Текст книги "Рассказ о самых стойких"

Автор книги: Аркадий Локерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

ГЛУПОСТЬ ИЛИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ?

Успехи, достигнутые в разработке недр Урала и Сибири, а также другие меры, принятые для оздоровления экономики страны, постепенно улучшили финансовое положение, и в 1841 году наконец-то покончили с двойным счетом: ассигнации были изъяты из обращения, казна выкупила их, заплатив по 25 копеек за рубль.

Во всем этом свою роль сыграли и платиновые монеты. Обходились они казне гораздо дешевле установленной цены. Данные о их стоимости сохранились и показывают, что труд рабочих составлял при переработке сырой платины и чеканке монет лишь 5 процентов от всех затрат. Зато очень велик был груз содержания «вышестоящих начальников». Например, за растворение в царской водке 1 пуда сырой платины рабочим платили 14 рублей (по 60 копеек каждому в день), а «вознаграждение надзирающим чиновникам» составляло 81 рубль! Примерно такое же соотношение сохранилось и на других операциях.

Плата рабочим на Урале была еще ниже, чем в столице.

Гумбольдт во время поездки по Уралу записал, что свободный работник обходится в половину рубля ассигнациями, а заводской крепостной в 20–28 копеек в день. И все же доходы владельцев приисков были относительно невелики в основном из-за высокой горной подати и удержаний «на потери металла при переделе», составляющих до 30 процентов стоимости руды.

Главные поставщики платины Демидовы и Шуваловы с этим смириться не хотели и в 1843 году предприняли попытку защитить свои интересы. Здесь надо отметить, что в это время в России уже находился представитель английской фирмы «Джонсон, Маттей и K°».

Возглавил кампанию князь Волконский, один из опекунов «малолетнего Демидова». В высоких инстанциях он доказывал, что выгоднее не затрачивать средств на передел, а продавать за границу сырую платину, что ее аффинаж обходится там значительно дешевле и потому в Париже и Лондоне чистый металл продается на 10 процентов дешевле, чем стоят монеты равного веса.

В это же время распространился слух, будто бы где-то за границей, используя разницу в ценах, делают фальшивые монеты и завозят их в Россию! Это, конечно, вызвало переполох. От министра финансов потребовали объяснений. Канкрин высказывался осторожно о необходимости продолжить выяснение указанных обстоятельств, но чеканку монет не только не прекратил, а даже усилил. Если в предшествующие 10 лет чеканка находилась в пределах 60-100 тысяч монет в год, то в 1843 году она составила 172 тысячи; рекордный уровень был достигнут в следующем году, когда казначейство приняло «счетом и весом» 214 512 монет на общую сумму 643 584 рубля.

Неизвестно как бы развивались дальнейшие события, если бы как раз тогда, в 1844 году, не ушел в отставку Канкрин. Он поставил своеобразный рекорд, пробыл министром финансов 21 год, дольше всех в истории России. Для сравнения отметим, что, например, во Франции с 1315 по 1781 год было казнено 37 министров финансов – в среднем по одному каждые 13 лет!

Новым министром стал Ф. Вронченко, быстро переименованный народом во Вранченко. С ним опекун Демидова, а по-видимому, и фирма «Джонсон, Маттей и K°» быстро нашли общий язык. Не обладая способностями своего предшественника, Вронченко всячески стремился принизить его заслуги и укрепить свои авторитет. В статье Винклера «Из истории монетного дела в России» (Горный журнал, т. III, 1893) приведены слова современника событий о том, что «перед недалеким Вронченко словно кошмар носилась боязнь подделки монет за границей. В таможни было дано секретное указание проверять и, если у провозителя окажется 50 штук монет или более, оставлять их в таможне под каким-нибудь благовидным предлогом и отправлять на монетный двор, чтобы узнать, существует ли платиновая монета иноземного чекана».

Остается неясным, действительно ли Вронченко боялся подделок или умышленно нагнетал страх. Более вероятно последнее, ведь с таким же успехом могли ввозить и поддельные золотые монеты, но об этом министр не беспокоился. Не давал оснований для беспокойства и отчет таможни: вывезено монет на 169 тысяч рублей, а ввезено лишь на 59 тысяч, и фальшивых среди них не обнаружено. Казалось бы, беспокоиться не о чем. И тем не менее Вронченко предпринял действия, идущие гораздо дальше того, что предлагал опекун малолетнего Демидова.

