Текст книги "Бес специального назначения"

Автор книги: Антон Мякшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

И он резво побежал в башню. А я последовал за ним.

Ничего там интересного не было. Лестницы, каменные угрюмые стены, пустые комнатушки, заваленные рухлядью, среди которой попадались, между прочим, солидных размеров мечи, топоры и щиты. При виде исполинского оружия рейхсфюрер и вовсе помешался. Он крякал, потирал руки, всхлипывал и глупо смеялся, а когда мы добрались до самого верха и оказались в комнате с тремя массивными деревянными кроватями, расхохотался и от избытка чувств принялся лупить себя кулаками по макушке.

– Кроватушки! – смеялся и рыдал Гиммлер, перебегая из одного угла комнаты в другой. – Большие, крепкие… И простыни смяты… И, кажется, еще теплые… А вот ленточки для волос лежат… А вот гребни роговые… Бусики! Юбочка смятая, старая… – Он припал носом к грубым простыням и глубоко вдохнул. – Пахнет! Еще ощущается неповторимый дух живого женского тела… Они проснулись! И не рассыпались во прах! Они снова живы! О, проклятые завоеватели, битва еще не проиграна!

– Да вы, уважаемый рейхсфюрер, знатный эротоман, как выясняется, – озадаченно выговорил я. – Я надеюсь, шарить под подушками в поисках несвежих трусиков не будете?

– Они пробудились! – не слушая меня, завывал Гиммлер. – Они только что пробудились и, значит, где-то рядом… Вниз! На поиски!

– Успокойтесь, Киса, не роняйте слюну на пол, смотреть неприятно. Вниз так вниз. Может, свежий воздух тебе поможет опомниться. Хотя какой тут свежий воздух…

Мы спустились к подножию башни, причем Гиммлера приходилось то и дело удерживать за поясной ремень, он так спешил, что норовил для скорости прыгнуть в лестничный пролет. Оказавшись на земной тверди, рейхсфюрер вырвался и пал на колени, по-собачьи принюхиваясь к серой траве.

– Совсем недавно… – бормотал он. – Да, да… недавно! Были… И – нет, нет! Кто-то еще! Много… Лошади… Это плохо…

– Лошади! – вскрикнул я, услышав отчетливое кобылье ржание где-то в тумане.

– Воины…

– Воины! – ахнул я, отметив бряцанье оружия и смешанный запах пота и мокрого металла.

– Враги? – озадаченно предположил Гиммлер. – Здесь нет врагов, здесь одни друзья!

– Именно поэтому ты запрещал мне аукаться, да?.. Враги! – завопил я, пригибаясь к земле, чтобы вылетевшая из тумана стрела не пробила мне череп.

– Вот и я говорю… Враги – там, наверху – еще заплачут кровавыми слезами! У нас есть шанс…

Как показала последующая минута, шансов у нас не было никаких. Туман вокруг нас взорвался клочьями, лошадиное ржание оглушило меня, а в глазах зарябило от множества мечей и секир, направленных в мою собственную грудь.

– Ратники-партизаны! – выдохнул я, не зная, печалиться или радоваться неожиданному появлению в этом странном месте старых знакомых.

Впрочем, длиннобородый воевода Златич, кольнув меня острием меча в живот, сразу расставил все на свои места:

– Скрутите этого нечистого! Он и князя Штирлица украл, он, наверное, и нас в эту дыру загнал! Огнем и сталью выпытаем у него дорогу обратно!

Два десятка воинов, подчиняясь воплю длиннобородого воеводы, набросились на меня, как стая псов на сахарную косточку. Я дрался! Я размахивал кулаками, лягался, кусался и даже плевался. От отчаяния я громогласно призывал на помощь Гиммлера, но ловкий рейхсфюрер, быстро разобравшись в ситуации, предательски нырнул в туман.

– Нашли крайнего! – орал я. – Я и сам пострадавший, меня негры-оккупанты сюда законопатили! Пустите! Пустите!

В общем, кричал я до тех пор, пока торжествующе ухмыляющийся длиннобородый не. заткнул мне рот кляпом, в качестве которого использовалась кольчужная рукавица. Теперь мне оставалось только умоляюще скрежетать зубами. Шевельнуться я не мог – мое тело туго связали массивными цепями.

