Текст книги "Пожиратель Душ"

Автор книги: Антон Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Она нередко допускала мелкие ошибки при работе с документами или складывала вещи таким образом, что Ксават не мог найти то, что нужно. Случайно так выходило или делала назло? Когда скажешь, быстренько все исправит, но до чего это раздражает!

Она, само собой, рассчитывала выйти замуж за высокородного цан Ревернуха, и ее злило то, что он тянет с предложением.

А Ксават, во-первых, никогда бы на ней не женился – Элиза для этого недостаточно покладистая, а во-вторых, если официально оформлять брак, всплывут кое-какие неувязочки.

Дура. Выскочила бы замуж за родовитого аристократа – и на другой день бы обнаружила, что стала женой хасетанского мошенника в бегах! Подумав об этом, Ксават злорадно фыркнул, но потом снова погрузился в угрюмое раздумье. Такси в этот момент свернуло с длинной улицы, окаймленной желтыми бусинами фонарей, на площадь Безмолвного.

В центре площади белела окруженная кольцевой колоннадой исполинская каменная фигура – закутанный в плащ человек (скорее всего, человек) с опущенным на лицо капюшоном.

Вокруг кишели, сигналя друг другу, автомобили. Шофер такси тоже надавил на клаксон.

– Храни нас, Безмолвный, и пусть тайное останется тайным, – машинально пробормотал Ксават слова молитвы.

Пожиратель душ хочет поймать и сожрать то, что ускользнуло от него четверть века назад. Стать приманкой, как предлагает Пеларчи? Брр… Но у него нет выбора, он уже приманка. Что еще могло понадобиться этой твари в Рифале?

Не забираться бы Ксавату так далеко на юг, но, поступив в свое время на службу в Министерство Счета и Переписи, он обнаружил, что больше себе не принадлежит. Куда командировали, туда и поедешь, а попробуй не подчиниться – назначат дисциплинарное расследование.

Вообще-то, в дисциплинарном расследовании ничего ужасного нет. Император-самодур, который направо и налево рубит головы провинившимся чиновникам, – это из детских сказок. В реальной жизни таких чиновников штрафуют, переводят на неперспективные должности или отправляют в отставку, всего-навсего. Но сама по себе разбираловка… Инспектора из внутренней административной полиции всю подноготную стараются вызнать, до всякой мелочи докопаться. Не иначе, с жиру бесятся, истинные цепняки!

В этом опять же ничего особенно страшного нет. При условии, что ты натуральный Ксават цан Ревернух, а не вор, присвоивший с помощью зеркала-перевертыша чужое лицо и убивший его законного обладателя, укравший имя и статус высокородного.

Клетчаба Луджерефа в случае разоблачения ожидала смертная казнь, поэтому он не давал поводов для дисциплинарного расследования, усердно трудился на ниве государственной службы, безропотно ехал, куда посылали. Отыгрывался за эту срань на подчиненных. Им, бездельникам, хорошо, по ним веревка не плачет, и никто не мечтает сожрать их души.

Ежели что, Ксават успеет сбежать – он привык держать нос по ветру и в таких делах не тупак, но его же разоблачат, пусть даже заочно, и сенсационная история наверняка попадет в газеты! А пожиратели душ, которые поумнее, тоже газеты читают. Король Сорегдийских гор узнает, под чьей личиной он скрывается, как выглядит…

Шофер ругнулся и притормозил. Через дорогу перебежала стайка сопливых вертихвосток. Волосы распущены, мордашки усыпаны сверкающими в свете фонаря блестками. Ксават подумал об Элизе и тоже зло выругался за компанию с шофером.

Не нужна ему эта Элиза. Даром не нужна. С ней чем дальше, тем хуже. Девок много, он себе другую найдет. Но уступать ее безродному паршивцу из сопредельного мира не годится. Обидно, вроде как тебя ткнули мордой в срань собачью.

Если с Элизой что-нибудь случится, Ксавату, как непосредственному руководителю, за нее отвечать, поэтому ничего с ней не случится. Раз дрянь девка не умеет ценить добро, по возвращении из командировки он ее выгонит с самой нелестной характеристикой. Все ей припомнит…

А этот молодой да ранний, который хочет увести девку у Клетчаба Луджерефа, за свою наглость дорого заплатит.

