Текст книги "Падшие боги"

Автор книги: Антон Грановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Егра? – удивленно проговорил он.

Советник, тяжело опираясь на золоченую палку, подошел к дыбе. Глянул на Глеба острым, неприязненным взглядом.

– Оставь нас, – приказал он Драному кату.

Повторять дважды не понадобилось. Как только кат вышел из пыточной, Егра снова уставился на Глеба – глазами немигающими и гладкими, будто у змеи.

– Что, чужеземец, невесело тебе здесь? – проговорил он насмешливо. – В другой раз не полезешь на рожон? Хотя… будет ли он, следующий-то раз?

Глеб молчал, угрюмо глядя на Егру.

– Ладно, не бойся. – Советник провел ладонью по гладкой, как бильярдный шар, голове. – Придумал я для тебя одну забаву.

Советник тяжело опустился на дубовый табурет и положил бледные руки на набалдашник золоченого посоха. На отечных пальцах Егры поблескивали дорогие восточные перстни.

– Как, говоришь, твое имя? – мягко осведомился он. – Глеб?

Орлов продолжал молчать, глядя на советника угрюмым, ненавидящим взглядом.

– Глеб, – повторил Егра, как бы для того, чтобы получше запомнить. – Скажи-ка мне, Глеб, ты хочешь жить?

Глеб облизнул распухшие губы сухим языком.

– Допустим… – хрипло проронил он. – А что?

– А то, что я решил дать тебе выбор. Но сначала я кое-что тебе расскажу. Много лет назад с неба упала звезда… Некоторые, впрочем, говорят, что это был бог. Но я не особо в это верю. Я живу на свете много лет и, скажу тебе честно, не видел ни одного бога.

Егра ненадолго задумался, после чего тряхнул головой и снова уставился на Глеба.

– На чем я остановился?.. Ах да. Много лет тому назад хвостатая звезда упала на Кишень-град. От падения звезды сотряслись горы и занялись пожаром леса. Потом пожары угасли, но Кишень полностью вымер, а места вокруг него стали гиблыми. Теперь и город, и лес вокруг Кишень-града называют Гиблым местом. В чащобах Гиблого места водятся темные твари… оборотни, волколаки, упыри… Добытчики бурой пыли сказывали, что неподалеку от Кишеня есть Пепельное озеро, наполненное слезами скорби. В центре озера стоит остров. А на том острове – Погребальный шатер падшего бога, построенный из ногтей мертвяков.

Глеб, не в силах больше терпеть адскую боль, дернулся на дыбе и хрипло выпалил:

– Развяжи меня…

Егра рассеянно посмотрел на дыбу, потом протянул руку к лебедке и, крутанув ручку, ослабил натяжение. Тело Глеба обвисло на веревках.

Егра взял ковш, зачерпнул из бочки воду и поднес ковш к губам Глеба.

– Испей.

Глеб сделал несколько жадных глотков и закашлялся. Егра убрал ковш.

– Так легче? – осведомился он. – Теперь скажи, понял ли ты то, что я говорил?

Глеб хрипло вздохнул и ответил:

– Много лет назад в Кишени произошла какая-то катастрофа… Что-то упало с неба… Гиблое место – место падения… В результате катастрофы произошел мощный выброс радиации… Погибло много людей и зверей… А те, что не погибли, мутировали.

Глеб замолчал. Советник Егра внимательно его выслушал, вздохнул и задумчиво проговорил:

– Странны слова твои, чужеземец. Странны и непонятны. Но я пришел сюда не слушать, а говорить. Время от времени, особливо в голодную пору, темные твари выходят из Гиблого места и приходят в города и деревни. Они жрут скот, охотятся на людей. Но, слава Белобогу, случается это редко. Темные твари не выносят солнца. Солнечный свет их калечит и губит.

Глеб сплюнул на пол и спросил:

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

– Видишь ли, колдун… – Егра рассеянно потеребил губу. – Дочь князя Аскольда, княжна Наталья, заболела.

Веки Глеба дрогнули.

– Княжна болеет?

Советник кивнул:

– Да. Лекарь сказал, что княжна умрет. Но есть одно средство, которое может ей помочь.

– Какое?

– Я рассказывал тебе о Погребальном шатре павшего бога. Рядом с шатром растет целебная пробуди-трава. А охраняет тот шатер чудище, которое пьет воду из родника бессмертия и не может ни сгинуть, ни помереть. Ты пойдешь в Гиблое место и принесешь мне эту траву.

