Текст книги "Первый ученик (СИ)"

Автор книги: Аня Сокол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Про убийство слышали? – вздохнул парень.

– Слыхала, весь Никопольский гудит. Ты что ли его? – он провела ладонью по горлу, и парень подавился уже по-настоящему, – Ну будет, уже, – она снова стукнула его по спине, – Экий студент нежный пошел, шуток не понимает. Знаю я, что его призрак прибрал, да, чего там, все знают. Ты-то с какого боку?

– Хр, – парень откашлялся и сипло продолжил, – В мое дежурство куб из хранилища пропал.

– Вот, значит как

– А вы этого Ирыча хорошо знали? – спросил парень, – У него много хвостов было?

– Но-но, – библиотекарша поднялась и погрозила парню узловатым пальцем, – Следствие оставь шоромским, они за это деньги получают, – бабка Маша подхватила опустевшую тарелку и понесла на кухню, на этот раз, задержавшись там подольше, наливая в чайник воды, и что-то бормоча.

Макс снова подошел к окну, улица была все так же пуста, пса у забора сменила воробьиная стайка.

– Кого высматриваешь?

Студент вздрогнул, в комнату хозяйка вернулась бесшумно, хотя до этого шарканье войлочных тапок разносилось по всему дому.

– Уж не патруль ли? – она поставила на стол пузатый, накрытый варежкой чайник, – Они будут минут через двадцать. И нечего глазами сверкать, не в бега же ты надумал податься?

Парень пошел к выходу, он понял, что чувствует мышь, съевшая сыр из мышеловки.

– Молодость и глупость синонимы? – библиотекарь оперлась о стол, всем видом показывая, что задерживать и тем паче гонятся за студентом она не собирается, – От кого ты надеялся убежать? От кого прятался в моем доме? – Макс скривился, – Я тебе не конвой вызвала, а охрану.

– Обойдусь.

– Ну, конечно, а потом меня будут спрашивать, вышел ли ты отсюда с целыми зубами, и не упал ли на пороге, потеряв добрую половину?

– Это не ваши зубы! – он резко развернулся, руки сжались в кулаки.

– Твоя правда, – беззлобно согласилась старуха, – Кстати, у Ирыча было четыре хвоста.

Парень остановился, так и не перешагнув порог, злость схлынула.

– Чаю? – невозмутимо предложила бабка Маша, и студент, вернулся к столу, на этот раз глупой мыши предложили сыр повкуснее.

– Четыре хвоста, – напомнил он библиотекарше.

– Четыре, – кивнула та, опять присаживаясь напротив, – Первый он схлопотал давно. Друг детства, или враг, тут как посмотреть. Умер в шахте, под обвалом.

– Имя?

– Не имею ни малейшего представления. Это было задолго до того, как я сюда переехала, – она пододвинула, к нему кружку, к которой он не прикоснулся.

– Кто еще?

– Диша. Теща. Потом Капитоныч, собутыльник. И какая-то девка из Малоозерца, именем не интересовалась, – женщина подняла руки.

– Все?

– Все мальчик, все, – покивала она, но он уловил маленькую заминку, он слишком привык прислушиваться, слишком привык искать подвох.

– Марья Курусовна, – попенял он.

Она подняла дугообразные, начерченные черным карандашом брови, и не смогла удержать улыбку.

– Хм, теряю форму. Вроде ничего особенного, но неделю назад у Рутки сын сбежал.

– Ищут?

– Нет. Он совершеннолетний, и давно мечтал уехать в Заславль, говорил об этом на каждом углу.

– Тогда что в этом интересного?

В дверь постучали. Бабка, вздохнув, нарочито тяжело поднялась, и отправилась открывать. В комнату вошли двое в черной форме и с повязками патруля на руках. Грош не был знаком с ними лично, но здоровый бугай справа победил в личном первенстве по рукопашному бою среди старших курсов.

– Ноги, – сурово сказала библиотекарша, и те послушно повозили ботинками о коврик.

– Сам пойдешь? – исподлобья спросил бугай, – Или как?

– Или как, – ответила за него библиотрекарша, – Или больше за пирогами и не приходи.

