355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Антон Орлов » Пожиратель Душ » Текст книги (страница 5)
Пожиратель Душ
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 12:59

Текст книги "Пожиратель Душ"


Автор книги: Антон Орлов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Ксавата раздражала его манера говорить – медлительная, старомодная, тягучая, как темная патока. Изнывай в ожидании, пока он завершит свою мысль! Зато на охоте Донат Пеларчи принимает решения и действует молниеносно, это примиряло с его словесным рассусоливанием.

– Тварь ищет меня, – сказал Ксават, когда охотник умолк.

– Надеюсь. Тогда он сам придет в западню. Но если его интересует что-то другое, мы напрасно потеряем время. Нужна приманка.

– Если на девку его приманить… – вспомнив Марго и Селлайп, предложил Ксават. – У меня есть помощница, девчонка из сопредельного мира, смазливая, смышленая, обходительная. Он падок на женщин.

– Он падок на все подряд, – охотник досадливо поморщился. – Каждый раз, когда подходит срок, он кидается в человеческую жизнь, как пьяница в загул. Какое развлечение он придумал себе на этот раз и как он выглядит – неизвестно. Он может принять облик любого, кто был им съеден.

Ксават недовольно фыркнул. Верно. Не годится Элизу использовать. Хорошо, если все пойдет по плану и на приманку попадется Король Сорегдийских гор, но если они подсунут ее какому-нибудь бездельнику – получится натуральный срам. Самому же будет обидно.

– Приманкой могли бы стать вы, господин цан Ревернух, – угрюмо и настойчиво произнес Донат.

Кресло под ним со скрипом пошатнулось, словно готовилось развалиться. В этой гостинице не мебель, а срань собачья. И обои наклеены криво, где отстают, где измазаны засохшим желтоватым клеем. Руки бы пообрывать тем, кто здесь в последний раз делал ремонт. Ксавата все раздражало.

Он желчно возразил:

– Я не имею права, господин Пеларчи. Мое столкновение с тварью произошло, когда я выполнял инкогнито секретное служебное задание. Я тогда назывался другим именем, это закрытая информация. Вы же понимаете: долг, подписка о неразглашении государственной тайны.

Пеларчи сумрачно кивнул, и кресло опять скрипнуло.

«Придумай что-нибудь, не будь тупаком! – со злостью взмолился про себя Ксават. – Ты же специалист!»

– Какие-нибудь постоянные признаки у него есть? – спросил он вслух.

– Если бы они были, если бы у него не хватало ума их скрывать, он бы не прожил так долго.

– Должны быть, он же обладает индивидуальностью. Он вроде как аристократ среди тварей, все равно что высокородный – может, попробуем плясать отсюда?

– Да какой там аристократ! – брезгливо процедил Келхар цан Севегуст, до сих пор молча торчавший в оконном проеме. – Отребье. Живет в глуши, якшается с кем попало, ест всякую дрянь… Истинное отребье.

Этот высокородный Келхар Ксавата раздражал даже больше, чем тягучая речь старого охотника или изготовленная халтурных дел мастерами гостиничная мебель. Неразговорчивый, но с гонором. На бледном костистом лице застыла презрительно-высокомерная гримаса, и содрать ее можно только вместе с кожей. Одет, как одеваются охотники, но с претензией на элегантность. Слова цедит, словно великое одолжение делает.

Казалось, он каким-то чутьем угадал в Ксавате цан Ревернухе не равного себе, а выскочку, незнатного, обманом занявшего чужое место, и держится с ним соответствующим образом. Заносчивый дегенерат, вот он кто.

– Пожиратель душ питается человеческими душами, – одернул молодого человека Донат.

– Я и говорю, дрянью, – не сдался Келхар. – По крайней мере, этот. Известно, что на протяжении последних тысячелетий он принципиально пожирает дрянных людишек, подонков, а чтобы съел что-нибудь приличное, я имею в виду приличного человека, таких фактов не зафиксировано.

– Пожиратель душ – это все равно пожиратель душ, поэтому он должен быть уничтожен, – веско объяснил помощнику старый охотник.

