Текст книги "Зеркала бьются к счастью! (СИ)"
Автор книги: Антонина Клименкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Зеркала бьются к счастью!
Антонина Бересклет (Клименкова)
1
Иван с детства не ладил с зеркалами. Вернее, это они не выносили его присутствия. Он зеркала и пальцем не трогал, а они почему-то покрывались трещинами, бились, выпадали из рам, лопались или вообще взрывались, брызжа во все стороны осколками. Если не случалось в этот момент свидетелей Ваниной невиновности, ему частенько доставалось на орехи за предполагаемое хулиганство и злонамеренное вредительство. Когда Иван вырос, он понял, что в таких ситуациях легче сразу принять на себя вину за несчастный случай, чем пытаться доказать свою непричастность. Тем более со временем глубоко внутри у него вызрело чувство, что это всё неспроста – он вправду виноват. Возможно, у него такой вот поганый экстрасенсорный дар – зеркала бить, без умысла, на подсознательном уровне? Впрочем, он уже и на вполне сознательном уровне эти злосчастные стекляшки крепко невзлюбил.
В последний будний день 2017 года зеркала опять устроили ему подлянку.
Иван по просьбе начальника задержался на работе подольше. Начальник тоже не сбежал готовиться к празднику, они вдвоем сидели в кабинете и обсчитывали срочный и сверхвыгодный заказ, поступивший, как водится, в крайнюю минуту. Слишком долго с расчетами не задержались, всё успели проверить и перепроверить, выискивая ошибки. Подготовили бумаги, чтобы после праздничных выходных не ломать похмельные головы, а сразу запустить заказ в производство. В общем, покинули кабинет оба довольные жизнью, работой и друг другом, заперли пустой офис на неделю законных каникул – и на лифте поехали вниз, где в вестибюле маялся охранник, один-одинешенек на всё вымершее здание.
Еще в лифте Ваня немного напрягся – он предпочитал избегать этой коробки, ползающей между этажами, всегда бегал по лестницам. Но раз шеф сказал «поехали», значит поехали. Ваня с опаской глянул на свое отражение в темном зеркале, украшенном геометрическим узором: рожа перекошена от застывшей улыбки, в глазах ожидание подвоха. Однако стенки кабинки оказались сделаны из зеркально отполированного металла, не из стекла, и Ваня выдохнул с неимоверным облегчением. Благо начальник ничего не заметил, увлеченно болтая о припасенных для своей дочурки подарках и нахваливая себя за то, какую огромную елку он самостоятельно установил у себя в квартире.
– ...Всё сам, Вань! Вот этими руками! Не пришлось звать на помощь ни специалистов, ни тестя!
Иван вежливо покивал, улыбаясь. Живо вспомнилось, как год назад начальник жаловался всему коллективу, что тесть ржал над ним, как конь, когда в разгар хороводов поставленная им кое-как и криво елка всё-таки свалилась на гостей.
Улыбка на лице Ивана снова стала перекошенной, когда на выходе из лифта начальник пошел в сторону главного выхода.
– Ну, Сан Саныч, до свидания и с праздниками, – пробормотал Ваня в спину шефу, намереваясь дать стрекоча. – Я, как обычно, через черный ход, пожалуй, там до трамвайной остановки два шага.
Начальник обернулся, натягивая перчатки:
– Ты куда? Какой трамвай, если мы договорились, что я тебя подброшу?
Ваня замер, всем существом противясь необходимости идти через парадный зал вестибюля, где стены украшали зеркала трехметровой высоты. И главная загвоздка была в том, что начальник гордился этими зеркалами так, словно устанавливал их собственноручно. Пусть их офис занимал только часть третьего этажа, в собственности шефа было всё здание, остальные «углы» он сдавал внаем.
Но Ваня до озноба знал, чем может обернуться его дефиле через зеркальный зал.
– Иван, там уже заперто! Сан Саныч, только вас двоих ждем, чтобы сигналку везде включить, – окончательно вогнал его в тоску громкий окрик охранника.
Выхода не было – выход был только один. Ваня втянул голову в плечи и стал торопливо стягивать с себя недавно надетую куртку.
– Ну, давайте тогда поспешим, раз только нас ждут, – буркнул он начальнику, за рукав пальто потащив его на буксире широким шагом. И плевать, что охранник вытаращился на них круглыми глазами.
