Текст книги "Гнездо Феникса"

Автор книги: Антон Платов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

5

Место, которое было указано на Славиной визитке, оказалось далеко за старой окружной автодорогой, на выезде с Пятого транспортного кольца. От своего Бутово Санька добрался сюда совсем быстро, а остаток пути от развязки прошел пешком.

Чуть в стороне от шоссе здесь начинался лес; было приятно прохладно и пахло хвоей и еще влажной после вчерашнего дождя землей. Лес был просторный, сосновый, и какой-то «кусочно-непрерывный», как определил его Санька в математических терминах: местами старые огромные сосны расступались, и начинались ряды молодых сосенок, высаженных лет десять назад, а то и меньше.

Асфальтированная лесная дорога, обозначенная на карте в его блокноте как «улица 2-я Новая», привела Саньку к КПП весьма странного вида. Тут имелись массивные железные ворота в конце дороги и кирпичный кубик сторожки с дверцей для пешеходов справа от ворот, а вот стены никакой не было. По обеим сторонам от КПП тянулся тот же лес. Подойдя ближе, Санька увидел, что и крыши над сторожкой тоже не было – только стропила под нее, – зато над стеной гордо, хотя и чуть кособоко, торчал шест с флагом: угловатая красная загогулина на белом полотнище, показавшаяся Саньке смутно знакомой.

На воротах висел мощный замок. Санька остановился перед странным КПП, раздумывая, как его преодолеть – то ли пройти в дверь для пешеходов, то ли попросту обойти все сооружение стороной. Решив, однако, что обойти КПП вокруг значило бы пренебречь трудом его неизвестного строителя, он подошел к сторожке («Лаборатория физики пространства РАН» – гласила бронзовая табличка на стене) и открыл оказавшуюся незапертой дверь. Внутри было все как обычно: узенький коридорчик с вращающимся заграждением, справа от него окошко охранника (который отсутствовал) и в конце – еще одна дверь.

За КПП тоже был лес, только уже немного другой. Здесь он стал реже и просторнее, а под вековыми соснами тянулись выложенные плиткой дорожки. Прямо перед Санькой стоял белый двухэтажный дом, небольшой, но солидный. Возможно, впечатление солидности придавали ему две полуколонны, украшавшие фасад, и пестрая клумба, разбитая перед парадным подъездом. Среди деревьев, в тени сосновых крон, виднелись еще какие-то домики, а на асфальтированной стоянке за кустами стояла пара машин.

Сначала Саньке показалось, что здесь как-то торжественно-благостно и тихо, но потом из распахнутых окон здания с клумбой донесся взрыв смеха, а по дорожке в сторону одного из домиков пробежал молодой парень в лабораторном халате, двумя руками прижимающий к себе какие-то рулоны, и тишина перестала быть монастырской. Она осталась покойной, но наполнилась жизнью.

Санька прошел по дорожке к главному зданию, открыл дверь и сразу же столкнулся с давешней молоденькой лаборанткой с яхромской станции. Леночкой, кажется.

– Извините, – машинально сказал Санька. – Здравствуйте, Лена.

– Ой! Это вы?! – девушка заулыбалась. – Здравствуйте! Вы к нам? – как будто он мог оказаться здесь случайно.

Санька кивнул и покаянно развел руками.

– Вот здорово! Поднимайтесь наверх, Слава в четвертой лаборатории – по коридору направо.

– Спасибо, – сказал Санька и пропустил Леночку к выходу.

Четвертую лабораторию он нашел без труда. Постучав и услышав громкое «Да!», вошел.

Слава сидел за огромным, в лист ватмана, монитором, на котором светились некие цветные кривые, курил и быстро двигал по столу мышкой. Позади него высился шкаф, забитый вперемешку книгами, журналами и распечатками, а в глубине комнаты стояла какая-то установка, у которой возился некто молоденький – то ли студент, то ли лаборант. За открытым окном качалась сосновая ветка.

Слава обернулся не сразу, а обернувшись, сразу узнал Саньку, кивнул и усмехнулся:

– А, пострадавший. Заходите.

Санька зашел и уселся на предложенный стул.

– Рассказывайте, – потребовал Слава.

– О чем? – удивился Санька.

