Текст книги "Поединок с собой"

Автор книги: Ариадна Громова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Ну, это другое дело, – сказал Раймон. – Это для пропаганды.

Альбер посмотрел на него и пожал плечами.

– Что же можно пропагандировать таким образом, интересно? Скажу вам прямо, Жозеф: мне ваши замечания не нравятся. Вы кто по убеждениям?

– Я? Да никто. Я не принадлежу ни к какой партии. А вы?

– И я ни к какой партии не принадлежу. И вообще политикой не занимаюсь. Но я заметил одно: если человек нападает на Россию и на коммунистов, то от него можно ожидать всяких неприятностей. Уж не знаю, почему это так, но на опыте это проверено.

Роже бросил посуду и подошел к ним, держа мочалку в мокрых дымящихся руках.

– Альбер верно говорит, – сказал он, угрожающе сощурив черные глаза. – Я лично это тоже заметил.

– Постой, Роже, не надо ссориться, – вмешался Альбер. – Мы все тут связаны общим делом, все подвергаемся опасности... Жозеф к тому же родственник хозяйки дома...

Этого не следовало говорить. Роже сразу, что называется, взвился.

– Такой же родственник, как и я! – вызывающе сказал он. – А ну, выкладывай начистоту, как ты сюда попал! – Он прыгнул к двери и заслонил ее своими широкими плечами. – Не уйдешь, пока не скажешь!

– Это глупо, – с достоинством проговорил Раймон. – Вы можете, в конце концов, спросить мадам Лоран...

– А чего это я буду мучить бедную девочку? У нее и без того хватает горя! А тебе и вовсе стыдно за ее юбку прятаться! Отвечай сам, как полагается мужчине!

– Послушай, Роже... – вмешался было Альбер.

Но Роже не собирался отступать.

– Не виляй, парень! – настаивал он. – Никакой ты ей не племянник, Роже Леруа не обманешь, и никакой ты не Жозеф. Давай начистоту: какого черта тебе понадобилось в этом доме и чего ты морочишь голову Луизе?

– Какая она вам Луиза? – надменно сказал Раймон.

Он лихорадочно обдумывал, как поступить. Он понимал, что этот проклятый Роже не отвяжется...

– А что, она, значит, только тебе Луиза? – ехидно спросил Роже. – Вот и объясни, почему так получилось.

– А по какому праву вы требуете объяснений? – все так же надменно возразил Раймон.

– Послушайте, приятель, – сказал Альбер: он уже понял, что подозрения Роже справедливы, – мы тут взялись за очень опасное дело. От поведения одного может зависеть жизнь остальных. К тому же профессор Лоран надеется, что мы сохраним в тайне то, что увидели здесь. За себя и за Роже я ручаюсь. А насчет вас мы, вполне понятно, хотим выяснить, что вы собой представляете. Вы лучше сразу откройтесь нам, а потом вместе обдумаем, как быть.

Раймон проклинал себя за то, что не предвидел такого разговора и не условился с Луизой о другой версии. Конечно, легко заметить, что их отношения не похожи на родственные...

– Разрешите мне немного подумать, – сказал он. – Через час возобновим разговор.

Но Роже только шире расставил ноги и покачался из стороны в сторону, стоя в дверях.

– Чего там думать? – сказал он насмешливо. – Забыл, как тебя зовут, что ли?

Раймон вынул сигарету, закурил. «Пожалуй, ничего тут не поделаешь, этот чертов моряк прицепился, как клещ, – думал он. – Их двое... Если выскочить в окно... Нет, догонят, пока откроешь калитку. Да и вообще – бросить Луизу так грубо, после этого разговора... и подвести ее под удар... если профессор узнает, что она была в сговоре с Пейронелем... нет, это уж просто свинство...»

– Ладно, – сказал он, отходя от двери. – Я действительно не родственник мадам Лоран, и зовут меня не Жозеф, а Раймон. Раймон Лемонье. Но, если вы скажете профессору, как и зачем я появился у него в доме, он не простит этого жене... ей придется плохо...

– Вы что, ее прежний поклонник? – спросил Альбер.

– Я познакомился с Луизой Лоран всего днем раньше, чем вы. Я объясню, в чем дело. Но прошу вас – ни слова профессору. Поймите, так будет лучше. Иначе произойдет катастрофа, вы же видите, в каком состоянии профессор...