Убить меня, конечно, не убили, и это меня несколько воодушевило. Правда, церемониться со мной тоже не стали. Тащили по серой траве, по каким-то хлюпающим грязным лужам волоком, нимало не заботясь о том, чтобы, например, выбирать дорогу посуше или поровнее. Когда меня, одуревшего и нахлебавшегося вонючей жижи, выбросили на относительно ровную земную поверхность, я уже и соображать мог только с большим трудом. Сил хватало исключительно на простые односложные мысли типа: «лежу… ноги затекли… голова болит… проходящий мимо ратник, гад такой, пнул по заднице… хорошо еще, не в живот или по почкам… » Осмыслить все произошедшее как-то не получалось. Итак, меня похитили.

Хорошенькое положеньице, хотя и не оригинальное! Паскудный рейхсфюрер все же спасся от длиннобородого воеводы с его дуболомами! И не без моей помощи спасся, между прочим! Это я на себя основной удар отвлек.

– Ну? – наклонился ко мне длиннобородый. – Внял ли ты, погань болотная, мощи нашей?

Что я мог ответить?

– М-м-м…

– У, гад… – проскрипел воевода-парторг, – признавайся, идолище, гидра империализма, в какое смрадное место мы провалились?

У меня спрашиваете? У Гиммлера, вот у кого надо было спрашивать. Его бы и хватали. А я при чем? Нашли козла отпущения…

– Где князь Штирлиц?

Еще один хороший вопрос. Сам его ищу!

– Ладно, – задумчиво обронил Златич, – возиться с тобой некогда… Друже, проверили башню?

– Так точно, – ответил подскочивший ратник. – Ничего нет, только три кровати девичьих. Товарищ батюшка воевода, прикажете начинать пытки пленного?

Вокруг меня засуетились. Кто-то наступил мне на ногу, кто-то едва не отдавил голову. Какой-то очень неаккуратный воин, перескакивая через мое неподвижное тело, задел меня грубым сапогом – я перевернулся на живот и ткнулся носом в землю. И больше ничего не видел, кроме травяного леса, через который невозмутимый муравей тащил похожую На сбитый вертолет дохлую стрекозу.

– Пытки? Нет времени. Надо скорее возвращаться на поверхность. Эти странные мужички с черными харями и здоровенными топорами, наверное, уже хватились своих лошадей… Вот отъедем подальше, тогда уж…

Ого, а ратники-то тут времени зря не теряли… Уже с местным населением навели контакты. Ну, на то они и партизаны… Все-таки заклинания Гиммлера работают… Древние народы, погруженные во мрак хаоса, возрождаются целыми деревнями. Муравьи опять же восстали из мрака. А местность изменилась… Какое-то болото вокруг… И возрожденные жабы квакают.

– Все ли тут, друже? – гремел в ушах зычный бас воеводы.

– Все, батюшка!

– Та-ак, посчитаем. Один, два…

Адовы глубины, как голова болит! И хвост под джинсовой тканью, передавленный цепями, ломит. Пока воевода пересчитывал свое войско, я ощущал себя нокаутированным боксером, на ушибленную макушку которого падают безжалостные цифры десятичного счета.

– Трижды десять! – закончил длиннобородый пересчитывать дружинников. – Потерь нет. Это хорошо.

– И еще один! – бодро откликнулись из строя.

– Это очень хорошо… То есть как это – и еще один? Было ровно трижды по десять! Ошибся, должно быть… Начнем снова: один, два, три…

Муравей, отпустив стрекозу, решил, видимо, во время передышки исследовать мою ноздрю. А я даже плеваться не мог! Длиннобородый во второй раз закончил пересчитывать дружину и на минуту глубоко задумался над полученным результатом. Мне было не легче, чем воеводе. Сволочное насекомое вознамерилось устроить в моем носу перевалочную базу и деловито втаскивало в ноздрю стрекозиное тельце. Не выдержав муки, я чихнул – да так, что перевернулся на бок.

Воевода бегал взад-вперед перед открывшимся моему взору строем, размахивал руками.

– Вот что, друже! – прокричал он наконец. – Садитесь на коней! Ежели среди нас чужой лазутчик есть, то ему коня не достанется!

Ратники, обрадовавшись мудрому решению, с шумом и лязгом оседлывали скакунов. Когда ржание поутихло, выяснилось, что кони действительно достались не всем, причем безлошадным оказался сам воевода. Воины зароптали, прощупывая предводителя подозрительными взглядами.