Несколько секунд Глеб потратил на то, чтобы переварить слова Егры. Так вот что имела в виду Наталья, когда говорила про «единственный способ». Выходит, гадалка не обманула ее.

«Ты мне люб, – прозвучал в ушах у Глеба нежный голос княжны. – Я сделала это ради тебя. Помни об этом».

Глеб облизнул губы, угрюмо посмотрел на советника и спросил:

– Почему ты решил, что я на это гожусь?

– Мне сказали, что ты колдун. Что ты высекаешь пламя из пальцев и что твой посох плюется огнем. Так ли это?

– Так.

– Я не верю, что ты колдун. По мне, так ты обычный самозванец и вертляй. Но я знаю, что княжна тебе по нраву. Да и нет у тебя другого выхода. Либо Гиблая чащоба, либо топор Драного ката.

– Послушайте… – Глеб нечаянно дернул руками и поморщился от боли. – Вы похожи на здравомыслящего человека. Неужели вы верите во всю эту чушь с «пробуди-травой»?

– Ты пойдешь не один, – сказал Егра. – С тобой пойдут еще четверо. А до сердца Гиблого места вас доведет отряд княжьих ратников-охоронцев.

– А дальше? – спросил Глеб. – Ратники не пойдут дальше?

Егра покачал лысой головой:

– Нет.

– Почему?

– Потому что никакая сила не заставит их туда пойти. Они слишком сильно дорожат своими ничтожными душами.

Глеб мрачно усмехнулся.

– А я, по-твоему, не дорожу?

Егра устало прищурился.

– Тебе я даю выбор, чужеземец. Либо ты спасешь княжну, либо сгинешь в подземелье.

Глеб посмотрел на Егру долгим тяжелым взглядом. Потом разомкнул разбитые катом губы и проговорил:

– Ты сказал, что со мной пойдут еще четверо. Кто они – эти четверо?

– Первый – охотник Громол. Полонен за то, что устроил в кружале побоище и убил княжьего мытаря.

– Громол убил не мытаря, а оборотня, – угрюмо возразил Глеб. – Мытарь обратился! Я сам это видел.

– Это не имеет значения, – отрезал Егра. – Убитый Давило Гусь был княжий мытарь. А за убийство княжьего мытаря наказание одно – смерть.

Глеб усмехнулся.

– Хорошенькие у вас тут законы. А еще трое?

– Их мне еще предстоит выбрать, – глухо ответил Егра. Он оперся на позолоченный посох и медленно поднялся с табурета. – Когда наступит время, за тобой придут. А до тех пор тебя никто больше не тронет. Я прикажу, чтобы тебе принесли соломенный тюфяк и вареного мяса. Отдыхай.

Егра повернулся и, тяжело опираясь на посох, захромал к двери.

Вдоль клеток он прохаживался медленно и важно. Возле одной остановился, глянул на огромного косоглазого татарина в ватном халате и спросил у Драного ката:

– А это что за чудище?

– Печенежский богатырь Алатык, – ухмыляясь, объяснил кат. – Поляне взяли его во время битвы у Пучай-реки. Он сбежал и как раз попался в руки нашим. Севка Рвач хотел ему резать язык и рвать ноздри, да я не дал.

– Почему?

Драный кат прищурил на татарина жестокие глаза:

– Чтобы от боли и пустоты бескровой не сдох. Мне на нем еще гофские пыточные машины надо опробовать. Добрый кусок мяса, жалко, коли задарма пропадет.

Некоторое время советник разглядывал Алатыка, затем отвел взгляд и двинулся дальше. Мимо клеток с полуживыми, окровавленными и обессилевшими от пыток крестьянами он прошел, не останавливаясь. Остановился у клетки, в которой сидел высокий седовласый и седобородый старик.

– Кто таков? – спросил Егра.

– Осьмий, – объяснил кат. – Бродячий мудрец. Бывал в землях греческих и латинских.

– За что полонили?

– За проповеди. Говорил, что наши боги – не настоящие. А настоящий – един токмо Иисус.

Советник взглянул на старика с интересом.

– Ты правда так думаешь? – спросил он.

Старик гордо поднял голову и торжественно проговорил:

– Credo in unurn Deum, Patrem omnipotentem![1]1
  Верую в Бога единого, Отца всемогущего! (лат.)


[Закрыть]

Егра нахмурился.

– Ты только лаять умеешь или по-человечьи тоже говоришь? – презрительно осведомился он.