Под лоджиями монастырской гостиницы собралось видимо-невидимо кошек. Одни поглядывали вверх, ожидая угощения, другие дремали в траве.

Среди зелени желтела песчаная площадка, и посередине, на постаменте, сидела еще одна кошка – бронзовая, десятиметровая. Изображение Лунноглазой. За деревьями виднелись крытые цветной черепицей многоярусные крыши соседних построек.

– …В общем, выбор за тобой, – сказала в заключение Миури. – Возьмешься за такое задание или нет…

Речь шла все о том же. О транспортировке в Макишту грызверга Мардария, принадлежащего Регине цан Эглеварт. Миури вчера допоздна медитировала в храме и в конце концов удостоилась беседы с богиней.

Поскольку на совести у Мардария нет ни одной убитой кошки (по не зависящим от него причинам, просто-напросто не поймал), монахиня получила разрешение помочь в этом деле супруге Столпа. Но – не подобает жрице Лунноглазой Госпожи носить на шее кулон с грызвергом, естественным врагом кошачьего племени, так что хранить у себя означенный кулон придется ее помощнику. Он не давал обетов и не принимал посвящения, ему позволительно.

И второе. Приближается время священных мистерий в Олаге, сестре Миури надлежит там присутствовать. Ника она могла бы взять с собой – но без грызверга, поэтому, если Ник согласится на эту авантюру, ему придется добираться до Макишту самостоятельно, а Миури приедет туда позже.

Он еще не путешествовал в одиночку и находится здесь всего-то два с половиной года, из них первый год безвылазно провел в Нойоссе, городе иммигрантов. Он до сих пор многого не знает и вдобавок по иллихейским меркам несовершеннолетний – ему еще не исполнилось двадцати. Вдруг он угодит в неприятности, как уже было в Мекете?

С другой стороны, Большой Поперечный тракт, пересекающий иллихейский материк с востока на запад, мимо северных отрогов Сорегдийского хребта, – оживленная и благоустроенная трасса, здесь много небольших городов, деревень и придорожных гостиниц. До совершеннолетия Нику осталось всего-то полгода, он не увлекается ни азартными играми, ни спиртным. Если он благополучно доставит кулон с грызвергом в Макишту, он заработает солидный гонорар и для ордена Лунноглазой, и для себя – четверть заплаченной Региной суммы будет положена в банк на его имя.

Миури предложила Нику самому принять решение.

– Я согласен, – рассеянно наблюдая за собравшимся внизу кошачьим обществом, сказал Ник. – Без проблем отвезу. Лишь бы он по дороге из кулона не выскочил.

– Не выскочит. Для этого надо совершить особое действие и произнести отпирающее слово. А насчет своего согласия – хорошенько подумай до утра. Если не передумаешь, завтра пойдем к Регине.

– Не передумаю.

В последнее время он все чаще испытывал неловкость из-за того, что Миури постоянно его опекает. Да, он здесь чужак, иммигрант, но Пластилиновая страна (у него не шли из головы слова Элизы, и чем дальше, тем больше ему нравилось это название) гостеприимно принимает чужаков. На Миури Ник пожаловаться не мог, она тактичная, рассудительная, терпеливая, однако ведет себя так, словно он школьник, а она – классный руководитель и обязана за ним присматривать. Ладно, если бы ему было тринадцать лет, но ведь ему скоро стукнет двадцать!

– Тебе придется быть осторожным и осмотрительным, меня рядом не будет. Иногда ты заводишь довольно странные знакомства.

Ник понял, на что намекает «бродячая кошка».

– Так он же ничего мне не сделал.

– Не считая браслета, который смогла снять с твоего запястья только Лунноглазая Госпожа. Нехорошо было беспокоить богиню из-за такой мелочи, как неподдающаяся застежка.

– Это ведь была, как ты сама сказала, заколдованная застежка.

– Вот именно. Не годится надевать на человека штуковину, которую он не в состоянии самостоятельно снять.

– Кроме браслета, ничего плохого не было. Наоборот, он отговорил меня от самоубийства. Мне тогда очень важно было с кем-то поговорить, после этого стало легче.