Ваня старался не смотреть на зеркала. Пересечь зал можно в пару секунд, если не медлить.
И всё-таки он краем глаза заметил мелькнувшую в зазеркалье тень. Всё, значит, не пронесет и на этот раз.
По гладкой поверхности побежали змеистые трещины, громко, нехорошо эдак щелкая. У Вани возникло ощущение, будто он бежит по замерзшей воде, а под ногами, под ломким ненадежным слоем твердого льда – холодная бездна.
– Ложись! – успел он крикнуть охраннику.
И куртку накинул на голову шефу, повалил его на пол – почти перед дверями на выход!
Зеркальные стены вестибюля взорвались. Острые иглы осколков заполнили пространство, как огни фейерверка заполняют небо. Иван привычно скорчился на полу «черепашкой», защищая голову руками.
Через безбожно растянувшуюся секунду хрустальный звон стих в опустевшем воздухе. Последние осколки одиночной капелью тренькали из тонких рам на оголившихся стенах.
В хрусте поднялся ошарашенный охранник:
– Это что было? Теракт?
Неуверенно выглянувший из-под Ваниной куртки шеф шепотом выматерился, оглядываясь по сторонам.
– Неа, не теракт, – вздохнул Ваня, вскакивая на ноги и пятясь к двери. – Это всё я. Моя вина, Сан-Саныч, я уволюсь после праздников! Честно! И всё выплачу за ремонт!
Про ремонт он выкрикнул уже на пороге, после чего сбежал, хлопнув дверью.
Шеф и охранник смотрели на дверь, ничего не понимая.
– Почему ты, Вань? Ты же со мной сидел! Ты ж ни при чем тут... – пробормотал шеф.
– Может, это землетрясение было? – предположил охранник.
– Или конкуренты подарочек преподнесли, – покачал головой Сан-Саныч. – Ну, всё равно интерьер когда-то надо было обновить. Вот и сделаем ремонт, пока закрыты на каникулы. Где-то у меня был телефончик мужа подруги тещи, у него строительная фирмочка и шесть малолетних внуков – он терпеть не может в праздники дома сидеть.
2
Ваня стоял перед городской елкой и шмыгал носом, не обращая внимания на снующую вокруг толпу. Пусть думают, что он простуженный, поэтому в соплях. А ненавидяще пялится на красную звезду на макушке – потому что монархист, вот почему!
– Пусть эта зеркальная чушь закончится, очень тебя прошу, дедушка Мороз! – шептал Ваня заветное желание. – Понимаешь, дедушка Мороз, очень хочется нормальной жизни. Нормальной, понимаешь? Я не прошу сказочной новогодней ночи или чтобы у меня приключилась опупенная любовь нечеловеческая. Пожалуйста, сделай так, чтобы зеркала больше не бились, а? Ведь у всех людей не бьются, а у меня проходу нет! И жизни нет. Эх...
Обидно было знать, что новый год начнется с увольнения. Работа Ване нравилась, да и задержался он на этом месте дольше, чем на всех прочих вместе взятых. Устал он мытарствовать, прямо скажем.
По дороге домой он купил бутылку водки, банку соленых огурцов – и маленькое зеркальце, упрятанное в круглую жестяную шкатулку, вроде безвкусно изукрашенных дамских пудрениц, только без пудры. Он решил в этот раз разобраться со своим проклятием раз и навсегда! Сойтись лицом к лицу с неизведанным потусторонним, так сказать. Правда, в магазине попросил продавщицу самой выбрать зеркальце, упаковать хорошенько и положить в пакет с покупками, ему при этом не показывая.
Дома он хорошо подготовился: нарезал бутерброды, откупорил водку, открыл банку с огурцами, налил стопку, сунул в банку вилку, чтобы огурцы выуживать. Достал катушку широкого прозрачного скотча и отрезал кусок. Сел за стол, поставил перед собой «пудреницу».
Зажмурив глаза и отвернувшись, осторожно вслепую приоткрыл крышечку – просунул внутрь пальцы с куском скотча. На ощупь тщательно залепил всё стеклышко. Чтобы, значит, если вдруг разлетится, то осколки не воткнутся ему в физиономию, а останутся на липкой пленке.