– О себе. И вообще, и о том, как дошли до жизни такой, в частности.

– А до какой такой жизни я дошел?

– Ну, к нам вот, например, попали. – Некто молодой у установки хихикнул. Слава зыркнул в его сторону, но от разговора не отвлекся. – Я же говорил вам еще на Яхроме, что у нас тут с вероятностями – сплошные отклонения от классической теории. И если уж попали сюда, значит – не просто так. Космонавтом быть в детстве мечтали?

Быть космонавтом Санька не мечтал. Он очень, до тоски хотел в космос, но хорошо понимал, что космонавтов сейчас набирают в основном из профессиональных военных летчиков, а ученые и другие специалисты туда попадут ох как не скоро. Воображать же себя тем, кем никогда не будешь (причем по собственному выбору становиться летчиком он не собирался), казалось ему глупым. Он мечтал, но мечтал о космосе и других планетах, а не о том, чтобы быть «профессиональным космонавтом».

Примерно так он Славе и ответил.

Слава хмыкнул.

– А что, интересный вариант. Я не просто так спрашиваю, Саня. Мы все тут немножко фанатики и немного сумасшедшие, впрочем, как и дело, которое мы делаем. И люди нам нужны именно такие. Ладно, рассказывайте, чем вы сейчас занимаетесь. Чаю, кстати, не хотите?..

За большим чайником Санька кратко изложил свою «творческую биографию»: где учился, над чем работал.

– Хорошо, – сказал Слава, когда он закончил. – Думаю, вы нам подходите. Впрочем, я еще на Яхроме говорил вам, что редко ошибаюсь в людях. Теперь ваша очередь решать, подходим ли вам мы. Могу вам предложить ставку младшего научного сотрудника. Или полставки, если не хотите так сразу совсем уходить из Университета. А сейчас расскажу о проблеме, над которой вам придется работать. Вы знаете, что такое геоактивная зона?

– Ну… – смутился Санька, – что-то слышал, кажется…

– Геоактивные зоны – это такие участки земной поверхности, где творится всякая чертовщина, – безапелляционно заявил Слава. – Как научный термин слово «чертовщина» не очень удачно, зато оно конкретно. Мы, разумеется, говорим, точнее – стараемся говорить о «чертовщине» более или менее достоверной. Поверьте, информации у нас достаточно. Потом вы поработаете с нашими базами данных, разберетесь, что здесь к чему, а пока просто примите на веру: почти вся эта «чертовщина», происходящая в ГАЗ, так или иначе, прямо или косвенно, связана с деформациями пространства-времени. Один пример вы наблюдали лично – я говорю о Лестнице. Другие варианты «чертовщины» не менее характерны. Спонтанная телепортация биологических объектов, например: шел человек по лесу, а потом – раз, и оказался в другом месте, за несколько (а иногда и за много) километров. Или «выпадения» во времени. Как раз у нас совсем свеженький такой случай есть. Сидели туристы у костра, варили кашу; один из них ее помешал, потом отошел к продуктовой палатке за тушенкой и пропал. Всей группой его три часа искали и не нашли. А через три часа появляется он из продуктовой палатки с тушенкой и поварешкой в руках, видит потухший костер и спрашивает: зачем залили? На него все набросились, а он подумал, что его разыгрывают, потом только сообразил, что солнце уже почти село. Или когда в лесу людей «леший водит». Слышали о такой штуке? Тоже из этой же оперы.

А наш интерес ко всем этим вещам, помимо того, что все они так или иначе примыкают к нашим проблемам, заключается в следующем. Дело в том, что практически со всеми геоактивными зонами связаны те или иные аномалии геофизических полей, не объясняемые никакими видимыми причинами. Да я вам уже показывал такую аномалию, снятую нами на Баран-горе. Мы полагаем, что эти аномалии вызваны деформационными процессами в структуре пространства-времени. А дальше… Смотрите, Саня. Многие процессы в физике обращаемы. Если вы передвигаете в пространстве электрический заряд – электрон, например, – то вокруг траектории его движения возникнет вихревое магнитное поле. Обратное тоже возможно: создайте вихревое магнитное поле, и электрон, попавший в него, придет в движение.