– Молчать! – дергая себя за бороду, заорал побагровевший воевода. – Я вот вам, псы!.. Это неверный способ! А ну, слезайте, будем заново считать!

Ратники посыпались с коней. Длиннобородый начал счет заново, немедленно сбился и совсем озверел.

– Голову мне морочите, разрази вас центральный комитет!!!

– Не гневайся, товарищ батюшка воевода! – вышел из строя один из ратников, немолодой уже, вислоусый дружинник, коричневый и сморщенный, как леший. – Выслушай!

– Ну?!

– Я, почитай, с самого рождения в дружине. Многих помню и всех знаю… А вот этого вот отрока ни разу еще не видел. Так я подумал, что лазутчик…

– Давайте его сюда! – возликовал воевода.

К нему вытолкнули невысокого парнишку. Я удивился – даже странно, как такой мог оказаться в дружине. Подросток, совсем почти еще ребенок, сгибающийся под тяжестью кольчуги, доходящей ему до пят. Из оружия – только кинжал на боку. И на хитроумного коварного лазутчика он тоже не похож.

– Кто таков? – грозно нахмурился на парнишку длиннобородый.

– Не вели казнить, дяденька, вели миловать, – захныкал отрок. – Сирота я. Небесами да людьми злыми обиженный. Хотел ратному делу приобщиться, чтобы верою и правдою служить этому… как его… делу партии!..

– Делу партии? – смягчился воевода. – Когда же ты, болезный, затаился посреди нас?

– Больно уж хлипкий, – высказался старый ратник, – на такого-то и наступишь – не заметишь, а уж посреди лютой сечи вовсе не виден… Давно, видать, затаился. И зачем он нам нужен?

– Не гоните, дяденьки! – зарыдал парнишка, да так жалобно, что у меня в носу защипало. – Пропаду я один. Сирота ведь. Пусть я буду сын дружины, а?

– Я не нянька, чтобы малолетних пестовать, – снова нахмурился воевода.

– И коняка у меня своя есть, – отметил парнишка. – И кинжальчик булатный. Я вам в тягость не буду.

Он шагнул в сторону и похлопал по тощим бокам куцехвостую клячу, выглядевшую не менее жалко, чем ее хозяин.

– Коняка… – зашумели ратники, – кинжальчик… Пущай малый остается!

– Ну, ежели со своей конякой… – дрогнул было голосом длиннобородый, но вдруг встрепенулся:

– Друже! Ежели отрок со своей конякой, то где же тогда моя?!

Отрок слышно крякнул и шлепнул себя кулаком по лбу. Мгновенно кольнувшее предчувствие того, что сейчас случится нечто из ряда вон выходящее, меня не обмануло.

– Молчал бы про коняку, дурак, – вдруг басом проговорила кляча. – Все дело испортил, недомерок!

Воины замерли в ужасе.

– Колдовство! – прохрипел воевода, выдирая из рук ближайшего воина здоровенную булаву. – Скотина говорящая!

– Сам ты скотина! – бодро отбрехалась кляча. «У меня бред начинается, – с облегчением подумал я. – От перевозбуждения и побоев. Теперь можно и забыться в горячечном сне… »

– Бей колдунов! – рыкнул воевода. – Цеди кровь поганую! За Родину! За Штирлица!

– За Штирлица… – не совсем уверенно откликнулись ратники.

– Сейчас я их одним молодецким ударом!.. – решил личным примером поднять боевой дух войска воевода и размахнулся булавой, целя в морду клячи.

Никакого молодецкого удара не получилось: во-первых, кляча, проворно вскинув костлявые ноги, отпрыгнула в сторону, а во-вторых, булава в руках длиннобородого превратилась в отвратительного жирного змееподобного червяка с неожиданно крупной и зубастой головой.

– Мама! – заорал воевода, отбиваясь ослабевшими от испуга руками от червяка, щелкающего зубами в непосредственной близости от воеводиного носа.