– Ладно, это ведь дело двухлетней давности, – примирительно заметила Миури. – Я только хочу сказать, что по дороге в Макишту ты не должен попадать ни в какие истории. Ты будешь курьером с ценной посылкой, за которую мы с тобой несем ответственность.

Назавтра они снова пошли во дворец рифалийского Столпа. Перед этим Миури показала Нику продолговатый, длиной сантиметра четыре, восьмигранный кристалл на цепочке из тусклого темного золота. Рубин или гранат – Ник в камнях не разбирался. Темно-красный, как венозная кровь, почти черный, холодный на ощупь.

Регина встретила их зареванная. Глаза покраснели, сквозь слой пудры проступают тонкие, как волос, морщинки.

– В заиньку стреляли, – сообщила она тихим сдавленным голосом. – Когда он в парке в своей вольере гулял. Муж велел вольеру для него отгородить, это же совсем как тюремная камера! И все равно кто-то его чуть не убил… Мало того, что намордник хотели надеть, так теперь еще покушаются! Ни одна пуля не попала, у него ошейник с оберегом, я как будто сердцем чувствовала… Спасите заиньку, деньги я приготовила.

– Идемте.

Втроем они вошли в то же самое благоухающее зверинцем помещение, разделенное надвое решеткой. Грызверг встретил их угрожающим ворчанием.

Миури бросила кулон на светлый грязноватый паркет, и Мардарий исчез.

– Где он? – жалобно вскрикнула Регина.

– Внутри кристалла.

– И он там помещается?! – В голосе дамы зазвучали скандальные нотки. – Он же большой, а камешек этот ваш маленький!

– Можно сказать, что я свернула трехмерный фрагмент пространства, в котором находится Мардарий, таким образом, что он теперь занимает очень немного места, – тоном доброжелательно настроенной школьной учительницы объяснила «бродячая кошка». – И переместила этот фрагмент внутрь кулона.

– Это каким таким образом?! – крикнула супруга Столпа, наступая на нее с видом покупательницы, которая недосчиталась мелочи, отойдя от кассы.

Вот теперь Ник окончательно убедился в том, что Регина из одного с ним мира.

– Сие храмовая тайна, госпожа цан Эглеварт, – с достоинством ответила монахиня. – Но, если вы в чем-то сомневаетесь или чего-то опасаетесь, поищите другой способ доставить грызверга в Макишту. Сейчас я его выпущу.

Кулон, блеснув в падавшем сверху косом солнечном столбе, сам собой прыгнул ей в руку, словно Миури его магнитом притянула. Регина цан Эглеварт глядела на нее подозрительно и агрессивно, но с опаской.

Сжав кулон в кулаке, монахиня размахнулась и опять швырнула его сквозь решетку на отгороженную половину комнаты, пробормотав при этом:

– Сакхалагливлум.

Черный с асфальтовым отливом Мардарий возник из ничего, встряхнулся и зарычал на гостей – как ни в чем не бывало, словно его и не сворачивали вместе с фрагментом пространства. А кулон, повторив прежний маневр, снова очутился в руке у Миури.

– Мальчик мой, заинька мой… – ухватившись за решетку, с облегчением пробормотала госпожа цан Эглеварт.

– Ник, пойдем, – позвала Миури.

– Подождите! – Регина заступила им дорогу и заговорила, сменив тон на просительный. – Я же за него беспокоюсь, вы должны понять, у меня же сердце кровью обливается… Я уже деньги приготовила! Сто пятьдесят тысяч, аванс, как договаривались. Отвезите Мардария в Макишту! А ему в это время не будет больно?

– Нет. Он будет дремать и смотреть приятные сны.

Повторно заключив грызверга в кристалл, Миури надела кулон Нику на шею.

– Спрячь под рубашкой.

– Вы отдаете заиньку ему? – Регина нахмурилась. – Он же совсем молодой, неопытный…

– Он мой помощник. Мне, жрице Лунноглазой, нельзя хранить у себя кулон с грызвергом.

