Текст книги "В Индию – по-научному (СИ)"

Автор книги: Антон Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Мултан – Лахор

Когда мы добрались до Мултана, была уже глубокая ночь. В этот день мы провели восемнадцать часов на трассе, почти всё это время мы ехали – ждать машину здесь не приходится долго, – и преодолели 376 километров. Скорости, однако…

Пока мы шли по ночному Мултану, нас догнал полицейский патруль. Два полицейских, сидя друг за другом на одном мотоцикле, заинтересовались нашей сущностью.

– Do you have pasport? (Есть ли у вас паспорт?) – спросил самый любопытный из них.

– Yes, – ответили мы и показали паспорта. Менты, с явным интересом, полистали сии непонятные им красные книжечки, сказали «thank you» и утарахтели дальше на своём мотоцикле по совершенно пустынной улице на окраине Мултана. Замечу, забегая вперёд, что ни разу больше, ни в одном городе Пакистана или Индии, за два месяца нашего пребывания в этих странах, ни один полицейский не спросил у нас паспорт. Разве что на таможне.

Интересные здесь полицейские. Ещё более своеобразны пакистанские гаишники (дорожная полиция). Представьте себе хижину на обочине разбитой дороги, это пост местного ГАИ, и гаишник, сидящий на табуретке с верёвкой в руках. Верёвка тянется через дорогу и привязана к столбику на той стороне. Поднимает верёвку – стой! опускает верёвку – проезжай! Они не смотрят на то, сколько человек сидит у тебя в кабине или в кузове – здесь им всё равно! – а проверяют только бумаги. Бумаги в порядке – проезжай, вот и всё. Вблизи крупных городов бывают более крупные посты. Бывают и разъездные гаишники, о наличии которых встречные водители предупреждают друг друга своеобразным, чисто пакистанским, жестом (а не фарами, как у нас).

Итак, ночь. Мы прошлись по Мултану – транспорта, чтобы продолжать путь, не было – и заночевали, спрятавшись от дождей, под козырьком какого-то важного здания с колоннадой. Мы все отсырели, было тепло и мокро, но мы были переполнены жизнью и продолжали радоваться, засыпая.

На другой день, четвёртого марта, мы с Владимиром отправились через весь Мултан на нужный нам северо-восточный выезд. Мултан – полуторамиллионный город. Раннее утро. На улицах, завернувшись в какие-то покрывала, спят бездомные нищие. Уже начали работать многие лавки и магазинчики, которые занимают первый этаж любого дома со стороны улицы. Ботиночная мастерская. Авторемонт. Фрукты-овощи. Специи. Доктор. Книги. Чайхана.

Столовая посолидней. Вот лавка, в которой продаются красивые рамочки с текстами по-арабски (вероятно, цитаты из Корана). Фотоуслуги. «Хотель» – ночлежка. «First Woman Bank» – Первый Женский Банк. Пока закрыт, а то бы глянули – неужто там одни женщины? Опять фрукты-овощи. Ни один метр не пропадает зря. Между домами просвета не видно. Справа и слева, как идёшь по улице, – сплошные лавки. То же самое в Кветте, Лахоре, в любом пакистанском городе, да и в Индии тоже. Некоторые улицы очень узкие. Сверху – рекламные транспаранты, вывески, рекламы, на урду и английском. По улицам просыпающегося города тарахтят моторикши – трёхколёсные закрытые повозки, вмещающие водителя спереди и двух пассажиров сзади. Некоторые, правда, умудряются запихнуть пятерых.

Моторикши, украшенные порою всякими блёстками, катафотами и т. п., подобно грузовикам, надоедливо зазывают: такси, мистер, такси! Некоторые рикши, ехавшие навстречу по другой стороне улицы, разворачиваются и подъезжают к нам, в твёрдой уверенности, что мы идём пешком только потому, что ещё не встретили такси.

Много велосипедистов. Молодые и старые, одиночки, двойки и даже тройки (на одном велосипеде!) движутся по улицам Мултана. Почти все велосипедисты – мужчины, я не помню, встречал ли я хоть одну чисто женскую команду.

