Текст книги "Взгляд (СИ)"

Автор книги: Ариэль Файнерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Когда Стива увели, психиатр собрал бумаги и вышел вслед за охранниками. Выругался, вернулся обратно и взял из ящика стола коробку с аудиокассетами.

– Чёрт бы вас побрал со своими маньяками, – сквозь зубы проговорил он, направляясь к агенту.

– Ну, что скажете, док? – спросил Хэйлис. – И снимите эти чёртовы очки, они вам совсем не идут, – он отхлебнул кофе. – Парень скоро заставит нас танцевать в индейской одежде.

Психиатр рассмеялся и снял очки:

– Интересный случай, – сказал он, и его лицо внезапно стало серьёзным. – Его поведение в точности соответствует такому, которое следовало бы ожидать от человека, попавшего в необычайно странную ситуацию. Я не нашёл у него никаких признаков шизофрении или других аналогичных психических расстройств. Если бы он рассказывал менее фантастические вещи, я бы сказал, что он говорит правду.

– Уж не хотите ли вы сказать, что он в самом деле был в своём параллельном мире? – усмехнулся агент.

– Поймите меня правильно, Хэйлис, я ни в коем случае не хочу сказать, что он говорит правду, я лишь обращаю ваше внимание, что он ведёт себя так, словно говорит правду.

– Ведёт себя? Интересно... Вы записали вашу беседу?

– Да, конечно, я всегда их записываю. Если хотите, я могу сделать вам копию.

– Было бы неплохо.

– Только она вряд ли вам пригодится.

– Почему?

– Я ещё не слушал записи вашего первого допроса, но держал перед глазами его расшифровку. Он повторил их слово в слово, ни разу не запутавшись в показаниях.

– Час от часу не легче, – агент размял пальцы. – Ну, и что вы намерены предпринять дальше? Что-нибудь уже можно сказать?

– У меня есть кое-какие мысли, но я не хочу озвучивать их, пока не проверю. Мне нужно встретиться с ним ещё пару раз.

– Хорошо, – сказал агент, – я обо всём договорюсь.

На следующий день Стива вновь привели в знакомый кабинет.

– Снимите с него наручники, – сказал психиатр охране. – Вы же будете себя хорошо вести, мистер Уэлш?

Стив кивнул.

– Спасибо, – сказал он, когда с него сняли наручники.

– Итак, вчера вы рассказали увлекательную историю из недавнего прошлого, а теперь давайте вернёмся на много лет назад, в ваше детство. Расскажите мне о вашей семье.

– Я мало что помню, – сказал Стив, вопрос застал его врасплох. – И вообще, почему вы спрашиваете об этом? Какая разница, что было много лет назад?

– Видите ли, мистер Уэлш, – врач поправил очки, – здесь я задаю вопросы, а вы на них отвечаете. Если хотите, конечно. Я вас не заставляю.

Стив взглянул на врача, облизнул сухие губы и кивнул.

– Очень давно, мне казалось, у нас обычная семья, – начал он, – но когда мне исполнилось тринадцать, что-то произошло.

– Что именно произошло?

– Отец начал много зарабатывать, у него был свой бизнес – строительная фирма.

– Он стал иначе к вам относиться?

– Да. Наверное, он и раньше был обо мне не лучшего мнения, но, видимо, именно тогда он решил, что я уже достаточно взрослый, чтобы знать правду. Он ужасно ко мне относился.

– Он бил вас?

– Нет, как ни странно. Но он унижал меня психологически.

– Например.

Стив тяжело вздохнул:

– Мне стыдно об этом вспоминать.

– Стыдно? – врач приподнял брови из под зеркальных линз. – Но ведь это не вы унижали, а вас, это с вами несправедливо обошлись, почему же вам стыдно?

– Мне стыдно, потому что я терпел все его унижения, боялся его... А что я мог сделать? Ведь я был всего лишь подростком. – он растеряно посмотрел на врача, собрался с мыслями и продолжил:

– Как он унижал меня? По-разному. Я хотел носить длинные волосы, как музыканты из моих любимых рок-групп, а он взял и побрил меня на лысо, так что я стал похож на больного после химиотерапии. Целый месяц я носил кепку. Он всё время говорил, какое я ничтожество, и ничего не добьюсь в жизни без него. Если у него было плохое настроение, он часто давал мне лёгкие подзатыльники. Они были не больными, но ужасно обидными.

