сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
Янка сидела напротив, медленно потягивая вино из огромного бокала, больше напоминающего аквариум на ножке. Глаза ее опухли от слез, волосы были собраны в непонятный пучок, из которого выбивались пряди соломенных волос. В общем, обычная картина, которую я наблюдаю всякий раз, как Янку бросит очередной, по ее словам, козёл. Для Янки топить в вине свою несбывшуюся надежду на счастливый конец любовной истории — уже обязательный ритуал. Она и так довольно часто коротает вечера со своим неизменным «аквариумом» в одной руке и тонкой сигаретой в другой. Не знаю верить ли ей, но она утверждает, что сухое красное вино — необходимый компонент ее особой диеты, на которой она сидит не первый год. В любом случае, не думаю, что авторы диеты предполагали, что это вино будет питься из бокала, в который запросто входит бутылка.
— Нет, ну ты представляешь, этот гад женат! — в своей манере немного растягивая слова, снова завела свою песню Янка. — Лживый подонок! Тварь конченая! Вспомнил через полгода, что у него оказывается есть благоверная. Так ладно просто бросил бы, так нет, эта сволочь уволила меня!
Это она о своем, теперь уже бывшем, начальнике — хозяине ювелирного салона.
— Почему мужчины такие идиоты? Почему они не ценят красивых, умных и образованных женщин и возвращаются к своим тупым домашним курицам, постоянно стоящим у плиты и готовящим свои вонючие борщи? Вот взять хотя бы вас с Мишкой — он налево даже голову не повернет.
Это уже конкретный булыжник в мой огород. Янка прекрасно знает, что все свое свободное время я провожу на кухне, готовя эти самые борщи. Конечно, без ложной скромности, за мой борщ можно душу дьяволу продать, но Мишка со мной ну уж точно не из-за борща.
С Мишкой мы учились в одном классе. Бывает любовь с первого взгляда, а Мишка возненавидел меня с первой секунды и гнобил все одиннадцать лет. Мой первый в жизни школьный день навсегда запомнился тем, что был безнадежно испорчен кареглазым мальчишкой, как потом оказалось, Мишкой, который раз двадцать на школьной линейке прошелся по моим босоножкам не особо чистыми ботинками, из-за чего на моих белоснежных гольфах отпечатались следы его подошв. К моему несчастью, учительница рассадила класс таким образом, что Мишка оказался за моей спиной, чем он пользовался, как мог: тайком от учительницы тыкал мне в спину линейкой и ручкой, пинал ногами мой стул, украдкой грыз семечки и пытался попасть шелухой за ворот моей блузки. После моих постоянных жалоб где-то через неделю она все-таки пересадила Мишку на другой ряд, но он и тут не успокоился. Он приноровился стрелять по мне жеваной бумагой из ручки и довольно метко стрелял, надо признать.
Именно Мишке я обязана тем, что сделала вывод, что в жизни никому нельзя верить, особенно мужчине, особенно если он так открыто улыбается. Как-то в один сентябрьский день шел сильный дождь. Мишка забежал в класс, весь мокрый, но счастливый. В руке у него был такой же мокрый тетрадный листок, свернутый кульком. Он подошел ко мне и, улыбаясь, торжественным голосом сказал:
— Настя, я больше не буду тебя обижать. Прости меня. Мир? — он протянул мне свой кулек. — Это тебе.
Конечно же я поверила ему и взяла этот кулек. В нём оказались извивающиеся дождевые черви. Я чуть не расплакалась. Нет, к червям я отношусь абсолютно спокойно, но мне было обидно от того, что моей доверчивостью воспользовались, чтобы посмеяться.
— Вот дура! Поверила! — звонко захохотал он, и его смех подхватила его свита, которая за столь короткое время уже признала в нем своего лидера.
Ну, а дальше все было в том же духе. Я уже привыкла к тому, что он безжалостно пинал мою шапку по школьным коридорам, натирал мне щеки снегом, зашвыривал его мне за шиворот, вытряхивал содержимое моего ранца из окна школы, называл меня престарелой обезьяной и Настёхой-дурёхой. Я была его единственной жертвой в классе, с нашими девчонками он был довольно мил. Причем, я была его персональной жертвой, остальным он ясно дал понять, что обо мне не стоит не только плохо отзываться, но и даже косо смотреть в мою сторону: унижать и оскорблять меня было только его привилегией.