Вронченко представил доклад о том, что платиновая монета «не соответствует общим основаниям нашей денежной системы», и если сейчас не обнаружили подделок, то в будущем наверняка «найдутся злонамеренные люди, которые воспользуются разностью в цене монеты и самого металла и начнут ее подделывать, и тогда казна понесет большую потерю…» Аргумент этот – «как бы чего не вышло» – сработал безотказно, Николай I согласился с выводом Вронченко: «Необходимо и полезно принять окончательную меру». 22 июня 1845 года царь подписал указ «О обмене платиновой монеты». В нем сказано: «Для приведения нашей монетной системы в совершенную стройность, признав за благо, согласно с мнением Особого Комитета Финансов, прекратить вовсе чеканку платиновой монеты, Повелеваем: обмен платиновой монеты производить по мере ее предъявления, в течение шести месяцев со дня получения сего указа».

Этот указ отнюдь не прибавил доверия к правительству и его стройной финансовой системе, возникла паника, одни боялись опоздать, другие боялись сдавать: ведь платину меняли на бумажки с надписью «казначейский билет», и никто не знал, будут ли они надежнее, чем ассигнации. Выстраивались длинные очереди желающих получить взамен не бумагу, а золото.

За весь период обращения платиновой монеты с 1828 по 1845 год отчеканено было: трехрублевиков– 1 373 691, шестирублевиков – 14 847 и двенадцатирублевиков – 3 474 на общую сумму 4 251 843 рубля, а возвращено было монет на сумму 3 263 292 рубля. Таким образом, почти на один миллион рублей осталось платиновых монет у населения. Они еще долго находились в добровольном обращении, потому что к ним привыкли и в них верили. В дальнейшем вместе с ростом цены на платину, эти монеты превращали в изделия, их становилось все меньше, и теперь «платенники», особенно шестии двенадцатирублевики, редкость среди редкостей, украшение коллекций. Но, конечно, не о будущих нумизматах заботился Вронченко, осуществляя свое мероприятие. Кому оно было выгодно? Найти ответ нелегко.

Действия министра можно было бы понять, если бы платину изъяли из денежного обращения для иного, более важного применения, а на самом деле она, как и в начале своей истории, легла в подвалы казначейства мертвым грузом. Созданное усилиями П. Г. Соболевского и других специалистов Особое отделение по переработке платины при Монетном дворе ликвидировали, обосновав это тем, что для государственных нужд металла уже накоплено достаточно много. Основа независимости была подорвана, а надежда на то, что сырую платину можно будет выгодно продавать за границу, не оправдалась. Колумбийское правительство, которое, как оказалось, несколько лет придерживало платину, возможно не без влияния событий в России, вдруг выбросило на европейский рынок много руды, и предложение надолго превысило спрос.

Печальные последствия не замедлили сказаться, особенно на Урале. Если в 1843 году добыча сырой платины достигла рекордного уровня – 213 пудов, то в 1845 году она снизилась до 50 пудов, а затем работы почти на всех приисках, в том числе и на демидовских, были полностью прекращены, горные выработки затоплены. По официальным данным, в 1846 году добыли 1 пуд 7 фунтов, в 1847-м – 2 пуда, в 1848-м – 5 пудов 7 фунтов.

Тут-то и выступила из тени фирма «Джонсон, Маттей и K°». Она сердобольно спасала предпринимателей от разорения, выдавая авансы, заключая очень выгодные многолетние контракты.

Пожалуй, только этой фирме да еще конкурирующей с ней французской «Демутис, Лемер и K°» пошел на пользу царский указ. Теперь они диктовали свои условия, и добыча на Урале даже через 10 лет после этого указа приблизилась лишь к стопудовому уровню, но уходили эти пуды в Лондон и Париж за полцены.

Бессмыслица создавшегося положения становилась все очевиднее по мере ухудшения финансового положения, а оно после крымской войны 1853–1856 годов стало катастрофическим.

