Текст книги "Олеандр"

Автор книги: Антонина Каткова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Когда дети поднимают свой взор,

Они видят свет.

Дождливое утро

Все просто, я любил придумывать разные, несуразные слова, это оправдывало моё существование, не знаю, будете ли вы понимать их или нет, но я постараюсь расшифровывать их. Вы меня можете и не понимать, я привык к этому. Меня зовут Олеандр. Имя Олеандр означало вид растения, обыкновенного кустарника, распространённого в субтропических регионах планеты. Хотя растение вдобавок ещё и ядовитое. То есть в нашем городе произрастало такое растение. Конечно, мне нравятся цветы и растения, единственное, что радует меня – это свежесть зелёного цвета. Но шапку я носил синего цвета с нашивкой кактуса, даже в жаркое лето. Все, что умел я, так это немного привирать и фантазировать, возможно, все, что я вам расскажу, будет выдумка, но может быть в этой истории, вы найдёте хоть немного правды для себя. Сказки, я не любил, глупо рассчитывать, что всегда побеждает добро. Побеждает музыка, которая заглушает шум этого мира. Но все же однажды, на мгновение, я подумал, что может любовь действительно в силах изменить судьбу человека. Но это всего лишь мгновение. Для меня не существовало героев, сам я таким и не являлся. Во мне скорее жил страх, он и толкал меня на различные безрассудные поступки. Иногда казалось, что глубина неба имеет несколько оттенков, но есть маленькое отверстие, через, которое можно проникнуть вглубь и увидеть гораздо больше слоёв, но страх перед чем-то огромным всегда пугал, и вот я часто лежу неподвижно на берегу моря, наблюдая, как облака растворяются в огромном синем пятне и исчезают.

Несмотря на мой юный возраст, я любил пофилософствовать. У меня был секретный блокнот, в нем я делал различные зарисовки, и по возможности бредовые записи, но плод моего странного воображения стал оживать и возможно – это была мечта каждого обычного мальчишки. Нет, не отправиться в космос, а создать свой собственный город, свою вселённую и оказаться в ней. Мне нравилось путешествовать, но вы прекрасно, понимаете, что такой возможности у меня и не было. Обычно я смотрел всякие картинки в книгах, и представлял себе, что окажусь внутри их. Буду бумажным мальчиком, потом страницу вырвать и я полечу, вместе с ветром. Знаете, иногда, хотелось исчезнуть. Учился я в общеобразовательной школе, учился я не особо хорошо, иногда хватал тройки, иногда двойки, я не обладал усердными навыками, никогда не отвечал на вопросы учителей и всегда «витал в облаках». Был молчаливый. Внешность у меня была невзрачная, зеркала меня пугали, особенно меня пугало собственное отражение. Думаете, стоит вам описать себя, и вы сами сделаете вывод? Ну, хорошо. Мое тело было длинное и худое, одна нога немного короче другой и поэтому я немного прихрамывал. Волосы чёрные, кудрявые, достаточно длинные, я не любил парикмахерские, меня иногда стригла моя мама. Да, и шапка очень хорошо приглаживала волосы. Все лицо было усыпано коричневыми точками, они вроде называются веснушками, но по мне так, это обычные пигментные пятна. Вчера я обнаружил у себя один седой волос, ужаснулся даже, но ничего, так даже лучше. Глаза у меня были большие и разноцветные, один глаз карий, другой болотного цвета, да и я плохо видел, но очки  не носил, просто всегда щурил глаза. Часто одевал на себя дырявый, растянутый свитер поверх белой рубашки и чёрные брюки. Свитера я выбирал исключительно по орнаменту, мне нравились необычные рисунки, или надписи на свитерах, вшитые разноцветными нитками, но в школе приходилось его снимать, иначе не пускали на занятия. Надевать неудобный пиджак и ужасный галстук, который просто перетягивал шею. Странные были законы,  всегда все было строго, и всюду был контроль.  Поэтому я и стремился устроить побег в свои собственные фантазии. Все была выдумка, даже все эти чувства. У меня не получалось любить учителей, не любил своих одноклассников, впрочем они тоже не особо имели желание со мной общаться, друзей у меня практически не было, но даже, если они и появлялись, они сливались со стеной, получается, что я их никогда не видел. Мне невозможно было доверить никому свои тайны, своё первозданное состояние, либо приоткрыть занавес своих мыслей хоть кому-нибудь, поэтому в большинстве случаях я притворялся. Мое притворство выражалось во всем, поэтому может быть и была ложь, но вся правда может оказаться в руках, только когда мы верим, что потерев вот эти полоски на проездном билете, оголяться цифры и будет возможность открыть для себя истину. Да, эта история, которую я вам поведаю, не имеет отношения к волшебству, это просто сила воображения, моя сила. Ноябрь 1961 года подходил к концу, наступала поздняя осень, по утрам было ужасно тяжело вставать и потом, если я и не высыпался, настроение было паршивое. Впрочем, я был угрюмым ребёнком, хотя ухмылка не сходила с моего лица.