Когда он напивался, то мог подойти и ударить ногой под зад, а на вопрос: 'За что?' спокойно отвечал: 'Просто так'.

Стив рассказывал взахлёб, его глаза блестели, казалось, он получал мазохистское удовольствие, рассказывая о подробностях своей жизни. Сам того не ведая он оказался на минном поле, где каждый взрыв вызывал новую цепную реакцию. Нарастающая лавина воспоминаний грозилась поглотить его целиком.

– Как-то я чистил свою расчёску и выкинул волосы в туалет, но забыл смыть. Так он позвал меня и едва не окунул головой в унитаз. А ведь мне шёл двадцать первый год! Ещё он послал меня ночью в магазин за водкой...

– Мистер Уэлш, – прервал его психиатр, но Стив продолжал говорить, не обращая внимание на врача.

– Ещё...

– Мистер Уэлш! Вы меня слышите? – Циммерман хлопнул ладонями.

Стив замолчал, ошарашено уставившись на врача.

– А ваша мать знала, вы говорили ей? – продолжил психиатр.

– Мало, мне было стыдно, и я опасался мести отца, но в целом она представляла, что происходило. Она не относилась серьёзно к моим словам, не считала подобные вещи проблемой. По её мнению, если он не бил меня, значит всё было нормально. 'Не обращай внимание', – говорила она.

– Он объяснял своё поведение?

– Один раз. Он сказал, что хотел вырастить из меня 'мужчину', а не 'бабу'. Мразь! Мне нужно было взять у знакомого биту и отделать его как...

– Как вашего начальника, Уэбса? – подсказал врач.

Стив замер на секунду с раскрытым ртом, словно ища в его словах скрытый смысл.

– Да, – кивнул он, – как Уэбса. Но я был слишком труслив и слаб.

– Хорошо, – Циммерман сделал запись в журнале. – Что было дальше?

– После колледжа он взял меня в свою фирму и платил сущие центы. Сам он зарабатывал очень много, но мне не давал ничего. Не знаю, куда он тратил такие огромные деньги. Он пил всё больше, и вскоре в его фирме начались проблемы. Клиенты не хотели с ним работать, компаньоны обманули его. Через несколько лет компанию признали банкротом. Всё имущество было арестовано.

Самое обидное, что родители очень боялись, как бы я не потратил лишнего, а в итоге все их деньги исчезли в никуда.

Знаете, в двадцать три года у меня возникла мысль, что было бы неплохо, если бы мои родители погибли. Тогда я бы распродал всё имущество, оплатил бы учёбу, смог бы начать нормальную жизнь. Столько всего хорошего мог бы сделать. Наверное, ужасная мысль, но мне совсем не стыдно за неё.

Я бы меньше переживал из-за унижений, если бы они оплачивались деньгами, если бы он оказывал мне финансовую помощь. А получается, что я унижался просто так. Более того, когда он оказался без денег, он требовал, что бы я работал на него бесплатно! У него была одна фраза: 'Мне надо!' Этот мудак мог поднять меня в три часа ночи и пьяным голосом требовать срочно напечатать письмо кредиторам, про которое он внезапно вспомнил. Сам он не умел пользоваться пишущей машинкой. В конце концов я собрал вещи и уехал Бостон, не сказав ему ни слова.

После банкротства его подлая сущность проявилась во всей красе. Оказалось, он подделал подпись моей матери, записав на её имя около миллиона долларов своих долгов. Когда она узнала, у неё случился шок, от которого она так и не оправилась. Через пару лет у неё обнаружили рак лёгкого. Она очень хотела поговорить со мной перед смертью, звонила несколько раз, но я бросил трубку, услышав её голос.

– Вы жалеете об этом?

Стив глубоко вздохнул.

– Не знаю. Мне её жаль, но она сама выбрала свою судьбу. Я много раз просил её развестись с отцом и разделить имущество, но она меня не слушала. Говорила, чтобы я не лез не в своё дело.

– А что стало с вашим отцом?