Миури аккуратно пересчитала и убрала в карман монашеских шаровар деньги. Иллихейские купюры такого достоинства Ник до сих пор видел только на картинке в учебнике для иммигрантов. Какой на них сложный переливчатый рисунок, чуть ли не мерцающий… Наверное, это чтобы труднее было подделать.

– А кто-нибудь не сможет украсть у вас кулон, выпустить оттуда заиньку и убить? – опять начала допытываться Регина. – Вокруг столько злых людей…

– Для того чтобы выпустить Мардария, кулон нужно взять в левую руку, два раза подряд сжать в кулаке, потом бросить и произнести отпирающее слово – «сакхалагливлум». Бессмысленный набор звуков, – теперь «бродячая кошка» говорила чуть слышным шепотом. – Пароль знаем только мы трое. Следовательно, никто, кроме нас, сделать это не сможет.

Госпожа цан Эглеварт беззвучно зашевелила губами. Заучивала пароль.

– Сейчас завернем в банк и положим деньги на счет, – сказала Миури, когда вышли на улицу. – Пока задание не выполнено, трогать их нельзя, таковы правила.

– А человека тоже можно спрятать в кулоне?

– Кого угодно. Таких кристаллов немного, все они созданы Пятерыми, и владеть ими могут только жрецы. До Рарга мы с тобой доедем вместе, оттуда я в Олагу, а ты – дальше на запад, в Макишту.

– Хорошо, – отозвался Ник.

Это будет его первое самостоятельное путешествие по дорогам Пластилиновой страны.

После того как Ксават обругал встреченных в темноватом коридоре молодоженов за сорванный кран в туалете, на душе полегчало.

– Это не мы его перекрутили! – растерянно оправдывался молодой человек в провинциальном вязаном жилете. – Мы его не трогали, мы туда не заходили…

– А если не вы, то кто же?! – злорадно спрашивал Ксават.

Они не знали, кто, и крыть им было нечем.

– Господин цан Ревернух, мы уже вызвали водопроводчика! – заверил его гостиничный администратор, который уже минут десять топтался рядом и беззвучно, как рыба, открывал и закрывал рот, но никак не мог поймать паузу, чтобы вставить слово.

– Если людей не воспитывать, они потеряют совесть и обнаглеют, – наставительно объяснил ему Ксават, жестом показав молодоженам, что они могут убираться.

Все равно под ложечкой ныло. Когда сели в машину, это чувство усилилось.

На запад. Прочь из большого города. В соответствии с хитроумным охотничьим планом Доната Пеларчи – он профессионал, ему виднее.

Ксават понимал, что охотник прав. В рифалийской сутолоке оборотень, который неизвестно как на этот раз выглядит, запросто к нему подберется, а когда спохватишься – будет поздно. Стало быть, надо выманить тварь туда, где народа поменьше, и после дать команду начинать операцию «Невод».

Все правильно. Бесило его другое: он теперь приманка, срань собачья.

Для Доната сорегдийский оборотень – дичь, а для оборотня Ксават – дичь, и осталось только надеяться, что Донат не промахнется.

Глава 4

В Сундузе их настигло письмо.

«Здраствуйте!

Хачу придупредить чтобы вы бериглись и беригли маего заяньку, патаму что злые люди паслали каво-то вас дагонять чтобы заюшьку отнять и убить. И мой муж тоже с ними заадно.

Разачировалась в людях вабще.

Беригитись наемнава убийцу!!!

Спасите заеньку!

В. цан Э.»

На розовой лощеной бумаге, с золотым тисненым гербом Эглевартов в верхнем правом углу – сразу видно, что это послание высокопоставленной дамы.

– Что будем делать? – Ник вопросительно посмотрел на монахиню.

– Ничего. Регина преувеличивает опасность.

– Если по дороге у меня украдут кулон…

– Украдут, и что дальше? Отпирающего слова никто, кроме нас, не знает, а пока Мардарий внутри, с ним ничего невозможно сделать. Кроме того, кулон защищен храмовым проклятием. Каждый, кто украдет его или заберет силой, нарвется на неприятности.

– Да?.. – Ник нервно потрогал сквозь ткань рубашки восьмигранный кристалл. – А я как же?