Чувство любви давалось мне тяжело, будто у меня похитили это и я старательно хотел попробовать его вернуть. Поэтому все плохое, все недостатки я зарисовал в виде мощного, злого существа, с которым мне предстояла борьба за освобождение чувства любви. А любовь – была неизвестная, а может достаточно известная, особь женского пола по имени «О». Уже тогда меня осенило две буквы «О», это возможно просто такое внезапное отражение.

Её заглавная буква была полностью покрыта снегом, ее контуры захлестывала высокая волна. Ничего нельзя было поделать, но мне уже и тогда, казалось, что любви не существует, когда волна надвигается, то камни как бы затягивает в пучину, в воронку, которая закручивает столь огромные территории воды, затягивает и небо. Вот это "Осенеческое" чувство и пропало, его нужно было вернуть, все же это часть меня. Найти путь, дорогу и свой дом для сердца, моё воображение желало этого. Мне иногда так казалось. Любовь для меня, как белая ворона, которая так редка в природе, она бьётся своими крыльями  в самой груди, раздвигает лопатки и ребра, чтобы выбраться из тела, причиняя боль. В сторону, конечно, все сантименты.

Уже наступила ночь, яркие звезды своим светом пробивались сквозь занавески и освещали мои волнистые, чёрные волосы и они отражались на стене витиеватыми узорами. Моя рука потянулась за будильником, я поставил время на ранее утро, на шесть часов утра.

Утро наступило, даже во сне я слышал, как по моему козырьку стучит дождь. Крупные капли предвещали, что день будет влажным. Пение птиц, всегда настораживало меня, и я думал с закрытыми глазами, насколько птицы могут чувствовать, чувствовать вибрации деревьев. Я однажды поймал маленькую птицу в лесу со сломанным крылом и понимал, что она в опасности и не может взлететь, но помочь я ничем ей не смог, а лишь отпустил ее. Она прошлась по сухому асфальту и спряталась в открытой ране дерева. Мне показалось, что позволить дать ей свободу, даже без полета в небо, без отрыва от земли, это будет лучше, чем просто вправлять ей руками крыло, выпрямлять ей эти кости, скорее всего, она умрет от разрыва сердца, когда мои огромные пальцы прикоснутся к её крылу. Сегодня мне ничего не снилось и это меня очень радовало. Полуоткрывшимся глазом, через щелочку я стал понимать, что будит меня вовсе не птицы, а моя мама, я увидел ее наклоненной надо мной. Она произносила: – Олеандр! Олеандр! Пора в школу, вставай! Ты все проспишь! Сколько же можно спать?

Хотел ей ответить, но не стал, я прекрасно знал про себя, что спал я совсем мало, но иногда спорить с взрослым человеком хуже некуда.

Безумно любил ранее утро, когда мысли совсем еще новые и начало нового дня предвещал много прекрасного, кроме одного, что надо идти в школу.

