Текст книги "Бес специального назначения"
Автор книги: Антон Мякшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Я просто подумал, что вы захотите немного размяться. Сложно, наверное, целыми днями присматривать за бестолковыми рабами? Эй, уберите ножи! Генрих, давай сюда баллон. Минутку внимания! Смотрите: вдох-выдох, вдох-выдох, маленькая веревочка, морской узел – и получился превосходный баскетбольный мяч!
Мы подлезли под колючей проволокой, короткими перебежками достигли ближайшего подъезда, где и укрылись до поры. Гиммлер, тяжело дыша, снял фуражку. Пока он проветривал вспотевшую лысину, я думал о том. что мы могли бы, в общем-то, и не спешить. Все равно охрана и думать забыла о прямых своих обязанностях.
– Поистине бесовская прозорливость, – заметил рейхсфюрер, глядя, как десяток воинов уна-уму рез-вится невдалеке от сложенных шалашиком ассагаев, – Кто бы мог подумать, что эта варварская игра так умечет чернокожих? Им и правила-то объяснять не надо было. Все на лету схватывают. А я думал, что в баскетбол играют только англичане.
– Не вздумай заикнуться об этом в НБА, – предупредил я. – Оскандалишься!
– Где заикнуться?
– Ладно, проехали… Ну что, предводитель, двинули на рейхстаг? Показывайте дорогу…
– Прекрати называть меня предводителем! У меня и своих званий и титулов хватает!
– Договорились, Киса. Хватит разговоров, пошли уже!
– Постой… – вдруг напрягся Гиммлер, – хочу прояснить ситуацию. Ты ведь бес, да? Представители твоего племени просто так, скуки ради среди людей не гуляют. Ты ведь по делу здесь?
– Ну, почему обязательно по делу? – попытался уклониться я. – А если в гости к кому-нибудь пожаловал? Может бес иметь намерение погостить? Что, я не человек, что ли?
– И появился ты не где-нибудь, а рядом с мерзким шпионом Штирлицем, – закончил свою мысль Гиммлер. – Не значит ли это…
– Не твое дело, – огрызнулся я. – Разглашать тайны клиентов мне профессиональный кодекс запрещает. Могу одно сказать – лично я против Германии вообще и национал-социалистической партии в частности ничего не имею. Очередной линии Сопротивления открывать не намерен. Даже, напротив, заинтересован в сохранении исторической достоверности.
Минуту Генрих переваривал услышанное.
– Тогда такое предложение, – сказал он наконец. – Раз уж мы вдвоем остались… Перемирие? Дадим взаимное обещание не гадить друг другу до тех пор, пока не найдем тех, кого ищем. Ты – поганца Штирлица, а я – великого фюрера. Я намерен устранить весь этот бедлам и вернуть все на круги своя. Главное – спасти фюрера!
– Я тоже намерен бедлам устранить, – заявил я. – Ничего другого мне не остается, надо же спасать цивилизацию… Главное – спасти Штирлица!
– Ну, насчет Штирлица… Хотя, пока ладно. Итак – договорились?
– По рукам, – согласился я.
– Значит, план такой, – сообщил мне Генрих, когда запас темных закоулков на нашем пути иссяк, а впереди угрожающе замаячило открытое пространство площади, – сейчас дожидаемся мало-мальски объемной группки прохожих и смешиваемся с толпой. Нам пройти осталось – всего ничего! А у самого рейхстага уна-уму не появляются. Как я понял из их безграмотного бормотания, они считают это место вместилищем тьмы и смерти… Черная Тьма!
– Неплохо, – оценил я, – значит, вливаемся в группку прохожих. А по дороге руководим движением. «Налево, господа! Направо, господа! А теперь сворачиваем в этот переулок и не забываем прикрывать нас своими спинами. А еще можно прикинуться слепыми туристами и попросить довести под руки до рейхстага, основной городской достопримечательности.
– Не идиотничай! Где ты видел слепых туристов? И вообще – я в своей родной стране! Где хочу, там и хожу, и никто не смеет мне указывать!.. Откуда этим гориллам-недоросткам знать, что я сбежал из концлагеря? Может быть, я – мирное гражданское население?
– Особенно красноречиво говорит об этом китель с погонами и прочими знаками отличия.