Роже пробормотал: «Вот черт, за один день. Ну и ловкач!» В голосе его звучало восхищение. Альбер толкнул его в бок – Роже неисправим, он все о своем.

– Ну что ж, мы слушаем, – сказал Альбер.

Выслушав рассказ Раймона, они озадаченно переглянулись.

– Вот так штука! – сказал Роже. – Выходит, ты только и ждешь случая, чтоб все разболтать в своей газетенке и зашибить на этом деньгу?

– Все обстоит не так, как вы думаете, – нервничая, ответил Раймон. – Поймите, я пока ничего не пишу и не собираюсь писать. Да и шеф этого не хочет. Ведь сейчас это может повредить Луизе, а ради нее меня и послали сюда. Больше всего ради нее, понимаете?

Роже скептически ухмыльнулся, но промолчал. Альбер сказал:

– Все-таки очевидно, что ваше пребывание здесь очень опасно для профессора Лорана. Кто знает, что решит завтра ваш шеф, не соблазнится ли он такой крупной сенсацией?

– А Луиза? – возразил Раймон.

– А что – Луиза? Допустим, ваш шеф предложит ей уйти от мужа, чтоб избежать несомненно грозящей ей опасности. Вы уверены, что она не согласится?

– Уверен, – твердо сказал Раймон, слегка краснея под насмешливым изучающим взглядом Роже. – У Луизы очень сильно развито чувство долга. Она не оставит профессора в опасности.

– Да ведь он уже не один. И что она может сделать, какая от нее помощь?

– Ну, все же... моральная поддержка... Потом, знаете ли, первая жена профессора оставила его... это его очень травмировало...

Роже усмехнулся:

– Значит, в случае чего, он легче перенесет... все же привычка! Но мне нравится, как ты заботишься о профессоре!

– Что вы хотите, в конце концов? – примиряющим тоном сказал Раймон. – Ведь все равно я уже узнал совершенно достаточно для сенсационной статьи, даже для серии статей. – Он не сказал, что у него есть и фотографии. – Вы хотите, по-видимому, чтоб я ушел отсюда? Но кому от этого будет лучше? Подумайте.

– Он прав, Роже, – сказал Альбер. – Но вы должны дать слово, Раймон...

– Постой, – перебил Роже. – Что мне его слово! Ты вот что запомни, парень: если будешь болтать, то Роже Леруа тебя на дне моря сыщет и обработает так, что тебя родная мать не узнает. Это ты хорошенько запомни!

Раймон ни секунды не сомневался, что Роже свою угрозу сумеет исполнить. Он пожал плечами и сказал как можно более убедительным тоном:

– Но это же нелепо! Я ведь вам объяснил, как обстоят дела...

– Вот и я тебе объяснил, как обстоят дела, – упрямо сказал Роже.

– Друзья, пора кончать этот разговор, – спохватился Альбер. – Мы совсем забыли о профессоре! И, раз уж мы договорились обо всем, не надо ссориться, нам не до ссор. Это я говорю в первую очередь тебе, Роже!

– Ладно, ладно, – пробормотал Роже и пошел домывать посуду.

Раймон и Альбер вышли вместе. Сверху доносилась дробь пишущей машинки – значит, все было в порядке.

Альбер сказал:

– Надеюсь, вы не будете сердиться на Роже? Он человек прямой, может быть, немного грубоватый, но у него золотое сердце, он сама честность. Знаете, в таких тяжелых условиях человека узнаешь быстрей и верней, чем за многие годы спокойной жизни...

– Я вполне понимаю Роже, – вежливо, но сдержанно ответил Раймон, – и отдаю должное благородству его побуждений. Но постарайтесь удержать его от необдуманных поступков. Вы имеете на него влияние.

– Уверяю вас, Роже не так импульсивен, как вам кажется, и прекрасно умеет обдумывать свои поступки...

Раймон пожал плечами:

– Что ж, возможно, это и так...

Раймону хотелось рассказать Луизе о разговоре, – он был уверен, что Роже немедленно отправится к ней. Но если пойти сейчас к Луизе, это может вызвать подозрения... Уж лучше не надо, пускай сами убедятся, что он говорил правду. Он вслед за Альбером поднялся по лестнице.

Мишель на секунду оторвался от машинки, посмотрел на них невидящим взглядом и снова начал стучать с неимоверной быстротой. Профессор Лоран шевельнулся за ширмой.