С этими мыслями я старался быстрее расстаться и приподнялся с кровати, ноги мои меня совершенно не слушались, на полу были разбросаны мои вещи, я поднял их и одел майку. Взял рюкзак и быстро запихнул туда свои учебники, вроде у нас будет урок математики. Как же меня достал этот груз, который нужно постоянно таскать с собой. В рюкзак я засунул школьную форму. Ничего, будет немного помятой, кто там разглядит, вряд ли всем этим учителям есть дело до моей формы. Короче, я оделся на скорую руку, и спустился на кухню, где меня ждал очень вкусный завтрак. Что же там было? Ох, да, с аппетитом у меня частые проблемы, я иногда по утрам не могу ничего есть, жутко тошнит, и стараюсь кушать через силу, чтобы не огорчать свою маму. В этот раз на завтрак была вкусная запеканка со сгущенкой, и я съел ее. Моя мама стала задавать мне вопросы. Обычно она спрашивала:

– Как спалось, сынок?

В итоге хмурым взглядом, я посмотрел на неё и промолчал, а что мне нужно было на это ответить.

Моя мать была очень красива и молода, стройная и с большими, умными глазами, с открытым лицом к миру, и несущая в глазах лишь тепло и доброту. Ее темно-каштановые волосы переливались на солнце, и она очень красиво улыбалась, тем самым освещала все кругом. Было заметно, что она очень любила меня, что заботилась обо мне и всегда беспокоилась. Но иногда вся ее чрезмерная забота тревожила меня, и я не мог противостоять этим сильным чувствам, а научится только принимать их. Ее звали Мираэль. Она очень любила своё имя, и я никогда не встречал женщины настолько утонченной, чем она. Утонченность была во всем, в ее словах, движениях и мимике. Но я никогда ей об этом не говорил. Возможно, мне стоило сказать: – Смотри, мама, а за окном снег?

Но каждое утром я ничего не мог ответить. Снег, который был за пределами этого города, но он всегда шел внутри меня крупными хлопьями под музыку, которую я настукивал по столу пальцами.

– Покушай, милый, и давай быстро собираться в школу, – шепотом произнесла она, поцеловав меня в голову. Моя голова немного покачнулась и мысли стали наполнять пустоту внутри меня. Но я никуда не спешил, так мне не хотелось никуда идти, я мечтал только об одном, снова заснуть.

Вот, черт, я никак не мог разобраться в этих чувствах к людям, мне казалось все настолько сложно.

Книга «Нот»

В итоге я наелся, даже объелся, бросил грязную тарелку в раковину и допил свое холодное какао со льдом.

– Ладно, я пошел в школу неудачников. Спасибо, мама.

Да, школа неудачников. Все говорило об этом, каждое утро я думал, есть, где такой город, в котором не существует школы. Моя фантазия так банальна.

Вот я вышел на улицу, закрыл дверь и протиснулся в проем калитки.

Решил немного пробежаться, чтобы капли били мне по лицу, разлетаясь в разные стороны, так хрустально чисто, как первые слезы. В итоге я бежал, чтобы забыться и вспомнил, что мне нужно зайти в книжную лавку. Часто я в неё захаживал, книги с картинками манили меня. Магазин назывался «Точка». Ужасное название, интересно было увидеть того человека, который придумал такое.

В этой книжной лавке работала очень старая бабушка, которая всегда угощала меня конфетами. Странно, но меня часто пытались накормить, возможно, думали, что я голодаю.

Вот я переступил порог этого магазин, забыл вытереть ноги и наследил на полу. Такие огромные следы, которые оставляли прошлое позади меня.

– Здравствуйте! У вас есть книга, как начать путешествовать без единого гроша в кармане?

– Доброе утро! – ответила бабушка. Конечно, для тебя я найду такую книгу и даже подарю тебе ее в знак нашей давней дружбы. Ведь по утрам сюда мало кто заглядывает, кроме тебя. Только ты, малыш. И меня —это очень радует, что на свете живет такой смелый и преданный книгам мальчик. Сейчас поищу для тебя самую лучшую книгу.

– А с чего вы взяли, что я смелый? – возразил я. Меня смущали такие частые комплименты в мой адрес, ведь все было иначе. Откуда у нее такая уверенность? – подумал я про себя. – Ничего здесь было понимать, когда поворот за поворотом, я таскал свое слабое тело, никакой смелости, никаких стремлений.