Для спасения российских финансов создали комиссию из 11 тайных советников и к ее работе вынуждены были привлечь людей умных, дельных. Академик Б. С. Якоби, выдающийся физик, создатель гальванопластики, инициатор введения метрической системы мер в России и ее официальный представитель в Международном обществе по стандартизации мер, весов и монет, подверг резкой критике состояние платиновых дел, назвав «червями и гадами, блаженствующими ныне в своем сыром обиталище» тех, кто противоборствует прогрессивным начинаниям. Он обратил внимание на то, что теперь возобновление чеканки платиновых монет сулит еще большие выгоды, потому что во Франции А. Сент-Клер Девиль и Ж. Дебре разработали очень производительный способ обработки этого металла.

По предложению Б. С. Якоби комиссия рекомендовала «восстановление платиновой монеты, что поощрило бы находящуюся в упадке платиновую промышленность и способствовало бы поддержанию бумажного рубля».

Государственный совет это предложение принял, и приказано было на Монетном дворе срочно восстановить платиновое отделение. Академика Якоби командировали в Париж, где изобретатели А. Сент-Клер Девиль и Ж. Дебре сделали для него редкое по тем временам исключение – ознакомили со своим секретом.

«Ранее, – как отметил Якоби в своем отчете, – удавалось расплавить платину только между остриями углей в гальванической батарее, а Девиль и Дебре достигли необходимой для этого температуры, сжигая в кислороде обыкновенный светильный газ или водород, если требовалось расплавить иридий».

«Для этой цели они построили печь, состоящую из раковины, выдолбленной в пористом известняке, и свода с коническим отверстием для горелки, в которую поступали газы – горючее и окислитель. В раковину загружали губчатую платину или изделия из платины, подлежащие переработке. Расплавленный металл стекал из раковины по желобку в форму. При этом в процессе плавления происходила дополнительная очистка – железо, медь, кремний и другие примеси переходили в легкоплавкие шлаки и поглощались пористыми стенками печи».

Это изобретение, отметил Якоби, преобразит металлургию платины, удешевит стоимость изделий и повысит их качество. Он рекомендовал пригласить в Россию Сент-Клер Девиля для внедрения метода. Согласие было дано, но тем и ограничились. Внимание высокого начальства заняли иные вопросы: указывать ли на монетах стоимость или только вес и разрешить ли их обращение по свободному курсу? После долгих проволочек решили возобновить чеканку монеты в их прежнем виде, но из надписи на оборотной стороне исключить слово «чистой». Формально поправка выглядела правильной, но это был, как говорится, ход конем, потому что изменение надписи требовало перечеканки монет, делало невозможным их быстрый ввод в обращение. Кто-то, вероятно, не хотел, чтобы они опять разбрелись по свету.

В марте 1862 года был «распубликован» царский указ о выпуске в обращение новой платиновой монеты достоинством в 3 и 6 рублей. О том, как это отразится на стройности финансовой системы, на сей раз умолчали, и судя по тому, что указ разрешал беспошлинный ввоз из-за границы платины «не в деле и в изделиях», подделок больше уже не опасались. По-видимому, монеты нового образца в обращение почти не поступили и век их существования, даже «на бумаге», был короток.

Министр финансов 24 апреля 1864 года издал распоряжение «О приостановлении чеканки монет с тем, чтобы учесть некоторые новые обстоятельства, не представленные в Государственный совет».

Для этой цели была создана комиссия в составе двух генералов, трех действительных статских советников и нечиновного представителя фирмы Демидова.

Эта комиссия работала долго и наконец представила документ, в котором весьма туманно охарактеризованы новые обстоятельства и очень четко сформулирован вывод: «Чеканку платиновой монеты прекратить в видах интересов казны, а запасам платины открыть другой путь сбыта и другим путем поощрить платиновый промысел, для этого всю платину, хранящуюся на Монетном дворе, передать в ведение Государственного банка, с тем чтобы деньги от ее продажи обращать на подкрепление бумажного рубля».

Невольно ждешь, что вслед за этим последует разъяснение, какой же «другой путь поощрения платинового промысла» предлагает комиссия. Это обойдено полным молчанием, и тем не менее царь незамедлительно утвердил решение, и оно с завидной быстротой было приведено в исполнение.

