Текст книги "Помни меня"

Автор книги: Ариша Дашковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Ариша Дашковская
Помни меня

Пролог

Сквозь жалюзи в кабинет заглядывает темень. Смена закончилась десять минут назад, но в коридоре, даже к гадалке не ходи, остались пациенты. Света, моя медсестра, до ужаса не любила дни, на которые выпадала третья смена. Тогда я работала до последнего пациента и часто уходила практически перед закрытием поликлиники. Она добровольно оставалась со мной, но приём приходилось вести под аккомпанемент её ворчания. Персонал считал Свету вздорной скандалисткой. Педиатры с ней не срабатывались и чуть ли не бились в нервных конвульсиях, жалуясь на неё коллегам. На самом деле, Света добрая, только по ней это совсем не видно.

Вот и сейчас она выглянула за дверь, перекинулась парой слов с кем-то, и, вернулась на своё место, не забыв перед этим красноречиво взглянуть на наручные часы, и принялась ворчать:

– Человек шесть и все без талонов. Домой пора. Мне ещё подарки покупать.

– Светлана Ивановна, дети же, – мягко укорила её. – Со взрослыми я бы не церемонилась.

Она сложила пухлые руки на груди, всем видом показывая, что нисколько мне не верит:

– Конечно-конечно, Марина Николаевна. Вот только и вас дома не хомячок ждёт.

– Да, не хомячок, а Лисёнок, – согласилась я, пальпируя животик пятилетней малышке.

– Настоящий? – недоверчиво округлила глаза девочка, а её мать поспешила шикнуть на неё.

– Самый настоящий. Рыжий и хитрый, – я широко улыбнулась и заговорщически понизила голос.

Мой Лисёнок был точной копией отца. От меня ему досталась только рыжина и россыпь веснушек на любопытном носу. Зеленоглазый, не по-детски рассудительный четырёхлетний мужичок, который вчера попросил помочь с письмом для Деда Мороза и обстоятельно надиктовывал параметры робота на пульте,  желаемого  в подарок. Вспомнив, что Света сегодня тоже собиралась ехать за подарками, я повернула голову к ней:

– Светлана Ивановна, да вы идите уже. Сама справлюсь.

На лице медсестры отразилась внутренняя борьба. Потом, будто боясь передумать, она подскочила со стула, наскоро напялила бесформенный пуховик, и уже в дверях притормозила:

– Точно справитесь?

Получив в знак согласия кивок, она вышла. Пусть идёт. Что случится, если я задержусь минут на двадцать-тридцать? Разве что Максим вздохнёт, что я опять застряла в поликлинике вместо того, чтобы уделить время семье. Хотя не ему судить. Он детский хирург в областной больнице, и у него тоже работа на первом месте.

Сегодня утром, перед тем, как выбежать из дома клятвенно пообещала ему, что вернусь пораньше. Завтра тридцать первое декабря, а мы не купили подарки родным и близким. Представила, какие жуткие очереди сейчас в магазинах, а ведь ещё нужно затариться продуктами к новогоднему столу.

Но… дети измучились, мамочки нервничали, что не успеют попасть ко мне. Как можно выйти и разогнать их?

Мать последней маленькой пациентки, как назло, оказалась на редкость дотошной, переспрашивала раз десять по каждому пункту данных мной рекомендаций. Даже после того, как я распрощалась с ней и надела пальто, она не ушла, а следовала за мной до выхода из поликлиники, продолжая доканывать вопросами. Уверена, если бы ребенок не мешал ей угнаться за мной, она непременно проводила бы меня до остановки и пытала до прихода маршрутки, а может, и прокатилась до моего дома.

Всё крыльцо поликлиники засыпано пушистым снегом. Подошва сапог проехала по припорошенному кафелю ступеней. Пришлось схватиться за поручень, чтобы не упасть. Да, скользко, да, холодно, но я всё равно любила зиму. Она словно создана для чудес. Зимой всё становится чище, светлее. Предновогодние волнение и суета, свежесть морозного воздуха, пропитанного волшебством, и запах мандаринов, возвращали детскую веру в то, что чудеса случаются.