У старшекурсника покраснела шея, но отнекиваться он не стал. Грош не того полета птица, что бы ссориться. А библиотекарша не того уровня человек, что бы прислушиваться к ее мнению, в случае серьезной заварушки. Так что, парни могли пообещать ей что угодно, а сделать все по-своему. Но смысла ломать копья не видел ни кто.

Грошев встал, парни расступились, пропуская его на выход. И лишь в сенях, студента догнал голос бабки Маши.

– Собака Лапка, – библиотекарша выглянула, – Мелкая глупая пустолайка, но Сварик, сын Рутки в ней души не чаял, а отец грозился утопить докуку.

– И? – студент стал обуваться, парни из патруля терпеливо ждали.

– Парень уехал без собаки. Чемодан взял, паспорт взял, деньги и те у матери спер. А собаку забыл.

– Бывает, – равнодушно кивнул Макс.

– Точно, – подтвердила библиотекарша, выходя следом за ними из дома, – Ирыч отвез Лапку в горы и …, – она не договорила, но этого и не требовалось.

В караулке их ждали. Макс почему-то был уверен, что его в очередной раз отведут в кабинет к Куратору, а потом уже знакомым маршрутом в карцер, который уже должен освободить Самарский. Он ошибся. На половину.

Арчи взмахом руки отпустил дежурных и уставился на парня тяжелым взглядом.

– Что еще случилось? – спросил Макс.

– Еще один куб пропал, – наверное, на лице Гроша отразилось, что-то такое, само по себе бывшее ответом на незаданный вопрос, – Слава императору, на этот раз не активный. Призрак должен был исчезнуть на днях, если уже не исчез, на атаку, он не способен. Настя, как старшая, дала исчерпывающие объяснения.

– Но они устроили не всех, – парень скрестил руки на груди.

– Второе твое дежурство и вторая кража, настораживает, знаешь ли.

– Отлично, вы насторожились, и что? Почему меня не вызвали к старшему? Почему позволили уйти? Если я вор, то мог этот куб в дюжине мест спрятать? Или….

– Или, – согласился Андрей Валентиныч, – Шоромские ребята так и сказали, за тобой отправили наружку. Все ждали, когда ты приведешь нас к тайнику.

– Привел?

– Мне не до шуток, Макс. У меня здесь злой куратор, который может в тайне, и гордится тем, как ты сделал двоих спецов из района, но ни в жизнь в этом не признается. Вывих лодыжки и шишка на башке у следков из Шоромы, упустивших студента третьекурсника. И что прикажешь делать?

– Отойти в сторону, – предложил Грош.

– В этом ты весь. Марье Курусовне не забудь спасибо сказать, знает, кому звонить. Идем, – Арчи открыл дверь, – Посидишь пока в карцере, а там глядишь, все остынут, и соображать начнут. Тогда и поговорим.

Когда говорят о карцере, все представляют себе темную узкую комнату, больше похожую на поставленный вертикально гроб. Макс не раз видел что-то подобное в имперских блокбастерах, где очередного безвинного страдальца сажали в тюрьму. Но у них здесь не тюрьма, и даже не армия.

Арчи оставил его в комнате без окон, с умывальником и вонючим толчком в углу, достаточно большую, что бы влезла железная койка без матраса, и достаточно маленькую, что бы он мог сделать больше чем один шаг.

Пружины скрипнули, когда Макс вытянулся на кровати. Кое-что все-таки роднило имперские фильмы и реальность, света в каморке не было. Наказание надлежало отбывать в темноте, давясь слезами и чувством вины. Со слезами было негусто, с чувством вины тем более, зато мыслей было не меряно, одна другой гаже.

Грош таращился в темный потолок, и пытался представить, как все происходило.

Его дежурство с Самарским стояло в графике, и любой желающий мог ознакомиться с расписанием на доске в главном корпусе. То есть, узнать, когда он будет в хранилище, не оставило труда. Дальше сложнее, потому что кто и как вынес куб, он по-прежнему не представлял. Они с Артёмом сменили парня и девушку со второго курса, тех наверняка тоже проверили. В хранилище они с отличником заходили два раза, регулировали термостат, и меняли перегоревшую лампочку.