– Лаять? – Старик усмехнулся. – Это латынь, невежда.

Егра слегка покраснел и отвернулся от клетки.

– Есть еще кто-нибудь? – спросил он у Драного ката.

– Подходящего матерьяла мало. Есть, правда, еще один добытчик, Васька Ольха. Но уж больно зелен да глуп.

– Добытчик? – Егра прищурился. – Нашли при нем бурую пыль?

Кат кивнул:

– Угу.

– И много нашли?

– С кулак.

– Веди!

Кат двинулся вперед, Егра за ним. Остановившись у самой дальней клетки, Драный кат показал пальцем на скорчившегося на лавке парня и сказал:

– Вот этот.

Егра остановился и с любопытством взглянул на добытчика.

– На вид крепкий.

– Крепкий, – согласился кат. – Да на голову слабоват.

– Нам его голова без надобности, – возразил Егра. – Раз добытчик, значит, бывал в Гиблом месте и знает чащобу. Приготовь мне его вместе с Громолом, татарином и стариком.

– Старика тоже? – не поверил ушам кат.

Егра усмехнулся.

– Старый лев гривой сед, да мудростью крепок. Дай им всем теплые тюфяки. И мяса дай. И еще яблок с луком, чтоб не оцинговели. Ежели кто из них к послезавтрему занеможет – я тебя самого в Гиблую чащобу отправлю. Все понял?

– Все.

– Исполняй.

Егра повернулся и, тяжело опираясь на золоченый посох, захромал к выходу.

6

Следующий день прошел в приготовлениях. Глебу вернули ружье и патроны. Охотнику Громолу также всучили все его вооружение, включая кинжал из белого металла, меч-скрамасакс, колчан с пучком стрел и небольшой лук.

Алатыку княжий поручик Путята самолично повесил на пояс кривую саблю. Не остался без оружия и Васька Ольха. А вот мудрец Осьмий от мечей да кинжалов отказался. Когда поручик Артамон пытался всучить ему хоть боевой топорик, Осьмий поморщился и изрек:

– Не тот силен, кто рукой тяжел, а тот, кто разумом разумеет и душой объемлет.

На том и закончили спор.

На охотника Громола Глеб поглядывал с нескрываемым уважением. Слишком жива была в его памяти картина расправы над оборотнем.

Громол был неразговорчив и держался немного особняком от прочих. Одежда на нем была та же, что и в кружале. Грубая замшевая куртка, кожаные штаны, сапоги-ичиги с высокими голенищами. Бороду он аккуратно подрезал острым кинжалом, а длинные темно-русые волосы помыл в копане с дождевой водой, а потом зачесал назад, отчего стал выглядеть чистым и опрятным.

Общее впечатление опрятной аристократичной мужественности портила дурацкая кожаная шапка, которую охотник нахлобучил себе на голову. Она была похожа на остроконечный шлем со свисающими на щеки длинными «ушами». Судя по всему, шапка эта была чрезвычайно удобна и практична, раз такой человек, как Громол, носил ее.

Пораздумав, Глеб захотел себе такую же.

Ночь полонцы переночевали в избе поручика Путяты под недремлющим оком конвоя. А утром сели на коней и выехали в дорогу. Глебу, по его просьбе, дали самую смирную кобылку. Однако и на нее Глеб первые несколько минут поглядывал с опаской.

Слава богу, ездить верхом ему приходилось и раньше. Правда, было это давно, лет этак десять назад. Тогда их всем классом вывозили «на свеклу» – помогать колхозникам убирать урожай. Днем школьники горбатились в поле, а по темноте ходили с местными пацанами в ночное, катались на лошадях и пили с ними у костра ворованную самогонку. Веселое было лето, лихое. Эх…

С полонцами и Путятой поехали пятеро отборных ратников. Все молчаливые, суровые, крепкие и при полном вооружении. Глеб с ходу окрестил их «заградотрядом». Думал, придется разъяснять, но Громол и Васька Ольха поняли без всяких разъяснений, а печенегу Алатыку и мудрецу Осьмию до слов Глеба не было никакого дела.

Проезжая по Хлынь-граду, Глеб обратил внимание на толпу, собравшуюся на площади, и вопли глашатого, который сидел на огромном коне и читал по берестяной грамоте княжий указ.

