пока не превратились в две огромных, плещущихся ужасом, дыры на ее лице.

– Так что разрешите представиться: полумиллионер в поисках ночлега и алиби! – со смешком закончил рассказ Федор.

Он балагурил, на самом деле очень опасаясь, что Катина реакция окажется непредсказуемой. На самом деле, любовь-морковь – это одно, а вот ввязаться в мутное дело с трупом, огромными деньгами и лжесвидетельством на закуску – это совсем другое. Но Катя, на мешок с состоянием даже не взглянув, только просто спросила:

– Значит, ты всю ночь провел у меня? Наверное, будет лучше соврать, что мы трахались, как заводные, так будет правдоподобнее?

– Да, пожалуй, – улыбнулся Федор. – Спасибо тебе, Кать.

– Пожа-алуйста, – совершенно автоматически отозвалась Катя и, нахмурив лоб, спросила: – А ты не допускаешь, что киллер все-таки охотился именно за тем, кого застрелил?

Федор с восхищением посмотрел на Катю. Он и сам думал об этом, но чтобы в одной квартире одна потенциальная жертва заказного убийства была прописана, а другая – ездила в эту же квартиру потрахаться, теоретически, было, конечно, возможно, но в высшей степени маловероятно. Федор открыл было рот, чтобы объяснить это все Кате, но вдруг почувствовал, что плывет. Страшное напряжение двух последних дней давало о себе знать, навалилось свинцовой тяжестью в веках.

– Все, спать, спать! – замахала на него руками Катя, выталкивая с кухни в комнату. – Марш на софу, я лягу в кресле. Не спорить! Я иду в ванную, и чтобы к моему приходу спал.

И выключила свет. Федор быстро разделся до трусов, секунду помедлил, снял их и с наслаждением забрался под одеяло. От подушки пахло Катей, ее легкими духами. С трудом удерживая себя на грани засыпания, Федор с открытыми глазами слушал, как в ванной плещется вода. Но вот она стихла, открылась и снова закрылась дверь. Шлепая босыми ногами, в комнату вошла Катя в длинной белой ночнушке. «Не судьба! – вздохнул про себя Федор. – Ну, и ладно, хоть посплю». Катя подошла к креслу, откинула плед, который приспособила вместо одеяла. Глаза Федора закрылись и он сразу заскользил в сонное небытие. Поэтому он не увидел, как Катя, бросив плед, стянула через голову ночнушку и решительно шагнула к дивану, а только ощутил вдруг рядом с собой ее прохладное голое тело. И сна сразу не стало ни в одном глазу.

Глава 6

Но вот даже встать на очередь на «улучшение жилищных условий» представлялось совершенно нереальным. А ведь увезти Дочу из ядовитого Люблина было едва ли не главным условием ее выздоровления! А, может быть, и выживания. Доча смутно помнила, каким постоянно хмурым был отец в те времена. А меньше, чем через полгода Рюхины переехали в новую кооперативную квартиру на юге Москвы. Мать ушла с работы, и на все лето они с дочерью поехали в Крым. На осенние и весенние каникулы девочку определяли в Морозовскую, в отделение академика – светила детской медицины. Здоровье Дочи быстро пошло на поправку.

