Текст книги "Бизнес-ланч у Минотавра"
Автор книги: Антон Леонтьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Лера поняла, что в ее присутствии один двоюродный брат намеренно унижал другого, ее молодого человека.
И причиной тому была она сама.
– Не надо меня защищать от солнца, – произнесла Лера, – потому что недостаток солнечных лучей приводит к дефициту витамина Дэ и рахиту. Вы же не хотите, чтобы у меня развился рахит?
Кирилл усмехнулся, а Толик непонимающе заявил:
– Какой такой рахит? И что за витамин Дэ?
Его старший кузен иронично бросил:
– Тот, что содержится в рыбьем жире. Тем самым, которым тебя в детстве пичкали, когда у тебя проблемы с ушами были. Или не с ушами, а с глазами? Хотя, наверное, и с тем и с другим. Ты же у нас такой рахитичный был, Толян. Был и остался…
Лера, чувствуя вину перед Толиком, который раскраснелся и, кажется, был близок к тому, чтобы расплакаться, подошла к нему, взяла за руку и нежно поцеловала в щеку.
– Не слушай его. Он просто тебе завидует. Я так тебя люблю! – прошептала она. И громко добавила: – Увы, с вами пойти не могу, лучше пойду домой и прилягу, а то в самом деле голова что-то трещит…
Голова болела, и это была сущая правда, а не выдумка, дабы избежать посещения пиццерии фазера Кирилла.
В обществе самого Кирилла.
Того самого, который подобно магниту так к себе притягивал и который так выгодно выделялся на фоне пусть и приятного если не во всех, то во многих отношениях, но столь инфантильного и, по сути, еще не вышедшего из подростковой фазы Толика.
– Вас проводить? – предложил галантный (или навязчивый?) Кирилл, и Толик тут взвился:
– Ты что, Кирюха, мою девушку провожать вознамерился? По какому такому праву? И вообще, заведи себе свою и тогда и провожай сколько влезет… Ой!
Раззадорившись, Толик, в подобные моменты не стоявший на месте, как-то неловко повернулся, задел ногой не замеченный им бордюр и полетел на асфальт.
С разбитым локтем и ободранным ухом он уверял, что с ним все в порядке. Лера же, даже тайно радуясь, что все так вышло, заявила:
– Пиццерию придется отложить! Сейчас пойдем ко мне, и бабушка тебе раны перевяжет. Она же у меня заслуженный врач на пенсии…
– Кажется, гинеколог? – спросил Кирилл, причем сделал это совершенно обыденным, ничуть не вызывающим тоном, но этого все равно хватило, чтобы Толик бросился к нему с кулаками. И если бы не Лера, удержавшая своего боевого друга, и не Кирилл, который реагировал на попытки кузена, бывшего, впрочем, на голову его ниже, вызвать его на бой с ироничным флегматизмом, то схватки двух братьев было бы не избежать.
Но в итоге избежали.
– Кажется, Толян, тебе тоже долго нельзя пребывать на солнце, – заявил, прощаясь с ними, Кирилл, как всегда, таинственно усмехаясь.
Он подал Лере руку, и та не знала: вложить в нее ладонь или нет.
В итоге, пятерню протянула, и Кирилл, как уже до этого, пощекотал своим мизинцем внутреннюю сторону ладони девушки, что, впрочем, Толику видно не было.
Но что снова вызвало сладкую волну по телу Леры, и это, как ей показалось, от глаз Кирилла не ускользнуло.
– Кстати, вот моя визитка. Если будет нужна помощь, обращайтесь, – Кирилл протянул Лере темный картонный прямоугольничек, на котором девушка заметила помимо всего прочего мобильный номер. – Ну, или если захочется с кем-то взрослым поговорить, пообщаться…
– Я тоже взрослый! – заявил Толик, а молодой человек произнес:
– Взрослый-взрослый, а как же. Купи себе панамку, Толян! Ну, или я тебе подарю!
И, пока Толик силился с колким ответом, удалился прочь.
* * *
Бабушка обработала раны Толика перекисью и йодом, наложив даже в двух местах пластырь. Лера, поглаживая Толика по руке, старалась быть как можно более предупредительной, ласковой, внимательной.
При этом думая только об одном: о Кирилле.
Выходит, она – подлая и двуличная стерва!