– Попрошу! Эти кресты я зарабатывал кровью! Не сниму ни за что!
– Тихо! Тихо! Не нервничай. Действуем по плану – спокойно дожидаемся толпы.
Через полчаса (на протяжении этого времени мы напряженно оглядывали окрестности) я понял, что план рейхсфюрера провалился с той же легкостью, что и блицкриг его непосредственного начальника и моего венценосного тезки. На совершенной пустой площади разыскать толпу было труднее, чем вошь на безнадежной лысине. Не было там толпы. Патрули уна-уму циркулировали туда-сюда с завидной регулярностью, а толпы не было. Время от времени крысиной побежкой площадь пересекали какие-то личности в лохмотьях и отрепьях, но личности были вполне чернокожи. Что такое? В Берлине не осталось ни одного белого гражданина? Или племя уна-уму способно плодиться с неистовым трудолюбием, как будто у них других дел нет, кроме альковных развлечений?
– Вот оно! – воскликнул вдруг Гиммлер. – Смотри!
Я посмотрел. По площади голубиными шажками ковыляли двое стариков: на нем пиджачная пара и кепка с коротким козырьком, на ней – длинное темное платье и шляпка с вуалью.
– Не ори ты! Сам вижу, что не дикари. Блин, ты бы свой китель хоть наизнанку вывернул в порядке конспирации. Пристраиваемся следом, пока патруля поблизости нет…
Зря я так сказал. Видимо, невезение моего клиента ко мне все-таки прилипло; как только мы ступили на матово блестевшую под тусклыми лучами заходящего солнца брусчатку, только пристроились старикам в затылок, раздался гортанный вскрик:
– Стоять, презренные!
Старики застыли на месте. Мы – соответственно – тоже.
– Поднять руки и не шевелиться, негодяи! Прежде чем подчиниться последнему приказу, я обернулся. Так и есть – двое из уна-уму с ассагаями наперевес спешно семенили к нам.
– Прорываться с боем! – выдохнул Гиммлер.
– Включи мозги! Сам же знаешь, что охотников за головами здесь как милиционеров на праздновании дня МВД. Один свистнет – сотня прибежит.
Нет, мне все-таки надо было молчать в тряпочку и не искушать судьбу. Не успел я договорить, как один из подбежавших нацелил на нас широкое лезвие ассагая, а второй пронзительно свистнул в два пальца.
– А в чем, собственно, дело? – закричал Неистовый Дикий Кот, явно придерживающийся мнения, что лучшая защита – это нападение. – Гуляем по вечернему Берлину. Ко мне приятель приехал с далекой периферии, я ему город показываю!
– Уганка! – в один голос завопили уна-уму.
– Кто из концлагеря сбежал?! – перешел в наступление Гиммлер. – Я из концлагеря сбежал?! Я простой обыватель, мне ваша политика до лампочки. Я невоеннообязанный по плоскостопию, а этот мундир обменял на рынке на десяток яиц и две булочки! Я буду вашему командованию жаловаться!
– Уганка! – пять ассагаев уперлись Генриху в грудь, и он тут же заткнулся.
Нас быстро окружили. «Лучше бы мы прорывались с боем», – тоскливо подумал я, увидев, как через кольцо оцепления пробился здоровенный негр, на две головы возвышающийся над своими товарищами.
– Уганка! – повторил он, тыча в нас пальцем.
– Скажите, пожалуйста, что значит эта ваша «уганка»? – смиренно спросил я.
– Грех, – перевел Гиммлер. – Или вообще любое нарушение общепринятых правил.
– Белые свиньи нарушили приказ Ука-Шлаки! – прорычал в подтверждение черный здоровяк. – За это нет прощения!
– Я ничего не нарушал! – категорически заявил Гиммлер. – Кстати, что за приказ?
– Белые свиньи не имеют права появляться на улицах нашего города! – тут же просветил нас верзила. – Видите знак? – Он указал на стену ближайшего здания, размалеванную диковатого вида пиктограммами, и сразу расшифровал: – Здесь написано: «Только для черных! »
Гиммлер со стоном схватился за голову:
О, какой позор!
А я поинтересовался, кивнув на стариковскую пару:
– А они как же?
Старики обернулись. Он сдернул кепку, она сняла шляпу с вуалью. Чернокожие! То есть не совсем чернокожие… Лица стариков густо были измазаны ваксой.