Отрок в кольчуге разбежался, сшиб с ног ударом головы в живот ближайшего ратника и, схватив его за ноги, закрутился в убийственном вихре. Кое-кто, правда, пытался сопротивляться, но кляча оглушительно проигогокала какое-то ужасное лошадиное ругательство – и кони дружинников, мигом взбесившись, встали на дыбы, круша копытами несчастных своих хозяев. Червеобразная змеюка, то и дело пружиной взвивавшаяся над свалкой, угрожающе шипела и клацала акульими клыками, норовя отхватить кому-нибудь голову. Почему-то в рядах красных партизан не оказалось давешнего богатыря Микулы. Если бы он включился в бой, то, возможно, завершилось бы все совсем по-другому. А так…

В общем, лишиться чувств я не успел. Очень быстро все закончилось. Перепуганные кони разбежались, ратники – кто еще мог более-менее сносно передвигаться – поспешно ретировались в туман.

– Будете знать, как у честных цвергов воровать коней! – проорал им вслед, грозя костистым кулаком, старикан.

Воевода с наполовину отгрызенной бородой, стеная, отполз к болотным кочкам и попытался скрыться в зарослях камыша. На полянке остались несколько тел разной степени помятости, брошенная впопыхах амуниция и, конечно, утомившиеся, но гордые победители.

– Устал как собака, – констатировала кляча, шлепнувшись на задницу и утираясь правым копытом.

– Ага, – поддакнул отрок.

Он ладонями мазнул по лицу, будто смахивая пыль, и – я удивленно моргнул – стер с себя лицо, как стирают театральный грим. Не малолетний парнишка стоял теперь передо мной, а древний старикан, лысый и беззубый, с лицом очень темным, почти черным, на котором блестели маленькие и юркие, как тараканы, глазенки.

– А где Зигфрид? – покрутив мордой, осведомилась кляча.

– Врагов добивает, – прошамкал, бряцая кольчугой, старик, – огневой наш соратник…

– Зигфрид! – позвала кляча, обернувшись к камышовым зарослям, откуда раздавались смачные удары и жалобный голос воеводы:

– Не бейте меня, я больше не буду!..

– Ась? – возникла над коричневыми головками камыша змеиная голова.

– Ну их в Етунхейм, малахольных… Давай сюда! Змеюка вполне по-человечески вздохнула, глянув вниз с сожалением… но все же послушно приползла на полянку, где кляча, судя по всему, являвшаяся предводителем странной компании, ожесточенно распекала престарелого отрока:

– Лазутчик из тебя, как из дырявого валенка расписной драккар! Какого рожна языком молол, ежели ума нет? И помалкивал бы в тряпочку!

– Так оно само собой… – смущенно мялся распекаемый. – Как-то оно… так.

– Все дело испортил, дубина стоеросовая!

– А кто жеребца воеводиного пришиб? – вдруг поднял голову старикан.

– Жеребца?..

– Сам виноват, а на меня сваливает! Ежели бы всем ратникам по коняшке досталось, никто ничего…

– Помолчи! Думаешь, легко в кобылином обличье бегать? То верзила какой-нибудь на хребет взгромоздится, то жеребец сзади подкрадется. Правильно я ему, охальнику, вломил копытами! Перестарался, конечно, чуток… Ну, да ладно… Что делать будем, братья?

Змеюка с именем Зигфрид, свернувшись на траве толстым колбасным колесом, промолчала. Старикан нахмурился, поскреб пятерней лысую голову. Несколько минут на полянке было совсем тихо. Я бы, конечно, предпочел отлежаться в сторонке, пока эти малосимпатичные типы со своими тайными разговорами не отвалят подальше; я уж понадеялся на то, что обо мне забыли… Не мое это дело! Мне даже Штирлица, то есть Степана Федоровича, расхотелось разыскивать. А эта троица хоть и вытащила меня невольно из безвыходного, казалось бы, положения, но доверия что-то не внушает. Вот и славно, вот и разойдемся. Как говорится, война окончена, всем спасибо… Только бы меня не заметили, не вспомнили про меня. Лучше уж с тридцатью дружинниками сражаться, чем с этими… непонятно с кем…

Случайно скосив глаза вниз, на траву, я задрожал всем телом. Давешний коварный муравей, невесть где благополучно переждавший драку, топтался в сантиметре от моего лица, пошевеливал усиками, словно спрашивая:

– Я тут стрекозу свою нечаянно потерял… Вы не видели?

По понятным причинам не дождавшись ответа, насекомое заинтересованно сунулось мне в ноздрю. Адовы глубины! Хвост Люцифера! Как тут было удержаться? Я и не удержался – снова чихнул.

– Тихо! – вскинулась кляча. – Нас подслушивают!

Я затаил дыхание.