Бабушка ели поднялась со своего кресла, и пошла в самый темный угол, где возвышался огромный шкаф с многочисленными книгами, медленно перебирая глазами полку за полкой, она вдруг остановилась на одной, и потянулась за ней, но никак не могла ее достать. Тогда она попросила меня помочь ей, подвинуть стремянку. В итоге я медленно подошел и согласился это сделать.

– Вот твоя книга! – воскликнула бабушка. Именно эту книгу я хотела тебе подарить. Забирай же ее скорее и поспеши в свою школу.

– Сколько она стоит? – спросил я. Неужели вы хотите отдать ее мне даром, разве так бывает? Да, и я не хожу в школу. На моем лице появилась ухмылка.

– Да, мне хочется подарить ее тебе, мне кажется, ты нуждаешься именно в этой книге. Да и тем более, ты часто сюда приходишь. А мы всегда рады частым покупателям.

– Очень подозрительно!– подумал я про себя. Странная такая бабушка, она меня всегда удивляла. Да и у неё всегда был такой яркий румянец на лице, что моя бледность на её фоне ужасно старило меня.

Как всегда я опаздываю на первый урок, будут отчитывать, и мне нужно будет оправдываться, либо не пойти на первый урок, а пойти на второй. Все же я взял книгу, положил её в свой рюкзак и вышел из магазина. Надо было хотя бы извиниться, что я наследил у них, но это всего лишь дождь, ничего все высохнет.

Школа была неподалеку от книжной лавки. Это было старое здание, кирпичное и вся краска просто слетала от ветра прямо в глаза. Все говорило о том, что это здание стоит здесь уже больше пятидесяти лет. От стен пахло уже сыростью, и дети всегда с такой не охотой шли в это здание. Теплоты от этих стен никто не ждал. Часто я хотел сбежать с уроков. Эти длинные коридоры, которые пропахли чернилами и пирожками, ничего так не навевало скуку, как это. Но я ходил от одной двери к другой, записывал в блокнот, строил стены своего будущего города, творил жизнь по своим правилам.

Все же я дошел до этого здания и решил все же посетить урок математики. Вот эта белая дверь, сейчас я открою ее и войду. Такой тусклый свет, неужели нельзя было хоть раз заменить освещение в этом здании. Решил постучаться, хоть немного приличия, но обычно я просто врываюсь, словно ураган. Чтобы никто не смог мне ничего сказать и быстрым шагом я направляюсь к последней парте в дальнем углу класса.

– Фух, ничего она не сказала, хотя эта учительница, Нека, противная. Но в этот раз я бы ей ответил, я бы ей сказал все, что о ней думаю. Но я храбр только в своих мыслях.

Сейчас я успокоюсь, выдохну и присяду, в этот раз в центре класса. Вот эта парта, здесь я смогу спокойно отсидеть весь урок.

Совсем забыл сзади меня сидит Бреди Шу, он обязательно захочет меня задеть, так обычно и происходит каждый урок. Явно у него ко мне какая-то особая симпатия, все же даже ненависть – это чувство. Что же в этот раз он придумал?

Так я и знал, он ничего нового не смог придумать, как дергать меня за мои удлиненные волосы. Вот я обернулся и спросил у него:

– Что ты хочешь снова, Бреди? Хватит ко мне приставать! Ничего нового я тебе не скажу, кроме того, что ты меня до чертиков достал! Отвали.

– Что, мелкий жук, снова находишься в своих мечтаниях. Ничего у тебя не получится, ты ни на что не годен. Слушай, ты меня раздражаешь, давай свали отсюда.

– Ну, ясно все, ты на ненависть отвечаешь иным чувством, которое я не знаю. Так, что мне тебя не особо понять, Бреди. Чего ты хочешь в этот раз?

Все лицо Бреди Шу. было покрыто мелкими прыщиками, волосы были белые, как солнце в пустыне, ресницы сливались с лицом и их практически не было видно. Одевался он по последней моде, волосы уложены до блеска, все было настолько опрятно, что не за что было к нему прицепиться.