В старших классах его внимание ко мне не угасло. Все мои тетради были старательно изрисованы его рукой хуёчками всех форм и размеров. Поначалу я заводила новые, переписывая в них по ночам содержимое старых, но потом я поняла всю тщетность моего труда и со спокойной совестью ходила со столь смело декорированными тетрадями.
В десятом классе он прямо на уроке литературы посадил мне на плечо неизвестно откуда добытую им ручную крысу. Уж я не знаю, кто мог проболтаться ему о моей фобии, но я точно уверена, что он о ней наверняка знал. Как только я почувствовала царапанье маленьких цепких лапок пытающегося удержаться на моем плече мерзкого существа, раздался мой дикий вопль, и через мгновение крыса отлетела к стене. Причем вопить я не перестала, невзирая на замечания Елены Ивановны. На эти душераздирающие крики сбежались учителя со всех кабинетов на этаже и стояли в дверях, пытаясь понять что происходит. Тут уже кричала Елена Ивановна, требуя немедленно закрыть дверь, чтобы крыса не покинула класс. Урок был сорван, все ловили крысу, а я сидела на стуле, подняв ноги и ревела. В итоге в школу вызвали моих родителей и высказали им, что их дочь, претендентка на золотую медаль, таким непотребным образом сорвала урок. Тут я поняла, что жизнь — штука несправедливая.
Последние два года Мишка, в принципе, не считая случая с крысой, был более или менее сносен. Он теперь посвящал мне похабные стишки собственного сочинения и раз по сто на день произносил нараспев дурацкую фразочку «Настя, подари мне счастье!». А на выпускном вообще произошло невероятное. На банкете после официальной части, когда уже все выпускники были слегка навеселе от шампанского и разливаемых под столом более крепких напитков, ко мне вдруг подошел Мишка, чтобы пригласить меня на медляк. Я недоуменно посмотрела на него, ожидая подвоха:
— Я не хочу танцевать. А с тобой тем более.
Мишка улыбнулся своей неотразимой улыбкой, наклонился прямо к моему уху и с расстановкой произнес:
— Ты хочешь меня опозорить при всех? Так не пойдет. Либо ты сейчас улыбнешься и пойдешь со мной, либо я погоню тебя пинками. Поняла?
Я кивнула, натужно улыбнулась и вложила руку в его протянутую ладонь. Он вывел меня на середину танцпола, и тут мне стало жутко страшно, что он сейчас бросит меня во время танца и уйдет или еще как-нибудь унизит меня, но он танцевал так, как будто об этом моменте мечтал всю свою жизнь. Неожиданно он улыбнулся мне и сказал:
— Ты очень красивая.
Я ждала продолжения в виде его любимых выражений «как престарелая обезьяна» или «как кобыла Пржевальского», но это были три единственных слова, которые он произнёс. Потом он поблагодарил меня за танец и проводил на мое место. После выпускного я его ни разу не видела.
Через пять с лишним лет судьба снова свела меня с Мишкой — на вечере встречи выпускников. Несмотря на то, что я уже имела некоторый опыт в своей профессии и поднаторела в злословии и провоцирующей риторике, я очень боялась, что он придёт и будет насмехаться надо мной, а я не найду, что сказать и буду мямлить в ответ. Итог оказался неожиданным для меня — утром мы проснулись с Мишкой в одной постели в моей квартире. Вернее, проснулась я, а он спал рядом: его чёрные длинные ресницы — предмет зависти всех моих бывших одноклассниц, подрагивали во сне, он казался таким беззащитным и кротким, человек, превративший мои школьные годы в пытку. Я с ужасом пыталась осознать, как это произошло. Я не была пьяна, но отчет своим действиям, видимо, не отдавала. Я помню нахлынувшее желание, какое еще мне не доводилось испытывать, страсть, которую можно, наверное, назвать животной, наэлектризованный до предела воздух вокруг нас. Искусанные губы до сих пор болели. Я посмотрела на его плечи, они были исполосованы моими ногтями, которые я безжалостно впивала в него. Такого бешеного секса у меня не было никогда. Да и что скрывать, отношение к сексу у меня было весьма своеобразное. Мама всегда мягко намекала мне, что до моего совершеннолетия о нем не может быть и речи, потом, когда мне уже минуло восемнадцать, она мне стала говорить, что пока учусь в университете, помыслы о нем можно отложить до окончания универа, а в идеальном варианте — до свадьбы. Если