– Ага, – сказал Санька, – кажется, я вас понимаю. Вы имеете в виду, что, разобравшись в геофизике этой «чертовщины», можно будет, искусственно формируя физические поля какой-то особой конфигурации, работать с деформациями пространства? И, может быть, даже открывать входы в эйнштейновские «дыры в пространстве»?

Слава довольно засмеялся:

– Ну, не так просто, но общую идею вы ухватили правильно. Конечно, от простого понимания того, что именно происходит в геоактивных зонах Земли, до создания корабля, прокалывающего пространство, очень далеко, но все же… это одно из направлений, по которым мы ведем наступление на Пространство.

– А другие направления?

– Другие? Новые области теоретической физики, например. Вы слышали о работах Букхарда Хайма?

– Нет, – Санька покачал головой.

– Немудрено. Он начинал работать еще в середине прошлого века, хотя умер только лет двадцать тому назад. О его работах действительно мало кто знает: они всегда казались научному сообществу слишком… э… необычными. Хайм пытался найти точки соприкосновения квантовой теории и эйнштейновской теории относительности, а точнее – согласовать их друг с другом. Это оказалось невозможным в классическом четырехмерном пространстве-времени, и Хайму пришлось вводить новые пространственные измерения. Для нас основной вывод из работ Хайма (математически, к слову, безупречных) – это вывод о возможности перемещения физического тела с кажущейся скоростью, произвольно превосходящей скорость света, когда объективная траектория проходит вне нашего пространства. Условием выхода на такую траекторию опять-таки становится формирование определенной конфигурации физических полей. Расчетами по этому направлению у нас занимается в основном группа Жень Женича, с которым вы уже знакомы.

Санька кивнул.

– И эта работа остается пока в рамках чистой теории?

– Ну почему же, – Слава усмехнулся и посмотрел на него с хитрецой. – Пойдемте, я вам кое-что покажу.

Они вышли из лаборатории и направились в другой конец коридора. Слава остановился у двери без таблички, вытащил из кармана связку ключей, открыл.

– Входите, Саня.

В небольшой комнате совсем не было мебели, только стеллаж с работающими приборами (горели лампочки питания и подсветка на паре циферблатов) и несколько тяжелых агрегатных блоков. По полу тянулись кабели; у окна, за которым виднелся давешний КПП, стояла металлическая тумба, а на ней – массивная арка в рост человека.

Санька молчал, разглядывая приборы и ожидая пояснений.

– Не люблю показывать половину работы, – сказал Слава, – но в наших условиях приходится: мы все-таки государственное учреждение, хотя и финансируемся из бюджета едва на четверть. Эту штуку мы демонстрируем всяким комиссиям и проверяющим. В свое время этот эксперимент был нужен, чтобы подтвердить или опровергнуть один из кусков теории, теперь он просто жрет энергию, и, как все показушное, сам по себе бесполезен. Да вы подойдите, Саня, – он махнул рукой в сторону окна и арки.

– И как эксперимент? Удался? – спросил Санька, подходя к тумбе.

– Смотрите сами.

В тумбе что-то тихо жужжало, и Санька не сразу заметил маленький красный шарик, небыстро двигающийся по кругу, вписанному в изгиб пластиковой арки. Шарик был размером с горошину, очертания его чуть расплывались, и Санька заметил, что, не касаясь ни самой арки, ни каких других деталей, он движется, словно в трубке, по кольцу чуть размытого воздуха.

– Шарик не магнитен, не электростатичен, – сказал сзади Слава. – На него не оказывается никакого механического воздействия, типа поддува воздухом в нужном направлении.

– А почему же он движется?

– А какое еще макровоздействие, кроме электромагнитного, вы знаете?

– Гравитационное, но…

– Именно. Эта установка создает устойчивый гравитационный солитон. Локализованный участок вихревого гравитационного поля. Шарик просто вброшен в зону гравитационного вихря и движется – банально! – под действием собственной тяжести.

– Но, Слава, гравитационных вихрей не бывает! Гравитационное поле по определению потенциально!

– А молодые геофизики, лазающие по лестницам, уничтоженным полтысячелетия тому назад, бывают? Саня, просто посмотрите на эту проблему с другой стороны. Представьте себе, что там, где движется шарик, свернуто в кольцо и замкнуто само пространство. Тогда гравитационное поле в этой области на самом деле останется потенциальным и даже изотропным.