– Для тебя это не опасно, ты ведь получил его от меня, законным путем. Ни один здравомыслящий человек не возьмет без спросу вещь, на которой есть храмовое клеймо.

– Его могут украсть и куда-нибудь забросить, чтобы Мардарий потерялся с концом. Наверное, если сделать это быстро, проклятие не успеет сработать?

– Может, и не успеет. Но для жрецов не проблема найти и притянуть к себе храмовую вещь, а я, как тебе известно, жрица. Я не говорю, что тебе не надо быть осторожным, но слишком волноваться из-за кулона тоже не стоит. Я не отпустила бы тебя одного, если бы это поручение было по-настоящему опасным. Эглеварт уже добился, чтобы Регина держала свое любимое животное взаперти, и ему незачем посылать вслед за нами наемного убийцу.

– Ну, тогда хорошо… – пробормотал Ник, глядя на озерцо, которое блестело в низине среди темной травы, словно кусок разбитого зеркала.

Красивое местечко.

– Из Рарга в Макишту поедешь поездом, – сменила тему Миури. – Параллельным экспрессом. Так будет удобней, а машина мне самой понадобится.

Темно-синий, местами поцарапанный внедорожник наподобие джипа стоял у обочины, возле покрытого резьбой шакрового столба.

– Параллельным?.. – удивился Ник.

– Его так называют, потому что он ходит параллельно Сорегдийскому хребту, между восточным и западным побережьями. Регине я из Рарга напишу, что мы будем бдительны, пусть успокоится.

Миури стряхнула крошки с рясы. Желтая прядь, выбившаяся из-под монашеской шапочки с кошачьими ушками, золотилась на солнце, а на безымянном пальце правой руки мерцал в серебряном перстне лунный камень с выпуклым силуэтом кошки.

– Я должна помолиться, а ты пока собери… – она кивнула на походную скатерть с кружками и термосом. – К озеру не ходи, посуду сполоснем в деревне.

Отойдя в сторону, «бродячая кошка» уселась под кустом с желто-зелеными в фиолетовых прожилках листьями.

Ник завинтил термос, убрал чашки в корзину. День погожий, солнечный, и пейзаж выглядел безмятежным, а у него в душе все равно что-то заныло. Не сразу, с некоторой задержкой, так что Миури не увидела, как изменилось выражение его лица.

…Это похоже на то, как в детстве он с родителями ездил по выходным за город. Тоже брали с собой еду, тоже закусывали на природе, потом собирали остатки…

Он оцепенел, склонившись над корзиной с наполовину свернутой скатертью в руках.

– Коля!

Услышав этот голос, Ник вздрогнул, поднял голову и ошеломленно раскрыл глаза.

Мама стояла около озера, по колено в темной траве. Живая. В своем любимом платье из голубого крепдешина. Но ведь это платье осталось в их брошенной квартире… Значит, здесь, в Иллихее, она сшила себе точно такое же?

– Коля, иди сюда!

Она умерла от сердечного приступа у него на глазах. Люди в камуфляже бросили ее тело в закрытую машину и куда-то увезли. Но бывает же, что человека выводят из клинической смерти… Там увидели, что ее можно спасти, и все-таки оказали медицинскую помощь, а потом, после больницы, она тоже наткнулась на объявление иллихейской иммиграционной службы и тоже попала в Пластилиновую страну… И они почти три года ничего не знали друг о друге…

– Иди ко мне!

Бросив скатерть, он стал спускаться в низину, запинаясь о торчащие корни травянистых растений. Под подошвами чавкало. Мама все так же стояла на берегу озера, и звала его, и улыбалась. Как хорошо, что ее тоже взяли сюда, теперь они будут вместе…

– Мя-я-я-а-а-ау!!!

Пронзительный кошачий вопль так ударил по барабанным перепонкам, что Ник споткнулся и упал на одно колено в сырую траву. А маму буквально передернуло, по ее телу прошла странная судорога: словно она не настоящая, а нарисована на куске ткани, и эта ткань всколыхнулась от сильного сквозняка.