Выходило, что да.
Бабушка же, как водится, завладев нитью разговора, уже поставила Толика в известность о том, что Лера в начале следующей недели, сразу после выпускного, уедет в Москву.
– Но как же так? – проблеял растерянно Толик. – Как же мы?
– С учетом сложившейся криминогенной обстановки в нашем городе… – начала бабушка, но Лера опередила ее, выдав сенсационную весть:
– Никуда я не еду! Я говорила с папой, он сказал, что я сама имею право решать. И я решила: поеду не на следующей неделе, а позднее!
Бабушка, явно не в состоянии поверить этому, тотчас удалилась, чтобы позвонить зятю в школу, Лера же, опустившись на стул рядом с Толиком, положила вдруг голову ему на вытянутую на столе руку.
– Ой! Больно!
– Извини! Я не хотела…
Толик, посмотрев на нее, произнес:
– Ты чего, Лерусик? Все в порядке?
Лера, чувствуя, что все далеко не в порядке, и вовсе не из-за этого треклятого маньяка и из-за попытки бабушки вмешаться в ее жизнь, а исключительно из-за него, Кирилла, ответила ужасно фальшивым, как она считала, тоном:
– Ну да, все как нельзя лучше! А может, нам рвануть в Москву вместе? И в самом деле прямо уже на следующей неделе?
В Москву, как можно дальше от их родного города – и от Кирилла.
– Ну, не получится. Мы же говорили об этом, Лерусик. У предков, надо отдать им должное, все уже на мази. Дядька меня пристроит на юридический, где и Кирюха учился…
Будь он неладен, этот Кирюха!
– Ну, а ты сам этого хочешь? – спросила Лера и посмотрела Толику в лицо. – Одно дело – это желания твоих предков. А другое – это твои желания!
Толик, который не особо парился по поводу своих желаний, ответил:
– Нет, ну, на юридическом у меня проблем не будет. Там у дядьки, фазера Кирюхи, все схвачено, он ведь…
Лера не выдержала:
– А без Кирюхи никак не получится?
Толик, явно не понимая ее, принялся что-то горячо доказывать, ссылаясь на то, что Кирюха, может быть, и бывает высокомерным, но в действительности очень безотказный парень…
Кирюха, Кирюха, Кирюха…
Лера закрыла глаза, вспомнив, как он держал ее на руках. И как щекотал своим мизинцем внутреннюю сторону ладони.
Ее бросило в жар.
Запретив себе думать о подобном, она открыла глаза и взглянула на тарахтевшего Толика. Ну да, Толика она…
Любит?
Наверное, да.
А вот Кирилл ее манил. Привлекал. Возбуждал.
Она испытывала все те чувства, которые к Толику, этому смешному доброму инфантильному Толику, ни разу никогда до сих пор не испытывала.
И, не исключено, уже никогда и не испытает.
– А что с маньяком? – быстро произнесла Лера первое, что пришло в голову, лишь бы не вести речи о Кирюхе, и Толик сказал:
– Ну, фазер Кирюхи говорил, что…
* * *
Лежа короткой бессонной июньской ночью в постели, Лера ворочалась с боку на бок, думая о Кирилле. Воображая сцены, которые заставляли ее изменить о себе мнение. Желала, чтобы он оказался с ней.
А забывшись тяжелым сном уже мутным утром, проснулась с температурой и обложенным горлом.
Бабушка, лечившая их семью самолично, вынесла вердикт:
– Ларингит. И скажи спасибо, что вообще не ларинготрахеит. Пить холодное строго воспрещено, поэтому компот я выставлю из холодильника на подоконник, носи шарф и старайся не разговаривать. Ну, и кое-какие имунностимулирующие средства тоже принимать будешь. Твердила же я тебе, Валерия, что шляться без тапочек нельзя…
Лера была даже довольна, что заболела, и пусть даже накануне выпускного. По крайней мере, у нее была возможность поваляться дома (хотя бы и с зимним шарфом на шее) и подумать.
Правда, она быстро убедилась, что все мысли сводились к одному предмету – к Кириллу. Измученная пульсирующей болью в горле, девушка попыталась думать о чем-то другом.
И, желая забыть Кирилла, позвонила Лариске. Хоть говорить она могла с трудом, но все же вытребовала у бабушки право на телефонное общение.