Ксават еле сдерживался. Если до сих пор Севегуст ему просто не нравился, то теперь это чувство переросло в острую, как зуд, неприязнь. Значит, Клетчаб Луджереф, едва не съеденный Королем Сорегдийских гор, по его мнению, дрянь?!

– Нам нельзя ошибиться, – раздумчиво добавил Донат. – Если мы ошибемся и вместо оборотня убьем человека, придется отвечать по закону. Поэтому, Келхар, оборотней обычно бьют вблизи их владений, когда есть уверенность, что дичь та самая.

– Что вы предлагаете? – взорвался Ксават. – Упустить его, чтобы не сделать ошибки?

– Я не сказал, что предлагаю упустить дичь, – холодно возразил Пеларчи. – Мы должны его найти и задержать до истечения урочного срока, чтобы он потерял человеческий облик. Если это произойдет за пределами его территории, сила будет на нашей стороне. Вот тогда мы его уничтожим. Главное – вычислить оборотня и не дать ему прорваться.

Ксават глубоко вздохнул. Операция «Невод». Все зависит от того, насколько надежным и крепким окажется сплетенный им невод… И еще от того, насколько Пеларчи искусен в своем ремесле. Он ведь не тупак, он Дважды Истребитель…

Охотники ушли. Ксават, конспирации ради, на полчаса задержался в дешевом полутемном номере. Это уже четвертая его попытка разделаться с Королем Сорегдийских гор. Первую он предпринял двенадцать лет назад. Окаянная тварь должна быть уничтожена. Если ее за столько веков не извели, это еще не значит, что она неуничтожима.

Если «Невод» не подведет, если Донат Пеларчи не подведет, Ксават (или Клетчаб) сможет поехать в Хасетан и прогуляться по его улицам, которые так часто, так настойчиво снятся. Сможет сдвинуть вместе обе половинки своего прошлого, безжалостно разорванного надвое… И наконец-то сможет распрощаться со страхом.

Во всяком случае, он на это надеялся. Он уже четверть века на это надеялся.

А что ему еще оставалось, кроме надежды?

Глава 3

Их долго вели по коридорам музейного вида. Дворец рифалийского гараоба – Столпа Государственного и Общественного Благополучия города Рифала и окрестных земель – с улицы показался Нику не особенно большим, но то ли за трехэтажным белым фасадом прятался, уходя в глубь парка, целый лабиринт, то ли здесь был использован какой-то волшебный трюк с пространством.

Провожатая, прислуга в халате из синего сатина с вышитыми спереди и сзади гербами, порой останавливалась и прислушивалась, прижимая к губам палец, или, заслышав голоса, поспешно сворачивала в боковой проем, сделав приглашающий знак Нику и Миури. Как будто ей велели проводить посетителей к супруге гараоба тайком. Миури ничему не удивлялась, и Ник тоже делал вид, что не удивляется.

Наконец вошли в атриум под стеклянным куполом, загроможденный изящной мебелью с гнутыми ножками и шелковыми ширмами с вышитыми пейзажами. Был здесь также миниатюрный мраморный фонтанчик и два громадных аквариума: в одном плавали декоративные рыбки, в другом – медузы всех оттенков радуги, небольшие, не крупнее куриного яйца.

Регина цан Эглеварт, хрупкая женщина с капризным набеленным лицом, сидела в кресле возле фонтанчика. Послав прислугу за кофе, монахиню она тоже пригласила присесть и завела разговор о том, что у господина цан Эглеварта подходит к концу срок службы на посту гараоба, в Рифал уже прибыл его преемник, а они с мужем скоро отправятся на запад, в Макишту, государь подписал указ о назначении цан Эглеварта своим недремлющим наместником в Макиштуанском княжестве… Миури вежливо поддерживала беседу.

Ника административные шахматы не интересовали, и он стал наблюдать за медузами. Служанка принесла серебряный поднос с тремя чашками. Ник пил свой кофе стоя, не сводя глаз с причудливых созданий в аквариуме. Моря он никогда не видел – ни на Земле, ни здесь.