сравнить секс с мороженым, то её слова звучали бы так: не пробуй мороженого, вдруг тебе понравится настолько, что ты не сможешь остановиться и тебе захочется попробовать новый вид, новый вкус, и ты перепробуешь не одно эскимо, просто для того, чтобы узнать, какое из них вкуснее, а в итоге у тебя очень сильно заболит горло. Но мне казалось, что попробовать это мороженое было просто необходимо, хотя бы затем, чтобы знать, настолько ли оно мне понравится, чтобы я вообще его захотела есть. Меня немного обижало мнение мамы, что моя девственность сможет защитить меня от грехопадения лучше, чем моя голова. Кроме того, хранить себя в чистоте для гипотетического мужа, который скорее всего до меня скакал из койки в койку, мне казалось нечестным. А если я соберусь замуж лет в сорок, мне кажется, мой муженёк не особо обрадовался бы такой целомудренной жёнушке, которую нужно ещё и просвещать в этом плане. В общем, тогда мне казалось, что если я буду выходить замуж девственницей, то, во-первых, моему гипотетическому мужу будет слишком много чести, во-вторых, он не будет особо стараться, зная, что мне в принципе и сравнить то его умения не с чем. Поэтому когда мне исполнилось двадцать лет я нашла подходящую кандидатуру для осуществления задуманного. Это был прекрасно сложенный, симпатичный двадцатипятилетний жеребчик, превосходно играющий на акустической гитаре рок и декламирующий Есенина и Асадова. За шесть месяцев, что мы провели вместе, я научилась всему, чтобы быть уверенной, что моему супругу в постели со мной скучно не будет. А потом ему захотелось других отношений, хотя мы сразу условились, что нас связывает только секс и ничего больше. Мне было комфортно с ним, но я не любила его и не верила ему. Я же с детства усвоила, что мужчинам верить нельзя, а быть брошенной, униженной и обманутой не входило в мои планы. Поэтому пока не стало слишком поздно эти отношения я разорвала. А дальше я упорно не хотела завязывать новые. Я воздвигла барьер из огромного числа требований к возможному партнеру: мой длинный список венчали идеальные зубы — я не хотела заразиться кариесом, ухоженные ногти и чистые ботинки. В общем, мужчин, соответствующих созданному в моем сознании эталону просто не существовало, по крайней мере, в моем окружении.
А тут была совершенно сумасшедшая ночь… Я помню слова, которые Мишка шептал мне, обжигая горячим дыханием, что-то вроде признания в любви. Любви? Да мало ли что можно наговорить в такой момент? Сейчас ко мне вернулись мои детские страхи. Мне казалось, что он откроет глаза, повернется ко мне, засмеется и скажет:
— Вот дура! Поверила!
Но вопреки моим худшим ожиданиям, с этого дня мы с Мишкой больше не расставались и уже семь лет вместе. Через год после проведенной вместе ночи мы поженились, ввергнув этим в состояние шока наших общих знакомых. Еще через год мы продали мою квартиру и переехали в областной центр, где мне посредством хороших знакомых удалось устроиться в редакцию довольно солидного газетного издания. Мы взяли в ипотеку огромную однушку в хорошем районе. Просторная кухня-гостиная и большая спальня — нашей маленькой семье этого хватало с головой. Да еще и друзья у нас часто останавливались.
-Эй, алё-ё-ё… Да ты слушаешь меня вообще? — теребила меня Янка.
Интересно, сколько её пустой болтовни я пропустила?
— Слушаю конечно, — невозмутимо ответила я.
— Звони, — она протягивала мне телефон.
— Кому?
— Да ни хрена ты не слушала! Лёне звони. Скажи, видела Янку, она переживает, чуть вены не порезала. Спроси: «Что у вас с ней?».
— Ты с ума сошла! Тебе за тридцать, а ведешь себя как пятнадцатилетняя идиотка. С какого я позвоню Лёне, если я видела его всего один раз, да я б его имя даже не запомнила, если б ты сегодня его через каждую минуту не произносила. И все это я должна спрашивать у него, звоня с твоего телефона. Супер-логика!
— Позвони со своего, — я заметила, что Янкин язык конкретно заплетается.
— А номер его в моём телефоне откуда? Короче, не тупи. Сотри его номер, а то точно натворишь чего-нибудь.
Янка нехотя стёрла номер или сделала вид, что стёрла.
— Ян, завтра к нам приезжают друзья. Мы идем в «Острова», поиграем в боулинг, фильм посмотрим, давай с нами.