Подруги обсуждали последние события в школе. Лариска, бывшая всегда и обо всем в курсе, деловито поставила ее в известность:
– Физрук поднял ужасный скандал по поводу того, что кто-то рылся в его вещах. Подозревает кого-то из молоденьких преподш, на учеников он, кажется, и не думает. Но бучи поднимать не будет и милицию приглашать не станет. Потому что тогда все то, что он пытался утаить, всплывет. Так что нам бояться нечего. Но, выходит, что он не маньяк?
– Выходит, что нет, – просипела Лера, а Лариска вздохнула:
– А ведь подходил по всем параметрам! Ну ладно, тот, кого больше подозреваешь, никогда убийцей не оказывается! Кстати, я ведь составила список подозреваемых! Хочешь, зачитаю?
И, не дождавшись ответа, принялась тараторить:
– Директор, он уж слишком гладкий. Наш завхоз, вечно угрюмый и в глаза никому не смотрит. Ну, у тебя еще в начальной школе конфликт с ним был. Он тебя за волосы таскал, а ты его укусила. В общем, еще та гадина. Трудовик, он вроде мужик ничего, но такие обычно маньяками и оказываются. Ну, Михаила Михайловича я, естественно, пропускаю… Так, дальше! Географ, это потому что он, говорят, срок мотал, хотя никто ничего точно о нем не знает. Ну, и кто сказал, что маньяком должен быть мужчина? Если тетка, то наверняка тогда химичка! Она ведь бодибилдингом, или как это там называется, увлекается, любому мужику фору даст, даже Олега наверняка скрутить может!
Лера же, выслушав список, в который вошли чуть ли не все учителя их школы, заметила:
– А почему ты пропустила моего отца?
Возникла пауза, и Лариска странным тоном заметила:
– Ну, извини, я что, по-твоему, должна была его тоже в подозреваемые записать? Он же твой отец!
– Чикатило тоже был чьим-то отцом! – заявила Лера и добавила: – Кстати, с каких пор он называет тебя Лорой?
Лариска аж задохнулась:
– Да не называет он меня так! Тебе показалось все!
На Леру обрушился целый водопад аргументов, примеров и длиннющих фраз, смысл которых сводился к тому, что Михаил Михайлович никогда и ни при каких обстоятельствах не называл ее Лорой.
Хотя Лера прекрасно помнила, что называл.
– И вообще, если ты думаешь, что Миша мог бы назвать меня так, то это значило бы…
– Как ты сама его только что назвала? – прервала ее Лера, и Лариска заявила:
– Как-как? Михаил Михайлович! Так вот, если ты считаешь, что Михаил Михайлович мог бы назвать меня так…
Нет, она только что назвала отца Мишей и еще имеет наглость отрицать это!
Лера прервала поток красноречия подруги:
– Извини, у меня что-то голова разболелась. Кстати, не можешь ли свой список занести? Я хочу его просмотреть, обмозговать. Ну, ты бабушке отдашь, потому что со мной тебе лучше не общаться, я ведь заразная…
На самом деле Лера хотела, наплевав на болезнь, вызвать Лариску на откровенность. Та что-то от нее скрывала, как, впрочем, скрывал и отец.
Ничего не подозревавшая подруга прибежала час спустя, и, когда раздался звонок в дверь и бабушка пошла открывать, Лера, уже заготовившая несколько словесных ловушек для Лариски, тоже двинулась к двери.
– Привет! – произнесла подруга, вваливаясь в их квартиру. – Ух, ну и жара, и как тебя заболеть угораздило! Кстати, платье-то для выпускного готово? Валерия Афанасьевна, а компотика у вас не найдется, а то в горле пересохло?
Лариска была в своем амплуа: болтливая, навязчивая, вездесущая.
Все домашние заготовки вылетели у Леры из головы, потому что ее взгляд приковала изящная вещица, висевшая у Лариски на шее.
Это было золотое сердце с тремя камешками-звездочками красного, зеленого и синего цвета на золотой же цепочке.
* * *
Бабушка хоть и старалась выставить Лариску прочь, но не вышло, и они отправились на кухню «пить компотик». Лера же дернула дверь в родительскую спальню и, чувствуя себя сомнамбулой, отправилась к комоду, выдвинула верхний ящик и запустила в него руку.