Регина время от времени бросала на него короткие, притворно рассеянные взгляды. Она не вызывала у него симпатии, хотя и красивая. Говорила она, манерно растягивая слова, и ненавязчиво показывала, что проявляет изрядный либерализм, распивая кофе с теми, кто стоит на социальной лестнице намного ниже супруги гараоба. По контрасту с Миури, как всегда сдержанной и приветливой, она выглядела почти карикатурно и напоминала жеманную барыню из советского фильма.

Она, конечно же, советских фильмов не видела и вряд ли представляла, какое впечатление производит на стороннего наблюдателя.

Особенно Нику не понравилось, как Регина вела себя с девушкой в синем халате. Тут уж никакой игры в либерализм – властный, уничижительный тон, а когда служанка, собирая пустые чашки, сделала неловкое движение, и те звякнули на подносе, Регина взвизгнула:

– Дура! Пошла отсюда!

Ее холеная ручка дернулась – дать пощечину, однако хозяйка дома спохватилась, нельзя же при посторонних, и удара не последовало.

Миури на мгновение вскинула глаза на Ника.

«Замри. Не вздумай как-нибудь отреагировать», – предупреждал ее взгляд.

Чтобы не выдать свое отношение к этой сценке, он отвернулся и опять уставился на аквариум.

– Не обращайте внимания, сестра Миури, – раздался позади нервный жеманный смешок. – Я места себе не нахожу… Вы, наверное, догадались, что я не просто так вас пригласила, мне нужна ваша помощь, – Регина понизила голос. – Вы должны мне помочь, ради всего святого! Они хотят убить моего мальчика, моего маленького…

Какая-то опасность угрожает ее ребенку?

Ник снова повернулся к женщинам. Нехорошо стоять столбом и пялиться на медуз, когда заходит речь о таких проблемах.

Госпожа Эглеварт тончайшим, как клочок тумана, платочком вытирала мокрые глаза.

– Кого хотят убить? – мягко спросила «бродячая кошка». – И кто – они?

– Все они… Все, все… Слуги его ненавидят… – Регина всхлипнула. – Заиньку моего… И муж тоже… Они хотели заиньку отравить, яда ему подсыпали, он скушал и чуть не умер! Я теперь только сама кормлю, никому не доверяю, а то его изведут, мальчика моего им не жалко… Мы поедем в Макишту, и по дороге они его убьют, поэтому я решила обратиться к вам. Спасите его, я хорошо заплачу, – она опять всхлипнула. – Он один-единственный меня понимает!

– Почему его хотят убить?

– Он им мешает! Они даже хотели… на него… на заиньку… намордник надеть!.. Я не позволила. Представляете, разве можно на члена семьи – намордник?! Он ведь оби-и-идится…

Она расплакалась.

– Речь идет о собаке? – уточнила Миури, когда рыдания начали стихать.

– О песике, о моем заиньке, – подтвердила супруга Столпа, судорожно икая от слез.

– Ник, будь добр, дай воды, – полуобернувшись, бросила Миури.

Оглядевшись, Ник шагнул к столику с цветочным орнаментом на белой лаковой столешнице, налил воды из тяжелого графина. Не слишком ловко сунул даме стакан.

– Его все ненавидят… Муж даже говорил, что застрелит его, если он еще раз… А она была сама виновата… – продолжая плакать, бессвязно объясняла Регина. – Он такой умный, так меня любит… Вы должны отвезти его в Макишту, я заплачу любые деньги! Видите, я не торгуюсь…

Улучив паузу, Миури сказала:

– Я должна на него посмотреть.

– Да-да, конечно, – супруга гараоба сквозь слезы улыбнулась. – Сами увидите, какой он заинька… Идемте!

Втроем они вышли в коридор, выложенный кричаще яркой розовой и лимонной плиткой, после поворота остановились перед двустворчатой дверью. Регина извлекла из складок воздушного одеяния позолоченный ключик и прошептала:

– Приходится моего заиньку взаперти держать… Муж сказал, что прикажет его пристрелить, если он будет везде бегать. Так много в людях злости…

Из-за двери донеслось наводящее оторопь басовитое ворчание.

– Он на цепи? – деловито осведомилась Миури.

– Да разве можно заиньку – на цепь?! – супруга Столпа всплеснула руками, чуть не выронив ключ. – Они хотели посадить его на цепь, а у меня сердце кровью обливается, я не позволила. Да не бойтесь, там решетка, и вы же вместе со мной. Свою мамочку мальчик слушается!