– …Подминают наше княжество со всех сторон вороги! Хазары войной грозят, хоть исправно их казну щелягами осыпаем! С запада гофские и франские вельможи вознамерились наши земли к рукам прибрать! На юге – одичалые печенеги, кои родства свого с нами не признают, чрез головы полян до нас добираются! Голядский князь – и тот на наши поля да леса зарится. Посему повелеваю: выискивать среди городского и сельского люда тех, которые слушают, чтобы ворогам затем наушничать, тайны наши пересказывать! Находить и охоронцам княжьим об них докладывать!

Глашатай перевел дух и продолжил:

– А еще повелеваю: с нынешнего дня кто бурую пыль самочинно добывать станет – того обречь гибели лютой, и прах его по ветру рассеян будет!

– Немного теперь охотников на бурую пыль найдется, – сказал Глеб. – Может, вообще самочинно добывать перестанут.

– Не перестанут, – возразил Васька Ольха. – Добудешь бурой пыли с ведерко, считай – богач. Ради этого и башку на плаху положить не жаль.

Вскоре выехали из города и поехали по широкому большаку. Вокруг качали кронами деревья, шелестели на ветру высокие травы. Громол ехал молча. Глеб время от времени поглядывал на охотника, стараясь обнаружить на его лице следы обиды – ведь арестовали Громола незаслуженно. Но лицо охотника было по-рыцарски спокойным и отрешенным.

Еще невозмутимей выглядел печенежский богатырь Алатык. Лошадь ему подыскали рослую, толстоногую, под стать самому Алатыку. Печенег ехал, глядя прямо перед собой и не вступая ни с кем в беседу. Со стороны могло показаться, что он дремлет в седле.

А вот Васька Ольха болтал почти без умолку. Видно было, что у парня неспокойно на душе и он старается отвлечься от своей тоски праздной болтовней.

Глебу тоже было тяжело и муторно. Он никак не мог определиться с тем, как ему следует относиться ко всему, что происходит вокруг? Как к бреду? Как к кошмарному сну? Но свежи еще были ссадины и синяки на его лице и крепки были воспоминания о дыбе. Слишком крепки, чтобы считать их всего лишь сном.

Однако поверить в то, что все это – и ратники, и мечи, и кони – реально… Нет, поверить в это было почти невозможно. И тогда Глеб решил вообще об этом не думать. Чему быть – того не миновать. Если он сошел с ума, то рассуждениями ситуацию уже не исправишь. А если спит… что ж, тогда он когда-нибудь да проснется. Ну а раз дела обстоят подобным образом, то и париться особо не стоит.

Глеб вздохнул и вспомнил княжну Наталью. Ее было искренне жаль. Всего-то два раза встретились, а успела Наталья глубоко запасть Глебу в сердце. Хорошая девчонка. Красивая, смелая, неглупая. Такую бы подружку – и по бабам таскаться не надо.

Сон это или кошмар, но он добудет для нее траву. Как там она называется? «Пробуди-трава»? Лажа, конечно. Хотя – кто знает. В конце концов, если попал в сказку, то нужно жить по ее законам.

Да будет так.

Через пару часов, когда Глеб уже основательно набил о жесткое седло задницу, отряд съехал с большака на проселочную дорогу.

– Куда мы? – спросил Глеб поручика Путяту.

– Это ты у дружка свого спроси. У того, который княжьим мытарям глотки режет, – ответил Путята.

Глеб повернулся к охотнику Громолу:

– Громол, куда едем-то?

Глеб думал, что охотник проигнорирует его, слишком уж независимым и гордым было у того лицо, но Громол ответил – просто и спокойно:

– Здесь живет кузнец-вещун Вакар. Он выковывает заговоренные мечи на погибель недругам.

– Заговоренные? – вскинул брови Глеб.

Охотник кивнул:

– Да. От иноземного ворога, от лихих людей, от лесной нечисти. Без его мечей нам в Гиблом месте не выжить.

Глеб обдумал слова Громола и спросил:

– А твой кинжал – его тоже выковал Вакар?

Охотник усмехнулся:

– Да.

– Тогда нам действительно не помешают его мечи.

– Дорого, поди, возьмет-то? – вмешался в разговор Васька Ольха.

Громол глянул на него насмешливым взглядом и ответил:

– Дорого. Но тебе какая забота? Княжий поручик Путята – наш казначей, он и заплатит.

Путята проворчал в бороду что-то невразумительное.

Впереди, по обочине дороги, брел вихрастый мальчуган, одетый в здоровенный рваный полукафтан и штопаные-перештопаные штаны.

– Эй, человечек! – окликнул его поручик Путята. – Где тут кузнец Вакар проживает?