Медленно ползут редкие повозки, запряжённые крупными рогатыми скотами или верблюдами. Повозок мало, машин значительно больше, и эти последние недовольно гудят, объезжая медленно ползущих первых.

Население города – в основном мусульмане, есть несколько мечетей, откуда несколько раз в день раздаётся громкий крик муэдзина, усиленный громкоговорителями, призывающий правоверных на молитву. Я думаю, этот крик записан на магнитофонную ленту, уж очень он похоже, хором, раздаётся с нескольких мечетей одновременно. Но есть в городе и индуистский храм, – возможно, и не один.

Иностранцы вызывают у всех неподдельный интерес, но мы стараемся нигде не задерживаться.

Наконец, мы добрались до выезда из города. Дальше нас подобрали такие транспортные средства: сперва расписной Камаз, затем легковушка с англоговорящим человеком, затем коробковоз, т. е. машина, гружёная коробками, на которых мы и ехали, стараясь не упасть (очень трясло, коробки были привязаны, а мы – нет). В коробках были вафли, и водители разрешили нам употребить несколько вафель. Дорога была уже широкая, двухполосная, но нам попалась очередная «Diversion» – огромная пробка, вызванная, вероятно, разрушением моста. Мелкие и средние машины, в том числе и наша, отправились в объезд понизу, по песку, где большая толпа скопившихся местных жителей – человек пятьдесят – переталкивала машины, помогая им проехать через трудные места. После коробковоза нам попался ещё один англоговорящий мужик в легковушке, правда, ненадолго – километров на десять; потом мы ехали в прицепе трактора на белых мешках с сахаром или мукой; затем на бензовозе, – именно «на», а не «в» – мы сидели сзади кабины, спиной по направлению движения, между кабиной и бочкой! После этого нам попался нормальный грузовичок, водитель которого знал английский на высочайшем уровне и даже сумел спросить нас:

– Night – sleep – my-home – yes-no?

(Ночь, спать, мой-дом, да-нет?)

Мы поняли, что приехали в цивилизованный мир: почти треть сегодняшних водителей знали хотя бы несколько слов по-английски. Впрочем, это была случайная флуктуация. Отказавшись от ночлега (выяснилось, что водитель живёт далеко отсюда, назад по трассе), мы вскоре уже ехали на крыше кабины другого расписного грузовика. Почему именно на крыше кабины? Потому что в кузове ехали коровы. Вместе с нами на крыше этой же кабины ехали двое местных жителей, типичных бородачей в длинных халатах, жующих сахарный тростник и методично сплёвывавших на дорогу, причём жвачка эта попадала не на дорогу, а на капот и на лобовое стекло, что никого, впрочем, не смущало.

В общем, только в поздний час, уже затемно, нам удалось добраться до Лахора. Мы высадились на огромной транспортной развязке (Лахор – Мултан – Исламабад), и именно здесь я увидел первый и предпоследний в своей жизни пакистанский автодорожный мост. В Пакистане мало мостов над автодорогами: развязок нет, пешеходные переходы тоже над дорогами не сооружают, и поэтому грузовики могут спокойно перевозить целые горы груза в 4-5-6 метров высоты – не опасаясь, что заденут какой-либо мост. Но здесь, под Лахором, нужно быть аккуратным – огромная развязка с мостом (5.2 метра, – было написано на нём) вполне могла нарушить конструкцию грузов в чьём-нибудь кузове…

Мы решили не заезжать в Лахор (до встречи с другими путешественниками было ещё два дня) и направиться ночным стопом в столицу Пакистана, Исламабад, находящуюся «всего» в 283 км отсюда. Автором идеи ночного стопа был Владимир. Не люблю я ночного стопа, и не люблю, когда какой-нибудь В.Шарлаев или К.Шулов пытается агитировать меня на ночной стоп, но напарник уговорил меня провести этот эксперимент, и мы, не заезжая в Лахор, направились непосредственно в столицу.