Пропажу заметили днем, когда аспиранты и преподы начинали работать с призраками. И что интересно, ни кто не пересчитывал узилища, если не считать проводимой раз в полгода инвентаризации. На отсутствие блуждающего могли бы и не обратить внимания до этого знаменательного дня. Но обратили, значит, с этим кубом работали, или с соседним. Что это? Стечение обстоятельств, или грамотно организованная подстава?

Вечером убивают Ирыча и вырубают Макса. Еще вопрос, как этот невзлюбивший Гроша чел, узнал, что парень будет в нужном месте, в нужное время? Впрочем, дорога тут одна, и если не мудрить, не скакать по переулкам и огородам, не наматывать лишние километры по окружной, то маршрут просчитывается на раз-два. Значит, его ждали. А его ли? Или любого другого псионника? Пока непонятно.

Счастливчика вырубают, перетаскивают в дом художника и привязывают к руке призрак. Это значит, против него играет, по меньшей мере, такой же пси специалист.

Ирыча убили до или после этого события? Как он там оказался? Выбор жертвы случаен? И самое важное, какой призрак сжег мужика? Похищенный из хранилища? Невозможно. Пропавший не мог атаковать местных, он их не знал при жизни. Могли специалисты упустить, какое-нибудь шапочное знакомство мертвого Лукина и местного «нелюбителя» собак? Кто знает, все контакты не отследишь. Или это был другой блуждающий? На этот вопрос ответят снимки полей энергии. Как бы ему на них взглянуть, вряд ли шоромские спецы покажут их ему по доброте душевной.

Макс перевернулся на бок, теперь перед глазами оказалась облупившаяся стена.

За первый дежурством, с интервалом в сутки, следует второе. И вторая кража. Но их с Лисой ночь в хранилище, была спонтанным изменением в графике. Опять вопрос – везение или кто-то узнал о дежурстве? Неприятное предположение, ставящее под подозрение преподов. На этот раз забирают с последней скамьи неактивный куб. Зачем? Фиг его знает. Грош почему-то вспомнился ненормально спокойный блуждающий, привязанный к руке. Если его энергия иссякала, это бы объяснило заторможенность вернувшегося. Но куб похитили после.

Специалистов из следственной бригады можно понять, он отличный подозреваемый. Его комнату наверняка тщательно осмотрели, и ничего не обнаружив, предположили наличие тайника. Слежка – логичный шаг.

Что изменилось? Почему они решили его взять? Он засветился на месте преступления, но это можно списать на банальное любопытство. Затем он отправился к дому жертвы, уверен, психолог вывел бы не одну теорию. И что? Там пол Никопольского собралось – посмотреть концерт. Парень перелез через забор, что б схорониться в кустах….

Макс хлопнул себя по лбу. Спецы решили, что у него там тайник. Они посчитали его дураком, который полез в захоронку, рядом с теми шаманскими плясками, что происходили вокруг бочки с огнем.

Парень снова перевернулся, и снова стал вспоминать все сначала – дежурства, кража, убийство, призрак. Он думал, гадал, предполагал, перебирал события последних дней, вертел их и так и сяк, пока не уснул. И слава императору, спал без сновидений. Единственное чего ему не хватало в эти часы, это одеяла.

Разбудил Макса свет, ярким прямоугольником легший на кровать.

– Подъем, – голосом Арчи скомандовала появившаяся в проеме тень, – На выход.

– Только не говорите, что еще, кого-то убили, – хрипло пошутил студент.

По его внутренним часам был поздний вечер, может уже ночь. Вряд ли его захотели допросить в такое время, разве что, случилось что-то из ряда вон.

– Раз не хочешь, не скажу, тем более, что у тебя лучшее алиби, которое только можно придумать, – Андрей Валентинович указал на стол охранника, там стояла кружка с кофе и тарелка с двумя бутербродами.

Макс потер глаза и потянулся.

– Ты не удивлен? – препод прислонился к стене, – Не спросишь, кого убили?