– Лишь в таком виде белым недочеловекам разрешено показываться в публичных местах.
А я еще удивлялся, что на улицах города ни одного белого!
Уна-уму зашумели:
– Содрать кожу живьем!
– Разрубить на куски!
– Затравить собаками!
– В общий котел! – предложил кто-то наиболее прагматичный.
– Уна-уму – не дикари, а цивилизованная раса, – строго прервал прения здоровяк. – Казнь пройдет по инструкции. Просто вспорем животы, набьем их птичьим пометом, отрежем головы, а тела утопим в нечистотах. Смерть белым недочеловекам!
– Постойте! Давайте уладим все миром, ладно? Посмотрите на рейхсфюрера! Какой же он белый? Он весь позеленел, как кузнечик, от страха.
– Не от страха, а от праведного гнева, – с достоинством поправил Гиммлер.
– А я? Разве я вообще человек? Обратите внимание – рожки!
– Ну и что? – хмыкнул верзила-главарь. – Рожки, ножки… Все белые на одно лицо.
– У меня и хвост есть! Хотите, спущу штаны?
– Животное бесстыдство белых не знает границ.
– Вы меня не запугаете, зверюги! – снова взорвался Генрих. – Я вам не какая-то обезьяна, чтобы из меня чучело делать! Требую обращения с военнопленными, оговоренного в условиях Женевской конвенции!
– Между прочим, он прав!
– И вообще! – вовсю раздухарился рейхсфюрер. – Уберите свои копья! Нечего тут глазами на меня сверкать! Я на вас на всех плюю, понятно? И на тебя, и на тебя… И на тебя! И на вашего Ука-Шлаки – тоже!
– Вот это правильно! – опять поддакнул я и тут же осекся, придавленный зловещей тишиной.
Воины уна-уму в благоговейном страхе рухнули на колени. Лишь главарь остался стоять, да и то – пошатываясь.
– Видал, как я их срезал? – горделиво осведомился Гиммлер. ' – Будут знать теперь, как с рейхсфюрером шутить!
– Оскорбление высшего существа… – побледневшими губами выговорил главарь. – Белая собака посмела гавкать на великого Ука-Шлаки…
– Достоин самой ужасной смерти! – прошелестело по рядам чернокожих.
– Пусть их души пожрет Ука-Шлаки! – громыхнул главарь.
– Погодите! – закричал я, стряхивая со лба капли пота. – Не будьте же дикарями! Где ваш цивилизованный гуманизм? Разве так можно с пленными обратиться? Мы не какие-нибудь рядовые, мы… Между прочим, вот этот бородатый тип – знаете, кто такой? Сам рейхсфюрер! И его без суда и следствия казнить? Требую аудиенции с Ука-Шлаки!
– Никому из смертных не разрешено видеть Ука-Шлаки! Один вид его способен…
– Да-да, я и забыл… Нам бы только поговорить. А смотреть – уж ладно, не будем. Лично я могу зажмуриться.
– Великому Ука-Шлаки нет дела до мелких нарушителей, – подбоченился главарь. – Великий Ука-Шлаки… Великий Ука-Шлаки…
Гиммлер охнул. Я заозирался, стараясь понять, почему чернокожего воина заклинило, словно старую грампластинку.
– На колени, смертные! – раскатилось по площади. – Великий Ука-Шлаки идет!
Четыре мускулистых черных воина подволокли к нам большой паланкин, поставили на брусчатку и рухнули ниц, уткнув лица в ладони. Все присутствующие тотчас последовали их примеру, причем здоровенный главарь, упав сам, пригнул за загривок и слабо затрепыхавшегося Гиммлера. Все это было настолько устрашающе, что даже природное любопытство не заставило меня остаться стоять, когда занавесь паланкина отодвинулась…
– А бес может подняться! – самодовольно прозвучал знакомый голос.
Опасливо я приподнял голову. И тут же воскликнул:
– Хранитель!
– Сам ты хранитель, болван, – отозвался, усмехнувшись носом, из открытого паланкина циклоп, завернутый в оранжевую тогу. – Честное слово, никогда такого глупого беса не видывал. – Хранитель! Надо же было на такую ерунду купиться…
– Ерунду?..
