Текст книги "Мужчина в интерьере с любовницами и собакой"

Автор книги: Антон Шаффер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 7

История Марины, рассказанная ей самой Школу Маринка Вьюгина заканчивала в небольшом городке в Тверской области. В городке этом она родилась и жила вместе с отцом, матерью и старшим братом Пашей.

Училась Марина хорошо, и все шло к тому, что в одиннадцатом классе ей торжественно вручат золотую медаль.

Не вручили.

Виной тому была любовная история, будоражившая маленький городок еще ни один месяц после своего окончания.

А случилась любовь как раз между одиннадцатиклассницей Мариной и человеком по имени Валя и по прозвищу Скок, что на блатном жаргоне значило "мелкая кража".

Валя Скок был известен всему городу как отпетый хулиган и был старше Маринки на шесть лет. О существовании Скока в природе Маринка, конечно, знала, но в подробности не вдавалась ввиду того, что девушкой она была приличной и всякие подозрительные типы ее не интересовали. К тому же, о деятельности Скока она знала из местного фольклора, так как промышлял он кражами в подростковом возрасте, потом служил в армии, а когда вернулся, то надолго в родном городе не задержался, а уехал гастролировать по городам и весям любимого края и прилегающих к нему областей.

И вот, в ту злополучную весну, когда Маринка готовилась к выпускным экзаменам, Скок объявился в городе.

Слухи о его возможном возвращении появились еще за несколько недель до материализации самого виновника переполоха в родных пенатах. Кто-то говорил, что видел Вальку в соседнем городе и он, будто бы, стоял с какими-то подозрительными мужиками у пивного ларька и обсуждал очередное преступление. Другие утверждали, что Валька и вовсе уже давно в городе, но инкогнито. Третьи отмахивались от этих версий и уверяли, что ни в их городе, ни в соседних городах Скока нет, а находится он сейчас в Москве, где действительно что-то затевает.

Ближе всего к истине были третьи, но ошибались они в местоопределении нынешней дислокации Вальки Скока. Был он не в Москве, а в Питере.

Сразу после армии Валька вернувшись в городок своего детства и юности, осмотрелся и понял, что здесь ему делать больше нечего. Работы не было никакой, впрочем работать он и не собирался, а руководствовался иной логикой: раз нет работы, то и денег у людей нет, а, значит, и воровать не у кого.

И Валька подался в Москву.

В столице он никого не знал, но это его не страшило. Амбиций у Скока было столько, что хватило бы на десятерых.

Сняв комнатку в Нахабино, Скок перешел к первичной разведке – он ездил на московские вокзалы, присматривался, принюхивался. Пару раз вытаскивал кошельки у незадачливых граждан, которые мешкались у касс. Но это все было мелочью. Так подволачивал. А Вальке хотелось уже чего-то большего, нежели просто тырить бумажники у лохов. И он решился. Решился на первое серьезное дело.

Как обычно, свою роль сыграл случай. Крутясь у билетных касс Скок случайно услышал телефонный разговор между хорошо одетым господином и его невидимым собеседником. Господин нервно сжимал трубку мобильного телефона в изнеженной руке и старался говорить как можно тише, то и дело прикрывая рот ладонью. До Скока долетали лишь отдельные фразы.

– Да, да, я вас понял… Нет, я думаю, так будет лучше… Я беру на завтра…Все будет в сохранности… Не волнуйтесь…

Услыхав подобные пассажи, Скок смекнул, что из этого разговора вполне можно сделать далеко идущие выводы. И он их сделал. Хотя ничего конкретного хорошо одетый господин не сказал, но одно было ясно совершенно четко – завтра он что-то повезет и это что-то имеет ценность.

Действовать надо было стремительно. Исхитрившись, Скок пристроился прямо за господином, и, тем самым, заполучил возможность узнать на какой поезд и на какое время гражданин берет билет.

Остаток дня Валька провел, что называется, на нервах. Все ходил по вокзалу кругами, а где-то около девяти выудил, на нервной почве, из кармана зазевавшейся тетки, туго набитый кошелек.