– Я уж думал, что-нибудь случилось, – сказал он. – Хотел спуститься, да чувствую себя все еще плохо. Что-нибудь с Луизой?

– Нет, мадам Лоран чувствует себя неплохо. – Альбер замялся. – Просто мы...

– Видите ли, мы с Леруа попросили Альбера рассказать нам хоть что-нибудь о сути ваших опытов, – спокойным и очень естественным тоном сказал Раймон. – И его рассказ так увлек нас, что мы не заметили, как идет время. Мы ведь ничего не понимаем в тех чудесах, которые вы творите... а приставать к вам с вопросами нельзя, вы слишком заняты...

– Вы не можете себе представить, профессор, – покраснев до корней волос, проговорил Альбер, – что это был за бездарный и путаный рассказ... Разве я сам что-нибудь толком понимаю?

– Вы напрасно скромничаете, – серьезно сказал Раймон. – Что нам следует делать, профессор?

– Посмотрите, что с Полем. Мишель сказал, что он не спит, но глаз не открывает.

Альбер и Раймон пошли за ширму. Пьер стоял, слегка наклонясь вперед своим неуклюжим бесформенным туловищем, и беспокойно двигал короткой рукой, показывая на Поля. Поль лежал на боку, скорчившись, подтянув колени к подбородку. Глаза его были закрыты, даже прижмурены.

– Поль! – окликнул его Альбер.

Поль не шевельнулся, ни один мускул не дрогнул в его сером застывшем лице.

– Ну, он не спит и не умер, – сказал Альбер, взяв его за руку. – Пульс слабоват, но ритмичен, а рука напряжена. Поль, как ты себя чувствуешь?

Поль никак не реагировал на вопрос. Альбер отпустил его руку – она осталась приподнятой, словно застыла в воздухе, хотя держать ее так, на весу, было несомненно очень трудно.

– Вот так история! – сказал Альбер, внимательно разглядывая Поля. – Интересно...

Он взял неподвижную, окаменевшую руку Поля, поднял ее выше, локтем вверх, изогнул – рука застыла в этом новом положении, словно теплый воск, послушно принимающий приданную ему форму. Альбер еще с минуту глядел на него, потом вздохнул и отправился к профессору Лорану.

– У Поля что-то вроде кататонического ступора. Как при шизофрении, – сказал он в ответ на молчаливый вопросительный взгляд профессора. – Восковая гибкость, полное отсутствие контакта, напряженность.

Профессор Лоран молча встал и пошел к Полю.

– Да, похоже на шизофрению, – сказал он, понаблюдав за Полем. – Мне кажется, впрочем, что это все же не шизофрения, а только сходные с ней симптомы. Это вызвано влиянием сильной интоксикации на неполноценную, неустойчивую психику. Поль не шизоид. У него нет эмоциональной тупости, черствости, присущей этому типу. Ведь и на самоубийство он покушался прежде всего из-за любви к Пьеру... Ну, так или иначе, попробуем его вернуть к норме, растормозить. – Он встал, подошел к книжному шкафу, порылся в книгах. – Единственное, что нам доступно сейчас, – это химия. Психиатра не вызовешь, электрошок и инсулиновый шок я применять не стал бы, даже если б это было возможно... – Он полистал страницы книги, сел, достал авторучку и бланк для рецептов. – Вот. Надо сходить в аптеку.

– Я сейчас сбегаю, – охотно вызвался Раймон.

«Это удачно, я позвоню Пейронелю, посоветуюсь. И к Луизе можно будет зайти». Раймон сунул рецепт в карман и помчался вниз.

– Придется пока дежурить около Поля, и ночью тоже, – сказал профессор Лоран. – Он может в любую минуту стать очень опасным. Четыре смены по шесть часов.

– Вам нельзя, – запротестовал Альбер. – Будем дежурить мы с... – он чуть запнулся, – с Жозефом и с Мишелем. Если мадам Лоран почувствует себя лучше и сможет хоть немного заняться хозяйством, мы подключим к дежурствам и Роже.

– Хорошо. Я надеюсь, что эта история не затянется. Только Мишеля сегодня я бы не хотел включать в дежурство, пускай закончит работу, мне она срочно нужна. Кстати, может быть, эта работа поможет мне понять и состояние Поля...