– Раз, я вне подозрений, нет, – буркнул парень, плюхаясь на стул, и взялся за чашку, – Но вы ведь все равно скажете. Вы для этого меня разбудили? – настал черед Арчи многозначительно молчать и разглядывать студента, – Хорошо, я спрошу. Кого боги прибрали?

– Одного шахтера, в трех километрах отсюда. Но я разбудил тебя не поэтому. Твоя мать в больнице, – Макс вскочил, опрокидывая стул, – До тебя пытались дозвониться с обеда, потом связались с академией, а те уже перекинули на нас.

– Что с ней? – глаза парня из темно-серых стали почти черными.

– Упала с лестницы и сломала ногу.

– Я должен….

– Я знаю, – перебил Арчи, доставая из кармана бумагу, на которой синела круглая печать, – У тебя пять суток, рапорт напишешь задним числом, приказ старший подмахнет, я прослежу. До Шоромы тебя подбросит Игроков, он сегодня на транспорте, автобус на Троворот отходит через три часа.

Он отдал бумагу парню. Тот молча взял. Благодарности и уверения в вечной дружбе решили оставить до другого раза, впрочем, как всегда.

Урок пятый – литература

Тема: легенды и мифы народов империи.

Автобус сломался под Листовцом[12]. Они простояли под дождем три часа, пока ползающий в грязи водитель и еще пара неравнодушных к технике пассажиров, не вернули транспорт к жизни. В салоне было душно и тесно. Ноги Макса давно затекли, колени упирались в переднее сидение. Пахло выхлопными газами, потом и копченой курицей, которую ел толстый парень у окна, на соседнем месте.

Иногда плакали дети. Мальчишка лет шести, что сидел через проход, без стеснения разглядывал Гроща круглыми, полными любопытства глазами. Его внимание привлекла черная форма. На груди маленького пассажира болтался такой же, как и у Макса пластиковый муляж кад-арта. У ребенка был дар, и его будущее, как и будущее Грошева было предопределено.

Если ты умеешь управлять энергией, тебя заберут в академию в пятнадцать лет. Оторвут от семьи, от друзей, заставят забыть о мечтае стать пожарником или космонавтом, ты не снимешься в кино и не побьешь рекорд на соревнованиях. Ты станешь пси специалистом. Нерушимый закон, утвержденный предком нынешнего императора. Макс понял это спустя год в академии, после четырех побегов и четырех позорных возвращений, после штрафа, для выплаты которого отец продал машину. Таких как он не спрашивали. Не спросят и этого мальчишку. В его интересах захотеть стать псионником, как и произошло с большинством его сокурсников.

– Мам, а расскажи, как появились пси, – затеребил сидевшую рядом женщину мальчик.

– Я уже столько раз рассказывала, – она бросила на Макса извиняющий взгляд.

– Ну, пожалуйста, пожалуйста-а-а-а, пожалуйста-а-а-а-а, – заныл пацан.

– Хорошо, – сдалась она, и Грош понял, она сдавалась так миллион раз до этого, – Давным-давно в темные века, когда мертвые убивали живых тысячами….

Студент фыркнул. Чего ж не миллионами?

– Не было ни камней разума, ни псионников.

– Пока не родился император Керифонт? – не утерпел мальчик.

– Да, – согласилась мать, – Но тогда он еще не был императором. Он был простым человеком, который понял, что может прогонять блуждающих, может причинять им боль, может….

– Убивать призраков! Х-дышь! – пацан взмахнул рукой, имитируя удар.

– Да. Но он был один. А один не может спасти всех, не может быть повсюду.

– И тогда он отдал свою силу камню, – юный слушатель, как-то разом сник, эта часть легенды ему не очень нравилась.

– В горах, на самой-самой высокой вершине люди нашли камень, он был прозрачным, как вода и каждый день его наполняло светом солнце. Ни один вернувшийся не осмелился приблизиться к нему.

– А почему? – пацан заерзал и бросил еще один взгляд на Макса, – Почему призраки не могли подойти к камню? Он был волшебный?

– Наверное, Вить, а может горы – это слишком высоко для них.

Юный псионник подумал и кивнул, соглашаясь. Грош отвернулся. Всего лишь легенда, ей не обязательно быть логичной, достаточно быть красивой.