– Послышалось… – помолчав, определил старикан. – Нет никого, тихо. Хотя… Чую я: сопит кто-то поблизости. Никак схоронился кто рядом?

Адово пламя… Ничего я не соплю. Попробуйте бесшумно дышать, когда вам рот заткнули металлической перчаткой!

– Подслушивают! – грозно оскалилась кляча. – Самолично растерзаю! Где здесь проклятый вражеский лазутчик?

ГЛАВА 3

– Я не подслушивал, – объявил я сразу после того, как старикан вытащил кляп из моего рта. – Я ничего не видел. Ничего не слышал. Я слабослышащий. И слабовидящий. И вообще слабоумный. Мое дело – сторона, знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю. Отпустите меня, уважаемые колдуны, а?

– Ой, а кто это? – поинтересовался старикан. – На тех чужеземцев не похож. С рожками… Какой отвратительный… Лодур, глянь-ка, кто это такой-то?

Надо мной воздвигся лошадиный круп. Глубокомысленно мотнув гривой, кляча медленно выговорила:

– Ничего не отвратительный. Подумаешь, рожки… Рыжий. На кого он похож-то? Похож на кого-то… Фьяльни!

– Ась? – откликнулся чернолицый старикан.

– Ермунганда в пасть! Отвратительный! На себя посмотри! Этот парень на меня похож! Вот на кого!

– Ничего себе! – не выдержал я. – Как это – похож? Я, конечно, тоже парнокопытный, но не до такой же степени!

Кобыла с чернолицым переглянулись и заржали одновременно. Вот типы – шутя распугали дружинников и рейхсфюреров и продолжают веселье.

– Смешной паренек! – всхлипнула, вытираясь хвостом, кобыла.

– Да, не врубается, – поддержал старикан. – Зигфрид, иди глянь!

Змеюка с шуршанием подползла ко мне, приподнялась из травы и внезапно совсем по-человечески охнула:

– Господин Адольф!

– Вы знакомы? – удивилась кобыла Лодур.

– Никогда раньше не видел, – на всякий случай открестился я. – Я с ползучими вообще дел никаких не имею. Как-то встречался с одной летучей одноглазой змейкой – но только один раз. Она мне голову хотела отгрызть, а я ее в духовке запек… – Тут я запнулся, поняв, что наболтал лишнего. – Я надеюсь, э – э… уважаемое пресмыкающееся, у вас родственников в России нет?

– Есть! Есть! – взволновалась змея. – Господин Адольф, вы меня не узнаете?

– Ну, ладно, хватит! – крикнула кобыла и, подпрыгнув вдруг на задних копытах, изобразила «свечку». – Смотри!

Кобыла исчезла в облаке розового тумана. Змеюку затрясло, словно в припадке. Необычное было зрелище – будто сквозь батон докторской колбасы пропустили мощный разряд тока. Змеиные глазки увлажнились, зубастая пасть плаксиво сморщилась, выпустив нехилую струю плотного зеленого газа…

Продолжения я не увидел, потому что старикан Фьяльни, чтобы ловчей стащить с меня цепи, перевернул меня лицом вниз. Но когда я получил возможность подняться на ноги, никакой кобылы не было. Вместо нее стоял, подбоченившись, рыжий молодец в кожаной одежде – действительно здорово похожий на меня, только повыше, без всяких признаков рожек и с ожерельем из камешков на груди; а на том месте, где минуту назад перекатывалась змеюка, мялся с ноги на ногу Степан Федорович – Штирлиц собственной персоной. Честное слово, я обрадовался!

– Господин Адольф!

– Господин штандартенфюрер!

Мы обнялись, всласть похлопали друг друга по плечам, я трижды попытался уклониться от страстных поцелуев (не люблю телячьих нежностей), но не пре-успел в своих попытках ни разу; в конце концов Степан Федорович совсем раскис, прослезился и похохатывающий Лодур отлепил его от меня. И предложил:

– Ну, почтенный Зигфрид, расскажи нам с Фьяльни, откуда ты знаешь этого почтенного пленника?

– Зигфрид? – удивился я.

– Зигфрид, – подтвердил Лодур. – Повелитель Нотунга, Истребитель Великанов.

– Э-э… – немедленно смутился Степан Федорович. – Можно, я со старинным приятелем тет-а-тет потолкую? Буквально на минуточку?

– Пожалуйста, уважаемый Зигфрид, без проблем, уважаемый Тет-а-тет.