Никакой коробочки, в который находился кулон, что украшал теперь шею Лариски, там не было.
Кулон, который, как она была уверена, отец приготовил в качестве подарка для нее, своей дочери. И который он прятал в ящике с нижним бельем покойной жены.
На автопилоте Лера отправилась на кухню и, прислонившись к косяку, наблюдала за тем, как Лариска просвещает о чем-то бабушку. Слова подруги слились в ушах Леры в какофоническую кашу.
Подруги?
– А откуда у тебя кулон? – произнесла Лера, точнее, выдавила из себя, потому что горло болело неимоверно, и Лариска вдруг, замолчав на полуслове, уставилась на нее, и Лера поняла, что та испугалась.
– Кулон? Какой кулон? – запричитала она, и ее рука автоматически метнулась к висевшему на шее золотому сердцу.
Разозлившись, Лера закричала, хотя с учетом ее состояния крик больше походил на шепот:
– Тот, что в кулаке зажала. Откуда он у тебя?
Лариска, выпустив кулон, затараторила:
– Родители подарили, на окончание школы! В ювелирном на Маяковского приобрели. Знаешь, я всегда хотела себе нечто элегантное и неброское, не все эти дутые вещицы, которые если о чем и свидетельствуют, так об отсутствии вкуса у их владельцев…
Ну да, родители подарили! Отчим, которого Лариска ненавидела и который ненавидел ее. И зашуганная им мать, кажется, тайная алкоголичка.
– Это отчим подарил, что ли? – перебила Лера, и Лариса, замолчав, явно соображала, какой дать ответ.
– Нет, это мне дядя с тетей подарили…
– Но ты же сказала только что родители. Так ведь, бабулечка?
Лариска запричитала:
– Я имела в виду, что это я бы хотела, чтобы родители подарили, но ты сама знаешь, какая у нас ситуация… А подарили дядя с тетей…
– А что, у тебя есть дядя с тетей? – продолжила допрос подруги Лера. – Они же живут где-то в Нижневартовске…
– Ну да, но есть еще и другие. И вообще, они нам не родственники, просто это я их так называю…
И вновь водопады слов, фраз, абзацев. Лера не верила ничему из того, что презентовала ей Лариска.
Она знала, кто подарил Лариске золотой кулон в виде сердца: ее собственный, Лерин, отец.
Только вот, спрашивается, почему?
Заметив, что ситуация накалена до предела, Лариска быстро распрощалась, что было обычно не в ее правилах, и Лера, настояв, игнорируя замечание бабушки, на том, чтобы проводить гостью к двери, произнесла:
– Прошу, скажи правду: откуда у тебя кулон?
Лариска, вздохнув и, кажется, даже, всхлипнув, заявила:
– Выходит, он с тобой так и не поговорил. А ведь сказал, что поговорил! Понимаю, говорил, но ничего не сказал! Вот и спроси у Миши!
И, ничего не объясняя, вылетела прочь.
Хорошо, что бабушка так и не поняла, о чем шла речь, и после того, как Лариска буквально сбежала из их квартиры, Лера, брякнувшись в постель, чувствуя себя совершенно обессиленной, отвернулась к стенке и принялась думать.
Хотя о таком думать не хотелось.
В дверь постучали, потом послышался скрип и звук шагов. На ее лоб легла прохладная рука бабушки.
– Валерия, не нравится мне, как у тебя болезнь протекает. Так, прими вот еще две таблетки…
Девушка послушно приняла их из рук бабушки, судорожно размышляя над тем, стоит ли с ней говорить о том, что ее так занимает.
И пришла к выводу, что нет.
Бабушка же, подняв с пола скомканный листок, тот самый список подозреваемых, который составила и принесла Лариска, с удивлением произнесла:
– Гм, а это что такое? «Список подозреваемых»…
– Ах, это пьеса… Ну, для выпускного.
Бабушка качнула головой.
– В твоем состоянии ни о каком выпускном речи идти не может. Кстати, я говорила с твоим отцом. Да, он изменил решение, однако я с этим не согласна. Считаю, что тебе надо поскорее уехать в Москву, но, конечно же, после того как окончательно выздоровеешь…
Вести дискуссии с бабушкой Лере уж точно не хотелось.