Закончив с приготовлениями, Иван хлопнул стопку, глубоко выдохнул, закусил хрустящим корнишоном.
Открыл «пудреницу» – и принялся высказывать зеркальцу всё, что накопилось на сердце. Громко, четко, обстоятельно, вслух. Начиная со случаев из раннего детства.
Когда заболело горло, он поймал себя на том, что просто в голос орет на «пудреницу». Ходит по кухне взад-вперед и разглагольствует, как полоумный. Оглянувшись на часы на стене, Ваня охнул – и кинулся к холодильнику, к плите: час до полуночи, а у него праздник встретить нечем, кроме едва тронутой бутылки водки. Ее он, кстати, от греха подальше завинтил крышкой и задвинул под стол.
Вскоре весело заскворчала картошечка на сковородке, облились майонезом крупно покромсанные помидор и огурец, изображая собой праздничный салат.
Ваня протянул руку, чтобы включить маленький телевизор, стоявший на тумбочке между микроволновкой и электрическим чайником. И замер. Потому что случайно взгляд коснулся открытой «пудреницы». А в оной, в зеркальце, сквозь пузырчато приклеенный мутный скотч отчетливо виднелся чей-то палец. Не отражение Ваниного, никак нет. Это был чужой палец из зеркальной вселенной.
И этот палец старательно выводил на запотевшем – с той стороны запотевшем! – стекле два кривоватых знака: палка и символ вечности.
Ваня, стараясь не дышать, опасливо присел перед столом на корточки, так чтобы над столешницей оставались только округлившиеся глаза и макушка с поднявшимися дыбом волосами. Вперил безотрывный взгляд в зазеркальное таинственное действо.
Однако нарисовав два знака, палец скрылся за рамкой.
Подождав минуту и не дождавшись никакой дополнительной информации, Ваня шепотом ругнулся:
– Ну и что это такое, блин?
– Цифры. То есть номер, – последовал благожелательный ответ из «пудреницы», тоже шепотом.
Ваня шарахнулся от стола, а так как кухня была тесная, он мгновенно влепился спиной в дверцу духовки. Над его головой сковородка на плите угрожающе подпрыгнула, звякнув крышкой. Ваня трясущейся рукой дотянулся до вентиля и выключил газ, пусть картошка еще не успела толком дожариться.
– Цифры, вашу маму? – пролепетал Ваня.
Вот к чему привела его ругань с зеркалом! Раньше он видел только мелькающую тень, а теперь всё стало еще хуже – эта тень соизволила с ним заговорить!
– Ой, точно – не так же! – донеслось с той стороны.
И Ваня увидел, как изображение в круглом зеркальце повернулось на девяносто градусов. Минус и знак бесконечности предстали цифрой.
– Восемьдесят один, – констатировал Ваня. – И что это значит? Срок моей жизни?
– Как восемьдесят один? – удивились оттуда. – Да что ж такое-то...
Неведомый палец вернулся, да с целой кистью руки: ладонь стерла цифры, под звук шумного дыхания стекло снова запотело – и палец вывел те же знаки, но в зеркальном отражении.
– Восемнадцать, – понял Ваня. – Это мне столько лет осталось мучиться с проклятием?
– Каким проклятием? – сперва не поняли в зеркале. Малость поразмыслили, уразумели: – А, то есть ты так думаешь, да?
– А как мне еще думать?! – рассвирепел на затупившую «пудреницу» Ваня. – Или тебе там не слышно было, о чем я тут битый час распинался?!
– Прости, ты прав, – стеснительно повинилась тень в зеркальце.
– В чем? – рявкнул Ваня.
– Было не слышно, – виновато пробормотала «пудреница».
Глухо зарычав от злости, Ваня вскочил на ноги и ринулся прочь из кухни, вон из квартиры. Только куртку прихватил, ключи от дома, мобильник и сапоги надел. Зима на дворе всё-таки.
3
На лифте он, конечно, не поехал – там зеркало кто-то шибко умный повесил. Прожженные сигаретами кнопки не починили, а зеркало повесили, вот ведь!
С топотом спускаясь по лестнице, с раздражением прислушиваясь к праздничному гудению в чужих квартирах, Ваня едва не запнулся на очередной площадке, непроглядно темной из-за перегоревшей или разбитой лампочки.