В данном случае ответить на вопрос «кому выгодно?» не представляет труда: официально было объявлено, что Государственный банк весь запас платиновых металлов – в рудном концентрате, слитках, монетах и «остатках» от переработки – продал фирме «Джонсон, Маттей и K°». Быстро и дешево! (Приведенные в литературе сведения о количестве проданных металлов противоречивы-от 15 до 35 тонн). Эта фирма до наших дней господствует на платиновом рынке капиталистических стран. Ее щедротами издана на английском языке книга Д. Макдональда «История платины (до 90-х годов XIX века)» (Лондон, 1960). В ней деятельности фирмы в России уделено много страниц, но не ищите там объяснения, как же удалось заменить один царский указ на другой, фирме выгодный, и завладеть всем, что было в России накоплено.

Результатом приобретения всего запаса русской платины, как отметил крупнейший знаток проблемы Н. К. Высоцкий в книге «Платина и районы ее добычи» (1923), «явился парадоксальный факт, что Англия, не добывая ни одного золотника платины, получила в этой отрасли коммерческую монополию, позволяющую устанавливать по своему произволу цены».

Таковы были последствия «парадоксального факта» на многие годы – они более ясны, чем причины, их обусловившие. Историкам еще предстоит детально их исследовать, а пока на вопрос, поставленный в названии этой главы, остается ограничиться таким ответом: и преступление и глупость, характерные для бюрократического строя…

ПОИСКИ «ЭЛЬДОРАДО»

Первое время после открытия россыпей на Урале уникальные находки называли по-ученому «рарите», «монстры», но их быстро вытеснило народное «самородка».

(Местоимение «сам», как отметил В. И. Даль в «Толковом словаре», служит для придания особой важности.) Известно, чти слова, выражающие очень важное и приятное, обычно женского рода, например: слава, победа, свобода и т. д. Первоначально и «самородка» была в их числе, но постепенно трансформировалась в «самородок», изменив род, как и многие другие (метода, фильма, зала, подхалима и т. д.). Но сути это не изменило: самородок самая большая радость и награда старателю. Вес возрастает в кубической степени по отношению к размеру, и один самородок оправдывает месяцы, а то и годы тяжелого труда.

На платиновых приисках феерическим в отношении самородков были годы с 1827 по 1830, когда снимали «сливки» в районе Нижнего Тагила-там, как уже упоминалось, было сдано в казну более трех тысяч самородков весом от 10 до 100 граммов, 800-весом до одного килограмма и около 100 штук весом до 9 килограммов. Самый крупный самородок-вес 9,63 килограмма, размер 18х13х12 сантиметров-был найден там же, на горе Соловьевой позднее-в 1843 году, но он не сохранился, и сейчас в коллекции Алмазного фонда СССР среди 20 уникумов «самый главный великан» весит 8395 граммов при плотности 18,06 г/см3. Он был найден в 1904 году в бассейне реки Исы, где самородки встречались редко, и, судя по хорошей окатанности, проделал долгий путь. Лишь на 70 граммов по весу уступает ему «второй призер»-неокатанный, темный, с морщинистой поверхностью самородок, обнаруженный возле Нижнего Тагила. (В литературе конца прошлого века имеются сенсационные сообщения о платиновом гиганге весом 57 килограммов, о том, что его слепок демонстрируется, а сам он уже продан американскому миллионеру, пожелавшему остаться неизвестным. Быстро выяснилось, что с помощью такой рекламы пытались продать подороже один из приисков.)

По сравнению с уральскими колумбийские россыпи оказались очень бедны самородками. Д. Н. Мамин-Сибиряк в очерке «Платина» отметил, что «украшением мадридского двора» является самородок весом около 700 граммов.

Обилие самородков на Урале явно указывало, что где-то в верховьях россыпей затаились погреба с такими «монстрами».

При прослеживании золотых россыпей в их «головах» не раз вскрывали коренные залежи, обычно кварцевые жилы, а платиновые россыпи упирались в «ничто», словно с неба свалились! Здесь надо сделать оговорку: вероятно, старатели не раз наталкивалось в полуразрушенной коренной породе, подстилающей россыпь, на богатые гнезда, но предпочитали об этом помалкивать. Проблема взаимоотношения коренных и россыпных руд была актуальна лишь для исследователей.

Первым об успехе – открытии платины в коренном залегании – объявил инженер М. Энгельгард в «Горном журнале» за 1829 год. Недалеко от Баранчинского завода, у реки Лаи, он заметил «в свежих кусках порфира» несколько платиновых зерен и множество пустот, «из коих указанные зерна выпали, дав начало россыпи».