***

Федору снился чудовищный в своей сюрреальной неправдоподобности сон. Будто бы он, Катя, Ирина и живехонький Алексей Куницын здесь, в Катиной квартире, собравшись на что-то ужасно групповое, какое-то подобие свингерской вечеринки, голые, поочередно сменяя друг друга, занимаются совершенно уж черт-знает-чем. Катя взасос целуется с Ириной, а Алексей, пристроившись к Федоровой жене сзади, смачно цокает языком и в восхищении оттопыривает большой палец. Федору такая откровенная оценка Ирининых достоинств претит, ему хочется в ответ средним пальцем послать Куницыну «фак», но, соблюдая правила приличия, он сдерживает себя. А Куницын, закончив с Ириной, круговыми движениями руки показывает Федору, что, мол, пора меняться. Федор на коленках послушно переползает к Ирине, а Куницын набрасывается на Катю. Катя визжит и стонет от удовольствия, а Федора гложет мысль, что и Ирина, и Катя – это ведь его, Федора женщины, и какого черта Алексей Куницын приперся на их свингерские забавы один, без партнерши, на чужое? Федор хочет это все высказать, но Куницын опережает его и взглядом показывает куда-то в угол, где в кресле сидит полускрытая мраком и сигаретным дымом человеческая фигура. Говорит, разрешите представить, моя жена Ольга. Федор вглядывается, разгоняет рукой дым, но вместо женских статей из тьмы начинает проступать до боли знакомый оскал рта с золотой коронкой в ряду белых, острых, как у вампира, зубов. У Федора замирает сердце, а Куницын рукой приглашает его – мол, ну, давай, что ж поделать, что такая, это мой взнос в общее дело, так что все по правилам, бери, владей, имей! Катя с Ириной ластятся к Куницыну, жена томно подмигивает Федору – не тушуйся, дорогой, я не в претензии! Федор в ужасе вскакивает, хочет бежать, но монстр из кресла тянет к нему руки, настигает, хочет задушить, застрелить, сбросить под поезд. Куницын и Ирина хохочут, Катя смотрит серьезно и осуждающе. С чувством неимоверного облегчения Федор проснулся. Катя мирно спала на его плече, на ее волосах, засыпавших подушку, медью с золотом играл солнечный зайчик. За окном было первое в этом году яркое, светлое утро. Он был жив и даже чуть-чуть поспал, а в черном мусорном мешке на кухне валялись пятьсот тысяч долларов. И начальник не сделает выговора за опоздание, ха-ха! Господи, насколько же действительность была счастливее сновидений! Так Федор блаженствовал, наверное целую минуту, прежде чем воспоминания о событиях вчерашнего дня напомнили, что на самом деле все совсем не так безоблачно. Страшным видением всплыл голый труп в их супружеской постели, мешок с деньгами на самом деле представлял собой ба-альшую проблему, а кроме неведомого киллера за ним, возможно, охотилась теперь еще и милиция. Настроение сразу упало и, стараясь не разбудить Катю, Федор выбрался из постели.