Ник встал. До мамы и до озера каких-то пять-шесть метров. Мама протягивала к нему руки. Он похолодел, когда увидел, что ее пальцы вытягиваются и в придачу извиваются, как черви. Не может у нее быть таких пальцев… Это почти коснулось его, но тут снова раздался свирепый кошачий вопль, и нечеловеческие пальцы свело судорогой, а Ника схватили за ворот и рванули назад.

Мама была уже совсем не похожа на себя. Она как будто расползалась на клочья… и вообще на том месте, где она только что стояла, шевелилось что-то вроде коралла с бледными раскоряченными ветвями, оно вырастало из непроницаемо-зеркальной водной глади. Ник почувствовал дурноту.

– Иди сам! – потребовала Миури. – Ты тяжелый.

Он понял, что мамы здесь не было вообще. Это кораллоподобное существо (уже исчезло, только круги по воде расходятся) его загипнотизировало.

– Тут на столбе должен быть знак! – Ему редко случалось видеть Миури такой рассерженной. – Дырки от гвоздей есть… Куда он, интересно, подевался?

– Какой знак?

У Ника стучали зубы. Он оглянулся назад: озеро как озеро, в нем отражается небо и прибрежная темная осока; даже не подумаешь, что там притаилось что-то непонятное.

Миури обшаривала придорожный кустарник. Трещали ветки. Бросилось наутек несколько потревоженных прыгунцов, они скакали в траве, как рассыпанные мячики.

Ага, вспомнил: если где-то завелась нечисть, рядом вешают специальный знак – вроде черепа на трансформаторной будке, чтобы никто не совался в опасное место.

Его все еще трясло. Он опять посмотрел на озеро, испытывая нехорошее, тоскливое чувство. Если бы это было правдой, если бы она оказалась жива… Но это всего лишь одна из метаморфоз, какие в Пластилиновой стране сплошь и рядом.

– Вот он!

Миури вытащила из кустов у обочины круг величиной с крышку от бочки, с черно-красным символом, и помятую жестяную табличку.

– Еще и пожиратель душ! – пробормотала она сердито, прочитав надпись. – Способный к гипнотическому воздействию… Тому, кто сорвал это со столба, руки-ноги поотрывать мало. Найди в багажнике молоток, приколотим на место.

Началось с того, что у них лопнула шина, и пришлось менять колесо. Управившись с этим делом, решили перекусить, расслабились… И тут обнаружилось, что обрамленное темной травой зеркальное озеро, такое привлекательное издали – непростое, под водой прячется эта бледная коралловидная дрянь.

После встречи с мамой, которая оказалась наваждением, Ник чувствовал себя подавленно. Видимо, сегодня один из тех дней, когда все идет вкривь и вкось.

– Невезение тут ни при чем. Вот, посмотри, – Миури показала на ладони предмет, который подобрала на дороге – вроде бы стеклянный, почти прозрачный сросток заостренных пирамидок величиной с шарик для пинг-понга. – Вот что попало нам под колесо. Их здесь много валяется. Думаю, кто их рассыпал, тот и знак со столба сорвал. В деревне сообщим в полицию.

– Заинькины враги? – Мысль о еще одной реальной опасности отвлекла Ника от угнетающих воспоминаний. – Может, они рассчитывали, что эта тварь меня заманит, и кулон пропадет вместе со мной?

– Но я смогла бы притянуть кулон, так что это не покушение на заиньку. Сейчас даем задний ход, потом разворачиваемся и возвращаемся на тракт. Называется, срезали путь… А когда доедем до деревни, ты возьмешь брошюру «Правильное поведение при встрече с нечистью» и прочитаешь от корки до корки.

– Я уже читал. Еще в Нойоссе.

– Плохо читал. Иначе не пошел бы к озеру.

– Я увидел маму. Оно притворилось моей мамой, поэтому я решил, что она осталась жива и тоже попала сюда… – Ник говорил глухо и тихо.

– И она звала тебя?

– Да.

– Правило первое: не подходи. Если тебя зовут, предложи собеседнику самому подойти. Тогда сразу станет ясно, кто есть кто, потому что нечисть не может выйти за пределы своей территории. Не считая прогулок в урочное время, но тогда она теряет магическую силу. Все это освежишь в памяти, и потом я проверю, как ты усвоил материал.

– Да я все оттуда помню!