– Мужчина, вы чего? Глядите! – возмутились нетрезвым женским голосом.
– Извините, – на автомате ответил Ваня. Притормозил: – А вы чего тут? Вам плохо?
– Ну, как сказать, – протянула дама. – С одной стороны мне хорошо, хах!.. С другой стороны плакать хочется, уу!..
– Угу, понятно, – кивнул Ваня.
Но уйти просто так ему не дали:
– О, добрый молодец! А не поможете красной девице в терем родной попасть?
– Чего? – не понял Ваня.
– Да дверь открыть не получается, вот чего, – пояснила дама. Судя по шороху, поднялась с пола, где сидела до этого, вытянув длинные ноги на половину площадки.
– А... Это точно ваша дверь? То есть вы здесь живете, адресом не ошиблись?
– Почпорт вам показать, мил человек? – хохотнула дама. И зазвенела ключами.
– Нет, но... – стушевался Ваня. – Темно – ясно, что не попадешь в замочную скважину-то...
Он достал из кармана куртки фонарик, который всегда предусмотрительно носил с собой, посветил в район дверной ручки, на даму посветить постеснялся. Луч метнулся на номер квартиры, и Ваня сглотнул: восемнадцатая. Не сюда ли его посылала тень из зеркала?
Дама не постеснялась – пока он пыхтел и думу думал, она цапнула его за руку и направила свет себе в лицо. Улыбнулась обворожительно:
– Меня Василисой зовут, а тебя, добрый молодец?
И такими колдовскими показались Ване ее сверкающие в свете голубоватых диодов очи, что позабыл он обо всех подозрениях и сомнениях.
– Ваня я, – промямлил он. Поправился: – Иван то есть.
– Ах, Ваня-Иван, спас ты меня, – промурлыкала-пропела Василиса.
Замок щелкнул, и она не отпустила его руку – втянула за собою в открывшуюся дверь, точно колдунья оторопевшего мальчишку в свой коварный пряничный домик.
Как зачарованный, Ваня пошел за ней. Правда, не забыл разуться на пороге, чтобы не нанести грязи в ее уютный мирок, полный пушистых ковриков, вязаных салфеточек, вышитых подушек, приправленный запахами свежезаваренного чая и домашней выпечки. Василиса проводила его не на кухню, а в комнату, усадила на диван, налила чая, стала рассказывать про свое житье-бытье: что квартиру снимает недешевую, а бачок унитаза свистит при сливе; что найти работу по профилю и с нормальной зарплатой невозможно; что мужиков вокруг вроде бы много, а пристальней поглядишь – и желание приглашать на чай пропадает напрочь. В общем, тяжела женская доля в любых мирах в любые времена!.. А Ваня слушал, кивал и уплетал за обе щеки воздушно-пышные пирожки с разнообразной начинкой. Особенно с мясным фаршем ему понравились, что вызвало у хозяйки улыбку умиления.
– Ах, хорошо тут у вас жить! – тяжко вздохнула Василиса. – Да придется мне отсюда сваливать восвояси. Уеду в дальние дали, даже в выходные не смогу приезжать на шопинг. Горюшко-то горькое.
– А фто так? – спросил Ваня сочувствующе, пусть с набитым ртом вышло не шибко проникновенно.
– Срок мне вышел. Не нашла я способа избежать венца, видать, так и придется согласиться на навязанную долю...
– Чего? – не понял Иван.
– Да свадьба у меня на носу, вот чего, – расстроено взмахнула рукой Василиса.
– У-ууу!.. – протянул Ваня, расстроившись не меньше ее самой. – Так ты почти замужняя получаешься?
Он аж пирожок отложил обратно на блюдце и от себя отодвинул.
– Не укай, – насупилась Василиса и блюдце ему обратно придвинула. Ваня покладисто взялся доедать, прихлебывая чаем. – Я этой свадьбы не желаю. Потому и испросила себе последний год свободы – искала возможность выкрутиться из положения и отречься от сговора. Да вот, как видишь, зря только время потратила. Сперва от простых способов нос воротила, а теперь уже последние минутки остались – поздно метаться!
– А кто жених? – уточнил Ваня.