– Вообще-то меня Адольфом зовут, но это неважно… Я погляжу, данные от рождения имена теперь ничего не значат. Итак, Степан… то есть Штирлиц… то есть, тьфу, Зигфрид, пошли!

Степан Федорович ухватил меня за локоток и оттащил в сторонку.

– Значит, такое дело, – зашептал он. – Меня теперь Зигфридом прозвали. Вы уж не это самое… не разубеждайте мою новую компанию. Во-первых, неудобно, а во-вторых, они за обман и превратить могут нас обоих в какую-нибудь гадость…

– Ну, это мы еще посмотрим. Я и сам не лыком шит… Хотя, насколько мне известно, этот Лодур, он же Лофт, он же Локи, – довольно ушлый парень. Так что не расслабляемся. Рассказывай!

– Тут такая история вышла… Когда вас немного ранило и вы решили пробежаться вслед за этим бородатым…

– Гиммлером?

– Ага… Через некоторое время вдруг – бах! Шарах! Бум! И все полетело вверх дном. Зомби в одну сторону, я – в другую. Ну, я очнулся и понял, что мне ради разнообразия повезло – я остался жив. Иду, бреду, не узнаю местность… Туман вокруг, скелеты разбросаны. Страшно… Набрел на какой-то замок, зашел попроситься на ночлег, а в замке никого. Только сидит за столом перед пустым ведром детина и пучит на меня глаза. Я поздоровался вежливо, а он как заорет: «О, как долго я спал! Аж гости все разошлись! » Посадил за стол с собой, хотел вина налить, но вина не оказалось. Детина расстроился и снова заорал: «О; как долго я спал, все бочки высохли! И все слуги передохли! » Надо, говорит, немедленно пару бочек приобрести. И вот пошли мы с этим алкоголиком за опохмелкой…

– Алкоголика как звали? – осведомился я.

– Не знаю, он не представлялся. По дороге мы завернули в какую-то пещеру. Детина опять как заорет! «Етун! – орет. – Где ты, лентяй? Так-то ты мой меч охраняешь? А ну, подавай его сюда! » Из пещеры кто-то рычит, а что рычит – не поймешь… Детина тут же похвастался: «Вот, мол, какой у меня етун дрессированный. Хозяина по голосу узнает! Только надо крикнуть погромче. Подсади-ка меня на этот камень… » Я подсадил, но вы же знаете мое везение? Я поскользнулся, Детина поскользнулся и рухнул прямо головой вниз. Но сразу поднялся и завопил: «Ефун! Подафай фюда мой мефь! Фу, кавется, жуб вываливфя… » А из пещеры ему: «То не голос моего хозяина, сейчас я тебя, самозванец, буду жрать! » И вылезает громаднейший мужик – прямо с пятиэтажный дом ростом. Настоящий великан! Детина: «Ефун, опомнифь! Я твой ховяин! » Великан снова: «То не голос моего хозяина! » Детина осердился, великан осердился – и такая пошла драка! Я даже переволновался. В общем, когда я вылез из пещеры, рядом никого не было. В смысле – живых. Детину великан обработал так, что мама родная не узнает, но и великану не легче пришлось… А в пещере лежал большой такой меч с красивой рукояткой… Я его попытался поднять – просто так, для интересу, – но не смог. Только выволок из пещеры и выдохся. Ну, в общем, когда Лодур и Фьяльни наткнулись на меня, я как раз присел на великанью ногу – отдохнуть. И, знаете, Адольф, они меня почему-то сразу так зауважали… Приняли в свою компанию, разговаривают вежливо, потчуют без устали, а Фьяльни – так тот поначалу все кланялся и не смел в моем присутствии даже сидеть… Я вот и подумал: может, мой период невезения наконец-то закончился? Ни разу в жизни меня так не почитали…

Идиот! Закончился бы твой период невезения, не оказался бы ты в мире мрака и хаоса! Я почувствовал дыхание сзади и толкнул Степана Федоровича коленкой. Тот осекся.

– Чего там рассусоливать! – похлопал нас по плечам Лодур. – Дела пора делать! Я слишком долго спал, чтобы сейчас на болоте скучать. Чужеземцев мы спугнули, а вот бы выяснить, кто они такие и что им на наших землях понадобилось? Вот ведь – чуток в небытии покемаришь, а на родине уже полный разлад. Селения в прахе, половина народу в труху превратилась, подозрительные типы шастают где ни попадя… Тет-а-тет, друг милый, есть у меня к тебе предложение…

– Адольф! – представился я.