По пути забежала в ювелирку, чтобы купить Максу подарок – золотые запонки с чёрным агатом, невообразимо дорогие по меркам обычного врача, работающего в муниципальной поликлинике. Я копила на них с прошлой зимы. Представляя, как стильно они будут смотреться на манжетах его белоснежной рубашки, о других, более доступных по цене вариантах, даже думать не могла. Мои страхи, что кто-нибудь заберёт понравившиеся мне запонки до меня, не оправдались, и скоро в моём кармане лежала тёмная бархатная коробочка.

Уже сидя в маршрутке, я ощутила слабую вибрацию из сумочки. Достала смартфон и охнула – десять пропущенных от Максима. Из-за последней настырной пациентки напрочь забыла включить звук на телефоне. В динамике раздался напряжённый голос мужа:

– Марин, договаривались же, что ты сразу домой. Я уже Лёшку к бабушке успел отвезти, чтоб не таскать по магазинам. Как дурак, почти час жду на парковке. Знал бы, что ты забудешь об обещании, ждал бы дома, в тепле у телевизора.

Чтобы не испытывать лишний раз терпение Максима на прочность, от остановки до нашей новенькой кирпичной многоэтажки практически летела. Вот и парковка. В конце ряда машин, покрытых шапками снега, в свете фонаря темнела фигура Максима. Я махнула ему рукой, а он демонстративно постучал двумя пальцами по запястью и крикнул:

– Мариш, поторопись. В пробку встанем.

Чувствуя свою вину перед ним, я ускорилась, совершенно забыв про осторожность. Нога заскользила по наледи. Проехав немного, я упала на спину и больно ударилась затылком. Возможно, о бордюр. Что-то противно треснуло, будто сухую ветку сломали. А по шее неприятно растеклось что-то тёплое. Надо вытереть.

– Мариша! – в окрике мужа слышалось преувеличенное беспокойство. Зачем паниковать? Сейчас поднимусь, отряхнусь и поедем по магазинам. Главное, чтоб запонки при падении из кармана не выпали и не затерялись в сугробе.

– Мариша, Мариша, очнись, – голос мужа пробивался словно через толстый слой ваты.

Веки внезапно отяжелели. Мне с трудом удалось приоткрыть их. Сквозь белёсую пелену вырисовывались неясные очертания предметов. Я не на улице. Но и не дома.

– Макс! – пыталась позвать, но губы не слушались. Рядом что-то гудело, протяжно, пугающе. Этим механическим звуком наполнялось всё пространство. Устав бороться с собственными веками, снова сомкнула их и провалилась в бессознательную темноту.

Вспышка. И тут глаза мои распахнулись. Я поняла, что лежу на снегу на парковке. Надо мной склонился Максим, протягивая руку:

– Давай, давай же.

Но моё тело, скованное странным оцепенением, не слушалось. Снег словно удерживал меня, засасывал трясиной, а я пыталась изо всех сил вырваться из белого пушистого плена и коснуться пальцами ладони Макса.

– Помоги мне, – с обидой прошелестели губы.

– Не могу, – он покачал головой. – Ты должна сама.

Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Мышцы натянулись так, что казалось, вот-вот порвутся, как струны. В голове отчаянно пульсировала единственная мысль, что если не выполню его просьбу, то больше не увижу любимого никогда.

– Сожми руку, – почти приказал он, и я, сделав последний рывок, коснулась кончиками пальцев его ладони. Лёгкое, почти невесомое пожатие. Он кивнул, одобряюще улыбнулся и произнёс не своим голосом:

– Умница-девочка. Теперь попробуй открыть глаза. Давай возвращайся.

Глава 1

Сквозь узкие щёлочки между ресницами я взглянула на склонившегося надо мной Максима. Его лицо, такое родное и дорогое, постепенно теряло чёткость, расплывалось и вытягивалось до тех пор, пока не превратилось в совершенно мне не знакомое. Из-под густых серебристых бровей на меня смотрели цепкие серые глаза пожилого мужчины. Зелёная медицинская шапочка почти полностью скрывала седые волосы.