Санька задумался, разглядывая невозможный солитон.

– И давно у вас это чудо работает?

– Да уже почти два года, – улыбнулся Слава. – Энергии, сволочь, жрет неимоверно.

– А почему же не выключаете?

– Гм… А вот с этим, Саня, у нас прокол вышел. Понимаете, мы тогда были… как в экстазе. Впервые нащупали возможность экспериментальной проверки наших расчетов; теорию дорабатывали параллельно с созданием установки. Короче, ее нельзя выключить. Глупо, конечно, получилось. Ведь мы с самого начала работали над этой темой не ради самого вихря, а ради тех эффектов, которые должны проявиться на его оси. Если сейчас снять формирующие поля, по оси солитона пойдет пространственно-временной пробой, сдвиг. Не спрашивайте меня, что это за зверь такой, Жень Женич эту проблему еще не решил.

Санька по-прежнему смотрел на маленький шарик, бегущий по невидимым рельсам закрученной в кольцо гравитации.

– Ладно, Саня, идемте назад ко мне. Еще чаю выпьем.

Они вышли из комнаты и направились по коридору к прежней лаборатории.

– Скажите, Слава, – спросил Санька, – а вы в России единственное учреждение, которое занимается подобными проблемами?

Слава на ходу пожал плечами.

– Насколько мне известно, да. У Минобороны, скорее всего, есть какой-нибудь «почтовый ящик», занимающийся чем-то параллельным, только с другими задачами, но мне об этом никто, разумеется, не докладывает. Хотя сопоставить результаты было бы любопытно. В свое время была еще лаборатория Черных… давно, в конце прошлого века. Они вроде бы тоже занимались близкими вещами, по крайней мере – связью геоактивных зон с «многомерной» физикой.

– Почему «была»?

– Не знаю точно, – почти нехотя ответил Слава. – Это ведь тоже наверняка закрытая информация. Насколько я могу догадываться, они достигли каких-то практических результатов. Или результатов, выглядевших как практические. Но потом что-то у них случилось – какое-то крупное происшествие или большая авария, на одной из их баз где-то на Севере. Было расследование. Вскрылось, что они были связаны то ли с какой-то крутой криминальной группировкой, то ли с людьми мафии в силовых ведомствах. Помните? Тогда такое бывало. В общем, нету давно ни Черных, ни его лаборатории, ни его результатов. Мы действительно работаем почти в вакууме.

Они вернулись в лабораторию. Слава снова уселся у своего стола с огромным монитором, щелкнул клавишей большого электрического чайника. Санька заметил, что монитор выключился (видимо, давно) и работает скринсэйвер: на черном экране то разгорается, то медленно притухает красный в белой «подсветке» символ, похожий на сильно вытянутый косоугольный крест с двумя лишними «хвостами». Точно такой же, сразу сообразил Санька, был на флаге над КПП, и тут же вспомнил, где видел его раньше. Это было на яхромской базе: там он был нарисован на какой-то из дверей.

– А это что за знак? – спросил он, уже чувствуя себя отчасти своим.

– Это? – Слава как-то оценивающе на него глянул; Санька уже понял, что арсенал таких вот разнообразно особенных взглядов у Славы неисчерпаем. – Это – Вольфзангель, Волчья руна. Наши предки, варвары-язычники, считали ее символом последней битвы и победы. По крайней мере, это одно из значений.

– Руны. Опять магия?

– Конечно. Саня, вы никак не привыкнете к тому, что то, что мы делаем, это больше, чем просто физика. Привыкайте. Это – будущее. Настоящее будущее нашей цивилизации. Вы же знаете, что история развивается по спирали, как и множество других естественных процессов. Когда я читаю древние языческие саги, я вижу за ними новое Знание, на пороге которого мы стоим. А когда нам с Женей удается вывести еще одно уравнение, я знаю, что это еще один шаг к возможностям магов древности.

Нет, я не склонен сводить магию к физике и наоборот. Ни в коем случае. Просто… ничто не ново под луной.