Она отперла дверь и первая переступила через порог. Миури и Ник вошли следом. Ворчание перешло в рык, одновременно и ликующий, и угрожающий.

Решетка – литое кружево – разделяла помещение надвое, а по ту сторону… Разве это собака? Ник уже видел подобное существо на картинке – в учебнике «Живая природа Иллихеи», раздел «Особо опасные животные».

– Это же грызверг! – выпалил он вслух.

– Да, грызверг! – с вызовом подтвердила Регина. – А что, грызверг, по-вашему, не песик? По-вашему, он не имеет права на существование? Мой пусенька, мой заинька, вот и пришла к тебе мамочка…

За решеткой бесновался зверь размером с королевского дога, но с более мощными лапами и массивным туловищем. Черный с асфальтово-серым отливом, под жесткой блестящей шерстью перекатываются литые мускулы. Клацают когти об исцарапанный паркет. Крупная тупомордая голова, маленькие уши, в большой влажной пасти – два ряда острых, как ножи, зубов. Глаза горят недобрыми угольками.

«Челюсти грызверга без труда перекусывают берцовую кость взрослого человека, ствол молодого дерева и даже трубу парового отопления», – вспомнилась Нику фраза из учебника.

– Мамочка своего заиньку любит, – бормотала Регина, прильнув к решетке. – У нас гости, да, да, гости, поэтому мамочка пока дверцу не откроет, ты уж, мальчик мой, потерпи… Его зовут Мардарий, – сообщила она Миури и Нику, лаская преданно повизгивающего грызверга. – Мардарий у нас красавец, правда же он великолепный? А они его не любят… Нехорошие люди мамочкиного заиньку не любят, но мамочка не даст им на заиньку намордник надеть! Мой маленький, как он радуется, что мамочка к нему пришла!

Время от времени Мардарий косил горящим глазом на чужаков и издавал низкое злобное урчание.

– Вот как заинька свою мамочку защищает! – умильно прокомментировала хозяйка. – Пусенька мой…

В помещении стоял острый звериный запах, как в зоопарке в безветренную погоду. Солнечный свет лился из двух высоких полукруглых окон яркими потоками, и были отчетливо видны все царапины и пятна на старом паркете. Возле громадного пышного ложа с оборками и декоративными бантами, совсем не похожего на собачью постель, стояла большая, как лохань, металлическая миска, в ней лежали в кровавой водице куски сырого мяса.

– Мамочка скоро к своему мальчику Мардарию вернется, – пообещала грызвергу Регина. – Сейчас мамочка придет, только с гостями поговорит…

Зверь свирепо зарычал. Если бы ему до этих гостей добраться!

Когда вышли в лимонно-розовый коридор, хозяйка прошептала:

– Спасите моего заиньку! За любую цену… Если он поедет с нами, по дороге его убьют, потому что все против него настроены. А он же не виноват, что он грызверг… Та служанка, которой он руку откусил, была сама виновата, от нее плохо пахло. И она мне грубила, а заинька этого не любит. Нельзя же за это убивать! А что он маляров покусал, так им же за увечья заплатили, и я не понимаю, чем они остались недовольны! Могли бы сказать спасибо, что за просто так получили такие деньги. Я хочу, чтобы вы отвезли Мардария в Макишту. У меня только на вас надежда… – Она смотрела умоляюще, как обиженный ребенок, готовый окончательно разочароваться в людской справедливости, на ее искусно набеленном лице блестели дорожки слез. – Сколько вы за это возьмете?

«У нее не все дома. Как мы, по ее мнению, повезем грызверга?!»

Ник ждал, что Миури скажет что-нибудь в этом роде, но монахиня невозмутимо предупредила:

– На мою помощь вы можете рассчитывать только в том случае, если Мардарий не причинил вреда никому из народа Лунноглазой.

– Нет-нет, не причинил! – торопливо заверила Регина. – Один раз погнался за кошкой, но она от него на дерево залезла.

– Если б догнал, растерзал бы.