Визит в Исламабад

Первый водитель, остановившийся нам на ночной дороге, хозяин расписного грузовика, утверждал, что едет в какой-то город по направлению к Исламабаду, но сперва нам надо заехать поужинать. «Еда» на урду – «кана» или «хана», а жест, обозначающий еду, – сложенные в щепоть пальцы, поднесённые ко рту. Мы это уже знали и согласились. Грузовик свернул с трассы, и проехав с километр по тёмным и грязным улицам Лахора, заехал в «гараж». Там уже стояло несколько десятков грузовиков. Поманив нас жестом, водитель прошёл, протискиваясь между грузовиками, к стоящему во дворе зданию и поднялся на второй этаж. Это была водительская столовая. Бетонный куб, размером 4x4x4 метра, на полу подстилка – тонкая, грязная до черноты холстина. На ней сидят, лежат, курят, жуют траву (называемую «нос»), закидывая её за губу, едят мясо из общей сковороды мужики (как я понял, водители), человек пятнадцать. Наше появление вызвало вялый интерес. Часть водителей уже спали (по пакистанскому обычаю, прямо на полу).

В столовую поднялся (дверь не закрывалась, представляя собой прямоугольное отверстие в стене) паренёк-разносчик. Наш водитель что-то заказал, и минут через пятнадцать нам четверым (водителю с напарником и нам с Владимиром) снизу, из кухни, подняли горячую, чёрную сковороду с кусками жареного мяса, тарелку лепёшек и запивальную воду. Я, вероятно, забыл упомянуть, что в любой харчевне вам всегда подадут запивальную сырую воду, происхождение и стерильность которой сомнительны. В общем, начинаем есть, разумеется, руками, из одной сковороды, кусочки мяса берём хлебом или пальцами и кладём их в рот. Руки, по-моему, никто не помыл. Наевшись, благодарим водителя и ждём. Однако ничего не происходит. Водитель достаёт курево и переходит в беседу с другими водителями. Концентрация дыма в комнате повышается, несмотря на открытую дверь-проём. Периодически то один, то другой водитель переходит в состояние сна. Мы с удивлением начинаем понимать, что в то же состояние вскоре перейдёт и наш водитель.

– Ехать будем? – спрашиваем мы жестами.

– Конечно, будем. Завтра будем, а сейчас уже ночь, – отвечает водитель жестами.

С большим трудом нам удалось отделаться от предложений переночевать, забрать свои рюкзаки из машины и вернуться пешком на трассу, где мы и продолжили, по советам Вовки, заниматься ночным стопом (он занимался, а я стоял и ворчал).

Трасса не была пуста. Чувствовалась близость 4-миллионного Лахора. Мимо нас, нескончаемым потоком, проезжали велосипедисты, моторикши, трёхколёсные мото– грузовички, телеги, мотоциклисты и прочая мелочь, малопригодная для автостопа. Редко-редко по средней части дороги проползал очередной грузовик, светясь огнями и блёстками, звеня цепочками и бубенчиками. Вовка начинал мигать фонарём и тоже, по мере сил, светиться и звенеть своим комбезом, но, как мне казалось, его сигналы тонули в общем потоке мелких транспортных средств. Мы простояли минут пятнадцать – и, о чудо ночного автостопа! – Владимир выловил расписной грузовик, следующий аж в Равалпинди (пригород Исламабада). Это происзошло в 23.50 ночи.

Ночной автостоп существует! Владимир радовался, а я помалкивал. У нас был уговор, что если к 24.00 никого не поймаем, поставим палатку и займёмся сном. Но сладко поспать не удалось. Всю ночь и половину утра мы ехали на север. Водители, останавливаясь в чайханах, угощали нас едой, удивлялись нашей безденежности и по мере сил поддерживали беседу.

Дорога между Лахором и Исламабадом была много лучше, чем предыдущая, по которой мы ехали три дня. Широкая, во многих местах двухполосная, с двуязычными указателями (ура!) и километровыми столбами-камнями, на которых даже можно было прочитать цифры (ура-ура!), эта дорога, по утверждению многих водителей, была самой лучшей во всём Пакистане. («Эта дорога у нас, как в Иране,» – гордились водители.) Но, несмотря на хорошую дорогу, немного не доезжая Равалпинди, мы сломались. Водители так прониклись нашей сущностью, что застопили такси, и заплатив таксисту, отправили нас в Исламабад!