Ночь почти не спал. Все думал.

На следующий день Скок приехал на вокзал за два часа до отъезда хорошо одетого господина. На голове у него была нелепая панама, а глаза закрывали темные очки.

Он встал у электронного табло и стал терпеливо дожидаться, когда на нем высветиться путь, с которого должен будет отправиться нужный ему поезд. Как только с номером пути все стало ясно и поезд медленно въехал в положенную ему колею, Скок проследовал к вагону, в который вот-вот должен был зайти его клиент.

К радости злоумышленника, господин не опоздал, а пришел наоборот чуть пораньше.

Он предъявил билет и зашел в вагон.

До отправки поезда оставалось не больше двух минут. Скок знал, что делать. Он подбежал к проводнице, которая уже готовилась закрывать дверь, и слезливо прокричал:

– Тетенька! Пожалуйста! Мне только до следующей станции. Сто рублей?

– Давай быстрее, – недовольно проворчала проводница, выдергивая из руки Скока сторублевую купюру.

Он оказался в заветном вагоне. Номер купе господина он знал, благо успел рассмотреть его билет еще вчера, у кассы. Особых проблем возникнуть было не должно: господин ехал один в СВ, а это значило, что надо было просто дождаться, пока он выйдет, например, в туалет.

Скок затаился в тамбуре, приникнув лицом к грязному стеклу. И вот, наконец, дверь купе господина отворилась и он двинулся прямо в строну Скока. Тот от неожиданности еле успел одернуть морду от стекла, но в последний момент заметил, что в руках господин несет небольшой чемоданчик.

– Плохо, – отметил про себя Скок.

Это значило только то, что ту самую загадочную ценность господин повсюду носит с собой и не расстается с ней даже в туалете. Но Валька был не из тех, кто привык отступать.

С собой, так с собой. Тем хуже для него.

Скок дождался, пока объект скроется в туалете, а затем выскользнул из своего убежища и мелкими перебежками добрался до купе господина. Умелым движением он вскрыл замок и оказался внутри. Теперь он дожидался, когда господин вернется.

Долго ждать не пришлось. Ручку на двери опустилась вниз, и хорошо одетый господин предстал перед ним во всей красе.

– Ты кто такой? – спросил он, уставившись на Скока.

– Закрой клюв, – вместо ответа прошипел Валька. – Давай сюда чемодан.

В руке у Скока сверкнул ножик.

Но вместо того, чтобы испугаться и отдать свои пожитки, как на то рассчитывал Валька, господин абсолютно спокойно достал из-за пазухи пистолет системы Макарова и направил его на Скока.

– Чего й то?… – оторопел Скок.

– Сажало убери, макля, – потребовал вошедший.

Скок послушно убрал нож, все еще не понимая, что же это такое происходит.

– Обхезался, – усмехнулся господин. – Хотел угол отвернуть и так быстро обхезался.

Он засмеялся.

Скок тоже нервно захихикал.

Господин, тем временем, уселся на край диванчика и уставился на Скока.

– Я бы тебя, падло, сейчас с майдана спустил, да не могу – чистым доехать надо, – он кивнул на чемодан.

Скок понимающе закивал.

В голове у него все путалось. На легкий шмон господин оказался вовсе не господином, а каким-то урлаком, ботающим по фене. А это могло означать только одно – он, Скок, попал в большие неприятности. Долго подтверждения этой догадки ждать не пришлось. Урлак-господин ткнул его кулаком в бок и сказал:

– Слушай сюда, ласкун крученый. Поедешь со мной до Питера. Попробуешь соскочить – засобачу в момент. Вообще, конверт тебе уже обеспечен, но я тебе не прокурор.

Короче, ты рога свои сунул явно не в то стойло – так что извиняй.

Скок сглотнул слюну, которая обильно скопилась у него в ротовой полости, и замкнулся.

До Питера ехали молча. Урлак-господин пару раз говорил с кем-то по мобильному, но про Вальку не упоминал, что того лишь еще больше настораживало.