– Сейчас около восьми, – сказал Альбер. – Я начинаю дежурить. В двенадцать меня сменит либо Жозеф, либо Роже. Будем пока сменяться каждые четыре часа.

Он взял труд по психиатрии и уселся за ширмой, время от времени поглядывая на скорчившегося неподвижного Поля. Раймон пришел через час с лишним, сказал, что в ближайших аптеках этого лекарства не оказалось, пришлось добраться чуть ли не до площади Звезды. Профессор приготовил шприц, Альбер разогнул напряженную, словно одеревеневшую руку Поля, перетянул ее жгутом. Поль не шевельнул ни одним мускулом; казалось, он даже не почувствовал, как игла шприца входит в вену. Однако через три-четыре минуты он повернулся на спину, открыл глаза.

– Поль, как ты себя чувствуешь? – спросил профессор Лоран.

Поль не ответил, но лицо его уже не было таким застывшим.

– Поль, – очень тихо сказал профессор. – Зачем ты все это делаешь? Ты видишь, Пьер очень беспокоится. Мы все тоже беспокоимся.

Поль посмотрел на Пьера, и по лицу его пробежала не то улыбка, не то болезненная гримаса.

– Хорошо, надо будет продолжать вливания, – проговорил профессор Лоран.

– Серпазил вы тоже достали?

– Серпазила дали только шесть ампул. Я потом еще постараюсь достать, – сказал Раймон.

– Хорошо, в крайнем случае Шамфор поможет. Однако эта химия и в самом деле творит чудеса. Я впервые вижу на практике молниеносное действие риталина. Смотрите, Поль сразу растормозился. Но внимательно следите за ним, помните: он может сейчас натворить бед.

Раймон сел у окна, раскрыл детектив Агаты Кристи, но странная судьба молодой красавицы, которую преследуют неизвестные злоумышленники, не могла по-настоящему увлечь его здесь, в этой жуткой обстановке. Мишель, ни на что не обращая внимания, почти безостановочно стучал по клавишам. Профессор Лоран сидел в кресле и, откинув голову, о чем-то думал. А Раймон перебирал в памяти все события и раздумывал. Правильно ли он ответил Пейронелю?.. Может, все же попробовать уговорить Луизу? Нет, она не согласится бросить мужа в опасности... А если согласится, тогда что? Тогда... нет, в сущности, он этим не берет на себя никаких обязательств, просто хочет избавить ее от опасности, от страха, от невыносимого нервного напряжения. Если она последует совету Пейронеля, друга ее отца, то что ж... Он, Раймон, обязан ей помочь выбраться отсюда и устроиться где-нибудь, а дальше... ну, он, конечно, будет ее навещать, помогать ей... Вдруг ему стало стыдно за все эти мысли.

«С чего ты, собственно, взял, что Луиза будет вешаться тебе на шею?» – сердито подумал он и с досадой захлопнул книжку. Профессор Лоран поднял голову и рассеянно посмотрел на него. Раймон почувствовал, что краснеет, как школьник. «Вот нелепое положение! – растерянно подумал он. – Нет, право, совсем не в том дело, что я испугался угроз Роже Леруа. И не в том, что я боюсь ответственности за судьбу Луизы... Просто нехорошо так поступать. Даже мне одному не годилось бы уходить – ведь это теперь все равно что дезертирство с фронта. А если и Луиза уйдет... все будут считать, что она ушла ради меня... то ведь это действительно будет тяжелейшей травмой для профессора Лорана... Роже засмеялся, когда я об этом упомянул, но что понимает в этих делах Роже, он слишком примитивен! Нет, нельзя, нельзя, надо держаться. Луиза не в такой уж опасности теперь, и вообще ей легче с тех пор, как мы все здесь... Да, если б еще попасть в лабораторию Шамфора... Правда, я и о Шамфоре ничего не смогу написать, пока я здесь...»

Проснулся Франсуа. Он глубоко, с хрипом вздохнул, потом сразу сел и потер лоб. Глаза у него были мутные.

– Голова болит, Франсуа? – спросил профессор Лоран. – Жозеф, достаньте из шкафчика, с нижней полки желтую коробочку из пластмассы и пакетик с таблетками под номерам На. Франсуа, ты так долго спал, что я начал беспокоиться. Тебе давно пора получать питание. Жозеф, вода в чайнике кипяченая. Включите чайник, пусть немного подогреется. Сейчас мы тебя покормим. И прибавим в раствор средство от головной боли.