* * *

Исламабад, несомненно, является самым необычным городом в Пакистане. Среди сотен городов и деревень, полных грязи и телег, с запахами туалета и перца, новая столица сильно выделяется своей чистотой и опрятностью. Никакой толчеи, широкие улицы, зелёные парки и сады, очень мало экскрементов (но всё же есть), никто не ходит по нужде на тротуар (как во всех остальных городах)… Многие жители англоговорящие. Нищих не встречали. Нет ни суеты, ни оживлённой торговли (в столице всё неприлично дорого, по сравнению с остальным Пакистаном, и неприлично дёшево, по сравнению с остальным, цивилизованным миром). Город занимает огромную площадь, его длина – километров десять, если не больше, а население – только 350 тысяч жителей. Это втрое меньше Мултана, в 12 раз меньше Лахора и в тридцать раз меньше Карачи (главного порта на юге Пакистана).

Ровные улицы и квадратные кварталы со строгой шахматной нумерацией проездов, кварталов и секторов (например: G-5), утопающие в зелени посольства разных стран, обнесённые высокими, но аккуратными заборами с колючей проволокой… Исламабад был построен в 1960-70-х годах и стал новой столицей Пакистана взамен старой – Карачи. Сюда, в Исламабад, перебрались государственные учреждения и посольства, и здесь, на деньги друзей из Саудовской Аравии, была построена самая большая в мире современная мечеть.

Письмо девятое, продолжение.

…И вот мы (я и Вовка Шарлаев) сидим на траве в кэмпинге в Исламабаде, едим лепёшки по 2 рупии, слушаем заунывные песни муэдзинов и созерцаем других сумасшедших людей, приехавших сюда изделека. Туристский кэмпинг в Исламабаде – место встречи всех путешественииков. Безумно дешёвыо (ночлег на двоих нам обошёлся суммарно в 8 рупий – это 0.18 $), поэтому здесь много интересного народу, пойду знакомиться. Кстати, от Мултана до Исламабада мы ехали 28.5 часов, преодолев за это время целых 620 километров – для Пакистана огромное расстояние!

Вот четвёрка ирландцев; они едут своим ходом на двух мотоциклах из Ирландии – через Европу, Турцию, Иран, Пакистан в Афганистан (!). Среди них – даже одна девушка. Здесь они получили визу у талибов – то, что не удалось сделать нам. Через Афган они попадут, вероятно, в Среднюю Азию, а потом вернутся домой. Вот бродит мужик с огромной бородой и готовит еду на костре. Он из Кабула, кстати, сторонник талибской власти. Оно и видно, с такой бородищей никакие талибы не страшны. А вот даже негр.

Вот хипо-образная парочка на своём фургоне (микроавтобусе). Они из Австрии. Ездили в Индию зимовать и теперь возвращаются домой – через Пакистан, Иран, Турцию… Узнал у них сведения о делании виз. Парень давно не был дома, и, как и я, пишет письма на лужайке. У него на раскладном столе стопа, штук тридцать, чистых конвертов, купленных здесь на почтамте. Видимо, всем решил написать. У парня и у девушки – все волосы в косичках, выглядят для Пакистана очень нетрадиционно. Наверное, посмотреть на них собираются, по местному обычаю, целые толпы.

Светит солнце. Разложил все промокшие вещи, тетрадки и карты. Скоро они высхонут. Приятно поговорить по-английски, так как почти никто из местных жителей в Пакистане английского не знает. Эх, англичане – за триста лет народ разговаривать не научили!..

Привет всем из Исламабада!

К индийской границе

В Исламабаде мы навестили российское посольство, чтобы узнать какие-нибудь научные сведения по соседнему с ними Афганистану. Испуганное посольство сидело за высокими крепостными стенами забора, по верху которого шла колючая проволока. Человек, рискнувший выйти к нам, даже не пригласил нас внутрь (мы, правда, особо и не рвались) и напугал нас по полной программе, сказав, что в Афганистане меряют бороды и сажают в тюрьму тех, у кого борода короче четырёх пальцев (это мы и раньше знали), что в Афганистане бьют камеры, рвут фотографии и всякие изображения людей, что талибы воюют не только с северным альянсом, но и сами с собой и недавно сами у себя захватили Кабул, ну и т. д… Мы поблагодарили посольщика за информацию и ушли.