На вокзале их встретил какой-то шкет в кепке, надвинутой так, что лицо его разглядеть было практически невозможно. Но приехал этот шкет, как выяснилось буквально через пару мнут, на такой тачке, что Скоку и не снилась.

– Этого куда? – поинтересовался шкет у урлака-господина.

– С нами до конца пойдет. Пусть Папа с ним разбирается.

Скоку совсем поплохело. Отчего-то ему казалось, что этот самый папа и разбираться с ним не станет – просто достанет пистолет и пристрелит на месте.

Мысленно Валька за время пути несколько раз попрощался со своей неказистой жизнью и даже тихонько всплакнул, пока никто не обращал на него внимания.

Наконец приехали. Это был и ни Питер вовсе, а какой-то пригород с коттеджной застройкой. Машина резко затормозила у одного из особняков, и Скоку было приказано выгружаться. Огромные ворота медленно разъехались, и джип, в котором оставался один только шкет, въехал во владения неизвестного пока Скоку хозяина.

Урлак-господин подтолкнул Вальку в спину:

– Пошел!

В дом его никто, естественно не пустил. Как только ворота закрылись, двое здоровых пацанов зажали его с двух сторон и замерли на месте.

– Пока тут ждать будешь. А там как Папа решит.

– Хорошо, – отозвался Скок, помирая со страха.

Папа вышел где-то через пятнадцать минут.

Тот, кого урлак-господин называл Папой оказался приземистым субъектом с ярко выраженной кавказской внешностью. Одет он был в дорогущий костюм, и, если бы Скок на тот момент разбирался в самых шикарных марках, то он непременно бы оценил весь размах личности Папы. Ибо костюм тот был от Brioni и стоил не меньше двадцати тысяч долларов.

Запах, который исходил от папы, показался Скоку вообще каким-то божественным благовонием. Сам он такого никогда не нюхал ибо до этого момента он просто нигде и не мог обонять арабский элитарный парфюм Dehan Al Oudh Manasek Perfume Oil по цене от тысячи долларов за миллилитр.

Папины ботинки ослепляли. Скок смотрел на них и все никак не мог понять, из чьей же кожи они сделаны? Да и как он мог догадаться! Бедный деревенский Скок! Ну откуда ему было знать, что на Папиных ногах в тот исторический миг были полуботиночки от J. M. Weston, той самой марки, что является эксклюзивным производителем обуви для французской конной жандармерии и республиканской гвардии.

Одним словом, Папа был шикарен.

Остолбеневший от невиданного зрелища Скок застыл на месте как вкопанный и лишь изредка моргал глазами, которые зафиксировал на папином челе.

– Ты кто? – кратко поинтересовался Папаю – Скок, – представился Скок.

– Звать как?

– Валентином.

– Вот что Валья-Валэнтына, – с жестоким кавказским акцентом произнес Папа. – Ты очэн плоха поступил. На Пэтрушу с ножом пошел!

Папа кивнул в сторону господина-урлака.

– Да я ж, я ж… – начал заикаясь оправдываться Скок и тут же получил удар от одного из Амбалов, что стояли по бокам.

– Ты папу нэ пэрэбивай… – философски подытожил Папа.

– Есть, – ответил Скок отчего-то на армейский манер.

– Сматры-ка, – рассмеялся Папа, – Ест говорит!

Он подошел к Скоку еще на несколько шагов поближе и спросил:

– Военный?

– Из армии только…

– Это харашо, что из армии, – протянул Папа и начал прохаживаться взад-вперед, источая свой божественный аромат. – Если из армии, значэт умират нэ страшно будэт…

– Да я ж… – опять открыл было рот Валька, но спохватившись, что Папу перебивать никак нельзя, тут же умолк.

Папа, похоже, Скокову понятливость оценил.

– Вижу, Валья, умэрат ты савсэм нэ хочэш. Жить хочэш… – он хитровато улыбнулся.

– Хочу, – яростно закивал головой Скок.

