Текст книги "Мату-Гросу"

Автор книги: Антони Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Это был необыкновенно счастливый лагерь. Во многих отношениях он не удовлетворял требованиям современной цивилизации, но все старались максимально использовать окружающую среду. Люди знали, что их пребывание в лагере непродолжительно. Они знали, что существование лагеря недолговечно. Поэтому в большинстве случаев они делали все, что было в их силах, с учетом подобных условий. Более того, они редко болели, что позволяло медикам экспедиции осуществлять свои индивидуальные планы исследований. И все смогли внести большой вклад в науку.

Глава пятая
Врачи в Шингу

Медицинские исследования, проводившиеся членами экспедиции, охватывали в основном индейцев племени шингуано, населяющих Национальный парк Шингу, которые жили в верховьях этой реки. Медицинская история многих районов характеризовалась одним общим обстоятельством: когда изолированное индейское сообщество встречается с людьми, которые не ведут столь же изолированной жизни – например, с бразильцами с остальной территории страны, – результат для индейцев оказывается гибельным. Кое-кто полагает, что жесточайшая вспышка венерических заболеваний в Юго-Западной Европе в 1493 году была вызвана моряками, вернувшимися из Нового Света (хотя этот вопрос остается спорным). Некоторые ученые опять-таки утверждают, что вирулентность этой эпидемии была обусловлена недостатком иммунитета в Старом Свете к новой инфекционной болезни.

Представляется совершенно несомненным тот факт, что в подобном взаимном обмене между тем и другим Светом Америка пострадала значительно больше, чем Европа или Африка – два континента Старого Света, находившиеся в наибольшем контакте с новыми землями. В старые времена мало было известно, отчего умирают индейцы, да это и мало кого заботило. Сейчас же слишком хорошо известно, что объятия могут быть столь же губительными, как пуля, или даже губительнее, поскольку одна пуля убивает только одного индейца, тогда как физические проявления дружбы могут уничтожить целую общину. И хотя в прежние времена никто не мог ничего сделать, чтобы остановить свирепствующие инфекции, безжалостно косившие людей, еще печальнее то, что фактически даже сегодня не принимается почти никаких мер в отношении первых контактов между Старым и Новым Светом.

Племя крен-акороре, которое уже упоминалось как живущее в джунглях, представляло собой блестящую возможность для медицинских исследований. Насколько известно, они никогда не имели длительных контактов с пришельцами, но правительство этой страны по нескольким причинам желало покончить с их свободным существованием. Во-первых, предполагалось, что Ричард Масон был убит группой индейцев племени крен-акороре – их лагерь потом нашли всего в сорока километрах от места засады. Во-вторых, один из индейцев этого племени однажды присел отдохнуть на главной посадочной полосе в Кашимбу, находящемся довольно далеко к северу от парка Шингу, и это незначительное событие вызвало настоящий переполох. На индейца немедленно пошли в атаку, со всех сторон примчались подкрепления, чтобы противостоять предполагаемой угрозе. Один самолет с солдатами разбился в джунглях, и смерть солдат была отнесена на счет кровожадности племени крен-акороре. Братья Вилас-Боас полагали, что открытое и мирное вторжение на посадочную полосу Кашимбу представляло собой не что иное, как выражение желания установить контакты, и что жестокое обращение с этим мирным посланцем отбросило племя крен-акороре обратно в джунгли с еще большим подозрением к белому человеку.

Братья Вилас-Боас хотели бы принять это новое племя в братство своего Парка и не нуждались ни в каком поощрении со стороны правительства. Они знали, что индейцы окажутся наиболее пострадавшими в случае неизбежного столкновения между пришельцами и аборигенами. Братья знали, что им практически нельзя рассчитывать на установление какой-либо формы охранительного законодательства для той огромной территории, по которой скитается полукочевое племя крен-акороре. Братья также знали, что это племя представляет собой соблазн для некоторых контактированных племен, особенно тшукуррамае, которые готовы были совершить набег, чтобы отомстить за некоторые прошлые неудачи в вечном круговороте мести. Индейцы крен-акороре имели дурную славу убийц, поскольку они никогда не брали пленных, даже женщин и детей. Такая бдительность, возможно, послужила причиной того, что они еще существовали, но она могла послужить и дополнительным поводом к их неизбежному уничтожению. Крен-акороре – первобытные люди, у которых топоры сделаны из камня, а главное оружие – дубинка и стрелы. Если против них применить огнестрельное оружие, то индейцы потерпят поражение вне всякого сомнения. Как сказал Эдриан Коуелл в своем блестящем документальном фильме на эту тему, в джунглях сорок вооруженных человек равносильны дивизии, и какая-то сотня индейцев крен-акороре (примерно так оценивают их численность) не замедлит исчезнуть с лица земли. Именно после того, как ближняя группа тшукуррамае совершила еще один набег и захватила четырех детей племени крен-акороре, братья Вилас-Боас решили устроить крупный рейд в джунгли, с надеждой привести это племя в свой Парк.