Дорога из Исламабада обратно в Лахор была пройдена нами селективным методом. Нам показалось, что нашу черепашью скорость движения можно повысить, если избегать роскошных, звенящих, но медленных грузовиков, голосуя только по легковушкам. Новый метод, однако, ничуть не увеличил нашей скорости. Ехали мы быстрее, но стояли дольше, ожидая легковую машину. Так мы преодолели 210 км и с наступлением темноты застряли. Легковушек было мало, остановиться им мешали многочисленные велосипедисты, рикши и повозки… в общем, простояв на позиции тридцать минут (рекорд для Пакистана!) мы перестали селектировать и уехали на грузовике до Лахора.

Мы прибыли в Лахор около полуночи и направились пешком по ночному городу к вокзалу – месту нашей завтрашней встречи. Километра четыре нас подвезли ситистопом (т. е. по городу). На телеге, запряжённой лошадью, мужик вёз какие-то железки. Владимир давно мечтал прокатиться на телеге, но погоня за скоростью мешала нам это сделать. Цокают копыта, скрипит телега, звенят железки, мы медленно катимся по ночному Лахору… Наступает седьмое марта. Путешествие по Пакистану подошло к концу. Завтра – Индия.

Приехали на вокзал, поблагодарили водителя-извозчика (разумеется, денег он не просил) и отправились искать место ночлега. Именно вокзал и был нашим условленным местом встречи; но сейчас, ночью, там никого не было. Мы прошлись по Лахору и быстро нашли себе пристанище на крыше невысоких гаражей. С улицы нас не было видно, мы улеглись и проспали до утра.

Наутро встретили друзей (Руслан ехал сюда с Максом, а Лена с Полковником) и наслушались их интересных историй. Ехали они разными маршрутами. Руслан рассказал, как их подвозил и вписал богатый пакистанец, которого они назвали раджой, а другой раз они вписались у генерала, воевавшего за русских в последнюю афганскую войну, а теперь скрывающего своё боевое прошлое и работающего простым водителем… Полковник выглядел менее довольным – его утомило местное гостеприимство, толпы любопытных и непрерывные приветствия «Хэллоу, мистер!» А вот другие двое, «Гортексы», на стрелке не появились.

Отправились в столовую отметить встречу – там наливали суп из наиогромнейшей, двадцативёдерной кастрюли. После супа разделились.

Мы с Владимиром направились в Индию, желая сегодня же успеть перейти границу, а прочие отправились гулять по улицам Лахора – как нам тогда казалось, самого грязного города мира, желая перейти границу завтра.

* * *

Заключительные заметки по стране. Большое внимание уделяется вооружённым силам. По газетным сведениям, 25 % дохода страны уходит на войну. И это видно: повсюду реклама Pakistan navy, приглашают послужить в армии – «как хорошо быть военным»! Четыре вида вооружённых сил, сухопутные, морские, воздушные и подводные войска, зазывают молодёжь пополнить свои ряды. Много полицейских и солдат на улицах больших и малых городков. Дружелюбных, любопытных, которым приятно сфотографироваться с вами (хотя, ясное дело, никто никогда не догадается сообщить свой адрес, чтобы потом получить фотографию), но вооружённых. В конце мая, через месяц после нашего возвращения, весь мир был потрясён известием о том, что Пакистан, вслед за Индией, взорвал свою атомную бомбу!

Как в песне – «зато – мы делаем ракеты…»

В Пакистане очень много беженцев, преимущественно афганских. Отношение многих местных жителей к афганцам очень напоминает отношение многих россиян к кавказцам. «Приехали, только торгуют, спят, едят, заполонили базары, преступность, оружия навезли, наркотики, сами у себя в стране бардак устроили, теперь к нам приехали, а мы их не звали,» – такие слова вы можете услышать в Пакистане про афганских беженцев.