Было без пары минут десять утра. В это время по московскому каналу шел «Криминальный вестник», и Федор, прикрыв за собой дверь кухни, поспешил включить телевизор. Строгая ведущая со скорбным выражением лица рассказывала о случившихся за сутки в столице авариях, пожарах, кражах и кидняках. Сюжет следовал за сюжетом, но того самого не было. «И в заключении об очередном, по видимому, заказном, убийстве», – наконец, произнесла дикторша, и Федор замер. Но вместо интерьера коровинской квартиры на экране возник какой-то припорошенный снежком тротуар, и Федора отпустило – нет, не то. «Около шести часов утра в одном из переулков в районе старого Арбата было обнаружен труп мужчины с огнестрельным ранением в голову», – зазвучало сопровождение к картинке, и камера выхватила лежащее на спине тело хорошо одетого мужчины. «Надо же, и этого в голову!» – подумал Федор и потянулся выключить ящик. «Из документов, найденных при убитом, удалось установить его личность, – вещала дикторша, и Федор инстинктивно придержал палец на уже нажатой клавише. – Им оказался Алексей Дмитриевич Куницын, тридцати четырех лет, проживающий…» От внезапного адреналинового душа сердце Федора взорвалось, руки заходили ходуном, палец сорвался с кнопки, и экран, вспыхнув белым, погас. Федор, не попадая дрожащими пальцами, включил телевизор снова, но сюжет уже закончился, по экрану в сопровождении бравурного саундтрека бежали титры. Федор в изнеможении опустился на табуретку. Мысли в голове носились, как бешеные, натыкаясь одна на другую. Как тело Алексея оказалось в переулках московского центра? Что это значит? Не хитроумный ли это ход ментов, не поверивших Ирининой версии, и теперь на этот сюжет, как на живца, выманивающих Федора из его укрытия? Ладно, у страха велики глаза, это – домыслы, а как там Ирина-то? Вдруг она и вправду не выдержала, сорвалась, наговорила, чего не надо? Если ее все-таки арестовали? После нескольких часов в ментовском обезьяннике неизвестно, в каком обществе, кто хочешь расскажет все, что было и что нет! Надо срочно звонить Ирине! Но ведь по звонку с мобильного менты сразу же засекут его, с Катиного домашнего – тем более. Да к черту! Невозможно вот так сидеть, и сходить с ума от неизвестности! Может быть, Ирине срочно нужна его помощь? И вообще – чему быть, того не миновать. Федор включил мобильный и, едва дождавшись, пока считывается SIM-карта, набрал Иринин номер. «Абонент не отвечает или временно недоступен!» – завел свою извечную бодягу гнусаво-безликий Би-Лайновский голос. Черт с ним, позвоним домой. Тоже не отвечает. Ну, конечно, сегодня же будний день, где же Ирине быть, как не на работе?! Разумеется, никто ее не арестовывал, ночные разборки с ментами прошли гладко, как задумано, и супердисциплинированая Ирина, несмотря на убийственно-бессонную ночь, сейчас добросовестно исполняет свои служебные обязанности. Как же мы можем убедить себя! Набирая Иринин рабочий, Федор был совершенно уверен, что сейчас услышит ее голос. «Ее не было сегодня, мы волнуемся», – сообщил ему кто-то из Ирининых сослуживцев. Сердце Федора упало. Даже и не стоило сводить с ума тещу, спрашивать у нее, не звонила ли ей случайно дочь. Не звонила, это точно, иначе горячо единственная Капитолина Павловна уже сейчас висела бы у зятя на мобильном. И тут материализацией чувственных идей сотовый Федора зазвонил. Федор схватил трубку, даже не взглянув на определившийся номер. Но это была не Ирина и не ее мать, это была Юля.

– Федор Андреевич, Федор Андреевич, где вы? – хлюпал слезами и соплями Юлин голосок. – Какое счастье, что вы живы!

– Почему бы мне не быть живым? – бодрячком ответил Федор, но его голос предательски захрипел.

– Вы, наверное, не знаете, – Алексея Дмитриевича убили-и! – в голос зарыдала Юля. – Роза Анатольевна сказала, что вчера вечером вы вместе с ним оставались вечером в офисе, ну, я и подумала!..

– …что нас – вместе? – хохотнул Федор, и запоздало спохватился: – Как убили?!

– Застрели-и-или! – ничего не заметив, взвыла белугой Юля.

– Успокойся, Юля, успокойся! – начал увещевать девушку Федор, но, видя, что ниагара слез не ослабевает, неожиданно для себя самого вдруг рявкнул: – А ну, тихо!

Команда возымела действие, и всхлипы утихли.

– Значит, так, – взял командование в свои руки Федор. – Спокойно работай, на телефонные звонки отвечай, что ничего не знаешь, понятно? Я скоро появлюсь на заводе, потом в конторе. Тебе все ясно?

– Ясно, Федор Андреевич! – по-армейски отрапортовала Юля и всхлипнула напоследок: – Тут никто не знает, что делать, приезжайте скорее!

