Текст книги "Звезда"

Автор книги: Антон Первушин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Отлично! – воскликнул Хазбанд. отстегивая страховочные ремни и вылезая из кабинки спального места.

Он действительно был человеком действия и терпеть не мог, когда его заставляли ждать.

26 января 2003 года, Вашингтон, США.

Линда Хэм воспользовалась своим правом прямого и внеочередного доступа к каналу связи с «Колумбией». Она знала, что дежурный администратор сервера просмотрит раньше или позже ее переписку с шаттлом (здесь не было и не могло быть исключений), но пошла на риск разоблачения в надежде на то, что Рик Хазбанд поймет ее правильно и сделает все так, как задумано, поставив руководство перед свершившимся фактом.

Вернувшись в отель – здесь, в столице, Хэм была гостем, – руководитель Группы управления полетом подсоединила свой ноутбук к сотовому телефону и вошла в корпоративную сеть американского космического агентства SPAN. Немного подумав, она отправила на почтовый ящик командира Хазбанда короткое письмо, в котором пригласила его обсудить варианты спасения экипажа «Колумбии», которые разрабатывает НАСА. Хазбанд откликнулся через пятнадцать минут – ровно столько ушло у Чаулы на то, чтобы прочитать письмо и пригласить командира к пульту связи.

Полчаса Хазбанд и Хэм вели довольно оживленный диалог. Руководитель Группы управления полетом сжато и по-деловому обрисовала ситуацию, сложившуюся вокруг проблемы эвакуации экипажа «Колумбии». Разумеется, при этом она в самых светлых тонах описала достижения своей группы, добавив для усиления эффекта критический выпад в адрес конкурентов, готовивших «Атлантис» к старту, и напомнив командиру, что хороший шторм может сорвать ответственный запуск и лишить астронавтов «Колумбии» последнего шанса на спасение. Хазбанд откликнулся быстро, почти не раздумывая: что вы предлагаете, Линда? Хэм ответила: я вышлю инструкцию, а вы попытаетесь выполнить процедуру ремонта. Хазбанд поинтересовался: что дальше? Хэм ответила: если все пройдет гладко, мы потребуем от О'Кифи разрешения на посадку, мы спасем «Колумбию» вместе, вы вернетесь на Землю героями. Хазбанд спросил: а если не вернемся? Хэм ответила: вернетесь, все просчитано, командир. Хазбанд написал: мне нужно посовещаться с экипажем, в любом случае высылайте инструкцию, мы ее посмотрим, обсудим и примем решение. Хэм предупредила: только не нужно обращаться к О'Кифи – он сейчас занят STS-300 и не захочет слушать ваши аргументы, лучше сделать, а потом говорить. Хазбанд подытожил: жду инструкцию.

На перекачку файлов инструкции по ремонту крыла со всеми диаграммами и рисунками ушло еще двадцать минут. Получив от сервера подтверждение, что комплект файлов «перекачан» на ящик Хазбанда, Линда Хэм вышла из сети, отключила ноутбук и направилась в ванную комнату – ей нужно было принять душ и хорошо выспаться перед новым днем.

26 января 2003 года, околоземная орбита, высота 278 километров

Дискуссия на орбите получилась горячей. Командир Хазбанд пересказал сетевую беседу с Линдой Хэм и предложил астронавтам изложить свои соображения по этому поводу. Мнения сразу разделились. Офицеры Уильям МакКул, Дэвид Браун и Майкл Андерсон высказались за то, чтобы воспользоваться инструкцией Хэм и попробовать починить крыло шаттла. Женщины оказались более осторожны: и Лорел Кларк, и Калпана Чаула высказались против, утверждая, что нельзя действовать через голову директора НАСА, ведь тот в буквальном смысле отвечает головой за успех или провал миссии спасения. Подумав, к женщинам присоединился Илан Рамон.

– Я голосую за дисциплину! – объяснил израильский астронавт.