Через несколько минут чайник издал короткий тихий свисток.

– Отключите, Жозеф, – сказал профессор. – Это значит, что температура воды тридцать семь градусов по Реомюру. То, что нам нужно сейчас. Теперь возьмите вон ту большую мензурку... Ах, вы не знаете, что такое мензурка, серьезно? Вон она, видите: на ней нанесены деления. Налейте воды до этой черточки. Опустите в воду эти две таблетки. – Он протянул Раймону большую коричневую таблетку и маленькую белую. – Размешайте стеклянной палочкой, пока они не растворятся. Не удивляйтесь, что я вас заставляю это делать: я пока стараюсь избегать лишних движений, у меня с сердцем хуже, чем я думал вначале... и потом, вам все равно нужно этому научиться... это надо делать каждый день, но обычно все делает Мишель.

Мишель поднял голову от машинки.

– Себе и Пьеру я дал обычную порцию, Полю несколько увеличил, – сообщил он. – С Франсуа я решил подождать, пока он проснется.

Он снова принялся печатать.

– Хорошо, – сказал профессор Лоран. – Теперь смотрите.

Он подошел к Франсуа, достал у него из-за воротника просторной темной блузы уже знакомую Раймону гибкую трубку, вытянул из нее сбоку почти незаметную плоскую и широкую пробку-присосок и осторожно влил в образовавшееся отверстие желтовато-коричневый раствор из мензурки. Потом он опять закрепил пробку, сунул трубку обратно и сел, слегка задыхаясь. Вскоре глаза Франсуа прояснились, лицо ожило, стало почти веселым.

– Все в порядке? – спросил профессор Лоран. – Ну, вот и чудесно. Принимайся за расчеты, если чувствуешь себя в силах.

Франсуа кивнул и своей неуклюжей, качающейся походкой пошел к столику, где лежали кое-как собранные листки с расчетами.

– Он помнит, что с ним было? – тихо спросил Раймон.

– Помнит, но смутно, насколько мне удалось установить. Впрочем, я больше опираюсь на слова Поля: ведь Франсуа не может говорить, а пишет он тоже неохотно... Я удивился, когда узнал, что он переписывается с Мишелем.

Раймон еще раз подумал, что Мишель имеет, пожалуй, больше влияния на своих товарищей, чем профессор, и что это неправильно и нехорошо. «Уж не нарочно ли Мишель добивается этого? Да нет, вздор, просто они считают его своим, таким же, как они, в этом все дело...»

Поль все время лежал спокойно; Альбер и Раймон, сменивший его в двенадцать часов ночи, думали, что он спит. Но около часу ночи Раймон неожиданно поймал его косой взгляд из-под полуоткрытых век, и ему почудились в этом взгляде злоба и коварство. Раймон притворился спящим и исподтишка наблюдал за Полем. Вскоре он заметил, что все тело Поля напряглось, руки сжались в кулаки. Раймон вскочил как раз вовремя: Поль с протяжным глухим воем сорвался с кушетки и бросился на него, оскалив зубы и закатив глаза. Раймон крепко схватил его за руки, сжал их. Ему противно было видеть это дегенеративное пятнистое лицо, ощущать вялые мускулы под холодной влажной кожей; ему хотелось отвернуться, но Поль глухо завывал и бился, и надо было все крепче сжимать эти жалкие руки. Прибежал Альбер, на ходу надевая очки. Вдвоем они уложили Поля на кушетку; он продолжал выть и вырываться.

– Серпазил, – сказал профессор Лоран. – Готовьте, Дюкло.

Они сделали вливание, и Поль вскоре затих. Лицо его стало спокойным.

– Поль, что с тобой? Как ты себя чувствуешь? – спросил профессор Лоран.

– Не знаю, – еле слышно проскрипел Поль. – Я устал. Я хочу спать.

– Вот и хорошо. Спи, – сказал профессор Лоран. – Ну, он, наверное, до утра пролежит спокойно. Однако дежурить надо.

Остаток ночи и в самом деле прошел спокойно. В восемь часов утра Альбер ушел вниз, чтоб поспать часок до завтрака. Раймон, тоже не выспавшийся, позевывая, сел за ширмой. Поль лежал вялый, безразличный ко всему, но в нем не было уже вчерашней напряженности. Профессор Лоран сделал ему новое вливание риталина, дал глюкозу с витаминами, и он оживился, стал выглядеть бодрее, даже улыбнулся Пьеру, когда тот подошел к кушетке.