– Понятия не имею. Надеюсь, эта скотина окончательно спилась и сдохла в приюте для бездомных.

– Я смотрю, вы очень обижены на своих родителей, – сказал врач, делая пометку в журнале.

– Ещё бы! – Стив нервно усмехнулся. – Они могли оплатить мне учёбу в любом университете, в любом городе страны. Могли купить мне что угодно. Но они ничем мне не помогли. Я был очень удобным ребёнком: не пил, не курил, не воровал, не имел проблем с полицией, не приводил к себе девчонок, никогда не убегал из дома... Я знал одного парня, мы вместе учились, его родители жили скромнее, чем мои, но они купили своему сыну машину на восемнадцатилетие, много лет оплачивали ему вокальные курсы, хотя он так и не научился петь.

– А как вы объясняли себе их поведение? – спросил Циммерман. – Ведь не могли не задумываться.

Стив кивнул.

– Я много думал об этом. Сначала, мне казалось, что они переживали за меня, затем – что им просто было жалко денег. Но в конце концов я решил, что это было не беспокойство и не жадность, а зависть. Моим родителям в молодости пришлось несладко. Мне кажется, они завидовали мне и не могли допустить, чтобы юность их ребёнка была лучше, чем их собственная.

– Браво, мистер Уэлш, – сказал врач, – продолжайте. – Он сделал запись в журнале.

Стива не пришлось упрашивать. Перед ним лежал разделанный труп его прошлого, а в руке был острый скальпель.

– Они всё время обвиняли меня в том, что я слишком много трачу, слишком много требую, хотя я вообще ничего не просил! Я всего лишь хотел, чтобы мне позволили быть собой. Я мечтал учиться в хорошем университете и жить в большом городе, но отец сказал: 'Мне нечем платить за твою учёбу', – а через месяц купил себе новую машину, заказал из Европы 'БМВ' ручной сборки. С тех пор я ненавижу немецкие машины. А у меня даже самого обычного велосипеда не было, представляете!

– Неужели у вас в жизни было только плохое? – врач поправил очки и убрал ручку.

Стив замолчал.

– Наверное, было и хорошее, – сказал он после недолгих размышлений, – но я его не помню. Моим родителям было плевать на меня, на мою жизнь, на моё будущее, словно, я вообще не их сын. Вся их любовь и забота была только на словах. Они меня предали.

Стив повторил эту фразу несколько раз.

– Вы говорите так, словно вам все должны, – не выдержал психиатр, – но мир устроен иначе, независимо от ваших желаний. В реальном мире вам никто ничего не должен. – Его пальцы плавными круговыми движениями гладили тревожную кнопку под столом. – Я не оправдываю ваших родителей, но у многих жизнь была ещё хуже. Прошло по меньшей мере пять лет, как вы живёте один. Вы могли бы много раз осуществить свои желания.

Стив со злостью взглянул на психиатра, словно собирался прожечь в нём дыру.

– Разве вы не понимаете? Я уже был сломан и больше ни чем не мог заниматься! Слишком поздно. И да, по крайней мере мои родители мне должны! Потому что рождение в вашем ублюдочном мире – не чудо, а проклятие! – крикнул он. – И я их об этом не просил! У них был выбор, а у меня его не было! Они высмеивали мои мечты. Они сломали мне жизнь!

– И о чём же вы мечтали? – поинтересовался врач. – Скажите, я не буду над вами смеяться.

– Я? – искренне спросил Стив, словно рядом был ещё кто-то.

– Вы. Именно вы.

Стив вздрогнул, упёрся локтями в холодную поверхность стола, уронил между ними голову, обхватил её руками, резко поднял её и посмотрел прямо перед собой, широко раскрыв испуганные глаза.

– Я... не помню... – по его щекам текли слёзы.

Внезапно Стив начал бить себя кулаками по голове.

– Я так больше не могу! – закричал он. – Смотрите, что они со мной сделали! Мне больно, очень больно!

– Прекратите! – крикнул психиатр и резко утопил пальцами тревожную кнопку. В кабинет ворвались охранники, дежурившие за дверью.

– Держите его, – сказал Циммерман, – у него истерика.

