Текст книги "Ведьма придет за тобой"

Автор книги: Антон Грановский

Соавторы: Евгения Грановская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

2

Дверь открыла пожилая женщина с испитым, одутловатым лицом. Одета она была в латаный-перелатаный, но некогда дорогой и роскошный восточный халат. В лицо Глебу пахнуло душным и затхлым запахом жилища, пропитанным слабыми, но от этого не менее отвратительными нотками протухших сигаретных окурков и дешевого алкоголя.

Глеб приветливо улыбнулся.

– Здравствуйте! Я к Игорю Пряшникову. Он ведь здесь живет?

Мутный взгляд женщины слегка прояснился.

– И… Игорь? – Голос был сиплый, грубый, из тех, что называют «пропитыми». Она окинула его взглядом с ног до головы: – А вы кто?

– Я его знакомый, – сказал Глеб. – Друг друга.

Пару секунд женщина соображала, потом открыла дверь шире.

– Входите!

Она посторонилась, впуская Корсака в прихожую.

А квартира оказалась весьма любопытной. Просторная «сталинка» с высоченными потолками. Гипсовые молдинги и розетки, роскошная бронзовая люстра со сверкающими хрустальными подвесками. Но половины подвесок недоставало, а великолепные обои ныне были вытерты и ободраны. На стенах – тяжелые позолоченные рамы, пустые, уже без холстов.

Было видно, что квартира, как и ее обитатели, когда-то знавала лучшие времена.

По всей вероятности, хозяева продали все, что можно было быстро и недешево продать. Но кое от чего они так и не смогли отказаться. Например, от бронзовой пепельницы, изображающей раковину, которую поддерживали два крохотных амура-путти. Отличное французское литье начала или первой четверти прошлого века. Хватило бы не на одну бутылку хорошего коньяка. А про плохой и говорить не приходится.

Впрочем, эти остатки былой роскоши смотрелись жалко и неуместно.

– Я мама Игоря, Виктория Андреевна, – представилась женщина, проводя Корсака в гостиную.

Здесь Глеб смог рассмотреть ее детальнее. У нее было бледное неровное лицо, морщинистое и пористое, как поверхность хлеба на срезе. Длинные сальные волосы, когда-то черные, а сейчас седые, свисали на округлые плечи неухоженными и давно нечесанными патлами.

– Володя, – снова заговорила она, – этот молодой человек ищет Игоря.

– Игоря? – повторил старческий слабый голос.

Глеб обернулся. Увлеченный разглядыванием комнаты, он не сразу заметил седовласого старика, сидевшего в массивном кресле, в самом темном углу, и одетого в старомодную меховую жилетку-«душегрейку».

Старик был примечательный – горбоносый, сухой, с жесткими взглядом. Глеб решил, что он похож на старого рыцаря, проведшего жизнь в сражениях и ушедшего на покой.

– Зачем вам Игорь? – сухо спросил старик.

– Я давно с ним не виделся, – ответил Глеб. – Хотел поговорить.

– Давно? – Старик прищурился на Корсака, потом скосил глаза на пожилую женщину. Та нахмурилась.

– Игоря здесь давно нет, – сказала она.

– А где же он?

– Он умер! – сипло рявкнул старик, словно старый ворон прокаркал. – Семнадцать лет тому назад!

Должно быть, прозвучало это слишком грубо, потому что женщина тут же, покраснев, улыбнулась Глебу радушной улыбкой и, явно пытаясь исправить ситуацию, предложила:

– Хотите чаю?

– Спасибо, – сказал Глеб. – Не откажусь.

Она вышла из комнаты. Глеб остался наедине со стариком. Его светлые глаза пристально смотрели на Корсака. Цветом они напоминали грязное стекло. Почувствовав себя неловко, Глеб одернул пиджак.

– Меня зовут Владимир Яковлевич, – представился старик. – Я отец… вернее, был когда-то отцом Игоря.

– Очень приятно, – вежливо сказал Глеб. – Я хочу извиниться за…

– Вы ведь никогда не знали Игоря, верно? – перебил его старик, продолжая пристально вглядываться в лицо Глеба.

– Верно, – отозвался тот.

– Тогда к чему это вранье?

Глеб пожал плечами и ответил честно:

– Я хотел встретиться с ним.

– Зачем?

– Один мой знакомый… друг детства… много лет назад попал под колеса грузовика и впал в кому. А пару недель назад он проснулся.