С возражением выступил М. Карпинский. Тщательный осмотр порфировых гор района привел его к выводу, что уважаемый коллега спутал причину и следствие, что на самом деле «из россыпи отдельные зерна проникли вглубь, забились в мельчайшие трещинки и ноздрины среди сравнительно свежей породы». Обосновывая это, он отметил, что ни в одной россыпи не встречено платины в обломках порфира. Для этой светлой вулканической породы, как и для всего семейства гранитов, к которому она принадлежит, характерен золотоносный кварц, а платиновые россыпи встречаются в зоне, где развиты совсем иные – темноцветные породы, в них, наверно, и находится первоисточник.

Это предположение вскоре было подтверждено и… еще надолго осталось неподтвержденным!

В июле 1833 года из Нижнетагильской конторы Демидова управители направили в столицу, своему хозяину такой рапорт: «В заводах Вашего превосходительства решился важный вопрос по горной части, а именно, какая порода сопровождает платину в месторождении ея; до сих пор платина добывалась в зернах и самородках, из последних некоторые были в хромистом железняке, следовательно, известно было, что платина находится в сем железняке, как золото в кварце, но неизвестно было то, какая горная порода его сопровождает. На сих днях найденный на дачах Вашего превосходительства маленький штуф решил сие: в оном с одной стороны змеевик тесно соединенный с хромистым железняком, а в сем последнем платина. Столь важный штуф мы решились отправить в Санкт-Петербургскую контору для показания ученым, и, вероятно, о сем событии скоро узнает вся Европа».

К сожалению, «вся Европа» об этом не узнала, и в «Горном словаре», изданном спустя 8 лет, заявлено уверенно: «Платина не встречалась еще никогда в твердых породах». Рапорт был оставлен без внимания и обнаружен в архивах лишь в наше время, а «столь важный штуф», как и многие другие, содержащие платину, исчез бесследно.

И все же следует отдать должное безвестным, вероятно крепостным, работникам Демидова: они верно определили металлоносную породу и ясно сознавали значение своего открытия.

Змеевиком по сходству с кожей змеи называют измененный воздействием горячих растворов дунит и другие близкие к нему породы.

Дунит был впервые изучен в Новой Зеландии (он и назван по имени новозеландской горы Дун) и сразу привлек к себе внимание, особенно в связи с тем, что английский физик Генри Кавендиш тогда впервые взвесил нашу планету, очень удивив современников. Высоко на башне он установил длинное коромысло и одну чашу весов, а другую отпустил к самой земле. Равновесие наступило, когда груз на опущенной чаше был меньше, чем на приподнятой. Это позволило вычислить силу притяжения, обусловленную массой планеты.

К тому времени уже было накоплено много сведений о составе земной коры, установлено, что ее породы – осадочные, изверженные, измененные, имеют плотность от 2,1 до 2,9 г/см3.

Вывод Кавендиша о том, что средняя плотность планеты 5,5 г/см3, был многократно проверен и подтвердил, что в глубинах сосредоточены очень тяжелые вещества. Какие же?

Стремление это узнать повысило интерес к изучению метеоритов, вероятных «родственников» веществ земных глубин, и к дуниту. Эта темно-зеленая массивная порода оказалась значительно тяжелее других пород земной коры, ее плотность достигает 3,8 г/см3. Отличается она и по другим признакам. Наблюдения на горе Дун, а затем и в других местах показали, что дунит прорывает вмещающие породы, имеет с ними «горячий контакт» и, следовательно, является породой магматической. Такие породы главенствуют в земной коре, они состоят в основном из кварца, полевых шпатов, слюд и амфиболов. В дуните их нет, эта порода, по терминологии, возникшей, когда латынь в науке господствовала, анхимономинеральна, она состоит из оливина, минерала в земной коре редкого, обладающего высокой температурой плавления (используется в качестве огнеупора) и характерного для каменных метеоритов. Лишь кристаллики хромита, зажатые между округлыми зернами оливина, не позволили считать породу мономинеральной. Обычно хромит составляет в ней менее одного процента, но местами содержание его возрастает, он становится хорошо заметным – такую разновидность называют хромитовым дунитом. Встречаются среди дунита и крупные обособления хромита.

Своеобразный состав дунита, высокая раскристаллизованность и другие признаки привели к выводу, что эта порода – посланец неведомых глубин.