Через пару минут получилось сфокусировать зрение. Комната, в которой я оказалась, напоминала палату реанимации. Стены, облицованные белым кафелем, на соседней койке старик, подключённый к аппарату искусственной вентиляции лёгких, гул и противный писк медицинского оборудования, подтверждали, что я права в своей догадке. Ещё бы понять, почему я здесь.

В голове крутились обрывки воспоминаний, из которых у меня никак не получалось создать целую картину. Снег… Запах мандаринов… Запонки под стеклом витрины… Падение… Праздник! Нужно купить подарки и приготовить закуски к новогоднему столу.

– Имя скажи свое, красавица, – голос доктора сбил меня с мысли, и пазл, который я начала собирать в голове, снова перемешался.

– Марина, – в горле пересохло, я провела непослушным языком по растрескавшимся губам. – Домой отпустите.

Он приподнял бровь и усмехнулся:

– Отпущу, но не так быстро. Сначала переведу в неврологию. А оттуда и выпишешься.

– А как же Новый год? Как моя семья?

– Уже седьмое января. Семь дней в коме. С Рождеством, кстати. А семья ваша в курсе. Мы пообщались, я всё объяснил им.

Доктор ушёл, оставив меня с моим бессознательным соседом и чувством досады от того, что испортила родным праздник.

Через неделю лечащий врач, как и обещал, перевёл меня в неврологию. Максим ни разу не навестил меня. Я пыталась успокоить себя и находила кучу оправданий, но обида не отпускала. Хорошо, что времени на неё оставалось мало – я целыми днями спала.

До палаты, в которую меня перевели, я еле добрела. Повезло, что неврология находилась в том же корпусе больницы, но на другом этаже. Если бы не санитарка, сопровождавшая меня, я бы точно рухнула где-нибудь. Голова болела так сильно, будто кто-то незримый обхватил её мощными лапами и пытался раздавить. Спутницами боли стали слабость и постоянная тошнота. А пол больницы, покрытый потёртым линолеумом, превратился в корабельную палубу.

В палате была всего лишь одна свободная койка, прямо у окна с деревянной рамой. Наверное, от него сквозило, поэтому никто не покусился на это место. Санитарка, особо не заморачиваясь, быстро застелила прорезиненый матрас выцветшей простыней с еле заметным серым штампом больницы и забросила подушку, как в мешок, в слишком большую для неё наволочку.

Все её приготовления происходили под внимательным наблюдением пяти пар глаз, и как только женщина ушла, все они воззрились на меня. В реанимации сосед оказался не из болтливых, он так и не пришёл в себя, но я надеялась, что он выживет. Здесь же меня сразу взяли в оборот.

– Я Даша, – приветливо начала пухлая русоволосая девушка, моложе меня лет на десять. Наши кровати разделяла лишь тумбочка.

– Марина. Добрый день всем.

Мне нестройно ответили. Из молодых была только черноволосая девушка, представившаяся Галиной, и сразу же уткнувшаяся в телефон. Она сидела, закинув ногу на ногу, на койке у стены, и у неё одной постельное бельё было явно из дома. Другую половину палаты занимали пациентки постарше. Две женщины практически одного возраста, с одинаково завитыми волосами, образующими пышные шапки на головах, отличающиеся лишь цветом, – Тоня и Лариса – и бабушка Вилена.

Из всех в худшем состоянии была я. С кровати поднималась с огромным трудом, тогда как даже бабушка Вилена, которой было слегка за восемьдесят, передвигалась гораздо шустрее. Столовая находилась в конце коридора. По палатам еду не разносили, руководствуясь принципом «захочешь есть – приползёшь, не пришёл – значит, не сильно-то и хотелось». После того как я чуть не упала в коридоре, попытки дойти до столовой были оставлены. Если бы не Даша и бабушка Вилена, взявшие на себя заботу о моём питании, я бы так и оставалась голодной.

Тоня и Лариса почти синхронно морщили носы от запаха больничной еды, разносившемся по палате, и, наверное, в отместку старались говорить ещё громче, игнорируя мои просьбы.

Вечером медсестра оставила на тумбочке бутылку и пузырёк для сдачи анализов, измерила давление и температуру и сказала, что завтра меня осмотрит лечащий врач. Моим неврологом оказалась Галина Степановна, немолодая сутулая женщина с усталыми глазами.