– А? Ну, пусть так… Раз уж ты с Зигфридом знаком. может, присоединишься к нашей компании вместо почтенного цверга Фьяльни?

– А что с Фьяльни?

– Что-что… – подал голос чернолицый цверг. – Ухожу я. Домой. После стольких веков сна хозяйство в запустении, шахты наши обвалились… дел, в общем,

невпроворот. Спасибо Локи, лошадей моей деревне он вернул, в награду, как и было обещано, возьмет себе пару…

– Три!

– Пусть будет три, – поколебавшись, решил Фьяльни. – Ну, прощайте, уважаемые, спасибо за помощь.

– Пожалуйста, – важно ответил за всех Степан Федорович Штирлиц-Зигфрид. Видно, он и впрямь чувствовал себя в этой компании главным. – Обращайтесь, если что. Всегда рады помочь.

Лодур украдкой хихикнул. И как-то очень по-свойски подмигнул мне, кивнув на моего клиента. Я пожал плечами – мол, нечего было подначивать, людская природа такова: только дай повод, и самый безобиднейший человек на свете мгновенно усядется тебе на шею, с удовольствием свесит ножки.

Фьяльни раскатисто свистнул. Три черных жеребца возникли перед нами совершенно неожиданно, словно из-под земли выросли.

– По коням! – крикнул Лодур.

– Садимся – и вперед, – распорядился Степан Федорович. – Нас ждут великие дела!

– Это какие же дела? – осведомился я, когда мы взгромоздились на лошадей (Степана Федоровича пришлось подсаживать) и неподкованные копыта захлюпали по болотной грязи.

Мой клиент моргнул и вяло ткнул пальцем в Лодура – дескать, веди с ним разговоры, а я слишком уморился, чтобы языком трепать.

– Целую неделю почти не спамши, – пояснил еще Степан Федорович и глубоко клюнул носом. – Бегаешь, бегаешь, из сил выбиваешься, совершаешь подвиги, спасаешь местное население… Никакой возможности нормально отдохнуть.

– Как это – целую неделю? – удивился я. – Мы же с вами только двое суток как расстались?

В ответ раздался умиротворенный храп.

– Нифльхейм, – молвил Лодур. – Что?

– Нифльхейм. Здесь нет времени. Там, откуда вы прибыли, может пройти целый век, а тут – лишь одно мгновение. Или – там одно мгновение, а тут – целая эпоха. Понимаешь, Адольф?

– Н-ну-у… Не хочу показаться бестолковым, но…

– Я тоже не понимаю. Да не бери в голову! Мало ли непонятного… Лучше скажи, наше Пробуждение – ваших рук дело?

– Моих рук дело, – признался я. – То есть не то чтобы рук… Э-э, как бы это получше объяснить… В общем, поджарили мне немного задницу, а рядом оказался установка, начиненная заклинаниями Время Вспять, как рождественский гусь – яблоками… – В двух словах я пояснил рыжему асу причину, по которой давным-давно почившее вдруг вернулось из вековечного Мрака.

– Здорово! – выслушав мой рассказ, захихикал Лодур. – Выходит, теперь в здешних пределах появился очередной великий воитель. Как, говоришь, зовут воителя?

– Мой тезка… Только не подумай ничего такого – мы не родственники и даже не однофамильцы. А чего смешного?

– Да так… Из асов проснулись двое. Меня ты видишь перед собой.

– А кто еще?

– Донар-громовержец проснулся.

– Какой донор? Ах, Донар… Типа – Тор?

– Да, его в юности так прозывали… Проснулись валькирии, проснулись тролли, проснулись великаны и цверги! Эх, веселуха начинается!

Я лихорадочно соображал. Хорошо этому Лодуру про веселуху говорить… А мне что делать? Вот ведь связался с этим Степаном Федоровичем… Сначала с домашними монстриками помахался, потом улетел в гитлеровскую Германию, успешно оккупированную древнеафриканскими захватчиками во главе с циклопом-долгожителем… А теперь вот ненароком воскресил замшелый старогерманский пантеон с довеском из всякой вымершей тыщи и тыщи лет назад нечистью… Просто интересно, если я продолжу в том же духе спасать вселенную, что еще случится?