Несколько крепких чернокожих мужчин скрутили Стива, один обхватил его за шею и грудь, так что у него потемнело в глазах и перехватило дыхание, а другой заломил ему руки.

– Эй, вы меня слышите? – врач щёлкнув пальцами у Стива перед лицом. Стив кивнул и промычал нечто нечленораздельное.

– Хорошо, дайте руку, я сделаю укол, и вам станет легче.

Санитар освободил левую руку Стива, и тот сразу же протянул её вперёд. Врач взял шприц, набрал прозрачной жидкости из ампулы, сделал ему укол.

Стив ощутил, как боль, сковавшая его разум колючей проволокой, рассыпалась белыми лепестками. Медленно кружась, они падали вниз, в бесконечную пропасть. По телу разлилось приятное спокойствие, на лице проступила равнодушная улыбка, взгляд затуманился, чувства притупились, тело обмякло.

– Спасибо... – заплетающимся языком прошептал он.

Санитары взяли Стива под руки и отвели в камеру, где он, лёжа на кровати, смотрел в потолок и зевал. Прошлое, настоящее и будущее переплелись в наркотическом экстазе. Его сознание рассыпалось на части, словно разбитый витраж в заброшенном храме.

'Музыка! – вдруг вспомнил он. – Я увлекался музыкой.'

Стив обрадовался, словно ребёнок, нашедший пыльный, потускневший со временем, но всё ещё целый фрагмент мозаики, который он считал давно утерянным, – и вставил его на место. Он осторожно прошёлся пальцами по невидимым клавишам и услышал музыку.

Стив хотел сыграть что-нибудь знакомое, но 'До' первой октавы всё время западало. Он нажал сильнее, и клавиша провалилась вниз. Внезапно другие клавиши с лёгким дребезжанием начали проваливаться в корпус пианино сами по себе, словно неведомая сила тянула их вниз. Стив резко отпрянул, а пианино начало рассыпаться в пыль. Он оглянулся и увидел, что стены комнаты увешаны часами. Все они показывали разное время, но их секундные стрелки двигались синхронно. Вдруг часы стали плавиться и стекать вниз, слово ожившие картины Сальвадора Дали. Пол провалился и исчез. Капли часов вытягивались в длинные гибкие струны, они закручивались огромной спиралью в чёрной глубине Космоса. Стив падал вниз вслед за ними, всё быстрее и быстрее, пока бездна не поглотила его.

Проснулся он с туманом в голове и ноющей болью в теле. Воспоминания вчерашнего дня напоминали рваное лоскутное одеяло. Он кое-как сполз с кровати, доковылял до раковины, подставил лицо под холодную воду. Лишь тогда его сознание прояснилось.

После завтрака его вновь повели к психиатру. Оказавшись в знакомом кабинете, Стив не стал ждать приглашения, а сразу сел напротив врача. На этот раз с него не стали снимать наручники.

– Продолжим, – сказал врач, когда охранники ушли. – Как вы себя чувствуете?

– Лучше, правда, голова немного мутная, наверное, из-за уколов.

– Хорошо, расскажите мне наиболее запомнившийся случай из вашей жизни за последнее время. До событий в нижнем мире. Что вам врезалось в память? О чём вы вспоминаете чаще всего?

Стив закрыл глаза и задумался.

– Это было несколько лет назад. Вечером после работы я поехал в магазин музыкальных инструментов. Я был очень голоден, а магазин находился в другом районе, так что когда я приехал, у меня сильно разболелась голова. Конечно, у меня не было свободных денег, мне нужно было оплатить съёмное жильё и ещё кучу всяких счетов. И всё же я приехал. В магазине я увидел синтезатор – последняя модель, не самая лучшая, но меня вполне устраивала. И в этот момент в магазин зашёл мужчина со своим сыном, которому было лет семнадцать. Они, наверное, целый час выбирали электрогитару, а я стоял в стороне и смотрел на них. Наконец, они выбрали и ушли.

Я ехал через весь город к себе домой, и, знаете, о чем я думал? Мой отец никогда не ходил со мной в магазины. Черт, я и представить себе не мог, что можно вот так придти в магазин с отцом в семнадцать лет и купить электрогитару!