Наверное, я очень потешно закрякал, растерянно разводя руками, потому что циклоп от души расхохотался:
– А еще говорят, что завоевание мира – процесс опасный и трудоемкий. Да ничего сложного! Достаточно выстроить более-менее правдоподобную инсценировку, подтасовать события и погрузить в них в качестве магического катализатора тупоголового беса.
– Пользуясь случаем… – прохрипел я, – хочу принести свои извинения за то заклинание Убойного Толчка, которым я, поверьте, совершенно нечаянно, изволил повредить вам… ваш…
Циклоп юмористически хрюкнул.
– Вот уж за что не следует извиняться, – сказал он, – так это за всплеск магической энергии, которым ты завершил дело, успешно начатое Нарушителем Вселенского Равновесия.
– Успешно начатое… Нарушитель…
– Ой, только не надо удивляться, рвать на себе волосы и обвинять меня в бесстыжем обмане. Да, наврал немного, было такое… Хранитель! Как только нашу расу не называли – Извергами, Разрушителями, Ненавистниками, но – Хранителями!.. Спасители че-ловечества! Мы – циклопы – издавна презирали и ненавидели проклятое человечество! – голос одноглазого уродца возвысился. – Мы – самая древняя раса на этой идиотской планете! Мы – могущественные повелители, представители просвещеннейшей цивилизации – и должны были уйти в небытие из-за того, что жалкие людишки, вдруг расплодившиеся на Земле, просто вытеснили нас с нашей исторической родины! Мы пытались бороться, но нас было слишком мало. На каждого циклопа приходилось по сто тысяч первобытных кретинов с каменными топорами. Но мы бы все равно одолели ворога, если б не этот закон Вселенского Равновесия. Про то, что периодически среди людей появляется сволочь, подобная твоему Степану Федоровичу, я не соврал. О, как бы я хотел, чтобы это оказалось ложью! Гигантский метеорит, разрушивший великую цивилизацию циклопов, положил конец борьбе за место на планете. Людишки, как доисторические блохи, приспособились к новым условиям жизни, а наша раса… Остались считаные единицы циклопов, и люди не щадили нас. Циклопам грозило полное уничтожение! И тогда мы приняли решение. Все, кто мог сражаться, ушли на Юг. Все, кроме меня. Я никогда не отличался ростом, зато был самым хитроумным из всех циклопов. Меня мои сородичи силой древних заклинаний погрузили в сон и оставили среди мертвого холода Ледникового периода, с тем чтобы я проснулся, когда появится очередной Нарушитель Равновесия, когда вторая Космическая Кара обрушится на Землю, сметет гнусных человечишек, расчистив место для нового рождения великой расы!
Циклоп хоботом смахнул слезинку с единственного глаза:
– Вся моя раса погибла! Предпоследнего циклопа умертвил древний грек, которого вы знаете как Одиссея… будь проклято его имя. А я… – Он выдержал внушительную паузу и закончил: – А я – последний! Мне удалось затаиться в глубине веков, в холодном сумраке арктических льдов и – выжить! Приближение Космической Кары вырвало меня из древнего айсберга. Время моего величия близится! Трепещите!
Тут я немного пришел в себя. Вот так всегда – в какую историю ни влезу, обязательно найдется мерзкий упырь с манией величия, который сначала наврет с три короба, притворившись овечкой, потом всласть покатается на загривке, а потом объявит о намерении завоевать весь мир. Почему нельзя сначала исповедоваться, а потом уже и пакостить? Обязательно надо загнать беса в угол под угрозой лютой смерти и уже после этого подробно и со вкусом распространяться о своих параноидальных планах?
– Этого вашего несчастного Нарушителя Вселенского Равновесия Степана я ожидал многие века, – продолжал вещать циклоп. – Многие века ледяного заточения я вынашивал свой гениальный план. И тебя, бес, вызвал для обеспечения наибольшего энергетического выплеска. Мои-то магические навыки поослабли…
Я ахнул:
– Ты вызвал? Но… Циклоп только посмеялся.
Огненные вихри преисподней! А мне-то ведь сразу показалось странным поведение Степана Федоровича, как только я появился в его квартире. Я еще подумал-перенервничал, бедный, истерика у него… Никакая не истерика, он меня на самом деле не вызывал! Но. наверное, сидя двое суток под столом, не раз об этом подумывал, а тут – хоп – и я появляюсь по приглашению гнусного одноглазого узурпатора. Как будто так оно и надо. Гад этот циклоп! Все рассчитал!