Она присела на мою кровать и начала перебирать стационарные карты:

– Фамилию напомните мне.

– Марина, – начала я и осеклась. Моя фамилия просто вылетела из головы.

– Фамилию, – произнесла она с лёгким нажимом.

– Не помню, – растерянно прошептала я.

– Анализы тоже сдать забыла? – она посмотрела на поверхность тумбочки, и, взяв стеклянную бутылку, и прочла по прикреплённой к ней бумажке: – Иванцова.

– Но это не моя фамилия.

– А ваша какая? – Галина Степановна уставилась на меня поверх очков.

– Не помню. Но это точно не моя. Я уверена.

– Ладно. Смотрим дальше, – она отыскала нужную карту, и её взгляд забегал по строчкам. – То, что вы упали и ударились головой, помните?

– Да. Я поскользнулась.

– Накануне Нового года, ох, как не повезло.

– Нет. Это было 30 декабря.

– Иванцова, давайте вы не будете мне выносить мозг своими «тут помню, тут не помню». Просто будем доверять записям в вашей карте. У вас кратковременная потеря памяти, так бывает при подобных травмах. Главное, не переживать, и всё со временем восстановится. Голова болит?

– Да. И кружится. И зрение не могу нормально сфокусировать, плывёт всё.

Проверив рефлексы, невролог оставила меня в покое и переключилась на других пациентов. Как только она ушла, Дашка пристала с расспросами:

– А ты что, правда ничего не помнишь? Это же круто очуметь как! Как в кино!

– Я так не думаю, – я отвернулась к батарее, чтобы пресечь попытки настойчивой соседки разговорить меня.

– Нет, ну хоть что-то ты же помнишь? Или только имя? И вообще, так не делают, я ей еду из столовой таскаю, а она меня игнорирует.

Я повернулась, всё же Даша была права в том, что не очень красиво грубить в ответ на её доброту.

– Что ты хочешь узнать? У меня есть муж. Его зовут Максим. И ребёнок. Сынок. Маленький.

– А муж красивый?

– Вроде да, – я улыбнулась. – Высокий, зеленоглазый, русоволосый, не атлет, но с фигурой всё в порядке.

– Бизнесмен?

– Нет. Врач.

Даша поморщила носик:

– Ну, так неинтересно. Он просто обязан быть богатым бизнесменом. Вот тогда всё будет как в кино.

Соседка на время умолкла, по её по-детски пухлому личику было видно, что она о чём-то раздумывает.

– А прикинь, если он на самом деле окажется лысым, низким, шепелявым, с огромным животом, будет тянуть к тебе мохнатые руки и слюнявые губы, – Даша разошлась не на шутку, теперь она ещё и жестикулировала, изображая того орангутанга, которого сватала мне в мужья.

Неизвестно, сколько эта неугомонная продолжала бы надо мной глумиться, если бы не раздался оглушительный окрик, отбойным молотком ударивший по больному мозгу:

– Иванцова, посетители! Иванцова, оглохла?

Соседка по палате перестала паясничать и красноречиво указала на дверь, где в проёме стояла самая грубая медсестра и сверлила меня глазами. Я опять забыла, что Иванцова – это я.

Когда я поняла, что посетители Макс и Лисёнок, сердце заколотилось сильнее, предвкушая встречу. Как же я соскучилась по своим! Не терпелось зацеловать щёчки и золотистую макушку Лисёнка и снова оказаться в надёжных, крепких руках любимого мужчины.

Больничный коридор казался невообразимо длинным. Мне хотелось лететь к ним, но приходилось идти, медленно передвигая ногами и придерживаясь за стену подобно дряхлой старухе.

Распахнув дверь в тамбур и мысленно приготовившись к встрече с маленьким рыжим ураганом, который при моей слабости запросто мог бы сбить меня с ног, я растерялась. Ни Макса, ни Лисёнка. Только мужчина и женщина сидели на одной из банкеток. Я покрутилась на месте и решила выйти на лестницу. Лисёнок любит считать ступеньки. Возможно, Максим увлёк его этим, чтоб сын не капризничал.