– Нет-нет, что вы! – госпожа цан Эглеварт заломила тонкие белые руки. – Заинька только побегать за ней хотел, честное слово! Не поймал ведь… Он один меня любит и понимает. Если его убьют, я тоже умру. Сколько вы хотите?

– Триста тысяч. Половину вперед, авансом.

– Так много… – пролепетала Регина. – Это же целое состояние… Я должна попросить денег у мужа, а если он поймет, что это для Мардария… Вы не согласитесь сбавить цену до разумной цифры?

– Нет.

Бывало, что Миури оказывала кому-нибудь нешуточную помощь за символическую плату. Ник помнил, как она в одной деревне вылечила девочку от странной кожной хвори и изгнала из дома наславшее эту хворь существо, похожее на здоровенную серую бабочку из тех мохнатых, что вьются в сумерках вокруг светильников, да еще поставила защиту, чтобы сверхъестественное насекомое не вернулось – все это за ночлег и бутыль молока (угощение для местных кошек). А сейчас видно было, что она не уступит ни рикеля.

– Я достану эти деньги, – вздохнула Регина. – Не беспокойтесь, достану. Я хочу, чтобы моего мальчика отвезли именно вы. Другим я не доверяю, а вас, я слышала, не перекупят, у вас хорошая репутация, – на глаза опять навернулись слезы. – Спасите заиньку!

– Если не будет возражать Лунноглазая Госпожа. Я должна сходить в храм и испросить у нее позволения. Завтра я сообщу вам, да или нет.

– Мардарий не обижал кошек! – всхлипнула госпожа цан Эглеварт. – Только гонялся…

– Миури, мы собираемся согласиться? – оторопело спросил Ник, когда они вышли на улицу и дворец гараоба остался позади, за блекло-желтыми административными постройками, шелушащимися от зноя.

– Я поступлю так, как велит Лунноглазая. Храму нужны деньги, и нам с тобой нужны деньги, а это именно тот случай, когда можно заломить любую цену.

– Как мы эту зверюгу повезем?!

– Как – не проблема, – спокойно, словно думая одновременно о чем-то другом, отозвалась «бродячая кошка». – В кулоне, разумеется.

– В каком кулоне? – растерялся Ник. – Что такое кулон?

– Камень на цепочке. На шее носят.

Она, видимо, решила, что ему не известно значение иллихейского слова.

– И в этот кулон можно запихнуть целого грызверга?

– Можно. Если умеешь это делать и если у тебя есть разрешение, выданное жреческой коллегией.

– Хотел бы я посмотреть, как ты засадишь Мардария в кулон, – Ник недоверчиво усмехнулся.

Он прекрасно знал, что здесь, в этом мире, еще и не такое возможно; усмешка была не столько интеллектуальной, сколько нервной реакцией – как содрогание при погружении в ледяную ванну.

– Посмотришь. Но если Лунноглазая эту идею не одобрит, тебе придется подождать другого случая. Какого ты мнения о том, что увидел?

– Ну, вообще-то… – он замялся. – Я разочаровался в иллихейской аристократии. Думал, они воспитанные, образованные, утонченные… А на эту дамочку посмотришь – и сразу хочется в какую-нибудь коммунистическую партию вступить, хотя дома я был за диссидентов.

– Ясно, – улыбнулась «бродячая кошка». – А теперь возьми назад свои слова насчет иллихейской аристократии. Регина цан Эглеварт – твоя соотечественница.

Это в первый момент удивило его даже больше, чем то, что грызверга можно спрятать в кулоне, но только в первый. Если разобраться, как раз это все объясняет. Он и дома таких видел.

– Говорят, Эглеварт женился на ней по большой любви, – Миури скептически хмыкнула. – У него хватило ума устроить детей в закрытую школу, а каникулы они обычно проводят в поместье у деда. Регина в одном права: это верно, что такую суку поймет только грызверг!

Они дошли до бульвара с узловатыми деревьями, сплошь усыпанными сиреневыми и голубыми соцветиями, издали напоминающими райских птиц. В скудной тени сидели лоточники, мимо тащился, пыхтя и дребезжа, нарядно разубранный паровой автобус.