– Ну, ничего… – важно заметил гад циклоп. – Теперь-то я наверстаю упущенное. Космическая Кара однажды погубила мою расу, Космическая Кара и станет причиной ее возрождения. Так предначертано! Слом исторической реальности – это, конечно, не гигантский метеорит, но мне вполне подойдет. Как раз и народец доверчивый подвернулся для порабощения и эксплуатации… Верно я говорю, мои преданные псы?
– Воистину, великий Ука-Шлаки… – не поднимая голов, подвыли негры.
– Пустите меня, обезьяны! – хрипел приплюснутый к брусчатке Гиммлер. – Дайте посмотреть на этого самозванца! Кто тут циклоп? Кто древнейшая раса? Это арийцы – древнейшая раса на планете, а может быть, даже и во всей Вселенной! Никогда чернокожие не будут править миром!
– Утихомирьте этого оголтелого расиста! – приказал циклоп Ука-Шлаки.
– Герма-ания! – запел Генрих. – Герма-а-а… Ох! – И, ткнувшись носом в булыжники, замолчал.
– На чем я остановился? – наморщился циклоп. – А впрочем, неважно… Не буду я напоследок тебе раскрывать свои карты, как злодей из мультика. Все равно ты уже покойник. Как и большая часть населения Земли. Вторая мировая окажется и Последней мировой. Кто сможет противостоять армии зомби? Вот то-то… Пусть только попробуют войти в Берлин, я их здесь так ошпарю… И в конце концов воцарится Эра Циклопа!
– А вот хрен тебе! – похолодев от собственной наглости, закричал я. – Пошел ты знаешь куда? Сам сказал, что последний представитель своей расы! Как ты размножаться-то собираешься? Почкованием? За тебя, за такого урода, ни одна земная женщина даже за миллион не пойдет!
– Ну, это мы еще посмотрим… – надулся Ука-Шлаки. – Не с лица воду пить, как говорится… Зато у меня характер мягкий и положение в обществе – выше некуда.
– Урод! Урод!
– Самозванец! – поддержал меня очнувшийся Гиммлер из-под задниц навалившихся на него воинов уна-уму. – Думаешь, ты Третий рейх уничтожил? Ха!
– Шарлатан! – крикнул я еще. – Да кто ты такой, чтобы поработить всю планету? С помощью кучки чернокожих дикарей и сотни-другой зомби? Не смеши мои копыта!
– При чем здесь дикари и зомби? – хмыкнул циклоп. – Это так… на первое время. Для обеспечения личной безопасности. Главное мое оружие – Степан Федорович. Слом исторической реальности…
– Слом реальности произошел, но планета еще жива!
– До поры до времени. Думаешь, период невезения у твоего клиента благополучно завершился? Хе-хе… Пусть первый удар оказался в какой-то мере предупредительным, но последуют второй и третий… Даже я не могу представить, каким образом Космос через бедного Степана Федоровича покарает Землю. Метеорит, очередной слом реальности или что-то еще… Неважно! Космическая Кара не знает жалости, и будет бить и бить до тех пор, пока длится черная полоса в жизни Нарушителя Равновесия. И вот, когда на планете останутся только пепелища, трупы и горстка перепуганных людишек, я легко и свободно воцарю! Сопротивляться восстановлению Эры Циклопа будет некому!
– Гиена! – с чувством сказал я. – Бродящая вокруг издыхаюшего слона и ждущая момента, когда безнаказанно можно будет впиться в ногу исполина.
– К вашему сведению, – заметил циклоп, – я умею читать мысли. Вот ты, бес, храбришься, а сам думаешь: «Пропала планета! Кранты! » Так ведь?
Я не нашелся что ответить. Действительно, эти страшные мысли, как лезвие циркулярной пилы, крутились в моей голове.
– А твоему дружку-фашисту, – перевел взгляд на Гиммлера Ука-Шлаки, – надо бы вежливости поучиться. Он про меня думает такое, от чего даже я краснею. Грубиян!
Предводитель дворянства с готовностью оформил свои злобные мысли в несколько фраз крайне непристойного содержания.