– Результаты примерно те же, что при лечении шизофрении, – сказал профессор Лоран, понаблюдав за ним, – и все-таки это, по-моему, не шизофрения.

Он дышал тяжело и двигался с трудом.

– Ложитесь, – сказал Раймон. – Роже принесет вам завтрак сюда. Может быть, нужно сделать вам укол? Я позову Альбера...

– Не надо. Укол может сделать и Мишель. Но я пока приму свой Сиаль-5. Я его сегодня еще не принимал.

Он глотнул желтую крупинку и посидел минуты две-три. Потом лицо его прояснилось.

– Вот! – торжествующе сказал он. – Все в порядке. Просто я вчера злоупотребил этим. Неплохой урок... Я думаю, вы можете тоже часок поспать. Ложитесь на мой диван, я посижу здесь. Ничего, ничего, все в порядке, говорю вам.

Раймон поколебался, но ему очень хотелось спать. Он лег на диван и немедленно заснул. Проснулся от, обливаясь холодным потом: ему приснилось, что Франсуа схватил его за горло. Он с усилием открыл глаза. Над ним наклонился бледный, всклокоченный Альбер и тряс его за плечо.

– Вы что, с ума сошли? Как вы могли спать?

Раймон вскочил, протирая глаза:

– Да что случилось? Профессор сам настоял, чтоб я лег. Он чувствовал себя хорошо.

– Как он мог чувствовать себя хорошо, что за вздора – крикнул Альбер. – Он без сознания.

– Что? – в ужасе вскрикнул Раймон.

Альбер досадливо махнул рукой и отошел. Раймон вскочил, метнулся в угол, за ширму. Профессор Лоран лежал на полу, бессильно раскинув руки. Лицо его было совсем белым, даже губы ничуть не выделялись, словно стерлись. Пьер глядел на него своим темным, ничего не выражающим взглядом. Поль лежал спокойно, с открытыми глазами, но, по-видимому, совершенно не замечал, что делается вокруг.

После укола профессор Лоран открыл глаза, слабо вздохнул.

– Что это? Что случилось? – прошептал он. – Поль?..

– С Полем все по-прежнему, – поспешил успокоить его Альбер. – А вот вам стало плохо.

Они перенесли профессора Лорана на диван. Мишель поднял голову от машинки, проводил их взглядом.

– Вам нужно полежать, ни о чем не думая. Лучше всего уснуть, – сказал Альбер наставительно и немного смущенно.

– Хорошо... Следите за Полем...

Профессор Лоран закрыл глаза. Лицо его было мертвенным; Раймону показалось, что он опять потерял сознание.

– Пойдемте, – прошептал Альбер. – Профессору нужен покой.

Они вышли из-за ширмы. Мишель все стучал на машинке.

– Неужели его это ничуть не трогает? – шепотом спросил Раймон, кивнув в его сторону.

– У Мишеля деловые способности, в частности умение сосредоточиваться целиком на одном деле, развиты почти как у робота Шамфора, – тоже шепотом ответил Альбер. – Но Мишель все же не робот, хоть и кажется подчас, что он не человек. Если б не было нас, он помогал бы профессору, бросив работу.

– Ну да! Я что-то в этом сомневаюсь.

– И напрасно. Мишель видит и слышит все, но умеет не отвлекаться. Ведь это он разбудил меня. Вышел на площадку лестницы и позвал меня. Я спал внизу, у лестницы.

– Странно. Почему же он не разбудил меня? – Раймон почувствовал себя обиженным. – Это же было проще!

Он сказал это уже не шепотом. Мишель поднял голову от машинки.

– Вас не было смысла будить, вы не медик, – сказал он и снова забарабанил по клавишам.

– Вот, пожалуйста! – Альбер засмеялся. – Он прав. Вы не можете сделать укол, вообще не знали бы, как поступить. А он занят.

– Ну и тип! – сказал Раймон, позевывая: теперь, после всего, он чувствовал еще большую усталость.

– Сейчас уже не стоит ложиться. – Альбер посмотрел на часы. – Роже скоро накормит вас завтраком, а потом посидит около Поля, вот тогда мы и отоспимся. Но я все же буду спать здесь, на кушетке Мишеля.