– Я сейчас пойду в храм беседовать с Лунноглазой Госпожой. А ты еще не созрел для долгих медитаций, поэтому погуляй по городу и к вечеру возвращайся в гостиницу.

Одно из бесспорных достоинств культа Лунноглазой: за адептами признается определенная независимость, никакой стадной дисциплины – каждая уважающая себя кошачья особь должна время от времени гулять сама по себе.

Куда бы они ни приехали, Миури обязательно отправляла Ника на самостоятельную экскурсию.

– Если заблудишься – спрашивай дорогу, если совсем заблудишься – я попрошу народ Лунноглазой тебя разыскать. Если кто-нибудь привяжется, скажи, что ты служишь Лунноглазой Госпоже.

Этого обычно хватало. Не считая происшествия в Мекете, но там, как сказала Миури, нападение было подстроено. Одна трактирная кошка видела, как Ксават цан Ревернух беседовал с местными громилами – теми самыми, которые потом напали на Ника. А если кошки о чем-то знают, Миури об этом тоже узнает, ведь она умеет разговаривать с ними на их языке.

«В министерстве у этого Ревернуха репутация моралиста, параноика и скользкого пройдохи, – сообщила Миури, задумчиво перебирая четки из лунного камня. – Если еще его встретишь, держись подальше».

Сначала Ника занесло в дебри узких, дискретно-затененных улочек, петляющих меж многоэтажных домов с потеками и трещинами на добела выцветшей штукатурке. Солнечные и затененные участки равномерно чередовались, так как верхние этажи зданий были соединены то ли воздушными галереями (такими же обшарпанными, как все остальное), то ли далеко выдающимися сомкнутыми балконами.

Подслеповатые арочные окна в рассохшихся переплетах с остатками белой краски. И булыжная мостовая.

Все это почти заворожило Ника: словно бродишь внутри картины, изображающей испанский или португальский город. Смуглые люди в вышитой одежде, кто в шляпах, кто с зонтиками, довершали впечатление… хотя волосы у многих желтые, как у Миури, ничего общего с Испанией. И на карнизах сидят крылатые ящерицы, но так даже интересней.

Главное, что это не земной город и напоминает он карандашную зарисовку, сон, плод воображения… По его улицам можно гулять безболезненно. Он не заставит тебя вспоминать то, о чем не хочется вспоминать.

Романтическое настроение улетучилось, когда прямо перед Ником, обдав его брызгами, шлепнулся на мостовую порванный бумажный пакет с овощными очистками. Ник очнулся и ускорил шаг.

Все прохожие спешили, и темноволосые, и желтоволосые – теперь он понял, почему. Тот, кто швырнул пакет, вряд ли метил именно в него, просто здесь так живут. Мусор лежал кучками под стенами домов и как будто агонизировал, шевелился… Ага, в нем копошатся пылевые плавуны – мелкие животные, с виду похожие на сухие ветки.

Нику повезло выбраться из этого района, не получив еще одним пакетом по голове.

Широкая улица, скорее даже проспект, много сверкающих стеклянных плоскостей, толпы народа. Солнце клонится к западу – час пик. В газонах изнывают от зноя чахлые розовые кустики с пышными бледно-розовыми и чайными бутонами.

Он завернул в кофейню с циферблатом над входом. Взял большую чашку кофе и тилму, похожую на многослойную пиццу.

Столик стоял возле громадного окна от пола до потолка. Можно не спеша пить кофе и рассматривать прохожих. Три года назад он думал, что ничего такого в его жизни больше не будет.

Иллихейцы, спешившие мимо, выглядели энергичными и темпераментными. Желтоволосая девушка в яркой полосатой юбке стукнула сложенным зонтиком по плечу разбитного брюнета, что-то ей говорившего. Похоже, в шутку, но тот скривился от боли.

Полицейский в зеленом мундире с начищенными пуговицами с любопытством наблюдал за двумя автомобилями, которые пытались вырулить с переполненной стоянки напротив кофейни. Они мешали друг другу, и ни тот, ни другой не желал уступить. Страж порядка одобрительно ухмылялся.

– Эй, конкурирующая фирма, привет!

Это Вилен и Элиза, с которыми он познакомился в Мекете. Они попали в Иллихею на год раньше Ника и работали у Ксавата цан Ревернуха.