Мальчишка остановился и с любопытством посмотрел на незнакомцев.

– Это вы про нашего валаха?

– Точно, – кивнул Громол.

– Вон ту избу с коньком видишь? – кивнул мальчишка в сторону большой темной избы с деревянным коньком на крыше.

Путята глянул на избу и кивнул:

– Ну.

– Сразу за ней кузница. Только Вакар-вещун с вами говорить не будет.

– Почему? – удивился Васька.

– Потому что пьян мертвецки. Он после полудня всегда пьян.

Глеб усмехнулся и тихо заметил:

– Наш человек.

Еще не доехав до кузницы, они услышали громкий храп. А свернув за угол, увидели и самого Вакара. Кузнец-вещун спал на крытой соломой бесколесной телеге. Русые волосы его растрепались, в кудрявой бороде застряли щепки и травинки.

Ратники и полонцы остановили коней.

– Что будем делать? – спросил у поручика Васька Ольха.

– Окатим его водой, – предложил поручик Путята.

– Что ты! – запротестовал Васька. – Нельзя! Кузнец-вещун с духами говорит. Обидится и духа защитного от тебя отворотит. Что тогда будешь делать?

Тут Вакар зашевелился и приоткрыл один глаз. Некоторое время он глядел на непрошенных гостей, как на пустое место, без всякого интереса, потом раскрыл рот и грубо спросил:

– Кто такие?

Путята и Васька Ольха переглянулись.

– Говори ты, – велел Путята.

Васька выехал вперед, приосанился и гордо проговорил:

– Приветствуем тебя, кузнец-вещун Вакар! Слух о твоем умении разнесся по всему княжеству! Дошел он и до нас! И посему приехали мы к тебе, чтобы…

– Хорош галдеть! – Кузнец болезненно поморщился. – Башка от твоей трескотни кругом идет. Куда едете-то?

Васька оглянулся на товарищей, как бы ища подмоги, но лица их были непроницаемы.

– Э-э… Так это… – Васька облизнул губы. – В Гиблое место идем, дяденька.

Кузнец приподнялся на локте, оглядел отряд хмельным взглядом и хмыкнул в бороду.

– В Гиблое место, значит. И зачем это?

Васька покосился на поручика Путяту. Тот усмехнулся, но ничего не сказал. И Васька опять вынужден был отвечать за всех:

– Княжье поручение у нас, дядя Вакар.

– Поручение? – Кузнец поскреб в затылке. – Хм… Что ж… Коли княжье, так оно, конечно, надо… А не боитесь Гиблого-то? Оборотни лютуют. Да и упырь нынче беспокойный пошел, по могилам не отлеживается, все к людям норовит прорваться.

– Боимся, – честно признался Васька Ольха.

– И все равно идете?

Васька вздохнул:

– Идем.

Кузнец обдумал его слова и кивнул:

– Ясно. Ну а ко мне зачем пожаловали?

Васька хотел ответить, но на этот раз слово взял поручик Путята.

– Хотим, чтоб ты выковал нам мечи-всерубы, – громко и веско сказал он. – Говорят, ты их на победу заговариваешь.

Вакар прищурил маленькие лукавые глазки.

– Могу и на победу. А что я с этого буду иметь?

Путята достал из котомки кошель и швырнул его кузнецу. Вакар ловко поймал кошель, ослабил стяжку и глянул внутрь. Затем затянул стяжку, сунул кошель в карман кожаного фартука и сказал:

– Что ж… сладим, коли так. – Он повернулся к кузнице и гаркнул: – Ольстра!

– Чего? – отозвался девичий голос.

– Кукшу покличь! Пускай мехи покачает!

7

Полчаса спустя все было готово для ковки. Торжественное слово перед кузнецом взялся держать охотник Громол. Оспаривать это право у него никто не стал.

Громол и Вакар встали друг против друга на пригорке. Охотник гордо выпрямил голову, взглянул на Вакара и громко сказал:

– Создатель всепобедного оружия, славный кузнец-вещун Вакар! Прошу тебя отковать меч-всеруб моему товарищу Глебу Табаку из рода Алкоголя! Откуй мечи-острожалы мне, Громолу-охотнику, Ваське Ольхе, печенежскому воину Алатыку и мудрецу Осьмию! Пусть кованные тобой мечи станут символом честной победы, а не холодным железом! Откуй мечи!

– Откуй мечи! – восторженно проговорил Алатык и от переизбытка чувств стукнул себя огромным кулаком в широкую и крепкую, как дубовый ствол, грудь.