– Что я хочу? Что за книжку ты прячешь в своей сумке? Снова читаешь всякую ерунду? Дай посмотреть, или я выкраду у тебя ее и порву.…

Бреди, потянулся за книгой, и хотел уже выкрасть ее из сумки. Моя реакция была такова, я немедленно остановил его, встал из-за парты, и мигом побежал к выходу из класса. Учитель даже не заметил, как все быстро это произошло. Если говорить об Неке Ко., то она был толстой, неподвижной женщиной, которая вечно что-то бормотала себе под нос, и вечно молчала, писала свои формулы на доске. Чтобы заметить, как я выбегаю из класса, ей нужно было повернуть свое тело на сто восемьдесят градусов. Так что мне удалось быстро выбежать, и я побежал, куда глаза глядят.

Задыхаясь от волнения, я проверил на месте ли книга, вытащил ее и удостоверился, что все с ней в порядке. Хотя я не особо понимал, зачем она мне, что там будет такого интересного, книга «Нот», почему она так называется. Вечером, я точно изучу её. Вроде книга о музыке, я же просил у бабушки книгу о путешествиях. Она меня обманула, как люди вокруг. Этот Бреди изрядно меня достал, иногда хочется подлить ему слабительное в чай. Когда же он перестанет быть такой язвой и перестанет лезть в мою жизнь. Мерзкая пропахшая морда!

Так я решил побежать в сад яблонь, чтобы под одним из деревьев прочесть эту книгу. Да, мне нравилось быть под дождем без зонта. Мои мокрые волосы были так приятны, нежны, и мокрая одежда приводила меня в чувства, и я был настолько уязвим, что мне хотелось буквально танцевать под дождем. Но умел ли я танцевать, кроме того, что неподвижно стоять под каплями и медленно поднимать голову к небу, чтобы мое лицо почувствовало всю стихию природы.

– Я ничего не боюсь, ничего не боюсь! – бурчал я про себя – надо найти воды и попить, тогда станет легче.… Да, может напиться дождем.

Потом вдруг на улице стало резко смеркаться, фонари зажглись, и туман смешивался с предрассветным светом, перемешивался и блестел в сумерках. Было немного туманно.

Вдруг я почувствовал прикосновения, возникающие за моей спиной, ели ощутимые.

Бихтуриус

Да, я вам не рассказал, у меня есть приятель. Совсем забыл, моя память настолько слаба, что я все забываю. Нужно ли вам это знать? Конечно, ведь это часть меня, если вам это интересно. Интересно?

– Кто здесь? – Кто это? – тихо прошептал я. Никто ему не отвечал. В этом саду было очень тихо. Я все же чувствовал чье-то присутствие подле себя.

– Кто здесь? – повторил я.

– Ты меня не узнаешь. Это я. Бихтуриус. Би– хту– ри – ус – произнес четко неизвестный голос. Твой приятель. Ты часто меня игнорируешь! Ты сейчас в недоумении по поводу книги «Нот». Так вот я тебе скажу, в этой книге ты ничего нового не узнаешь. Но в ней есть кое-что важное для тебя.

Бихтуриус был невидимкой, он не имел тело, и описать его было крайне тяжело, его существо было видно, только когда немного дул ветер и колыхались деревья в саду, тогда он принимал облик. Быть невидимкой, либо быть существом без опознавательных знаков, что-то такое бестелесное, но, все же имея плоть, но когда плоть не соответствует твоему внутреннему содержанию, ты становишься невидимым. Так случилось с моим приятелем Бихтуриусом. Он был волнистый, и его волосы разлетались на воздухе, и когда он говорил, кислород разрывал воздух и как бы эхом доносились некие звуки, похожие на голос, но совершенно никто рядом не слышал этого.

– Ты молчишь? Что я пока не готов увидеть?

– Этого я не могу тебе сказать. Я буду тебя сопровождать на промежутке всего времени.

– Слушай, если тебе тяжело это, можешь себя и не утруждать. Хотя ты же никуда не денешься, пока я могу воображать, что ты мой приятель. Так что не нужно придумывать то, что тебе не позволено делать.

– Почему ты не можешь определить никогда место своего пребывания? У тебя же есть родители, тебя родили, ты тоже учился в школе, Бихту?