Дунитовый массива Новой Зеландии оставался единственным в своем роде, пока не обнаружили ему подобные на Урале, а затем и в других районах мира. При этом выявилось очень большое постоянство и состава дунитов и их места везде они слагают центральную часть интрузивных массивов, обычно имеющих овальное сечение и сравнительно небольшие размеры-до 30 квадратных километров.

Дунитовое ядро окаймляют родственные породы – перидотит (в нем оливину сопутствует пироксен) и пироксенит (в нем пироксены занимают главное место, а вместо хромита обычен магнетит).

Эти породы связаны постепенным переходом, но рассматривать их лишь как разновидности дунита нельзя, перидотит и пироксенит встречаются и обособленно от дунита. Все они выделены в особое семейство ультраосновных пород, в них содержание кремнекислоты меньше 40 процентов. По этому и многим иным признакам они резко отличаются от других магматических пород средних (диориты) и кислых (граниты), которые распространены значительно шире и содержат до 70 процентов кремнекислоты.

Ha Урале было выявлено по меньшей мере 10 дунитовых массивов. Все они – Денежкин Камень, Конжаковский, Кытлымский, Вересовый Бор, Нижнетагильский и другие-обнажены в пределах меридианальной горной гряды, приуроченной к стыку двух крупных структур – Зеленокаменного синклинория и Центрально-Уральского антиклинория. И как раз в этой зоне развития дунитов оказались сосредоточенными платиновые россыпи.

У Нижнего Тагила в обломках, не испытавших далекого перемещения, не раз находили платину в сростках с оливином и хромитом, да и речные россыпи становились заметно богаче, например, вблизи ультраосновных массивов Светлого Бора и Вересового Бора. И чем ближе к ним, тем «породистей» становилась платина и уменьшалась окатанность рудоносных обломков.

Таким образом, косвенных признаков связи накапливалось все больше, но прямые доказательства – платину в дуните – удалось обнаружить лишь в 1891 году на западном склоне Нижнетагильского массива, возле горы Соловьевой. Там старатель Сибиряков вскрыл в дуните крупное хромитовое гнездо с вкрапленностью платины – первое в мире коренное месторождение!

Изучение ею сразу же провели замечательные геологи А. Н. Иностранцев и А. П. Карпинский. Их статьи («Коренное месторождение платины на Урале», 1893, и другие) дали очень много для познания не только платиноидов, но и более широких проблем глубинной геологии.

За короткий срок в пределах Нижнетагильского дунитового массива были выявлены десятки рудоносных точек. В 1898 году старатели братья Детковы в верховьях речки Мартьян вскрыли коренную залежь, которая отличалась от Серебряковской тем, что в ней платина не была заключена в хромите, а образовала прожилки и гнезда непосредственно в дуните. Многие признаки указывали на то, что это месторождение, названное Авроринским, было поставщиком тех тысяч самородков, которые извлекли из россыпи речки Мартьян.

В 1908 году А. Н. Заварицкий (будущий академик) обнаружил в этом районе еще 14 гнезд платиноносного хромита. Попадались эффектные выделения платины и непосредственно в дуните – прожилки и гнезда, где содержание составляло сотни граммов на тонну. Подогревали такие находки старательский азарт, но разочарований было куда больше, чем удач. Все очевиднее становилось, что поиск и оценка гнездовых скоплений платины задача более трудная, чем все, какие до этого приходилось решать на уральских коренных месторождениях, не говоря уже о россыпях. Для этого необходимо было выяснить условия рудообразования. Их для месторождений эндогенных, связанных с глубинными процессами, подразделяют на магматические, когда руды образуются в процессе кристаллизации н ликвации расплава, пневматолитовые, характерные возникновением крупнокристаллических минеральных агрегатов – пегматитов из газообразных остатков расплава, и гидротермальные, возникающие при снижении температуры ниже критической, когда «творцом» руды становятся водные растворы.

Большинство исследователей (А. Н. Заварицкий Л. Дюпарк, Н. К. Высоцкий, А. Г. Бетехтин и другие) пришли к выводу, что платина выделялась из дунитового расплава в начальные фазы его застывания и выделение минералов шло в такой последовательности: хромит – небольшая часть оливина (его кристаллы обнаружены внутри зерен платины) – осмистый иридий – платина – основная масса оливина – пироксен. И следовательно, скопления платины надо искать в низах массива.