Федор положил трубку с чувством выполненного долга. Ах, если бы его собственные проблемы можно было бы решить так же просто! Но где же Ирина? Ненасытный червяк беспокойства, поселившийся внутри Федора два дня назад, и все это время грызший хозяина по поводу его собственной безопасности, сменил блюдо, и теперь настойчиво свербил об Ирине. Блин, ну как можно было оставлять ее один на один с ментами? Наверняка они нашли какие-нибудь следы пребывания Федора в квартире, им не замеченные, и в шесть секунд вывели Ирину на чистую воду. Осел, олух царя небесного! Пинкертон хренов, искатель приключений штопаный! Ну, как было можно додуматься скрываться с места преступления, да с уликой, да с такой?! Ах, да, тебе же надо было бежать, чтобы тебя не обвинили в убийстве Алексея!.. А еще – деньги спасти. Менты, конечно, дураки! Кто угодно, только не дураки! Они не будут инкриминировать тебе убийство Алексея Куницына, они посадят тебя за то, что ты в сговоре со своей женой ограбил его! Интересно, за отъем денег у мертвого дают меньше, чем если у живого? «Ты узнаешь, это, кретин, ты все узнаешь!» – самокритично ответил умному человеку Федор. Вот только толку от такого самобичевания было – ноль, и Федор прекрасно понимал это. Господи, что же делать?!! Федор с трудом удерживал себя от порыва прямо сейчас, не вставая с табуретки, со всего размаху начать биться головой о стол, такое отчаяние царило у него в душе. От неизбежного членовредительства его спас очередной звонок мобильного. Номер был Федору незнаком, и он ответил с некоторой опаской.

– Федор Андреевич? – раздался в трубке очень уверенный женский голос. – Это Тамара, секретарь Евгения Эдуардовича Дерябина. Я соединю вас с ним?

Федор открыл было рот, чтобы сказать: «Да, конечно!», но в трубке и так уже играла музыка и, как всегда, энергичный, но какой-то тусклый голос директора «Конвейера» произнес:

– Здравствуйте, Федор Андреевич! А вы про… своего шефа уже знаете?

– Да, – хмуро ответил Федор. – Знаю.

– Это может весьма негативно отразиться на ходе строительства, – озабоченно сказал Дерябин. – Нужно что-то предпринимать. Вы не на заводе случайно? Мне хотелось бы срочно переговорить с вами.

– Я… нет, не на заводе, но…, – забуксовал Федор.

Черт – ехать, не ехать?! С одной стороны, на Конвейере, как на одном из мест наиболее вероятного появления беглеца, его вполне могут ждать, но и, наоборот, завод – место относительно безопасное. Стрелок вряд ли попрется на территорию со своим винторезом, а менты придут в первую очередь не туда, а в офис. Да и не сидеть же ему теперь весь остаток жизни у Кати дома, как раку в норе!

– …скоро буду, – решительно закончил фразу Федор.

– Прекрасно! – воскликнул Дерябин. – Тогда я никуда не поеду и буду ждать вас.