– Эй, сеструха, ты куда? – послышался окрик в спину, а следом я ощутила рывок за плечо. – Оглохла? – я оказалась развёрнутой к мужчине, от которого разило перегаром и крепким табаком.

– Вы мне? Отпустите! – я попыталась скинуть его руку и громко позвала мужа. – Максим! Максим!

Но на помощь мне никто не пришёл.

– Марин, прекрати шутковать. Нам не до смеха. Мать боялась, ты кони двинешь, а хоронить не на что, – он хорошенько встряхнул меня, что сразу же отдалось нестерпимой болью в голове.

– О чём вы? – я пыталась вырваться из хватки сумасшедшего мужика.

– Прекрати, Василёк, – вскрикнула женщина и сорвалась к нам со своего места.

Тряска прекратилась. Мужчина сделал шаг назад. Теперь прямо передо мной стояла пожилая женщина, с надеждой вглядываясь в моё лицо.

– Мариночка, я твоя мама. А это Вася – твой брат.

Глава 2

Совершенно незнакомая мне женщина в чёрной бесформенной куртке до колена, в синих растянутых гамашах и галошах с меховым отворотом, утверждала, что она моя мать. Её прозрачно-голубые, почти угасшие глаза смотрели с надеждой. Она ждала от меня чего-то и от волнения теребила седую прядь, выбившуюся из-под жёлтого старушечьего платка. Судя по сосудистым звёздочкам на щеках и носу и по припухшим векам, к бутылке она любила приложиться так же, как и её сын.

В голове промелькнула мысль, что этих двоих привезли на госпитализацию, но ошиблись отделением, а сопровождающий санитар отлучился, чтобы уладить формальности. Объяснение, конечно, на грани фантастики, но ничего более логичного на ум не приходило.

Яркими вспышками, кадрами промелькнули красивое, немного печальное лицо мамы, гранитный памятник с её чёрно-белой фотографией, усыпанный пожелтевшими листьями берёзки, растущей рядом, отец, спешно собирающий чемодан, чтобы уйти из семьи. После того как он нас бросил, мама стала для меня всем. И она ни капли не была похожа на эту женщину.

Я всё ещё поглядывала в сторону выхода, ждала, что вот-вот войдёт Максим и разберётся с этими сумасшедшими.

– Ты что, реально не помнишь? Нехило я тебя треснул. Что ты врачам сказала? Менты не вызывали, значит, не выдала, – широкая улыбка на его некрасивом лице Васи, покрытом ямочками от угревой сыпи, выглядела устрашающе. Крепкий и сбитый, он умудрялся внушать ужас даже в своей нелепой одежде – в потрескавшейся кожаной куртке, спортивных штанах с надписью «abibas» и чёрных классических туфлях. – Да, и что это за Максим? Хахаля успела завести?

Он протянул ко мне ручищу, намереваясь потрепать по щеке, но я отстранилась и начала медленно отступать к двери в отделение, приговаривая:

– Не подходите ко мне. Вы обознались. Я вас никогда не видела раньше.

На их лицах синхронно отобразилось потрясение. Первой отошла от шока женщина:

– Доченька, вещи хоть возьми, – она поспешно взяла с банкетки потёртый пакет и протянула мне, но я успела скрыться за дверью.

Только после того, как за моей спиной захлопнулась дверь, я почувствовала себя в относительной безопасности. Наружу рвались рыдания. Я совершенно не понимала, куда делись мои муж и сын, и что за странные люди пытались убедить меня в том, что они мои родственники. Стены и пол вдруг пришли в движение, будто я на качели «солнышко» раскрутилась до тошноты. Еле-еле добралась до палаты, ни на кого не глядя прошла до кровати, рухнула на неё и тут меня начало буквально трясти.

Кто-то робко коснулся моих волос:

– Марина, тебя обидели? – Даша опять проявляла участие и даже попыталась пошутить: – Или твой муж оказался один в один, как я описывала?

– Он не пришёл.

– Обидно, конечно, но тебя ведь навестили другие родственники. Придёт в другой раз.

– Не было родственников, Даш. Ко мне прицепились какие-то сумасшедшие. Трясли меня, требовали, чтобы я их узнала.

– Ага, понятно, что ничего не понятно, – заключила девушка. – Ты не реви, главное. Разберёмся. И врачу расскажи.