– Это правэльно, Валья, это правэльно, – Папа перестал ходить. – Сдэлаещь для мэня одно дэло – будэш жить.

Само собой Скок на все был согласен. Да и дело-то было плевое. Папа попросил подвалить к какому-то уркагану и выбить из него бабки. А если будет сопротивляться– то замочить.

Валя же и бабки выбил и замочил.

Так он попал в папину команду. На самом деле Папу звали Иосифом или просто Сосо.

Был он авторитетом и держал в Питере половину рынка алкоголя. Хотел и вторую держать, но не мог. Когда Валька у него как-то поинтересовался, отчего же вторую-то половину, мол, к рукам-то не прибрать, Сосо ему ответил:

– Втарую половину, Валья, другие дэржат и с ними сорытся никак нэльзя. Власт ест власт…

Через год работы у Папы Скок поднялся по иерархической лестнице настолько, что стал личным телохранителем Сосо и его порученцам по особо важным делам. Папа по достоинству оценил беспредельность Скока в решении вопросов, которые касались непосредственно интересов хозяина.

И вот, через два годы работы у Сосо, Скок решил наведаться в свой родной городок.

Приехать, так сказать, туда на белом коне, победителем.

И приехал.

Когда кавалькада бронированных автомобилей въезжала в маленький провинциальный городишко, местные старожилы перекрестились, ибо показалось им, что на дворе снова сорок первый год, а город занимают немецкие танки.

Медленно вереница черных джипов проехала по главной улице, чтобы все успели оценить метаморфозы, произошедшие со Скоком. Сам он сидел на переднем сиденье самого первого джипа и взирал на суету вокруг с видом отрешенным и невозмутимым.

Подъехав к дому, в котором он когда-то проживал, Скок вылез из машины, поприветствовал сидящих у подъезда старушек и всунул каждой из них в морщинистую руку по стодолларовой бумажке. Бабки доллары видели в первый раз в жизни, а потому широту Скокова жеста не поняли.

– Как был скотом, так и остался, – сказала одна из них, когда Валька скрылся в подъезде. – Нет бы денег дал, а то сует фантики какие-то. Сволочь.

После этих слов бабки все разом демонстративно разорвали свои стодолларовые бумажки и выкинули в близстоящую урну, чем вызвали недоумение у охранников, оставшихся возле подъезда охранять автомобили.

Скок тем временем поднялся на четвертый этаж, позвонил в родимую квартиру и упал в объятия матери с отцом, которые Скока любили, кто бы там про него что не говорил.

Ну а вечером Скок вышел, а вернее выехал, на променад.

Именно во время этой прогулки он и заметил Маринку, которая в тот еще не самый поздний час решила пройтись на свежем воздухе и повторить про себя некоторые правила русского языка – экзамены-то в школе были уже не за горами!

Конечно, у Скока к его двадцати двум годам было уже столько женщин, сколько у иных не будет, проживи они хоть двадцать две жизни подряд. Но вот любви не было.

К женщинам он относился исключительно как средству для снятия полового напряжения и не более того. Да и окружали его все больше по жизни дешевые, а потом и не самые дешевые, но все же шлюхи.

И тут он увидел Маринку.

Надо сказать, что тот злополучный вечер Маринка выглядела действительно достойно.

Просто и скромно одетая, она шла с распущенными волосами, которые колыхал легкий весенний ветерок. Платьице на ней было не то чтобы слишком короткое, но и не то, чтобы уж и слишком длинное. Лицо было практически не тронуто косметикой.

В первый момент Скоку показалось, что он увидел ангела. На фоне всех тех шмар, что крутились вокруг него все эти годы, Маринка действительно могла сойти за существо происхождения неземного и, возможно, даже божественного. Скок не мог оторвать от нее глаз. А Маринка, казалось, и не замечает, что за ней медленно, с той же скоростью, что и она, движется громадный черный джип.

Брутальность Скока куда-то улетучилась. Он ехал и никак не мог решить, с чего ему начать. Но, собравшись с силами, он все начал:

– Ты..это..как там..