Я, собственно, уже начал говорить с вами о трех китах нашей работы. Первый кит – теория. Теория Хайма, некоторые работы Эйнштейна и Тесла, о которых вы наверняка еще даже и не слышали, еще кое-что… и наши собственные наработки, конечно.

Второй кит – геоактивные зоны, естественный эксперимент, поставленный самой природой. Надо только разобраться в его условиях и результатах.

И третий кит – это именно магия. Возможно, это звучит смешно, и, уж разумеется, этого слова нет в наших официальных отчетах для РАН, но вдумайтесь, попробуйте критически проанализировать хотя бы те вторичные, по большому счету, проявления магического, которые признаны современной наукой: случаи телепатии, ясновидения и так далее. Представьте себе взаимодействие, интенсивность которого не зависит от расстояния, и согласитесь, что уже из ваших любимых законов сохранения следует, что система, в которой такое взаимодействие возможно, не замкнута в четырехмерном пространстве-времени. Да что там говорить, большинство известных геоактивных зон – это места древних святилищ.

Санька подумал и вдруг глупо как-то спросил:

– Слава, а почему у нас ворота без забора?

Тот рассмеялся, откинувшись в своем кресле.

– Строительство КПП было обязательным требованием особистов в РАН, когда мы открывали лабораторию. Ну, мы и построили им КПП. А про забор они нам ничего не сказали.

6

Осень 2018 года выдалась мягкой, солнечной и какой-то прозрачной. По ночам, под утро, шли тихие дожди, а днем Москва неярко светилась золотом лип и багрянцем кленов, и воздух был напоен едва заметным чистым запахом опадавшей листвы.

Славин УАЗ свернул с Ломоносовского на тихую улочку, оставил после себя крутящийся смерчик из желтых листьев и затормозил у подъезда старого «сталинского» дома.

– Приехали, – сказал Слава, заглушая мотор. – Вылезай. Опаздываем немножко, ну да ничего.

Они с Санькой выбрались из машины, вытащили пакеты с бутылками и печеньем.

О предстоящем визите «к нашей корпоративной бабушке» Слава предупредил его за несколько дней, безапелляционно заявив, что сотрудник, не прошедший процедуры одобрения Клавдией Сергеевной, это еще не настоящий сотрудник лаборатории. А уж рассказывать об этой легендарной личности ему начали едва ли не с первых дней его появления на «2-й Новой» улице.

Вообще-то, Клавдия (как ее звали промеж собой «пространственники») была какой-то невероятно дальней родственницей Славы – не то троюродной бабушкой, не то четвероюродной теткой. Тем не менее отношения их связывали более чем теплые.

Слава смеялся, объясняя это «родством сумасшедших душ», говорил, что Клавдия Сергеевна, родившаяся и выросшая еще в Советском Союзе, до сих пор остается в душе коммунистом – не в смысле приятия марксистско-ленинской теории, а в смысле верности поэтике Маяковского и идеалам Стругацких. Новые коллеги рассказали Саньке, что еще давным-давно Слава начал приводить в гости к Клавдии своих друзей и первых единомышленников, потом – первых сотрудников. Позже у нее стали появляться друзья друзей, еще какие-то молодые сверхдальние родственники и их друзья. Клавдия Сергеевна, давно уже жившая одна, была неизменно рада всей этой шумной и боевой молодежи, готовила для нее потрясающие домашние обеды и знакомила, в свою очередь, со своими друзьями – писателями, учеными, просто интересными людьми. А уж для Лаборатории физики пространства она действительно стала «корпоративной бабушкой», и хотя бы раз в месяц весь основной «боевой состав» Славы собирался у нее на Ломоносовском.