– Иванцова! – я невольно вздрогнула от голоса грымзы-медсестры, раздавшегося совсем рядом. – Чего вещи у родственников не забрала? Я тебе в носильщицы не нанималась.

Я подняла на неё зарёванное лицо:

– Они мне не родственники.

– Да плевать, родственники – не родственники. Тебе передали, значит, бери и пользуйся! – швырнув пакет на кровать, она напоследок окинула меня недовольным взглядом и удалилась.

Я брезгливо отодвинула ногой замызганный пакет. Даша, видя моё состояние, начала сама разбирать вещи. Она достала спортивный костюм, пару футболок, полотенце, туалетную бумагу, косметичку и нижнее бельё.

– Это не мои вещи.

– Вещи чистые, – Даша поднесла аккуратную стопку к носу. – Порошком пахнут. Размер вроде твой. Ничего с тобой не случится, если их наденешь. Всё же лучше, чем в одном халате неделями ходить.

Халат и тапочки тоже не мои, но почему мне отдали их при переводе в неврологию, понятия не имела. Даша положила вещи в тумбочку, а косметичку сунула мне в руки. В косметичке пудреница, тушь, тени, пара помад и расчёска, наивно свёрнутый тетрадный листочек с пятьюстами рублями внутри и телефон в ярком чехле. Неплохой смартфон никак не вязался с обликом посетителей. Дисплей приветливо загорелся в ответ на прикосновение к кнопке блокировки. На заставке моя фотография. Волосы игриво завиты в крупные локоны, а губы накрашены слишком яркой помадой. Не люблю такой цвет.

Телефон не мой. Фотография моя. Как вообще такое может быть? Ничего не понимая, начала прокручивать список контактов. Мама, Василёк, Дэн, Лёлька, Любимый, Машка, Ногти недорого, Светка-овца. И дальше бесконечный список ничего не значащих для меня имён. Из всех абонентов мне знаком только Василёк. Сегодня познакомились. Сомнений быть не может: на фото контакта тот же страшный белобрысый мужик.

Всё это похоже на плохую шутку, затянувшийся розыгрыш. Но я бы согласилась даже на такой неправдоподобный вариант, лишь бы сейчас услышать в трубке родной голос Максима.

Поколебавшись, я позвонила «Любимому».

После череды длинных гудков в трубке раздался радостный голос, приятный, но совершенно незнакомый:

– Что, Рыжая, уже соскучилась?

Не Максим. Испугавшись, я нажала кнопку сброса.

Неизвестный мне любимый, вероятно, подумал, что звонок сорвался и принялся перезванивать, а я вместо того, чтобы объяснить человеку, что произошла какая-то ошибка, трусливо сбрасывала вызовы.

Даша, молча наблюдавшая за этим шапито, внезапно выдала:

– Мариш, сама посуди, на телефонной заставке ты. Одежду принесли твоего размера. Ладно, ты не помнишь навестивших тебя людей, но они же не могут тебя перепутать с кем-то.

– В тебе проснулся Шерлок? – язвительно спросила я. – Видела бы ты этих людей. Они явно были не в себе. Мужик вообще чуть меня не убил.

Тут я заметила, что не одна Даша заинтересовалась бесплатным представлением. Зинаида и Раиса переглядывались друг с другом и еле сдерживали смешки. Галина, поймав на себе мой взгляд, тут же уткнулась в смартфон. А бабушка Вилена, сидела на кровати, покачивая головой:

– Бедная, бедная деточка. Родственников не выбирают.

– Марин, вот только не обижайся, – покусав губы, Даша продолжила излагать свою версию, – ты не думала, что сын и муж тебе просто… приснились? У тебя в голове перепутались явь и сон. Я в одном из пабликов читала похожую историю: девушка после комы думала, что у неё есть муж и дети, а на самом деле у неё была только мать-алкоголичка. Даже парня никакого не было, и вообще, отчим, оказывается, постоянно её насиловал. А потом она умерла… Ой! – спохватившись, она прикрыла рот ладошкой.

– К чему ты это говоришь? – обида застряла комом в горле. – По-твоему, я всё насочиняла? Или ты считаешь, что это я сумасшедшая, а не они. Как я могла придумать целую жизнь?