Раздавшийся звонок в дверь прервал их разговор, и бабушка вернулась через пару минут, раскрасневшаяся и державшая в руке большую корзину с белыми розами.
– Господи, нам доставили, хотя я уверяла курьера, что это ошибка! Но тут вот написано – Валерии Михайловне Кукушкиной, то есть тебе!
Она передала Лере конверт из серебристой бумаги, на котором действительно значилось ее имя, и извлекла из него кусок плотной, серебристой же, бумаги.
Там было сиреневыми чернилами начертано: «Желаю скорейшего выздоровления».
Подписи не было, но Лера и так поняла, кто прислал ей два, если не все три, десятка роз. И у кого, в отличие от Толика, на это были деньги.
Кирилл.
– Это точно тебе? – спросила с подозрением бабушка, а Лера, стараясь скрыть внезапную дрожь, причем не по причине температуры, а нервного волнения, произнесла:
– Ну да. Это для пьесы на выпускном… Реквизит…
Сетуя на то, что розы до воскресенья завянут, бабушка унесла их на кухню, получив от внучки разрешение «позаботиться о них».
Девушка же смотрела на послание, состоявшее их трех слов, выведенных решительным, косоватым почерком.
Рукой Кирилла.
И, засунув письмо под подушку, повернулась на бок и тотчас заснула.
* * *
Проснулась она, когда уже было темно. Чувствуя, что дерет горло и ужасно хочет пить, девушка, натянув тапочки (Лера дала себе слово, что теперь будет каждый раз их надевать), отправилась на кухню. С жадностью выпив полную чашку теплого компота, она посмотрела на часы: было около половины третьего ночи.
Бабушка наверняка давно спит, а вот отец?
Лера заметила горевший в ванной и в кабинете, служившем отцу спальней, свет. Значит, он еще не спит…
Чувствуя, что пульс у нее учащается, девушка приняла решение: сейчас или никогда! Она должна откровенно поговорить с отцом. И хорошо, что сейчас глубокая ночь и бабушка, использовавшая затычки для ушей, ничего не услышит.
И пусть ей говорить нельзя, и пусть у нее ларингит. Ради того, чтобы узнать правду, она готова пожертвовать собственными голосовыми связками.
Потому что то, что она намеревалась обсудить с отцом, было важнее.
Вздохнув, Лера отправилась в кабинет к отцу, однако убедилась, что там никого нет. Судя по не смятой еще постели, он даже и не ложился.
Странно, где же он все это время был?
Лера заметила небрежно брошенный на стул пиджак отца. И почему у него рукав запачкан в темной краске? Наверное, где-то в школе запачкался…
Ее внимание привлекло что-то скомканное, лежавшее около дивана. Приблизившись, девушка подняла это – и вздрогнула. Потому что это был ярко-изумрудный женский шарфик, причем, как она автоматически поняла, точно такой же, какой она уже много раз видела у Лариски.
Шарфик был покрыт свежими пятнами крови.
И тут же поняла: пиджак отца был выпачкан не краской, а тоже кровью.
Выронив его из рук, Лера бросилась в коридор и подбежала к двери ванной. Та была не полностью закрыта, и она заметила отца, стоявшего у раковины и судорожно, с трясущимся лицом, мывшего руки под сильной струей воды.
Распахнув дверь ванной, Лера произнесла:
– Папа, я должна знать, что все это означает…
Ее взгляд упал на гору мыльной пены в раковине умывальника – она была красного цвета. Да и одежда отца, его брюки и рубашка с короткими рукавами, была залита кровью.
Да, не выпачкана, а именно что залита – как будто… Как будто в отца ударила струя крови.
Он что, поранился, с ним произошел несчастный случай?
Отец, испуганно дернувшись, уставился на Леру, и она прочитала в его глазах дикий страх. Нет, даже не страх, а животный ужас.
– Папа, откуда столько крови? – прошептала девушка, замерев на пороге и вдруг осознав: она не делает шага по направлению к отцу, потому что…
Потому что боится!
Лицо отца исказилось, он внезапно заплакал. Лера оторопело смотрела на него, не зная, что предпринять. Разбудить бабушку? Но та принимала на ночь снотворное, так что до утра ее не добудиться…
Пересилив себя и отогнав все страхи (это ведь был ее папка, любимый и единственный!), Лера приблизилась к Михаилу Михайловичу – и наткнулась на груду полотенец, которые отчего-то лежали в ванне.
Первой мыслью было то, что бабушка, фанатка чистоты и порядка, за подобный бедлам отцу голову оторвет. А второй – о том, что все полотенца были запачканы кровью.
– Папа, ты поранился? Тебе нужна медицинская помощь? Вызвать «Скорую»?
Несмотря на то что Лера говорила шепотом, ей казалось, что она кричит. Не исключено, конечно, что в самом деле кричала, но воспринимала это как шепот.
Отец, вдруг резко прекративший плакать, произнес странным, таким чужим голосом:
– Лера, уходи! Уходи, пожалуйста!
Она и не подумала подчиниться его просьбе. Подойдя к отцу вплотную, девушка проронила:
– Папа, прошу тебя, скажи, что произошло? На тебя напали?
Она так хотела, нет, буквально жаждала, чтобы отец сообщил ей – да, на него напали бандиты. Или что с ним произошел несчастный случай. Или что он на что-то напоролся или на него упал кирпич…
Все, что угодно, но только не то, мысль о чем занозой засела в голове Леры. Она старалась гнать ее от себя, но не могла.
Просто не могла.
– Уходи! – выдавил из себя отец и снова принялся плакать, а Лера в оторопи уставилась на его руки.
Руки-то были теперь чистые, а вот локти и грудь… Все было в крови.
Тот, кто нападает на девушек и убивает их, нанося множество ножевых ранений, должен быть с головы до ног покрыт кровью.
И ее отец, заявившийся, судя по всему, домой после двух часов ночи, тоже был покрыт с головы до ног кровью.
– Уйду, как только ты мне скажешь, что случилось! – настаивала на своем Лера, и отец вздохнул. А потом тихо произнес:
– Понимаешь… Лора… То есть я хотел сказать Лариса…
Он смолк, молчала и Лера, не желая его торопить.
Наконец, отец продолжил:
– Она и я… Ну, это просто так получилось… Я знаю, что должен был давно сообщить тебе, но я не мог. Потому что она – твоя подруга. К тому же бабушка бы никогда не поняла и не приняла…
Лера продолжала молчать, давая отцу возможность выговориться. Хотя с того самого момента, когда увидела на шее Лариски золотой кулон с буквой «Л», поняла, что он изначально предназначался не ей, дочери, Лере, а…
А кому?
Ну да, выходило, что Лариске, то есть для отца Лоре, которая, и в этом не могло быть сомнений, была его любовницей. И, не исключено, в скором будущем должна была стать ее мачехой?
– Ты ее любишь? – произнесла Лера, чувствуя, что еле шевелит губами, отец вздрогнул.
Девушка повторила вопрос:
– Папа, скажи мне, ты ее любишь?
В ее голове не укладывалось, как отец мог любить кого-то кроме мамы. Но ведь мама уже была несколько лет мертва. А отец был живым человеком из плоти и крови.
Но почему его выбор пал на Лариску?
Михаил Михайлович ответил:
– Да, я люблю ее. Она меня – тоже. Оно само как-то нас накрыло, поверь, никто из нас к этому не стремился!
Ну, еще бы они к этому стремились!
– Ты подарил ей кулон? – продолжила Лера, и отец кивнул.
Ну что же, все ясно: подарок изначально предназначался Лариске, поэтому-то отец его так тщательно и спрятал.
Спрятал среди нижнего белья покойной жены, мамы Леры.
Тут взгляд Леры снова упал на груду окровавленных полотенец в ванне, и она поняла, что все время они вели речь о пустяках. И что задать главный вопрос она страшилась.
Отец же, перехватив ее взгляд, быстро сказал:
– Ты мне не поверишь, но все так и было!
– Что – так и было, папа? – прошептала Лера, вдруг чувствуя, что ее голос окончательно сел.
Отец, закрутив кран и отряхнув руки, повернулся к ней и двинулся в сторону Леры. Та инстинктивно отступила.
– Лера, ты что, меня боишься? – произнес он в изумлении, и девушка внезапно поняла: да, она его боится.
Боится собственного отца, который среди ночи заявился домой весь в крови и пытался от нее отмыться. Но безуспешно, потому что и его руки, и одежда все еще были в кровавых пятнах и разводах.
Да, она его боялась.
Замерев посреди ванной, отец скорбно произнес:
– Ты мне не поверишь, и правильно сделаешь. И никто мне не поверит… Но когда я пришел на наше свидание, там, у реки, то нашел ее уже… такой!
Чувствуя, что коленки у нее подгибаются, Лера еле слышно спросила:
– Какой такой, папа?
Отец, словно и не слыша ее (возможно, в самом деле не слышал), продолжал:
– Она была вся в крови. Но еще дышала. Я пытался помочь ей, реанимировать. Она даже мне улыбнулась. Хотя, может, я все это себе воображаю… Она умерла у меня на руках!
Лера закричала, хотя понимала, что кричать физически была не в состоянии:
– Кто она, папа?
Хотя уже знала на это ответ.
Отец двинулся на нее, и девушка, попятившись, налетела на корзину с грязным бельем.
– Лера, ты должна мне поверить! Ты ведь моя дочь, ты меня знаешь! Прошу, не считай меня убийцей…
* * *
Лера вывалилась из ванной и ринулась к себе в комнату. И впервые в жизни была благодарна за то, что в комнате имелась щеколда, которую она до этого никогда не использовала.
Теперь же она дрожащими пальцами задвинула ее. Едва она это сделала, со стороны коридора кто-то, нет, не кто-то, а отец, более того, ее отец!) дернул ручку двери и произнес:
– Лера, открой, пожалуйста! Нам надо поговорить!
Вжавшись в стену, Лера знала, что никакая сила не заставит ее откинуть щеколду. Но ведь та была скорее декоративного характера, если из коридора налечь на дверь, то щеколда поддастся или даже отлетит.
А отец у нее был весьма массивным мужчиной.
– Лера, ну, прошу же, не веди себя как ребенок! Открой немедленно дверь!
Он повысил голос, прекрасно зная, что бабушка, принявшая снотворное и вставившая затычки в уши, их не услышит.
Ручка двери завертелась, а сама дверь заходила ходуном из-за того, что отец явно пытался ее высадить.
Ее отец, который никогда не повышал голоса и даже шлепка ей никогда не дал, не говоря уже об иных, более суровых методах воспитания?
Дверь буквально сотрясалась, а Лера в ужасе осматривалась вокруг себя, пытаясь понять, что же она сможет использовать в качестве защиты. Например, ночник?
Защиты от собственного отца.
Да, тот самый отец, который теперь пытался проникнуть к ней в комнату и заявился поздно ночью домой, весь залитый кровью.
Тот, кто нападал на девушек в их городе и зверски их убивал, тоже должен был заявляться домой весь залитый кровью.
Столь же внезапно, как он начал атаку, отец вдруг прекратил ее. И своим повседневным, учительским голосом произнес:
– Валерия, я приказываю тебе открыть дверь! Нам надо серьезно поговорить. Ты слышишь – серьезно!
Тут взгляд девушки упал на телефон, о котором она совершенно забыла. Бесшумно подойдя к нему, она положила руку на трубку, а потом осторожно сняла ее.
В коридоре, на совмещенном аппарате, как обычно в таких случаях всегда и бывает, тихо тренькнуло.
Отец, бухнув кулаком в дверь, спросил:
– Ты что, куда-то звонишь? Не делай этого, Лера! Не делай этого!
В голове же у Леры билась одна мысль и один номер: «02».
Неужели она была готова позвонить в милицию и…
И сказать, что ее родной отец заявился домой весь в крови и угрожает ей, пытаясь ввалиться к ней в комнату? Рассказывая при этом какие-то небылицы, которым ни она сама не верила, ни милиция не поверит.
А что, если это были не небылицы, а чистая правда?
Палец Леры замер около нужных кнопок, и она не решалась никому позвонить, все раздумывая, что же предпринять.
И вдруг зуммер в телефонной трубке пропал.
Лера изумленно уставилась на аппарат, а потом вдруг поняла: наверняка отец отключил все аппараты, которые имелись в их квартире, от центральной телефонной розетки, которая находилась в коридоре.
Дверь комнаты снова дернулась, послышался голос отца:
– Валерия, не делай ничего, о чем бы нам всем пришлось бы потом горько пожалеть. Телефон я отключил, это тебе же во благо. Мне сейчас надо будет отлучиться, но я скоро вернусь. А потом я приготовлю нам чай, и мы на кухне поговорим. Это тебе понятно, дочка?
Лера, зажав в руке молчавшую трубку, ничего не отвечала.
Через несколько минут тихо хлопнула входная дверь, и Лера подошла к двери своей комнаты.
А что, если отец только сделал вид, что ушел, а на самом деле поджидает ее в коридоре?
Нет, ее отец никакой не монстр! И уж точно не убийца! Кто угодно, но только не ее папа!
Но многие из убийц, даже крайне отвратительных и кровожадных, были чьими-то отцами. И наверняка их сыновья и дочери не хотели в этот факт поверить, считая их невиновными, оклеветанными, подставленными и оболганными.
Не зная, что и думать, Лера откинула щеколду. А потом, быстро выдернув из розетки ночник и зажав его в руке (какое-никакое, но все-таки оружие!), двинулась в коридор.
Но никого в коридоре не было. Как не было ни в кабинете отца, ни на кухне, ни в ванной. Он в самом деле куда-то ушел.
Лере бросилось в глаза, что груда окровавленных полотенец из ванны исчезла. А вот запачканный кровью пиджак отца все еще скомканным лежал на стуле.
Как и валялся около дивана окровавленный ярко-изумрудный женский шарфик.
Уставившись на него, девушка ощутила подкатывавшую к горлу тошноту.
Да, никаких сомнений быть не могло: это шарфик Лариски.
* * *
Она должна была что-то предпринять, но только вот что? Не обращаться же, в самом деле, в милицию? И кто вообще мог ей помочь?
Решение пришло моментально, и Лера ринулась в свою комнату, схватив трубку телефона. Ну да, он же отключен отцом! Пришлось вернуться в коридор и вставить в телефонную розетку вилку.
Аппарат, запипикав, ожил.
То, что Толик не спал, Лера не сомневалась: он был «совой», гоняя от заката до рассвета на своем компьютере, который ему подарил дядька, фазер Кирюхи, какие-то жуткие стрелялки.
Лера набрала номер телефона Толика, и тот снял трубку на третьем же гудке.
– Ну, что такое? – произнес он, и Лера спросила:
– Доброе утро! У тебя все в порядке?
Вообще-то она никогда не звонила ему в три ночи, но в этот раз пришлось сделать исключение.
– У меня да. Знаешь, я на двенадцатый уровень впервые за все время только что дошел! Это так невероятно круто! Там надо было замочить целую армию зомбаков на заброшенной фабрике, а потом…
Не желая слушать ужасных подробностей компьютерной игры (ей и в реальной жизни хватало этих самых ужасных подробностей), Лера его перебила:
– А где живет твой Кирюха?
– А тебе зачем? – сразу же ощетинился Толик.
Не могла же она объяснять ему все, что произошло у нее в квартире за последние полчаса!
– Ты мне можешь сказать, где он живет? Или хотя бы дать его номер… – настаивала на своем Лера, но принципиальный Толик заявил:
– Нет, не могу. И вообще, мне надо дальше играть. Давай завтра об этом поговорим. Ты что, решила его навестить в три ночи? Ну, ты даешь!
И, явно разозленный, повесил трубку.
Лера тотчас нажала кнопку повторного набора предыдущего номера, но услышала в трубке короткие гудки. Теперь до Толика было не дозвониться.
Что же ей делать?
Потому что, если ей кто-то и мог помочь, так это Кирилл, который и сам работал в городской прокуратуре, и отец которого, дядька Толика, занимал там важный пост.
Тут Леру осенило, и она попеняла себе за то, что не вспомнила об этом раньше. Ну, конечно же, Кирилл ведь при расставании дал ей свою визитку!
Только вот где она?
Лера принялась судорожно искать ее и перетряхнула весь сарафан, уверенная, что положила его в карман.
Только там визитки не было.
Она обнаружила ее на полу своей комнаты – видимо, незаметно выпала, когда она вчера переодевалась.
Подняв ее, Лера заметила длинный номер мобильного телефона – ну да, эта новомодная штукенция у Кирилла наверняка должна была иметься!