– Керифонт добрался до камня и….

– А как же семь дней? – перебил сын, – Ты должна была сказать, что он шел семь дней, и семь ночей, не ел, не пил не спал.

И сдох, – мысленно закончил Грош легенду. В таком варианте она понравилась ему больше.

– Тогда рассказывай сам, – предложила мать.

– Нет, ты, – мальчишка, в знак примирения, положил голову ей на колени.

– Он шел семь дней и не остановился пока не дошел до вершины.

На своих двоих, на вершину, за неделю? – подумал Макс, – Супер-герой, не иначе.

Парень поймал себя на том, что качает головой, глядя на смущенного толстого парня, который достал очередную куриную ножку. В детстве все звучало не так плохо, как сейчас.

– Когда Керифонт увидел камень на вершине, силы его были на исходе. Он понял, что кристалл предназначался ему, а он кристаллу.

– Мам, – робко прервал парень, – А откуда он это узнал?

– Иногда, малыш, люди просто знают. Вырастешь – поймешь.

Грош повернулся, и увидел, как мальчик сморщил нос, задумался на секунду, а затем кивнул. Его полностью устроил это обещание. Взрослые кажутся детям великанами из сказки, кажутся чем-то большим, чем являются на самом деле, кажутся обладателями других тайных знаний.

– Керифонт из последних сил поднял руки и положил их на нагретый солнцем камень, – женщина положила руку на голову сына, – И камень впитал его силу, из золотого став красным. Защитник потерял сознание, войны нашли его спустя два дня.

А чего не через две недели? – Макс ухмыльнулся, – Хватились, значит. Единственный защитник человечества лазает по горам, а им и горя мало.

– И войны спасли его, – голос пацана дрогнул, словно он слушал эту историю впервые.

– Спасли. Они принесли его назад. И камень тоже. Но лишь спустя время все узнали, что Керифонт сделал для них, и что сделал камень для гор. Каждый, кто коснулся прозрачных граней стал псионником. Все войны сменявшие друг друга у носилок Керифонта, по очереди несли кристалл, и он наделял их силой. Он впитал силу одного, умножил ее и разделил между людьми и камнями. Целый отряд стал пси, а все камни найденные в горах стали отражением, первого кристалла. Они тоже стали защитниками, кад-артами, и выбирали себе людей, которых могли оградить от вернувшихся, – женщина вздохнула, – У тех воинов родились дети, внуки. Дар стал пробуждаться в потомках, из века в век их становилось все больше.

– А Керифонт? – грустно спросил мальчик.

– Они лишился силы навсегда, – ответила мать, – Но люди в благодарность за жертву избрали его императором.

Ну, предположим не императором, а князем, – мысленно возразил Макс, – Императором стал его праправнук, огнем и мечом присоединивший к землям отцов Ладию, Перискор, Винию, Бронер[13]. Да и с избранием все не так просто, ведь откуда-то Керифонт взял своих воинов.

– С тех пор в роду императоров рождались только люди.

– А камень? – юный псионник приподнял голову, – Куда делся камень?

– Говорят он храниться в императорской сокровищнице.

– Он по-прежнему волшебный?

– Думаю, да, – мать взлохматила каштановые волосы.

Хороший камушек. Заверните два. Грош побарабанил пальцами по подлокотнику.

Автобус фыркнул и заурчал двигателем. Пассажиры радостно загомонили, мальчишка подскочил на месте и завертел головой, женщина улыбнулась.

До Троворота оставалось еще полтора часа.

Мать была бледна, но относительно цела и слава императору не собиралась умирать, пусть конструкция вокруг ее колена и выглядела устрашающе.

– Максим, – она протянула руки, и он присев рядом, положил на них голову, совсем как тот мальчишка из автобуса. В основном потому, что не хотел видеть, как она постарела за прошедший год, как новые морщины расчертили лицо, как резко обозначились скулы, набрякли веки, посветлели некогда такие же темные, как у него глаза. Пока он был рядом, изменения казались незаметными, нарастая слой за слоем, словно годовые кольца у деревьев, но стоило ему уехать, и все изменилось. Они изменились – она, он, отец. И он не хотел, что бы она увидела отражение этих перемен в его глазах.