Филип Хью-Джонс, медицинский работник, который путешествовал вниз по реке Суя-Мису, просил Орланду разрешить ему присоединиться к миротворческой миссии, которая находилась тогда в джунглях. Если бы ему удалось собрать немного образцов крови такой изолированной частицы человечества, он мог бы потом сделать их анализ. В случае отсутствия таких жизненно важных ингредиентов, как антитела, обеспечивающие иммунитет против многих вирусных заболеваний, Филип сообщит об этом, и будущие «миротворческие» миссии смогут заранее запастись всеми средствами, способствующими сохранению индейцев. Хотя это может и не помочь крен-акороре, но подобным образом, возможно, спасет от гибели в результате первой же вирусной инфекции те племена, с которыми будет контакт.

Конечно, если удастся разработать надлежащие вакцины, это будет большим благодеянием. Но на пути к этому много препятствий. Любое племя будет травмировано, если вокруг него будут находиться новые люди, да при этом еще придется отдать около десяти кубических сантиметров крови уколу медицинского шприца. Существует также техническая трудность сохранения в хорошем состоянии образца в виде цельной крови или плазмы, чтобы он остался годным для анализа спустя несколько недель. Но эту проблему удалось решить. Филип привез с собой из Лондона небольшую маслобойку. Зловещий вид этого аппарата вызывал многочисленные комментарии в аэропортах. Его вес вызывал жалобы у всех нас. Его выступающие металлические формы выпирали среди кучи вещей в лодке на Суя-Мису, когда она скользила мимо цапель, песчаных отмелей и излучин. Однако оказалось, что маслобойка заслуживает всех этих хлопот, поскольку в ней можно было хранить образцы крови при температуре минус семьдесят градусов Цельсия, следовательно, в хорошем состоянии.

Лаборатории Англии были готовы к проведению анализов и последующему изготовлению вакцин. Обеспечить «живой материал» предстояло братьям Вилас-Боас, поскольку никто другой не мог этого сделать. Они послали «в глубинку» экспедицию, взяв с собой около сорока индейцев, которые были одеты в европейское платье, чтобы не выглядеть воинственными. К несчастью, пленение четырех детей племени крен-акороре не способствовало решению вопроса о том, индейцев какого племени брать с собой. Была надежда на то, что эти дети своим разговором позволят понять, каков их язык или хотя бы языковая группа. В таком случае индейцев, говорящих на каком-либо сходном языке, можно было бы использовать как переводчиков. К сожалению, четыре ребенка, из которых старшей девочке было пять лет, со времени пленения не произнесли ни слова на родном языке. Когда они все же заговорили, то стали использовать слова на языке захвативших их индейцев тшукуррамае. Это дало основание полагать, что язык детей и пленивших их индейцев был одинаковым, поскольку высказывалось мнение, что у этих племен сходная культура. У всех других племен, в особенности изолированных, язык отличался от остальных. Поэтому наиболее вероятным было объяснение, что молчание детей вызвано потрясением от пленения. В конце концов, ребенок говорит на каком-либо языке только потому, что другие люди, особенно близкие ему, говорят на этом языке. Если все они внезапно исчезнут, то испуганный ребенок, даже если ему уже пять лет, не будет больше слышать своего языка и не станет пытаться говорить на нем.

Экспедиция под руководством братьев Вилас-Боас спустилась вниз по реке Шингу от Диауаруна и поднялась по реке Манисауа-Мису. Затем в течение двух месяцев они прокладывали пикаду, делая примерно по полтора километра в день, а потом натолкнулись на реку, которая привела их к землям племени крен-акороре. Невидимые жители бросали камешки, чтобы привлечь внимание путешественников, но никогда не нападали. (Прямое нападение никогда не было методом обороны любого индейца в этом районе, будь он шаванте, тшикао или тшукуррамае.) Экспедиция в безопасности дошла до полей племени крен-акороре и там развесила дары как уведомление о своих мирных намерениях.