– О, он такой... – закатила глаза к потолку Василиса. Принялась перечислять достоинства суженого: – Могущественный, богатый, влиятельный...
– У-ууу! – Ваня решительно поднялся из-за стола.
– Стой, куда? – возмутилась хозяйка.
– Домой. Благодарю за хлеб, за соль, за чай.
– Ишь, навострился! А кто будет утешать девицу? Мне сейчас перед свадьбой плакать положено и косы на себе рвать. Кто удерживать будет? Хочешь, чтобы я на собственной свадьбе опухшая была и лысая?
– Щас! – кивнул Ваня. – Нашла дурака! Останусь, а твой могучий и влиятельный за твою похищенную невинность мне голову с плеч?
Василиса хмыкнула, отмахнулась вяло:
– Он в мою невинность уж давно не верит. А раз не верит, так пусть она ему не достанется!
Тут Ваня сплоховал по-крупному: девица-чародейка ему зубы заговорила, а пока он стоял, как столб с ушами чебурашки, она вдруг подхватилась и на него набросилась с жаркими поцелуями. А у Вани, надо признать, со школьного выпускного секса не было совсем, а хотелось иной раз вельми дюже. Ну, вот он и не стал отказываться от соблазнительного предложения, пусть это дело грозило обернуться немалыми проблемами в будущем. Разгоряченное пирожками и душевными разговорами тело о будущем думать не желало, к доводам рассудка повернулось задом, а к удовольствиям оживившимся передом... Мда. В общем, если кратко: увела Василиса ошалевшего от напора Ваню в опочивальню, уложила на постель девичью двуспальную, на перины пуховые, на подушки оборчатые. Портки джинсовые с него стащила ловко, он аж едва уследил.
– Погоди! – выдохнул Ваня, уцепившись за собственные трусы, норовившие отправиться в экстрадицию на люстру к джинсам в компанию.
– Что такое, голубчик мой? Али не люба я тебе? – засмеялась чародейка, поверх белья схватившись за предмет искушения, уже твердый, аки замороженная сосиска, но пышущий жаром, словно только что из микроволновки.
– Люба, вроде бы, – неуверенно пропыхтел Ваня. – Только дозволь я в аптеку сбегаю, океюшки?
– Что это вдруг? Неужто захворал внезапно? Живот прихватило от моих угощений? – не подумала его отпустить проказница.
– За презиками же! – взвыл в голос от ее поползновений к мужскому сокровенному Ваня.
– Зачем это?
– Ну, это, вдруг ты... – промямлил Ваня.
– Вдруг я заразная? – подсказала, смеясь, Василиса.
– Нет же! Ну, это, вдруг я...
– Вдруг ты после этого папой станешь? – догадалась Василиса. Уверенно отмела обоснованные страхи: – Не боись, не станешь. Тем более я ж после этой ночки уеду далеко и навсегда, так что, если оплошаю, к тебе гонцов за алиментами всё равно не пришлю, ибо всей твоей зарплаты гонцам даже на дорогу в один конец не хватит.
Утешенный ее сладкими речами, Ваня согласился на любовь без латексных преград. Распаленный ее бесстыдством, возлег он на нее, теплую до жаркого, зацеловал нежные губы и волнующиеся перси, освобожденные от пуш-ап оков кружевных. Она же обняла его ногами своими длинными крепко, к себе пылко прижала для точной стыковки организмов. В общем, дальше пошло всё, как положено. Главное, Ваня в угаре развратных возвратно-поступательных движений чреслами не потерял голову окончательно и, доставив неземное наслаждение хозяйке, всё-таки умудрился вовремя покинуть гостеприимное лоно и запятнать семенем не нежное девичье нутро, а постельное белье в цветочек.
И так им обоим прелюбодейство сие понравилось, что после краткой передышки решили сразу и продолжить.
Села Василиса на Ваню верхом, ухватив внутренними мышцами за быстро воспрянувшее естество, да принялась скакать во весь опор, кровать раскачивать, приговаривая:
– Н-но! Покатай меня, Сивка-Бурка, Вещая Каурка! Встань подо мной, как дуб под луной!..