– Погоди, не кипятись. Просто тебе нужно убедиться, что Максим и Лисёнок существуют, – замолчать её не заставило даже скептическое выражение моего лица. – Ты рассказывала, что Максим детский хирург, попробуй поискать информацию в интернете. На сайтах больниц всегда публикуют сведения о докторах.

В её словах было рациональное зерно. Вот только связь была настолько слабой, что даже стартовая страница браузера не грузилась.

– Сеть не ловит, – с досадой я откинулась на подушку.

– И у меня не ловит, – вздохнула Даша и тут же с улыбкой посмотрела на соседку: – А вот у Гали ловит. Да, Галечка? Будь другом, посмотри нам хирурга Максима Иванцова.

Галя закатила глаза и цокнула языком:

– И где я смотреть его буду? Вы, девочки, глупости какие-то выдумываете. И так всё очевидно. Смешно даже.

– Что сложного-то? – напустилась Даша на девушку. – Пару больниц Лесогорска и одну поликлинику лень проверить?

Без особого энтузиазма палец Гали защёлкал по экрану смартфона.

– Лесогорска? – переспросила я. – Название незнакомое.

– Да ты и о фамилии своей так говорила, – прыснула Даша.

– Во-во. И я о том же, – поддержала её Галина, не отрывая глаз от экрана и пролистывая ленту.

Минут через пять она выдала:

– Никакого Иванцова Максима нет, по крайней мере, среди докторов. Можно, конечно, поискать в соцсетях, но это дохлый номер. Мне кажется, среди них Марининого мужа мы не обнаружим.

Умом я понимала, что Даша права, но сердце верить не хотело. Разве могла бы я помнить людей, которых не существует? Разве могла любить их? Если бы я могла вспомнить номер телефона Максима – единственный номер, который я знала наизусть, все проблемы разрешились бы. Вот только память запрятала его в свои глубины и не спешила отдавать.

– Мне нужны бумага и ручка, – я окинула палату взглядом. – Я как-то читала об одном методе пробуждения воспоминаний. Конечно, он странный.

Я достала из косметички тетрадный листок, в который были завёрнуты деньги. Ручку мне дала бабушка Вилена. Я положила лист на тумбочку и сжала ручку до боли в пальцах. Нужно просто закрыть глаза и отключить сознание. Рука напишет номер сама, нужно только верить. Я подумала о Максиме, его серо-зелёных глазах, в которых всегда светилось обожание, его улыбке, открытой и немного мальчишеской. Выпадаю из реальности, оказавшись на мгновение в его тёплых объятьях, ощущая его родной запах. А потом, когда я вернулась в действительность, больше похожую на страшный сон, передо мной лежал тетрадный листок с коряво выведенными цифрами. Но это определённо был телефонный номер.

– А вы не верили, – торжествуя, произнесла я.

– Я не поняла, она сейчас собирается рандомному человеку звонить? – удивилась Галя, а Даша пожала плечами.

Я радовалась, как ребёнок, что получилось обмануть память. Лишь бы не обмануться самой. Протяжные гудки подтверждали, что такой номер в природе как минимум существует. Вот только на вызов не спешили отвечать. Наконец я услышала голос. Его голос. Уставший, убитый, но такой родной. Сердце болезненно сжалось и на секунду замерло.

– Максим? – я предпочла удостовериться, хотя знала, что это он.

– Да. Слушаю.

Не желая разговаривать при посторонних, я вылетела пулей из палаты, случайно скинув чьё-то полотенце со спинки кровати. В коридоре прижалась спиной к стене, боясь, что ноги меня не удержат, и затараторила в трубку:

– Максим, это я, Марина. Здесь очень плохая связь. Звонок может сорваться в любой момент. Забери меня отсюда, пожалуйста! Я больше не могу здесь оставаться. Я хочу домой. Я так соскучилась по вас, а вы меня не навещаете, – я не сдержалась и зарыдала.

– Девушка, это плохая шутка, – даже не пытаясь скрыть раздражение, почти зло произнёс он.

– Максим! Это же я. Я не пойму, что происходит.