Старик смотрел на гостя недоверчиво.

– Разве такое бывает? – хрипло осведомился он.

– Бывает, хотя и редко, – ответил Глеб. – Травму он получил восемнадцать лет назад, когда поехал за город со своими друзьями. Одним из этих друзей был ваш сын Игорь.

– Вот как. – Старик вздохнул. Помолчал. Пожевал немного запавшими губами, затем проговорил негромко: – Значит, для вашего приятеля та поездка едва не закончилась смертью?

– Да.

– Как его зовут?

– Андрей Темченко.

Старик нахмурил морщинистый, покрытый пигментными пятнами лоб.

– Я его помню, – сказал он. – Этот мальчик много раз заходил к Игорю. – Несчастный отец вновь взглянул Глебу в глаза. – С ним все будет хорошо?

– Трудно сказать, – ответил Глеб. – Сейчас он очень плох. И практически ничего о себе не помнит.

– И он надеялся, что Игорь поможет ему вспомнить?

– Да.

Владимир Яковлевич вздохнул.

– Что ж, если так… История была странная и, как мне кажется, скверная. Восемнадцать лет назад Игорь должен был жениться. За несколько дней до свадьбы он решил устроить что-то вроде пикника. Он и еще несколько парней отправились за город, в лес. Игорь говорил что-то про заброшенный охотничий домик…

Старик Пряшников покашлял в тощий кулак. Глеб терпеливо ждал, пока он продолжит. Пряшников немного покряхтел, потом посмотрел на него и сухо произнес:

– Я тогда толком ничего не понял, но возражать не стал. В пятницу, за несколько дней до свадьбы, парни поехали в лес. На следующий день Игорек вернулся, но вернулся… изменившимся.

Старик вновь замолчал. Некоторое время он сидел молча, задумчиво пожевывая губы. Лицо его при этом напоминало посмертную маску. А когда заговорил снова, голос его звучал печально и подавленно.

– Игорь был мрачный, замкнутый, бледный. Он заперся у себя в комнате и почти не выходил, со мной и матерью не разговаривал. А в воскресенье вечером… даже уже ночью… Игорек вышел из своей комнаты, посмотрел на нас и сказал: «Она придет за мной».

Пряшников поднял морщинистые, со вздувшимися венами руки и провел ладонями по лицу.

– До сих пор помню его голос, – сказал он с болью. – Он так это произнес… Таким отчаянным и безнадежным голосом… Будто сам подписал себе смертный приговор и сам привел его в исполнение. Я понял, что Игорь не в себе. Взял его за плечи, тряхнул несколько раз. Он вздрогнул и посмотрел на меня. А потом закричал. Будто увидел не меня, а кого-то… кого-то другого.

В комнату вошла Виктория Андреевна. Поставила на стол чашку с чаем и блюдце с конфетами.

– Угощайтесь, – сказала она отстраненным голосом.

– Спасибо, – поблагодарил Глеб. – А вы со мной не попьете?

– Нет. Я уже пила.

Она прошла к дивану и села на него, не глядя на Корсака.

– Что было потом? – поинтересовался Глеб у старика.

– Мы с матерью принялись таскать его по лучшим психиатрам и психологам, – продолжил Владимир Яковлевич свой рассказ. – Сначала улучшений не было. Игорь постоянно пребывал в депрессии. Днем сидел в своей комнате и все время что-то бормотал, ночами кричал во сне. Мы пытались у него выведать, что произошло в лесу. Но ничего толком не узнали.

Виктория Андреевна сидела на диване, с напряженным вниманием слушая мужа. Иногда она приоткрывала губы, словно хотела что-то сказать или возразить, но с губ ее не срывалось ни слова.

– А как же свадьба? – спросил Глеб, отпив бледного безвкусного чаю. – Игорь ведь должен был жениться через несколько дней.

– Свадьбу отменили, – сказал Владимир Яковлевич. – А примерно через месяц невеста Игоря вышла замуж за другого.

– Как это воспринял Игорь?

– Никак. Он был равнодушен ко всему. Мы не сдавались и продолжали лечение. И со временем… где-то через полгода, Игорю вроде полегчало. Он снова стал выходить на улицу, собирался восстановиться в институте. В общем, стал почти таким же, как прежде.

– Вам не нравится чай? – спросила вдруг Виктория Андреевна.