Именно Клавдия, к слову, придумала в свое время для лаборатории такую вещь, как стенгазета. Самые молодые из сотрудников и лаборантов вообще уже не знали, что это такое, да и Санька вспомнил лишь «За передовую магию» Стругацких. А Слава ухватился за эту идею сразу же, провозгласив, что современные печатные издания (не говоря уж о сетевых СМИ) предназначены – в отличие от стенгазеты – для индивидуального чтения и, соответственно, могут послужить лишь разобщению, но никак не сплочению коллектива. Он же придумал и название – «Варвары во Вселенной» – и в первом же номере поместил статью, в которой пояснял: исторические варвары стали той молодой силой, которая смела все преграды на пути к расцвету новой Европы и фактически заложила основы западной цивилизации. Так и мы с вами сейчас – новые варвары, перед которыми простирается Галактика…

Оказалось, что Санька со Славой не так уж и опоздали: за стол еще не садились. Гости что-то шумно обсуждали в гостиной, девушки о чем-то хлопотали. Многих собравшихся Санька уже знал по лаборатории: здесь был добродушный Жень Женич, еще несколько ребят. Слава познакомил его с остальными и, разумеется, с хозяйкой.

Клавдия Сергеевна оказалась совсем не похожей на тот образ «корпоративной бабушки», который успел сложиться у Саньки и которого он, честно говоря, немного побаивался. Это была невысокая, сухонькая (но не худая) пожилая женщина с очень живым лицом, с веселыми морщинками у глаз и с пуком пегих волос на затылке. Она с искренним удовольствием приветствовала Саньку, не забыв упомянуть, что «Славочка много о вас говорил», и Санька вместе со Славой отправились на кухню разгружать принесенные пакеты.

Когда они возвратились в зал, разговор, видимо, вернулся к той теме, на которой был прерван при их появлении. Собственно, говорил полноватый мужчина с ранними залысинами; Санька уже забыл, как его представили.

Мужчина рассказывал о работе какого-то благотворительного общества по охране детства, сотрудником которого, похоже, и являлся. Клавдия Сергеевна чуть рассеянно кивала, словно бы думая о другом. В дальнем углу гостиной двое ребят из лаборатории тихо обсуждали что-то свое. Санька сразу отключился от «речи» благотворителя и сидел, незаметно рассматривая гостей, привыкая и «вчувствываясь» в собравшееся общество.

Однако не прошло и пары минут, как говоривший, голос которого стал чуть громче и чуть агрессивнее, снова привлек его внимание.

– Но хуже всего, когда такое интеллектуальное «зомбирование» детей идет исподволь, когда оно завуалировано, – вещал мужчина. – Вот буквально вчера по ТВ показывали старый детский фильм. Сказка, казалось бы, но вы вслушайтесь, что говорит главный герой в диалоге с Кощеем Бессмертным: «Не побоюсь умереть за землю Русскую! Сложивший голову за правое дело – бессмертен!»

– И что же… – начала было Клавдия, но закончить вопрос не смогла.

– Вы ведь понимаете, какую именно установку закладывают такие вот, с позволения сказать, сказки в подсознание ребенка, еще не умеющего различать фальшь. Заранее, еще до того, как человек войдет во взрослую жизнь, его приучают к мысли, что его жизнь, его личность не имеют ценности перед лицом его страны. Немудрено. Ведь этот и ему подобные фильмы снимались еще в советское время, когда такая промывка мозгов была необходима для поддержания тоталитарной системы, – он перевел дух. – Не говоря уже о том, что нормальные люди вообще так не разговаривают.

– Ну почему же? – совсем негромко, но очень отчетливо в повисшей вдруг тишине сказал молодой человек, стоявший у окна рядом со Славой. – Я, например, так разговариваю.

– Это Семецкий, – неожиданно шепнул Саньке Женечка, непонятно как оказавшийся рядом, – зам. вице-президента по развитию РАКК и куратор нашей лаборатории.

До Саньки вдруг дошло, кто именно, кроме государства, финансирует их исследования.

Специалист по охране детства на реплику Семецкого внимания не обратил, только вяло махнул рукой, мол, ладно вам. «Зря», – подумал Санька. Одного примерно возраста со Славой, стройный, подтянутый, в отлично сидящем костюме, с холеным и хищным лицом, Семецкий выглядел… опасным. От него веяло уверенностью. Не искусственной самоуверенностью, но именно абсолютной верой в себя, обретаемой через обладание настоящей силой.

– Политика – совсем не мое дело, – продолжал тем временем мужчина, – но даже мне ясно, что в России все еще существуют силы, стремящиеся не допустить формирования полноценной демократии по прогрессивному американскому образцу. И первыми под удар попадают, конечно же, дети, из которых готовят покорную диктатуре массу, следуя старым советским рецептам. Вы не представляете, например, насколько сейчас разрослись новые пионерские организации. Конечно, новые пионеры никак не связаны ни с марксизмом, ни с политикой вообще, и тем не менее…

– Господи, Миша, ну пионеры-то чем вам помешали? – удивилась Клавдия. – Наоборот ведь, люди с детьми работают, им помогать надо.

– Не понимать, что пионерские организации и прочие всяческие скауты – это идеологическое издевательство над детьми, могут только люди, сами еще не очистившиеся от скверны советской идеологии! Да вы хоть песни их послушайте.

Вероятно, наступившая тишина была настолько громкой, что ее услышал даже сам говорящий. Кто-то посмотрел на Клавдию, кто-то, наоборот, отвел глаза. А сама Клавдия растерялась… Наверное, этот Миша совершенно не хотел ее обидеть, просто не замечал ничего, кроме собственного пафоса.

– И что же вам не нравится в пионерских песнях, молодой человек? – голос Семецкого прозвучал совершенно спокойно, только лицо, казалось, чуть заострилось и приняло выражение холодной и едва заметно надменной вежливости. И это «молодой человек» прозвучало в его устах совершенно естественно, хотя он был моложе Миши лет на десять.

«Убьет», – понял Санька, и от этого почему-то стало весело и легко.

– Вот, например, «Орленок, орленок, взлети выше солнца!» – мелодично процитировал Семецкий. – Чем вам не нравится эта песня? И чем не девиз для растущего маленького человека?

– Все мы знаем, чем закончился полет Икара, – попытался отшутиться мужчина.

Семецкий легко пожал плечами, артистично приподнял бровь:

– Когда же это гибель одного человека, «желающего странного», останавливала идущих следом? Напротив. Это только для не умеющих мечтать миф об Икаре служит пугалом.

Кажется, Миша понял-таки, что на него нападают всерьез.

– Впервые вижу бизнесмена, который говорит о мечтах, – ощерился он.

– Мальчики, мальчики… – забеспокоилась Клавдия.

– Вот как? – бровь Семецкого поднялась еще выше. – По-вашему, мечтать о чем-то большом и уметь хорошо работать – две вещи несовместные?

– Не знаю, – почти огрызнулся мужчина. – Но обладай я такими средствами, какие находятся в вашем распоряжении, я уж точно нашел бы им более достойное применение, чем строить никому не нужные ракеты.

– Какое же, например? – Саньке показалось, что из-под спокойного аристократического лица Семецкого проявляется волчий оскал.

– Знаете, сколько в России бомжей, лишенных самого элементарного – дома? Всех их можно было бы обеспечить жильем, если использовать для этого ваши средства. («Ага, чтобы они его снова пропили»? – шепнул кто-то.) А сколько хорошего можно было бы сделать для детей?! А…

Семецкий улыбнулся, и напряжение, разлитое вокруг него и разве что искры не высекавшее из воздуха, тотчас исчезло.

– Я как раз и работаю для детей, – негромко сказал он. – Для тех мальчишек, которым сейчас двенадцать или пятнадцать; для тех, кто завтра будет осваивать иные миры; для тех, кто понесет российский триколор по Галактике. Я работаю для того, чтобы их мечты осуществились… – он усмехнулся. – А для заботы о нищих духом, полагаю, хватит и вас.

Когда гости начали расходиться, на улице уже стемнело. Слава, Семецкий и Санька курили на балконе. Вечер был безветренный и приятно-прохладный. Сзади, за освещенной балконной дверью, уютно позвякивала посуда: ребята помогали Клавдии убирать со стола. Перед балконом чуть покачивались ветви огромного тополя, среди которых горели первые звезды.

– Отличный был вечер, – сказал Слава, затянулся, выдохнул дым в ночь. – Если бы еще не этот болван со своими пионерами.

Семецкий вдруг тихо рассмеялся:

– Слава, забудь. Это – человек прошлого. Считай, его уже нет.

– Ты думаешь, приходит время новых людей?

– Конечно! Вот он – будущий новый человек, стоит здесь, на балконе, и смотрит на звезды. Инженер, ученый, менеджер. Человек мечтающий, человек могущий. Homo Potens…