– Оно и видно.

Доехав до деревни, они отправились в местную полицейскую контору, которая находилась рядом с ветхим, едва ли не покосившимся трактиром с застекленной верандой и крутой двускатной крышей. За ними увязалась серая полосатая кошка, она путалась под ногами, норовя на ходу потереться о ботинок Миури, пока та не посадила ее к себе на плечо.

Наблюдая эту сценку с веранды трактира, сквозь толстые зеленоватые стекла, Ксават чувствовал себя так, словно хлебнул едкого прокисшего вина. Сранью все закончилось! Его хлопоты пропали впустую.

Сколько же усилий он затратил… Тщательно изучил атлас. Отправил Элизу с Виленом из Сундуза в Рахлап междугородным трамваем – пришлось, скрепя сердце, дать им денег, а теперь жди их в Рахлапе, потому что окаянный трамвай тащится кружным путем, через Шарлассу. Выследил и обогнал машину «бродячей кошки», сорвал со столба возле озера Нельшби предостерегающий знак и табличку, припрятал в кустах и в придачу разбросал на дороге почти невидимую при солнечном свете «пасмурную колючку» из пустыни Кам, чтобы монашка в нужном месте пропорола колесо. Если бы командированного из столицы министерского чиновника застукали с поличным на таком злостном вредительстве, в лучшем случае ославили бы психом, а в худшем – арестовали и назначили дисциплинарное расследование с дознанием перед Зерцалом Истины.

Ну и что? Вот они, Миури и Ник – живехоньки, улыбаются… А в полицейский участок неспроста завернули: небось, хотят донести на неизвестного злоумышленника. Только надо быть параноиком чокнутым, чтобы заподозрить в таких делишках высокородного Ксавата цан Ревернуха, так что не пойман – не вор.

Разочарованный, он вернулся за столик, где остывал недоеденный завтрак. Приподнятого настроения как не бывало.

Нечему удивляться: Миури – жрица Лунноглазой, еще молодая, но, видать, способная. Ксават слышал о том, что жрецы и маги владеют приемами, позволяющими отражать нападения нечисти даже на ее собственной территории.

Пока Ник рядом с монашкой, с ним не разделаешься. А разделаться нужно: иначе получится, что Ксават цан Ревернух – тупак, щенку уступил.

С кухни тянуло запахом подгоревшей яичницы. На потолочных балках висело десятка полтора длинных щетинистых щергачей, без которых ни одно деревенское заведение не обходится. Мол, вы в безопасности – вон сколько у нас оберегов, защищающих от злых наваждений! Примитивное деревенское жульничество. Ксавата бесило, когда его держат за тупака, и на этих сушеных щергачей он смотреть спокойно не мог.

А если Донат Пеларчи, который, по договоренности, едет с некоторым отставанием следом за ним, тоже напорется на «пасмурную колючку»? У него, интересно, есть запасное колесо? Охотнику полагается быть предусмотрительным…

Подумав об этом, Ксават почувствовал себя беззащитным. Вдруг Король Сорегдийских гор опередит Доната? Никакие щергачи тогда не спасут, ни поддельные, ни настоящие.

Заскрипела дверь… Это всего лишь неопрятная хозяйка с тряпкой.

– Эй! – окликнул женщину Ксават. – Скатерть-то здесь давно стирали? Приличному человеку противно есть за столом, который застлан такой сранью!

Книжка была старая, истрепанная, но аккуратно заклеенная, с иллюстрациями, смахивающими на творения сумасшедшего художника. Зарисовки с натуры и фотографии. Кошмары Пластилиновой страны. Бледный коралл, обитающий в озере Нельшби, далеко не самая страховидная из здешних тварей.

Это был уже второй пожиратель душ, с которым Нику довелось столкнуться, в то время как многие коренные иллихейцы за всю жизнь и одного-то ни разу не видели.

Первая встреча произошла два года назад неподалеку от Нойоссы, и у Ника даже остался после нее памятный подарок, от которого потом по настоянию Миури пришлось избавиться.

Началась эта история с того, что вместе с очередной партией иммигрантов из бурлящего, как паровой котел, СНГ в Нойоссу доставили шайку блатных.