Маринка удивленно повернула голову на нечленораздельное мычание.

– Вы это мне?

– Типа да! – обрадовался Скок, что его заход сработал.

– Вы что-то хотели? – Маринка рассматривала парня за рулем джипа и прекрасно понимала, кто это…

Глава 8

Маша – Так зачем же вы с ним познакомились, если знали что это за человек? – я удивленно смотрел на Марину.

Но ответить она не успела, так как у меня зазвонил мобильный телефон. Звонила Маша, которая потеряла меня, и о которой я совершенно позабыл, не сообщив даже, что не появлюсь сегодня на кафедре.

Ну, раз позвонила, то самое время сказать несколько слов и о ней, о Маше…

С Машей я познакомился год назад. Случилось это на юбилее отца, который отмечался в небольшом кафе недалеко от нашего дома. Помимо всякой разной родни отец пригласил и своих старых друзей, бывших, по большей части, сотрудниками все того же Пятого управления, в котором служил и он сам. Многие из них пришли с женами.

Когда я впервые увидел Машу, я подумал, что она тоже жена. Рядом с ней все время находился презентабельного вида мужчина лет пятидесяти, который вполне сходил за ее мужа. Про себя я еще тогда отметил, что жену себе он нашел ничего себе – красавицу, да еще лет на тридцать младше его самого.

Несмотря на то, что в моем сознании Маша фигурировала как чужая жена, оторваться от нее я не мог, как себя не заставлял. Да и посадили их за столом прямо напротив меня. Так что я мог не только рассматривать эту красивую девушку, но и беседовать с ней. Чем я и занимался.

Сначала мы перекидывались ничего не значащими фразами, а потом, слово за слово, выяснили, кто где учился и разговор перешел в чисто профессиональную плоскость.

Оказалось, что Маша была выпускницей философского факультета МГУ, а нынче трудилась в одной небезызвестной пиар-конторе, занимавшейся раскруткой региональных политических деятелей.

Мужчина рядом с Машей никак на наши разговоры не реагировал, все больше болтал с моим отцом и с другими бывшими коллегами, многих из которых не видел уже несколько лет. Иногда он поглядывал на меня и как-то странно улыбался. В эти моменты я прятал глаза, и чувствовал, что начинаю краснеть.

Между собой они почти не общались. Лишь изредка она спрашивала его, не подложить ли ему в тарелку салата или еще немного горячего. При этом обращалась она к нему ровным счетом никак.

Где-то ближе к середине вечера, Машин спутник встал и начал со всеми прощаться, ссылаясь на то, что просто вынужден покинуть столь прекрасную компанию ввиду неотложных дел. Я уже собирался расстроиться по поводу того, что остаток празднества мне придется сидеть и слушать бесконечные воспоминания коллег отца о днях их службы, как произошло то, чего я никак не ожидал.

– Вадим, – обратился он ко мне, – я буду крайне признателен, если по завершению сего мероприятия вы проводите мою дочь домой. Договорились?

Сначала я не понял, о ком он. Родительская принадлежность всех присутствующих на юбилее несовершеннолетних детей мне, казалось, была вполне ясна. И тут до меня дошло. Это же он о Маше!

– Ну конечно! – ответил я после несколько затянувшейся паузы, во время которой заговорческая улыбка не сходила с его губ. – Конечно провожу! С удовольствием!

Машу я проводил, а уже на следующий день мы встретились снова. Через неделю стало очевидно, что мы, вроде как, встречаемся.

Встречи наши с Машей происходили с завидной регулярностью, в основном у меня.

Жил я, благо, один, так как родители уже как несколько лет проживали в просторной трехкомнатной квартире, которая осталась в наследство от маминой тетки. Обычно мы где-нибудь гуляли или ходили в кино, а потом заезжали ко мне и занимались тем, чем обычно занимаются любящие друг друга молодые люди, оказавшись вдвоем в замкнутом пространстве с наличием раскладного дивана.