Связь прервалась или он сам нажал отбой, я так и не поняла. Но теперь, когда я услышала его голос, сдаваться не собиралась. Как заведённая набирала номер снова и снова, но телефон отвечал лишь короткими гудками. Зато теперь я знала, что не сошла с ума. Максим действительно существует, как бы ни пытались убедить меня в обратном. Завтра позвоню ему и постараюсь всё объяснить без слёз и нервов. Может быть, у него был сложный день, а из-за моих рыданий в трубку он не понял, кто ему звонит.

Было видно, что соседи по палате ждали моего возвращения, и теперь ловили каждое нечаянное движение, силясь понять, чем увенчалась моя попытка. Они были в замешательстве: на моём зарёванном лице блуждала блаженная улыбка. А они явно были настроены увидеть совсем другое. К моей радости, терзать меня расспросами не стали, и я устроилась на кровати лицом к стене, прячась от любопытных глаз. В груди разливалось приятное тепло: я слышала его голос. Теперь у меня появилась уверенность, что странным вещам, произошедшим со мной, скоро найдётся объяснение, и я окажусь дома с семьёй.

На следующий день я опять позвонила ему. Только тяжёлый вздох свидетельствовал о том, что трубку подняли.

– Максим?

Молчание.

– Максим.

Молчание.

– Я знаю, что ты меня слышишь. Я не могу понять, что происходит. Почему ты так себя ведёшь? Забери меня.

То, что я услышала, на миг выбило меня из колеи, а от его голоса, глухого и надломленного, по коже побежали мурашки.

– Девушка, кто вы? Какие у вас мотивы? Забудьте мой номер, я прошу вас, – он сбросил вызов, оставив меня в полной растерянности.

Я набрала номер снова. Трубку взяли. И на меня тут же обрушился шквал ругательств. Молодой женский голос костерил меня на чём свет стоит:

– Ты думаешь, что это смешно? Или ты мстишь ему за что-то? Хватит издеваться! Прекрати названивать сюда, – единственные цензурные фразы, прозвучавшие в потоке брани.

За грудиной запекло, я медленно съехала по стенке на пол. Уткнув голову в колени и запустив пальцы в волосы, я разревелась в голос. Что со мной не так? Любимый мужчина не узнает меня и даже слышать не хочет. Чужие люди навещают и считают родственницей. Либо я сошла с ума, либо весь мир.

Я вернулась в палату, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Слёзы уже не текли, в груди предвкушение уступило место опустошённости, а в голове суматошно метались мысли вспугнутыми птицами.

За всё время Максим не навестил меня ни разу. На него это не похоже. Он примчался бы, как только я пришла я в себя. В том, что я слышала по телефону именно его голос, я была уверена на сто процентов. Вот только он почему-то вёл себя так, будто я ему чужая и общался с нескрываемым раздражением. Почему? Почему он так со мной? Я не могла придумать никакого объяснения его поведению. Такого просто не могло случиться ни при каких обстоятельствах. Даже если бы началось землетрясение, смерч или наводнение, он приехал бы ко мне.

Новые «родственники» чудесным образом знали мой размер одежды. В переданном ими смартфоне оказалась моя фотография. Но больше никаких фотографий, кроме Васиной, не было.

Мать с сыном вели себя странно, но не фальшиво, не было ощущения неумелой игры. Казалось, что они в самом деле уверены, что я их Марина. А Вася… Вася ещё обмолвился, что именно он ударил меня по голове так, что я оказалась в больнице.

– У тебя взгляд пустой такой. Ты меня пугаешь. Что случилось?

Усилием воли я скинула с себя оцепенение и заставила себя ответить:

– Ничего. Он меня не узнал.

– Пф, конечно, не узнал! Никто, кроме тебя, и не надеялся на это, – Галина не сдержала злорадства.

Даша шикнула на неё и села рядом со мной, обняв за плечи:

– Всё наладится. Ты только расскажи врачу. Это важно. Ты и про родственников своих на обходе сегодня промолчала.

– Ты права, Даш. Ты права, – я погладила её по руке, всё ещё лежащей на моём плече, и решительно поднялась с кровати.

– Ты куда? – встревожилась Даша.