Но с этим соглашались не все. А. П. Карпинский выступил со статьей «О вероятности происхождения коренных месторождений платины уральского типа», в которой отметил, что, «несмотря на превосходные исследования русских месторождений платины и хрома, на тщательные наблюдения над самородками платины и опытные исследования ее сплавов, приводимые данные в пользу единственно магматического происхождения, не исключают вероятности иного возникновения ее коренных месторождений, в пользу чего имеются и данные, пока не объяснимые… Я хочу высказать свои соображения не для того, чтобы остаться правым… но чтобы вызвать их проверку».

А. П. Карпинский привел данные, указывающие на то, что значительная часть платины образовалась позднее, чем вмещающая порода, и представляет собой «постинтрузивный продукт, обязанный своим образованием взрывному действию летучих компонентов…» В пользу такого предположения говорит неправильная, струеобразная и брекчиевидная форма выделений хромита, платины и оливина. Но не только это, есть и другие данные, в том числе опытные, подтверждающие возможность выделения платины из ее хлористых соединений при высоких давлениях.

Опасения А. П. Карпинского, что он «обрекает себя в этом вопросе на полное недоверие», оказались напрасны.

В. И. Вернадский, О. Е. Звягинцев и другие видные исследователи пришли к аналогичным выводам. Да и сторонники магматической гипотезы отмечали, что платина, хромит и железо выделились при кристаллизаций расплава из соединений с легколетучими компонентами. Их следами являются не только пустоты в руде, но и выделение из нее пузырьков газа при дроблении. В дальнейшем интенсивные выделения водорода, аммиака, азота были отмечены при проходке горных выработок и при бурении разведочных скважин на глубину до 600 метров.

Постепенно стало очевидным, что обе схемы отображают реальность и при поисках это надо учитывать; скопления платины возникали и в магматический этап (их наиболее вероятное место «низы» дунитовых толщ), и в пневматолитовый, проявления которого тяготеют к «верхам» и ослабленным зонам.

Тщательное и всестороннее изучение уральских ультраосновных массивов показало, что оба эти этапа не привели к возникновению значительных концентраций. Рудных точек обнаружили сотни, особенно на массивах Нижнетагильском и Вересовый Бор, но почти все оказались лишь «точками». Некоторым исключением явилась «господская яма», заложенная на склоне Соловьевой пади в 1909 году, она вскрыла довольно богатую зону и разрабатывалась под названием «Госшахта» еще и в первые послереволюционные годы (там в 1937 году участникам XVII Международного геологического конгресса была продемонстрирована расчистка, где среди дунита на черном хромитовом фоне сверкали платиновые зерна. Зрелище эффектное, но опровергнуть вывод, к которому пришли, исчерпав все усилия, оно, конечно, не могло). По данным, приведенным в книге Н. К. Высоцкого, за 30 лет, начиная с 1892 года, добыть из коренных источников удалось не более 7 пудов.

Вслед за Уралом, не без влияния накопленного там опыта, связь платиновых россыпей с дунитами была выявлена и в других регионах.

На западном склоне Кордильер, в горах Серро-Иро и Серро-Торо были обнаружены небольшие дунит-пироксенитовые массивы, и в покрывающем их элювии (латеритах) не раз находили мелкие неокатанные самородки. К долинам речек, размывающих эти массивы, приурочены лучшие россыпи Колумбии.

В дальнейшем массивы ультраосновных пород с мелкими вкраплениями платиносных хромитов были выявлены в Чили, Перу, на о. Гаити, в США, в Алжирской Сахаре.

Источником платиновых россыпей бассейна реки Тюламин в Канаде оказался крупный-около 10 квадратных километров-дунитовый массив горы Оливин (свое название она получила от минерала, а не наоборот, минерал же назвали по его зеленой, оливковой, окраске).

Тщательно были изучены массивы дунитов на восточном побережье Австралии, на о. Тасмания, на юге Испании (Сиерра де Ронда), но и там, кроме мелких, непригодных для разработки гнезд, ничего не встретили. «Бедняком» оказался и «родоначальный» массив горы Дун.

XIX век завершился в отношении платины итогом печальным. Коренных месторождений не нашли, а россыпей оставалось все меньше.