В постели Маша была нежна и внимательна, но чуть ли ни каждый раз, когда мы начинали заниматься любовью, у меня перед глазами появлялось разгоряченное тело Ульяны Игоревны. Я всячески отгонял от себя эти видения и внутренне обещал себе, что завтра же с методисткой порву. Но на следующий день, приходя на кафедру и встречаясь с ней взглядом я понимал, что прежде чем мы уйдем с работы, какое-то время обязательно будет проведено в ее маленьком кабинете.

Так продолжалось примерно полгода.

А потом умер муж Ульяны Игоревны.

Первые две недели после этого события она ходила сама не своя, принимая соболезнования от все, кто встречал ее на своем пути в институтских коридорах. А потом ее прорвало.

Я как обычно собирался домой, после прочитанных лекций. Завибрировал мобильный телефон. Вообще-то я ждал сообщения от Маши, с которой мы в тот вечер договорились сходить в какое-то модное кафе, в котором побывали уже все ее подружки. Но сообщение было от Ульяны Игоревны. Суть его сводила к тому, что я немедленно должен приехать к ней домой, либо она за себя не отвечает.

Ульяна Игоревна действительно была дома, так как простудилась и теперь бюллетенила. Решив, что смс-сообщением тут не отделаешься, я набрал номер своей великовозрастной любовницы и стал ждать, пока нас соединят.

Трубку она взяла после первого же гудка.

– Приезжай, слышишь! Немедленно приезжай! – тут же истерично закричала она.

– Да что случило-то?

– Я тебе сказала – приезжай! Или пожалеешь! Или.. или… – она не закончила, так как зашлась рыданиями.

– Хорошо, через час буду, – пообещал я и нажал клавишу отбоя.

После я этого я сразу же перезвонил Маше и честно признался, что вынужден поехать домой к нашей методистке Ульяне Игоревне. Но соврав, само собой, о причине этого вынужденного визита:

– Маш, она заболела, попросила кого-нибудь приехать помочь ей с продуктами…

– А ей что помочь некому? – недовольно спросила Маша.

– Некому, – со скорбью в голосе ответил я. – Я ж тебе говорил, что у нее муж недавно умер. А больше никого у нее нет…

– Ну ладно.. – Маша была явно рассержена. – Позвони как освободишься.

Я пообещал, что обязательно позвоню, и поспешил к Ульяне Игоревне, до которой, к слову, надо было еще доехать. Жила она в районе Митино, а это предвещало нелегкий путь. И я не ошибся. Автобус я ждал минут тридцать, а потом еще около часа тащился по пробкам. За это время обе моих женщины успели позвонить мне по несколько раз, в попытке выяснить где я нахожу. Обеим, впрочем, я отвечал одно и тоже.

Час в автобусе показался мне вечностью. В портфеле у меня лежал журнал "Вопросы философии" с последней статьей Окуницына, но достать его не представлялось никакой возможности – я был зажат со всех сторон. Не зная чем себя занять, я углубился в свои размышления. Думал я об Ульяне Игоревне, с которой мне предстояло разговаривать. Думал я о Маше, которая будто что-то подозревала.

Думал я об Окуницеве… Обо всех понемножку.

Наконец автобус дополз до нужной мне остановки. Протиснувшись сквозь толпу, я вынырнул на улицу, тут же попав обеими ногами в глубокую лужу не то грязи, не то цемента.

И не Былов этом ничего удивительного – вокруг шла стройка. Мне казалось, что в Митино уже все давным-давно было построено, но я жестоко ошибался. Новые дома возводились буквально со всех сторон. Вынув из кармана бумажку с адресом Ульяны Игоревны, который я перед выходом узнал у секретаря на кафедре, я озадаченно покрутил головой, пытаясь определить нужное мне направление. Но однообразность пейзажа и обилие строительной техники делали это практически невозможным.

Пришлось обращаться к народу.