Она не имела права стареть. Мысль достойная шестилетнего мальчугана, а не лба под метр восемьдесят ростом.

– Как ты? – глухо спросил он

– Ничего, Макс, уже ничего.

– Как это случилось? – прозвучавшая помимо воли резкость в его голосе, заставила женщину на соседней койке вздрогнуть.

– Да, глупость полная. Несла пакеты с продуктами, устала, в голове лишь одна мысль, что сериал вот-вот начнется, ну, и поставила ногу мимо ступеньки. Сама виновата.

Грош поднялся и посмотрел матери в лицо. Она отвернулась.

– Тебя надолго отпустили? – быстрый вопрос, словно мать опасалась, что он начнет задавать свои.

Раньше она не спрашивала, она просто радовалась, что он рядом. Вероятно, детство кончилось, и не тогда, когда офицеры забрали его из дома, оно кончилось сейчас, от этого неловкого, неуместного вопроса.

– У меня есть время проследить, что бы это не повторилось, – он встал, посмотрел на съежившуюся на сером казенном белье женщину, и почувствовал себя взрослым, почувствовал великаном из сказки. Когда все успело так измениться?

– Ты ведь не уйдешь сейчас? – испуганно спросила мать, и он услышал за ее ловами много такого, чего бы не хотел, – Скоро придет врач, опять будет говорить о операции, терапии. Максим, – голос сорвался и она приложила руку к груди, пальцы с короткими обломанными ногтями чуть дрожали.

Он знал, о чем она его просит, видел, чего на самом деле она боится. Всегда боялась, и тем не мене не мог отказать. Не мог уйти.

Грош опустился обратно на кровать, воздух в палате, показался ему спертым, а взгляды, бросаемые соседкой, навязчивыми и слишком жалостливыми, тогда, как он в жалости не нуждался. Ни в чьей.

– Я поговорю с врачом, – пообещал он, сжав ее руку.

И выполнил обещание. Он поговорил со всеми от лечащего врача до заведующего отделением. Итоги были неутешительны. Нужна операция, в противном случае, кость могла срастись неправильно, плюс атрофия нервных окончаний и в лучшем случае мать будет ковылять с палочкой, в худшем – ездить на инвалидной коляске. Угрозы жизни не было, операция не покрывалась из имперской социальной страховки, а шла сверх нее. Тысяч на сорок сверх.

Он воспользовался телефоном матери, который до сих пор выглядел так, словно его вчера купили, он купил, а она им почти не пользовалась.

Трубку взяли после третьего гудка.

– Привет, – проговорил Грош, и представился, – Это Малой.

– Тебя уже выпустили из психушки? – голос хрипло рассмеялся.

– Нет. Нужно поговорить.

– Приезжай, – милостиво разрешили ему, и повесили в трубку.

Дом был самым обычным, трехэтажный особнячок, выкрашенный голубой краской и отделанный белыми финтифлюшками. Здание долго разрушалось, так как никто ни хотел браться за реставрацию сарая объявленного памятником архитектуры, сулящей больше хлопот, чем прибыли. Пока, к возмущению сторожил, за него не взялся Шрам. Или Раимов Тилиф, успевший изрядно намозолить глаза корпусу правопорядка. На момент знакомства с Максом у него было около трех десятков хвостов. О чем и не преминул сообщить ему один мелкий мальчишка десять лет назад, встретив того на улице, и изрядно напугав мать. Той очень не понравился молодой мужчина, правую щеку которого пересекала ломаная линия шрама, от чего уголок глаза казался опущенным к низу, и не хватало части верхней губы.

Второй раз они встретились через два года, и Макс с удивлением отметил, что количество хвостов уменьшилось вдвое. Тогда же он заработал свои первые деньги, просто подержав в руке зеленовато – желтый кристалл, змеевик. Это сейчас Грош знал, что Шрам заставил пацана поднять сопротивляемость кад-арта онна на три, передав ему часть силы. И стоило это куда дороже, чем та, сотня, что дал Раимов.