Раймон посмотрел на узкую жесткую кушетку, обитую красным дерматином, на плоскую блинообразную подушку, еще хранившую отпечаток головы Мишеля, и брезгливо поежился: нет, он-то не стал бы ложиться туда, уж лучше спать на голом полу... А этому Альберу, видно, все нипочем...

– Вы лучше вот что, – сказал Альбер, не заметив этой пантомимы, – проведайте мадам Лоран. Она, по-моему, очень испугалась, когда услышала голос Мишеля.

Глаза Луизы были такими же трагически безнадежными, как в первый день, когда ее увидел Раймон.

– Я даже не знаю, почему мне сделалось так страшно, – устало говорила она. – Я ведь знаю, над чем работает Анри... и вообще кое-что слышала... догадывалась... Но такой обыкновенный, совсем человеческий голос... Он крикнул: «Альбер, идите сюда, профессору плохо!»

– Но вы, может быть, взволновались из-за болезни мужа? – Раймону хотелось перевести разговор. – Профессор, я думаю, просто устал, и сердце у него стало слабеть. Ему необходим отдых. Альбер сделал ему укол, он теперь отлеживается. Ничего угрожающего, уверяю вас. Вам туда идти незачем.

Луиза вздохнула.

– Нет, я не собираюсь подниматься наверх, – сказала она. – Я... я просто не смогла бы. Я не знаю, как вы все это можете...

– Ну-ну, – Раймон успокаивающе погладил ее по руке. – Луиза, милая, будьте умницей, не волнуйтесь. Вам вовсе незачем ходить туда. Все будет в порядке.

Луиза покачала головой:

– Нет, я чувствую, что надвигается катастрофа... и я ничего не могу сделать... боже мой!

Она сказала это с таким отчаянием, что у Раймона сердце сжалось.

– Луиза, вы не должны так говорить, – сказал он, обнимая ее худенькие плечи. – Просто вы устали, нервы не выдерживают, вот и все. Никакой катастрофы не будет, профессор теперь не один.

Но он не очень верил тому, что говорил. И Луиза почувствовала это. Она взглянула ему прямо в глаза и безнадежно покачала головой. Раймону стало так жаль ее, что он не выдержал и сказал то, чего решил было не говорить:

– А если вам уехать отсюда? Ну, просто сослаться на болезнь, на советы врачей и уехать? Хотя бы на другую квартиру? Ведь это и в самом деле было бы лучше...

– Что вы! – сказала Луиза, широко раскрыв глаза. – Разве я имею право?

Теперь Раймон рассердился.

– А почему, собственно, вы не имеете права? – запальчиво сказал он. – Чем вы обязаны профессору Лорану? В конце концов, он преступно пренебрегает вами, он довел вас до такого состояния...

Луиза опять посмотрела ему в глаза; на этот раз ее взгляд был ясным и твердым.

– Не надо так, – спокойно, без упрека сказала она. – Анри не виноват. Он предупредил меня, что его жизнь принадлежит науке. И вы видите, что это так и есть. Я могу страдать от этого, но не могу обвинять Анри...

Раймон порывисто поцеловал ее руку: он был тронут.

– Почему это самым хорошим людям почти наверняка достается самая трудная судьба? – сказал он, помолчав. – Вы мне кажетесь святой, Луиза. Из таких женщин, как вы, наверное, и получались христианские мученицы... или революционерки...

– Вот как? – с легким оттенком иронии ответила Луиза. – Пока что из меня получилась всего только женщина с неудавшейся личной жизнью. И вообще, Раймон, я ничтожество. Я даже не решаюсь спросить вас: что же делается там у вас, наверху? Мне страшно слушать об этом. А ведь вы проводите там целые дни... Хорошая была бы революционерка, нечего сказать...

– Ваше мужество не в этом, Луиза, – сказал Раймон. – И я знаю: если надо будет, вы и этот страх преодолеете. Но вам это не понадобится.

Роже стукнул в дверь и сейчас же вошел, подозрительно глядя на Раймона поверх подноса, который держал на приподнятой кверху растопыренной ладони.

– Пора завтракать, – сказал он ворчливо. – Вы идите на кухню, потом пойдете сменить Альбера, пока он поест. А это вам, Луиза. Чашка шоколаду, яйца всмятку и ванильное печенье...