Окликнула его девушка. Вилен подошел к столику следом за ней, и видно было, что ему не очень-то хочется общаться с «конкурирующей фирмой»: вдруг влетит от Ревернуха? Но все-таки подошел и уселся, откинувшись на спинку стула с преувеличенно непринужденным видом, словно кто-то заставлял его изображать успешного и жизнерадостного молодого человека.

А Элизу (раньше ее звали Верой) можно принять за аристократку. Во всяком случае, она больше походила на аристократку, чем Регина цан Эглеварт со своим «заинькой».

Спину она держала прямо, хотя немного напряженно, и двигалась красиво, как гимнастка на показательных выступлениях. Наверное, дома, пока все было в порядке, ее водили на какие-нибудь занятия вроде танцев или художественной гимнастики.

Золотисто-русые волосы слегка вьются, ресницы длинные и загнутые, как на картинке.

Может быть, на ней тоже в конце концов женится какой-нибудь иллихейский гараоб, и это будет правильно. Подумав об этом, Ник ощутил глухую грусть. Как будто его сердце было располосовано на куски и потом кое-как сшито заново, и он уже привык так жить, словно после операции, но иногда там, где швы, начинало болеть.

Даже если девушка ему нравится, он не должен добиваться близких отношений. Он ведь не сумел ничего предотвратить и маму защитить не смог. Разве после этого он имеет право на чью-то любовь?

Криво усмехнувшись, Ник ляпнул первое, что пришло в голову: поинтересовался, как поживает Ксават цан Ревернух.

Нежное лицо Элизы мгновенно отвердело, и она подчеркнуто сухо ответила, что господин Ревернух поживает неплохо, всем бы так поживать.

Неловкое молчание. Ник понял, что сказанул не то, не надо было вспоминать о ее шефе. Он чувствовал себя скованно, и Элиза, кажется, тоже.

Зато Вилена прорвало, и тот принялся рассуждать о социальном устройстве Иллихейской Империи – авторитетно, немного свысока, с уверенностью эксперта-политолога, приглашенного в телестудию. Говорил он громко, на все кафе, и другие посетители поглядывали в их сторону, хотя вряд ли кто-нибудь прислушивался, о чем идет речь, – здесь, вдали от Нойоссы, по-русски понимают немногие. Щуплый, с мелкими и неправильными чертами лица, Вилен буквально извергал энергию, как мощный прибор, работающий вхолостую.

«Наверное, Элиза его девушка. Даже не наверное, а наверняка».

Эта мысль заставила Ника окончательно скиснуть.

Он никогда не умел так уверенно рассуждать о вещах, с которыми знаком поверхностно. Для того чтобы выдать более-менее связное мнение, ему необходимо знать предмет достаточно хорошо. А Вилен выстроил сложную и разветвленную конструкцию, используя материал из учебника для иммигрантов и три-четыре непосредственных наблюдения, это Ник сумел уловить, все остальное – просто слова в различных комбинациях. Вот что значит уверенность в себе!

К их столику подошел официант в пестром вышитом фартуке и начал настойчиво предлагать пирожные из разноцветного желе: «бесплатное фирменное угощение, очень вкусно, только попробуйте!»

Похоже, преследовал он одну-единственную цель – вынудить Вилена замолчать, хотя бы заткнуть ему рот фирменным десертом за счет заведения.

Его хитроумный план сработал: Вилен польстился на изумрудно-вишневое пирожное и сделал паузу.

– А ты что думаешь об Иллихее? – спросил Ник у Элизы.

Спросил первое, что пришло в голову, только бы сломать тонкий ледок, затянувший разделяющее их пространство.

Она ответила вопросом на вопрос:

– Ты видел мультик «Пластилиновая ворона»?

– Видел, конечно. Классный. А что ты думаешь…

– Здесь то же самое, – перебила Элиза. – Все разноцветное, как это желе, все меняется и превращается одно в другое, чудеса всякие… Пластилиновая страна.

Ему это понравилось, но самому никогда бы в голову не пришло. Наверное, надо обладать девчоночьим образным мышлением, чтобы додуматься до такого сравнения.