Вернувшись на следующий день, участники экспедиции нашли горшки разбросанными, зеркала – разбитыми, пластиковые игрушечные самолеты – оставленными без внимания, однако все ножи были взяты. Самым волнующим фактом из всех было то, что взамен были оставлены различные длинные дубинки. Обрадованные таким обменом, Орланду и Клаудиу сделали вывод, что обе стороны смогут встретиться по прошествии нескольких недель или, в худшем случае, нескольких месяцев. Были развешаны новые дары, а именно небольшие топоры. Для людей каменного века – даже если над ними уже жужжал самолет и если они уже знают, что у других людей имеются продукты, отличные от изготовляемых самими индейцами, – дареный стальной топор представлял собой такую манну небесную, какую нам трудно себе представить. Во всяком случае, было предложено двенадцать топоров, и все двенадцать были взяты. Горшки опять были отброшены в сторону, но экспедиция чувствовала, что был сделан шаг вперед.

К сожалению, начавшийся в конце 1968 года сезон дождей положил конец надеждам на скорую встречу. Никаких подарков больше не было взято. Крен-акороре не вернулись даже к своим полям, чтобы собрать урожай или забрать свои немногочисленные пожитки – корзины, горшки, сельскохозяйственные орудия, – которые они там оставили. Они вернулись в свою лесную цитадель, в свое убежище. Орланду пришлось первому улететь назад, воспользовавшись посадочной площадкой, сделанной экспедицией, поскольку за парком был необходим присмотр. Затем, после нескольких месяцев ожидания, возвратился и Клаудиу – тем же путем, которым и прибыл: по реке, потом по суше и затем опять по реке.

Филипу Хью-Джонсу, ожидавшему возможности присоединиться к экспедиции, пришлось возвратиться в Лондон и приступить к своей обычной работе в больнице Королевского колледжа. Контакта с племенем крен-акороре установлено не было. Неизвестно, кто первым доберется до них – скорые ли на стрельбу искатели ископаемых, землевладельцы, братья Вилас-Боас или болезни. Вообразите, какое возникнет возбуждение и какие заботы будут проявлены, если кому-то удастся вновь открыть додо на каком-нибудь острове вблизи Маврикия. Однако к западу от реки Шингу и во многих других анклавах в западной части этой страны живут неизвестные нам племена. Возможно, они выиграют оттого, что мы доберемся до них, а возможно, и нет. Во всяком случае, болезни, к несчастью, должны собрать свою жатву независимо от того, какой человек в конечном счете окажется первым послом в древнем царстве индейцев.

Однако не в каждом случае индейцы с точки зрения иммунитета находятся в худшем положении, чем пришельцы. Примером в этом отношении служит лейшманиоз, представивший отличную тему для исследований разным членам нашей экспедиции. Исследования были всесторонними. Они включали поимку грызунов и других животных, которые служат природным резервуаром Leishmania,отлов насекомых-переносчиков, учет заболеваний людей, как фазендейро, так и членов экспедиции, и последующее лечение заболевших. Пробы кожи брали у всех встречавшихся колонистов вблизи новой дороги, чтобы получить некоторое представление о случаях заболеваний в прошлом и в настоящее время.

Лейшманиоз, известный также под названием espundia,представляет собой одну из самых отвратительных тропических болезней. Первоначальное поражение ткани сравнительно невелико. Обычно это безболезненный прыщик, медленно увеличивающийся в размере, пока наконец не превратится в язву. Чаще язва одиночная, реже их несколько. Эти болячки, хотя и довольно неприглядные сами по себе, – предвестники худшего. В некоторых случаях паразит может вызвать вторичные поражения носа и носоглотки, часто через пять – двадцать лет после того, как первичное поражение залечено и забыто. Инфекция носа и глотки может быть крайне разрушительной, разъедающей ткани и хрящ до тех пор, пока нос и нёбо не будут практически уничтожены. Хотя болезнь и не ведет непосредственно к смертельному исходу, больной часто умирает от вторичной инфекции и пневмонии. Обезображивание сопровождается множеством вторичных воздействий, не последним из которых будет социальная отверженность: больных лейшманиозом могут принять за прокаженных.