– Видите, – удовлетворённо сказал психиатр, – вы сами пришли к ответу! Конфликт с родителями, их безразличие к вашим проблемам, а после несоответствие реальной жизни вашим ожиданиям – всё это и стало главной причиной ваших галлюцинаций. Спасаясь от переживаний вы ушли в выдуманный мир. Теперь вы понимаете, что ничего этого не было?

Стив посмотрел на его умиротворённое немного полное лицо, от врача пахло кофе и лосьоном после бритья. Широкие зеркальные очки совсем не шли ему. Скорее всего за ними был айг, который прекрасно видел Стива. Но Стив не видел его, а если он его не видел, то можно было сделать вид, что его там и не было.

Мысли, высказанные психиатром, были очень здравыми и заманчивыми. Что, если он прав и ничего этого не было? Стиву казалось, что ещё немного, и он согласится с ним.

Внезапно он осознал, что если признает все свои рассказы выдумкой и игрой воображения, то потеряет последнюю связь с реальностью. И тогда, он впрямь сойдёт с ума.

'Нет, всё это было реально', – повторил он про себя несколько раз, словно мантру.

– Мне бы очень хотелось, – медленно начал Стив, – чтобы всё, что со мной случилось, оказалось галлюцинацией, сном, ночным кошмаром, чем угодно, лишь бы не правдой...

– Это и не было правдой, неужели вам ещё не ясно?

– Но я же видел, своими глазами! – закричал Стив.

– Иногда наши глаза, вернее наш мозг, обманывает нас, и нам кажется, что мы видим невозможное.

– Почему вы считаете, вправе решать, что возможно, а что нет? – перебил его Стив. – Откуда вы знаете, что происходит, когда вы закрываете глаза?

– Ну, это очень легко проверить. Если я позову ещё несколько человек, и мы будем моргать попеременно, то сможем увидеть, что происходит, когда другой человек закрывает глаза. В конце концов можно установить кинокамеру. Это называется научным методом. Так что, если вы хотите убедить меня в своей правоте – покажите мне что-нибудь из ваших рассказов или по крайней мере приведите пару человек, подтверждающих ваши слова.

Стив молчал, уставившись в одну точку.

– Ну хорошо, – сказал врач, – давайте я вам объясню. Вы всю жизнь боялись смерти, и раз – приходит некое существо из параллельного мира и предлагает вам вечную жизнь. Вы нигде не были, и раз – оно предлагает вам путешествие в неизведанный мир. У вас не было любимой женщины, и раз – оно создаёт вам девушку из ваших желаний, причём она любит вас искренне и сама строит ваши отношения. Не слишком ли много совпадений, мистер Уэлш? Вы объясняли их особыми способностями вашего 'айга', но на самом деле айг – это ваше сознание.

– Я не смогу вам ничего показать, всё было в Нижнем Мире, а дверь в него закрыта, – наконец сказал Стив.

– Ну так откройте её!

– Я не могу, – Стив опустил глаза.

– Почему?

– Я не знаю... – у него на глазах навернулись слёзы.

– А я знаю, мистер Уэлш! – сказал психиатр, – потому что ничего этого не было! Попробуйте провести параллели между вашими фантазиями и прошлым.

– Вы ничего не понимаете! – Стив закрыл лицо руками и заплакал.

Через час Циммерман был в кабинете у Хэйлиса. Он передал агенту папку с бумагами и аудиокассеты.

– Здесь всё, – сказал он, – записи беседы, заметки к прошлым расшифровкам и моё заключение. Я уверен, что главная причина его поведения в юношеском конфликте с родителями, который он проецирует на окружающий мир.

Некое существо из параллельного мира предлагает ему помощь в решении заведомо нерешаемых проблем, но в последний момент всё идёт наперекосяк, нелепая случайность внезапно рушит его мечты.

Для меня вопрос лишь в том, верил ли он в свой мир или всего лишь использовал его для оправдания своего поведения.

– Хм, – агент запрокинул голову и уставился в потолок, словно ища на нем одному ему известные надписи. – Прогоним его на полиграфе? – его пытливые глаза снова уставились на врача, который лишь пожал плечами:

– Почему бы и нет.