Немало пакистанцев во время афганской войны воевали там в качестве наёмников-моджахедов против русских. Сейчас «ветераны» заняты мирным трудом. При знакомстве с русскими они не скрывают своего боевого прошлого. Однако, отношение к нам, путешественникам, было всюду хорошее. Никто не переносил свою неприязнь к врагам (русским солдатам) на нас (русских автостопщиков).

Все норовят зазвать иностранца в гости, накормить его, оставить на ночлег. Спят на полу. Если бы мы оставались всюду, куда приглашали, – мы бы оставались в Пакистане и по сей день! Бесконечное гостеприимство, связанное не только с любопытством, но и с религией: вписать странствующего, накормить голодного, подвезти автостопствующего… ведь Аллах милосерд!

Пакистанцы, как и их иранские соседи, очень любопытны к иностранцам и собираются по двадцать и более человек, чтобы посмотреть на пришельцев, пощупать их, поздороваться за руку (в Иране это было не принято). Стоит тебе остановиться, порыться в рюкзаке – собирается всё село (конечно, только мужчины), все по очереди с тобой здороваются, все хотят пощупать твою одежду, рюкзак… Начинается цепная реакция, приходит всё больше людей, все молчат, максимум знания английского в сёлах – хэллоу, мистер! Несколько раз мы с Владимиром, да и другие наши друзья, ехавшие отдельно, становились центром сельского внимания – эй, народ, налетай, цирк приехал!

Бывает, что пакистанцы неожиданно вспоминают какие-то английские слова и фразы. Вспомнив, тут же они нам их и сообщают:

– This is name. (Это есть имя.)

Или:

– What is it. (Что это.)

Однако, самое распространённое приветствие, которое нам приходилось слышать по сорок раз на дню, особенно от детей:

– Мистер! Хэллоу, мистер!

Внешне большинство пакистанцев усаты (90 % мужчин), многие бородаты, многие в тюбетейках, почти все в шлёпанцах, носков не носят, но любят механические стрелочные часы. Многие ездят на велосипедах. Пакистанцы менее плотные, чем иранцы или россияне, и ожирением не страдает почти никто. Толстый пакистанец – редкий нонсенс. Реклам типа наших «Похудеть от гербалайфа на 15 кг» мы нигде не встречали. Также мы заметили, что и в городах, и в деревнях мало кто носит очки, хотя продавцы очков существуют и там.

Общественный транспорт – расписные, разукрашенные автобусы – обильны на всех дорогах страны, в городах и вне оных. Люди ездят и снаружи, и внутри оных. А вот троллейбусов и трамваев, равно как и метро, во всей стране нигде нет. По населению Пакистан почти равен России (у них 120, у нас 145 миллионов), хотя по площади в шестнадцать раз меньше неё.

* * *

Дорога из Лахора до границы заняла у нас с Владимиром целых четыре часа. Сперва мы, вооружась компасом, очень долго выбирались из этого мегаполиса по узким базарным улочкам, протискиваясь среди толчеи людей и рикш и объедаясь бананами. Лахор показался нам огромным базаром, раздольем для бизнесменов-"челноков"! Пока выбрались на большой проспект, прошло уже долгое время. Сели отдохнуть на обочине у больших металлических ворот, и вскоре ворота отворились и нас позвали внутрь. Это оказалась фабрика по производству подошв для обуви. Сам хозяин фабрики (он был англоговорящим) сначала напоил нас чаем, а потом провёл нас по цехам. В цехах стояли огромные, и вероятно, старые агрегаты.

– Сколько лет этой машине? – спросил я, рассматривая неуклюжий, замасленный станок.

– Уже двадцать лет, как он был привезён в Лахор из Англии. А в Англии он работал до этого ещё тридцать лет. Пакистан на пятьдесят лет отстаёт в развитии от всего остального мира, – улыбнулся хозяин.

Осмотрев фабрику, мы продолжили путь на границу, подъезжали на многих транспортах. Но, не зная точно, во сколько закрывается граница, на переход опоздали.

Письмо девятое, окончание.

Пакистано-Индийская граница, 7.03.98.

(Custom check post, Wagha border, Pakistan.)