О заболевании лейшманиозом получили представление в Новом Свете сравнительно недавно. Только в 1960-х годах было доказано, что основные ее хозяева – лесные грызуны. До тех пор пока этот пробел в истории болезни не был заполнен, никто не мог понять полного цикла «первичный хозяин – носитель – вторичный хозяин», хотя сама болезнь была открыта давно. Носитель, который передает болезнь, – это комар. Но как и в случае с малярией и малярийным комаром, не каждый комар повинен в этом. Наша экспедиция была очень удобно размещена для исследования этой проблемы.

В наши ловушки попало много грызунов, которые, как полагают, образуют часть естественного резервуара среди млекопитающих. Наемный персонал экспедиции и другие бразильцы, живущие по обе стороны дороги, могли быть свидетелями, передается ли болезнь местным жителям в этой девственной местности, а населяющие окрестности индейцы покажут, страдают ли они тоже от этой болезни или приобрели к ней иммунитет. Короче говоря, все было под рукой.

Рэлф Лейнсон и Джефри Шоу проделали много первичных исследований по лейшманиозу, особенно по определению роли грызунов в распространении данной зоонозной болезни, где непременно участвуют животные. Они оба работали в Паразитологической лаборатории в Белене и считали, что лагерь в Мату-Гросу представляет для них уникальную возможность продолжить свои наблюдения в Центральной Бразилии. Они намеревались исследовать грызунов, комаров и людей, причем точно знали, что они хотели найти. Иен Бишоп, Рут Джексон и Джон Вудал помогали ловить животных. Линн Эстон и Энтони Торли помогали в исследованиях людей, они же отправились в парк Шингу для проверки иммунитета индейцев.

Большинство ловушек для млекопитающих было установлено или в чаще галерейного леса, или вблизи его границы с сухим лесом. С приманкой в виде бананов или маиса ставили только те ловушки, которые оставляли свою добычу в живых. Ловушки-«давилки» эффективно убивали пойманное животное, но мертвые животные становились добычей вездесущих муравьев, и поэтому экземпляры, пойманные такими ловушками, часто оказывались непригодными. Из 107 млекопитающих, пойманных и пригодных для дальнейшего обследования, у 46 имелись поражения кожи, и из числа последних у 21 животного (которые были пойманы в лесу) имелись повреждения, положительные на лейшманиоз. Все заразные животные, пойманные экспедицией, были грызунами, исключение составляло маленькое сумчатое животное Marmosa murina.Последнее было также исключительным в том отношении, что было единственным зараженным среди пятнадцати аналогичных пойманных особей. Чаще всего были зараженными грызуны из рода Oryzomysи крыса Nectomus,но инфекция была найдена также и у щетинистой мыши. Характерное повреждение почти всегда было в виде небольшой и незаметной язвы на хвосте или у корня хвоста животного. Иногда таких повреждений было несколько, а однажды у крысы Nectomusнесколько язвочек было обнаружено на ухе. Ученые из Белена привезли с собой несколько лабораторных хомяков, в шкуру которых были инокулированы паразиты Leishmaniaдля безопасного хранения, до тех пор пока не будет возможным исследовать эту конкретную разновидность опять в беленской лаборатории.

Для поимки комаров использовали как ловушки, так и людей-приманки. В ловушках вокруг живого животного были установлены подносы с маслом, в которое попадали привлеченные запахом комары. Человек-приманка, сидя ночью в лесу, просто собирал с себя комаров и быстро погружал их в семидесятипроцентный спирт или же оставлял их живыми для вскрытия. В течение пяти недель в ловушки, расположенные в различных местах, попало 3280 комаров, и кроме этого несколько сот поймали сами члены экспедиции. Почти все попавшие в ловушки комары (на приманки в виде грызунов) относились к одному виду Lutzomya flaviscutellata.Самок насекомых потом вскрывали и исследовали на наличие Leishmania.Поскольку эти комары могут пролетать сквозь ячейки многих противомоскитных сеток, легко себе представить скрупулезность такой работы. В одном комаре нашли множество паразитов, которых привили хомяку в надежде, что эту разновидность в конечном счете удастся надежно изолировать. Из всех комаров, пойманных людьми на себе, были вскрыты 444 особи, но ни у одной из них паразиты не были найдены. Из этого числа только две самки относились к виду Lutzomya flaviscutellata.Оставалось определить, сколько различных видов кусают грызунов и сколько кусают человека и грызунов и у скольких имеются паразиты, переносчиками которых они служат.