Ну, вот так, лучшее решение – это принятое решение. Теперь надо просто собираться и ехать, а самокритично хлестать себя по щекам можно и в дороге. Федор быстро умылся, использовав вместо зубной щетки, как в дни гулящей молодости, натянутый на палец носовой платок. Хотел было позавтракать, но понял, что в чужом доме на скорую руку ничего сообразить не получится и уже пошел с кухни, но взгляд его упал на черный пластиковый мешок, сиротливо валявшийся под табуреткой. Блин, вот ведь еще проблема! И куда его теперь? Федора ни на секунду не сомневался в Катиной порядочности, но имел ли он право взваливать на нее такую ответственность? Да она с ума сойдет на своей работе, зная, что дома без присмотра валяются поллимона баксов! Но не тащить же их с собой! Да и самое безопасное место для денег сейчас, пожалуй, здесь, – ведь никому и в голову не придет, что за обшарпанной дверью может быть хоть что-то ценное. То есть, оставалось только успокоить на этот счет Катю. Федор взял из пачки на столе салфетку, из кармана куртки – ручку и написал, то и дело надрывая острием мягкую бумагу: «Катя, дорогая! Ты так сладко спала, что я не стал тебя будить. Надеюсь, ты не проспишь на работу? Я уехал по своим делам, буду на связи. Мешок свой Дед Мороз забрал с собой, так что по поводу подарков Снегурочка может не беспокоиться. Оставляю денег на хозяйство, – давай закатим вечером пир, а? Пока. Я…» – «…люблю тебя!» – хотел закончить записку Федор, но его перо застыло над бумагой. Их с Катей ночь, вернее, утро вмиг пронеслось у него в голове. Ему снова было так хорошо, как никогда не бывало с Ириной. Катя была этим просто счастлива, и не скрывала этого. Да и Федор в те секунды любил ее, любил по-настоящему. Но он всегда очень серьезно относился к слову «люблю», ведь телесный восторг и любовь во всем большом смысле этого слова – совсем не одно и то же. Да и Ирина… Конечно, даже понимая и принимая ее версию произошедшего, Федор никогда не смог бы забыть и простить того, что этой ночью он видел у себя дома. Но ведь было еще огромное количества вопросов чисто практического свойства, и – была Полька, в конце концов… В общем, не мог Федор вот так, одним росчерком пера обнадеживать Катю. Потому, что после стольких лет снова подарить ей надежду, и снова отнять ее было бы слишком жестоко. «Я целую тебя!» – решительно вывел на салфетке Федор, и пририсовал снизу веселый смайлик. Потом сунул руку в мешок, выудил первую попавшуюся пачку, аккуратно вытянул из-под перехватывающего ее бумажного пояска шершаво-упирающуюся купюру, и бросил пачку обратно в мешок. Посидел, подумал, что неизвестно, сколько времени придется пользоваться Катиным гостеприимством, снова вытащил пачку – вроде, ту же – и присовокупил к первой купюре еще одну. Вздохнул, и третью переложил себе в кошелек. Прокрался на цыпочках в комнату, записку вместе с деньгами подсунул под будильник у изголовья дивана. Катя, улыбаясь во сне, спала, как ребенок. Однако стрелка будильника показывала, что собирался заработать он ровно через десять минут, а Федор хотел ретироваться до того, как Катя встанет. В прихожей он вынул из-под обувной полки свои ботинки, а в образовавшуюся узкую щель аккуратно засунул мешок и затолкал поглубже, до стены. Не Бог весть, конечно, какая нычка, но это – если знать, что где-то что-то спрятано. А если не знать, то и сойдет. Федор еще раз взглянул на спящую Катю, со счастливой улыбкой досматривающую последний сон, и потихонечку вышел из квартиры.

***

На заводе милицейской облавы на Федора не наблюдалось, и снайпер, похоже, ниоткуда не пялился на него в оптический прицел. Все же инстинктивно избегая открытых пространств, Федор перебежками преодолел расстояние от проходной до пристройки, где находилась дирекция, и шмыгнул в подъезд.

На пятом «директорском» этаже, как обычно, было немноголюдно. Федор бывал здесь пару раз, когда по поручению покойного Алексея Куницына исполнял роль нарочного при особо важных письмах. Поэтому в длинном полутемном коридоре он без труда нашел дверь со старомодной стеклянной табличкой «Администрация» на ней и потянул на себя высокую узкую створку. Дверь была на удивление тугой, и Федора буквально вбросило в большую квадратную приемную. Хозяйка приемной – не первой молодости, но еще очень симпатичная секретарша Тамара с улыбкой посмотрела на влетевшего Федора поверх изящных очков и не без иронии сказала:

– Вы зря так спешили по зову руководства, Федор Андреевич. У Евгения Эдуардовича Соколов, главный энергетик. Раздевайтесь, придется подождать.