– Что вы, – растерянно ответил Глеб. – Чай замечательный.

Двойник, стоявший у двери, слегка похлопал в ладоши.

– Браво! – похвалил он. – И ведь как искусно врешь, а!

Глеб покосился на него, но тут же отвел взгляд и сжал зубы.

– Несколько месяцев все было хорошо, – продолжил свой рассказ Владимир Яковлевич. – Но однажды вечером во время жуткого ливня к нам в дверь кто-то позвонил. Мы с матерью были в гостиной, Игорь пошел открывать. Мы слышали, как щелкнул дверной замок, как открылась дверь… А потом Игорь вскрикнул и захлопнул створку. Мы бросились в прихожую. Игорь стоял там, прижавшись спиной к стене, бледный, оцепеневший. Я спросил, кто это был и что случилось? Игорь ответил: «Ничего. Ошиблись квартирой». Потом он прошел к себе в комнату и заперся там. Я открыл входную дверь, выглянул в подъезд. В лестничной клетке было пусто, но на полу я увидел чьи-то… Чьи-то мокрые следы, – с усилием договорил старик.

Он замолчал, чтобы перевести дух.

– Как вам чай? – снова спросила Виктория Андреевна, напряженно глядя на Глеба.

– Спасибо, чай вкусный, – ответил он.

Пожилая женщина провела пальцами по лицу, будто смахивала с него паутинку.

– Кажется, я вас об этом уже спрашивала? – растерянно спросила она.

– Да, – ответил Глеб.

– Простите. Я постоянно все забываю, – сказала хозяйка дома.

– Ничего страшного, – произнес Владимир Яковлевич, хмуро глядя на Корсака. – Это никому не мешает. Ведь правда?

– Правда, – сказал Глеб.

Виктория Андреевна вжалась в диван. Вздохнула и скорбно свела брови, отчего морщины вокруг глаз стали заметнее.

– Что было потом, Владимир Яковлевич? – спросил Глеб у старика Пряшникова.

Тот вздохнул.

– Утром Игорь не вышел из своей комнаты. Мы ждали до полудня, потом вошли к нему сами. Наш сын сидел в кресле лицом к окну. Мы его окликнули, он не отозвался. Когда я подошел ближе, то увидел, что…

Виктория Андреевна всхлипнула.

– Наш мальчик перерезал себе горло, – продолжил старик, не обращая внимания на жену. – На полу валялась бритва.

Виктория Андреевна поднялась с дивана и, всхлипывая, стремительно вышла из комнаты. Владимир Яковлевич проводил ее задумчивым взглядом. Потом посмотрел на Глеба и резюмировал:

– Вот и вся история.

Он нагнулся вперед, чтобы поправить на коленях плед, и свет от тусклой лампы упал ему на лицо. Глеб увидел, что кожа у старика морщинистая, иссушенная, темная, словно обжаренная в золе.

– Да… – задумчиво проговорил Корсак. – История странная.

– Я нашел у него в комнате фотоаппарат, – снова заговорил Владимир Яковлевич. – Игорек брал его с собой в лес.

– В ту самую поездку?

– Да. В фотоаппарате была пленка. Я достал ее и проявил.

– Вы напечатали снимки? Можно на них взглянуть?

В комнату вошла Виктория Андреевна. Глаза у нее были сухие, губы – плотно сжаты.

– Виктория, покажи нашему гостю фотографию, – попросил старик. И добавил со значением: – Ту самую.

Его жена кивнула и подошла к стеллажу. Глеб ожидал, что она даст ему альбом, но женщина протянула ему одну-единственную фотографию, затянутую в прозрачный пластик.

– Это все? – удивился Глеб.

– Да, – сказал Владимир Яковлевич. – У фотоаппарата был расколот объектив. Пленка засветилась – вся, кроме этого первого кадра.

Глеб взглянул на фотографию.

– Который из них ваш сын?

Старик протянул руку и показал морщинистым пальцем на худощавого брюнета.

– Вот он. А вот этот рыжий – Андрей Темченко. Этот – Виталий Борзин. До той поездки он дружил с Игорем, но после возвращения так ни разу ему и не позвонил. А вот этот белобрысый – Артур Ройзман. Он к нам никогда не заходил.

Глеб с интересом разглядывал улыбающиеся лица четырех парней.

– Могу я взять эту фотографию? – спросил он затем. И добавил, заметив недовольство в глазах старика: – На время, с возвратом.