Мне хотелось хоть как-то вывести Янку из состояния депрессии. Мне было жаль её. Ну не складывается у неё с мужиками. С мужем она развелась. Пятилетнего сына отправила к своей маме, чтобы не мешал устраивать личную жизнь. Но личная жизнь не устраивалась, мужчины в Янкиной жизни менялись, неизменным оставалось одно — все они были козлами.
Янка кивнула. Я допила свой уже ледяной чай и собралась домой. Благо идти недалеко, Янка жила в соседнем подъезде.
На следующий день приехал Антон — лучший друг моего мужа и наш бывший одноклассник. Антон был без жены Сони, она заболела и не захотела ехать. С Антоном у Миши был общий бизнес — они занимались электроникой. У них был магазин здесь и в нашем маленьком родном городке. Я недолюбливала Антона, была в нем какая-то червоточина. Много раз были ситуации, когда он своими действиями подставлял Мишу, но Миша всё относил на стечение обстоятельств. Три года назад Антон переехал с Дальнего Востока, куда он уехал сразу после школы. Там он женился и там же развелся. Вернувшись на родину, он женился на Соне, девчонке с его улицы. Он часто жаловался нам на Соню, что она слишком ревнива и подозрительна, но я-то знаю, дыма без огня не бывает. Соня мне нравилась: прямолинейная, с сильным волевым характером, на мой взгляд, она заслуживала куда более лучшего варианта, чем Антон, которого я про себя все время называла не очень цензурной рифмой, рискуя произнести её когда-нибудь вслух.
Вечером мы, как и планировали, поехали в «Острова», прихватив с собой Янку. Янка была весела, от вчерашнего горя не осталось и следа. Она шутила, острила, смеялась. Меня очень удивило, что Яна вдруг разучилась играть в боулинг. Обычно это я играю хуже всех, бросаю шары, даже не пытаясь метиться. Для меня самое главное — никого не зашибить шаром, это уже успех. Антоша конечно же начал помогать Янке, встав сзади неё, объяснял, какую нужно принять позу, направлял её руку. А потом вместе с ней радовался её успехам, даже обнимал за удачные броски. После боулинга мы поехали домой, по пути заскочив в магазин и купив готовой еды и пива.
Мы посидели довольно долго, Мишка пошел спать, Янка и Антон о чем-то разговаривали, а я мыла посуду, искренне желая, чтоб Янка быстрее свалила домой — мне еще предстояло заканчивать статью. Мне очень не хотелось видеть перед собой красную, брызжущую слюной морду редактора, который испытывал патологическую нелюбовь к сложным предложениям и требовал от меня, чтобы я дробила их на простые, дабы каждая бабушка в глубинке могла понять их смысл. Наконец, Янка ушла. Я постелила Антону на диване. Он попросил у меня ключи, чтоб выйти покурить. Я положила их на стол и ушла в спальню править статью. Через некоторое время я услышала, как хлопнула входная дверь, должно быть, Антон вышел на улицу. Статья давалась мне с трудом, голова отказывалась работать, я просидела за ней до трех ночи, но я так и не слышала, чтоб Антон вернулся. Наконец, я её закончила и со спокойной совестью легла спать.
В шесть зазвонил будильник. Мишки рядом не было — странно, ведь обычно его не растолкаешь. Я встала и отправилась на кухню, чтобы поставить чайник. Дойдя до двери я спохватилась — я была в сорочке еле прикрывающей задницу, а у нас был гость. Я уже хотела развернуться, но вдруг услышала приглушенные мужские голоса:
— Соня нам не чужой человек. Ты хотя бы не на наших глазах твори такое.
— Брат, ну если Сонька спросит, почему я задержался, скажи, что решали дела по магазину и пришлось остаться у вас.
— Я-то ей не скажу, что произошло, но если она спросит, ты подумай в какое положение ты меня ставишь, я должен буду солгать ей.
— А Настя? Она ничего не скажет?
— Вот за Настю я ручаться не могу. Я передам ей твою просьбу. А там она как сама решит.
Я развернулась и как можно бесшумнее удалилась в комнату. Вот оно что. Я своими руками спровоцировала этого, как оказалось, кобелину на измену. А теперь меня еще попросят покрывать его. Вот урод, напакостил, ещё и меня с мужем втянул. Самое главное теперь сделать вид, что я ничего не знаю. Так будет проще.