– Почему бы и нет... – Хэйлис шёпотом повторил его слова. – Почему бы и нет...

Сначала Стив очень нервничал, но когда его усадили за стол и начали подключать электроды, его пульс резко выровнялся, страх исчез, а в сознании наступило полное успокоение.

На противоположной стене висело фальшивое зеркало, за которым стоял Хэйлис. Стив не видел его, но знал, что он там.

Двое в белых халатах – мужчина и женщина – Стив видел их впервые.

– Сейчас мы зададим вам ряд вопросов, отвечайте на них только 'да' или 'нет'. Вам всё ясно?

Стив повернул голову и посмотрел сквозь зеркало прямо в глаза агенту.

– Да, – ответил он.

Хэйлис напрягся.

Стоявший рядом Циммерман лениво зевнул:

– Ставлю доллар, что он провалится рано или поздно.

– Посмотрим...

Женщина проверила провода и взяла список вопросов.

– Хорошо, – сказала она, – в таком случае мы начинаем. – Ваше имя Стивен Уэлш? – Да. – Вам двадцать девять лет? – Да. – Принимали ли вы наркотики в течение этого месяца? – Нет. – Злоупотребляли алкоголем или наркотиками раньше? – Нет. – Наблюдались у психиатра? – Нет...

Стрёкот самописцев, чернильные росчерки на шелестящих бумажных лентах, мерное жужжание бумагопротяжечных механизмов и бесконечные монотонные вопросы, и 'да' или 'нет'. Он чувствовал, как погружается в тёплое древнее болото, какое он видел на рисунках в книге по палеонтологии. Вода уже практически сомкнулась над его головой, и Стив уже приготовился разделить судьбу прочих существ, превратившихся через миллионы лет в ископаемый уголь.

– ...вы провели в так называемом Нижнем Мире шесть дней?

– Да...

Айги были здесь, рядом с ним, они смотрели на него через зеркальные очки врачей, их помощников и охранников. И конечно, они внимательно следили за ним из глаз агента Хэйлиса. Они прятались за зеркальными очками, ведь Стив сам требовал, чтобы все в его присутствии носили их, иначе у него начиналась истерика.

'А что если айги изначально всё спланировали? Айги смотрят, как человек спрашивает человека об айгах. Всё вокруг – не более чем эксперимент по изучению человечества. Если они управляют нами? Что за бред!'

Стив едва не рассмеялся.

– ...вы видели существо, назвавшееся айгом? – Да. – Вы в этом уверены? – Да. – У вас были раньше галлюцинации? Пауза. – Да – И по вашему мнению он не мог быть галлюцинацией? – Нет...

12

– Надеюсь, вы приготовили мой доллар? – усмехнулся агент.

– Я правда ничего не понимаю, – сказал Циммерман растерянно, – или у парня железные нервы, но я в этом сильно сомневаюсь: не похож он на человека, способного обмануть детектор лжи, или...

– Или? – Хэйлис напрягся и посмотрел ему в глаза.

– Или он так глубоко погрузился в свой выдуманный мир, что сам поверил в него. Так что с его точки зрения он говорил чистую правду.

Агент расслабился и отхлебнул кофе.

– А такое возможно?

– Вполне, Хэйлис, это называется шизофренией, – улыбнулся психиатр, – Правда, его поведение не типично для подобных психических расстройств, и у меня нет никаких оснований ставить ему этот диагноз, – он развёл руками. – Я уже говорил, по всем признакам он вменяем, любая экспертиза это подтвердит, и ни один суд не примет его поведение в качестве смягчающих факторов.

– То есть, вы хотите сказать, что он нормален? – с недоверием спросил агент.

Циммерман снял пальто с вешалки.

– Я не сказал, что он нормален – нормальный человек не станет стрелять в прохожих на улице. Я говорю, что он вменяем и полностью осознаёт свои действия. Почувствуйте разницу, Хэйлис.

– И всё же кое-чего я не понимаю: если он смог обмануть детектор лжи, почему он не обманул вас? Он же мог заставить вас считать его невменяемым.

Врач пристально взглянул на агента.

– Надеюсь, вы ему не сочувствуете?

– Я никому не сочувствую, – сказал Хэйлис, – просто не люблю ощущать себя дураком.