Граница с Индией закрывается в 15.00. Мы с Владимиром опоздали на двенадцать минут и теперь проведём ночь на нейтральной полосе или около неё. Купили путеводитель «Индия» из серии «Lonely Planet» всего за 13 долларов – это половина от московской цены. Сидим, отдыхаем. Завтра, в день женщин, 8 марта, в 9.00, граница откроется, и мы перейдём. Хорошо, что мы прибыли на границу накануне последего дня действия нашей визы, а не в последний день.

Итого мы проехали по Пакистану автостопом 1550 км. Из тридцати водителей, только двое – в том числе последний, подвозивший нас всего 10 километров, оказались деньгопросящими. Здесь откупились российскими и советскими метеллическими монетами общей стоимостью 5 копеек.

До встречи, Пакистан! Бардак и прелесть, свобода и грубость, дешевизна и надувательство, раздолбанные дороги и прекрасные люди, – до свиданья, Пакистан! Золотые девять дней в Пакистане запомнят все участники поездки.

На сегодняшний день, кстати, участники поездки отсняли около 60 плёнок по 36 кадров, и большинство уже проявили. Будет что показать!

Отправляю письмо из Дели 9 марта. Достигли легко. Индийская еда – опасна для жизни, так много специй: сто грамм местной еды – смертельная доза. Дешёвые бананы, на доллар сорок бананов. Грязь и бардак – будем привыкать. Жарко (+3 °C), пыль. Завтра обход посольств – изучение возможностей возвращения. В Москве – во второй половине апреля.

* * *

На границе с Индией у нас возникли неожиданные проблемы. Владимир, получивший свой загранпаспорт четыре года назад, в весьма молодом возрасте, не был похож на свою фотографию. «Это не вы,» – возмущался чиновник в окошке. «Я, я, только четыре года назад и без очков,» – уверял В.Шарлаев. Только когда он достал свой ISIC – международный студенческий, на котором он был уже постарше и в очках, – таможенный чиновник сменил гнев на милость и пропустил нас.

Письмо десятое.

Индия, Дели, 11.03.98

И вот мы в Дели.

Сидим на газоне у стен иранского посольства, ожидая его открытия. Возможно, мы сразу сдадим анкеты, так как ответ из Тегерана может идти в Дели две недели или более.

Позади 40 дней пути, около 7000 км. Впечатлений и приключений уже большое количество. Из Пакистана мы попали в Амритсар, а потом и в Дели. Автостоп в Индии хуже, чем в Пакистане, но дороги лучше (почти как у нас, в России). Останавливается меньший процент машин, и многие водители – деньгопросы.

Индия удивила нас обилием «ручных» транспортных средств: велорикши (в Пакистане были только моторикши, а в Иране нет даже такого понятия – рикша); просто велосипедисты; кочующие продавцы с тележками, на которых лежит всякий нужный и ненужный товар; продавцы без тележек, несущие на головах всякие короба с ещё более ненужными товарами. Также есть большие грузовые телеги, которые тащат не лошади, а люди, по нескольку человек на одну телегу: так перевозят кирпичи, железные трубы и др. Кроме «человеческих» транспортов, много других телег, запряжённых верблюдами, буйволами, лошадьми… Все эти транспортные средства составляют большую часть транспортного потока на дорогах и в городах Индии. Только ты останавливаешься, как вокруг тебя собираются мелкие торговцы, желая, например, продать содержимое своих тележек, показать фокусы, вызвать дудочкой из коробки змею или предложить какие-нибудь услуги.

Амритсар – интересный город. Здесь находится Золотой храм – святыня сикхов. Сикхизм – это особая религия, которой более 500 лет, нечто среднее между индуизмом и мусульманством. Сикхи почитают единого, неизображаемого Бога и десять учителей-гуру, носят с собой символический (а иногда и очень натуральный) кинжал, в каждом храме имеют священное озеро для омовения. Они никогда не стригут волос и бород, поэтому их старики очень колоритны. Борода человека растёт примерно до пояса, а потом перестаёт расти. Взрослые мужчины прячут волосы под чалмой, а бороду и усы подвязывают специальной сеткой. Но старики, не обременённые суетой, не применяют сеток, и бродят, развеваясь бородами. Увидишь такого седого старика, который не стригся и не брился 50, а то и 70 лет, и думаешь: ну и дед! прямо Авраам какой-то!