Федор потер рукой бок, куда его больно пнула дурацкая дверь, снял куртку и послушно присел на предложенный Тамарой стул. Но долго созерцать увитые плющом высокие окна приемной, стоящий между ними большой аквариум с одинокой золотой рыбкой и – тайком – изящный профиль сидящей за компьютером Тамары Федору не пришлось. Буквально через пару минут дверь директорского кабинета распахнулась, и оттуда колобком выкатился Соколов. Но жизнерадостного персонажа народной сказки он сейчас напоминал только сложением. Обычно розовое апоплексичное лицо энергетика было бледно и, не замечая Федора, он опрометью кинулся к выходу.

– Виктор Николаич, привет! – окликнул его Федор, вставая со стула.

Соколов затормозил и непонимающе повернул голову в сторону Федора, словно и не узнавая его.

– Что с вами, Виктор Николаевич? – спросила Тамара, обеспокоенно глядя на энергетика. – На вас лица нет. Хотите воды?

Но Соколов в ответ на Тамарино предложение только махнул рукой и вдруг, притянув Федора за лацкан куртки вплотную к себе, задышал ему прямо в ухо:

– Слышь, что он мне говорит, Федь? У тебя, говорит, Соколов, возраст предпенсионный? Так вот, говорит, еще раз услышу, что ты сплетни распускаешь про то, что корпус не выдержит, уволю, говорит, на хрен, сразу же. На пенсию, раньше срока. А я, Федь, тридцать восемь лет на Конвейере! Как после техникума пришел, так вот все на одном месте. Нельзя мне на пенсию, рано еще, внучек надо на ноги ставить, без отца растут. Вот так, а ты говоришь, лица нет…

Соколов отпустил Федора, поправил на нем смятую куртку и, не попрощавшись, пошел к выходу. Федор хотел было еще что-то сказать энергетику, подбодрить, но в эту секунду на столе у Тамары прожужжал зуммер местной связи.

– Евгений Эдуардович ждет вас, – торжественно провозгласила она, коротко поднеся трубку к уху.

Федор еще раз посмотрел на дверь, за которой только что скрылась сутулая спина Соколова, вздохнул и направился на аудиенцию.

За директорскими дверями Федор был впервые, не будучи в предыдущие разы «допущен к телу» и неизменно оставляя бумаги на секретарском кордоне. Кабинет был высок и просторен, но поражал отнюдь не только размерами. На мгновение Федор ощутил, что из начала двадцать первого века он перенесся в сороковые-пятидесятые годы века прошлого. Стены кабинета, как в фильмах про товарища Сталина, на высоту человеческого роста были облицованы темными деревянными панелями, паркет на полу лежал ветхозаветной елочкой, а огромный стол в форме тавра, за которым могло уместиться, наверное, десятка четыре совещающихся, был затянут зеленым бильярдным сукном. На венчавшей эту гигантскую букву «Т» короткой перекладине директорского стола красовалась – подумать только! – знаменитая «лампа под зеленым абажуром», какую последний раз Федор видел еще в детстве на экскурсии в дом-музей Чуковского в Переделкине. Правда, кожаное кресло за директорским столом было вполне современным, а на стене прямо напротив него висела огромная панель плазменного телевизора. Но все равно ассоциации с той эпохой были так явственны, что Федору представился вдруг этот кабинет, полный народу в темно-синих двубортных костюмах и защитных френчах без погон, громко и оживленно обсуждающих итоги какого-нибудь восемнадцатого съезда партии. Свежий номер газеты «Правда» развернут на столе, под потолком плывут пласты папиросного дыма, на одежде собравшихся скромно поблескивают в неярком зеленоватом свете правительственные награды.

– Тоже нравятся старые вещи? – вывел Федора из созерцательного состояния немного насмешливый голос человека, стоявшего в дальнем углу кабинета и до этого глядевшего в окно. – Мне говорят: сделай ремонт, купи современную мебель, а я не хочу. Весь этот модерн и хай-тек есть у всех, а такое – только у меня, да еще, пожалуй, в Кремле. Да не толпитесь вы у порога, Федор Андреевич, проходите, располагайтесь!