– Откуй мечи! – смущенно проронил Васька Ольха.

– Откуй! – кивнул Осьмий.

Мужчины покосились на Глеба. Тот пожал плечами и сказал:

– Ну, откуй.

Охотник Громол снял с головы кожаную шапку. Остальные последовали его примеру.

Кузнец-вещун пошатнулся, но устоял на ногах и обвел их лица спокойным серьезным взглядом, потом отступил от них на шаг и поклонился в сторону восхода солнца.

– Руки мои да не разучатся плавить железо из болотной руды! – пробасил он пьяным, но твердым голосом. – Руки мои да не устанут ковать из криц нержавеющее всепобедное оружие! Я откую мечи с острыми жалами на погибель злыдням!

– Слава Вакару! – провозгласил Громол.

– Слава! – хором поддержали Алатык, Васька Ольха и Осьмий.

– Слава, – буркнул Глеб, чувствуя себя полным идиотом.

Вакар повернулся и зашагал в кузницу.

Молодой молотобоец качал не спеша кожаные мехи, держа в руке рычаг из березовой жердинки. Кузнец Вакар взял намоленные угли, лежащие в берестяном кузовке, и насыпал их в горн.

Глеб с интересом наблюдал за ковкой мечей. Ему и раньше приходилось видеть что-то подобное. Когда он был на фестивале кузнечных мастеров в Витебске.

Он удивился, когда понял, что методика кузнецов из его времени почти полностью соответствовала этой.

Но было и отличие. Кузнецы на фестивале просто ковали железо. А Вакар – священнодействовал. Во время всей работы он беспрерывно бормотал заговоры. За боем молотов и шипением железа Глебу лишь изредка удавалось что-то расслышать.

– …заговариваю тебя, меч победный, на доброе дело… против гада морского и земного… против силы злой иноземной…

Вскоре два раскаленных меча в закалочных ножнах-оправах с ядовитым шипением опустились в корытце с жидкостью.

Потом последовал новый закал – во втором корытце, затем – в третьем. За закалкой последовал отжиг и отпуск – Глеб помнил, что это делается для снятия излишней ломкости меча. Наконец мечи были готовы. Рукоятки Вакар навинтил сам. Затем кузнец принялся за следующие мечи.

Еще до заката солнца Вакар вручил готовые мечи Громолу, Глебу, Алатыку, Ваське Ольхе и Осьмию.

Ночевать остались у кузнеца в избе. Не соваться же в Гиблое место на ночь глядя. Глебу выделили отдельную комнату – крошечную, но отдельную.

Вакар раздул трут. Потянуло гарью.

– Располагайся, – сказал кузнец и вышел из комнаты.

– Ольстра, – послышался из горницы его негромкий оклик, – принеси Глебу тюфяк!

– Да, батюшка.

Ольстра вскоре пришла с какой-то бесформенной темной грудой в руках. Бросив ее на лавку, она повернулась к Глебу и сказала:

– Можешь лягать.

Глеб взглянул на тюфяк и с любопытством поинтересовался:

– А чем он набит?

– Свежим мхом, – ответила Ольстра.

– Мхо-ом? – удивленно протянул Глеб. – На мхе мне спать еще не доводилось. Что ж, проведу ночь, как настоящий бойскаут.

– Чегось?

– Ничего. Не обращай внимания.

Ольстра, русоволосая скуластая дородная девка, улыбнулась:

– Ложись спать, чужеземец, набирайся сил. Утро вечера мудреней.

– Прям как в сказках, – улыбнулся Глеб. – А ты – Василиса Премудрая.

Девка отрицательно качнула головой:

– Не. Я Ольстра. Батюшка меня так в честь гофской чурочки обозвал. Сказывал, когда я народилась, сама на чурочку похожа была. Ну, покойной ночи!

Девка повернулась и вышла из комнаты. В горнице слышались негромкие голоса спутников Глеба. Он попробовал прислушаться, но, кроме обрывков фраз, ничего не расслышал.

Некоторое время Глеб с сомнением разглядывал и щупал тюфяк. Потом улегся на него и укрылся одеялом. Ничего, мягко. Даже уютно.

Вскоре бубнеж товарищей за стеной утих, и дом погрузился в тишину и мрак.

В каморке Глеба было жарко. Где-то скреблась мышь. На сердце у Глеба было тяжело, его томила бессонница. Откуда-то издалека до него донеслось тихое пение Ольстры.