Известно, что всего сикхов в мире более 20 млн. человек, но большая часть из них проживает в индийском штате Пенджаб. Самый главный, Золотой храм, место паломничества, и находится здесь, в столице Пенджаба, в Амритсаре.

В храме можно переночевать (даже до трёх раз подряд), но мы этим не воспользовались. Интересна технология вписки в храме, почерпнутая нами из путеводителя. Человек, желающий переночевать, сдаёт в залог 50 рупий (или, по другим сведениям, 100). Когда он выезжает, деньги возвращаются. А зачем тогда платить? – спросит недогадливый. Видимо, для того, чтобы храмом не пользовались бомжи, нищие и прочие деклассированные элементы, не имеющие даже таких денег в кармане!

Золотой храм представляет собой квадратный двор, внутрь которого ведут четверо ворот по разным сторонам двора. Двор огорожен не забором, а храмовыми постройками. Заходя внутрь, надо разуться, сдать обувь, помыть ноги и покрыть голову чем-либо. Внутри находится обрамлённое мрамором озеро, в нём водятся огромные рыбы, а также просто рыбы. Озеро святое, все пьют воду из него (мы избежали) и совершают омовение. В центре озера стоит сам Золотой храм, место паломничества сикхов всего мира. По мостику через озеро к храму ползёт очередь людей. Мы тоже направились туда. Внутри почётного вида старики, с огромными бородищами, пели песни и играли: кто на клавишном инструменте, типа «синтезатор», кто на других, более традиционных. Это их песни через микрофоны раздавались по всему двору. В храме не имеется никакого изображения божества, только некоторые реликвии: священная книга (она называется Грантх-Сахиб), ящики для пожертвований, а также место, откуда пьют (из озера) и где умываются. Весь храм позолоченный, но размерами невелик. Больше мы ничего не успели увидеть, так как движение очереди нас подвело к выходу, и мы пошли по мосту назад, где раздавали сладкую кашу (святую пищу), но в небольших дозах.

Индия встретила нас по-различному. Некоторые сразу получили расстройство желудка, ибо здесь 100 грамм еды – смертельная доза. Здесь всякого перца и специй больше, чем еды. Индусы умудряются иногда есть ананасы, бананы, арбузы с перцем и солью! В общем, местная пища и жара привела меня на первый день пребывания в Дели к расстройству, была температура, утратились самоходные свойства. Мы с Владимиром дошли до кэмпинга, где заплатили по 50 рупий на человека и поставили палатку. Я отлёживался, а Владимир уцелел. В кэмпинге можно помыться даже горячей водой, что мы и сделали. Конечно, этот кэмпинг дороже Исламабадского в 12 раз, и жить в нём постоянно – неприемлемо. Зато в пакистанском кэмпе не было горячей воды. Но и зачем она?

Здесь мы встретили очередных иностранцев-путешественников. Они ездят на мотоциклах, происхождением швейцарцы. В Дели оказалось довольно много интуристов.

На другой день после ночлега в кэмпе мои самоходные свойства увеличились, и мы пошли на условленную встречу – 10-го марта, в 10.00 утра, напротив российского посольства. На встрече отсутствовал Макс. Мы узнали от его спутника, Руслана, о максовых несчастьях. Первое несчастье произошло с ним в Лахоре – он ходил по сему городу, желая найти дешёвую гостиницу, и нашёл. Но в гостинице у него из ксивника украли все деньги (100 из 118 имеющихся долларов). Интересно, что покража была обнаружена только на границе, которую все перешли днём 8-го марта, несколькими часами позже нас с Вовкой. Таможенники спросили Макса и других путешественников: в каком отеле в Лахоре вы останавливались? – В отеле на Brandreth Road. – Осторожно, в этом отеле часто воруют, check your money! (проверьте ваши деньги!). Макс, подобно прочим, полез в свой ксивник, и тут улыбка покинула лицо его и больше не возвращалась. Вернуться в Лахор он не мог: виза истекала в сей день, – и Макс дополнил собою число лиц, утративших свои сбережения.

* * *