– Все… – царственно сделал ручкой Ука-Шлаки. – надоели они мне… Боятся, нервничают, грубят…
Он задернул занавесь и прогудел из нутра паланкина:
– Погрузить их в Черную Тьму! Это был приказ.
ГЛАВА 2
– Киса, вы очаровательны. Теперь я вижу, что вы прирожденный стратег, каждое поражение способны обратить в победу. Только не говорите, что так оно все и планировалось, – предупредил я, отряхиваясь.
– Моя нога… – простонал Гиммлер, не делая никаких попыток подняться. – Моя рука… И все остальное… Я себя чувствую сервизом лиможского фарфора, увязанным в мешок и сброшенным с пятого этажа.
– Это ерунда. Подумаешь, пара-тройка сложных переломов. По сравнению с фаршировкой птичьим пометом и последующим утоплением в нечистотах – просто тьфу… Кстати, ты обратил внимание? – Мы живы. А что это значит?
– Что нам еще мучиться и мучиться…
– Что обитатели рейхстага тоже не померли в результате перемещения здания в недра земные: не видно растерзанных тел и разбросанных костей. Как ты и предполагал. Прямо не знаю, что было бы, если б я заметил здесь трупик нашего дорогого Штирлица. Я бы, наверное, упал духом.
Гиммлер на минутку забыл о своих болях и мечтательно закатил глаза, очевидно, представляя себе прекрасное зрелище бездыханного тела великого шпиона и интригана.
А вокруг только камни, облепленные, как пластилином, плотным сумраком. Ничего толком не видно, но ощущаются громадные пространства абсолютной пустоты слева и справа, впереди и сзади… Где-то внизу тихо плещется, слабенько отливая холодным свинцом, подземная река. А где, спрашивается, хоть какие-нибудь останки рейхстага? Сползли в реку? Хорошо, ну, а люди? Красные партизаны-дружинники во главе с политруком Златичем? Гарнизон? Личная охрана Гитлера? Сам фюрер и его команда? Где Штирлиц, наконец? Может быть, они, устав бродить между валунами и аукаться, с отчаяния утопились? Или валяются где-нибудь в изнеможении? Или перегрызлись друг с другом? Тогда должны остаться трупы… А то получается – самоперегрызлись, самопожрались и самопереварились. И все это за двое суток. Фу, бред какой-то…
– Встать сможешь? – спросил я.
– А? – встряхнулся рейхсфюрер. – Не знаю, не пробовал.
Я наскоро ощупал его арийские конечности. Переломов нет, ушибы, конечно, имеются, и даже сильные, но в общем – ничего серьезного.
– Жить будете, предводитель дворянства, – сообщил я.
Рейхсфюрер поморщился и, с моей помощью поднявшись на ноги, задрал голову. Далеко-далеко наверху, будто солнце, светило округлое отверстие выхода на земную поверхность.
– Да… – проговорил он, – хорошо, что склон оказался покатым. Ухнули бы мы по прямой, точно бы нас расплющило… Куда теперь?
– А я знаю? Если честно, Черную Тьму я не такой представлял. И где, спрашивается, обещанные замогильный вой и зловещее клацанье?
– Да, Черная Тьма! – подтвердил гордо рейхсфюрер. – Но это наша Тьма! Исконная! Арийская!
– Не понял?
– Рейхстаг – древнее мистическое здание. Пропитанный поднимающимися из-под земли флюидами арийской мощи штандарт всегерманского духа! В нижних подземельях, куда много лет не ступала нога человека, воздух просто пронизан древними заклинаниями. Уж я-то это знаю… – он перешел на шепот. – Подземелья ведут вниз и вниз… Я не смог найти хода на самые нижние ярусы, но теперь, когда катастрофа разрушила каменные своды…
– Опять не понял.
– Рейхстаг не мог возникнуть ни в каком другом месте, только здесь! Мощь произрастает из мощи! Теперь ты понял, куда мы попали?
– Я только что выслушал откровения чудовища, которое с моей помощью успешно завоевывает мир, у меня уже мозги пухнут. Может, хватит выпендриваться? Скажи прямо, а?
– Теперь понял, что, по моим расчетам, должно находиться под рейхстагом?
– Подземелья?
– Ниже!
– Фундамент?
– Ниже!
– Канализация?
– Дурак! Мощь произрастает из мощи! В этом секрет победоносной силы Германии! Неужели трудно догадаться? Рейхстаг вырос именно на этом месте, как… как…
– Поганка на куче навоза? – предложил я сравнение. – Извини, вырвалось…
Гиммлер посмотрел на меня, как на законченного идиота.
– Предлагаю покричать, – сказал я. – Авось, кто-нибудь и откликнется. Штирлиц, например…
– Не смей! – он схватил меня за руку.
– Чего ты так нервничаешь?
– Ты… не понимаешь… Хорошо, если откликнется кто-нибудь из славного германского воинства! А если…
– Партизан опасаешься, Неистовый Дикий Кот?
– Да при чем здесь партизаны! – отмахнулся Гиммлер. – Возможно… Здесь… Ух! – он даже передернул плечами. – Лучше двигаться молча, держать ухо востро и внимательно смотреть по сторонам.
– Куда двигаться, позвольте осведомиться?
– В произвольном направлении! – ткнув пальцем вперед, определил герр Генрих с такой железной твердостью, будто перед ним расстилалась широкая и удобная асфальтовая трасса, снабженная неоновым указателем: «Произвольное направление. Добро пожаловать! »
Пожав плечами, я щелкнул пальцами. Когда между моими рогами зажегся довольно симпатичный крохотный синий огонек, рейхсфюрер вздрогнул.
– А ты как хотел? Я ведь бес! Не один ты с прикладной магией знаком… Теперь хотя бы не расшибемся в темноте. Пошли!
И мы пошли. Как выяснилось чуть позже, помимо эстетической ценности, мой фонарик никакой другой не имел. Светил он слабее спички. Впрочем, необходимость в освещении довольно скоро отпала. Тьма рассеялась, превратившись в тусклые сумерки, но даже и теперь стен пещеры разглядеть я не мог – в какую бы сторону мы ни сворачивали, перед нами слоился сумрачный туман, конца-краю которому не было видно. Сверху тяжко нависали белесые клубы, и сквозь них пробивался далекий-далекий серый свет… Где мы? Под ногами стала появляться чахлая травка, кое-где попадались скрюченные по-старушечьи деревца, с полупрозрачными дряхлыми листиками. Движения воздуха не ощущалось, но завывал где-то ветер жуткой музыкой пустоты.
Мне, бесу, для которого преисподняя – милый дом родной, давно уже было не по себе. Все из головы не выходил паскудный циклоп, а тут еще и это странное подземелье… Это все проклятый Степан Федорович виноват! Чтоб он провалился вместе со своим невезением!
Тьфу ты, он и так провалился. Прихватив вместе с невезением рейхстаг с Гитлером, да и меня вдобавок…
А рейхсфюрер Генрих Гиммлер, наоборот, чувствовал себя вполне в своей тарелке и радостно приплясывал на ходу, забыв о травмах. Зрелище, наверное, было дурацкое – понуро плетется, путаясь в клубах тумана, бес, а впереди, гремя Железными крестами, скачет низенький черный маг – рейхсфюрер в изорванном мундире. Вокруг какие-то развалины, груды камней, в очертаниях которых с большим трудом можно признать останки крепостных стен, башен… И поломанное оружие. И доспехи всевозможных конфигураций, а внутри доспехов даже костей нет – только труха.
– Мы найдем вас… Мы найдем, – невнятно бормотал на ходу Гиммлер. – Мои расчеты верны, а древние легенды не лгут… А как иначе? Вы еще спите, но самые сильные должны проснуться. Где-то здесь Нерушимые Врата… Вот уже рядом.
Кто должен проснуться? Какие Врата? И как можно найти что-нибудь в этом тумане? Кругом лишь трава, серая, будто присыпанная угольной пылью, кривобокие деревца, ямы, колдобины, валуны. А почему покричать-поаукаться нельзя? Только я хотел возмутиться по этому поводу, как мы наткнулись на появившуюся неожиданно из тумана высоченную башню. Вернее, две башни. Одна из них сохранилась хорошо, а вторая была полностью разрушена. Между башнями скособочились полусгнившие створки громаднейших ворот.
Завидев башни, Гиммлер аж взвизгнул от восторга:
– Нерушимые Врата!
От звуков его голоса хлипкие Врата дрогнули и рухнули наземь. Когда пыль рассеялась, к нам шагнул с ног до головы закованный в железо воин с алебардой в руках.
– Смертным… сюда… нельзя… – проскрипел он через закрытое забрало.
– Что? – наморщился Гиммлер. – Куда?
– В вековечный… мрак… поглощающий все… и не возвращающий… ничего… нельзя…
– Посторонним вход запрещен, – перевел я и, осторожно приблизившись, похлопал воина по плечу. – Понимаешь, брат, мы только туда и обратно. Здесь пара наших ребят заплутала, вот найдем их и… Эй, куда!
Доспехи с грохотом обрушились. Алебарда, переломив древко, воткнулась в каменистую почву. Рогатый шлем, рассыпая труху, откатился в сторону.
– Извини… – запоздало повинился я. – Предводитель, это кто был?
– Бессмертный Страж, – ответил Гиммлер несколько смущенно.
– Бессмертный? Он такой же бессмертный, как и твои Врата – нерушимы. Здесь и располагается царство мощи арийского духа? По-моему, мы немного опоздали.
Гиммлер походил на помешанного.
– Всемогущий Вотан, – шептал он, – девы-валькирии… альвы и асы… Неужели моя установка, оживляющее мертвое, погибла? Неужели пневмоакустический пространственный регулятор разрушен окончательно? Неужели силы моих заклинаний Времени, возвращающих к жизни ушедшее, не хватило?.. О, обожаемый фюрер, неужели и ты на самом деле мертв?..
«Царство мощи арийского духа… – закрутилось у меня в голове. – Вотан и валькирии… Познавательная постановка для среднего школьного возраста „Легенды и мифы Древней Германии“! Вот когда она проявилась! Или нет?.. »
– Где мы?! – заорал я. – Хватит загадок и страшных тайн! Я сыт ими по горло, как гамбургерами из «Макдоналдса»! Меня уже от них тошнит… как от гамбургеров из «Макдоналдса»! Хочу хоть какой-нибудь определенности! Где мы, предводитель?! Что это за место?
– Нифльхейм, дурак! – рявкнул Гиммлер, очнувшись. – Разве непонятно? Мир хаоса и мрака, из которого родились наши древние боги и воители, куда они и вернулись, перемолотые жерновами Времени!
– Ниф… ниф… Что? А почему именно здесь? Под рейхстагом?
– Я тебе тысячу раз объяснял! Арийский дух вечен! Уходят одни воители, приходят другие, но все вскормлено единым духом! Времена меняются, но главное – остается!
– Ага, принцип навоза и поганки, – догадался я. – Если следовать твоей логике, то под Кремлем почивают в обнимку Илья Муромец, Алеша Попович и… кто там еще? Змей Горыныч. А под лондонской брусчаткой король Артур спит вечным сном, так, что ли?
Рейхсфюрер неожиданно улыбнулся:
– Соображаешь… Когда рейхстаг рухнул от взрыва моей установки, я едва не повесился от безысходности. Но чернокожие донесли до меня слухи о потусторонней активности на развалинах и о яме, которую они сразу окрестили Черная Тьма! И. я понял – мои заклинания Времени не рассеялись вместе с дымом, а благополучно ушли под землю! Заклинания Времени, понимаешь? Время Вспять! Понимаешь? Другими словами – оживляющие заклинания, вот как!
– То есть ты хочешь сказать, что дальше нас, возможно, ожидают восставшие от долгого сна одноглазый разбойник Вотан со всей своей бандой, драконы, черные карлики, валькирии? Э нет, я обратно пошел. Ищи своего фюрера сам. Тем более что его давно уже с косточками съели! Хоть убей, я не согласен.
– Был договор о перемирии и взаимном сотрудничестве, – заметил Генрих. – Тем более ты, кажется, хотел и Штирлица найти? Погоди… слышишь? В башне кто-то есть…
– Кто там может быть? Какое-нибудь ископаемое страшилище? Тебе же сказали – смертным за Врата нельзя!
– Врата охраняют валькирии, так говорится в древних преданиях. Ха! Мне нечего их бояться! Истинные арийцы по крови и духу не нападают друг на друга! Мы всегда найдем общий язык. Здесь – земли моих предков, и если кого-то здесь и сожрут с косточками, то никак не Гитлера и не меня! Понял?!