– Честно говоря, я тоже, – хмыкнул врач. – Не знаю, – он почесал шею, – причин может быть много. Например, он мог сам желать наказания. Вы ведь не отрицаете такой возможности? Впрочем, всё это не имеет никакого значения. Для нас главное, что в людей он стрелял вполне осознано.

Психиатр надел пальто и начал застёгивать пуговицы.

– Наверное, не очень профессионально с мой стороны говорить такое, – продолжил он, – но, раз уж мы с вами давно знакомы, признаюсь: не нравится мне современная мода оправдывать преступников на основании их психических расстройств. Действительно невменяемых, не осознающих последствия своих действий, среди них мало. Намного меньше числа оправдательных приговоров. Прошу прощения, Хэйлис, но я пойду – у моей внучки день рождения, я обещал быть к ужину.

– Конечно, док, спасибо за работу.

Когда Циммерман уже вышел за дверь, Хэйлис вдруг окликнул его. Психиатр обеспокоенно оглянулся.

– Передайте внучке мои поздравления, – сказал агент.

– Ах, спасибо! – улыбнулся врач, – непременно передам!

Психиатр ушёл, и Хэйлис остался в одиночестве. Он раскрыл лежавшее перед ним дело Стива и начал читать его с самого начала. В конце концов не так уж и важно, был ли Стив вменяем, осознавал ли он последствия своих поступков, или же только притворялся – пусть этим занимаются его адвокаты. Хэйлиса интересовало совсем другое: та феноменальная уверенность, с которой его подопечный рассказывал о мельчайших подробностях своего выдуманного путешествия. Она совершенно не вписывалась в ясную структуру дела, нарушая его безупречную логику.

– Кто же ты такой, мистер Уэлш? Кто же ты такой? – Хэйлис перевернул последнюю страницу и откинулся на спинку кресла.

Кофе в чашке совсем остыл, но агент всё равно его выпил. Вдруг его взгляд упал на синюю папку, её принесли утром из полицейского управления, но он вспомнил про неё лишь сейчас. Взяв папку в руки он раскрыл её и пролистал содержимое.

'А это ещё что?!'

Внимание Хэйлиса привлекла фотография предмета, изъятого полицией при обыске в квартире у Стива сразу после его ареста.

'Почему его не передали нам? Чёртова полиция, в ней работают одни идиоты.'

Хэйлис встал и хотел было позвонить в управление, но вспомнил, что уже ночь. Закрыв кабинет, он вышел на парковку, сел в машину и поехал прочь, ещё не решив куда именно: домой или в ночной бар.

Утром к Стиву пришёл человек из ФБР и сказал, что следствие завершено, все материалы переданы в суд, который состоится через месяц.

'Хэйлис просил связаться с ним, если вспомнишь ещё что-нибудь', – добавил он.

Стив промолчал, а когда человек ушёл, лёг на кровать и закрыл глаза. Он чувствовал облегчение, что его наконец оставили в покое, пусть всего лишь на месяц. Пожалуй, впервые за последние восемь лет Стиву никуда не нужно было спешить, не нужно было думать на что жить следующий месяц, никто его ни к чему не принуждал. В маленькой одиночной камере он был целиком предоставлен самому себе и своим мыслям. Ему больше не нужно было выбирать и принимать решения – всё было выбрано и решено за него. Лишь солдаты, заключённые и дети могут позволить себе такую роскошь.

После того случая с психиатром у Стива забрали карандаш, сняли зеркало и выдали новую одежду без пуговиц. Поскольку рисовать было не чем, он просто лежал целыми днями, уставившись в потолок, и мечтал. Больше всего Стив любил вечер, когда, лёжа в постели, он закрывал глаза и представлял себя то успешным бизнесменом, то военным лётчиком, выполняющим опасные миссии, то археологом, изучающим руины древних цивилизаций в девственных лесах Азии, Африки и Южной Америки. В другие вечера он был рок-музыкантом в яркой блестящей одежде на залитой огнями сцене, а рядом – красивая девушка с рыжими волосами, играющая на бас-гитаре. И конечно, их группа собирала целые стадионы, а альбомы расходились миллионными тиражами. Разве могло быть иначе?