Кад-арт – это не первый камень Керифонта, он не лишает псионника взявшего его в руки силы, а лишь впитывает ее частичку, которая со временем восстанавливается, как и любая другая энергия.

Макс оглядел фасад, ухоженный газон с цветами, козырек над крыльцом, с которого лениво капала вода. Дождь закончился, на тротуаре в серых лужах отражалось серое небо.

В здании располагался клуб спортивного туризма Эдвантин, названный в честь высокогорного озера, жемчужины в короне Инатара. Многие думали, что его председатель романтик, пока не встречались лицом к лицу. Один из журналистов разразился по этому поводу серией обличительных статей, экспрессивно рассуждая, что на самом теле перевозят байдарочники и студенты в своих больших рюкзаках. Глотку драл он недолго, в зените славы перевелся в областной центр на другом конце империи. «Де юро» Раимов был чист перед законом, и не имел никого отношения ни к проституции, ни к транспортировке оружия и лекарств, ни уж тем более, к продаже кад-артов за границу. Каким чудом при такой насыщенной «путешествиями» жизни Шрам не обзавелся ни одним смертельным хвостом, оставалось для Макса загадкой.

Обычные хвосты регулярно подчищались, при чем совершенно законно, разве что любопытные задавались вопросом, как он минует расписанные на год вперед очереди к пси специалистам. А умные об этом не думали, помня о судьбе журналиста.

Грошев потянул на себя тяжелую железную дверь, глазок камеры ожил и повернулся, фиксируя посетителя. Приемная с двумя диванами, фикусом в кадке, и секретаршей за массивным столом. Вместо ожидаемой длинноногой блондинки на него сквозь стекла очков смотрела дама в строгом сером костюме и тугим пучком на голове, по возрасту годившаяся студенту в матери.

– Вас ждут, – она указала на совершенно обычную дверь в конце коридора, а не на представительное полотно за спиной.

Макс смутно помнил, что комната, куда его отправили, была библиотекой. Стеллажи книг уходили под потолок, мягкие кресла, тумбочки, низкие столики, несколько торшеров со светлыми абажурами и гигантский каменный глобус у окна. В одном из кресел спиной к двери сидел мужчина, на коленях которого лежала открытая книга.

С момента их первой встречи прошло десятилетие, время посеребрило и без того светлые волосы, придав им немного пыльный оттенок, лицо стало грубее, залысины на висках глубже, шрам на правой щеке, казался трещиной на светлой коже, и только глаза остались такими же цепкими, в них по-прежнему горел лукавый беспокойный огонек.

– А ты подрос, Малой, – Тилиф указал на кресло напротив.

Макс сел, оглядел дорогой костюм, часы на запястье, кожаные туфли собеседника. В нос тут же ударил застарелый несвежий запах отрезанных хвостов и яркие арома росчерки действующих. Шрам многим был неугоден и при жизни и после нее. Но ему было наплевать. На груди поверх шелковой рубашки висели три кристалла: кад-арт, вид-арт, сем-аш.

Многие сказали бы, что он этого не достоин. Но решали не люди, решали камни. Новорожденного приносили в сад камней, что бы один из кристаллов отозвался на его зов, и признал ребенка хозяином, что бы до самой смерти защищать разум от мертвых. Ни что не могло помешать этому, ни потоп, ни народное восстание, ни высадка инопланетян, ни отсутствие денег или времени. На земле, где призраки убивали живых, беспечность обходилась очень дорого. Но бывало и так, что младенцу отвечал не один камень, а два, еще реже – три. Кад-арт – камень разума, вид – арт – камень сердца, сем – аш – камень души. Три кристалла, три хранителя, с абсолютно одинаковой электронной начинкой и по сути взаимозаменяемые, но если поднять сопротивляемость каждого хотя бы на пару единиц, способность противостоять блуждающим усилится ровно в три раза. Таких, как мужчина напротив, называли счастливчиками, таким завидовали.

– И остался таким же молчуном, – Шрам перевел взгляд на окно и без эмоций спросил, – Сколько?

– Откуда ты….