– Не люблю я этого Донара! – разглагольствовал тем временем Лодур. – Зануда он. Вроде твоего Гитлера.

– Только не говори, что ты и с Гитлером знаком.

– Не знаком, но могу видеть его. Прямо сейчас вижу.

– Как это?

– Я все-таки бог! То бишь ас. Вездесущий – одно из моих имен. Достаточно мне захотеть, и я могу разглядеть морскую тлю в чешуе Мирового Змея, спящего в бездонных недрах океана. Кто все видит и знает, тот везде поспеет первым!

– Информация правит миром, – поддакнул я.

– Отлично сказано! Прекрасно подходит под мой Девиз! «Информация правит миром! » – еще раз просмаковал Лодур.

– Кстати, насчет правления миром… Должен тебя предупредить – этот мой тезка, он не какой-нибудь там очередной великий воитель, он жаждет…

– Можешь не предупреждать. Все воители жаждут одного – господства над миром. Закрой-ка глаза.

– Зачем?

– Закрой, закрой… – Он наклонился с крупа своего жеребца ко мне, протянул указательный палец к моей голове. – Валяй, зажмуривайся, не бойся!

Пожав плечами, я закрыл глаза. И тут же ощутил прикосновение пальца аса к своему виску. Тьма перед глазами мгновенно расцвела. Я увидел необъятную залу с редкими, но толстенными каменными колоннами. За грубо сколоченным столом сидели фюрер собственной персоной и какой-то чернобородый здоровяк в доспехах из звериных шкур – они беседовали. Вокруг стола бродили автоматчики, выглядевшие очень и очень озадаченными. Геббельс стоял за спиной Гитлера и глубокомысленно хмурился. Грубый Геринг беззвучно хохотал и жестикулировал золотым кубком перед шеренгой дородных дев в рогатых шлемах и с большими, сложенными на манер парашюта крыльями за спиной. Валькирии!

– Ну как? Видишь? Снюхались уже!

– Этот, с бородой, – Донар? – догадался я. – Здорово! А можно узнать, о чем они разговаривают? Где тут у тебя настройка звука?..

– Не шевелись! Ты можешь их только видеть, но не слышать. Я читаю их мысли, так что не сбивай меня с толку… Я сам передам тебе все, что услышу. Заткнись и смотри.

Не очень-то вежливо, но с асом не поспоришь. Я заткнулся и смотрел.

Геббельс, склонившись, шептал что-то на ухо Гитлеру. Тот кивал и ладонями рубил по столу, словно делил огромный невидимый пирог. Процесс дележа явно пришелся по вкусу Донару. Бородатый ас выхватил из-за пояса чудовищный молот и восторженно колотил им себя по коленке. Геринг, опорожнив кубок, прекратил выпендриваться и перешел в наступление, о чем немедленно пожалел. Первая же валькирия, которую он галантно ущипнул за задницу, отвесила ему пендель такой силы, что герр Герман кувыркнулся на стол. Донар невнимательно смахнул рейхсмаршала на пол. Гитлер отделил от «пирога» добрую половину и с показной натугой на обеих руках протянул ее бородатому. Донар с благоговением принял, встал и поклонился фюреру.

– Ну, как я и предполагал, – раздался голос Лодура. – Твой тезка-воитель пообещал громовержцу Антарктиду, Бразилию, Южную Африку, Мадагаскар и Каймановы острова. Что за диковинные страны, я о таких не слышал… В награду за то, что Донар присоединится к его войску.

– Ловко! Донар согласился?

– Как видишь. Но вот тот смертный, который воителю на ухо нашептывает…

– Геббельс!

– Ага… тот недоволен, но возражать боится. Он считает, что бородачу и Антарктиды за глаза хватит.

– Интересно. А Геринг какого мнения придерживается?

– Толстый смертный, который ругается непечатными словами из-под стола? Да, и у него есть предложение по поводу наилучшего раздела мира. Он хочет в придачу к Каймановым отдать Донару еще и Британские острова, если только бородач подарит лично ему вон ту рыженькую, первую в строю, и двух блондинок крайних справа…

– Понятно… Ох…

Лодур отнял палец от моей головы, в которой тотчас что-то вспыхнуло и затрещало – прямо как на экране телевизора, отключенного от сети. Я минуту сосредоточенно протирал глаза, спасаясь от головокружения.