Не потребовалось много времени для того, чтобы установить, какую опасность представляет лейшманиоз для живущих в данной местности. У многих бразильцев появились безобразные открытые повреждения, и их немедленно подвергали двухнедельному курсу лечения впрыскиванием сурьмы. Эта болезнь обычно легко излечивается, если она захвачена на ранней стадии и если быстро введено достаточное количество надлежащих соединений сурьмы. На близлежащей бедной фазенде, где жили тридцать человек, у пятерых имелись активные первичные повреждения, а у двух – гораздо более страшные вторичные язвы носоглотки. Кроме того, две трети обитателей фазенды, как показала положительная реакция на коже с помощью небольших количеств антигенов, перенесли эту болезнь в прошлом.

Конечно, в районе лагеря было нетрудно встретить комаров, но они летали преимущественно ночью. Поэтому пребывание ночью на открытом месте или в одной из хижин не давало надежной гарантии от их неприятных укусов, не говоря уж о значительно более неприятных последствиях. Ночью в лесу ощущаешь присутствие комаров.

Поводов, чтобы отправиться в лес ночью, было много. Например, чтобы понаблюдать ползающих и летающих светлячков и жуков с двумя фонариками на голове. Кроме того, термитники, представляющие днем скучные земляные кучи, ночью превращались в оживленный проспект. Сотни маленьких светлячков выползали из норок в термитниках, освещая их сказочным светом, и мы неоднократно пытались сфотографировать это зрелище. К сожалению, даже двенадцатиминутной выдержки оказалось недостаточно, но преобладающие воспоминания об этих и других ночных бдениях в темном лесу были связаны с комарами. По ночам эти налетчики мстили нам наверняка.

Когда грызуны были найдены и исследованы, когда комары были пойманы и вскрыты и когда заболевания людей были установлены, оставалось лишь решить проблему местного населения – индейцев. Орланду Вилас-Боас дал разрешение Линну Эстону и Энтони Торли на работу в парке Шингу. Они поставили себе цель установить, страдают ли индейцы лейшманиозом, наблюдаются ли у них сравнительно слабые первоначальные поражения кожи или ужасные вторичные язвы и выработались ли у них антитела, специфичные для данного заболевания. Субклинической считают такую инфекцию, когда она не оставляет никаких следов, но приводит к образованию соответствующих антител, когда у организма вырабатывается защитная реакция, точно соответствующая конкретному заболеванию. Отсутствие шрамов и соответствующих антител, вероятно, будет означать отсутствие инфекции. Другие врачи, посещавшие Парк, как и случайные наблюдатели, уже сообщали, что индейцы, видимо, не болеют лейшманиозом, в отличие от живущих здесь бразильцев. От многих других болезней они страдали значительно больше бразильцев, но от данного заболевания у них защита, очевидно, была лучше.

Вышеупомянутые два англичанина хотели исследовать все население Парка, исключив только детей младше двух лет. Поскольку большинство индейцев ходили обнаженными, это облегчало возможность обнаружить первичные поражения. Однако выполнение второй части программы, которая требовала инъекции антигена и исследования участка кожи на реакцию двумя днями позже, не всегда удавалось, так как стремление индейцев порыбачить или поохотиться часто оказывалось сильнее желания подчиняться странным требованиям гостя дважды на протяжении сорока восьми часов. В восьми деревнях Шингу инъекции антигена были сделаны в общей сложности пятистам людям, а через сорок восемь часов повторный осмотр удалось сделать лишь у четырехсот человек. Остальные куда-то разбрелись.

В этих исследованиях использовали для контроля у каждого индейца одну руку. На ней делали инъекцию под кожу только одним раствором, без антигена, тогда как другая рука получала как антиген, так и раствор. Любая чувствительная реакция на сам раствор (что всегда было возможным) могла быть замечена. Место инъекции обводилось несмываемой краской, и по истечении сорока восьми часов искали следы положительной реакции – воспаления диаметром не менее трех миллиметров.