И народ помог. Тут же бойко стал указывать как пройти, где лучше обогнуть стройку, мимо какого магазина проскочить… Был бы я террористом, то за пять минут смог бы выяснить все об инфраструктуре района и путях отступа из него, после свершения злодейского акта. Никак, никак люди не перестоятся – все выкладывают первому встречному. А надо ли перестраиваться-то?…

С этими мыслями я дошел до подъезда Ульяны Игоревны и позвонил в домофон.

– Это ты? – услышал я знакомый голос.

– Я, – подтвердил я, не зная, правда, кого сама Ульяна Игоревна имеет ввиду.

Но ввиду она имела именно меня.

Я не успел закрыть за собой входную дверь, как пожалел, что поддался на этот дешевый женский трюк – выдавить из себя слезу, надавить на жалость. Ульяна Игоревна устроила концерт. Даже не концерт, а некое шоу, с падениями на пол, разрыванием на себе шелкового халатика, морем слез, океаном проклятий и целой вселенной мольбы. Суть этого шоу сводилась к тому, что теперь она осталась совсем одна и, если мне взбредет в голову ее бросить, то она расскажет всем, чем мы с ней занимались и кто я вообще такой.

– А кто я такой? – недоуменно поинтересовался я, после того, как она озвучила эту свою идею.

– Сволочь ты! – закричала Ульяна Игоревна. – Попользовался, значит, и все? И девке твоей я все расскажу.!

– Ты думай, что говоришь! – пригрозил я.

– А я думаю, Вадечка, думаю! – она театрально рухнула на диван и зашлась в рыданиях. – Я думаю! Я уже твоей Маше позвонила! Понял?

– Чего? – на всякий случай переспросил я. – Что ты сделала?

– Маше твоей все рассказала! Вот что!

Я тут же набрал машин номер.

– Больше мне не звони, – услышал я в трубке.

Больше Маша ничего не сказала и отключилась.

Прямо скажем, Ульяна Игоревна сама подписала себе приговор, рассказав все Маше.

Теперь терять мне было нечего. Сплетен на кафедре я не боялся, а Маша больше не желал меня знать.

Я молча встал, одел свой плащ и измазанные не пойми чем ботинки, прихватил портфель и под сопровождение громогласных рыданий несчастной одинокой стареющей женщины вышел прочь.

С этого дня мы с Ульяной Игоревной больше не предавались плотским утехам, а отношения наши перешли в сугубо рабочую стезю. На кафедре она, конечно, никому ничего не рассказала, так что ту мне не пришлось испытать и толики неудобства, а вот с Машкой…

К Маше я поехал в тот же вечер. Дверь мне открыл ее отец, сообщивший, что Маша видеть меня не желает. Но сам он был настроен куда более благодушно. Прикрыв за собой входную дверь, он вытащил пачку сигарет, закурил и принялся расспрашивать у меня, что же все-таки произошло.

Я рассказал. Не совсем так, как все было на самом деле, но в принципе честно.

Сокрыв истинный возраст методистки, я поведал, что, действительно, имел с ней связь, но было это до Маши. А она все представила вон в каком свете!

– Ладно, попробую поговорить с ней, – пообещал мне Машин отец. – Но сейчас ты не лезь – без толку.

С Машей мы в итоге помирились. Удалось мне ее уболтать и внушить мысль, что никого кроме нее у меня нет и быть не может. В сущности, это и было правдой.

Ульяна Игоревна после этого случая как-то сразу постарела, что заметили все вокруг. Само собой, списывалось это на смерть ее мужа. И лишь я один знал, в чем причина ее увядания – я был для нее последней зацепкой за давно ушедшею молодость. Исчез, и годы тут же взяли свое.

Извинившись перед Машей, что не сообщил ей о своем месте нахождения, я наспех с ней распрощался и вновь приготовился слушать Марину. Но прежде, я все же решил допытаться у нее, зачем же она вступила в разговор со Скоком.

– Ты вы мне так и не ответили… – напомнил я ей, убирая мобильный телефон в карман.

– Не ответила?

– Ну да, про причины вашего общения с этим уголовником.

– Да маленькая была, глупая… – Марина отмахнулась от меня, как от назойливой мухи. – Вы лучше дальше слушайте.