Ваня и рад был покатать... Пока не заметил, что кровать от их скакания торцом ударяется о боковину стоящего вблизи шкафа. От совместного раскачивания мебели у гардероба дверца отворилась. Причем медленно так открылась, словно над Ваней издеваясь – показав на внутренней стороне приделанное к дверце зеркало.
Ваня напрягся, глаза сами собой всмотрелись в замутневшую глубину зазеркального пространства... Мелькнула тень! Ваня глянул на Василису: та не видела, конечно, продолжала скакать на нем, развернувшись спиной к шкафу.
Но тень не вернулась, и зеркало не покрылось трещинами. Почему-то это испугало Ивана больше, чем привычный звон и грохот.
– Вань, ты что-то увял? – отвлекла его от напряженного созерцания Василиса, нутром почуявшая неладное.
Проследив за тревожным взглядом любовника, она оглянулась – взвизгнула и скатилась с Ивана, расторопно спряталась за его спиной.
Зеркало прекратило существовать, провалившись в иной мир. Оно стало проходом сквозь измерения, но слишком узким и тесным: дверца шкафа сорвалась с петель, когда в комнату вывалилось, с трудом протиснувшись, нечто огромное, черное и жуткое.
– Нихрена себе Сивка-Бурка!.. – вырвалось у Ивана.
– Касечка пришел! – тоненьким слабым голоском воскликнула Василиса, впечатленная явлением. Вкрадчиво пояснила для Вани, доверительно поглядев в глаза: – Жених мой, Касьян. Я тебе про него недавно рассказывала.
4
С полным правом Иван мысленно похвалил себя за выдержку и трезвомыслие. Мало, что от испуга честь и достоинство не замарал, так еще умудрился одеться, расторопней призывника на побудке, даже не перепутал у штанов и футболки зад с передом и изнанку с лицом. Рубашку, правда, застегивала ему Василиса, а то он пуговицы не в те проранки вдевал трясущимися пальцами.
Василисин нареченный им не мешал. Он сам потратил немало времени на приведение своей личности-внешности в порядок, приличный для здешнего мироздания. Ваня внимательно следил за процессом: выплеснувшийся из зеркала сгусток шевелящейся тьмы сперва выбросил во все стороны длинные паучьи лапы из колышущейся дымной черноты, заполнив собой весь ковер, украшавший пол спальни. Затем эти лапы подобрались, сложились вокруг центра спиралью, подчистив за собой тьму, растекшуюся было вьющейся туманной лужей. Сгусток плавно вытянулся в человеческий рост. Туман сбился в плотную материю, зыбкая чернота оформилась в складки реальной ткани. Ткань приняла форму плаща с капюшоном.
– Доброй ночи, – произнес Касьян, отбросив с головы капюшон.
– И тебе не хворать, – проворчала в ответ Василиса.
Иван глядел и глазам не верил: нечто бесформенное ирреальное превратилось в обычного мужика лет под сорок. На морду лощеный, как говорят: «черты лица правильные». Но выражение физиономии настолько пафосное, что за простое приветствие хочется врезать пролетарским кулаком по длинному породистому носу. С другой стороны, Ваня понимал, что на его месте в такой ситуации у него самого морда была бы не просто зверская, а невменяемая – шутка ли, застать свою лихую невесту верхом на голом парне! А этот ничего, как будто бы спокоен, душить Дездемону не порывается, на Ваню косит черным глазом с любопытством.
– Может, чайку попьем? С пирожками? – предложила молчащим мужчинам Василиса.
– Кофе, если не трудно, – поддержал предложение этот «Дракула» во фраке и плаще. – Черный. У меня еще множество дел запланировано на эту ночь.
– Трудоголик! – фыркнула Василиса. Но пошла на кухню, да не просто нагреть воды для растворимого, а взялась колдовать над туркой.
Под чарующий аромат крепкого кофе с крошкой гвоздики и капелькой бренди они втроем обманчиво дружелюбно расселись на кухне.
– Итак, в полночь вышел срок, данный тебе на размышления, – обратился Касьян к Василисе.
– Неужели? А я чуть не забыла! – съехидничала та.
– Почему ты дала слово выйти за меня, ты тоже запамятовала? – выгнул бровь суженый.
Ваня прихлебывал кофе из крошечной чашечки и ощущал себя лишним на семейном интеллигентном скандале. Но раз согрешил с чужой невестой, обязан сидеть и слушать в оба уха.