Муж и жена переглянулись.

– Фотографию мы вам не дадим, – заявил Владимир Яковлевич. – Она нам слишком дорога.

Глеб кивнул:

– Понимаю. Тогда можно я ее хотя бы перефотографирую?

Стариков эта просьба явно сбила с толку. Тогда Глеб достал из сумки мобильник и показал им.

– На это.

Затем нашел в меню телефона функцию фотокамеры, навел глазок объектива на снимок и, не дожидаясь разрешения, щелкнул затвором.

Выйдя из подъезда на улицу, Глеб с удовольствием вдохнул полной грудью свежий осенний воздух, пытаясь промыть им легкие от затхлой атмосферы квартиры-склепа, в которой два старика доживали отпущенные им годы.

Возле машины, уже открыв дверцу, Глеб достал из сумки мобильник и набрал номер Маши.

– Майор Любимова слушает, – официально отозвалась она.

– Маш, привет! Это я. Надо поговорить.

– Здравствуй, Глеб. Нет проблем. Подъезжай к нам на Петровку.

– Выпишешь пропуск?

– Конечно. Когда тебя ждать?

– Прямо сейчас.

– Хорошо. Жду.

Глеб убрал мобильник в сумку и забрался в машину.

3

Сорок минут спустя журналист Корсак остановился у приоткрытой двери кабинета. Оттуда доносился звонкий голос Стаса Данилова, который, как обычно, доказывал кому-то, что женщины – настоящие исчадия ада.

Несколько лет назад Стас застукал свою жену с другим мужчиной. Данилов тут же развелся с изменницей, хоть и любил ее со школы, а потом объявил женщинам войну. С тех пор он разбил немало женских сердец.

– И знаешь, что меня убило? – насмешливо сказал Стас.

– Что? – пробасил в ответ Толя Волохов.

– Меня убили слова этих двух шалав. «Мы хотим парня, которого все называют «босс», у которого тачка из цельного бриллианта, а сам он какает золотом!» Ну, что-то типа этого выдали.

– И что тебя возмутило? Выйти замуж за богача – мечта всех баб.

– Так-то оно так. Но мне хотелось каждую из них спросить: «А ты кто, блин, такая? Что ты сделала, чтоб у тебя такой мужик был, а? Наела здоровенную жопу? Сиськи с губищами отрастила? Да таких, как ты – рупь ведро в базарный день!

Волохов гоготнул.

– Не, ну нормально? – продолжал возмущаться Стас. – Какие-то две оборванки, живущие в тухлом гетто, а в их доме самое ценное – это просроченные квитанции на оплату за жилье, хотят себе чуть ли не Романа Абрамовича! Вот это самомнение у теток.

– Да ладно тебе, – миролюбиво сказал Толя. – Пусть хотя бы помечтают.

– Так и хотелось заявить им: «Запомните, бабоньки – браки совершаются между людьми одной социальной группы. Так что хотите замуж за принца – читайте сказки и смотрите мыльную фигню по каналу «Россия». А в жизни таким, как вы, светит только такой же оборванец и неудачник, как вы сами». Знаю я, правда, несколько примеров, когда хорошие парни на таких тварях женились… Но, как правило, это заканчивалось разводом или историей про большой черный мешок для мусора, лопату, жгуты, пилу и – на машине в лес!

Глеб услышал за спиной шаги, обернулся и увидел Машу. Он бесшумно прикрыл дверь и двинулся ей навстречу.

– Привет, Глеб! – поприветствовала его она.

– Здравствуй!

– Я в курилку. Покуришь со мной?

– Давай, – кивнул Глеб.

На лестничной площадке, перед большим окном Маша закурила.

– Тяжелый сегодня день, – со вздохом сказала она. – Я с утра на взводе.

– А что случилось? – спросил Глеб.

– Проверка из Главного управления собственной безопасности.

– По поводу?

– По поводу вымогательства денег у одного задержанного отморозка и нанесения ему тяжких телесных. Наш отдел к этому не причастен, но Старик боится, что мы тоже попадем под раздачу. Что-то вроде «профилактической порки».

– У тебя могут быть неприятности?

– Не знаю. Все возможно.

– А что за отморозок?

– Депутатский сынок. Порезал девушке лицо ножом.

– Сильно порезал?