Результаты были внушительными. Ни у одного индейца не наблюдалось активных первичных или вторичных поражений. Из мужчин и мальчиков у 162 (76 процентов), а из женщин и девочек – у 88 (47 процентов) наблюдалась положительная реакция на антиген, что в среднем составляло две трети населения. У очень немногих маленьких детей была положительная реакция. Практически у всех взрослых, которым, по оценке, было больше тридцати пяти – сорока лет, реакция была положительной. Другими словами, мужчины получали инфекцию чаще, чем женщины, а взрослые обоего пола – чаще, чем соответственно дети и подростки. Предполагается, что разница наблюдается вследствие различия в образе жизни между мужчинами и женщинами. Женщины большую часть времени проводят вокруг и внутри хижин и на расчищенных местах. Дети остаются в основном с женщинами, но мальчики постепенно все больше времени проводят с мужчинами, сопровождая их в различных походах. Следовательно, основным источником инфекции служит окружающая лесная среда, где в первую очередь бывают мужчины, во вторую – мальчики и женщины и реже всего дети. Лес представляет также убежище для кровожадных комаров.

В преобладающей ситуации было найдено одно исключение, существующее у индейцев ваура. В начале 1960-х годов среди этого приятного племени, занимающегося гончарным делом и живущего в Парке, неожиданно вспыхнула эпидемия лейшманиоза. К счастью, инфекция была ликвидирована с помощью лекарств, содержащих сурьму, но эта вспышка вызвала к себе большой интерес, учитывая традиционный иммунитет индейцев к ней. Когда английская группа находилась в поселении индейцев ваура с ее 97 обитателями, там живо вспоминали атаку лейшманиоза, оставившую свои следы. Из 71 индейца ваура, обследованного англичанами в 1968 году, у 16 были старые неактивные шрамы от лейшманиоза. Из 11 человек мужского пола семь были в возрасте 5–10 лет, откуда следовало, что инфекция чаще встречалась среди очень молодых. С 1964 года у членов племени инфекции не наблюдалось.

В этой истории наибольшую важность представляет тот факт, что за несколько месяцев до вспышки инфекции племя перешло на новую стоянку, находившуюся в четырех часах пути по воде от его предыдущего поселения выше по Риу-Батови. Отсюда можно заключить, что они переехали в район, где среди комаров было больше носителей инфекции или это была инфекция иной антигенной разновидности. Во всяком случае, факт перемещения всего на четыре часа плавания по извилистой реке, приведший к конкретному заболеванию, еще раз подтверждает ту сложность медицинских проблем, которые имеют место при охране изолированных поселений. И неудивительно, что живущие изолированно индейцы зачастую легко погибают при встрече с людьми, приносящими новые болезни с другого континента.

Лейшманиоз Нового Света имеет древнюю историю. Майя и инки, вероятно, знали об этой болезни, так как на некоторых гончарных изделиях они весьма точно изображали людей с подобными следами болезни. Бразильцы также знали о ней очень давно, несмотря на то что ее пугали с проказой и справедливо опасались. Различные горные и лесоперерабатывающие фирмы категорически запрещают своим работникам под угрозой увольнения выходить по ночам в лес во избежание заражения. Другие бразильцы, как, например, поселенцы вблизи лагеря, самостоятельно борющиеся за существование у новой дороги, не были столь благоразумно осторожными, поскольку практически они жили в лесу. Вследствие этого болезнь стала частью их существования, как и малярия, как и сам лес. Местные фазендейру, разъезжающие взад и вперед на свои ранчо, расположенные дальше к востоку, могли подцепить эту болезнь. Однако они могли ее и вылечить, располагая как средствами, так и возможностью вынести четырнадцать инъекций на протяжении двух недель. Но далеко не все из тех, кто живет возле дороги, могли так лечиться. Медицинский дневник экспедиции пестрит записями о визитах тех, кто пришел полечиться у нас. Больше всех запомнилась маленькая девочка, которая бесшумно заходила в разные хижины и выходила из них и всегда ждала, чтобы кто-нибудь бросил работу и поговорил с ней.

Врачи экспедиции часто бывали обеспокоены местной распространенностью самолечения. Здесь люди или крайне нуждаются в лекарствах для лечения лейшманиоза или малярии, или же они вливают в себя любые лекарства, руководствуясь правилом «чем больше, тем веселее». Как кто-то сказал, подобная система «полифармации», несомненно, представляет собой попытку компенсации недостатков в диагностике, вероятно выполняемой одним больным по отношению к другому. Лихорадку или даже подозрение на лихорадку обычно лечили «коллективно», принимая лекарства от малярии, жаропонижающие средства и антибиотики, а зачастую для полноты добавляли еще стероиды. Подобная методика может сделать некоторые важные лекарства менее эффективными, когда в них возникнет подлинная необходимость.

Примером может служить следующий случай. Однажды ботаник Дэвид Филкокс, вернувшись в лагерь, сообщил, что ему рассказали о человеке, живущем у дороги, у которого обожжен живот. Джон Гилбоу навестил этого больного и понял, что у него не обожжен живот, а болит и горит внутри желудка. С трудом он поставил диагноз Herpes Zoster, но понял свои затруднения только впоследствии, когда узнал, что больной сам принимал лекарство от опоясывающего лишая. Бабушка пациента рекомендовала класть на больное место коровий помет и молоко. Дополнительные лекарства, которые принимал сам больной, часто и внутривенно, были следующими: стрептомицин (его он принимал, очевидно, против большинства болезней) и хлорамфеникол (который он рассматривал как своего рода верх совершенства). Лишай реагировал на это совместное применение лекарств только огненной болью. Джон отменил все прежние лекарства и рекомендовал ванны и какое-то обычное болеутоляющее, но, покинув больного, весьма сомневался, что тот последует столь простому совету. По-видимому, любому врачу, желающему практиковать в этой местности, следует сначала поработать в местной аптеке, с тем чтобы узнать, что еще, помимо болезни, может осложнить положение пациента. Ипохондрия – это одно дело, а народная медицина – другое, но полифармация (использование некоторых самых современных и сильно действующих лекарств) может стать еще более важным фактором, требующим учета.

Необходимо также знать (поскольку это может быть сопряжено с важнейшими последствиями) ту фармакопею, которая использовалась в этой местности за много-много лет до появления хлорамфеникола и тому подобных лекарств. Знания, собранные различными индейскими племенами, столь же не вечны, как и сами индейцы. Многие важные современные лекарства, такие, как кокаин, дигиталис и спорынья, обязаны своим происхождением траволечению, и много ценных сведений будет утеряно по мере того, как различные общины будут вливаться в современный мир. Сэр Уильям Ослер писал: «Стремление к изготовлению лекарств представляет собой, возможно, наиважнейший признак, отличающий человека от животных». И американские индейцы не представляют собой исключения из этого общего правила. Антропологи и другие ученые непременно возвращались из Южной Америки с рассказами о весьма успешном лечении.

К сожалению, исследования народных средств очень сложны. Во-первых, индейцы должны приготовить свое лекарство и рассказать, из какого растения или дерева они его приготовили, затем отдать часть его для идентификации и, наконец, подробно изложить, каким образом они делают это лекарство. К тому же вещество может коренным образом измениться даже от такого элементарного процесса, как кипячение и отжимание, например, в случае удаления синильной кислоты из необработанной маниоки (остается только удивляться, каким невероятным образом мог быть открыт этот важный процесс). Ценность или эффективность вещества затем следует описать или, что еще лучше, продемонстрировать, предпочтительно более чем на одном, пациенте.

Искажать суть всех подобных экспериментов будет вековечное присутствие знахаря. По всей вероятности, знахарь не только действительно верит в свои силы, но, что еще более вероятно, в него и в находящихся под его властью духов верит вся община. Вследствие этого необходимо выяснить, эффективно ли лекарство лишь потому, что так утверждает знахарь и люди верят в его эффективность, или же ему присущи такие свойства, которые будут в равной степени оказывать эффективное воздействие в клинической обстановке дважды слепого испытания, когда ни врач, ни пациенты не знают до исследования результатов, кто из пациентов получал это лекарство. Наконец, когда кора какого-нибудь дерева обработана соответствующим образом, а затем принята надлежащим образом пациентом, страдающим определенной болезнью, и когда это вещество подтвердит свою эффективность в устранении данного заболевания, все еще будет оставаться проблема идентификации и выделения важнейшего ингредиента. Спорынья имеет историю, длящуюся значительно более столетия, использования ее при беременности и для остановки непроизвольного кровотечения у женщины после родов. Слава спорыньи в этом отношении, вероятно, идет еще дальше в глубь веков, задолго до использования ее медициной, но только в 1906 году из нее был выделен эрготоксин – все еще смесь нескольких веществ, – и лишь тридцать лет спустя был наконец выделен эргометрин, ставший столь важным средством в современной акушерии. Одно дело – слушать рассказ индейца о каком-нибудь лекарстве и совсем другое – извлечь из него существенно важное химическое соединение.