– Так напомнить? – нажимал Касьян. Неожиданно обратился к Ване, едва не поперхнувшемуся: – Она не хочет сочетаться со мной браком! Ты слышал? Будто я этого хочу! Вот только загвоздка в том, что эта ведьма в долгах по самые уши. И долги ее покрываю я собственным капиталом. Причем мне самому она спалила дворец! Уничтожила родовое гнездо со всем содержимым антиквариатом без возможности восстановления.
– Твой вшивый особняк был застрахован на круглую сумму, – заметила без капли сожаления Василиса. – Тебе покрыли все убытки.
– Я вырос в этом дворце! – с чувством стукнул себя в грудь кулаком «Дракула». – В нем жили мои предки – столетиями! Тебе этого не понять никогда, сиротка-подкидыш.
– Куда мне до вас, благородных, – фыркнула уязвленная Василиса. – Что ж вы тогда, господин чистокровный, пожелали заиметь меня в жены? Кровь свою портить бесславными дворовыми примесями!
– Посмотри на нее!.. – всплеснул руками Касьян. – Кстати, как тебя?
– Иван, – буркнул Ваня.
– Во всём виновата не кровь, а воспитание, Ванюша! – назидательно изрек «Дракула», потрясая указующим перстом. – Она в обмен на погашение всех долгов обязалась выйти за меня замуж невинной и родить мне наследника с огромным энергетическим потенциалом. Мы должны были породить гения! Следующего властелина вселенной! Тебе сложно было это сделать, что ли? – накинулся он на невесту, та скорчила презрительную рожицу. – Я защитил тебя от инквизиторов, я прикрыл тебя от налоговой, я наврал страховщикам – я всё сделал, чтобы тебя не упекли в пекло! А что ты? Ты меня опозорила. Ванюша, ты подумай: к свадьбе всё готово, гости вот-вот нагрянут, а невеста кувыркается с другим! И как теперь я объясню моей родне, почему не сработает торжественный обряд проверки целомудрия будущей жены?
– Времена нынче не те, чтобы держаться зубами за обряды трухлявой старины, – заявила Василиса с самым наглым видом. – Если не хочешь огорчать свою драгоценную родню, выкручивайся сам со своими традициями. Так и быть, сделаю одолжение в меру моих возможностей – надену белую фату и молча постою рядом с тобой перед черным алтарем.
– Да, – покивал ее словам Касьян, – и через девять месяцев родишь мне очаровательного бастарда, который получит преимущественное право на мое наследство.
– А ты прям уже помирать собрался, раз о наследстве переживаешь? – игриво обрадовалась Василиса.
– Не волнуйся, такого сюрприза на свадьбу от меня не дождешься, – прошипел тот, испепеляя ее взглядом.
К слову, Ваня почти сразу заметил в его черных глазах алые огоньки адского пламени, а теперь Касьян и не думал их прятать, полыхал вовсю. Но Василису спецэффектами было не запугать.
– Тогда можно отыграть свадьбу для удовольствия твоих родственников и партнеров по бизнесу, чтобы закупленные деликатесы не пропадали, – понизив голос до соблазнительного мурлыканья, предложила она. Демонстративно оперлась локтями о стол, а поверх рук приналегла бюстом так, чтобы сквозь тонкую ткань домашнего платья просвечивали вершинки сосков, смущая не только Ивана, но даже повидавшего жизнь Касьяна. – А первую брачную ночь мы с тобой отложим на месяц-другой. Пока ты не удостоверишься, что я не забеременела от Ванюши.
– Конечно, – протянул Касьян, с трудом отводя глаза от декольте. – И все эти месяцы я должен буду пасти тебя, чтобы ты не согрешила с кем-то другим. А потом снова ждать, чтобы понять, не упустил ли я чего за это время. За тобой ведь не уследит никакая охрана, Васенька. Притом, что после церемонии ты сразу получишь право распоряжаться всем моим имуществом по своему усмотрению. Ну уж нет, дорогая, эдак ты станешь слишком дорогой даже для меня.
Она самодовольно улыбнулась, показывая, что рассчитывала именно на это.
Улучив паузу в беседе, Ваня заикнулся:
– Может, я пойду? А вы тут без меня разберетесь между собой, кто кому чего должен.