– Ко мне за другим не приходят, – мужчина развел руками, – Только за деньгами.

– Мне нужны не деньги, мне нужна работа.

– Сколько?

– Тридцать пять тысяч, – Тилиф прищурился, и парень добавил – И у меня только два, максимум три дня.

– Да, все такой же, – словно разговаривая сам с собой, повторил Шрам, – Работа на пять тысяч и на тридцать пять сильно отличаются друг от друга. Ты понимаешь это, Малой?

– Понимаю.

– Хорошо, – мужчина усмехнулся, – Возвращайся к матери в больницу.

Макс скрипнул зубами, вызвав еще одну полу улыбку. Шрам всегда знал то, что требовалось знать. Мужчина достал из кармана телефон и протянул парню. Тот не шевельнулся.

– Нам нужна связь, судя по тому, что звонил ты с матушкиного, с этим проблемы, – он бросил аппарат Максу на колени, – Прекрати разыгрывать передо мной белошвейку с принципами. Сделаем дело – вернешь.

– Когда? – Грош убрал трубку в карман.

– Я позвоню, – мужчина взял отложенную книгу и перевернул страницу.

Макс ждал звонка весь остаток дня, и даже часть ночи, которую провел в больнице, легко поддавшись на материнские уговоры. Точно также поддался и врач, и сестра – хозяйка, выделившая парню закуток со швабрами, раскладушку и байковое одеяло неопределенной расцветки. Он мог пойти домой, он почти хотел этого, но, глядя в умоляющие серые глаза, сдался. Мать не боялась оставаться одна, она боялась, что один останется он.

Но дома он все-таки побывал, пусть и не совсем так, как рассчитывал.

Что бы добраться до родительской квартиры, нужно сесть на третий автобус, доехать до церкви, пересесть на девятнадцатый и выйти за одну остановку до конечной, на улице Старого Ярма. А можно дойти пешком. Сжимая руки в кулаки, то и дело останавливаясь, задирая голову к темному небу. Двух часовая прогулка, как способ успокоить бушевавшую внутри ярость.

Знакомая до каждой выщерблины лестница, дверь из фанеры, выкрашенная коричневой краской. У него не было ключей, но он почему-то был уверен, что она не заперта. Полумрак коридора, брошенная как попало обувь, мерцающий свет работающего телевизора в дверном проеме.

В большую, обставленную старой мебелью комнату, он прошел не разуваясь. Круглый стол по центру, вместо скатерти, затертая на сгибах клеенка. На стуле, глядя на беззвучное изображение экрана, сидел мужчина. Перед ним опустошенная наполовину бутылка водки, стопка и банка помидор.

– Пришел, умник? Я уж заждался, – он рассмеялся, – Давай – давай, проходи, выпей.

Рука схватила бутылку и прозрачная жидкость, булькнув, перелилась в стопку. Мужчина был нетрезв, но движение отработано настолько, что мимо не пролилось ни капли.

– Давай, – взмах рукой.

Гость не шевельнулся.

– Али ты не мужик?

Вошедший не ответил, он стоял и смотрел, на стареющего алкоголика, с его выпирающим брюшком под растянутой майкой, на волосатые руки, и испытывал отвращение. Больше всего на свете, он хотел оказаться подальше от этих стен оклеенных обоями в цветочек, подальше от этого пьяного урода.

– Али ты меня не уважаешь? Уже западло поднять стопку с таким как я? – мужик поднялся, угрожающе качнулся вперед, пальцы сжались в кулаки, – Высокомерный щенок. Все вы чернорубашечники такие, все….

Он замахнулся, но гость легко ушел от удара. Пьяного повело в сторону, он задел бедром стол. Бутылка качнулась, упала и покатилась, разливая остро пахнущую жидкость. Это взбесило мужика еще больше.

– Урою, мразь, – заорал он, бросаясь на молчаливого гостя.

Бутылка докатилась до края стола и упала, каким-то чудом не разбившись.

Хозяин ударил снова, на этот раз удачнее, по лицу не попал, но задел плечо. Пришедший толкнул пьяного, тот грузно сел обратно на стул. Лицо покраснело, вены на шее вздулись.