– У меня ничего нет, все, что я тебе предлагаю так, это сбежать из этого города в удобное для нас место, что можешь ты разогнать волну этого каменистого берега?

– Ты предлагаешь мне залезть в ящик из дерева, захлопнуть все это крышкой? Да, Бихту? Недавно мне пришлось все эти камни, было их около семи штук растолкать ногами прямо в воду. Я стоял, смотрел, как они падают с высоты и потом погружаются, разлетаются брызги, камни-утопленники. Они же опускаются на самое дно, потом их море выбрасывает на берег. Там, уже с различными дырками насквозь, а одна женщина, я видел, ходит и собирает эти камни по берегу в надежде обрести свое счастье.

Никто мне ничего не ответил на это. Мне показалось, что это был буквально разговор с самим собой. Но кто-то касался плеча моей руки, и это было как легкое дуновение ветром. Все проносилось мимо моего лица, иное время неслось с такой скоростью, что можно было не заметить, но я улавливал каждое мгновение, и пытался слиться с этой атмосферой, чтобы точно понять, как мне все изменить.

Время подходило к вечеру, уже смеркалось, пора было покидать сад и возвращаться домой. Вот я снова побежал, путь от сада до дома вел через огромный лес, и мне надо было уже бежать быстрее, потому что в этом лесу было очень темно, и ничего не видно. Но я помнил, что в это время появляются светлячки, и от их света все озаряется вокруг, поэтому не так страшно. Издалека слышались различные звуки, которые колыхались на ветру и создавали целую симфонию прекрасных композиций. О, как же я любил музыку.

Прозрачные тени воздуха

Глубокое озеро в центре огромного города, и каждое утро толпы людей приходят к водам, что испытать глубину через позывы своего тела нырнуть. Там же стоит стена, в которой встроен аквариум, там плавают акулы. Акулы наблюдают за толпой людей, за их движениями, слушают их монотонные голоса, представляют следы их ног, углубленных в бетон, эти хищные рыбы бьются об стекло, чтобы вырваться и схватить своих жертв, но стекло такое прочное, что им ничего не остается, как смиренно плавать. Глаза акулы такие узкие, словно лезвие тонкого орудия убийства, они смотрят за жизнью центра города, кто-то закричит, это будет мой крик: – Смотрите, одна акула съела другую! Только самоуничтожением они могут привлечь взгляды толпы, но никто не смотрел, мне лишь торопились закрыть глаза.

That's how often I walk with my eyes closed among people, my face is invisible.¹

Неужели я не справляюсь, сила моего воображения потеряла контроль. Вдруг у меня другая жизнь, другой дом, я не хожу в школу, все иначе. Прогремел гром, небо стало темно– синим.

Побежал в сторону дома, на улице холодало. Странно только октябрь, а такое ощущение, что сегодня пойдет снег. Мне нравился снег, особенно, когда светило солнце, и все эти хрупкие снежинки блестели на солнце. На это я мог смотреть бесконечно, вот вся моя тайна, все чувства я вкладывал в лёд, Кай, который вечно ждет свою снежную королеву. Холодность рассудка, бесчувственность все это наполняло меня ежедневно, и мне, возможно, хотелось продолжения, но…

Вот прибежал к своему дому, чуть поросшей травой. Осмотрел его, в окне горел свет. Видна была кухня, виден был иссохший силуэт матери. Она готовила ужин. Решил постучать в дверь, послышались глухие шаги. Вдруг двери открылась и на пороге появилась мама. Она улыбалась и спросила:

– Где ты был? Где же ты был? Где? С Кем? Докладывай все в письменном допросе. Так поздно на улице, ночь просто покрывает своим одеялом улицы. Мне было одиноко. Я тебя ждала и ждала.

Просто улыбнулся ей. Своей улыбкой я говорил о многом, о том, что так и не мог сказать вслух, мне иногда так хотелось помолчать. Все же я ответил:

– Решил погулять после школы, ничего особенного. Рассматривал листья на мокром асфальте, там представляешь, на улице, возможно, пойдет снег и это в начале ноября.

Мне вдруг стало очень спокойно. Темно-каштановые волосы матери переливались на свету, и видно было каждую ее морщинку.