Зря он это. Оба поглядели на него так выразительно, что Ваню к табуретке пригвоздило.
– Кася, дорогой, а давай полюбовно сойдемся на обмене? – расплылась в улыбке Василиса.
У Вани от ее оскала хищницы озноб по загривку пробежал.
Касьян окинул его просвечивающим, как рентген, взглядом, словно увидел впервые. Потёр подбородок, изрек благосклонно:
– Почему нет. Это будет вполне достойный выход. Все останемся в выигрыше.
Ваня малодушно подумал, а стоит ли ему вообще спрашивать о подробностях нового плана? Отчего-то любопытство в нем угасло и съежилось под их пристальным вниманием. Наперекор обещаниям взаимной выгоды он не ждал для себя ничего хорошего.
5
* * *
Касьян дипломатично назвал это небольшим одолжением с его, Ваниной, стороны. Ваня мысленно окрестил их предприятие «прививкой от греха с почти-замужними бабами»: пусть на этот раз вроде бы обошлось, хорошо, что благоверный попался адекватный и деловой, но отныне Иван на всю жизнь запомнит, каково связываться с несвободными от обязательств женщинами.
К его великому облегчению Ваню не заставили лезть в другой мир через дыру в зеркале. Бросив взгляд на раскуроченную дверцу шкафа и совершенно целое зеркало, Касьян скупо обронил, что его, мол, занесло сюда «неуправляемое завихрение стихийного возмущения межпространственных энергополей». Ваня уяснил себе это, как тамошний аналог магнитных бурь, коими пугают народ метеорологи, и Касьян охотно с этим сравнением согласился.
– Как же вовремя у тебя завихрилось это энергополе, Касечка, – съязвила с намеком Василиса. Но была сурово проигнорирована, так как жених всецело сосредоточился на подготовке к открытию портала для троих.
Про мелькавшую в зеркалах навязчивую тень Иван никому из них рассказывать не захотел. Это была его собственная тайна, и он ревниво оставил ее при себе.
– Забрал себе Василису? – разглагольствовал Касьян, еще когда они сидели на кухне и допивали кофе.
Ваня не стал отрицательно мотать головой, мол: «Не нужна она мне, оставьте себе такое сокровище!» – ибо почуял, что вопрос перед ним поставили риторический.
– Да на здоровье! – продолжал бывший Василисин жених. – Но в обмен, чтобы никто ни на кого не держал обиду, ты поможешь мне добыть другую невесту.
«Эк ему свадьбу приспичило играть! – подумалось Ване. – Мама внуков требует?» Попытка представить маму Касьяна ему не удалась, воображение отказалось рисовать такое страшное существо.
– И кто ж у тебя на примете? – ехидно поинтересовалась Василиса. – Где ты вторую такую дурочку нашел, что согласилась за тебя пойти?
– Еще не согласилась, – невозмутимо поправил ее Касьян, – но выбора у нее не имеется – пойдет за того, кто ее освободит. И этим героем буду я.
– А я? – спросил Ваня. – Я тебе зачем?
– Ты, Ванюша, будешь помогать герою, как Серый волк в сказке, – захихикала Василиса.
– Васенька, ты тоже пойдешь с нами, – прищурился Касьян. – Будешь как верная Сивка-Бурка.
– А вот за сивую кобылу ты мне еще ответишь, – с улыбкой пообещала красавица.
И вот, дабы найти для свадьбы другую невесту, втроем они шагнули в портал: Кася, Вася и Ваня.
Шагнули – и сразу ухнули вниз, ибо дверь сквозь измерения открылась в пустоте чистого неба на высоте птичьего полета.
Теперь-то Ваня сообразил, зачем Василиса держала в квартире дворницкую метлу и прихватила ее с собой в поход. Ведьма мигом оседлала древко, превратив свободное падение в управляемое снижение. Сделав крутую петлю, она мелькнула перед носом у падающего Вани – и тот ухватился за кончик палки, повис на помеле, как постиранное белье на веревке под ураганом – сам удивляясь своей ловкости и цепкости. Всё-таки верно говорят, что перед лицом смерти и за соломинку ухватишься.
Касьян в это время успел превратиться в огромного черного ворона. Причем говорящего.