– Очень. Щеки, нос, и главное – глаза. Девушка останется инвалидом на всю жизнь. При задержании гаденыш оказал сопротивление. Кричал, что всех посадит, и все такое. Парням из второго отдела пришлось дать ему по голове. А гаденыш оказался сыном депутата Госдумы. Накатал на оперов телегу – дескать, били, вымогали деньги. Ну, и все прочее.

Маша затянулась коричневой сигаретой, выпустила струйку дыма и с горечью добавила:

– Самое обидное, что и прижать его теперь не получится. Сверху пришло распоряжение спустить дело на тормозах, а из хранилища пропали главные улики, так что доказать вину этого слизняка мы не сможем. Девочке по частям собрали лицо, а он будет гулять на свободе и наслаждаться жизнью.

– Да, дела, – сочувственно проговорил Глеб и машинально стряхнул со своей сигареты «пепел» в железную урну.

Маша улыбнулась.

– Она же электронная, – напомнила она.

– Что?

– Я говорю: ты куришь электронную сигарету.

– Да? – Глеб хмыкнул. – Никак не могу привыкнуть.

– Зачем она тебе вообще?

– Постепенно снижаю количество никотина.

– Постепенно? – Маша посмотрела на Глеба с любопытством. – На тебя это не похоже. Насколько я помню, ты всегда был сторонником радикальных мер.

– Я изменился, – сказал он.

– И насколько сильно?

Глеб улыбнулся:

– Кардинально.

Маша хотела что-то сказать, но вдруг уставилась в окно и с ненавистью произнесла:

– Вон он идет.

– Кто? – не понял Глеб.

– Тот парень, что порезал девушку. Бадри Гурамов, депутатский сынок.

Лицо Глеба вытянулось от удивления.

– Ее порезал Бадри Гурамов?

Маша метнула на него быстрый неодобрительный взгляд.

– Ты его знаешь?

– Играл с ним как-то в карты.

Маша строго спросила у Глеба:

– Ты по-прежнему садишься за игральный стол с бандитами? Когда-нибудь для тебя это плохо кончится.

Она отвернулась от окна. Сделала еще пару затяжек и поинтересовалась, глянув на Корсака сквозь пелену дыма.

– Кстати, а ты зачем пришел-то?

Он достал из кармана мобильник, нашел фотографию четырех парней и показал Маше.

– Кто это? – спросила она.

– Андрей Темченко и три его приятеля, – ответил Глеб.

Маша посмотрела на снимок внимательнее.

– Откуда фотография?

– Навестил родителей Игоря Пряшникова. Вот он. – Глеб показал пальцем на худощавого брюнета. – Сразу после возвращения из охотничьего домика Игорь отменил свадьбу и впал в депрессию. Ему снились кошмары. Примерно год он лечился у психиатров, а потом перерезал себе горло. Перед этим его кто-то навестил. Родители не видели, кто именно, но слышали, как Игорь открыл дверь и вскрикнул. Это было вечером. А ночью он покончил с собой.

Маша обдумала его слова, затем сказала:

– Давай подытожим. Восемнадцать лет назад четверо парней отправились в лесной домик, чтобы устроить там вечеринку. Один из них, Андрей Темченко, в ту же ночь оказался под колесами грузовика, из-за чего впал в кому, из которой вышел пару недель назад. Второй, Игорь Пряшников, перерезал себе горло. Я все верно излагаю?

– Да.

Маша сдвинула брови, отчего лоб ее прорезали две поперечные морщинки.

– Нужно найти оставшихся двух парней, – сказала она. – Ты выяснил, как их зовут?

– Выяснил, – ответил Глеб. – Виталик Борзин и Артур Ройзман. С Борзиным я вместе учился в школе. Довольно гнусный был паренек.

Маша снова посмотрела на снимок.

– Который из них?

– Вот этот. – Глеб показал на жилистого востроносого типа с глумливыми глазами и капризным ртом.

– Неприятная мордочка, – резюмировала Маша.

– Угу, – согласился Глеб. – Как у хорька. В школе мы его так и называли – Хорек.

В руке у Маши запиликал мобильник. Она глянула на дисплей, нахмурилась, затем поднесла трубку к уху.

– Алло… – Несколько секунд она слушала, потом коротко сказала: – Иду, Андрей Сергеич.

Опустила трубку, посмотрела на Глеба печальным взглядом и объяснила:

– Старик снова вызывает. У тебя случайно нет с собой мыла или вазелина?

Глеб усмехнулся:

– Нет. С собой не ношу.

Маша вздохнула:

– Ладно, придется так. Скинь мне по мейлу имена парней и эту фотографию, ладно?

– Сделаю, – пообещал Глеб.

– И давай пропуск. Подпишу.

Глеб протянул ей бумажку и ручку – Маша поставила подпись. Потом бросила окурок в железную урну, приподнялась на цыпочки, поцеловала Глеба в щеку и стремительно вышла с лестничной площадки в коридор.

4

Неподалеку от здания ГУВД располагалось довольно уютное кафе, в которое когда-то, будучи «гражданским супругом» майора Любимовой, Глеб частенько захаживал. Решил он зайти туда и сегодня.

Еще от двери он увидел человека, которого совершенно не ожидал здесь встретить. Бадрик Гурамов, элегантно одетый, модно небритый, сидел за дальним столом и пил темное пиво, заедая его солеными орешками. Вид у парня был наглый и самодовольный. И не изменился, когда Глеб подошел к столу.

– Здравствуй, Бадрик! – поприветствовал его Корсак и без приглашения сел к нему за стол.

Гурамов поднял голову.

– Корсак? – Он осклабился. – Тебя каким ветром сюда надуло?

Глеб посмотрел в черные глаза Бадрика и сухо осведомился:

– Говорят, ты порезал девчонку?

Гурамов бросил в рот горсть орешков, с хрустом раскусил их и протянул:

– Слушай, Корсак, шел бы ты отсюда.

– Уйду, – сказал Глеб. – Но для этого ты должен кое-что сделать.

– Да ну? – Бадрик шумно отхлебнул пива. – И что же?

– Хочу, чтобы ты забрал свое заявление, – спокойно произнес Глеб.

– Заявление? Какое?

– О том, что менты вымогали у тебя деньги.

Бадрик удивленно моргнул.

– А ты что – состоишь на содержании у полицаев?

– Нет, – сказал Глеб. – Просто не люблю подонков, которые гадят другим людям.

Несколько секунд Бадрик соображал, потом ухмыльнулся и насмешливо сказал:

– Понимаю. Твоя бывшая работает в полиции. Она попала под раздачу, да?

– Забери заявление, Бадрик. Не осложняй себе жизнь.

Гурамов прищурил черные глаза, лицо его на миг приобрело свирепое выражение, но вдруг черты его разгладились и он усмехнулся.

– Хочешь, чтобы я забрал заявление? Хорошо. – Он сунул руку в карман куртки, достал колоду карт и положил на стол. – Давай сыграем. Выиграешь – заберу заявление. Проиграешь – я забираю твою «бэху». Согласен? Или тебе слабо?

Он смотрел на Корсака насмешливо, с презрением, как наследный принц на придворного шута.

Глеб добродушно улыбнулся:

– Идет. Предлагаю сыграть коротко – на чистую удачу.

– Это как?

– Достанем из колоды по одной карте. Чья карта будет старше, тот и победил. Согласен?

– Давай.

Бадрик перетасовал колоду и снова положил на стол.

– Ты первый, – сказал он Глебу.

Тот пожал плечами и снял верхнюю карту. Гурамов взял ту, что лежала под ней. Каждый из них положил свою карту перед собой, рубашкой вверх, и посмотрел противнику в глаза.

– Ну что? – подрагивающим от азарта и волнения голосом спросил Бадрик.

Глеб перевернул карту. Это была восьмерка пик. Гурамов перевернул свою.

– Крестовая шестерка, – спокойно произнес Корсак. – Ты сегодня же заберешь заявление.

Глеб встал из-за стола и, не прощаясь, двинулся прочь.

– Я знаю, что твоя подружка – ментовка! – яростно крикнул ему вслед Бадрик. – Погоди, я еще с ней развлекусь!

Глеб остановился, развернулся и двинулся обратно. Гурамов вскочил со стула и шагнул ему навстречу. Корсак был чуть выше ростом, но Бадри – коренастее и массивнее. Дрался Корсак неплохо, к тому же на его стороне был опыт. Он легко увернулся от кулака Бадрика и двинул ему правой в челюсть.

Гурамов рухнул на пол. Глеб схватил его за шиворот, рывком поднял на ноги и с силой потащил к выходу.

– Стой! – заверещал Бадрик, упираясь. – Стой, падла!

Глеб распахнул дверь, швырнул мерзавца вперед и мощным пинком под зад выкинул его на улицу.

Тот вскочил на ноги и заорал, трясясь и брызгая слюной от ярости:

– Тебе конец! Ты труп! Я тебя урою, понял?

– Понял, понял. – Глеб усмехнулся. – Лопату не забудь купить.

Он повернулся и снова вошел в кафе, намереваясь заказать себе чашку кофе, а затем отправиться на поиски Артура Ройзмана и Виталика Борзина.

На душе у Корсака было погано. Во-первых, все это дело с «адским мальчишником» сильно попахивало чертовщиной, а Глеб ненавидел мистику, замешанную на крови. Он не считал себя стопроцентно верующим христианином или прирожденным эзотериком, но приоткрытые двери в потустороннее всегда вызывали в его душе чувство, которое можно было бы назвать метафизическим дискомфортом.

Четверо молодых «нуворишей» отправились в лес и закатили вечеринку в охотничьем домике. Потом там откуда-то взялась женщина. Непонятно, что было дальше, но с дамой поступили очень плохо. Кто-то вбил ей в грудь осиновый кол, а затем облил ее бензином и поджог.

Кто убил эту даму? Темченко, Борзин, Пряшников и Ройзман? Или там был кто-то еще, а эти четверо просто оказались рядом?

Ясно одно: парни были страшно напуганы. Один из них выскочил на трассу, угодил под машину и впал в кому. Второй вернулся из леса сам не свой. Жизнь его превратилась в нескончаемый кошмар, выходом из которого стало самоубийство.

О чем это говорит? О том, что ужас, который парни пережили в лесу, не оставил их. Кошмарный сон, начавшийся там, продолжился и настиг их в городе. Игорь Пряшников был уверен, что его кто-то преследует. И предпочел перерезать себе горло – лишь бы не угодить в лапы преследователя.

– Еще кофе?

Глеб поднял взгляд и увидел официанта.

– Спасибо, мне хватит. Принесите, пожалуйста, счет.

Официант кивнул и удалился. Глеб осторожно огляделся по сторонам, опасаясь увидеть своего двойника. Но того нигде не было. Действие таблеток еще не прошло.

Глеб потер пальцами глаза.

«Ведьмы и колдуны существуют, Глеб! – зазвучал у него в ушах мальчишеский голос. – Я докажу тебе это! И тогда мы посмотрим, кто из нас прав!»

Он качнул головой, прогоняя наваждение.

К столику подошел официант и положил перед ним счет. Расплатившись, Глеб отправился в туалет – сполоснуть лицо. Его не покидало странное ощущение, будто, попытавшись приоткрыть завесу тайны над лесным происшествием, он подставил под удар свою собственную голову и из зрителя кошмарного сна превратился в его участника.

Открыв кран, Глеб набрал пригоршню холодной воды и плеснул себе в лицо. Потом посмотрел на себя в зеркало. И, как всегда, не мог понять, на кого он похож больше: на частного сыщика, на журналиста или на рассеянного преподавателя литературы из провинциального вуза.

Худощавое лицо, горбинка на носу, карие глаза, в глубине которых тлел сумасшедший огонек, прячущийся за спокойным, отстраненным взглядом, который многим казался холодным. Нет, не сыщик и не журналист, а художник, живущий своими дикими фантазиями, однако сумевший навести на себя лоск – причесаться, побриться, приодеться – перед встречей с потенциальными покупателями своих картин, в безнадежной попытке сойти за нормального человека.

Глеб пригладил темные волосы влажными руками, потом закрыл воду. Кем бы ни был таинственный преследователь – колдуном, лесовиком, мрачной потусторонней силой – Глеб был уверен, что у него будет шанс взглянуть этой силе в лицо.

Он достал из кармана смартфон, открыл папку с фотографиями и нашел снимок с четырьмя улыбающимися парнями. Один из них не дожил до сегодняшнего дня. Второй проспал крепким сном восемнадцать долгих лет – и, по сути, тоже мертв. А что сталось с оставшимися двумя? Живы ли они вообще?

В душе у Глеба всколыхнулось мрачное предчувствие. Нужно побыстрее найти этих парней.

Корсак хотел убрать телефон в карман, но тут его внимание привлек левый край фотографии. Некоторое время он молча смотрел на изображение, потом облизнул пересохшие губы и хрипло пробормотал:

– Черт… Какой же я дурак. Их было больше.