Парни лет двадцати двух – двадцати пяти, их было шестеро. Скоро стало на одного меньше: самый тупой на потеху приятелям оборвал крылья трапану – и через день, оступившись на лестнице, свернул себе шею. Насмерть. Ящероголовый, как и Лунноглазая, не любит, когда причиняют вред кому-то из его народа.

Остальные оказались поумнее и священных животных не трогали. Зачем связываться со зверьем, которое находится под защитой неведомых сил, когда вокруг столько людей? Ник попал в число тех, кого эта шайка особенно невзлюбила. Трудно сказать, за что. Возможно, их раздражала его речь, сразу выдававшая чужака, «интеллигента». Возможно, они почувствовали его неприязнь. К тому же травить одиночку безопасней, чем конфликтовать с другой компанией – там еще неизвестно, чья возьмет. Ник уже полгода находился в Нойоссе, но до сих пор не отошел после пережитого на родине; молчаливый, рассеянный, постоянно грустный, он показался им подходящей жертвой.

Они понимали, что за членовредительство или побои придется отвечать, и из рамок не выходили, зато внутри этих рамок куражились вовсю. Встретив его, пихали, пинали, наступали на ноги, в столовой бросали в его тарелку всякую дрянь, орали вслед обидные слова. Однажды, подкараулив около кухонной помойки (была его очередь работать в столовой), подставили подножку и толкнули в кучу отбросов. В другой раз окружили и стали плевать в лицо и на рубашку, радостно гогоча.

Именно после этого инцидента Ник решил покончить с собой. И еще решил, что убьет их. То и другое сразу.

Пусть он не умел драться, как Брюс Ли, у него было маленькое преимущество. Они здесь недавно, по-иллихейски пока не понимают и еще не начали ходить на лекции. Ник опережал их на полгода и больше знал об окружающем мире. В частности, знал, почему категорически запрещены вылазки в горы, хотя от Нойоссы до Пятнистого отрога рукой подать.

Около часа по железной дороге до конечной станции Южные Огороды, и потом, мимо огородов, пешком на запретную территорию. Его туда возили с группой на экскурсию. Показывали рубеж (так себе изгородь), пограничные столбы с потемневшими старыми табличками.

Если заманить туда эту шайку, они наверняка потащатся в горы следом за жертвой. Что им изгородь и таблички?

Тем более что все предупреждающие надписи – на иллихейском, они этого еще не проходили. Знание тоже может быть оружием.

«Ты должен был пойти к куратору и подать на них жалобу, – сказала потом Миури. – Здесь не твоя страна, а Иллихейская Империя, и у нас есть законы. Таким, как эти, полугражданства не дают, их используют в качестве государственных невольников. Мы ведь берем иммигрантов не для того, чтобы разводить у себя импортный криминал, нам своих проблем хватает. Кураторы не могут за всем уследить, но если бы ты сообщил, что происходит, этой банде не позволили бы продолжать в том же духе. Ты поступил как малолетний школьник! Да еще приобрел аксессуар, от которого не можешь избавиться…»

Этот разговор состоялся еще до того, как удалось снять с его запястья злополучный браслет.

Выманить их из Нойоссы оказалось проще простого. В столовой, выбрав момент, когда один из шайки, Трефа, вертелся рядом, Ник рассказал Марку, добродушному флегматичному парню, что у него завтра свидание с местной девушкой. Стройная, красивая, длинные желтые волосы, похожа на голливудскую кинозвезду. Он с ней якобы на улице познакомился. У ее семьи домик с огородом на конечной станции, там они и встретятся, она сама предложила, а ее родители в это время будут в городе и ничего не узнают. Нику впервые пришлось так длинно и складно врать. Неизвестно, поверил ли Марк, слегка удивленный его неожиданной откровенностью, но Трефа на приманку попался.

Билет стоил недорого, деньги у Ника были. Нойосса – не только перевалочный пункт для иммигрантов, там живут иллихейцы, как в обычном городе, и при желании можно подработать дворником, грузчиком или что-нибудь еще в этом роде. Ник по утрам подметал улицу перед продовольственным магазином. Платили немного, но на всякие мелочи хватало.