 
День за днем, будто дождь, дождит…
Год за годом, как река, бежит…
 

Чего это она распелась ночью? – подумал Глеб. Гостей, что ли, баюкает? Что ж, наверное, у них так принято.

Слушая пение Ольстры и храп товарищей, Глеб думал:

«Это, конечно, полный абсурд. Видимо, я все-таки болен и лежу сейчас в какой-нибудь психиатрической клинике. Например, в Канатчиковой даче. А рядом, на кроватях, спят другие пациенты. Мое больное воображение превратило их в древних воинов. Такое бывает. Я просто брежу. Сейчас нужно уснуть. Утром я проснусь, и все будет как прежде. Господи, сделай так, чтобы этот сон миновал! Клянусь, я буду вести жизнь праведника! Попрошу прощения у Таньки Вершининой. Не буду за глаза называть Яшку Фенделя жидом. Буду вовремя возвращать диски в прокат. И больше никаких пьянок и наркотиков – клянусь! Пожалуйста, Господи, смилуйся надо мной. Если это урок, то я его усвоил».

Глеб подумал, что сейчас самое время произнести какую-нибудь молитву. Настоящую, из Библии. Он напряг память и беззвучно прошептал:

– Отче наш, иже еси на небеси… Хлеб наш насущный дай нам днесь… Избавь нас от лукавого… Прости нам наши долги, как мы их всем прощаем… Да будет царствие твое на земле и на небе. Аминь!

Как ни странно – полегчало. Глеб еще минут десять ворочался, тихо вздыхая, а потом провалился в тяжелый, тягучий сон.

Среди ночи его кто-то тихонько, но настойчиво растолкал. Глеб открыл глаза и тревожно вскинул голову:

– А?

Возле его лавки стояла Ольстра. Увидев, что Глеб проснулся, она прижала палец к губам:

– Тс-с… – Потом улыбнулась и поманила его пальцем: – Идем. Только тихо.

Глеб поднялся на лавке и только сейчас увидел, что Ольстра одета в одну лишь тонкую белую рубаху, под которой легко угадывались округлости ее грудей. На ногах у девки были маленькие сапоги.

Она снова поманила Глеба пальцем и тихонько пошла прочь. Глеб поспешно обулся и двинулся за ней, стараясь шагать бесшумно.

Так они прошли через горницу, потом куда-то свернули, прошли по еще одной темной комнате и снова свернули.

Ольстра остановилась. Полная луна за окном светила ярко, ее света хватало, чтобы разглядеть кровать, сундук и табурет. Ольстра притворила дверь, положила Глебу ладони на плечи, привстала на цыпочки и поцеловала его в губы.

– Ты чего? – удивился Глеб.

– Ничего. – Она улыбнулась. – Нравишься ты мне. До рассвета далече. Будем любиться?

– Чего?

Ольстра откинула с лица прядь русых волос и тихо засмеялась.

– Ты что, как неродной? Али с девкой никогда не шалил?

– Я?

– Ну, не я же. Девка с девкой шалить не может.

Глеб усмехнулся:

– Ты бы удивилась, если бы я тебе рассказал…

Ольстра положила ему пальчик на губы:

– Тихо. Не хочу, чтобы батюшка нас услышал.

Девка прижалась к Глебу теплым подрагивающим телом, и он тут же почувствовал возбуждение.

– Я на Ивана Купалу сразу трем парням отдавалась… – хрипло зашептала она. – Тело истомой текло… И сейчас течет…

От слов Ольстры кровь быстрее побежала по жилам Глеба. Близость ее полуголого тела возбуждала. Не видя смысла в том, чтобы противиться желанию, Глеб обнял девушку рукою за талию и поцеловал ее в губы. Ольстра жарко и порывисто ответила на поцелуй. Потом вдруг слегка отпрянула и, схватив Глеба за руку, повлекла его к кровати.

«Горячая штучка! – с легким удивлением подумал Глеб. – А с виду была такая скромница. Правду говорят, что в тихом омуте черти водятся».

Вдруг Ольстра отпрянула и больно толкнула Глеба руками в грудь.

– Ты чего? – резко спросила она.

– А? – не понял Глеб.

– Ты чего тут стоишь? А ну – пошел прочь!

– Ты же сама меня сюда затащила! – изумленно проговорил Глеб.

Лицо Ольстры дрогнуло от негодования. Прикрыв руками грудь, она гневно проговорила:

– Прочь, сказала! Или хочешь, чтоб я батюшку разбудила?

– Да ведь ты сама… Погоди, – догадался вдруг Глеб. – Ты что, лунатик?

Ольстра, поняв, что слова на Глеба не действуют, схватила с постели подушку и грозно на него замахнулась:

– Вон пошел!

Глеб, видя в глазах девки искреннее возмущение и решив не испытывать судьбу, повернулся и быстро вышел из комнаты.

Возвращаться в каморку не хотелось. Бесшумно пробираясь через горницу, Глеб сунул руку в карман рубашки и наткнулся на початую пачку сигарет. Что ж, покурить сейчас самое время.

Он сменил направление и, стараясь не наступить на кого-нибудь из храпящих во сне товарищей, направился к двери. Он ожидал, что кто-нибудь из ратников заградотряда окликнет его, но те, по всей вероятности, спали без задних ног.

В сенях Глеб столкнулся с кузнецом и чуть не выронил от неожиданности сигареты.

– Вакар?

Кузнец встал у Глеба на пути, вгляделся в его лицо и тихо сказал:

– Ты, Глеб, на дочку мою не серчай. Она по ночам сама себя не сознает. Особенно в полнолуние.

– Я это заметил, – проворчал Глеб.

– Значит, не серчаешь?

– Нет.

– Вот и хорошо, – кивнул Вакар. – А во двор-то чего? По нужде, что ли?

– Да нет. Курить охота.

Кузнец на мгновение задумался, после чего почтительно переспросил:

– Камлать, что ли, будешь? Ночью?

– Просто подымлю, – сказал Глеб.

Не желая вдаваться в объяснения, он сунул в рот сигарету и, обойдя кузнеца, вышел из дома.

В пачке оставалось четыре сигареты. Не густо.

Во дворе Глеб, чиркнув зажигалкой, закурил и, прислонившись плечом к бревенчатой стене дома, стал пускать колечки дыма. Небо был усыпано звездами. Пахло деревьями, травой и навозом. «Прямо будто у бабушки в деревне», – подумал Глеб и грустно улыбнулся. Хорошо, что хоть что-то в мире остается неизменным.

И все же что-то здесь было не так. Чего-то не хватало. Чего-то такого, без чего деревня – не деревня.

Глеб задумался. И вдруг его осенило – собаки! Они молчали! Во всем селе ни одного собачьего тявканья. И петухи не кричат. Полная тишина. В книжках такую обычно называют зловещей…

Глеб глубоко затянулся сигаретой, бросил взгляд на калитку и вдруг вздрогнул. У калитки стоял человек. Глеб оглянулся на дом, прикидывая расстояние до двери, затем снова перевел взгляд на незнакомца, на секунду задумался и решил заговорить первым.

– Вечер добрый! – сказал незнакомцу Глеб. – Вы тоже здесь остановились?

Человек молча стоял у забора. Его бледное лицо выделялось на фоне ночной синевы белым пятном, и на пятне этом чернели две черные дыры – глаза.

Глеб затянулся сигаретой и выпустил изо рта несколько колечек белого дыма, ожидая, что ночной гость повалится на колени при виде пускающего дым колдуна. Но на молчаливого незнакомца этот трюк не произвел никакого впечатления. Он продолжал стоять и разглядывать Глеба.

Глеб нахмурился.

– Слушайте, уважаемый, вас не учили, что таращиться на незнакомых людей неприлично? – поинтересовался он.

Видимо, слова Глеба усовестили незнакомца. Он тронулся с места и стал медленно приближаться к Глебу. Ратник, понял Глеб. Латы, широкий пояс с ножнами, высокие сапоги. Точно, ратник. Только странно, что без шелома. И меча нет… Да и походка странная… Пьяный, что ли?

Глеб взглянул на него внимательней и ужаснулся. Зубы мужчины, длинные, острые, отбивали дробь, и голова его слегка подергивалась в такт этой жутковатой дроби. И еще глаза – они были темны и пусты, как стволы ружей.

– Вам нужен Вакар? – спросил Глеб дрогнувшим голосом. – Хотите, я его позову?

Незнакомец разомкнул губы, и из горла его вырвалось тихое сипловатое мурлыканье. Глеба обдало запахом гнили.

Правая рука ратника метнулась к Глебу. Холодные и твердые, как железные болты, пальцы сдавили Глебу горло. Изо рта ратника вырывался тошнотворный смрад, а с оскаленных зубов капала клейкая слюна.

Глеб собрал все силы и заорал что было мочи: