Текст книги "Письма Леши Бурцева о велосипедном походе по Кавказу"

Автор книги: Антон Крупенников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Крупенников Антон
Письма Леши Бурцева о велосипедном походе по Кавказу

Антон Крупенников

Письма Леши Бурцева о велосипедном походе по Кавказу

В дополнение к отчету высылаю Вам письма одного из участников велопохода, Алексея Бурцева (с его согласия, разумеется). Мне кажется, что столь эмоциональное изложение событий нашего велопохода будет хорошим дополнением к техническому отчету, и я надеюсь, это будет интересно не только велотуристам (которых, к сожалению, так мало!), но и всем любителям путешествий.

С уважением Антон Крупенников

Технический отчет по этому маршруту раположен здесь –

Письма Леши Бурцева о велосипедном походе по Кавказу

Письмо 1.

Здравствуй, Петя.

Хотел обойтись с тобой со всей жестокостью, но мягкосердие мое не позволило, потому не буду снабжать рассказ цитатами из дневника, а напишу только то, что в настоящий момент успевает всплывать в голове.

Итак, поезд М-Владикавказ пришел в 6-м часу на станцию Эльхотово, откуда должен быть виден чуть ли не Эльбрус, но ввиду темноты и вообще неидеальной видимости виден он нам не был.

На станции стояли Жигули, за рулем спал мужик, а рядом на скамейке сидела девушка. Когда мы подходили, мужик окончательно заснул, уткнулся головой в бибикалку и, соответственно, разбудился.

Далее мы переснарядились и проехали до площади, метров 50, после чего у меня вылетела 1-я спица. (Забегая вперед скажу, что 2-я вылетела уже на Крестовском перевале, в предпоследний походный день.) Дорогу перешагала лошадь с телегой.

Потом мы ехали пустынными улицами, пока не уперлись в трассу, где, после некоторых колебаний, все же выбрали правильное направление и таки не уехали в Ростов-на-Дону.

За постом ГАИ трасса перешла в обыкновенное шоссе. Вообще, в эти первые часы единственные живые души, попавшиеся нам на пути, были ГАИшниками.

После Алагира у Антона сломался багажник, который долго чинили с видом на Казбек, мы определили, что он такой точно, как на пачке одноименных папирос, только нет джигита.

Еще что произошло после Алагира – мы попытались купить мороженое за 3500 – 3 штуки. Я дал 15, попросили дать 500 рублей, я пошел за ними, а когда вернулся, тетка обзявила, что дал я 10 и переубедить ее не удалось, впрочем, 5 штук за такое наглое зрелище, которое она представляла – по-божески.

Мизур. Пожалуй единственное, что поразило на пути к нему – торчащий из горы огромный железный Георгий Победоносец... Из Мизура звонили и обсуждали с местными жителями сложившееся положение с местным горным комбинатом. Положение хреновое, городок-то шахтерский...

Дальше жуткий попутный ветер, практически заносящий нас на почти 10% подзем. Немного не доехали до Бурона, остановились над дорогой и чуть не были подавлены упомянутым в разговоре камнем.

Это был единственный день, когда меня преследовало горное ощущение – пересыхающие губы и необычайная легкость, с соответствующим душевным подъемом.

Я расположился в спальнике на улице. Помню, что в какой-то момент мне вдруг стало страшновато, хотя ничего необычного я не замечал. (Утром выяснилось, что кто-то стащил буханку хлеба. Почти уверен, что мой страх был вызван именно этим кто-то). Потом я успокоился и заснул, созерцая звезды (до того, как заснул), а когда проснулся – около 5 утра = выпала роса... И я удалился в палатку.

Где, однако, тоже не залежался, и в 7 с копейками вылез и... искупался (по частям) в горном ручье!

Выступили мы что-то полдесятого, в дальнейшем так примерно оно и продолжалось, к концу трансформировавшись в без двадцати 11...

Утром же мимо прошла рота красноармейцев, точнее, взвод. Обратно он уже бежал. Солдаты оказались из Буроновской военной базы, по виду – они там были всегда, но сейчас еще и сидели на таможне. Однако, это не была рабочая таможня, нам сказали, чтобы паспорта показывали дальше, уже на Рокском перевале. (Рокский перевал представляет собой 4-х километровый туннель, мы на него не собирались, разве что возвращаться при каком-либо обломе).

После Бурона, проводив взглядом ушедшую дорогу на Цей, я въехал в изогнутый туннель, оказавшийся очень темным. Поскольку сильный подъем, я был намертво прихвачен туклипсами. Поначалу все было ничего, но потом я взглянул в осветительное окно и ослеп. Ситуация стала критической. Я ничего не вижу, не знаю, вдоль ли туннеля еду и т.д. В этот момент спереди появляются фары и урчание. Я беру правее и сразу утыкаюсь в бордюр, на который и падаю, вытащив ногу из кроссовка... Это было самое острое ощущение за поход. Далее мы проезжаем сель высоковольтку, покореженную и уткнутую в речку, огромные бульдозера, засыпающие обвалившийся край дороги и т.д.

Потом некое выполаживание и спуск к Нижнему Заромагу, где мы чуть не уронили лавинную пушку на мой велосипед. От Н.Заромага началось что-то вполне проселочное и горное, ведущее к Тибу. Там я босиком отправился за минеральной водой и ходил минут 40, по острым осколкам. После обеда я вторично совершил это путешествие, но уже за 10 минут и обутый. У минеральной трубы остановился Краз, мужики предложили пообедать с ними. Я прикинул, что на этот обед они ехали километров 6, от карьера в Заромаге... Кстати, не советую варить суп в газированной минералке – мы мешали по очереди не переставая, и все равно порой сбегал...

На полпути от Калака стали на ночевку. Это была вполне горная ночевка, альпийские луга, 2400 примерно высота... (Там утром я встретил змею). На сей раз удалось проспать в спальнике всю ночь, никто меня не пугал, правда, было это вовсе не так замечательно и больше я подобных экспериментов не повторял.

Вечером ходили на экскурсию в древние городища.

Антон спросил, как на такой высоте можно сделать костер. Я сказал, что надо пойти и найти поилку для скота или что-то в этом роде. Он пошел и через 5 минут вернулся с доской от скамейки...

Продолжение следует.

Письмо 2.

Привет!

Значит, наступило следующее утро и мы отправились к Калаку. Дело осложнялось тем, что по описанию, дороги у Калака практически не существовало, надо сбрасывать 300 метров в него, после чего уже прямо на перевал все идет. Мы успешно сбросили, проехали его насквозь и по накатонному проселку стали взбираться. На счастье, вскоре навстречу попался грузовик с чабанами, которые обзяснили, что дорога эта к летовке... А на Мамисонский – мы проскочили. Более того, в поселке ее практически никто не знает (нам 2 человека подтвердили правильность дороги, оказавшейся к летовке). После долгих опросов приходим к выводу, что дорога действительно над нами есть и что проще всего до нее добраться напрямик по склону. Чем и занимаемся следующие 2 часа.

Когда же наконец выбрались, за нами на лошади поднялся из Калака чабан, просто расспросить, кто мы и откуда...

Переведя дух тронулись дальше. Было это в 4 часа, а когда стало 4:15, стал накрапывать дождик, очень постепенно переходящий в ливень. Так постепенно, что мы не успели отсечь этот момент и залезли под пленку уже основательно промокшие. И под звуки грозы распивали фляжку со спиртом, закусывая конфетами и колбаской...

Когда все поутихло, стали искать место для стоянки и нашли его совсем рядом, на дороге. Я направился за водой.

Набрел на стадо и очередной чабан посоветовал

сходить на их стоянку, тамродник. Я долго шел на стоянку, а когда пришел, там никого не оказалось, чуть не набрал воды из желоба, только ее желтый неродниковый цвет меня смутил. Однако, пока я крутился, показался мужик, оказавшийся грузином. Это был первый человек на пути, который подтверждал наши предположения, что в Грузии сейчас спокойно. Он проводил меня на родник и угостил минеральной водой из текущего рядом минерального же источника. Эта вода уже (или еще) не была газированной. (Да и существовала она на поверхности всего несколько минут, пока минеральный ручей не впадал в обычный.) Прощаясь спросил, есть ли у нас выпить и предлагал с собой взять бутылку.

Ночь прошла спокойно, но утром мы не смогли двинуться с места, пока не пригрело солнышко. Солнышко то пригревало, то исчезало. Дождик – наоборот. Итак, мы поехали. Или, скорее, пошли, т.к. хотя угол был все те же 10%, ехать с рюкзаком по булыжникам в такой верх очень и очень сложно. После, правда, я пару километров прокатился к ручью, там дорога была практически горизонтальной, однако предперевальный серпантин я шел почти издыхая и считая, что заболел.

Превал оказался местом невеселым – какой-то железный щит, изрешеченный пулями, здание полузаброшенной метеостанции. Здание очень странное – внутри полная разруха, запах штукатурки, все примерно как в доме с выселенными жильцами, накануне того момента, когда его начнут сносить. Однако, все стекла на месте, а у камина навалены дрова. И куча бутылок. В основном – водка.

Съели свою шоколадку и приступили к спуску. Начался довольно сильный дождь, но внимания ему мы не уделили. В долинке стоял домик, в котором мы рассчитывали найти заброшенную турбазу и устроить перекус, однако оттуда высыпали три грузинские старушки и мы только обменялись с ними перечислением проеханных и непроеханных населенных пунктов. Несмотря на отсутствие таможни и погранконтроля, мы попали в другую страну.

Следующие три часа я простоял на одной (и другой) ноге, т.к. спуск был крут и булыжнист. Места красивые необычайно, в те минуты, когда хоть чуть-чуть расступался туман, у меня захватывало дух. Огромные крутые долины, ниже поросшие елью, спускались склонами к узеньким ручейкам...

В конце этого ужала навстречу попалась Нива с директором шовской турбазы, проявившим к нам необычайный интерес и внесший в смуту в Анку с Антоном, зазывая на эту самую турбазу. В результате мы там и переночевали, заплатив за это по 5 долларов с носа и чуть было не заплатив еще 5 за ужин из остатков еды.

Правда, с учетом тумана снаружи, это было разумно. Но с учетом красивости тамошних мест это разумно не было. Так или иначе, мы взехали в Грузию. На том и закончим сегодняшний сказ.

Письмо 3.

Привет.

Значит, часиков в 10 мы покинули эту странную турбазу и стали спускаться в Они. Где-то посреди, среди могучих елей, сделали остановку и чуть было не насобирали грибов. Они наступило как-то незаметно, только третий встречный понимал по русски и подтвердил. Остановились на центральной площади, где обменник пришлось спрашивать на английском. Курс – 1 лар (или лари, я так и не понял, где у него множественное число, а где единственное) = 4200 руб, 120 лар = 100 долларов. Разговорился с каким-то местным, оказавшимся милиционером. В милиции зарплата около 50-60 лар, пенсии – 8.5 лар... Обошли киоски. Позвонить не удалось – нет связи. Подошел какой-то парень, представился журналистом, спросил про перевал, сказал, что раньше мы были народ очень гостеприимный, а теперь – тоже ничего, но, конечно, уже не то... Двинули дальше, начался подзем на Эрцо. На границе с Южной Осетией нас записали и посмотрели паспорта.

Подзем идет своим чередом. Все дорожные указатели изрешечены пулями. Мрачное впечатление от населенных пунктов достигло максимума в Ири, который представлялся издали наполовину разрушенным. Особенно меня поразили дома вдоль дороги – что-то вроде 2-3-5 этажек, без стекол и без дверей, с осыпающейся штукатуркой и обрывающимися обоями в комнатах. Я долго не мог понять, что за оружие здесь применялось, только потом оказалось, что это – нехватка денег.

Солнце светило почти горизонтально, от жилых мест мы удалились и стало снова красиво. Проехали то, что посчитали за перевал, поэтому сзели шоколадку, однако, спустившись с него в поселок (им. Кирова? карты у нас на это место уже не было, а описания, конечно, забыли в Москве), выяснили, что до настоящего перевала еще 10 км подзема. Местные посоветовали далеко от них не уезжать, а то мало ли чего. Очень отговаривали ехать к грузинам, т.к. все – бандиты и наркоманы.

Я бы сказал, что распределение национальных отношений таково = Западная Грузия боится осетин, осетины боятся грузин вообще, а ближе к центру, в районе Гори, грузины относятся к осетинам вполне спокойно. Ну, изредка стреляют в них из гранатомета по ночам, а те отвечают им тем же.

Короче, поднялись немного от поселка, спустились к реке и встали между двумя загонами, предварительно отогнав пасущихся свиней. Места вокруг представляли собой среднерусский пейзаж, только горы по бокам немного меняли впечатление, но в темноте они вполне могли сойти за холмы, поросшиме лесом. Поразило и то, что было слышно пение множества птиц. В других местах они не так заметны.

Засыпая составили планы на завтра – приехать в Гори, узнать электричку и, отзехав, встать. Однако на самом деле и вышли мы позже, и дорога оказалась в большинстве своем разбитой... В Цхинвали были около 6. Наконец-то звонили. За рубли. В ЮО – рубли. Это важное обстоятельство, повторяю его, даже если уже говорил по телефону.

Кстати, пожалуй самым крутым и горным был именно спуск с Эрцо к Цхинвали. У Анки порвался тросик тормоза, но, к счастью, на пологом месте. У меня же обломились палочки, привязанные к багажнику в качестве как бы его удлиннения.

В Цхинвали народ был действительно послевоенный. Половина города – руины, это можно было видеть от поста ГАИ на выезде. Однако, выглядел он гораздо жизнерадостнее, чем люди в Они. Из чего я сделал вывод, что осетины веселее грузин. Скорее всего неворный. Главная улица = Сталина.

Выехать нам удалось только со второй попытки – ломанулись не туда, зато проехали какими-то совершенно удивительными переулками, подобные которых я видел только в старых фильмах, скорее итальянских.

В переулках, однако, валялись гильзы от калашникова.

Потом наступил, как его назвал Антон, специфический участок пути. Мы были останавливаемы на каждом посту – а их хватало = миротворцы, таможня, погранконтроль, просто милиция... И расспрашиваемы да зазываемы на шашлык, который сейчас будет, есло мы согласимся остаться ночевать здесь...

Однако, мы были верны своим планам и остановились на окраине сливового сада, на берегу реки Патара Лаахви, или что-то вроде.

Еще одна деталь, связанная с дорожными указателями – они на двух языках, но в одних местах замазан грузинский, а в других – русский. Ближе к центру – Тбилиси – не замазано ничего.

10 км до этой реки мы проехали быстрее, чем за 0,5 часа, был очень пологий и ровный спуск.

Места стали совсем равнинными, предгорья виделись теперь в отдалении. Кругом полыхали зарницы, иногда доносились и раскаты. У нас же установился слабый моросящий дождик, от которого укрывались под полиэтиленом, приделанным к торцу палатки и пирамидальному тополю, ряд которых обозначал границу сада. Мы ели персики и груши, закусывая лавашом. Кажется, это был последний трезвый день.

Письмо 4.

Привет.

Шину и я колол тут как-то. Не верилось, что СО МНОЙ это может произойти, хотя на дорогах сплошь да рядом попадаются люди, снимающие колесо.

Значит, просыпаемся мы на границе сада. Доедаем фрукты и выходим. Оказалось, что от шоссе упилили чуть ли не на 2 км. Кроме того, подтвердилось мое подозрение, что пузатый мужик, ходчщий вокруг = сторож.

Едем. Кругом сады. По бокам – все те же тополя.

Гори. Прямо на станцию, мои попытки затащить народ в музей были встречены в штыки. Ограничились заходом в гастроном на площади с памятником.

Электричку ждать часа полтора, провел их бродя по окрестностям, наблюдая за накрывающимися в садах столами, за игрой в бильярд, почему-то под вывеской "Продукты", за игрой в нарды и шахматы на лавочках перед калиткой. Присмотрел Ахашени, но продавца не было, решил, что перерыв и вернулся через 0.5 часа, оказалось, что продавец среди толпящихся рядом, он минут 10 ходил за ключами, после чего я уплатил 2 лари и ушел, довольный и счастливый. На перроне купили еще Напареули и уминали все это с лавашом. Ахашени действительно было чудесным. Напареули – так себе, но, может, оттого, что после. Его пили в вагоне с мужиком из Гори.

Электричка представляла собой зрелище. Там не было половины сидений (что нам очень удобно). Не закрывались двери. На какой-то станции в нее не смог подняться какой-то, очевидно основательно поднабравшийся человек, и она терпеливо ждала, пока его посадят. А как-то посреди пути она вообще остановилась, т.к. на путях была корова.

В Мцхете поезд стоял минут 5. Дело в том, что через полчаса дороги Анка вдруг стала очень быстро грустнеть. Причиной являлось чрезмерное количество выпитого, не в смысле алкоголя, а в смысле жидкости. Так вот, в Мцхете им удалось это дело поправить, правда, на виду у всего поезда, ну, может быть, спрятавшись от первого вагона...

Тем не менее, в Тбилиси мы прибыли все вместе, правда, я немного испекся на солнце. В электричке сказали, что комнату можно снять чуть ли не за 1 лари, в итоге это стоило 4, но оказалось очень здорово.

Хозяйка была русской и постепенно прониклась к нам материнской нежностью. Поведала свою историю – дочка и ребенок живут с ними, а муж дочки уехал в Москву на заработки, а теперь звонит и говорит, что девочки их там кормят, поют, прибирают и спать с ними ложаться, на что дочка отвечает – ну так там и оставайся, а он, по-видимому, там и остается.

Но я забежал вперед. Итак, прежде чем мы доехали до этого Зазишвили, 55 (узенькой горной улочке, серпантинещейся метров на 150 вверх), мы долго шатались по привокзальному рынку, на сколько я понял = самому оживленному месту в городе.

Идя на прогулку, мы снова шатались по рынку, потом уехали на Руставели. В каждом вагоне метро по 4 солдата... Метро до 11. Почтамт тоже на Руставели. В гостинице Иберия живут беженцы из Абхазии.

К этому моменту мандат российских миротворческих сил в Абхазии продлили до 1 января, как Грузия этому не противилась. Но, говорят, грузин туда уже стали пускать. Так что должны начинать возвращаться.

Руставели был подсвечен желтым и зеленоватым. Из окна дома правительства торчала пальма. Мы сидели под зонтичным кафе и кока-колой с мороженым я приходил в себя после электрички...

Позвонил домой – как всегда, в автомате что-то не сработало и разговаривал минут 15 совершенно бесплатно, правда, крича.

На обратном пути купил эту самую злополучную бутылку Хванчкары...

Дома все было теплым, южным и, почему-то, невыносимо знакомым. Может быть, по духу напоминало Гантиади, куда мы несколько лет ездили на море...

Несколько раз ко мне обращались по грузински с вопросом = сколько время? Особенно забавно это выглядело, когда такой вопрос задал мужик, вышедший на балкон с кукушечными часами. Нас как раз провожала соседка-мороженщица (там довольно много продавщиц, тащущих картонную коробку и кричащих мааароженоеееее, в стааакааанчиках...) Мороженое было классным.

Ну да ладно, съехали мы на рынок, позавтракали различными дынями, лавашами, хачапурями и пивом, да тронулись. Жара. У монастыря в Мцхете посадили Анку в тень, а сами пошли добывать воду. Потом стало легче. Проехали таблички – "Рокский перевал закрыт" и "Крестовский перевал открыт". Это нас устраивало.

Часов в пять пришла в голову идея встать. Пошли исследовать сзезд с дороги, но сзезд шел к форменному мужику, охраняющему водоохранную зону.

Решили, вроде вполне единодушно, что можно еще ехать. Но началось водохранилище, потом поселок, а потом Антон узрел на противоположном склоне упиливающую вверх дорогу, решил, что это – наша, и запаниковал. Анка предложила меня убить. Я доставал бинокль и доказывал, что дорога другая, вроде убедил, но вскоре показалась плотина уже настоящего здоровенного водохранилища. Спасая свою жизнь, я был уже согласен вставать под плотиной... Но это было действительно хреново. Поэтому поднялись метров на 200 – высота плотины – и увидели, что за ней встать невозможно – берега крутые, как и положено вверху долины... Едем дальше, вода тоже все дальше. Вечереет. Я чувствую себя коллективным самоубийцей и готовлю речь про то, что мои друзья как-то переночевали без воды и это был один из лучших походов в их жизни.

Потеряв надежду спуститься к воде, стал искать ее в долинах. Антон поначалу смотрел на это одобрительно, потом с усмешкой, а потом злобно, как на трату оставшегося светлого времени. К счастью, как раз в этот момент вода нашлась, замечательный горный ручей с кучей мест для палатки.

Мы, особенно я, были спасены. И я собирался отметить это спасение вином с лавашом. Однако не вышло. Через полчаса после нас приехали два местных парня с двумя девушками и еще через полчаса они пришли за нами и утащили к своему костру.

Потом мы туда привели и Анку, поначалу оставленную в палатке. (Попрощайся с Аней, говорил Антону Коба – Якоб очень популярное имя, а Каха (Николай) добавлял – хоть и не надолго уходишь, так принято).

Грузины говорили какие-то односложные, хотя и очень радушные тосты, Анка же, полгода жившая в Тбилиси, совершенно поразила меня внезапно проснувшимся в ней красноречием.Потом Анку увели, а сами мы еще долго не могли тронуться с места.

Что было дальше – я помню смутно. Кажется, это была чача. Пили по кругу, потом из рога (рог этот остался у Антона на память). Они собирались ехать в свое Душети, но не смогли... Антон потащил меня к палатке, я же сказал, что пойду сам, пойду блевать в ручей. И пошел, правда, сразу упал.

Я уже давно заметил это свое новое свойсто – пьется легко, но потом – хреново. До ручья я дошел, даже вернулся, но когда залез в палатку, а спят эти странные люди головой от входа, почувствовал настоятельную необходимость вылезти снова. После нескольких итераций я просто заснул лежа ничком на улице, с ногами, торчащими в палатку, уткнувшись головой во что-то мягкое, возможно, это было коровье дерьмо.

Пробудил меня голос ненасытного Антона, оказывается, пока я развлекался с ручьем, он решил все-таки сготовить ужин. Что ты тут делаешь? – здесь шакал ходит, осторожно, – говорил Антон.

Я решил, что Антон пьян и не вдумывался в смысл его слов, однако, когда поднял голову, перед глазами промелькнуло что-то белое. Я решил, что дела совсем плохи и уронил голову обратно.

Тем временем Антон действительно кормил этого "шакала" моим ужином, накормил его доотвала, однако утром мы обнаружили, что от двух лавашей в пакете остался только один. Второй, очевидно, интеллигентно унес шакал.

Потом Антон перевернул меня в палатку, где я продолжал борьбу с пьяными видениями. Чудились голоса, пятна света на палатке...

Письмо 5.

Привет.

Поднимаемся, значит, выходим.

Жары уже нет никакой, путь наш лежит к Пассанаури. Не знаю почему, но о месте этом наслышан.

Хотим купить вина сухого, но нигде нет. У моста устраиваем обед, наблюдаем, как местные ребята ловят в ручье форель.

Еще из камней сооружена небольшая запруда, в результате получено маленькое озеро и в него можно прыгать со специальной доски.

Но мы только обедаем и едем дальше. Не знаю почему, но уже дело к вечеру. Видимо, поздно вышли. В Пассанаури около полшестого. Нас водит очередной Коба по домам, ищем, кто держит вино.

В первом доме вина нет, но вчера были итальянцы. Нас вообще часто принимали за иностранцев, особенно Антона, то за немца, то за француза. Это из-за его велосипедных трусов.

В третьем по счету доме Коба что-то сказал детям, они убежали внутрь, появился негрузинского вида мужик в шортах, Коба ему тоже что-то сказал, мужик исчез и снова появился с ключами. Идем, – говорит. Идем. Какой-то гараж, в гараже бочки, цистерна заводского вида... Черпаки старинного вида. Стаканы, обычные. Здесь сколько пить будете? = спрашивает. Да мы на перевал... Значит только попробуете, резюмирует мужик и наливает стаканы. – За свободу... В Абхазии мы войну проиграли, но свобода – главное... Пьем за свободу.

Не знаю почему, но с нескольких глотков этого вина у меня пошли волны и в голове стало тепло и пусто. Т.е. стало заметно, что там до этого было пусто. Мужик же наливал еще из двухлитрового черпака. (У нас пьют такими мерками, пояснил). Бутыль у вас есть? Нет. Мужик порыскал по углам и нашел бутылку, после чего долил туда остатки из черпака и они с Кобой допили черпак уже полностью. Антон взял бутылку и спросил, сколько мы должны. Мужик удивленно на него посмотрел нисколько, я сам с похмелья...

В этот момент я понял, почему так быстро наступил вечер, почему все вокруг такое зеленое, почему... Ключевое слово прозвучало... Потом мы еще сфотографировались с местными ребятишками и Кобой, получили от него адрес и зазывания в гости и поехали дальше. Метров через 100 к нам обратился старец из тусующейся компании аксакалов – водку будете?.. Я рефлекторно стал тормозить, но Антон с Анкой уже сказали – нет... Мы выехзали из Пассанаури. Дорога пошла полого, теперь до самого Земо-Млетского спуска полого... Где-то перед ним мы свернули на очередной коровий выгон и остановились на ночлег.

По дороге пошли колонны российских бензовозов. Они шли и в темноте, загадочной вереницей фар. Оттого было немного жутковато. Накрапывал дождь, спустился туман. Стало непонятно.

(Да, как встали, Антон отправился за хлебом в проеханную хинкальную Он спросил, где тут можно встать, для проверки, ему сказали – да вставайте прямо здесь, гопников нету... Мы долго обсуждали, откуда известно слово "гопники").

Ночью шли колонны военных грузовиков, утром шли еще колонны, но к моменту выхода они угомонились.

Среди коров пришел осел. Антон сказал, что ослы обожают печенье. Я схватил печенье и долго пытался запихнуть в осла, чем вызвал ряд неудачных шуток, что вот, осел за ослицей гоняется. Потому что это был не осел, а ослица, на самом деле.

А вот корова печенье сожрала с удовольствием, правда, я чуть не получил от быка...

Но уехали благополучно.

Дальше, как уже говорил, вверх. На повороте – могила. На могиле – прикупоренная бутылка коньяку. Мы рассудили, что покойнику собирают компанию, пить не хотелось.

Решили сзесть шашлык. Но шашлык больше нигде не попался. Проехали разметчиков, которые обедали сами и пытались завлечь нас, но устояли. Спикировал орел. Я потом его долго наблюдал в бинокль = огромный, он просто оглушил нас свистом своих крыл. Погода стоит солнечная, но хребет в облаках.

На Крестовом сидит чабан. У меня вылетела важная спица, без которой колесо терлось об обод. Поэтому устроил ремонт. За это время чабан ушел, прислал с сыном чачи, чистая пшеница и вода с казбекских родников... Директор метеостанции советовал оставаться у него в балках, они все равно пустые. (Балки поставили недавно, до того было каменное здание еще царских времен, но лет пять назад оно сгорело). Паша – водитель Краза – говорил, что сейчас барана, а во Владик он нас завтра на своем самосвале привезет. (Хер его через границу пустили, забегая вперед скажу. Мы там паспортный контроль 4 раза проходили.)

Короче, с кружки чачи, хоть и пополам, ведет, но едем. Кромешный туман. Иногда, будто глаза хищного животного, затаившегося в кустах, попадаются встречные фары. Видно метров на 30-50. Я одел все теплые и водостойкие вещи, какие имел.

Пейзаж немного напоминает тот, что в фильме Сталкер. На обочине, точнее, под ней, навалом покореженных грузовиков, прицепов, просто ржавых остовов... Полузасыпанные галереи, в обзезд которых идет дорога...

Потом тормозить надоело, я оторвался, слился с трассой (в переносном смысле) и пришел в себя уже в Коби. Подзехал Антон, не говоря ни слова подошел к ларьку и купил сухого грузинского вина белого, расфасованного в пакеты...

Передохнув, тронулись в Казбеги. Впереди мерным шагом на лошади ехал джигит лет 12. При нашем приближении он пустил лошадь рысью и немного оторвался. Я бросился в погоню, однако достать его не сумел, лошадь была переведена в галоп, а дорога была разбита.

Наконец-то он нас подождал, я, запыхавшись, предложил махнуть не глядя коня железного на коня настоящего, на что джигит переспросил,: правда ли, что я хочу проехаться на его лошади. У меня захватило дух. Я еще никогда не сидел на лошади. Я сказал, что правда. Мы поменялись. Мне был дан прутик. Лошадь пошла шагом, сзади подкатывал грузовик и я, начитанный романов Дюма, потянул поводья. Лошадь стала как вкопанная. Грузовик промчался мимо и я отпустил поводья. Лошадь неспешно тронулась. Я стал припоминать, что делать для ускорения лошади. Но не припомнил, поэтому интеллигентно стал похлопывать ее прутиком, пока не затрясло. После чего я решил, что как ни хорошо ехать на лошади, но вечно – невозможно, а на время – не стоит труда. И слез с лошади. Кстати, Анку лошадь везти уже отказалась.

Далее мы еще долго шли вместе. Джигит постоянно пускал в галоп и я ехал рядом, свернув набок голову, и не мог оторвать глаз от зрелища.

Ты понимаешь, горы, долина, река, а на фоне всего этого несется джигит, это здорово. Это лучше, чем пачка Казбека.

Так или иначе, джигит отстал. Т.е. я думал, что он отстал, пока он не помахал нам рукой из поселка перед Казбеги, когда мы проносились мимо.

А мы действительно проносились, т.к. только что произошла такая история – по дороги шли коровы, два огромных кавказца (овчарки) их пасли, завидев нас, мальчик-пастух схватил их за ошейники и удерживал, пока мы не приближались. А потом они вырвались...

Ну, вскоре наступили сумерки, больше ничего не происходило, если не считать того, что встречный грузовик вильнул в сторону Антона (не знаю, было ли это случайно, если нет, то это был единственный недоброжелательный жест со стороны участников дорожного движения). Короче, Антон, вместо того, чтобы проигнорировать это дело, как обычно поступаю я (не помню, поступал ли так всегда, или уже после того, как выписался, попав под машину), Антон втопил по тормозам и ушел вбок, Анка – тоже. А дело в том, что между нами только что состоялся разговор. Я был левее, Анка – чуть сзади. Леша, давай быстрее, вон грузовик...– Анка, сил нет педали крутить, давай я лучше поотстану, – и я выпрямился в седле, дабы потоком встречного воздуха меня отбросило за Анку. И, сам понимаешь, когда произошло это по тормозам, я не успел и врубился Анке в подсумок, после чего она заложила некий маневр и только чудом не вылетела под этот самый грузовик.

Больше ты не ходишь в пелетоне, – пробормотал я себе.

Так или иначе, очень скоро встали мы, и я 4 раза ходил к роднику на дороге, каждый поход занимал 25 минут...

Но пора и чай пить к Марату...

Письмо 6.

Привет.

Вроде бы ночью было звездное небо, но утром оно было как всегда. Шанс увидеть еще раз Казбек не представился.

Но мы не теряем духа, проскакиваем Казбеги и вкатываемся в Дарьяльское ущелье. Надо сказать, что река Терек, хотя и звучит гордо, хотя и большая, но довольно неприглядная вблизи. Места немного напоминают те, что были после селя под Большим Алма-Атинским озером. Но это у воды. Выше – действительно ущелье и это действительно впечатляет.