– В этом что-то есть, – он улыбнулся.

Девушка тоже улыбнулась.

Покончивший с пирожным Вилен принялся развивать свою мысль дальше:

– Иллихейская социальная модель имеет свои плюсы и минусы, как и любая монархическая система, а то, что здесь в социальную модель включены мистические существа, добавляет плюсов и минусов. Я считаю, это ослабляет выживательный потенциал общества…

Элиза обреченно закатила глаза к расписному, в цветочных гирляндах на синем фоне, кое-где потрескавшемуся потолку. Все-таки не похоже на то, что она девушка Вилена.

Потом они втроем пошли гулять по городу. По центральным улицам и бульварам, не забредая больше в те кварталы, где в тебя могут попасть пакетом с овощными очистками. Вилен всю дорогу ораторствовал, напористо и с апломбом, то ли не замечая, что аудитория его почти не слушает, то ли замечая, но не желая с этим мириться.

Простились, когда начало смеркаться, на площади перед белым зданием с лепными раковинами и многоярусной крышей в гирляндах желтых и красных мигающих лампочек – то ли театр, то ли какой-то храм.

– Пока, – приветливо сказала Элиза.

Ник стоял и смотрел, как они идут к автобусной остановке. Девушка с осанкой начинающей гимнастки, в белой блузке с пышными рукавами и длинной узкой юбке. Вертлявый молодой человек с короткой по иллихейским меркам стрижкой (волосы едва прикрывают шею), в костюме с вышитыми ромбами – множество углов, напор и агрессия – того покроя, какой считается здесь официальным.

На расстоянии, в толпе похоже одетых людей, они ничем особенным не выделялись среди других обитателей Пластилиновой страны.

Ксават видел эту срань собачью из окна такси. Вот же западло… вернее, вот безобразие! Мало ему оборотня, который, возможно, все-таки учуял его след, так теперь еще Элиза не в ту сторону смотрит!

Дрянь девка забыла о том, что Ксават цан Ревернух для нее сделал. Он обратил на нее внимание и взял на службу. В течение двух с лишним лет он о ней заботился, знакомил с новым миром, время от времени даже давал ей денег на всякую ерунду. И вот тебе признательность: стоило появиться какому-то смазливому сопляку – старый благодетель больше не нужен.

«Все они одинаковые, – желчно подумал Ксават. – Все оторвы…»

Пока такси по шумным, хаотично перепутанным рифалийским улицам пробиралось сквозь вечернюю сутолоку к гостинице, он припоминал все обиды, которые претерпел от Элизы. Обид накопилось много.

Она дерзила и огрызалась.

Она его обманывала. Говорила, например, что гигиенические прокладки на десять рикелей подорожали, а после выяснялось, что это вранье, и дополнительные десять рикелей она потратила на мороженое или на крохотную баночку косметического крема с блестками (никчемная срань, потому что Ксавату все равно, мажет она себе лицо этой модной блестящей пакостью или нет).

А когда Ксават хотел уступить ее всего-то на одну ночь советнику цан Сугеварту в обмен на содействие в служебной интриге, окаянная шлюшка закатила скандал: это-де оскорбление и криминал, и если он будет настаивать – она пожалуется и на него, и на Сугеварта.

Словечко «криминал» Ксавата испугало. Опасное словечко. Так сказать, ключевое… Сугеварту бояться нечего, он ведь настоящий цан Сугеварт и отделается штрафом за злоупотребление служебным положением, а Клетчаб Луджереф – совсем другое дело… В общем, он пошел на попятную и ни о чем таком больше не заикался, но Элизе этого не простил.

Кроме того, она уже несколько раз заводила речь о том, что ее зарплату Ксават должен отдавать ей, а не оставлять у себя. Да еще повышала голос, словно он ей ровня. Ну, он, конечно, сразу обрывал ее и объяснял, что руководителю виднее, на что должны расходоваться ее деньги, потому как он за нее отвечает. То есть знай свое место, срань собачья. Он никогда не выдавал помощникам всю зарплату целиком, а то больно жирный для них кусок получится. Возомнят о себе, от рук отобьются… Подчиненных надо держать под контролем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю