Текст книги "Восставший против Неба"

Автор книги: Антон Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Тем временем на площади полным ходом шла подготовка к казни. Юношу крепко привязали к столбу и стали обкладывать хворостом. А пожилой служитель Неба, развернув свиток, начал зачитывать приговор, перечисляя многочисленные преступления осуждённого: «За клевету против Служителей Неба, а также смущение добропорядочных граждан лживыми речами в святая святых – храме Неба…»

Внимание же посвящённых целиком и полностью было приковано к ренегату, стоявшему рядом с настоятелем. Иеронимус и Бротемериус проницательными взглядами изучали человека, облачённого в фиолетовый балахон. На вид ему было около пятидесяти лет. Как и обычный Служитель Неба, налысо выбрит, что считалось совершенно оскорбительным для посвящённых. По напряжённому лицу читалось, что он собирается с силами. По-видимому, для пущей яркости зрелища должно было произойти какое-нибудь эффектное «чудо», которое подтвердило бы священную волю Неба и оправдало все происходящее на площади.

Тем временем настоятель уже дочитал обвинительный приговор и, воздев руки к Небу, собирался произнести финальную фразу. Тильво невольно посмотрел на Небо и в ужасе вздрогнул. Небо над площадью было темно-фиолетовое, почти чёрное. Словно гигантская глазница мертвеца, оно смотрело на происходящее внизу. На площади царила гробовая тишина, и только скрипучий голос настоятеля звучал словно бы издалека: «Небо, услышь нас! Дай знамение грешным своим детям. Подтверди свою священную волю на происходящее у стен твоего храма».

И при этих словах в окончательно сделавшемся черным Небе стали проступать багровые пятна. Пятна постепенно сплетались в спиралевидные вихри, и немыслимый сверкающий водоворот медленно завращался в Небе. На площади было совсем темно, лишь багровые отблески сверкали на испуганных лицах. Тильво посмотрел на стоящего рядом Иеронимуса и поразился переменам в нём. Он заметно осунулся и выглядел значительно старше, складки и морщины на лице стали видны более отчётливо. Иеронимус до хруста в суставах сжал кулаки и прошептал сквозь зубы: «Убью мерзавца!» Эти слова предназначались ренегату. Бротемериус держался более сдержанно, но видно было, что он тоже сильно взволнован. Он еле заметно коснулся плеча Иеронимуса, и Тильво прочитал в его взгляде: «Не надо».

Тем временем с ренегатом тоже произошли некоторые перемены. Лицо его перекосила жуткая гримаса. Он стоял, вскинув руки к Небу, голова слегка покачивалась в трансе. Вдруг яркий свет ударил людям в глаза это сам собой запылал костёр. Он вспыхнул почти мгновенно, ярким голубоватым пламенем, и тут же по площади прокатился полный отчаяния и животного ужаса крик осуждённого. Пламя объяло его почти мгновенно, подняв столб ярких синих искр высоко в Небо. Столб сиял, словно немыслимых размеров восковая свеча. В мгновение ока Небо стало прежним. Оно приобрело свой обычный цвет, и лишь на месте столба лежала маленькая кучка пепла. «Свершилось!» – громко провозгласил настоятель, и народ стал медленно разбредаться с площади. Лишь только трое: посвящённые и певец – в молчании стояли у храма. Настоятель вместе с ренегатом удалились внутрь храма, а затем и Воины Неба последовали вслед за ними. На сегодня спектакль был окончен. Пугать тоже нужно в меру.

Они ушли из города сразу же после казни. Иногда бывает, что из какого-то места уходишь с сожалением и надеждой на то, что ещё когда-нибудь сюда вернёшься. Бывают и такие места, выбравшись из которых чувствуешь себя самым счастливым человеком и даже в кошмарном сне не можешь себе представить возвращение туда снова. Примерно то же самое впечатление сложилось об этом городе у Тильво.

Посвящённые и Тильво сидели за дальним столиком в одной из таверн, каких они уже видели немало за время своего пути. В закопчённом канделябре тускло горели свечи. В таверне было, как всегда в вечерние часы, шумно. Народ собрался разнообразный. Здесь были местные крестьяне, пришедшие после тяжёлого трудового дня пропустить стаканчик-другой в компании друзей, угрюмая компания не то наёмников, не то разбойников, двое купцов, шумно обсуждающих условия возможной сделки, и даже странствующий рыцарь, который, икая, поглощал, по-видимому, не первый за сегодняшний вечер кувшин вина. Друзья не обращали на шум никакого внимания, будто, кроме них, в таверне никого и не было. Они, насупившись, глядели на свои полупустые кружки с элем и молчали. На душе у каждого скребли кошки. Появилась дородная хозяйка и, поставив перед каждым тарелки с дымящимся ужином, тут же удалилась. Есть тоже никому особенно не хотелось.

Первым молчание нарушил рассеянно ковыряющий ложкой в своей тарелке Бротемериус:

– Да, скверно сегодня утром получилось, ничего не скажешь.

– Да уж, – пробурчал Иеронимус, – хорошенькие дела. На наших глазах какой-то выскочка творит совершенно чудовищные вещи, а два могущественных посвящённых стоят в полном бездействии.

– А что мы могли сделать, уважаемый? – неожиданно взорвался Бротемериус. – Может быть, ты знаешь природу взаимодействия ренегата с Небом? Может быть, ты хочешь нарушить нейтралитет, не считаясь с решением Совета?

– Нет, – смущённо пробормотал Иеронимус, – ничего такого я, конечно же, не хочу. Но у меня просто руки чесались проучить этого вражеского прихвостня. Хотя ты, конечно, прав, мы пока что не знаем ни природу его взаимодействия с Небом, ни реальных возможностей служащих Небу посвящённых, и, безусловно, без решения Совета предпринимать открытое противодействие не стоит.

– Я не удивлюсь, если узнаю, что на службе у Сына Неба находятся и более могущественные посвящённые. Возможно, они служили Небу и раньше, но я впервые вижу, чтобы они действовали в открытую.

– Да, не каждый устоит перед искушением получить Силу могущественнее, чем имеет.

– Но цена?

– А что цена? Не забывай, что после смерти мы все попадём в одну и ту же тюрьму. Будь ты верной служкой Неба или же приверженцем старого мира, как мы. Так что подобный аспект даже не обсуждается. А что касается моральных устоев, кодекса чести посвящённого, так ты сам прекрасно понимаешь, что это все чушь собачья. Кто из нас когда-нибудь эти идеалистические законы соблюдал? Тут и светлые и тёмные в равной степени плели интриги и подсиживали друг друга, чтобы занять пост главы ордена или просто устранить нежелательного свидетеля своих мрачных делишек. Небо – это ведь и наша кара тоже.

– Я всегда говорил, что люди никогда не станут даже отдалённо похожими на учителей, – угрюмо ответил Иеронимус.

– Конечно, если будут так говорить. Ты когда-нибудь жалел посвящённого, который имел неосторожность влезть в сокровенные дела, скажем, какого-нибудь главы ордена?

– Нет, дело тут совсем не в этом, – вступил в разговор Тильво, до этого внимательно слушавший спор посвящённых.

– А в чём же? – поинтересовался Иеронимус.

– Это предупреждение, – ответил Тильво.

– Кому?

– Мне, конечно же. «Пой песенки про любовь и не рыпайся, а то с тобой будет то же самое».

– И что ты решил? – поинтересовался Бротемериус.

– Ничего. А что тут можно решать? Судьба неизбежна, вопрос в том, хватит ли сил встретить её достойно.

– И хватит?

– Не знаю, – задумчиво ответил Тильво. – Но я чувствую, что я должен что-то сделать. Пока ещё сам толком не знаю что, но последнее время меня не покидает чувство, что грядут перемены. И даже если этот бедный человек умер из-за меня, не стоит забывать эти песни.

Сказать было легче, чем сделать. На самом деле Тильво боялся. Он боялся не столько пыток и мучительной казни, сколько того, что дорога, по которой его упорно ведёт судьба, не будет пройдена до конца. А это было гораздо страшнее, чем Воины Неба и даже то, что он больше никогда не сможет взять аккорд на своей чёрной дайле.

ГЛАВА II

На столе горели свечи. Их крохотные огоньки утопали в полумраке огромного зала. Уютно трещали дрова в камине. Человек с пепельными волосами в одиночестве сидел за столом.

Было тихо. Лишь где-то вдалеке слышалось унылое завывание ветра. Человек молча смотрел на колеблющееся пламя свечи. Затем он вздохнул и трижды хлопнул в ладоши. В зале еле слышно заиграла музыка. Безмолвные тени плавно заскользили по залу. В свете пламени они казались темно-синими. На столе появился кувшин, до краёв наполненный элем, и серебряная чаша. Звуки музыки еле слышно скользили под сводами огромного зала. Человек взял со стола кувшин и налил себе полную чашу. Он сделал большой глоток и поставил чашу на стол. Из недр его старого темно-зелёного плаща появилась трубка. Человек закурил. Колечки фиолетового дыма стали медленно подниматься к потолку.

Сегодня был один из дней поворотного года. Человек выпустил очередное колечко дыма и улыбнулся. Если то, что сказал вестник, свершится, то он вскоре вновь обретёт долгожданную свободу. Человек прикрыл глаза. Перед его мысленным взором предстала картина: юноша, идущий по полю. За спиной у него дайла, а на поясе меч. Впереди и позади юноши благоухающие зеленью и жизнью поля и леса. А вверху… Человек поморщился. Он сразу же ощутил острую боль во всём теле. Это было очень знакомое ощущение. Когда он мысленным взором обращался к тому, что в этом мире назвали Небом, он ощущал непомерную тяжесть. Словно на его плечи взвалили огромный камень и он не в силах был его сбросить на землю. Он мог на какое-то время притупить это чувство, но когда думал о Небе, тяжесть обострялась с новой силой. Даже спустя долгие годы он не смог смириться с этим чувством.

Человек поднялся со скамьи и расправил плечи, Боль немного отступила. Темно-синие тени плавно двигались по залу в такт еле слышной мелодии. В камине языки пламени лизали догорающие поленья. Человек взял со стола чащу и выпил её до дна. Шум крыльев. Хриплое карканье. На стол приземлился ворон. Он сложил свои чёрные крылья и уставился на человека тёмными глазами. В зрачках птицы плясали отблески свечей. Человек еле заметно взмахнул рукой, и ворон, вспорхнув со стола, опустился ему плечо. Человек еле слышно произнёс: «Телья, телья най хараш!»

Вечер, как всегда, подкрался совершенно незаметно.

Небо приобрело зловещий фиолетово-бордовый цвет и постепенно начало темнеть. Мост через крепостной ров был пока ещё опущен, но люди, стремившиеся попасть этим вечером в Терик, торопились. Времена были не очень-то спокойные, в лесах полно разбойников. Да и просто оставаться в одиночестве под зловещим Небом никому не улыбалось.

Хотя мост и был довольно широким, перед воротами образовался небольшой затор. Посвящённые и певец терпеливо ждали своей очереди у моста. Перед ними стояла телега с сеном, в которую была запряжена старая, но всё же довольно упитанная лошадка. Пожилой человек, хозяин повозки, усердно ковырял щепкой в зубах и нетерпеливо озирался по сторонам.

– Ну, сколько можно? Целый час уже стоим, а сдвигу никакого, – проворчал он неизвестно кому.

Стоявшие впереди него двое конных с большими луками за плечами, судя по одежде, скорее всего вольные охотники, оглянулись на старика и, состроив недовольные рожи, стали опять смотреть на ворота. Видимо, дед их окончательно достал своей болтовнёй. Посвящённые и Тильво стояли последними в очереди. К воротам они подошли совсем недавно и поэтому не успели ещё основательно заскучать. Тильво стоял, тупо уставившись в ров. Даже несмотря на то что уже было совсем темно и на крепостных стенах давно зажгли факелы, все равно можно было увидеть, что вода во рву очень грязная и мутная. Запах, конечно же, от неё шёл омерзительный.

Очередь наконец-то стала потихоньку двигаться. По всей видимости, стража производила досмотр какого-нибудь бродячего торговца. И в этом была вполне понятная цель – выбить побольше денежек и отобрать контрабанду, чтобы потом самим продать её скупщикам. Конные впереди надолго не задержались, и наконец в ворота заехал воз с сеном. Трое стражников, один лет пятидесяти, с длинными поседевшими усами и двое молодых, видимо, только недавно поступивших на службу, стали усердно шуровать копьями в стогу сена и, убедившись, что там ничего нет, пропустили деда в город.

Стражники хотели было придраться к Тильво, потому как у всех стражников во всех городах была патологическая ненависть к циркачам, комедиантам и певцам. Но, увидев, что Тильво путешествует в обществе двух посвящённых, решили не связываться с ним, а лишь взяли положенную плату за вход: один медяк за вход и два, как водится, в пользу храма Неба. Последний был формально добровольным взносом, но не платить его настоятельно не рекомендовалось никому.

Стоило друзьям немного отойти от городских ворот, как они услышали у себя за спиной скрип вращающейся шестерни, которая приводила в движение подъёмный механизм. Они были последними путниками, которых этим вечером пустили в город.

Тильво уверенно вёл своих друзей по узким извилистым улочкам Терика. Уже совсем стемнело, и Иеронимус с помощью Силы зажёг на ладони огонёк. Тильво не раз бывал в городе и хорошо ориентировался в лабиринте улиц даже ночью. Не раз и не два ему приходилось возвращаться за полночь, а то и под утро в гостиницу подобными запутанными маршрутами от очередной подружки, нередко в сильном хмелю. Поэтому ориентировался он почти машинально.

– Сейчас, ещё два квартала, и мы наконец будем на месте, – подбодрил он друзей.

– А что за гостиница? – спросил Бротемериус.

– Так себе, конечно, но зато стоит в тихом месте и не очень дорогая. А вот мы и пришли.

Они остановились у двери небольшого двухэтажного каменного здания. Перед массивной деревянной дверью, обитой снаружи железом, висел человеческий череп. Тусклый свет падал из глазниц, освещая зловещую вывеску: «Гостиница „Пропащая душа“».

– Куда ты нас привёл, Тильво? – усмехнулся Бротемериус. – Сам говорил, что приличная, а больше походит на разбойничий притон.

– Нет, подобные названия, наоборот, привлекают большое количество людей, в особенности романтиков. Здесь часто останавливаются бродячие артисты и музыканты. Хотя название этому городу подходит. – При этих словах Тильво криво улыбнулся.

– Кстати, череп ненастоящий, – резонно подметил Иеронимус, – дешёвая побрякушка.

Хозяин не сразу ответил на стук, вероятно, уже отправился спать. Но после настойчивых ударов мощного кулака Иеронимуса за дверью наконец-то раздались шаркающие шаги.

– Кто ломится на ночь глядя? Пошли вон! Заведение откроется завтра, – раздался писклявый голос хозяина.

– Бромир, это я, Тильво.

– Кто? – спросил сонный голос хозяина. – Какой такой Тильво?

– Ну, Тильво, певец. Я у тебя останавливался уже несколько раз. Неужели забыл меня, старый ворчун?

За дверью раздалось нечленораздельное не то хмыканье, не то покашливание, а затем заскрипел отодвигаемый засов. На пороге появился высокий худощавый человек лет сорока. Он был одет в длинную ночную рубашку, а на голове у него был смешной ночной колпак с кисточкой. В руках он держал подсвечник с зажжённым огарком.

– Тильво? Неужто в самом деле ты? Принесла же тебя нелёгкая на ночь глядя. Но постоянным клиентам в «Пропащей душе» рады в любое время суток. А это кто тут с тобой?

– Это мои друзья, мы вместе путешествуем. Они оба посвящённые.

– Против посвящённых я тоже ничего не имею, тем более это твои друзья. Ну, что же мы стоим на пороге? Проходите…

Путники зашли в тёмную залу, освещаемую лишь свечой в руках хозяина гостиницы.

– Сейчас найду свечи, подождите, а то вы мне все стулья впотьмах переломаете.

Хозяин вернулся с большим подсвечником на несколько свечей и поставил его на один из столов.

– Что ж вы так на ночь глядя-то? Все порядочные люди уже спят давно.

– Да задержались у ворот.

– А, ну это понятно. Наверное, проголодались с дороги? – скорее констатировал, нежели спросил, хозяин. – Горячего ужина не обещаю, а кое-что из холодной закуски и эля сейчас принесу. Да, совсем забыл. Меня зовут Бромир. – Эти слова были обращены к спутникам Тильво.

– Иеронимус и Бротемериус к вашим услугам, хозяин, – почти хором ответили посвящённые.

– Сейчас, – сказал Бромир и зашаркал в своих шлёпанцах на кухню.

Через несколько минут он вернулся с подносом, на котором был внушительных размеров кувшин эля, тарелка с холодным окороком и солидный ломоть чёрного хлеба.

– Уж не обижайтесь, на ночь глядя я печь растапливать не буду.

– Спасибо большое и за это. Прошу покорнейше нас извинить за столь позднее вторжение, – своим изысканным тоном ответил Иеронимус.

– Сразу видно благородного господина, – хозяин почтительно поклонился. – Сейчас у меня постояльцев нет. А хотя нет, в самой дальней комнате парочка не то бродячих циркачей, не то комедиантов поселилась. Остальные же комнаты свободны, селитесь в любую. Первые две, как по лестнице подниметесь, по левой и одна по правой стороне коридора. Там меньше всего дует. Комнатки у меня маленькие, едва двое поместятся. Сейчас вам постели пойду застелю. А вы кушайте, господа, да спать ложитесь. Только задуть свечи не забудьте.

Тильво и посвящённые уселись за стол. Разлился по кружкам эль. Друзья выпили и закусили. Свечи отбрасывали на полутёмный зал причудливые тени. Тильво подпёр подбородок кулаком и, посмотрев на посвящённых, вздохнул.

– О чём задумался, Тильво? Сочиняешь очередную песню? – усмехнулся себе в бороду Иеронимус.

– Я вот смотрю на вас и думаю… Хотя, впрочем, это не важно.

– Важно, Тильво. Любая мысль важна, – подбодрил певца Бротемериус.

– Ты, Бротемериус, говорил, что ты посвящённый круга света, а Иеронимус круга тени. Это как день и ночь? Тьма и свет? Или я все неправильно понимаю?

– Правильно, Тильво. Мы с Бротемериусом служим разным силам. Не знаю, к добру это или ко злу, – ответил Иеронимус, прихлёбывая из кружки эль.

– Тогда почему вы вместе?

– Как тебе объяснить, Тильво… – начал Бротемериус. – Как гласят наши предания, в давние времена, когда ещё учителя бродили по земле, тёмные и светлые посвящённые враждовали.

– Да не только посвящённые, уважаемый Бротемериус. Говорят, сами учителя воевали друг с другом, и называлось все это Великой Игрой. Что это была за Игра, доподлинно теперь неизвестно. Но не будь Неба, Мы бы были точно в большой вражде с Иеронимусом, а теперь спокойно пьём вместе эль.

– Получается, Небо все исказило, – задумчиво произнёс Тильво. – Оно не только скрыло от людей настоящее небо и яркие огни в нём, но и изменило миропорядок. Мир держался на борьбе противоположностей. Что же будет с ним дальше?

– Он существует так уже столетия.

Тильво вздохнул.

– Надо сыграть. Сыграть перед большим количеством народа. Тогда все увидят и поймут.

– Но стоит тебе замолчать, как над головой снова возникнет Небо. Тебя сожгут на костре, а люди забудут все, что видели, как дурной сон. Понимаешь, Тильво, люди стали слишком слабы под Небом. И самое страшное, Тильво… – Иеронимус замолчал.

– В чём? – спросил Тильво.

– В том, что людей устраивает Небо и переубедить их очень сложно, – закончил за Иеронимуса Бротемериус.

Тильво взял в руки дайлу.

– Я спою. – В его глазах читалась такая отчаянная решимость, что Бротемериус, посмотревший в них невольно, отвёл взгляд.

Тильво взял первый аккорд, с его губ сорвались слова на странном языке. Полилась музыка. И тут же зал осветился бледным серебристым светом. В окне виднелся бледно-жёлтый полукруг. Иеронимус подошёл к двери, приоткрыл её и, убедившись, что на улице никого, вышел наружу. За ним последовал второй посвящённый. Следом вышел Тильво, не переставая тихо играть на дайле и напевать.

– Лучше тебе было оставаться внутри… – начал Бротемериус.

– Тише, смотрите. Нет, вы только посмотрите.

Взгляды посвящённых утопали в чёрном полотне Неба, усеянного тысячами ярких разноцветных огоньков. Бротемериусу показалось, что он буквально тонет в этом безбрежном море огней. Он посмотрел на Иеронимуса и прочитал то же самое в его взгляде.

– Я чувствую себя ребёнком, прячущим от других великолепную яркую игрушку, – сказал Иеронимус.

– Может быть, другие дети пока не готовы её увидеть, – ответил другой посвящённый.

– Может быть.

Внезапно музыка оборвалась, и темнота стремительно обрушилась на головы посвящённых. Мир снова стал унылым и пустым.

– Скажите, а что это за огни? Откуда они? – спросил Тильво.

– Древние говорили, что это свет других миров.

– Миров? – удивлённо переспросил Тильво.

– Да, наш мир не единственный. По крайней мере так говорили учителя, – ответил Иеронимус.

– Тогда я хотел бы посмотреть, что там, вдалеке среди темноты. Так бы хотел посмотреть.

– Кто знает, может, именно туда раньше уходили души людей, пока не пришло Небо. Кто знает… А сейчас пора спать, Тильво. Нам с Иеронимусом надо рано вставать. Мы как раз пришли вовремя. Завтра начинается Большой совет посвящённых.

Они ещё какое-то время постояли на улице, а затем разошлись по комнатам. Засыпая, Тильво представил, как поднимается все вверх и вверх и летит навстречу разноцветным огням в небе.