Утро же Стив ненавидел. Он ненавидел просыпаться в своей маленькой одиночной камере, ощущая, как новый день запускает холодные щупальца в его разум, разрушая нежные хрупкие конструкции вечерних фантазий.

Временами ему хотелось умереть, но так, чтобы остаться в живых. Умереть для всех, кроме себя самого. Он бы прогулялся по знакомым улицам, на которых бы его никто не заметил, пришёл бы на свои собственные похороны. Интересно, кто ещё придёт на них? Несколько человек с работы, возможно, сестра, если узнает, конечно. Друзей у него никогда не было. Он бы заглянул им в глаза, всмотрелся в их лица. Что он увидит в них, кроме равнодушия и желания как можно скорее закончить церемонию?

Иногда ему снился отец, он стоял и кричал на забившегося в угол маленького Стива:

'Я выбью из тебя всё эту чушь, маленький ублюдок! Какая музыка, какие клубы? Хочешь сдохнуть на улице от голода? Ну так я это и так устрою, без всякой музыки!'

Реже ему снилась мать.

'Стивен, не обижайся на отца, – говорила она, – он любит тебя и желает добра. Мы все желаем тебе добра.'

Лишь сейчас, когда его перестали всё время таскать на допросы и экспертизы, Стив понял, как же плохо он себя чувствует. Это не было обычной усталостью, нет, его мозгом и телом овладела болезненная апатия. Он сильно похудел и осунулся, щёки впали, а кожа приобрела болезненную бледность. С каждым днём он становился всё слабее, предпочитая всё время лежать, закрыв глаза.

Вскоре ему стало хуже, и Стива перевели в больницу. Его организм больше не принимал никакую пищу. Но и когда он ничего не ел, его всё равно рвало прозрачной горькой слизью.

– Я не знаю что с тобой, – сказал врач в ответ на его немой вопрос. – По неясной причине твой организм вступил на путь саморазрушения. Впрочем... я назначу внутривенные инъекции глюкозы, а если тебе не станет лучше, мы сделаем переливание крови.

Поразмыслив, он добавил:

– Знаешь, мне кажется, что Господь решил наказать тебя, по крайней мере для меня это бы многое объяснило. К сожалению, такой диагноз не запишешь в медицинские бумаги.

Усмехнувшись, он ушёл, оставив Стива наедине со своими мыслями.

Через неделю у Стива были исколотые руки, но ему не стало лучше, и врач назначил переливание крови.

– Вполне возможно, – сказал он, вынимая иглу у Стива из вены, – что кровь эту сдал кто-то из родных твоих жертв. Тебе не кажется, в этом была бы весьма злая ирония?

Ещё он часто шутил, что Стив рискует не дожить до своей казни, на что тот напоминал, что его, вообще говоря, ещё ни к чему не приговорили.

Между ними установилась та странная связь, какая обычно бывает между людьми, против своей воли вынужденными проводить вместе много времени. Стив спокойно воспринимал его юмор, зная, что врачу было совершенно всё равно кто перед ним: святой или маньяк. Он просто делал свою работу, не испытывая никакой личной неприязни к своим пациентам, и ему было плевать, что станет с ними, после выписки обратно в камеры.

После переливания Стив почувствовал облегчение, словно в него ненадолго вдохнули жизнь.

– Пришёл твой друг из ФБР, хочет тебя видеть, – голос врача вырвал его из размышлений. – Я сказал ему, что ты не в лучшем виде, но он был очень настойчив, похоже, что-то срочное. Он будет ждать тебя в комнате для допросов через пятнадцать минут.

Стив был так измучен, что ему уже ничего не хотелось, однако не хотелось ему и умирать. Не любовь к жизни – он ненавидел свою жизнь, – но страх смерти удерживал его. Как только поверхность его сознания покрывалась тонким ледяным слоем успокоения, и он начинал принимать свою неизбежную смерть, как чудовища, спавшие на самом дне, внезапно пробуждались и в ярости разрывали хрупкий лёд, превращая его в миллионы ледяных капель. В эти моменты он чувствовал, как в его голове взрывается сверхновая звезда, высвечивая каждый закоулок его разума.