На этом их разговор был закончен, я зашел на кухню и сел за стол, видимо время пришло ужина. Я смотрел на тарелку с едой и ковырял еду вилкой и все рассуждал про себя. Моя мама постоянно работала на сложной работе, которую явно не любила, но ей всегда приходилось притворяться перед своим начальником. Это я прекрасно понимал, но она все это терпела, конечно, ради меня. Вообще она мечтала стать пианисткой, но у неё не получилось, видимо, поэтому я тоже так увлечен музыкой. Когда я смотрел на ее пальцы, они немного были скрученные, в готовности распластаться и отыграть свою одинокую мелодию. В общем, в ее жизни я не играл никакой роли, так как ей хотелось изменения, но в тоже время, ее пугало момент движения, но все ее надежды на меня были разрушены. Вот эти ласкательные слова, но мне нужно было прокричать: – Мама, мой период взросления! Теперь небольшой рассказ вам про своего отца, да мой отец умер давно, так говорила мне мать, якобы он погиб на войне, прошло уже десять лет с его смерти. Никогда его не видел, но часто его воображал в своей голове, немного сгорбленным, худым мужчиной. Мираэль говорила, что если бы я его увидел, то сразу бы его узнал. Видимо между нами была некая связь, о которой я даже и не знал. Так, что мы жили одни с мамой, и временами было сложно. Но никаких жалоб с моей стороны, мы справлялись и были по– своему счастливы. Конечно, мне иногда хотелось побыть где-то далеко в уголках своего воображения, побывать в самых сокровенных его местах и наполнит свое сердце чувствами, которые я никогда ранее не испытывал. Но всепоглощающий холод и слабость в теле уносили меня в мир моего искушения.

Снег не пошел, начался дождь, он отстукивал по стеклу, и создавал невероятную музыку. Пора уже было ложиться спать. Моя комната находилась на верхнем этаже и была маленькая, сжатая стенами коробка спичек. Мне хотелось вбежать по ступенькам вверх и сразу оказаться у себя, но я цеплялся за перила, потом потягивался и тащил себя, волоча за собой затекшие ноги. Находясь в комнате, читать, не удавалось, я лишь рассматривал картинки, вот и все чтение.

Потом я ворочался и не мог никак заснуть, никак у меня не закрывались глаза, мысли распадались на мелкие частички и никак не воссоединялся в одной целое. Веки были тяжелые, и я пытался их закрыть и больше не открывать, чтобы поскорее заснуть. Вдруг сон стал приходить и появились первые очертания, так что фигуры сна вырисовывались и создавали целую картину, которая была как маленькая короткая история. Во сне были слышны фразы: «Не оставляй меня!» Мне снилась свобода, пустыня, нескончаемая жара и ни капли воды, это было моё самое тяжелое мучение и эти оковы, которые сейчас на мне. Где найти металл, об который бы мне потереть это железо, распилить его на несколько частей. Les pièces ont été lavées dans de nombreux nœuds transversaux, nœuds de silence silencieux². Потом снова я бежал во сне по лесу, пробегая угловатые проемы, проскальзывал через деревья, бежал на свет. Мои руки превращались в тягучую массу и тянули меня вниз, неведомая сила прижимала к земле, но видимо мне нужно было выбраться. Голос твердил « Не оставляй меня!» Во сне я пытался позвать к себе Бихтуриуса. Шепот усиливался и повторял «Не оставляй меня». Стал вслушиваться, и я стал различать голос девочки, похоже, что он вырывался из далекого прошлого, столь заглушен и столь неуловимый. Вдруг глаза стали раздвигать солнечные лучи, стало очень жарко, я вскочил ото сна, и спрыгнул с кровати, побежал на кухню. Ночь пролетала мгновенно. На кухне мама уже готовила завтрак. Она повернулась ко мне и спросила, буду ли я оладьи с вареньем. Но у меня стоял все еще этот звук в ушах, все еще слышал голос и ничего не мог поделать. Мне нужно было срочно собираться в школу, уже жутко опаздывал. Опаздывать я не любил, всегда заводил будильник, хотя бы на час вперед, потом забывал, что минутная стрелка была изменена, тем самым никогда не опаздывал. Отклонив свою щеку от горячего поцелуя мамы, я прямиком побежал на вверх, взял свою форму, все сложил в рюкзак и выбежал в дверь комнаты.