Получилось, что решающий голос остался за самим командиром. Он мог бы, конечно, воспользоваться им, и тогда получилось бы, что большинство экипажа проголосовало за идею Хэм, однако в критической ситуации основополагающие принципы демократии не очень-то востребованы. Ведь речь шла о личной безопасности, а значит, не имело значения, большинство выступает за вариант Хэм или, наоборот, меньшинство. Кислород и энергия на шаттле были общими, и любой из членов экипажа вправе рассчитывать на то, что принадлежащую ему долю не будут перерасходовать вопреки его воле и естественному желанию вновь ступить на Землю.

Хазбанд понял, что если он хочет попробовать реализовать план Линды Хэм, ему следует убедить всех членов экипажа – до последнего сомневающегося.

– Друзья, – сказал он, обращаясь в основном к той половине экипажа, которая выказала недоверие, – послушайте меня и попытайтесь понять. Я знаю, что если мы вместо того, чтобы рассказывать друг другу истории из своей жизни, примемся за работу, мы вызовем перерасход воздуха, будем выделять больше углекислого газа и в результате сократим время пребывания на орбите до предельно допустимого. Я также знаю, что, скорее всего, у нас ничего не получится. Ремонт на орбите – не такое простое дело, чтобы его можно было провести подручными средствами. Но! И я обращаю на это ваше внимание! Никто потом не сможет сказать, что мы сидели и тупо ждали, когда нас спасут. Мы – астронавты! Мы – офицеры! Мы – люди дела, а не болтовни! Мы попробуем починить крыло. Если не получится, мы скажем всему миру, что не получилось. Но если получится, мы поставим мир перед фактом и попросим разрешения спасти «Колумбию». Мы не имеем права бросать этот великолепный корабль на гибель, словно мы не экипаж, а банда наемников, которым важнее собственная шкура, чем достоинство первопроходцев!

Хазбанд замолчал, ожидая реакции женщин и присоединившегося к ним израильского астронавта. Илан Рамон сдержанно похлопал в ладоши и, кривя улыбку, спросил:

– А кто сказал, что это нужно – спасать корабль?

Командир Хазбанд повернулся к нему:

– Что вы имеете в виду, господин полковник?

– Результаты не равны, – пояснил Рамон. – Мы можем спасти и себя, и корабль. Но, вероятнее, погубим и себя, и корабль. Взгляните на эту проблему со стороны налогоплательщиков. Они знают, что есть шанс спасти экипаж, пожертвовав кораблем. Они ждут, что агентство сделает все, чтобы спасти экипаж. Потом им сообщают, что агентство потеряло и экипаж, и корабль. Что будет думать налогоплательщик? Взгляните на эту проблему со стороны будущего развития астронавтики! Кто после такой катастрофы даст денег НАСА? Кто будет летать в космос, если будет известно, что агентство ценит астронавтов меньше, чем свои корабли? Я не трус, вы все знаете это. И у меня нет потребности доказывать кому-либо свою мужественность. Но вопрос нашего спасения больше не является нашим личным вопросом. На кону – будущее НАСА и мировой астронавтики, а потому мы не имеем права рисковать. Мы должны сделать все, чтобы агентству было проще спасти нас. Так мы спасем астронавтику.

Рик Хазбанд кивнул, в глазах его читалось одобрение:

– Я понимаю вас, Илан. Ваши намерения благородны. Но если мы будем сидеть и ждать, когда нас спасет агентство, это с неизбежностью уменьшит шансы на благополучный исход. Подчеркиваю – не увеличит, а уменьшит! Согласитесь, Илан, два плана всегда лучше, чем один. Альтернатива всегда лучше, чем ее отсутствие. Что касается спасения «Колумбии», то я не призываю вас и других членов экипажа рисковать своими жизнями. Когда прибудут спасатели, вы все отправитесь на «Атлантис». А я попробую посадить шаттл!

Астронавты, не ожидавшие ничего подобного, заволновались.

– Но это невозможно, командир! – вскричала Калпана Чаула. – Это же не Голливуд!

Хазбанд засмеялся, но его смех не успокоил подчиненных.

– На мой взгляд, это вполне реально, – заявил он, посерьезнев. – И здесь не Голливуд, Калпана, а чистый расчет. Поверьте, я не сумасшедший. На Земле меня ждет семья! Вы же помните моих сыновей? Между прочим, отличные парни!

– Тогда объяснись, Рик! – потребовал Браун.

– Если мы залатаем крыло и достаточно облегчим «Колумбию», то можно будет попробовать совершить посадку. Но Хэм не права в одном – нет смысла рисковать всем экипажем. Вы эвакуируетесь на «Атлантисе», а я посажу шаттл в одиночку. Думаете, это невозможно? Ошибаетесь. Я это уже делал. И не один раз. Вы, наверное, помните, что до Миллениума я занимал должность представителя Отдела астронавтов по перспективным проектам в Центре Джонсона. Меня подключили сразу к двум проектам: к спасательному кораблю «Икс-38» и к работам по модернизации шаттла. И так получилось, что нашлась область пересечения этих двух проектов – тема под названием «Безумный Макс». Если вкратце, то речь там шла о возможности аварийной посадки шаттла под управлением одного пилота – причем, шаттл должен был отстыковаться от орбитальной станции, перейти на низкую орбиту, совершить маневры торможения и входа в атмосферу. Сначала мы разработали подробную схему эволюций шаттла, а потом я опробовал ее в кабине имитатора, пока не добился удовлетворительных результатов. Посадить шаттл в одиночку оказалось непросто, но возможно, особенно если провести соответствующую подготовку – облегчить корабль до предела и подкорректировать программу Я лично сажал все наши шаттлы, – точнее, цифровые модели – десятки раз. И, кстати, именно эта работа принесла мне медаль агентства «За групповые достижения»… Сегодня, когда Хэм изложила мне свою идею, я понял, что наша работа над «Безумным Максом» была не просто очередным проектом, которых много в НАСА, но – шансом «Колумбии» на благополучное возвращение! Я посажу ее с закрытыми глазами!

Честно говоря, Хазбанд не собирался посвящать экипаж в свои планы. Решение созрело сразу, как только его инициатива встретила сопротивление. Но сейчас командир видел: это правильно, откровенность вдохновила астронавтов, у них загорелись глаза, и теперь на его стороне не численное большинство, а весь экипаж целиком. Общее мнение выразил Рамон:

– Что ж, командир, тогда стоит попробовать. Я – с вами!

– Меньше болтай, – добавила Лорел Кларк. – Больше делай!

26 января 2003 года, околоземная орбита, высота 278 километров

Только двое из всего экипажа «Колумбии» могли провести ремонт крыла – они прошли соответствующую подготовку по работе в открытом космосе. Майкл Андерсон, подполковник ВВС США, уже принимал участие в операции мелкого ремонта на орбите. Дэвид Браун, капитан первого ранга ВМС США, приобрел соответствующие навыки в гидробассейне и пока еще в космос не выходил. Потому Хазбанд счел разумным, чтобы команда «ремонтников» сначала потренировалась, выбравшись наружу, добравшись до крыла и осмотрев его.

Такая возможность была предусмотрена – на борту шаттла имелось два скафандра для выхода в открытый космос. Дело в том, что астронавты используют разные виды скафандров. Наиболее распространенные из них – скафандры экипажа ACES, предназначенные для спасения астронавтов в случае внезапной разгерметизации корабля при взлете или при посадке, и скафандры EMU, специально созданные для выхода в космос и для продолжительной работы там. Именно скафандры второго типа должны были послужить экипажу «Колумбии» для воплощения плана Линды Хэм в жизнь.

На сбор Андерсона и Брауна ушло больше трех часов. Сбор проходил на средней палубе. Астронавты влезали в скафандры, проверяли заправку ранцев системы жизнеобеспечения, водяных баков и аккумуляторов. В качестве инструмента для рекогносцировки, согласно инструкции Хэм, должна была использоваться съемная лестница, облегчающая переход с полетной на среднюю палубы. Вооружившись лестницей, астронавты должны были пройти через внутреннюю шлюзовую камеру шаттла в туннельный адаптер, соединяющий кабину «Колумбии» с лабораторным модулем, который сейчас был отрезан от обитаемой части корабля и обесточен. В туннельном адаптере конструкторы предусмотрели люк, позволяющий выбраться наружу – в грузовой отсек. Далее им предстояло подняться на открытую створку грузового отсека и пройти по ней к левому крылу, придерживаясь за специальные поручни. В непосредственной близости от поврежденного крыла Браун должен был зафиксировать свой страховочный фал на поручне и опустить лестницу, а Андерсону предстояло спуститься по этой лестнице, внимательно осмотреть повреждение и затем в подробностях описать его экипажу, поскольку в комплекте бортового оборудования «Колумбии» не имелось специального цифрового фотоаппарата, приспособленного для человека в скафандре.

В пять часов утра по времени восточного побережья США Андерсон и Браун перешли в шлюзовую камеру. Закрыли за собой входной люк, после чего разгерметизировали туннельный адаптер. Дождались пока упадет давление – на это ушло ровно две минуты – и выбрались наконец в открытый космос.

Еще перед началом операции члены экипажа «Колумбии» договорились проводить ее в режиме радиомолчания. Переговоры во время выходов в открытый космос фиксировались бортовой аппаратурой шаттла и сбрасывались на Землю – дежурный оператор мог заметить неладное и доложить руководителю смены. ЦУП Хьюстона потребовал бы объяснений, и время было бы безнадежно упущено.

В напряженном ожидании прошло пятьдесят минут. Командир Хазбанд все это время провел на полетной палубе, на кормовом посту, приникнув к задним иллюминаторам с видом на грузовой отсек. Иногда он громко комментировал происходящее для тех членов экипажа, которые оставались на средней палубе.

Наконец Андерсон и Браун вернулись в шлюзовую камеру и включили наддув. Мокрые от пережитого стресса, они сняли с себя скафандры и попросили апельсинового сока. Утолив жажду, Андерсон стал рассказывать:

– Пробоина не так велика, как думают на Земле. Повреждена нижняя половина секции номер восемь. Размер пробоины – полтора фута.

– Она сквозная? – уточнил Хазбанд.

– Да, хорошо виден передний лонжерон.

Хазбанд обратился к своему ноутбуку, быстро нашел нужную страницу описания.

– Черт! – выругался он. – Это самое опасное место. Допустимый размер пробоины для этой секции теплозащиты – полдюйма!

– Не повезло, – отметил Браун, тяжко вздохнув.

– Мы может ее заткнуть! – заявил Андерсон уверенно. – Именно так, как написано в инструкции. Взять мешок из фольги, забить его лишними инструментами, титановыми пластинами из ремонтного комплекта. Потом взять водяные контейнеры – думаю, двух хватит – вставить их и заполнить водой черед брандспойт. За три-четыре выхода мы справимся.

– Нужно все тщательно продумать, – сказал Хазбанд. – Нам не нужен лишний риск. Жаль, я не могу выйти!

– Я справлюсь, сэр, – пообещал Андерсон. – Я справлюсь, можете положиться на меня.

26 января 2003 года, Вашингтон, США

– Прошу вас! – сказал секретарь. – Президент ждет вас.

Директор НАСА Шон О'Кифи и директор Управления внутренней безопасности Томас Ридж прошли в Овальный кабинет.

Президент Соединенных Штатов Америки Джордж Буш ждал их, сидя в кресле за огромным рабочим столом. На столе перед президентом лежал свежий выпуск «Вашингтон пост», который через час должен был поступить в продажу. О'Кифи похолодел – он знал, что написано в передовице. Там была статья Майкла Томаса, старейшего обозревателя космических программ из Чикаго, под названием «Русский рецепт». Томас прислал ее еще вчера в пресс-центр НАСА, чтобы все заинтересованные лица ознакомились с содержанием. Разумеется, никаких советов или пожеланий он при этом не просил – знал, что реакция агентства будет крайне негативной, а потому и не стоит к нему прислушиваться. Проблема была не в этом – О'Кифи рассчитывал, что никто из руководства государства не заметит эту статью – мало ли кто сейчас пишет о космонавтике и шаттлах в связи с проблемами «Колумбии», – но оказалось, что администрация все видит и все знает.

– Садитесь, джентльмены, – пригласил президент.

Несмотря на специфику ситуации, которая вполне могла привести к его отставке, О'Кифи не мог не заметить, что президент сильно сдал за последнее время – как-то разом постарел, стали видны морщины, и кожа на лице приобрела нездоровый оттенок. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – США вели войну с терроризмом по всему миру, забот и проблем хватало; администрация в последние месяцы работала на износ, а теперь еще и кризис в НАСА…

– Вы знаете, что пишут в «Вашингтон пост»? – спросил президент, но сам же ответил на свой вопрос: – В «Вашингтон пост» пишут, что Национальное космическое агентство исчерпало ресурсы и не может спасти наших храбрых парней, застрявших на орбите. «Вашингтон пост» советует обратиться к русским. И чем быстрее, тем лучше. Я вам почитаю…

Буш придвинул к себе газету:

– «Чиновники НАСА постоянно говорят нам: русские отстали в космической гонке. У них нет ни гроша в кармане. Что бы русские ни делали, они ничего не способны сделать вовремя. Эти неумехи Иваны понятия не имеют о высоких технологиях: они только и умеют, что склепать пару канализационных труб, залить туда керосин, посадить сверху парочку астронавтов и запустить все это к сараю на орбите под названием "Мир".

Но на самом деле это неправда. Русская космическая программа – более безопасна и надежна, чем наша. Русские действуют по принципу: все гениальное просто. Они впервые запустили корабль «Союз» в 1967 году. У него отказал парашют и космонавт погиб. Еще три космонавта погибли в 1971 году, когда при спуске произошла разгерметизация кабины. Но после этого все пилотируемые полеты в СССР обходились без жертв. «Шаттл» же стал могилой для семи астронавтов и, не дай Бог, станет могилой еще для семи. Катастрофа «Челленджера» приостановила американскую космическую программу на два года и обошлась в миллиарды долларов. Во сколько долларов и лет нам обойдутся проблемы "Колумбии"?

Русские же тем временем просто летают в космос. Они разработали эффективную базовую конструкцию и остаются ей верны. Американцы создали куда более сложный в техническом отношении корабль, и сегодня, почти четверть века спустя, все еще не понимают, как он работает. Для запуска кораблей на орбиту русские используют ракету «Союз», сконструированную еще в 1960-е годы. Она стала "рабочей лошадкой" их космической программы: на счету «Союза» более 1000 запусков, он доставлял на орбиту все, что угодно – от военных спутников до космических туристов. Такую ракету конструкторы называют "простой как топор". На ум сразу приходит пикап «Шевроле» 1967 года – он пробежал уже 245 000 миль, насквозь проржавел, но все равно заводится с первого раза. Вот и русские ракеты надежны, как скала.

Десятки лет эксплуатируя одну и ту же систему, вы изучите ее как облупленную, и сможете устранить любые неполадки. Вы гарантированы от неожиданных "ударов в спину" из-за прогоревших уплотнительных колец или отвалившихся пластинок теплозащиты. А если сбой и произойдет, вы сможете быстро выяснить и устранить причину. В 2002 году, когда «Союз» с автоматическим кораблем взорвался на старте, русские быстро поняли, что это не связано с конструктивными дефектами, и меньше чем через месяц успешно осуществили новый пилотируемый полет. Сравните это с нашими задержками по любому поводу.

Русские потратили не одно десятилетие, чтобы свести к минимуму возможность любых неполадок космических систем, а мы все это время двигались в противоположном направлении. Если бы мне пришлось лететь, я бы выбрал «Союз», а не «шаттл». Я скорее доверюсь Ивану с разводным ключом, чем выпускнику Калифорнийского Политехнического с его научной степенью и компьютером.

"Союз" к моменту первого полета «шаттла» верой и правдой служил своим создателям почти 15 лет, и будет служить и дальше – после того, как последний «шаттл» встанет на вечную стоянку в Смитсоновском музее авиации и космонавтики. В отличие от «шаттла», "Союз" вечен.

Так не пора ли переступить через национальную гордость и обратиться к этим «неумехам» Иванам с просьбой о помощи? Только они, похоже, могут гарантировать, что терпящие бедствие астронавты «Колумбии» вернутся живыми и здоровыми на Землю…»

Когда Джордж Буш закончил чтение, наступила томительно тягучая пауза. Поскольку никто из гостей Овального кабинета не решился нарушить молчание, президент продолжил:

– Как это понимать, джентльмены? Почему обозреватели не верят в осуществимость операции спасения? Все ли вы продумали хорошо? А может, и в самом деле стоит обратиться к русским?

Ридж посмотрел на О'Кифи, явно давая понять, что отвечать на столь «специальные» вопросы должен именно директор НАСА. Тот вымучил из себя улыбку и сказал:

– Мы ожидали появления подобных статей, господин президент. Всегда найдется человек, который считает, что лучше знает, как поступать политикам, бизнесменам или государственным чиновникам. Спасение «Колумбии» – вопрос национального престижа. Мы должны показать всему миру, что мы умеем это делать. Привлекать русских к организации миссии спасения будет серьезной стратегической ошибкой. К тому же мы не знаем, насколько готовы русские к участию в этой миссии. У них своя космическая программа, свои планы. Вряд ли они захотят перекраивать их в угоду нам, даже с учетом того, что мы сейчас сотрудничаем с ними по широкому кругу вопросов.

Президент не улыбался. Наоборот, взгляд его потемнел, что не предвещало ничего хорошего.

– А вы не могли бы спросить у самих русских: готовы они или не готовы, захотят или не захотят?

– Я не могу этого сделать!

– Почему?

– Потому что это политическое решение. Если я начну вести открытые переговоры с русскими, меня спросят: почему я это делаю и на каких основаниях? Поддержит ли меня в таком случае администрация? Если же я буду вести секретные переговоры с русскими, то буду лишен возможности обсуждать серьезные вопросы и привлекать независимых экспертов. А если произойдет утечка информации, то мне не останется ничего другого, как подать в отставку. Вы вольны приказать мне, господин президент, но я уверен, что переговоры с русскими, открытые или закрытые, только навредят нашему делу. Мы справимся без участия «иванов». Мы отправим «Атлантис» в запланированные сроки и спасем экипаж «Колумбии».

Последняя фраза прозвучала, как восточная мантра, – уж слишком часто директор НАСА ее в последнее время повторял. Буш некоторое время размышлял, глядя • поверх голов гостей Белого дома. Потом повернулся к Томасу Риджу:

– Вы, господин Ридж, тоже уверены, что нам нечего бояться и не нужно обращаться к русским за советом или помощью?

– Я вполне доверяю НАСА, – заявил Ридж. – Однако дополнительные консультации не помешают. В кризисной ситуации необходимо использовать все возможные и даже невозможные варианты. Что касается формата переговоров, то я позволю себе напомнить вам Карибский ракетный кризис. Администрация президента Кеннеди не могла без потери лица согласиться на условия Хрущева. И тогда сработала неофициальная дипломатия. Первый шаг к разрешению кризиса сделали журналисты. Встреча русского разведчика Феклистова и американского журналиста Скали стала отправным моментом в снижении напряженности. Эти люди сумели найти компромиссное решение там, где их не сумели найти политики. Я предлагаю сделать следующее. В вашем агентстве, господин О'Кифи, в пресс-службе наверняка найдется толковый журналист, работающий с русскими. И наверняка у него есть хорошие друзья среди аккредитованных в США русских журналистов. А как мы знаем, большинство из русских, работающих здесь под дипломатическим прикрытием, являются кадровыми разведчиками. Может быть, нам стоит попробовать воспроизвести опыт Феклистова и Скали?

Президент одобрительно кивнул:

– Вот видите, джентльмены, решение всегда можно найти. Я одобряю этот план. Мистер О'Кифи, вам поручается найти журналиста, который работает на НАСА и имеет контакты с Москвой. Пусть он, как это говорится, прощупает почву – мы должны знать, чем располагают русские, если вдруг нам понадобится их помощь. Удачного дня, джентльмены!

26 января 2003 года, мыс Канаверал, США

После того, как правда о «Колумбии» стала известна широким массам, Дэйв Адамски узнал, что такое настоящий кризис. В одиночку отвечая за русский сектор в пресс-службе мыса Канаверал, Адамски оказался буквально завален запросами от разных русскоязычных изданий не только Старого, но и Нового света. Все это следовало сначала адекватно перевести на английский язык, занести в специальный файловый архив, написать официальный ответ от имени пресс-службы и снова перевести его на русский. Работка не пыльная, если запросов не больше двух-трех в сутки. А если две сотни? А если три сотни? Тут уже требуется секретарь, а лучше секретарша – с длинными тонкими ногами, в маленькой, почти невидимой, юбочке, и так далее – но кто ему, молодому, еще не набравшему авторитета, журналисту даст в такой запарке секретаря или секретаршу в юбочке? Никто не даст. Вот и приходится вертеться самостоятельно, обгоняя белку в колесе.

Поэтому, когда глава пресс-службы Центра имени Кеннеди вызвал Адамски к себе в кабинет, тот не ждал ничего хорошего. В компьютере и на столе валялись еще около сотни непросмотренных запросов, а шеф мог дать Дэйву только одно – подкинуть еще работы.

– Чем вы занимаетесь, господин Адамски? – спросил шеф без обычной приветливости, глядя на Дэйва поверх очков в тонкой оправе.

– Отвечаю на запросы русскоязычных информационных агентств и средств массовой информации, – ответил Адамски, хотя шеф и так хорошо знал, кто и чем занимается в его пресс-службе.

– Бросайте это! – приказал шеф. – Хотя нет! Передайте материалы Банахевичу.

– Но он же поляк, а не русский!

– Какая разница? – удивился шеф. – Короче, господин Адамски, вы мне нужны на другом направлении. Вам поручается персональное задание. Найдите этого вашего… э-э-э… Маринина и переговорите с ним…

Шеф внезапно замолчал и, подождав с полминуты, Дэйв позволил себе уточнить:

– О чем я должен переговорить?

Шеф словно бы очнулся, свел брови и сказал так:

– Нам хотелось бы знать, что думают московские космические конструкторы о наших проблемах. Ваш Маринин вхож в разные круги. Пусть он узнает.

– Но я не могу ему приказывать, – ошеломленно пролепетал Дэйв.

– А вы не приказывайте, – шеф еще больше насупился. – Вы попросите. По-дружески. Вы ведь друзья?

– Нет. Мы совсем недавно познакомились.

– Так станьте друзьями! Мне нужно, чтобы вы наладили канал связи. Частный, так сказать, канал связи. На основе частных взаимоотношений. Вам понятно?

Дэйв даже не знал, что сказать. Отказаться? Но для этого нет никаких причин. С Марининым все равно придется работать. А кроме того, русский журналист, помнится, уже намекал, что готов «по-дружески» оказать поддержку в случае возникновения серьезных проблем. Вот они – серьезные проблемы. Похоже, где-то наверху решили, что ситуация выходит из-под контроля и уже надо устанавливать контакты с русскими – пока вот на таком «неформальном» уровне. Но на самом деле никто не желает брать на себя ответственность за принятие подобного решения, и в результате за все будет отвечать он, Дэйв Адамски. В случае провала его ждет позорное увольнение и, возможно, суд. В случае успеха – все лавры заберет себе шеф. Та еще перспектива!

– Что конкретно я должен выяснить? – Адамски очень не хотелось принимать на себя всю меру ответственности за интриги руководства, поэтому он решил подстраховаться.

– Все, что сможете! – отрезал шеф. – Опирайтесь на опыт и здравый смысл. И помните, каждый вечер я жду вашего отчета!

Только выйдя из кабинета, Адамски смог отдышаться и прикинуть свои шансы.

Шансы были так себе. Этот Маринин, конечно же, – русский шпион. Но вряд ли он захочет раскрывать перед случайным знакомым свои карты. Наоборот, желание руководства НАСА общаться столь странным образом, через сотрудников низового звена, может оскорбить его. А дальше возможны варианты: либо Маринин начнет гнать дезинформацию, либо потребует открытого разговора – и тот, и другой исход, как понимал Адамски, руководство НАСА не устроит.

Посидев у себя за перегородкой и подумав, Адамски набрал номер мобильного телефона Маринина.

Тот откликнулся сразу:

– Доброе утро, Дзйв, я ждал вашего звонка. Вы хотите что-то сообщить?

– Я хотел бы и встретиться и поговорить.

– Отлично! Место вы знаете, время… через час. Устроит?

– Кофе «У роз»? Да, я буду там через час.

26 января 2003 года, околоземная орбита, высота 278 километров

Андерсон и Браун хорошо выспались, отдохнули, плотно позавтракали.

Их товарищи по несчастью все это время собирали «затычку» – мешок с ненужными больше инструментами и титановыми пластинами из ремонтного комплекта. Второй мешок, с водой, предполагалось использовать во время следующего выхода в открытый космос.

Астронавты понимали, что своей активной деятельностью расходуют невосполнимый ресурс – не кислород даже (кислорода-то вполне хватало на две такие экспедиции), – а гидроксид лития, поглощающий выдыхаемый углекислый газ. Но убежденность командира Хазбанда и Андерсона в том, что пробоину в теплоизоляционном покрытии крыла можно заделать, внушала надежду, что все получится, и этот роковой для «Колумбии» рейс на орбиту завершится благополучно к радости всех, кто следит за развитием кризиса и сочувствует астронавтам НАСА.

Пока командир Хазбанд беседовал с ЦУПом, убеждая Землю, что на борту «шаттла» все спокойно, а экипаж ждет новостей от группы по организации миссии спасения, Андерсон и Браун приготовились к новому выходу.

Помимо лестницы они тащили с собой «затычку». Выйдя в открытый космос и придерживаясь за поручни грузового отсека, астронавты добрались до крыла. Задача, которую они перед собой на этот раз поставили, была посложнее простого осмотра. Чтобы дотянуться до пробоины им не хватало двух метров – согласно инструкции Линды Хэм, требовалось возвести «космическое тросовое сооружение»: стойки лестницы двумя фалами прикреплялись к поручням, затем по лестнице взбирался (или опускался – в космосе нет верха или низа) Андерсон и дожидался Брауна, которому предстояло послужить опорой. Браун в свою очередь фиксировал себя на последней перекладине и должен был держать Андерсона за ноги, давая тому возможность работать над крылом. Вся эта эквилибристика была бы совершенно невозможна на Земле, в условиях нормальной силы тяжести, но невесомость давала определенные преимущества, чем и предлагали воспользоваться головастые ребята из группы Хэм.

Первый этап не вызвал трудностей. На втором этапе возникла заминка. Браун никак не мог справиться с карабинами, и Андерсону пришлось десять минут висеть над бездной, прижимая к груди мешок. Земля висела у него над головой, и подполковник невольно залюбовался видом огромной синей чаши Тихого океана, кое-где приукрашенной белыми мазками облаков. Земля была так близко, что хотелось протянуть руку и прикоснуться пальцами к нашей планете, словно к школьному глобусу. Однако Андерсон знал, что это иллюзия, порожденная атмосферой, которая выступает в качестве линзы, увеличивая и делая особо выпуклым и контрастным то, чего нельзя разглядеть с высоты. Когда-то ученые считали, что детали земной поверхности нельзя будет увидеть с орбиты – все смажут расстояния. К счастью, эти теории оказались неверными, и их сразу опроверг первый космонавт планеты Юрий Гагарин.