– Вы запомнили, что я люблю ванильное печенье? – Щеки Луизы чуть порозовели. – Боже, до чего вы милы, Роже!

Раймон еле удержался, чтоб не хлопнуть дверью. Его бесил этот черномазый проныра. Луиза почему-то позволяет этому нахалу называть себя по имени... черт знает что!

Он машинально поглощал завтрак. Значит, этот план вообще отпадает: Луиза не оставит мужа. Ну что ж, придется сообщить шефу об этом разговоре... План все равно был опасным. Но и оставаться здесь Луизе тоже очень опасно... Кто знает, как повернутся тут дела...

Он налил себе еще кофе, сделал бутерброд с сыром. «Этот Роже умеет заваривать кофе, ничего не скажешь... Надо предупредить ребят, чтоб они не рассказывали ничего Луизе, даже если она начнет спрашивать... ей будет еще тяжелее, еще страшнее, если она узнает... Ну и история, черт возьми! – подумал он, глотая горячий кофе и невидящими глазами глядя на зеленые кусты перед окном кухни. – Подумать только: люди ходят по улицам, работают, смеются, ругаются, где-нибудь рядом в таких же маленьких садиках, как этот, перед окном, играют дети, старушки вяжут чулки... И если б кого-нибудь остановить на улице и рассказать, что тут делается, он бы наверняка порекомендовал тебе обратиться к ближайшему психиатру...»

– Да, но какая сенсация! – уже вслух сказал он, вскакивая и на ходу утираясь салфеткой. – Какая будет сенсация, черт возьми!

В одиннадцать часов утра на следующий день бешеный стук машинки оборвался. Мишель вынул последний недописанный лист.

– Я окончил записи, – своим обычным невыразительным голосом сказал он, подходя к профессору Лорану с толстой пачкой листов.

Профессор Лоран приподнялся на локте.

– Хорошо, я буду читать, – сказал он, положив пачку на подоконник у тахты. – Ты не устал?

– Нет. Как вы себя чувствуете, профессор? У вас плохой вид.

– Ты не находишь, что меня нужно переделать? – почти серьезно спросил профессор Лоран.

– Вас? Переделать? – Мишель поколебался, потом с облегчением произнес:

– Да, я понимаю, это шутка.

– Вот как, ты понимаешь шутки?

– Конечно, ведь вы часто шутите, я уже привык. Но вас надо лечить. Я бы хотел осмотреть вас...

Альбер вытаращил глаза.

Профессор Лоран пояснил:

– Мишель изучал медицину. Это нужно для Поля, да и для других. Терапевт он хороший и в диагностике сильнее, чем я... Конечно, Мишель, мне интересно, что ты скажешь. Ведь ты знаешь, врача пригласить нельзя.

Мишель принес стетоскоп и очень долго и внимательно выслушивал и выстукивал профессора Лорана. Тот покорно поворачивался, садился, ложился, отвечал на вопросы, все время усмехаясь, не то иронически, не то смущенно. Наконец Мишель измерил кровяное давление, убрал аппарат и сел у постели:

– Кое-что в вашем организме напоминает Поля, – сказал он, – хотя вы, в сущности, совсем другой, чем Поль...

– Для начала неплохо! – снова усмехнулся профессор Лоран.

– Но я думаю, что мнимое сходство объясняется одной общей причиной: перегрузкой. Для Поля это – усиленный, неестественно быстрый рост, для вас

– чрезмерная работа и постоянное нервное напряжение. Я давно замечал, что ваша нервная система работает с перебоями, нечетко, капризно. Очевидно, такой темп для вас непосилен. Ведь вы все-таки человек... Ну, я хочу сказать, что у вас более ограниченные лимиты энергии, чем у меня, вы часто устаете. Сиаль-5 – не выход.

– Да, конечно, я все-таки человек, – не улыбаясь, произнес профессор Лоран. – Так что же произошло в моем организме в результате длительной перегрузки?

Альбер беспокойно задвигался. Если у профессора какое-то тяжелое органическое заболевание, этот проклятый Мишель так и ляпнет ему в глаза. Он хотел вмешаться, но Мишель бесстрастно проговорил:

– Крайнее истощение нервной системы. Дистрофия сердечной мышцы. Гипотония. Вы нуждаетесь в длительном отдыхе, в перемене обстановки и укрепляющем лечении. Но не в искусственном тонизировании. Прием Сиаля-5 надо немедленно прекратить.