Меня часто преследовали тени. Не знаю, сможете ли вы меня понять. Как уверял Бихтуриус меня, что тени заполняют пустоты стен и разрывают все внутри, смотрящего на них, он мне повторял часто, если я вдохну их, то они проникнут в сокровенные мысли. Будут такие периоды, когда они полностью будут заполнять воздух. Думаю, что в любой темной комнате, есть окно, через которое пробивается блеклый свет, и я видимо стремился к пятнам света, иначе, зачем мне рассказывать вам всю эту историю. Хотя темнота ночи на меня действовала искушено, и я сладострастно отдавался этому чувству. Мне нравилось, что именно ночью не задавали никаких вопросов, в итоге я мог быть собой.

Снова Бихтуриус был рядом со мной. Он закричал:

– Смелее! Смелее! Иди вперед и никогда не сдавайся, как бы тяжело тебе не было!

Голос Бихтуриуса доносился все слабее, и ветер уносил слова прочь, тени исчезали, а я лишь раздвигал руками воздух, словно плыл. Вот я освободился от той тяжести, которая сковывала мои ноги, все стало разъясняться, и мне надо было поспешить в школу. Книгу я взял с собой, чтобы на уроках внимательнее изучить ее. Солнце вышло и снова так ярко светило, что в глазах отражались маленькие солнечные зайчики. И было приятно, что после очередного холодного пришествия теней и темноты, стало снова тепло. Иногда греет спину шар и прогревает все внутри. Так становится приятно. Особенно, если в тебя проникла эта боль в легкие, что дышать сложно.

Этих маленьких бунтарей били тонкими прутьями прямо по пальцам, мне приходилось наблюдать похожие телодвижения, когда кран был настолько испорчен, пересохли трубы, мне в то утро было уже невозможно вымыть грязную посуду. Впервые в жизни, мне захотелось как-то убраться на кухне, сложить одинаково столовые предметы, уложить все толстой тканью рядом с раковиной и постелить свежую скатерть на стол. Потом вымыть руки несколько раз, освободив их по локоть, закатив рубашку, вымыть размокшим мылом. Можно было прожевать кусок мыла, но вкуса я давно уже не чувствовал, если и прожевать, то можно будет разговаривать уже с идеально, чистым ртом. Но сейчас за гранью двери, в этом самом пространстве угасающего света, мне нужно было собраться и побежать в здание, где таких вот бунтарей приставляли к углу стены, потом не давали им практически весь день ни капли воды, но я стоял в углу и обдирал эти обои, промокшие от моих слез. Потом, когда я научился писать, так как писал я корявым почерком, с множеством ошибок, мне нравилось писать иероглифами, выписать эти палочки, потом накрывать их крышей другой диагонали. Во мне загоралась идеи формулы. Мне всегда хотелось ставить эти дроби, потом знаки равно, все же точные науки меня привлекали, и я в уме вычитывал скорость набухания влажной бумаги, какие именно изменения происходили с клочком. Бумага съеживалась, потом взбухала, потом можно было пальцем разорвать, вновь склеить, или загнуть углы, а потом вычесть под каким углом будет бумага высыхать. В суммарном выходе из всего, мне нужно было закрыть за собой дверь, положить ключ под вазу, либо закинуть ключ в почтовый ящик. У нас были низкие ступеньки, небольшой огород без забора, и множество изголодавшийся кошек, разгуливали вокруг. Конечно, собакам мне приходилось радоваться больше. Собаки обычно мне говорили, что теперь пора отсюда скоротечно исчезать, чем быстрее, тем лучше, а кошки, только и ждали, когда я смогу приоткрыть им дверь на кухню, чтобы они как следует, похозяйничали, навели порядок, да и возможно, научили меня прислушиваться к словам собак. Да, тогда я не закрывал дверь, оставлял им проход, и поспешил снова в школу. Ничего не менялось, мои проявления чувств были уничтожены.